Текст книги "Всё хорошо, что хорошо кончается (СИ)"

Автор книги: Олли Бонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13. Белые просторы позади и лес

Поутру меня расталкивает Гилберт.

– Поднимайся, в путь пора! – отвратительно бодрым голосом сообщает он.

Нам приходится щедро смазать лица жиром, ведь предстоит долго пробыть на холоде. Снаружи ещё довольно темно. Надеюсь, Туула не ошиблась и не собирается выставить нас из дома среди ночи.

В провожатые нам дают Фьока. Несмотря на почтенный возраст, Фьок могуч, время не сумело согнуть его спину, и плечи его широки. Ростом он даже немного выше Гилберта.

Тёмное неулыбчивое лицо старика изрезано морщинами, но в чёрных волосах виднеется только одна седая прядь – у виска. Оттуда же к щеке тянется старый шрам. Интересно, как он получен, но спрашивать неудобно.

Фьок тащит сани с поклажей. Гилберт настаивал, что повезёт их сам, но старик лишь молча отстранил его и направился вперёд, размеренно ступая. На остальные слова Гилберта Фьок обратил не больше внимания, чем на свист ветра, так что мой друг в конце концов плюнул и перестал тянуть к себе верёвку саней. Он пропустил вперёд меня, сонную Тилли и отчаянно зевающего Андраника и пошёл замыкающим.

Старая Аннеке увязалась за нами. Она то скачет в густом снегу слева или справа, проваливаясь по уши, то убегает вперёд, исчезая из виду. Я слежу за её полосатым хвостом, взлетающим над сугробами, и это единственное доступное мне сейчас развлечение.

Спутники мои идут угрюмо, будто воды в рот набрали. Слева и справа в неохотно наступающем рассвете белеет снежная равнина. К счастью, сейчас безветренно.

Путь под ногами хоть и заметён свежим снегом, но видно, что этой дорогой нередко кто-то пользуется. Не приходится прилагать особых усилий, чтобы идти, да и широкие полозья саней оказывают нам услугу.

Обернувшись, я вижу вдали три снежных дома, тающих, будто в тумане. Над двумя из трёх поднимается дым. Гилберт, идущий сзади, поспешно прячет что-то в карман (зеркальце, не иначе, совсем сдурел со своими усами).

К тому времени, как с Тилли слетает сон и она начинает привычно сыпать вопросами, мы добираемся до длинного замёрзшего озера. Кое-где темнеют полыньи, уже затянутые молодым ледком.

– Как называется это озеро? – спрашивает Тилли. – А оно глубокое?

Фьок молчит.

– А что за рыба в нём водится? Какого размера была самая крупная, что вы видели? А на какую наживку ловите? Как рыба не замерзает здесь?

Фьок не издаёт ни звука. Миновав заснеженный берег, поросший чахлыми кустарниками, он первым ступает на лёд и продолжает идти по нему так же неторопливо и уверенно, как прежде по снегу.

Старая Аннеке притаивается за ветками, придавленными снегом, и водит хвостом из стороны в сторону, глядя на Фьока. Затем в два прыжка она догоняет его, пытается остановиться, но её заносит на льду. Но даже когда Старая Аннеке врезается боком в колени Фьока сзади и роняет его, он не издаёт ни звука – молча встаёт, отряхивается, поднимает верёвку саней и идёт дальше.

– Ой, ребята, – громко шепчет Тилли, оглядывая нас блестящими глазами, – ведь он же, наверное, немой! Я только сейчас поняла, что и не слышала прежде, чтобы Фьок сказал хоть слово!

– Может быть, и глухой? – робко предполагает Андраник. – Он будто не слышит ничего вокруг.

– А видели тот шрам у него на виске? – говорю я. – Он, наверное, ударился головой, и с тех пор ничего не слышит и сказать не может. А вдруг у него и с головой не в порядке, и он заведёт нас куда-то не туда?

– Сильвер, как тебе не стыдно, – укоряет Гилберт. – Нам бы не дали в провожатые человека, который бы не справился с этой ролью. Уж с головой у него точно получше, чем у тебя.

– Ну спасибо, – горько говорю я и внезапно для Гилберта подставляю ему подножку. Он падает с воплем.

Фьок идёт впереди и ухом не ведёт.

Старая Аннеке, заметившая нашу возню, решает поучаствовать. Она скачет вокруг Гилберта, мешая ему подняться на ноги, и тот с трудом отгоняет расшалившуюся кошку. Тилли, смеясь, пытается удержать зверя, но лишь сама падает на лёд.

– Похоже, талисман силы выдохся, – замечаю я.

– Не выдохся, а лежит среди поклажи, – поясняет Гилберт. – Фу, морду убери!.. Без надобности его лучше не трогать, не то будет как тогда в тоннеле. Тилли... кому сказал, убери морду!

Андраник, краснея, делает вид, что увлечён разглядыванием горизонта и не слышит ни слова.

Фьок, от которого мы порядком оторвались, вдруг останавливается. Обернувшись, он молча глядит на нас.

Старая Аннеке под его тяжёлым взглядом утрачивает игривость и отходит, поджимая хвост, в сторону. Гилберт наконец поднимается, подаёт руку Тилли, а затем отряхивает себя и её. Мы догоняем Фьока, и он всё так же молча разворачивается и продолжает путь.

– Я думаю, он правда ничего не слышит, – шепчет Тилли. – Гилберт так заорал, что у меня чуть сердце не остановилось, а старику хоть бы что.

– А чего шепчешь тогда? – спрашиваю я. – Если он глухой, то и твоих слов не услышит.

– Да я так, на всякий случай... – негромко произносит Тилли, опасливо косясь в сторону Фьока, но с такого расстояния он в любом случае не расслышал бы ничего.

Миновав озеро и небольшую равнину, поросшую редкими кустарниками, мы оказываемся у леса. Впрочем, лесом это назвать сложно, деревья здесь чуть выше нашего роста. Я не могу понять, то ли это сосны, которые так искорёжило холодом, то ли какая-то неизвестная мне доселе хвойная порода.

У опушки леса темнеет остов разрушенной хижины.

Здесь Фьок останавливается. Отыскав взглядом Гилберта, он кивает ему и передаёт верёвку саней, когда тот подходит. Затем Фьок указывает рукавицей куда-то вперёд, настороженно глядит на Гилберта из-под кустистых бровей и опять показывает направление.

– Нам идти в ту сторону? – спрашивает Гилберт, выкрикивая каждое слово. – Туда?

И повторяет рукой жест Фьока.

Лицо старика дёргается, он сглатывает и внезапно говорит громким голосом:

– Самое высокое дерево, держите путь на него. Дойдёте – увидите жильё чужаков. По пути три брошенных хижины. Поднимется буран – переждите.

– Спасибо вам! – кричит Гилберт.

Затем, видимо, сочтя, что Фьок мог его не услышать, мой друг прижимает ладони к груди и отвешивает небольшой поклон. То же самое делает и Андраник, а затем и мы с Тилли.

– Лёгкой дороги, – желает нам старик.

Затем он поворачивается ко мне, упирается затянутым в меховую рукавицу пальцем мне в грудь и несколько мгновений молчит, поджав губы.

– Я слышал каждое слово, – наконец говорит он, убирая руку.

Фьок оглядывает нас напоследок, прищурившись, затем разворачивается и пускается в обратный путь. Мы слышим, как он свистит, подзывая Старую Аннеке.

– А почему он сказал это именно мне? – смущаясь и сердясь, спрашиваю я.

– Ха-ха-ха, ой, не могу, – сгибается от хохота Тилли.

– Вовсе не вижу ничего смешного, – фыркаю я и бреду по снегу в направлении самого высокого дерева в здешнем лесу.

С дорогой нам везёт, хотя как посмотреть. Погода нынче тихая, снегопада нет, ветер совсем небольшой. Я был бы не против остановиться в одной из заброшенных хижин и перекусить, но Гилберт упорно проходит мимо.

– Лучше нам не задерживаться, – говорит он. – Туула сказала, если не мешкать, дойдём до темноты. Не хочу терять ни дня.

Любопытная Тилли суёт нос в каждый из заброшенных домов и неизменно разочарованно сообщает, что там не осталось совсем ничего стоящего – разве что замёрзший пепел в очаге.

А когда мы оказываемся рядом с самым высоким деревом в здешнем лесу, до ушей наших доносится какой-то странный звук, напоминающий постукивание. Тюк, тюк, тюк!

– Дятел? – предполагает Тилли. – Ой, нет, он бы замёрз. Что это может быть?

– Похоже, кто-то рубит дерево, – догадывается Гилберт. – Наверное, те люди, к которым мы идём. Давайте поспешим!

И мы, минуя заснеженные кустарники и скрючившиеся до земли деревья, вылетаем на поляну навстречу опешившему мужику, не ожидавшему, очевидно, повстречать здесь кого-то ещё. Он пятится и роняет здоровенный кусок грубо отёсанного камня, острым концом которого пытался перерубить сухую ветку.

– Вы-то ещё кто такие? – изумлённо басит лесоруб, сдвигая меховой капюшон на затылок, чтобы лучше нас разглядеть. Нижнюю часть его лица скрывает грубый шарф, неумело сотканный из серой шерстяной пряжи, и видны лишь светлые глазки на красном лице без бровей и рыжий клок волос, спадающий на лоб.

– Мы тут гуляем, – говорю я ему. – Погодка сегодня хорошая.

– Мы ищем Нелу, – перебивает меня Гилберт. – Нас направили сюда старики, живущие у гор.

– А сами-то вы откуда? – взволнованно спрашивает мужик. – Из-за гор? Есть путь, который ведёт прочь из этих проклятых земель?

– Боюсь, что нет, – отвечает Гилберт. – Мы оказались здесь, лишь чудом уцелев, и в обратном направлении по той дороге уже не пройти. Так Нела у вас?

– Ох, – только и роняет мужик и садится прямо в снег. Кажется, на глазах его даже выступают слёзы. – Да что ж такое-то, неужто суждено здесь помереть!

Тут он замечает Тилли, с интересом изучающую каменный топор.

– Не трожь! – говорит ей мужик и отнимает инструмент. – Он острый, даром что каменный. Это Нела помогла сделать, да... Обождите, веток наберу, чтобы хоть дом протопить. Обычно я к реке хожу – у берегов попадаются брёвна, вода приносит их сверху, да только старый Эб захворал, не хотел я его оставлять надолго.

– Мы поможем, – говорит Гилберт, кладя верёвку на передок саней.

– Камень у меня один, – угрюмо отвечает мужик и принимается тюкать по ветке.

– Мне он и не нужен, – усмехается Гилберт, в кармане которого уже лежит талисман силы.

Когда несколько толстых веток с хрустом переламываются под его пальцами и падают в снег, лесоруб замирает, уставившись на моего друга круглыми глазами. Наверняка он и рот открыл от изумления, жаль, под шарфом не видно.

Мы с Тилли и Андраником собираем ветки, укладывая их на сани незнакомца. Эти сани намного хуже, чем наши. Все перекошенные, явно мастерил какой-то неумёха. Вместо полозьев натянута широкая полоса коры, с одного конца что-то вроде высокой спинки, а верёвки и вовсе нет.

Когда мы нагружаем сани с горой, мужик принимается толкать их перед собой, придерживая за высокую часть. Мы идём за ним следом, спускаемся с небольшого холма и вскоре оказываемся у снежного дома, выглядящего не так уж плохо. Но дым из трубы не идёт.

– Помогите затащить дрова, – обращается к нам мужик, затем сам берёт здоровенную охапку и лезет в низкий вход.

Тилли и Андраник с готовностью берут по несколько веток каждый, но я останавливаю их.

– А что, если этот человек решил нас убить? – шепчу я. – Вот мы полезем внутрь, а он тюк по голове каждого!

– З-зачем это ему? – бледнеет Андраник.

– Мясо заготовить, – поясняю я. – Смотрите, здесь не видно никаких следов Нелы, я так понял, этот человек здесь один с более старым спутником. Да он даже не спросил, как нас зовут, и сам не представился! Ясно же, что и не собирался водить с нами дружбу...

– Гилберт, стой, ты куда! – встревоженно ахает Тилли, но наш неразумный друг уже исчезает в хижине.

– Давайте входите уже, – доносится изнутри его голос. – И про дрова не забудьте.

В хижине, лишённой окон, оказывается совсем темно. Лишь у очага то вспыхивает, то гаснет искорка – это незнакомец пытается развести огонь.

– М-мек! – тихо доносится из дальнего угла.

– Ого, здесь козочки? – радостно спрашивает Тилли.

Вскоре огонь разгорается, освещая скудное убранство этого жилища. Лесоруб, склонившись над очагом, подкладывает ветки и небольшие поленья. Сдвинутый теперь шарф, как оказалось, скрывал окладистую рыжую бороду.

С другой стороны очага высится груда шкур и топчутся две козы, серая и белая, с очень длинным и густым мехом и такими же необычно длинными рогами. Тилли уже оказалась рядом с ними и почёсывает их лбы по очереди, а козы ощупывают мягкими губами её шубу, ища, что бы пожевать.

– Что они тут едят? – спрашивает Тилли.

– Ходят к лесу, – отвечает наш хозяин. – Вроде мох какой-то под снегом копают. Мы охотились на них прежде, когда Эбнер был покрепче, козу вот убили, а козлёнка чего-то жалко стало. Так и выросла у нас вот эта, серая, молоко даёт. Белая – это её дитё.

– Хорошенькие какие, – заявляет Тилли, обнимая белую козу.

Гилберт притаскивает наш котёл, набитый снегом, и устанавливает над очагом. Похоже, собирается что-то варить.

– Эй, Эб, ты там ещё живой? – повышает голос рыжебородый. Не дождавшись ответа, он обходит очаг и пинает ногой груду шкур. Шкуры слегка шевелятся.

– Живой я, живой, чего мне сделается, – доносится оттуда кряхтение.

Затем из-под густого меха выглядывает всклокоченная седая голова. Хитрые глазки старика обегают нас по очереди и вдруг возвращаются ко мне.

– О, Невен, гляди! – хрипло хихикает старик. – Это ж ентот, как его... убивец!

Глава 14. Я узнал про город. Я б туда не лез

Я замираю в растерянности. Почему все шишки обычно валятся на меня? Не помню, чтобы я кого-нибудь убивал. У старика, очевидно, жар и бред.

– Что за убивец? – хмурит несуществующие брови рыжебородый, приглядываясь ко мне.

– Ну как, ты чего, не помнишь? – старик улыбается от уха до уха, обнажая щербатый рот. – Эх ты, а молодой ещё, чего ж с тобой в старости-то будет. Ну, спасибо скажи, что у старого Эба голова варит что надо, и память хоро-ошая!

– А вот глаза, может быть, подводят, – угрюмо говорю я. – Не убивал я никого.

– Да как же-е, – радуется старик. – Всё я помню! Был ты, значит, учеником ювелира в Четвёртом королевстве...

– Это уж точно нет, – отрезает Тилли. – Всех, кто связан с ювелирным делом, я лично знаю. Произошла какая-то ошибка.

– Цыть! – машет на неё старик костлявой рукой. – Дай рассказать, кхе-кхе! Потом болтать будешь.

– Да враньё это всё, – говорю я.

– Пусть Эб скажет, а там и решим, – говорит рыжебородый, мрачно на меня глядя.

– Хе-хе, так вот, был у тебя плохой хозяин, да жена его та ещё злыдня, а дочь у них и вовсе стервой уродилась, – продолжает старик. – Изводили они тебя, сам жаловался, жизни не давали. А потом встретил ты прекрасную девицу, как бишь её звали, имя ещё такое скверное... Анди... Ар...

Душу мою наполняет нехорошее предчувствие.

– Давайте потом поговорим! – спешу сказать я. – Дед болен, ему нужно отдохнуть!

– Андраника! – выкрикивает старик. – Вот пакостное-то имечко!

– Андраника? – ахает Тилли и с любопытством глядит на меня. – Так-так, я непременно хочу послушать, что было дальше.

– Точно, Андраника, – мерзко хихикает старик. – Глаза у ней, значит, синие, с золотыми искрами, как ночное звёздное небо. Я-то помню, как ты пел! А коса седая. Ведь у ней, бедняжки, все родные погибли, и прикончил-то их ты, паренёк, я тогда сразу по лицу твоему всё понял! А потом девице хотел перстенёк подарить, упёр у хозяина, тот заметил кражу, тогда ты и хозяйскую семью порешил.

– А где, говорите, вы слышали эту историю? – с любопытством спрашивает Гилберт, помешивая варево в котелке, пока я стою ни жив ни мёртв. Надо же так вляпаться!

– А вот когда мы ещё жили в долине, ентого парня дракон притащил, – поясняет старик. – Кхе-кхе-кхе!

– Так это ж тот, с которым Нела сбежала! – наконец догадывается рыжебородый. – У-у-у!

Он с рёвом бросается на меня, но Гилберт успевает его перехватить. Тилли ахает.

– Невен, чего творишь-то, балда? – вопит старик. – Здоровый такой, а умишко крохотный!

– Это он у меня Нелу отнял! – ревёт рыжий.

– Кто её у тебя отнял, остолоп? Такой, как она, нешто кто указ? Память напряги, помнишь, говорила ведь она, что в мужья себе совсем другого нашла, а не сопляка навроде него.

– А и то верно, – бормочет Невен.

Он прекращает рваться из рук Гилберта и озадаченно потирает лоб. Затем в его глазках вновь мелькает вспышка ярости.

– А не из-за тебя ли вся каша-то заварилась? – рычит он. – Всё одно к одному тогда пошло, Нела пропала, река разлилась, нас вона куда занесло, мыкаемся тут, как живы только остались!

– Что происходит? – негромко спрашивает Андраник. – Я совсем ничего не понимаю, а вы?

– Давайте-ка начнём сначала, – холодным тоном произносит Гилберт. – Питьё сейчас будет готово, оно никому не повредит. И все мы представимся друг другу и устраним пробелы в этой истории.

– А может, некоторые пробелы лучше и не устранять, – бормочу я, но меня, к сожалению, никто не слушает.

– Вас зовут Невен и Эбнер, я правильно услышал? – спрашивает Гилберт, когда мы рассаживаемся у очага с дымящимися кружками в руках. – Я Гилберт, мои спутники – Сильвер, Тилли и Андраник.

– Кхе! – давится старик. – Этим имечком ещё и парней называют в ваших краях?

– Мне дали имя в честь папочкиного дальнего предка, – смущённо, но гордо отвечает Андраник. – Он был великим воином и очень умным человеком.

– Как жаль, что ты на него не похож, – шепчу я.

Меня слышит только Тилли, но этого оказывается достаточно, чтобы я пожалел о своих словах. Надеюсь, у меня теперь не сломано ребро.

– Нелы, как я понимаю, с вами нет? – спрашивает Гилберт.

Невен угрюмо молчит.

– А мы не решили ещё, доверять ли вам, – кряхтит старик. – Вот ты сперва расскажи всё, что знаешь, а мы подумаем, помогать вам али нет, верно, Невен?

Рыжебородый в знак согласия трясёт косматой головой.

– А что вам рассказывала сама Нела? – пытается узнать Гилберт, но и тут не получает ответа. Вздохнув, он трёт лоб, а затем говорит:

– Сильвер никого не убивал. Не знаю, что он вам наплёл...

– Мне нужно было потянуть время, пока Нела тебя спасала из болота, – выпаливаю я, ощущая, как жар заливает щёки. Счастье ещё, что в этой полутёмной хижине никто не обратит внимания на цвет моего лица.

– Кого это она спасала? – напрягается Невен. – Мы одного вытащили, оставался только дракон!

Гилберт опять вздыхает, молчит, затем роняет неохотно:

– Это я и был. На мне тогда лежало проклятие. Проклятие мы сняли, драконы улетели, река разлилась. Нас река унесла домой, а вам, значит, повезло меньше, да?

– Точно, – жалобным тонким голосом отвечает Невен. – Поволокло нас через горы, да прям в эти снега закинуло. С тех пор мы тут и обитаем со стариком, уж не знаю, где все наши остальные. Ни живых, ни мёртвых мы их больше не видели.

– Нела встретила человека, которого полюбила, – продолжает Гилберт, – но не успели они сыграть свадьбу, как в королевства пришла беда. Нам угрожал злодей, всего один, но очень могущественный. Мы сразились с ним, и Нела его одолела, но сама пропала под землёй. С тех пор мы уже давно её ищем, и след привёл сюда.

На этом мой друг умолкает. Рыжебородый глядит на своего товарища.

– Ну чего, Эб, как думаешь, можно им сказать?

Получив молчаливое одобрение, Невен продолжает:

– Так вот, жили мы кое-как, выживали. Набрели на стариков, тех, что у гор, да странные они какие-то, угрюмые, не по душе нам пришлись. Мы с ними не враждовали, но держались особняком. И вдруг однажды заявляется Нела! Я уж было даже испужался сперва, думал, живая ли она, али мёртвый дух к нам явился. Шутка ли – столько лет не видеться.

Рассказала она, что жила за горами, а потом сюда попала, да пути обратно нет. Только много она не болтала, всё боле помалкивала, ну, с детства она такая. Сколько-то прожила она с нами, пока сын у ней не родился, а как он окреп и головёнку смог держать...

– Что? – переспрашиваю я, поднимаясь на ноги.

– Сын, говорю, у ней народился, – спокойно поясняет бородач.

Голос его кажется мне каким-то далёким шумом, глаза застилает красная пелена. Да как он посмел, как они все посмели! Она же говорила, что любит моего отца. Такова, значит, цена всем этим словам?

Не успев даже подумать, я бью Невена по лицу. Он, не ожидавший атаки, опрокидывается, кружка его катится в очаг. Кто-то хватает меня за руки слева и справа, пока я рвусь и рычу в бессильной ярости.

– Сильвер! – доносятся голоса. – Что с тобой, ты почему это сделал?

– У неё, значит, здесь сын родился, а вам всё равно? – захлёбываюсь я от злости. – Она обещание дала! Клялась!.. И мне говорила, как отца любит, а потом здесь... с этим!

– Сильвер, ты осёл! – возмущённо вопит Тилли, вцепившись в мой рукав. – Головой-то подумай, когда бы она успела? Вспомни, когда она пропала, наступало лето!

– И что с того? При чём здесь это вообще? – не понимаю я.

Тилли немедленно посвящает меня в подробности того, как долго зреет дитя в утробе матери, прежде чем появляется на свет, и сколько времени ему требуется, чтобы начать держать голову, а потом путём нехитрых подсчётов доказывает, что я распоследний болван.

– М-да, – хмыкает старик, когда я, пересиливая себя, прошу прощения у Невена за свою вспышку. – И ентому умишка-то не хватает.

– Так я уж не знаю, говорить дале или нет, – почёсывает затылок Невен, косясь на меня. – Или некоторым особо нежным лучше пока сходить погулять.

– Даю слово, что буду сидеть тихо, – угрюмо обещаю я.

– Ну, от тех стариков, что у гор живут, слышала Нела, будто на землях лежит проклятие. Старики и нам чего-то там предлагали, ночь развеять, что ли, да не до того нам было, чтобы слушать всякие бредни. Тут выжить бы. А Нела, значит, поверила и решила пойти к мёртвому городу, чтобы о проклятии разузнать.

– Она знала, в какой стороне этот город? – напряжённо спрашивает Гилберт.

– А чего не знать, я ей и показал, – кивает Невен. – Забредал как-то, жив едва остался. Ух, и жуть там творится.

– Ой, расскажите! – пищит Тилли.

– Шёл я, значит, вдоль берега реки, держась поодаль, чтобы по крутому склону не скатиться в воду. Было это вскоре после того, как мы здесь очутились. Я ещё не терял надежды, что найдём кого-то из наших. И тут вижу – большое поселение впереди, домов мно-ого. Заспешил я туда, да только поздно понял, что неладное там творится. Дома, значит, там совсем другие – не то что эти, снежные, а из дерева и камня. И окна в них большие, будто тот, кто жил, холода не боялся. Я позвал раз, другой, а на зов мой никто не откликнулся. Непривычно мне, дома высокие. Снега вокруг намело, а в городе этом его будто и нет, дороги чистые, камнем уложены. Не по себе стало, а тут и стемнело, задержался я. Вот и зашёл в первое жильё, какое рядом было, чтобы ночь там переждать.

Тут рыжебородый ненадолго замолкает, погружаясь в воспоминания, и передёргивает плечами, будто от озноба.

– Так дом-то этот, – говорит он, – порушенный был. Ступени наверх идут, а части их не хватает. В стене пролом. В полу дыра. И всё это затянуто льдом, да не абы как, а вот прямо ступени ледяные, и гвозди в них по углам ледяные. На полу каждая доска, каждая щепочка, каждая трещинка во льде изображены, как взаправдашние. Стену оглядываю – вот деревянная, а вот ледяная, как одно целое. Всё есть в этом доме – печь, и утварь у печи, и стол, и стулья, да только что-то настоящее, а что-то ледяное, прозрачное да мёртвое. Хотел я уж было выбежать наружу да прочь оттуда, хоть и ночь, да всё равно уже. Только слышу – голос. И таков этот голос, что жизни в нём нет совсем.

На лбу Невена проступает крупный пот. Он стирает его рукавом, переводит дыхание и продолжает:

– А что потом было, то уж самое скверное. Подпёр я дверь столом да стульями, ставни запер, а голос всё ближе. Будто плачет кто, али поёт. И вот не хочется мне, а волей-неволей вижу сквозь стену ледяную, как идёт по дороге девушка. И ясно мне сразу стало, что дело тут нечисто, кто ж в такую холодину в одном тонком платьишке да с босыми ногами прогуливаться будет? А она идёт, будто и не мёрзнет вовсе. А как со мной поравнялась, так к стене прижалась и на меня поглядела. Ох, не знал я прежде, что бывает такой страх, какой на меня тогда напал! Вот как есть она мёртвая была. Я отполз, зажмурился да принялся звать всех богов, какие только есть на свете, а я их и не знаю вовсе да не верил в них никогда. Много ли, мало ли времени прошло, а как опомнился я, светлело уже. И показалось мне, будто кто-то прям за спиной стоит.

Я глядь, а в том углу, где я сидел, старуха мёртвая. Космы седые нечёсаные на грудь спускаются, рот раззявлен и глаза застылые, белые глядят в ту сторону, где сквозь стену дорогу видно. В темноте-то я её, видать, не заметил, так плечом к плечу с нею ночь и провёл.

Вылетел я из дома того уж не помню как, а потом бежал оттуда так быстро, будто сама смерть за мной по пятам летит, да так оно и было. Так что если есть на землях этих какое проклятие, то с ним-то я и встретился в ту ночь.

– Ничего себе! – ахает Тилли. – Вот так приключение! Я люблю истории о призраках, но впервые слышу их от человека, который видел всё своими глазами! Да вы настоящий герой!

– Да ладно уж, – смущается Невен, – чего там.

Андраник сидит, нахохлившись, и почему-то выглядит не особо довольным. Наверное, его напугала вся эта история, да ещё и Нелу предстоит искать именно там, в мёртвом городе.

– Так что же, – спрашивает Гилберт, – Нела туда и пошла? Одна?

– Остановишь её разве, когда что в голову вбила, – со злостью и смущением отвечает Невен. – Я и рад бы с ней, да старика вот не бросить... Эх, да что там – знал я, что впереди верная смерть, нельзя туда! Отговаривал её, как только мог. Сына она решила оставить с нами. Учила меня, как его пеленать, как поить козьим молоком, как убаюкать, чтобы спал, и чего он может хотеть, когда орёт. Выдолбила для него посудину, чтобы удобнее поить, люльку из коры сплела, шкур наготовила, даже выстирать их умудрилась в этом холоде. Уж теперь-то я о детях всё знаю.

Гилберт встревоженно озирается.

– Где же тогда её сын? – спрашивает он. – Здесь никаких признаков ребёнка!

– Верно, – отвечает Невен, разводя руками. – Она мне всё втолковывала да поясняла, да переспрашивала, понял ли я, затем пожитки свои взяла, поцеловала сына напоследок, да и ушла. Сидим мы с ним, значит, времени ещё прошло немного, малый и проснуться не успел, как врывается Нела, хватает его, не говоря ни слова, и исчезает. Хотел было я её догнать, да пока тулуп накинул, их уже и след простыл. А к городу я, уж помилуйте, ни ногой.

Невен наклоняется, чтобы подбросить в очаг пару веток.

– И коза наша третья с ними ушла. Дурноватая она всегда была, а к Неле, вишь ты, привязалась. Та ей имя дала – Орешек. Ну, может, хоть молоко у них будет.

– А почему Орешек? – немедленно спрашиваю я.

– Сказала, животина напоминает ей о какой-то другой козе, которую так прозвали. Да мне-то что, если ей нравится, пусть хоть Орешком зовёт. Я её Пятнистой раньше кликал, а эти вот – Белая да Серая.

Я поворачиваюсь к своему другу.

– Гилберт, а ведь она нашу козу даже не видела, да? Только по рассказам о ней знает?

– Какую ещё вашу козу? – задумчиво спрашивает Андраник.

– Да ту, что откусила твою пряжку. Ой, кажется, до этого дня ты не знал, что коза была нашей? – догадываюсь я.

– Такая уж моя судьба, – с обидой заявляет Андраник, – ничего не знать. Все и всегда от меня что-то скрывают. Не надо, ничего не поясняй.

С этими словами он поднимается и уходит в дальний угол, чтобы угрюмо усесться у стены. Тилли в первый раз не спешит его утешить, потому что поглощена беседой с Невеном, и от этого Андранику наверняка ещё горше. Но он сам виноват, решил дуться – пусть будет готов к тому, что остальные не станут вокруг него плясать.

Гилберт приносит наши нехитрые припасы, чтобы разделить их между всеми и подкрепиться (давно пора). Переночевать мы решаем здесь, а наутро, если погода не подведёт, двинемся к мёртвому городу.