Текст книги "Всё хорошо, что хорошо кончается (СИ)"
Автор книги: Олли Бонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 19. Радостного мало – с мёртвыми болтать
– Неужели, спустя столько лет! – восклицает незнакомка.
Она странно одета. Не то чтобы я разбирался в женских платьях, но у нас в королевствах уж точно такого не носят. Длинные рукава тёмно-зелёного платья (из-за цвета которого я, наверное, и не сразу заметил женщину – она стояла у колонны, рядом с флагом) спускаются почти до земли. Носить такое было бы невероятно неудобно, если бы только в области локтя не было прорезей, в которые можно продеть руки. Но что мешало сразу сшить рукава нормальной длины?
Подол тоже чересчур длинный, он волнами струится по полу вслед за незнакомкой, когда она делает несколько шагов в нашу сторону. Может быть, ей шили одежду навырост, а она так и не доросла? Хотя рост у неё сейчас вполне обычный для взрослого человека.
– Но кто вы? – вопрошает незнакомка, и её голубые глаза с тревогой всматриваются в наши лица. – Зачем вы здесь? Жаждете отыскать богатства, хранящиеся в этом замке?
– Сокровища нас не интересуют, – отвечает ей Гилберт. – Мы хотим узнать, как снять проклятие с этих земель.
Женщина облегчённо вздыхает, склоняя голову, тревога пропадает с её лица и на бледных губах мелькает даже слабая улыбка.
– Я счастлива слышать это, – произносит она, вновь поднимая глаза на Гилберта. – Это и моё главное желание вот уже... ах, не сосчитать, сколько лет. Но я, к сожалению, бессильна, хотя возможно, какие-то мои знания сумеют вам помочь.
Андраник деликатно покашливает.
– Прошу прощения, – смущённо вмешивается он, – но может быть, нам стоит сперва представиться? Благородная дама, я принц Андраник из Четвёртого королевства.
– Четвёртого? – немедленно интересуется незнакомка, удивлённо поднимая брови. – А где оно находится?
– К западу от этих краёв, за Кромешными горами и за рекой, – с готовностью поясняет Андраник. – А вы, вероятно, правительница здешних земель?
– Надо же, как всё изменилось, – с горькой усмешкой отвечает женщина. – А ведь когда-то земли за дальней рекой тоже были нашими, а теперь, вижу, никто о нас даже и не помнит. Нет, я не правительница – правил мой сын, Вилхелм. Я Адалинда, его несчастная мать. Прошу, помогите нам, помогите мне!
– Почему на этих землях лежит проклятие? – спрашивает Нела, и не думая представиться.
– О том я могу лишь догадываться, – отвечает старая дама, – но думаю, догадки мои верны. Прежде чем я поделюсь с вами, могу ли я просить вас о помощи?
– Какого рода помощи? – поднимает бровь Нела.
Адалинда вздыхает, заламывая пальцы, лоб её прорезают морщины. Взяв себя в руки, она говорит:
– Накануне дня, когда проклятие пало на эти земли, у нас с сыном вышла размолвка. Сгоряча он пожелал никогда больше меня не видеть, и так оно и вышло. Мой мальчик... Вилхелм здесь, в тронном зале, но не видит и не слышит меня, хотя я остаюсь рядом с ним все эти годы. Зло бродит за стенами, но пока я рядом с сыном, оно бессильно. Прошу вас, пожалуйста, поговорите с Вилхелмом, скажите ему, что мать никогда его не оставляла, что она его любит и всегда любила.
Слёзы дрожат в больших голубых глазах старой женщины, губы её трясутся.
– Я не буду... не буду присутствовать при вашем разговоре, но если Вилхелм... если он простил меня, тогда, может быть, я хотя бы с вашей помощью побеседую с ним ещё раз. Прошу лишь об этом, а потом я сделаю для вас всё, что в моих силах. Прошу! – шепчет она.
– Нам это несложно, – то ли говорит, то ли спрашивает Гилберт, глядя на Нелу. – Поговорим с её сыном?
– Так и быть, – царственно склоняет растрёпанную голову Нела. – К тому же, и от него мы можем что-то узнать. Где ваш сын?
Адалинда, прижав левую руку к губам, правой указывает в глубину зала. Вглядевшись, мы замечаем вдали, на помосте, три кресла, в одном из которых сидит неподвижная фигура.
Нела немедленно идёт вперёд, и мы следуем за ней. На середине зала она останавливается и резко разворачивается, глядит назад. Видимо, проверяет, достаточно ли далеко мы от Адалинды и вправду ли хозяйка замка не следует за нами.
– Что вы об этом думаете? – спрашивает Нела. – Мне не нравится это место. Не пойму пока, в чём дело, но здесь хуже, чем во всём городе. Нам стоит выслушать призраков, но не спешите им доверять.
– А мне так жаль королеву! – решительно заявляет Тилли. – Вот это настоящая мать! Сотни лет остаётся рядом с сыном, который даже её не видит, только чтобы защитить его! Как бы я хотела, чтобы моя собственная мать была на неё хоть чуточку похожа.
Тут у Тилли начинает дрожать нижняя губа, а в голосе явно слышатся слёзы.
– Мои-то распрекрасные родители предпочитали увеселения, приёмы и балы, так что вскоре после рождения отдали меня деду и были таковы. Мол, он после смерти бабки страдает, так пусть отвлечётся. А сами даже не заглядывали, потом и вовсе перебрались в Третье королевство. Вспомнили о нас, лишь когда деда не стало – думали, что дом и мастерская завещаны им. Притворились добренькими, убеждали меня всё продать и перебраться под их крыло, да только я доходчиво пояснила, куда им это самое крыло стоит засунуть. Так что я, знаете, многое бы отдала, если б моя мать хоть вполовину любила меня так же, как Адалинда своего сына. Да что там вполовину, хоть в сотую часть!
– Не плачь, Тилли, – пытается утешить её Андраник, шаря по карманам в поисках платка, который так и не находит. – Надо же, а я всегда считал, что твои родители умерли. Мои мамочка и папочка меня любят, и даже не представляю, как жить без этого. Наверное, тебе пришлось очень тяжело!
– И всё-таки, вспомните, молодой правитель по какой-то причине пожелал больше не видеть свою мать, – напоминает нам Гилберт. – Моя мать тоже была очень хорошей и любящей, потому я не понимаю, как можно было сказать ей такие слова, что же должно было произойти.
Тилли трубно сморкается, отыскав платок в своём саквояже.
– Я тоже не представляю, – соглашается Андраник, – как бы я мог сказать такое мамочке.
– Или она чем-то настолько сильно уязвила своего сына, что он в сердцах бросил подобную фразу, или сам сынок, возможно, гнилой человек, который не ценил чувств матери, – предполагает Нела. – Ведь любовь бывает слепа, и люди нередко закрывают глаза на недостатки близких.
Тут она ещё раз глядит вдаль, туда, где в напряжённом ожидании застыла хрупкая фигура Адалинды.
– Как мать, я понимаю её, – продолжает Нела. – И если бы над теми, кого я люблю, нависло проклятие, пожалуй, я тоже сделала бы всё, чтобы защитить или хотя бы оставаться рядом, разделив их судьбу, даже жертвуя своим покоем. Но я ощущаю в самом замке что-то недоброе. Может быть, проклятие зародилось здесь, может, ещё что. Не спешите никому из них доверять, прежде чем мы не узнаем больше. Теперь, пожалуй, пора нам побеседовать с сыном.
Пока мы приближаемся, фигура в кресле не шевелится, и у меня даже возникает мысль, что это мёртвое тело.
На правителе зелёный наряд того же оттенка, что и у матери, руки безвольно лежат на кованых поручнях, глаза на бледном лице закрыты. Голова склонилась к левому плечу, и светлые волосы венчает лёгкая золотая корона, будто сплетённая из усиков вьющихся растений и листьев, на которых каплями росы поблёскивают прозрачные камни.
– О мои боги! – восклицает Тилли, всплескивая руками. – О, это любовь с первого взгляда! Милашка, как же мы могли с тобой так долго оставаться незнакомы?
И она спешит вперёд, сунув опешившему Андранику промокший платок в довесок к саквояжу, который бедняга тащил всю дорогу.
Фигура на троне слегка шевельнулась. Юноша открыл глаза и с изумлением поглядел на Тилли.
– Вы это мне? – спросил он. – Но кто вы?
– Да не тебе, – отмахивается девчонка, – ты лучше с остальными поговори. Корона! Вот так красотулечка, кто же сумел такое сделать сотни лет назад? Я... ах ты, не снять!
Тилли пытается осторожно взять корону, но пальцы проходят сквозь неё. Нимало тем не смущённая, девчонка поворачивается к Андранику:
– Отыщи-ка мой альбом с карандашом, я должна хотя бы зарисовать эту прелесть!
Андраник послушно принимается рыться в саквояже, поставив его на пол, а Нела тем временем спрашивает у молодого правителя:
– Вилхелм, не так ли?
– Да, так меня зовут, – отвечает юноша. – Но кто вы, странные люди? Отчего на вас такие необычные наряды, из каких же вы краёв?
– Мы из-за гор, – отвечает Нела.
– И в нарядах наших нет ничего странного, учитывая здешний холод, – добавляю я.
– Холод? – с немалым удивлением вопрошает Вилхелм. – Но разве сейчас зима?
– Ты ведь знаешь о проклятии? – спрашивает Нела вместо ответа.
Глаза Вилхелма, такие же светлые, как и у матери, изумлённо распахиваются.
– О чём вы говорите? – с тревогой спрашивает он. – Какое ещё проклятие? Погодите, глаза меня подводят, или по залу бродит коза?
Вдалеке и вправду скачет Орешек, таща за собой длинное зелёное полотнище. Всё-таки сорвала флаг.
Харди вприпрыжку спешит за козой, делая вид, что пытается отнять у неё добычу. Похоже, мальчишке интереснее игры, чем все призраки этого места, или же он просто пытается согреться.
Адалинда с неодобрением глядит на всё это, стоя неподалёку от озорников, но Вилхелм совершенно не замечает своей матери.
– Дай-ка я попробую, – просит Гилберт, обращаясь к Неле, и вслед за тем говорит молодому правителю:
– Вилхелм, что последнее ты помнишь? Что ты вообще помнишь о себе и о землях, которыми ты правишь?
– Что за вопросы, – улыбается юноша, но вслед за тем серьёзнеет, и на лице его проступает беспокойство. – А ведь и правда! Боги, я ничего не помню! Ах, нет, постойте. Меня зовут Вилхелм, и я здесь правлю. Это мой город и мой замок. И я... я не могу вспомнить больше ничего!
– Мы попробуем тебе помочь, – обещает Гилберт. – Знаешь ли ты, что провёл в этом замке сотни лет из-за проклятия, лежащего на здешних землях?
Вилхелм издаёт недоверчивый смешок.
– Быть не может, – говорит он, откидываясь на спинку трона и с подозрением глядя на Гилберта. – Я, верно, вчера перебрал, а вы решили подшутить надо мной. Кто вас подослал? Мой друг... почему я не могу вспомнить ни одного своего друга? Что происходит?
– Не тревожься, – успокаивающим тоном произносит Гилберт, – ты всё вспомнишь. Нам тоже важно, чтобы ты вспомнил. Давай-ка вот что, ты помнишь свою мать?
– Мать? – потрясённо спрашивает юноша. – Мать...
– Её зовут Адалинда. У неё такие же светлые волосы, как и у тебя, и голубые глаза. Вот такого роста...
– Да, да, я помню! – радостно, с облегчением восклицает Вилхелм. – Как же я мог забыть? Много лет назад отец погиб, и она одна меня растила и наставляла. И если меня называют хорошим правителем или храбрым воином, я знаю, что это не моя, а её заслуга. Это она всегда стояла за моим плечом, поддерживая и направляя, подсказывая мудрые решения. Я ценю её больше, чем кого-либо другого.
– Тогда, может, сумеешь дать нам ответ на загадку, отчего же ты однажды поссорился с матерью и пожелал никогда её не видеть? – поднимает бровь Нела.
– Я – поссорился? – опешивает молодой правитель. – Но этого не было...
Он умолкает, кусая губы, и стискивает белые пальцы на поручнях трона. Затем с тревогой и болью глядит на нас.
– Действительно, у нас произошла размолвка. Я помню, что виной была девушка. Она стоит перед моим внутренним взором, как живая – стройная, высокая фигура, горделиво откинутая голова, тёмные волосы. Красавица, каких поискать. Но я не помню ни её имени, ни того, что стало причиной ссоры. Но вы, незнакомцы, откуда вы знаете об этой ссоре и о моей матери?
– Твоя мать и рассказала, – поясняет Нела. – Она здесь, в этом зале, и оставалась здесь всё время. Ты не видел её, потому что при вашем последнем разговоре пожелал не видеть. Затем на земли пало проклятие, и оттого твоё желание сбылось.
– Я не могу поверить, это безумие! – шепчет Вилхелм, прижимая ладони к лицу, и сквозь пальцы текут слёзы. – Ну что ж, хорошо, нужно рассуждать здраво. Предположим, всё так и есть. Моя мать здесь, она помнит меня, она слышит меня? Если она может вам ответить, пусть расскажет вам и мне, из-за чего произошла эта ссора. Думаю, тогда я вспомню.
Глава 20. Но ясней не стало, как проклятье снять
– Адалинда, – окликает Нела. – Подойди, настало время тебе поговорить с сыном. Но будь готова к тому, что он почти ничего не помнит. Он даже не знал, что мёртв.
– Я догадывалась, – глухо отвечает несчастная мать. – Он сидел здесь, почти не шевелясь, столетиями, и иногда воспоминания будто бы возвращались к нему. Я видела его страх и его боль, но даже не имела возможности утешить. Вынужденная вечно смотреть на страдания того единственного, кто дорог мне в целом свете, как тяжко я была наказана! Как же я хочу прекратить это... Вы говорите, он сейчас не помнит ничего, даже меня?
– Тебя он вспомнил, – говорит Нела. – К твоему сыну вернулись воспоминания о том, как он любит тебя, и о ссоре тоже, но ничего о причинах этой ссоры. Лишь то, что в этом была замешана темноволосая девушка...
Старая женщина кивает, не в силах что-либо произнести.
– Я пойду к нему, – наконец говорит она. – Пойду к моему мальчику и помогу ему вспомнить. Я так перед ним виновата, я должна найти в себе силы о том сказать.
Мы направляемся к трону, и тут путь преграждает коза.
– Ме-е! – говорит она Неле.
– Уже проснулся? – качает Нела головой, глядя на Дамиана, радостно размахивающего голой ручкой. – Что ж, давай-ка его сюда...
– Это не я его разбудил, – оправдывается Харди, стоя в некотором отдалении и кутаясь в зелёное полотнище. – Мы с козой совсем не шумели и играли очень тихо!
– Конечно, – охотно соглашается Нела, но судя по голосу, у неё есть свои мысли на этот счёт.
Дамиан радостно взвизгивает, оказавшись на руках у матери, и принимается искать, чем бы подкрепиться.
Адалинда глядит на эту сцену, и глаза её медленно наполняются слезами.
– Вот так же и я когда-то, – сдавленно произносит она, – с моим сыном... Муж мой погиб совсем молодым, и от него мне осталось лишь дитя. Как тяжко было растить сына одной, пытаясь сохранить для него эти земли, но помню, какой любовью и надеждой были наполнены те дни. Помню, как носила сына на руках под сводами этого самого зала, и мечтала, что он проживёт долгую и счастливую жизнь. Долгую... знать бы мне тогда, насколько долгую! Знать бы, как всё обернётся! Как бы я тогда жила, поступала бы иначе?
– Прошлое уже не изменить, – отвечает Нела. – Но есть настоящее, может быть, удастся что-то исправить. Идёмте же, Вилхелм ожидает нас.
Взойдя на возвышение, Нела садится в кресло по левую руку от молодого правителя, нежно покачивая Дамиана. Адалинда, не отрывая взгляда от лица сына, опускается на сиденье по его правую руку. Мы, все остальные, остаёмся стоять. Лишь Харди присаживается было на краешек помоста, но коза, подкравшись, несильно бодает его, и мальчишка со смехом срывается с места, чтобы догнать животное.
– Моя мать здесь? – напряжённо спрашивает Вилхелм и озирается.
– Сидит направо от тебя, – кивает ему Гилберт.
Юноша всматривается в кресло, и на лице его отражаются досада и недоверие.
– Предположим, я верю вам, – произносит он. – Спросите у моей матери, из-за чего случилась наша ссора.
– Из-за меня, – всхлипывает Адалинда. – Это я во всём виновата.
Взгляд её обегает нас по очереди и возвращается к сыну, по щекам текут слёзы.
– Не знаю, как люди живут теперь, – продолжает старая женщина, – но прежде времена были неспокойные. Правители земель бились не на жизнь, а на смерть, чтобы урвать кусок покрупнее. То и дело они нападали друг на друга, и о мирном соседстве речь не шла. Чтобы сохранить свои владения и свою жизнь, нужно было или сражаться, или заключать союзы.
Так погиб и мой муж. Западные земли за рекой принадлежали ему, и однажды три правителя объединились и пошли на него войной. Нам удалось отстоять замок и небольшую часть земель вокруг него, но мужа я тогда похоронила, и всё остальное было потеряно...
– Что же она сказала? – нетерпеливо вмешивается в беседу Вилхелм, не слышавший ни слова, для которого мы просто стояли в тишине и пялились в пустое кресло.
– Погоди, – просит Нела. – Ещё не всё. Мы дадим знать.
– Мой мальчик, – продолжает Адалинда, утирая слезу и глядя на Вилхелма, – вырос достойным сыном своего отца. Он смог отвоевать утраченное, отомстил убийцам, и мы обрели такую власть, как никогда прежде. Но южнее лежали земли, где жил иной народ под предводительством своего вождя. Я беспокоилась о том, что однажды они могут пойти на нас войной. У вождя была дочь, и если бы удалось заключить брачный союз, подумала я, мы объединили бы земли и не боялись нападения. А тревожилась я, хоть тот народ был меньше нас числом, вот по какой причине: дочь вождя имела силу, что дана не каждому. Оружием её было слово, и даже сейчас я не знаю до конца, на что она была способна. Проведя долгое время в тяжких раздумьях, я пригласила девушку в наши земли, чтобы заключить союз. Высокая, темноволосая красавица с чёрной душой – это её он вспомнил.
Тут Адалинда роняет лицо в ладони и стонет. Она сидит, покачиваясь, довольно долгое время, прежде чем решается продолжить.
– И тут я допустила большую ошибку, – говорит она. – Я не сказала сыну ничего до тех пор, пока его невеста не прибыла. Боялась, что он будет против и не пойдёт на этот союз, оставив наши земли под угрозой удара. Но если бы девушка уже прибыла в наш город, встреченная, как невеста, Вилхелм не осмелился бы возразить, так я считала. Ведь это означало позор для дочери вождя и неминуемую войну.
– Да уж! – гневно говорит Тилли и хмурится. – Это вообще-то его жизнь, и ему принимать такие решения! Ясно, почему он пожелал вас не видеть!
– Почему? – восклицает Вилхелм, но ему никто не отвечает.
– Ты права, девочка, – устало соглашается Адалинда. – Я о многом успела пожалеть за все эти годы, что были у меня. Тем более что союза так и не получилось, со свадьбой ничего не сложилось, и дочь вождя вернулась к отцу. Сразу вслед за этим они пошли войной на наши земли. Но перед тем, как уехать, эта змея что-то сделала с моим сыном. Он не мог держать меч, и потому его убили – прямо на моих глазах. Прошу, скажите ему, помогите ему вспомнить!
– Вилхелм, – окликает юношу Нела, и тот, напряжённо ожидавший всё это время, оборачивается к ней. – Та девушка, о которой ты помнишь, была дочерью вождя южных земель и твоей невестой. Припоминаешь?
– Невестой? – хмурится тот. – Я ничего такого не... невестой, правда? А ведь верно. Я помню только, что несмотря на её красоту, сердце моё к ней не лежало. Мать устроила всё за моей спиной, вынудив меня согласиться, или же я опозорил бы девушку. Шутка ли – пригласить её как будущую жену, но вместо заключения союза отправить домой. Но именно так всё и вышло.
– Скажите ему, что мать жалеет, – просит Адалинда. – Я так виновата перед ним. Мальчик мой, прости меня, пожалуйста!
– Твоя мать сожалеет о том, что совершила, – говорит Нела юноше. – Она просит прощения. Все эти годы её мучило чувство вины.
– Вины? О, что ты, мама, тебе не стоило винить себя, – говорит Вилхелм, оборачиваясь к пустому креслу, и умолкает растерянно, будто ожидал увидеть там мать. – Но... моя несостоявшаяся жена уехала, но ссоры не было, расстались мы мирно. Помню, что будто бы даже стали друзьями и обещали хранить союз между нашими землями. Но потом... какая-то тень...
– Потом её народ напал на ваши земли, – подсказывает Нела. – И ты отчего-то не мог держать меч.
Вилхелм внимательно глядит на свои ладони, а потом молча показывает нам правую. Её пересекает наискось багровый вспухший порез, воспалённый и глубокий. Из глубины раны сочится что-то мерзкое.
– О боги! – ахает Тилли. – Андраник, не гляди.
– Я в порядке, – отвечает тот с побелевшим лицом.
– Вот причина, – говорит юноша. – Я вспомнил. Дочь вождя тоже не горела желанием вступать в брак, и она подарила мне надежду, что мы разойдёмся миром. Вместо свадьбы она предложила иной союз, не менее крепкий. Разрезав ладони и смешав кровь, мы поклялись быть братом и сестрой, не выступать против народов друг друга, а если случится беда, оказать поддержку или отомстить врагу. Мы обещали держаться клятвы и в жизни, и в смерти, но она обманула меня. Когда мы смешали кровь, дочь вождя заживила раны, но стоило ей отбыть, моя рана открылась. И когда началась битва, стало только хуже, мне не помогли лекари, плоть на глазах начала гноиться. Я пытался держать меч левой рукой – я учился этому, ведь в бою можно получить любые раны – но боль в правой руке была так сильна, и начался жар. Я помню вождя, прорубившегося ко мне, помню его ярость, я увидел смерть в его глазах... О боги, неужто вы правы? Я действительно умер тогда?
– И-их! – соглашается Дамиан и тянется к блестящей короне.
Сообразив, что эту игрушку никак не взять, он начинает негодующе всхлипывать. Нела спешит его отвлечь, сделав пальцами козу.
– Мой бедный мальчик, – горестно произносит Адалинда. – Ведь знала же я, что дочери вождя помогают чёрные силы. Но я боялась, что реши они пойти на наши земли, на их стороне будет не только оружие, но и тьма, и мы неизбежно проиграем. Я надеялась усмирить змею, но подпустила её поближе, и она ужалила.
– Но откуда взялось проклятие? – задумчиво спрашивает Нела, щекоча Дамиана под подбородком. – Предположим, ваши враги хотели так или иначе заполучить земли, хитростью победили и обрели желаемое, так почему же они не остались здесь? Отчего они покинули город и вечная зима настала на севере и юге?
– Может быть, наша клятва всё же сработала? – предполагает Вилхелм. – И после того, как народ старого вождя напал на наши земли, их настигла кара за предательство?
– Но неужели дочь вождя не учла бы этого и допустила такой нелепый промах? – не соглашается Нела.
– Есть и ещё кое-что, – добавляет Адалинда. – Может быть, вы встречали безумную женщину, которая бродит по городу?
Она глядит на нас и по выражению лиц догадывается, что встречали.
– Отыщите её и узнайте, что ей нужно, – говорит хозяйка замка. – Я полагаю, она тоже виновна в случившемся. Когда-то эта женщина хотела связать свою судьбу с моим сыном, и так глубоко проникли в её голову эти бредовые затеи, что она, боюсь, использовала помощь тёмных сил. Пока я рядом с сыном, я не пущу её сюда, но всё же она как-то с ним связана. Может даже, именно она удерживает его тут, а материнская клятва удерживает и меня. Если изгнать безумную, возможно, и мы с сыном сумеем обрести покой. И тогда, верю, снимется с этой земли проклятие, замешанное на любви, колдовстве и смерти, на клятвах, данных нами когда-то. Я хочу лишь покоя для себя и для него.
Нела задумывается и хочет было ещё что-то сказать, но тут Дамиан ревёт во всю глотку, проявляя дурной нрав. Потому Нела осекается на полуслове и спешит отойти к высоким окнам в левой части зала, покачивая сына. Там она говорит ему о чём-то, указывая рукой за окно. Коза скачет к ним, тянет рогатую морду к Дамиану, но рёв утихает ещё не скоро.
– Мы отыщем женщину и выслушаем её, – обещает Гилберт Адалинде. – Пожалуй, теперь мы пойдём, но обязательно ещё вернёмся. Спасибо за всё, о чём вы нам поведали.
– Какую женщину? – интересуется Вилхелм.
– Ту, что бродит по улицам города в ночное тёмное время, – поясняет Гилберт. – Твоя мать полагает, что и эта женщина может быть замешана в проклятии и как-то связана с тобой. Мы выясним всё, что можно, и вернёмся.
Вилхелм встаёт.
– Спасибо и вам, – говорит он. – Вы за один день сделали для меня больше, чем кто-либо за все эти столетия. Вы помогли вернуть хотя бы часть воспоминаний, и теперь у меня есть не только бесконечная пустота и холод этого зала. Есть о чём поразмыслить, и может быть, к вашему следующему возвращению я сумею вспомнить что-либо ещё. Пожалуйста, возвращайтесь. Я желаю удачи в ваших поисках и надеюсь, вы сумеете помочь и этим землям, и нам.
– И я разделяю эту надежду, – говорит Адалинда, вставая рядом с сыном.
И пока мы идём к выходу, они стоят – неподвижные тёмные фигуры, не способные обменяться ни словом и с надеждой глядящие нам вслед.
