Текст книги "Любовная лирика классических поэтов Востока"

Автор книги: Омар Хайям

С турецкого

Юнус Эмре

(ок. 1240–1320)

1—10. Переводы С. Липкина; 11–15. Переводы С. Иванова

1

 
Вновь кипишь ты, безумное сердце, – иль подобно ты бурной волне?
Снова льетесь, кровавые слезы, – иль пойти помешаете мне?
 
 
Как мне быть? Далеко до любимой, до нее не достанешь рукой,
Я от горя не вижу лекарства, я – бродяга в родимой стране.
 
 
Я остался один, я тоскую, рана сердца не хочет зажить,
Слезы сделались красной рекою, зреет буря в ее глубине.
 
 
На дороге твоей стал я прахом, но уходишь ты вспять от меня,
Не гора ли ты с каменным сердцем, то не снег ли блестит в вышине?
 
 
Как разбойник, мне путь преграждает в снег одетый высокий утес,
Но спешу я к любимой и разве не взберусь по его крутизне?
 
 
На вершине крутого утеса вижу гроздья густых облаков, —
Или ты, распустив свои косы, тихо плачешь в родной стороне?
 
 
В плен захвачено сердце Юнуса, я в пути – где отеческий край?
И не знаю – больна ты, здорова? Ты Юнусу приснилась во сне.
 

2

 
Любви полны мои глаза, в слезах мой скорбный лик,
Всегда о Друге, о любви мой говорит язык.
 
 
Как цвет алоэ, я горю, и сам я стал огнем,
А дым – рассветный ветерок, покинувший цветник.
 
 
От стрел любви не защитят ни панцирь, ни броня,
Стрела остра и крепок лук – стрелок меня настиг.
 
 
Друг! Океан – твоя любовь, я – рыбка в глуби вод,
На суше сразу же умру – я к суше не привык.
 
 
Читаю свиток божества на языке своем,
«Проходит все», – сказал мне тот, кто вечен и велик.
 
 
Разумен ли, кто полюбил? О, если разум есть
В одном мгновении, – то все ж безумен каждый миг!
 
 
Стань прахом на святом пути суфийском, о Юнус,
Стоянки чистых душ светлей, чем трон царя владык.
 

3

 
Иду в крови, иду сожженный – что сделала со мной любовь!
Я глупый иль умалишенный? Что сделала со мной любовь!
 
 
То я, как сильный ветер, дую, то, как дорога, я пылю,
То как поток я разъяренный… Что сделала со мной любовь!
 
 
Теку, бурлю водой проточной, но Друга вспомнив своего,
Рыдаю, скорбью изнуренный: «Что сделала со мной любовь!».
 
 
Дала мне горе, – дай мне радость, убей или приди ко мне,
Я изнемог, испепеленный… Что сделала со мной любовь!
 
 
Я из страны в страну скитаюсь, и всем одно я говорю,
Но кто мои услышит стоны? Что сделала со мной любовь!
 
 
Я стал Меджнуном, одержимым, заснул – и мне приснился Друг,
Проснувшись, плачу я, влюбленный: «Что сделала со мной любовь!».
 
 
Из-за любимой стал бродягой, измучен я, изранен я,
И вопрошаю, потрясенный: «Что сделала со мной любовь?».
 

4

 
Глаза – чтоб на тебя смотреть, а руки – до тебя достать.
Сегодня в путь пойдет душа, чтоб завтра пред тобой предстать.
 
 
Сегодня душу в путь пошлю, а завтра ты ей дашь ответ,
Не нужен мне твой райский сад, мне там не надо обитать.
 
 
О, братство мастеров-ахи, к чему мне этот райский сад?
Ужели из-за райских кущ я стану горько здесь рыдать?
 
 
В тот рай, что ты звала моим, всех правоверных ты зовешь,
Но садом с гуриями в нем я не намерен обладать.
 
 
Аллах! Ты гурию нам дал, и дал жену и двух волов,
Но что мне в них? Бегу к одной, – да перестану я страдать!
 
 
Отдай все праведным, а мне – одна любимая нужна.
Я отвергаю райский сад и райской жизни благодать.
 
 
Юнус томится по тебе, – томишься ли и ты по нем?
Не будь жестока, помоги – тебя воочью увидать.
 

5

 
Я в этот миг припал к земле – и снова родилась луна,
Вновь праздник – этот краткий миг, зимой пришла ко мне весна!
 
 
Не бросят тени облака на свет моей луны земной,
Она с земли на небо шлет лучи – и высь озарена.
 
 
Луна земная гонит мрак из кельи сердца моего:
Не уживутся мрак и свет, одна им келья не годна.
 
 
Здесь, на земле, моя луна – чего на небе мне хотеть?
Я нужен только на земле, землею радость мне дана.
 
 
Мои слова не для небес – лишь о любви мои слова,
А если замолчу, – меня задушит, гневная, она.
 
 
Хотя Юнус и полюбил, – у бога любящих полно,
А любящих сжигает зверь – вот почему душа больна.
 

6

 
Отныне мой удел – рыданье, так разрыдайтесь, о глаза!
Кровавых слез рекою бурной вы изливайтесь, о глаза!
 
 
Нас в пламя ниспроверг всевышний, горенье стало нашей пищей,
Пока живу я в этом мире, не улыбайтесь, о глаза!
 
 
Не ведаю, что станет завтра, когда увянет роза жизни,
Пусть дни сменяются ночами, – не удивляйтесь, о глаза!
 
 
Отрадами не обольщайтесь, мол, это – мед, а то – отрава,
Отныне в мир мечты безбрежный не погружайтесь, о глаза!
 
 
Юнус Эмре, все то, что скажешь, уже давно известно богу,
Мой путь меня забросил в море, – не возвращайтесь, о глаза!
 

7

 
Друзья, узнайте, что любовь на солнечный восход похожа.
Душа, в которой нет любви, на камень и на лед похожа.
 
 
В холодном сердце зреет яд, и на язык он попадет:
Пусть речь мягка, – она страшна, на битву, на поход похожа!
 
 
Сердца, в которых есть любовь, полны тепла, горят, как свечи,
А темень в каменных сердцах на зиму в тяжкий год похожа.
 
 
Обитель бога пред тобой, ты видишь святости ворота,
И на глашатая звезда ашыков у ворот похожа.
 
 
Тревоги подави, Юнус, и если хочешь стать дервишем,
Сперва найди в себе любовь: она на небосвод похожа!
 

8

 
О сердце, где тебя найду я, скажи мне, где ты притаилось?
Клянусь творцом: среди развалин ты, очевидно, поселилось.
 
 
С тех пор как за тобой пошел я, лицом я стал белее мела,
Где б ты ни жило, ты безумно, – да обретешь господню милость!
 
 
Миг – просверкаешь, миг – погаснешь, ты – имя мира, светоч мира,
Ты и недуг, ты и лекарство, чтоб все больное исцелилось.
 
 
Миг – ты послушно, миг – мятежно, миг – набожно, миг – многогрешно,
Приходит миг – и ты вне веры, от благочестья удалилось.
 
 
Как только нас любовь коснется, придем, волнуясь, в исступленье,
О сердце, миг настанет, – вспомнишь, что есть мечеть, где ты молилось.
 
 
В Тебризе, Кайсери, Сивасе, Нахичевани и Ширазе
«Багдад, – ты утешалось, – близко», и долго утешенье длилось.
 
 
Юнус, ты стой отныне твердо, не плачь: сегодня или завтра
Во имя бога жертвой станешь, – к чему же слезы и унылость?
 

9

 
Две-три чаши стали морем, но я гибну без питья.
И стенаю и рыдаю на дорогах бытия.
 
 
О, пойдем со мною вместе, вступим в сад вечноцветущий,
Он не вянет, в нем не молкнет песнопенье соловья.
 
 
О, мой сад всегда возделан, в том саду все розы свежи.
Не срывают их чужие, и в цвету мои края.
 
 
Сколько раз Мансура чашу предлагала мне подруга!
Предала меня сожженью, – мне помогут ли друзья?
 
 
Мы сгорим, сгорим и станем на пути к любимой пеплом,
Но, сгорев, тебе пребуду верен, – Друг и Судия.
 
 
Сделалась душа Ферхадом, вот я прорубаю горы,
Но моя Ширин не спросит, – где с киркой скитаюсь я?
 
 
Мой султан, душа Юнуса от любви к тебе сгорела,
Если ты мне дашь лекарство, не умрет душа моя.
 

10

 
Я в море любви погружусь, на дно упаду – и пойду.
В обоих мирах растяну я дней череду – и пойду.
 
 
Не буду, в волнах потонув, элифом, ни мимом, ни далом,
Но я соловьем обернусь у Друга в саду – и пойду.
 
 
Я, став соловьем, запою, став сердцем, я плоть одолею,
В дорогу к тебе устремлюсь, развею беду – и пойду.
 
 
Юнус, ты скиталец любви, несчастнейший ты из несчастных,
Ты – средство от боли моей, я средство найду – и пойду.
 

11

 
Жив я только тобою, и с тобою я слит,
И ничто этой жизни без тебя не живит.
 
 
И с тобой безустанно я бок о бок бреду.
Путь, тобою мне данный, без тебя мне закрыт.
 
 
Взор мой светел тобою, ты очей моих свет, —
Ты не глянешь – и очи мне в дороге слепит.
 
 
Все дано мне тобою, я созданье твое, —
Без творения свыше кто же тварь сотворит?
 
 
Все деянье и вещи – все дано от тебя,
И ничей труд сторонний в твое дело не влит.
 
 
Если странником стану – ты мне спутником будь,
Мне не жить, если, прогнан, я тобою забыт.
 
 
О себе все твержу я, – если вправду я сущ,
Что же мне спесь-гордыню одолеть не велит?
 
 
Слаб весь мир этот бренный – он во власти твоей, —
Перед волей твоею кто главу не склонит?
 
 
Ты в морях Единенья, о Юнус, потонул, —
Не вернуть тебе разум – он в пучине сокрыт.
 

12

 
Душа в плоти нашего тела – любовь,
Душою в душе стать сумела любовь.
 
 
И если душа только тело хранит,
Хранит явь и тайны умело любовь.
 
 
Неведома смертному сущность любви, —
Не знает границ и предела любовь.
 
 
Различны и разны деянья любви, —
Жить плача – смеясь нам велела любовь.
 
 
То плачет, горюя, она, как Якуб,
То все, как Юсуф, терпит смело любовь.
 
 
То кличет Меджнуна она, как Лейла,
То в теле бурлит озверело любовь.
 
 
Едина любовь, – так ашык говорит,
Но сколько различий имела любовь!
 
 
«Я – бог!» – как Мансур, возглашает она,
Бедна, но прозреньями зрела любовь.
 
 
Усопших она, как Иса, воскресит,
Предстанет Мусой то и дело любовь.
 
 
В деснице любви все ничтожно мало, —
Все тайны завесой одела любовь.
 
 
Вся жизнь моя, вера – во власти любви,
Всей верой моей овладела любовь.
 
 
Сто тысяч Юнусов – в пучине любви,
И раб твоего я удела, любовь.
 

13

 
Свет твоей красоты озарил весь сад,
Завели соловьи томных песен лад.
 
 
Сердце хмелем полно от любви к тебе,
И не лад в нем теперь, а хмельной разлад.
 
 
Ты спроси ведуна, как спастись от мук, —
Он сказал: «Зелья нет от твоих утрат!»
 
 
Кто, подобно тебе, всей душой влюблен,
Тот спалится дотла с головы до пят.
 
 
Ты огнем красоты опален, Юнус, —
Гибнут все мотыльки, что к огню летят.
 

14

 
Себя на стенанья и муки обрек я,
И жаром любви свое сердце зажег я.
 
 
Горю, и сгораю, и пеплом я стану, —
Увы, умираю от мук и тревог я.
 
 
Несчастным Меджнуном уйду я скитаться, —
О, если б увидеть Лейлу мою смог я!
 
 
Поверьте, друзья, что не смерти боюсь я, —
Страшусь, что от милого Друга далек я.
 
 
О, если б Лейлу ты послал мне в награду, —
Меджнуном брожу среди гор, одинок, я.
 
 
О, если наставник мой был бы со мною!
Постиг бы его милосердья урок я.
 
 
Любовь к тебе мучит и губит Юнуса, —
Пришел, как Мансур, на свой смертный порог.
 

15

 
Мои сердце и очи любовью полны, —
Пред тобою, творец, мои очи влажны.
 
 
Как иудино дерево, сердце горит, —
Чадный стон мой небесный достиг вышины.
 
 
В море страсти к тебе я, как рыба, плыву,
А на суше мгновенья ее сочтены.
 
 
Что все латы мои пред любовью к тебе!
Твои стрелы не в душу ль мою вонзены?
 
 
Ты Тапдыку мольбы вознеси, о Юнус, —
Долг ашыков превыше предвечной страны.
 

Ахмед-паша

(1420–1497)

Переводы В. Тихомирова

* * *

 
Здравствуй, пери моя! Ты здорова ли, весела ли?
Дай, взгляну на тебя, ты здорова ли, весела ли?
 
 
Луноликая, сладкоустая, ах жасминовая,
Расскажи, не тая, ты здорова ли, весела ли?
 
 
Ты, краса весны, роза вешняя, горе сладостное,
Ах, печаль соловья, ты здорова ли, весела ли?
 
 
Поцелуй меня – дай пригубить мне губы сахарные,
Дай взглянуть на тебя, ты здорова ли, весела ли?
 
 
Вышел в город Ахмед, всех красавиц расспрашивает:
Как ты, пери моя, ты здорова ли, весела ли?
 

* * *

 
Ты – коварство, ты, милая, – ложь, ты сжигаешь меня.
Взглянешь – тысячу раз обожжешь, ты сжигаешь меня.
 
 
Ты – свеча на пиру; я кровавые слезы лью;
Ты с другими смеешься и пьешь, ты сжигаешь меня.
 
 
Я рыдаю – пою; моя печень – свирель, в ней лады
Прорезает страдания нож, – ты сжигаешь меня.
 
 
Госпожа мироздания, в пламени вздохов моих
Оба мира сгорают, – и все ж ты сжигаешь меня.
 
 
Все другие – шипы, ты с шипами беседу ведешь,
Мне же только печаль отдаешь, – ты сжигаешь меня.
 
 
Виночерпий! Зачем ты мне чашу наполнил вином? —
Пламя жидкое в горло мне льешь, – ты сжигаешь меня.
 
 
Так страдает Ахмед оттого, что другим ты поешь,
Мне же только насмешливо лжешь, – ты сжигаешь меня.
 

* * *

 
Твой локон с мускусом я сравнивал напрасно, – я не знал,
Что лик твой мускуса черней! Теперь мне ясно, – я не знал!
 
 
И сам я черным прахом был, но ты в меня вдохнула жизнь!
О, как опасна красота и как всевластна, я не знал.
 
 
С тех пор, как твой влюбленный взор моей душе послал привет,
Я пил твое вино, – иных, влюбленный страстно, я не знал.
 
 
Но если цель твоей души из праха создавать любовь,
Зачем тебе лежать в пыли, страдать всечасно, я не знал.
 
 
И если свечи на пиру горят и плачут обо мне,
Зачем, когда сгораю я, ты безучастна, я не знал.
 
 
Бежал я, страждущий Ахмед, бежал от гнева глаз твоих,
Бежал к тебе. Иных путей искал напрасно, – я не знал.
 

* * *

 
И опять моя душа возле милой вьется,
Будто сердце мое рядом с ее сердцем бьется.
 
 
Сердце – роза, лик – бутон, стройный стан – чинара;
Кипарис тюльпаноликий, как тюльпан смеется.
 
 
Мускус утренней росы, освежив чинару,
С кипарисового стана ароматом льется.
 
 
Голубок моей души воспарил к чинаре
И в когтях огромной птицы, беззащитный, бьется.
 
 
В сердце сохраняй, Ахмед, эту тайну сердца, —
Только разве тайна сердца тайной остается?
 

* * *

 
Кровью глаз пишу письмо, – о свидании молю,
Ливни слез прольет перо в каждую строку мою.
 
 
Я пишу, но сух мой слог – пусть пустыню слов моих
Орошает слез поток, – я пишу и слезы лью.
 
 
Раз в году свершают хадж – в Мекку ходят раз в году,
Так и я лишь раз в году у твоих дверей стою.
 
 
Сам себе твердил не раз, но к советам разум глух:
Радость нам дается раз, – дважды не бывать в раю.
 
 
Кровью изошел Ахмед, кровью изошло перо:
Оба ранены тобой, – нас двоих спаси, молю.
 

* * *

 
В кольцо, как черный локон свой, меня скрутила ты,
В себя, о счастье черное, меня влюбила ты.
 
 
К огню тоски приучен я – горю свечой в ночи,
Бессонный, ибо погасить меня забыла ты.
 
 
Луна и солнце – мотыльки перед твоей красой,
А я – жаровня, грудь мою углем спалила ты.
 
 
Я пьян, поскольку я влюблен в нарциссы глаз твоих,
Я пью рубины сладких губ, – меня споила ты.
 
 
О дева рая, ты – свеча, я – мотылек в огне,
Сияньем красоты своей меня сгубила ты.
 
 
Твой раб Ахмед страдает, он с тобою разлучен,
Ах, если бы свиданья час мне подарила ты!
 

* * *

 
Луну ты можешь изловить арканом кос, красавица.
Газели глаз твоих глядят, как лев на коз, красавица.
 
 
Аллах! Какое колдовство! – роса бежит из глаз твоих,
Бежит ручей по завиткам твоих волос, красавица.
 
 
В саду души, лукавая, ты с головы до ног цветешь,
Как будто нежной розы куст в душе возрос, красавица.
 
 
Когда же в мире не поют коралл и жемчуг уст твоих,
Текут алмазы двух миров – потоки слез, красавица.
 
 
Не странно, что твои глаза Ахмед считает звездами —
Их звездный блеск бессонницу ему принес, красавица.
 

* * *

 
Не розу я нашел – шипы! И вот бегу я прочь.
Одежду жизни рвут шипы! Кто может мне помочь?
 
 
Коль скоро звезды призовут тебя, о луноликая,
Слезами я украшу ночь, как звездами точь-в-точь.
 
 
Коль скоро в сердце не смогу сберечь великой тайны я,
Как флейта, будет вся земля рыдать и день и ночь.
 
 
В зенит восходит красота, и в пору полнолуния
На лик луны издалека я поглядеть не прочь.
 
 
Сказал я милой: «Я люблю! Я – раб!» Она ответила:
«Я вырву сердце у раба и в прах велю столочь!»
 
 
Сказал я: «Пусть умрет Ахмед от радости!» Ответила:
«Благое дело! Может быть, ему смогу помочь…»
 

* * *

 
Думал, милой письмо напишу я едва ли, – я написал!
На пергаменте сердца трактат о печали я написал.
 
 
Как стенал соловей до утра, и на розах зари
Пальцы ветра письмо о любви написали, – я написал.
 
 
Как в пустыне разлук заблудился рассеянный взор, —
Это мне гиацинты кудрей рассказали, – я написал.
 
 
Ы чаше глаз, покрасневшей от слез, отразился твой лик,
Словно образ, красавица, твой на коралле я написал.
 
 
И горела свеча, и горел, как светильник, Ахмед,
И о том, как любовью слова воспылали, я написал.
 

* * *

 
Света нет, если ты не приходишь ко мне каждую ночь,
И луна в небесах зажигается не каждую ночь.
 
 
Без тебя, луноликой, в обители глаз – темнота,
Хотя сердца свеча истлевает в огне каждую ночь.
 
 
Это счастье – глядеть на цветущие кущи кудрей,
На смеющихся роз лепестки при луне каждую ночь.
 
 
Завитки гиацинтовых локонов я полюбил,
Что на ложе цветут, будто сад в тишине, каждую ночь.
 
 
Этот пир восхваляет душа, благовонья куря,
Чтобы дым, будто локон, вился в вышине каждую ночь.
 
 
В сновиденьях Ахмед не бывает в раю потому,
Что с тобой он в раю наяву, не во сне, каждую ночь.
 

* * *

 
На больного только глянешь – и убьешь.
Нас кудрями заарканишь – и убьешь.
 
 
Сто купцов купить готовы поцелуй:
С ними торговаться станешь – и убьешь.
 
 
Захочу, убью Ахмеда, говоришь?
Раз убила, два убила – вновь убьешь.
 

* * *

 
Клятву верности дала ты или нет?
Я страдаю: солгала ты или нет?
 
 
Прах следов твоих бальзамом был для глаз —
Исцелить меня могла ты или нет?
 
 
Соловьем запело сердце пред тобой.
Для меня ли расцвела ты? Или нет?
 
 
Для меня ли в своем сердце собрала
Благовоний ароматы? Или нет?
 
 
Ты сказала: «Я убью тебя, Ахмед!»
Клятву верности дала ты или нет?
 

* * *

 
Твой рот как алый лепесток, моя любовь.
Тебя, как тайну, я берег, моя любовь.
 
 
Слова могу я гнуть, как бровь, – и все равно
Я о тебе скажу: «Цветок – моя любовь!»
 
 
Пред кипарисом слезы лью, – бежит ручей,
Сказала ты: «Ручья исток – моя любовь».
 
 
Мишенью стала грудь моя для глаз твоих,
Для стрел твоих, о мой стрелок, моя любовь.
 
 
Я говорю: «Ахмед, люби, покуда жив!»
Я стар, но юн любви росток – моя любовь.
 

* * *

 
Душа в руинах, торжествуй! – строитель в твой дворец придет.
Ты, рана в сердце, не гори, – целитель всех сердец придет.
 
 
Душа, открой глаза свои, взгляни на лик своей любви.
Ты, сердце бедное, ликуй! – спаситель твой, творец придет.
 
 
Дыши, душа моя, дыши, покинуть сердце не спеши:
К тебе спешит искусный врач – страданиям конец придет.
 
 
Благоуханием небес благоухаешь ты сейчас —
К тебе, я знаю, благовоний сегодня продавец придет.
 
 
Твоей любви сказал я так: «Я болен, не смогу прийти!»
Она в ответ: «Ты не придешь, но стон твой, как гонец, придет».
 
 
Ахмед! Не велика беда, что не нужны твои стихи, —
Иная будет им цена, когда иной купец придет.
 

* * *

 
Наблюдая солнца путь, сердце сыщет верный путь.
Месяц лжив, – ты не забудь, ночью осторожен будь.
 
 
Я пишу, но сух мой слог, – вас, глаза мои, прошу
Оросить письма пустыню, над моим письмом всплакнуть.
 
 
Ты, алхимик, в кабачке обращаешь прах в металл
И в целебную сурьму землю можешь обернуть.
 
 
Мускус локонов твоих обвевает лик весны.
Увидав твое лицо, мы весны увидим суть.
 
 
В алтаре твоих бровей сотворим молитву мы,
Исподлобья острый взор, будто меч, пронзает грудь.
 
 
Я – зерцало, ты – луна. Увидал тебя Ахмед,
И на красоту твою он не прочь опять взглянуть.
 

* * *

 
Цепями кос прикованный к чинаре стана, я рыдаю.
Из сердца вырезал свирель и непрестанно я рыдаю.
 
 
Я вижу локоны твои, зато не вижу сновидений,
И в полдень я, и в полночь я, и утром рано я рыдаю.
 
 
Я так печален! Ты должна понять моих рыданий слезы:
Я слишком стар, и оттого, клянусь Кораном, я рыдаю.
 
 
Аллах, она так молода! Ей не понять моей печали,
Пускай смеется – плачу я, я – раб тирана, я рыдаю.
 
 
Мне говорят: зачем ты вновь, как соловей в саду, рыдаешь?
С другим она сидит в саду – из-за обмана я рыдаю.
 
 
Моим стенаньям нет конца, моим страданьям нет предела:
Мой враг смеется вместе с ней. Ах, в сердце рана, – я рыдаю.
 
 
Ты спросишь, как живет Ахмед? Отвечу: «Болен я, страдаю».
Я болен из-за этих глаз, и непрестанно я рыдаю.
 

* * *

 
Не на мне вина – не сжигай меня.
Жизнь и так грустна – не сжигай меня!
 
 
Прокляну тебя – и одежда твоя
Станет, друг, черна, – не сжигай меня!
 
 
Плачу, как свеча, – разлучен с тобой,
Ночь моя темна, – не сжигай меня.
 
 
Нет числа слезам, звездам нет числа,
Солнце ты, луна, не сжигай меня.
 
 
И тебе в окно слез моих свеча
До утра видна, – не сжигай меня.
 
 
Без тебя я – прах! Ты – вода и свет, —
Мне, как жизнь, дана, – не сжигай меня…
 
 
Так Ахмед горит, так вздыхает он:
На тебе вина, – не сжигай меня!
 

* * *

 
Сахар уст твоих увидел,
Обомлел, – влюбленным стал,
Жемчуг слез твоих увидел, —
Вором заклейменным стал.
 
 
Захлебнувшихся в крови
От любви к твоим кораллам
Прах в рубины обратился,
Золотом червонным стал.
 
 
Каплю сладкого вина
Пролила она в пучину —
Вкус морской воды, как сахар,
Сладким, несоленым стал.
 
 
Сребротелый кипарис,
Ты выходишь из одежды —
Месяц вышел из-за тучи,
Над небесным склоном стал.
 
 
Тайну я хранил – и что ж?
О тебе шумит весь город:
Город наш влюбленным не был,
А сегодня он им стал.
 
 
Плачу на пути любви,
И вокруг я слышу стоны:
Кто влюбленным прежде не был,
Тот сегодня оным стал.
 
 
На рассвете ветерок
Локонов твоих коснулся —
Сразу мускусом китайским
Тонко благовонным стал.
 
 
Отыскать алмаз в раю —
Этого Ахмеду мало, —
Ювелир алмазу нужен,
Чтоб алмаз граненым стал.
 

* * *

 
Люблю я на щечке твоей завиток страстно,
Как мальчик, влюбившийся в мяч и в биток страстно.
 
 
Люблю я стрелу, наконечник люблю острый, —
Стреляет глазами лукавый стрелок страстно.
 
 
Ах, знали бы Хызр с Искандером твои губы, —
Искали б тебя, а не жизни исток страстно.
 
 
«Ах, ямочку эту на щечке люблю нежно!»
«Не ямочку – яму ты любишь, острог, страстно!»
 
 
Глазами зову я любимой глаза в гости, —
Ах, как бы хозяина гость не увлек страстно.
 
 
Ахмед, попугаю по вкусу тростник сладкий,
Тростинка пера полюбила твой слог страстно.
 

* * *

 
Как увидело розу в жасминных кудрях сердце,
Так из плоти взлетело на черных крылах сердце,
Возвратись, говорю, позабыло ты страх, сердце,
Ах ты, сердце, ах, сердце, ах, сердце ты, ах! Сердце!
 
 
С той поры как судьба напоила меня ядом,
Грудь пронзили шипы, – стала жизнь для меня адом,
Я страдаю, и нет ни единой души рядом,
Ах ты, сердце, ах, сердце, ах, сердце ты, ах! Сердце!
 
 
Прах была ты, душа, – но расстались с тобой страсти,
Ты, как локон жасминный, попрала стопой страсти,
Никогда ты, душа, уж не будешь рабой страсти,
Ах ты, сердце, ах, сердце, ах, сердце ты, ах! Сердце!
 
 
Сердце выше души, если жаждет оно встречи,
Двух миров нам дороже мгновенье одно встречи,
С кипарисом, о сердце, ты жаждешь давно встречи,
Ах ты, сердце, ах, сердце, ах, сердце ты, ах! Сердце!
 
 
Я тебе говорю: «Ты меня позови», – выйду,
Чанг печали настрою и к флейте любви выйду,
О кобуз, как услышу я струны твои, – выйду,
Ах ты, сердце, ах, сердце, ах, сердце ты, ах! Сердце!
 
 
Ты, Ахмед, воспеваешь в прекрасных словах сердце.
Да пребудет пылающим страстью в стихах сердце.
Одеянье твое не истлеет в веках, сердце.
Ах ты, сердце, ах, сердце, ах, сердце ты, ах! Сердце!