Текст книги "Всё хорошо, что хорошо кончается (СИ)"
Автор книги: Олли Бонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Глава 27. Что ж, проклятье снято, зла раскрыта суть
В храме воцаряется такая тишина, будто ни единой души здесь нет. Всем интересно услышать, что будет дальше.
– Вскоре после твоего отъезда, сестра, – начинает Элеонор, – раны на наших руках открылись и начали кровоточить. Мы не знали, что и думать. Узнав тебя, мы не могли поверить, что за этим кроется предательство.
– И я не предавала вас, – говорит колдунья. – Я подала знак, что умерла.
– Вскоре твой отец собрал воинов и явился к городу, – продолжает жена правителя. – Мы не ждали нападения и в этот миг решили, что всё же ошиблись в тебе. Однако, что странно, люди вашего племени не спешили убивать горожан или жечь дома. Гибли лишь те, кто вставал у них на пути, а вождь, твой отец, шёл вперёд, выкрикивая имя Вилхелма. Они сразились на холме, и из башни я видела конец этой схватки...
Тут голос Элеонор прерывается, и она глядит на мёртвое тело возлюбленного. Туда же глядит и Таавья.
– Мой отец одержал верх, – бесстрастно говорит колдунья. – Узнаю его удар.
– Всему виною рана на руке! – запальчиво возражает Вилхелм. – Мне казалось, будто бешеные псы рвут и терзают мою плоть! Это первое поражение, которое я испытал!
– Хороший мой, – нежно говорит Элеонор, кладя ладонь ему на грудь. – В доблести твоей никто не усомнится, но о том побеседуем позже. Когда вождь нанёс удар, я видела, как мать твоя унесла тело в замок, и ей помогал Маркус. Я кинулась вниз по ступеням башни, не думая даже о том, что внизу идёт сражение. Я верила лишь, что ты ещё жив и можно тебе помочь.
Таавья издаёт хмыкающий звук.
– Никто не оставался жив после удара моего отца, – говорит она.
– Но самый страшный удар нанесла Адалинда, – произносит, вздохнув, Элеонор. – Запершись в замке, она прокляла эту землю. Все умолкли в страхе, лишь её голос разносился над холмом.
«Если земля эта не достанется мне, – кричала Адалинда из высокого окна, и волосы её развевались по ветру, – то пусть не достанется никому! Пусть умрёт она, не видя солнца, и всё живое на ней будет обречено на погибель!»
Люди верили в силу проклятья, а потому бежали с холма в страхе – и горожане, и стражи замка, и воины юга. Лишь я стучала в дверь, умоляя впустить меня или отдать тело мужа. Но Адалинда, злобно хохоча, ответила, что пока она рядом с сыном, не допустит меня к нему.
«Пусть он не вспомнит о тебе, пока я рядом, и даже имя твоё будет для него лишь пустым звуком», – сказала она.
«Что ж, а я желаю тебе не знать покоя, пока и я его не ведаю», – ответила я в сердцах.
Я продолжила искать путь, которым могла бы пробраться в замок, но вдруг тёмные тучи затянули небо и стало невыносимо холодно. И я поняла, что проклятие Адалинды вступило в силу.
Я звала Маркуса, но его нигде не было видно. Я брела, дрожа от холода, и кричала, пока не сорвала голос, и наконец добрые люди увели меня с холма.
Никто уже не сражался. Южане отступали, и жители города спешно собирали пожитки, чтобы присоединиться к ним. Все стремились убежать от проклятия как можно дальше, люди надеялись, что сумеют уйти за его пределы. И тогда я пошла к вождю. В душе моей остались лишь боль и ярость, в один миг я утратила всех, кого любила.
«Убей и меня, как убил моего мужа, – сказала я ему. – Но прежде скажи, чего ради вы напали. Дочь твоя клялась быть нам сестрой, почему же она предала нас?»
И я показала ему рану на ладони.
«Неужели не знаешь ты? – спросил вождь. – Я проводил дочь, дав ей верных спутников, а домой вернулась повозка с мёртвыми телами. И было там послание от Вилхелма, что такая, как моя дочь, ему не нужна, а земли наши и без того станут принадлежать ему».
Молодой правитель даже багровеет от ярости.
– Ложь! – возмущённо кричит он. – Я этого не писал!
– И это правда, – подтверждает Элеонор его слова. – Но в то мгновение я уже не знала, чему верить.
«Если был Вилхелм твоим мужем, – сказал вождь, – чего ради скрывал он это? Чтобы заманить сюда, опозорить, а затем убить мою дочь? Чтобы отнять наши земли, пока я сломлен утратой?»
Горе туманило мой рассудок, но всё же мне не хотелось признавать, что ты оказался способен на столь подлый шаг, чтобы развязать войну и захватить земли юга. И тогда я сказала вождю:
«Знаю я, муж мой не виноват, и пусть я никогда не узнаю покоя, если это не так!»
И вождь, подумав, дал мне ожерелье, сплетённое из волос дочери.
«Ищи ответы, – велел он мне, – а до той поры действительно не знай покоя. Найди виновного, сообщи моей дочери имя её убийцы и отомсти, если сможешь».
«Клянусь, я исполню это», – пообещала я.
– Глупцы, – с чувством произносит Таавья, поднимая взгляд к небу. – Разве можно так бездумно приносить клятвы, видя уже, к чему они ведут? Но я и вправду не могла уйти, не узнав, кто повинен в моей смерти. И я всё ещё не знаю. Ты узнала имя, сестра?
– Узнала и назову его, – с болью в голосе говорит Элеонор. – Когда все живые покинули город, я осталась. Я бродила по опустевшим улицам, я хоронила умерших, долбя мёрзлую землю. Маркуса не нашлось ни среди живых, ни среди мёртвых. Я поняла, что он остался в замке, и звала его, чтобы он помог, но он не откликнулся. А войти внутрь было мне не по силам.
Тогда я задумалась, кто же мог осуществить злодейский план. Если твоё убийство задумала Адалинда, кто помог ей? Ведь сама она оставалась в городе.
И я вспомнила, что Маркус, мой брат, уезжал по её поручению вскоре после твоего отъезда, Таавья, и вернулся он незадолго до битвы. Его не было ровно столько дней, сколько нужно, чтобы доехать до южных земель и обратно.
Кроме брата, у меня не было родных. Я любила его, и я доверяла ему. Подумать о том, что он мог быть виноват, было для меня так же ужасно, как и обвинить в этом Вилхелма. И я, гоня от себя эти мысли, всё же пошла в дом брата...
– Ах, так он всё же жил не в замке! – говорю я раньше, чем успеваю подумать, и в храме повисает неловкое молчание.
Покашливает Гилберт. Призраки оборачиваются, точно лишь теперь заметив, что здесь присутствует кто-то, кроме них.
– Мек! – сердито говорит коза, тряся бородкой.
– Да, добрый юноша, у моего брата был дом в городе, – сдержанно произносит Элеонор, кивая мне, и вновь глядит на свою названую сестру. – И там, в доме Маркуса, я нашла чистый лист, на котором отпечатались слова, написанные почерком Вилхелма. Поднеся бумагу к свету и вглядевшись, я поняла, что это текст послания, оставленного у твоего мёртвого тела, сестра моя.
– Как же так, – растерянно произносит Вилхелм. – Маркус был мне как брат! Я доверял ему так же, как матери, как тебе, Элеонор, и тебе, Таавья.
Элеонор склоняет голову, отворачивает лицо, на котором читаются боль и стыд.
– И всё же именно он предал тебя. И я невольно помогла ему – накануне он будто случайно выпытал, какой дорогой поедет Таавья, где собирается остановиться по пути. Ведь мы проводили последние дни вместе и стали дружны, я о многом знала и поведала это брату, не видя в том зла. И я не знала, как сказать тебе, сестра моя. Вина переполняла меня, я никак не могла собраться с духом и всё бродила по мёртвому городу, пока совсем не утратила рассудок. Изредка надежда озаряла мой путь, и тогда я оставляла слова на стенах – мольбы о помощи, которые однажды, верила я, кто-то прочтёт и поможет нам, когда мы утратим всякую веру. Но никто не пришёл, пока я была жива, а когда я состарилась и не было у меня уже сил раздобыть пищу, я замёрзла в одну из ночей. Но и после смерти я продолжила бродить, бродить и ждать.
Колдунья делает шаг вперёд, протягивая к Элеонор руки.
– В том, что свершилось, нет твоей вины, – говорит она, и рана её на глазах затягивается, а лицо делается живым. – Ты не в ответе за поступки брата.
– И я тебя не виню, – говорит Вилхелм. – Ты много страдала, но теперь мы свободны.
И трое, взявшись за руки, шагают вниз с помоста и идут вперёд, мимо каменных скамей, провожаемые любопытными взглядами. У входа возникает небольшое столпотворение – люди, побоявшиеся войти, всё же оказались побеждены любопытством и слушали у двери, а теперь спешат убраться с дороги.
Коза скачет по проходу за призраками, и я встаю со скамьи, желая поглядеть, что будет дальше. Вижу, любопытно не только мне – многие поднимаются с места.
Мы неспешно идём, держась в отдалении, и видим, как трое, держась за руки, сходят с холма, а рядом с ними скачет коза. И тут впервые за долгие годы небо светлеет, и из разрыва плотных облаков выглядывает солнце, ослепляя нас. Мы жмуримся, моргаем, утираем слезящиеся глаза, но когда привыкаем к свету, то видим, что на ведущей к городу дороге больше нет ни тех троих, ни козы.
– Какая чудесная история! – восклицает Тилли, поправляя очки на носу. Андраник стоит рядом и обнимает её за плечи.
– Это мой лучший день рождения! – улыбаясь от уха до уха, сообщает он.
– А проклятье что-то не особо и ушло, – ворчит Невен. – Зима и не думает кончаться!
– Наверное, потому, что она и должна быть по календарю, – предполагает Гилберт. – Но поглядите, лёд начал таять.
– Какая же всё-таки подлая эта коза, – говорю я. – Ведь как долго я у неё выпытывал, не она ли Хранительница Миров, так нет же, хоть бы знак подала! И опять от неё было мало пользы!
– Даже я не ощущала, что с ней что-то не так, – с улыбкой говорит мне Нела, покачивая задремавшего сына. – Знала только, что она добрая. Сильвер, подержи-ка брата, я хочу проверить, не осталась ли Адалинда в замке. И если осталась, у меня к ней будет разговор.
Мы направляемся в замок (я всё же не смог остаться в стороне), но не находим следов Адалинды. Для верности Нела решает вынести её тело во двор и сжечь.
– Чуть свет явился Харди, – рассказывает она, – и сообщил, что хотел показать своему другу Раффи замок, так что они проделали ход в какие-то подземелья и немного побродили, минуя главный зал. На ступенях Раффи нашёл цепочку с медальоном и подарил её другу, чтобы у того была красивая побрякушка. А мальчик принёс вещицу нам, чтобы мы прочитали надписи на ней и растолковали ему. Внутри были два портрета, подписанные именами: «Маркус» и «Элеонор», и мы узнали, что они были братом и сестрой.
А то, что Элеонор была женой Вилхелма, оставалось для нас тайной, и потому мы продолжали думать, что она колдовством привязала к себе молодого правителя. И если Маркус был её братом, подумали мы, он мог стать пособником в этом коварном плане. Так что мы попросили Харди, чтобы он привёл нас туда, где был найден медальон, ведь там могло найтись и что-то ещё.
Но сперва мы поднялись в комнату Маркуса, восстановили из пепла бумаги, сгоревшие в камине, и увидели там отдельные буквы и слова. Не сразу, но мы поняли, что Маркус учился подделывать почерк, Тилли подсказала.
– Я же и сама так делала, – бесхитростно сообщает девчонка и тут же краснеет. – Ох, то есть, чтобы на кольце, к примеру, сделать гравировку почерком заказчика. Мало ли существует хороших целей, для которых требуется копировать почерк!
– Тебя никто и не упрекает, – улыбается Нела. – Это помогло нам догадаться, что у Маркуса имелись плохие намерения. Но тут на пороге возникла встревоженная Адалинда. Она поинтересовалась, что мы делаем. Мы, не думая о ней плохого, спросили, хорошим ли человеком был Маркус, не вызывал ли подозрений, и Адалинда сказала, что ничего такого не замечала. А когда мы пошли вниз, она увязалась за нами, сетуя, что верила этому парню, как родному.
Мы нашли внизу, в темнице, тело Маркуса с ножом в спине и начали подозревать, что не он был самым главным злодеем, но тут Адалинда прервала нас и сообщила, что у дальней стены поблёскивает какой-то предмет, но она, к сожалению, призрак и ей его не поднять. Мы заинтересовались и тут же узнали, что пол этой камеры поворачивается на оси. По счастью, коза успела отпрыгнуть в сторону.
– Но как, интересно, она выбралась из замка? – спрашиваю я. – Мы встретили её в городе.
Нела лишь пожимает плечами и прикладывает ладони к куче хвороста и деревянных обломков, на которой лежат тела Маркуса и Адалинды.
Мы так и не узнали, что побудило этого человека помогать злой женщине, предав лучшего друга и сестру. Хотел ли он войны, рассчитывая на покорение земель юга, думал ли, что окажет этим дружескую услугу, или мотивы его были иными? Как знать. Как бы то ни было, теперь он рядом с той, кого выбрал в союзницы.
Огонь разгорается, и дым валит к небу, скрывая очертания тел.
– А вы как выбрались? – спрашиваю я.
– Мой особый стук, – с гордостью отвечает Харди. – Раффи услышал сигнал, привёл норятелей, и они живо нас вытащили. Не пришлось даже и колдовать. Наши-то все обрадовались, что Нела нашлась, и решили тоже поглядеть, как она будет снимать проклятие. А только мы опять поднялись наверх, коза прибежала и как давай орать. Ух, Нела её чуть не прибила, когда увидела, что Дамиан пропал! Коза бежать, Нела за ней, мы следом – так и успели в точности к самому интересному!
– А вы молодцы, – говорит мне Нела, – догадались, что делать.
И тут я совершаю один из самых великодушных поступков за всю мою жизнь.
– Это всё Андраник, – говорю я. – Он догадался, а я бы без него не справился.
Андраник выглядит слишком глупым, чтобы возражать, потому что в этот момент Тилли целует его в щёку.
Глава 28. Кончиться когда-то должен этот путь
Тела Вилхелма и Элеонор мы погребаем под полом храма. Для этого приходится разрушить помост. Сверху мы кладём каменные плиты.
Пока идёт работа, вокруг суетится много бесполезных людей, мающихся от безделья, и они отыскивают в столе старинную книгу.
Последним, что вписано в неё, оказываются имена молодого правителя и его возлюбленной, и Тилли с Андраником, пересмеиваясь, дописывают ниже свои имена. Удивительно, но дряхлые страницы выдержали.
– И что она в нём-то нашла? – горестно вздыхает Невен, опершись на лопату. – Ни кожи, ни рожи...
– Зато у него доброе сердце, – говорю я, не прекращая копать.
Соплеменники Нелы осматривают замок и приходят к выводу, что могут поселиться в нём и потихоньку восстанавливать город. Ведь если прежде лёд закрывал дыры в стенах, проваленные ступени и разбитые окна, то теперь его не осталось, и некоторые здания совсем перекосились. Зато замок всё ещё выглядит крепким, и Нела больше не ощущает в нём зла.
– Заживём теперь! – радуются люди. – А то уж до чего надоело-то бродить впотьмах! По солнцу истосковались как за эти годы!
Тилли не прекращает упрашивать, чтобы они пока не разоряли дома. Люди вроде бы дают обещания, но кто знает, сдержат ли. А Харди решает, что возьмёт себе дом, в котором мы ночевали.
– Память же, – говорит он. – И ход вниз, к Раффи, чтобы в любой момент повидаться можно было. И кровать! И ладно уж, буду присматривать за тем домом, где старуха жила, его обещаю сохранить. Но с тебя три воза тарелок, не забудь!
Поскольку Невен отыскался, люди единогласно провозглашают его главой, как и прежде.
– Буду прынцем! – важно заявляет Невен. – Или нет, лучше сразу королём! Места-то эти ничейные были? Так наши теперь будут. У вас-то у каждого есть свои!
Мы соглашаемся. Никто из нас и не думал претендовать на эти земли.
Наконец, наступает день, когда мы, нагрузив нехитрую поклажу на сани, отправляемся в обратный путь. Новые обитатели города провожают нас до ворот, а Невен – ещё дальше.
– А я ведь, Тилли, король теперь, – смущённо говорит он, дёргая себя за бороду. – Ты это... точно не хочешь остаться?
– Ты уж прости, – смеётся девчонка, – но моё сердце уже занято! Могу только пожелать, чтобы и ты в один прекрасный день стал так же счастлив!
– Ну что ж, это, спасибо на добром слове, – мрачно отвечает Невен.
Но вот мы прощаемся и с ним. Бредя по рыхлому снегу, мы долго машем, оборачиваясь, пока одинокий силуэт Невена не тает вдали.
По пути не случается ничего особенного. Мы останавливаемся на ночлег в старом доме, где жили прежде Невен со стариком, а на другой день добираемся до озера.
Лёд на озере растаял, но у берега поджидает нас с лодкой неразговорчивый Фьок. Жестом он приглашает нас садиться и перевозит парами, так как лодка невелика. В конце он переправляет наши пожитки.
– Вы вернулись! – радостно встречает нас Туула. – И вам удалось развеять вечный мрак! Никогда прежде мы не видели этого тёплого света с небес!
– Однажды здесь наступит и весна, – улыбаясь, обещает Гилберт. – И вы увидите землю без снега, траву и цветы.
Старая женщина качает головой, не в силах понять, о чём он говорит. Ведь ей не доводилось видеть ни цветы, ни траву, ни ягоды. А как, интересно, эти старики поймут, что именно видят перед собой, не зная названий? Хотя, может быть, за сотни лет здесь напрочь вымерзли и цветы, и ягоды, и осталась одна голая земля.
Передохнув и насытившись, мы осматриваем горную гряду. Как ни странно, она никуда не делась, хотя появилась в результате проклятия. Ведь прежде Вилхелм без труда ездил в западные земли.
Нела с Гилбертом размышляют, как быть, и обдумывают разные планы, но прежде чем они на чём-то останавливаются, происходят следующие события.
Одним ранним утром мы просыпаемся, разбуженные тревожными голосами.
– Что-то происходит в храме! – говорит Фьок, а если уж он заговорил, то на происходящее непременно стоит поглядеть.
Мы поспешно натягиваем на себя тёплые вещи и выбираемся наружу, один за другим. Затем спешим к храму.
– Какой-то шум, – сообщает Гилберт, хотя это и без того все слышат.
За дальней стеной что-то стучит и гремит, и звук этот делается всё громче, и вдруг целый кусок стены обрушивается, погребая под собой обугленное тело Рэналфа и превращая его в прах. В проломе показывается человек.
– Сильвер, возьми брата, – шипит Нела мне в ухо. – Он ещё не знает...
– Чего не знает? – не понимаю я, но послушно подхватываю Дамиана.
Пыль оседает, и тот, кто вышел из пролома, вертит головой во все стороны, озираясь. Он грязен и плохо одет, ужасно худ, а борода, доходящая до груди, скрывает нижнюю половину лица. Я не успеваю ещё его узнать, как Нела устремляется вперёд и повисает на шее бородача.
– Бернард! – восклицает она. – Ты нас нашёл!
Отец – а это он – отбрасывает кирку и кружит Нелу.
– Надо же, мне удалось! – басит он. – Я верил, что найду, и руки не опускал! Вот видишь, милая, и я на что-то способен, а не только мой сын...
Тут его взгляд встречается с моим.
– Та-ак, – говорит отец, осторожно опуская Нелу. – А ты здесь ещё откуда?
Затем отец глядит на Дамиана в моих руках, переводит взгляд на Тилли, затем опять на меня и совсем уж растерянно произносит:
– Ты, что ли, уже семьёй и детьми обзавёлся?
– Это твой сын, – скромно говорит Нела.
– Мой? – в крайнем недоумении ревёт отец. – Но как же? Дорогая, клянусь, я эту рыжую девицу даже и не знаю! Что она тебе наплела?
– Бернард, – вздыхает Нела.
Она подходит ко мне, берёт у меня из рук Дамиана и показывает его отцу.
– Это наш с тобой сын, – говорит она, и отец, наконец, понимает.
Тем временем из пролома выбираются и другие рудокопы, что прокладывали путь. Среди них оказывается и Теодор.
– Так вот ты где, – говорит он Гилберту, крепко обнимая его. – Разве можно вот так пропадать без предупреждения? Пожалел бы отца!
Затем он отстраняет сына, держа за плечи.
– Ох, как же я рад видеть...
– Меня? – польщённо спрашивает Гилберт. – Я тоже...
– Да нет, то, что ты избавился от своих нелепых усов, – перебивает Теодор. – Кто же это сумел до тебя достучаться?
– Нела, – коротко и мрачно отвечает мой друг.
Словом, всё заканчивается наилучшим образом. Мы прощаемся со стариками, поясняя напоследок, как добраться до города или до лесопилки, если вдруг им однажды понадобится помощь. Потом долго идём по подземному ходу под горной грядой.
– Мы уже так и поняли, что эти земли прокляты, – разъясняет отец. – Куда только ни долбились, камень да камень. Решили двигаться всё прямо, уже такой путь проделали – зайдёшь молодым, до конца доберёшься стариком – и ничего. И вдруг одним прекрасным днём глядим, а пробитый нами ход вовсе и не прямой, а завернулся и идёт вдоль горной гряды. Мы тогда направление выправили, влево свернули и быстро к вам пробились.
– О-о, – удивлённо говорит Дамиан, жуя отцовскую бороду.
Мы достаём лошадей и повозку. Первым делом наш путь лежит в Царь-Лодочку, и мы являемся во дворец, где нас никто не ждал.
– Сынок! – визжит королева Мирния, углядев своего отпрыска. – Сыночек мой, мальчик мой, ох, на кого же ты похож-то!
Тут она замечает Тилли и узнаёт её.
– И девка эта здесь, – неодобрительно произносит королева. – Как посмела притащиться, паскуда?
– Не смей так обращаться к Тилли, мама, – вежливо, но твёрдо говорит Андраник. – Только благодаря ей я жив.
– Ох, ну... – морщится королева Мирния. – Эй, кто-нибудь! Дайте девчонке кошелёк с монетами в награду, и пусть она идёт прочь.
Тилли сердито фыркает.
– Мне стыдно за тебя, мама, – печально говорит Андраник. – Если ты не извинишься и не примешь наших гостей, как полагается, мы все покинем этот дом, и я тоже. Я очень люблю вас с папой, но не позволю неуважительно относиться к моим друзьям и к той, которая станет моей женой.
Тут у королевы Мирнии случается припадок. Никаких извинений она, конечно, не приносит, но на шум приходит король Эвклас, который встречает нас наилучшим образом. Сперва он просит двух дюжих стражей, чтобы они отвели его супругу в дальние покои, где она могла бы отдохнуть от потрясения, а затем нас ждёт и горячая ванна, и свежая одежда, и вкусный ужин!
Отец Андраника устраивает целый приём, зал полон гостей и придворных, и всем не терпится услышать о наших приключениях. Только королевы Мирнии почему-то нет, но, кажется, никто о том не жалеет. Король Эвклас о чём-то смеётся с Тилли и, похоже, целиком одобряет выбор сына.
Вскоре мы уезжаем, но прежде, чем это случается, половина знатных дам обрезает волосы до плеч, чтобы походить на Нелу.
– Вот дурёхи, – ворчит та. – Я же это не ради красоты!
И когда мы едем уже по землям нашего королевства, отец вдруг оборачивается ко мне и хмурится.
– Так я что-то не понял, Сильвер, – говорит мне он. – Если ты здесь, то кто у нас правит королевством?
– А, – машу я рукой, – советника оставил главным. Этого... хм, я не успел тебе сказать, Фланн теперь у нас работает, его и оставил.
– Кто-о? – ревёт отец. – Да я дурня этого терпеть никогда не мог! Эй, подстегните коней, мы очень сильно спешим! Ну, сынок, пусть только что-то пойдёт не так...
Я уверен, что всё в порядке, но уверенность моя немного ослабевает, когда мы въезжаем в город.
Повсюду развешаны таблички. «Никаких птиц!» – гласят они. «Запрещено летать над этим городом!». «Кокнута птица – счастливы лица!».
– Это ещё что за ерунда? – сердится отец. – Стыд-то какой!
Стражники у дворцовых ворот не пропускают карету.
– Велено сперва досмотреть, – заявляют они, – чтобы никаких птиц. У нас это теперь нельзя.
– Нельзя, говорите? – рычит отец, выбираясь наружу, и стражи в панике отступают. – Двор, значит, они не чистят, и это им не мешает! Окон не моют! По мостовым в городе не проехать! А птицы, значит, им чем-то не угодили!
– Ко-ко-король Бернард! – вопят стражники, не ожидавшие такого гостя. – Да мы же чего? Нам чего прикажут, того и мы! Помилуйте!
На шум показывается недовольный советник Фланн с куском пирога в руке.
– Что ещё стряслось? – кисло спрашивает он. – Поймали птицу?
Тут советник замечает нас, и пирог выпадает из его трясущейся руки. Он пытается скрыться за дверью, но недостаточно быстро, и я впервые в жизни вижу, как отец даёт кому-то пинка.
– Ого! – хором уважительно ахают стражники.
Фланн моментально покидает дворец, но перед тем собственноручно убирает все таблички, приколоченные по его приказу. Его сопровождает стражник, чтобы Фланн не вздумал улизнуть, а также мы с отцом (просто потому, что забавно же смотреть, как этот толстяк карабкается, пыхтя, на столбы и деревья).
Таблички мы жертвуем нуждающимся на растопку.
Затем настают довольно шумные и утомительные дни.
Начнём с того, что все обитатели Мёртвых земель нагрянули в гости, узнав о возвращении Нелы. И отец решил, что не мешало бы устроить народу праздник в честь последних событий (и чтобы заодно все поскорее забыли о днях мудрого правления Фланна).
Попутно отец проверяет состояние дел, отчитывает меня, отчитывает советников, потом снова меня. Негодует, отыскав среди важных бумаг мои рисунки, и показывает собственные заметки, чтобы я понял, как нужно их составлять.
Перевернув лист, я нахожу на обратной стороне нечто похожее на лысую голову советника Клауса, плохо нарисованную. Отец багровеет, выдирает эту страницу, рвёт в клочья, затем обвиняет меня в том, что это я нарисовал. Ужасно несправедливо.
Нелепый конь Тортик находит своё место в мире: мы отправляем его к норятелям, Барри в подарок, а тот взамен соглашается отпустить Стрекозу. Это мы с Андраником придумали, чтобы всем было хорошо. Тортика у норятелей, по слухам, немедленно переименовали в Скрекозу, но не думаю, что он станет из-за этого страдать.
К слову о норятелях. Прознав, что на востоке живёт отколовшаяся часть их племени, норятели страшно разволновались и решили, что найдут способ проложить туда путь, а король Фергус предложил им покамест обмениваться письмами. Жители подземного королевства не знали грамоты, потому посыльный короля исписал несколько листов под их диктовку и повёз на восток, а затем воротился с ответом, и тут же ему пришлось составлять и везти новое послание, потому что норятелям страшно понравилось.
Они решили, что раз уж у них целых два королевства, то их тоже можно назвать – Первое и Второе. Причём и наши норятели, и те, которые на юге, захотели, чтобы именно их королевство было Первым.
Работники Залов Знаний опять страдают, не зная, что делать с картами. В конце концов они решили так: пусть норятели сами разберутся со своими королевствами и подготовят карты, а затем уже их совместят с нашими. Думается мне, это не будет сделано никогда.
Гилберт и Теодор недолгое время гостят у нас, а затем собираются на Острова. Отец с Нелой и Дамианом отбывают с ними, поскольку хотят навестить Сильвию. Отец ведь так и не повидал внучку.
И королевство опять остаётся на мне, но я не особенно протестую.
– Счастливого пути! – машу я с берега им, стоящим на палубе.
Все они такие разные, и все мне дороги. Я буду скучать, но мы непременно ещё увидимся.
А когда шхуна, идущая к Островам, тает из виду, карета увозит меня по направлению к столице.
