Текст книги "Реми-отступник (СИ)"

Автор книги: Оливер Твист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7 Ночь в пещере

Им казалось, что прошла целая вечность, пока хриплые голоса воронов, промчавшись мимо, не затихли вдали. Но даже после того, как в лесу установилась прежняя чуткая тишина, еще долго лежали, не шевелясь. Наконец, Реми шепнул «пора», и Эйфи неохотно выпустила его руку. Они выбрались из-под укрывшего их от воронов ствола все в древесной трухе, и, кое-как отряхнувшись и наскоро перекусив, двинулись дальше. Шли молча, крадучись, под кронами деревьев, избегая открытых участков и обманчиво приветливых лесных опушек, держась ближе к возможным укрытиям. Это не позволяло им идти так быстро как хотелось, но давало хоть какое-то чувство защиты. Река осталась где-то в стороне и до них едва долетал ее рокочущий шум. Местность становилась все более гористой и неровной.

Время от времени Реми останавливался и слушал, настороженно вглядываясь в сплошной древесный полог над ними, сквозь который пробивались кое-где тонкими золотыми копьями солнечные лучи. При этом у Эйфории начинало беспокойно и сильно биться сердце. Скоро ей стало казаться, что этот огромный и все больше дичавший лес никогда не закончится, и они день за днем так и будут идти и идти по нему, пробираясь между уходящими ввысь стволами, опускаясь в глухие овраги, заросшие бирючиной, орешником и невероятно колючей дикой малиной, карабкаясь вверх по крутым склонам, где земля осыпалась у них под ногами, норовя утащить путников за собой, ныряя под поверженные стволы и обдирая руки об острые уступы огромных валунов, преграждавших им путь и через которые они были вынуждены все чаще и чаще перебираться.

Наконец, Реми скомандовал: "Привал", и они облегченно повалились на жесткую короткую траву в тени большого обломка скалы. На его вершине росли молодые деревья, всеми корнями цепляясь за скудную почву.

– Темнеет, – сказал Реми. – Нам нужно укрытие, чтобы переждать ночь. Поэтому долго отдыхать не получится.

– Надо же, – откликнулся Джой, шумно переведя дух. – А я уж подумал, это у меня в глазах темнеет. Где здесь укроешься? Если только опять под дерево лезть. Только без меня теперь, я еще после того не могу в себя прийти. Столько всякой мелкой твари за шиворот набилось, до сих пор чешусь.

– А далеко еще до места, – спросила Эйфи, обессиленно привалившись к прохладному камню и вытянув гудевшие от усталости ноги. Джой пожал плечами:

– Ни разу здесь не ходил.

Он раскраснелся от ходьбы и сейчас энергично обмахивал лицо ладонью, пытаясь остыть, потом достал фляжку и жадно припал к ней.

– Если все будет спокойно, – сказал Реми. – Завтра к обеду должны выйти к озеру.

Он сел на корточки и о чем-то глубоко задумался. Потом поднялся и передал Син Джою дробовик, кивнул Эйфи:

– Побудьте здесь, только старайтесь не шуметь. Джой, палить начинай только в самом крайнем случае. Лучше прячьтесь. Если что-то заподозришь, подай голосвыпью. Ты знаешь наш сигнал. Я недалеко, проверю кое-что. Здесь где-то должна быть пещера, там можно будет переждать ночь.

– Реми, постой! – всполошилась Эйфория. – Я с тобой.

Ей стало жутко от мысли, что они останутся здесь без него, лес сразу наполнился угрозой. Она поспешно поднялась, готовая идти, хотя ноги сводило болью от напряжения. Но Реми отрицательно покачал головой и мягко сказал:

– Нет Эйфи, один я управлюсь быстрее. И не бойся, Джой не такой рохля, каким кажется. – Джой при этом обиженно фыркнул: «Ну, спасибо!». Хотя в глубине души был доволен. – Он сумеет тебя защитить. И потом, я недалеко буду и надолго вас не оставлю. Все будет хорошо, доверься мне.

Он ушел, а Эйфория снова потеряно опустилась на траву, не зная, как справиться с охватившей ее тревогой. Каждая минута тянулась словно год, от напряжения ее начала бить мелкая дрожь. Она попыталась расслабиться, уговаривая себя: «Вот дурочка, ну что ты дрожишь. Успокойся! Реми не оставил бы вас, если бы не был уверен. Он рядом. Он где-то рядом. Он скоро вернется.» И тут же в панике думала: «А вдруг не вернется! А вдруг с ним что-то случится, и мы не узнаем! А вдруг вернутся вороны!»

– Эйфи! – негромко окликнул ее Джой. Он перебрался поближе к девушке, положил дробовик к себе на колени. – Если боишься, возьми меня за руку, будет спокойнее.

Но она отрицательно покачала головой:

– Нет, Джой, спасибо. Я в порядке. Когда же Реми наконец придет!

Джой только вздохнул в ответ. Между тем заметно стемнело, воздух загустел и окрасился синевой. Теперь уже и Джой начал нервничать. Легкий шорох заставил Эйфи вздрогнуть, а ее защитника схватиться за оружие.

– Тише, тише, друг! – услышали они долгожданный голос. – Меня не подстрели. Пойдемте, я нашел то, что нам нужно. Поторопитесь.

Эйфи не могла сдержать радостного возгласа облегчения при виде Реми. Не мешкая они двинулись вслед за ним. Им пришлось спуститься по довольно крутому склону вниз, на дно небольшого ущелья, где звонко журчал по камням ручей. Они пошли вдоль него по усеянной крупными скользкими валунами почве, поднимаясь к истоку. Вход в пещеру, похожий на щель, прятался за огромным камнем, среди зарослей какого-то кустарника и со стороны был совершенно незаметен. Ручей в этом месте образовал небольшую запруду, и они перебрались на другую сторону по лежащему поперек нее тонкому бревну.

Пещера, больше похожая на глубокую нору была сухой и низкой, выпрямиться в ней в полный рост могла только Эйфи, и то почти упираясь макушкой в неровный каменный свод. Но на полу хрустел под ногами песок, а воздух был прохладным и чистым, из глубины пещеры, тонувшей в глухом, непроницаемом мраке, тянуло сквозняком. Они расположились недалеко от входа, огня не зажигали, чтобы не выдать себя случайному соглядатаю или шпиону. И скоро в пещере стало совершенно темно. Утомленные они наскоро поели и расположились на отдых. На часах, посовещавшись решили не стоять, рассудив, что обнаружить их здесь непросто, а завтра силы понадобятся всем. Предстоял самый сложный переход и очень опасный участок. Граница Вороньего края у Зачарованного озера, где жили мьюми, была под постоянным надзором и Реми понимал, что им там может прийтись довольно туго.

Они улеглись на расстоянии вытянутой руки друг от друга, определив Эйфории место в середине, а Реми лег ближе к выходу. Ребята уснули быстро и скоро Эйфи услышала их спокойное, сонное дыхание. Ей не спалось, темнота давила на нее так, что было трудно дышать. К тому же с наступлением ночи в каменной норе заметно похолодало и сквозняк усилился, щекоча своими ледяными пальцами лицо и шею девушки. Эйфория то закрывала, то открывала глаза, но ничего при этом не менялось, она видела лишь плотную черную завесу. Зато обострился слух и теперь ей казалось, что она различает не только приглушенное журчание ручья, но и шепот ночного леса, далекое уханье сов. Где-то коротко протявкала лисица. Она не знала сколько пролежала без сна, пока не услышала что-то насторожившее ее. Эйфория прислушалась и поняла, что встревоживший ее звук доносился со стороны выхода там, где спал Реми. Вместо прежнего глубокого ровного дыхания, оттуда слышался тихий, глухой стон. Она села и подвинувшись к нему ближе, постаралась нащупать Реми руками. Потом осторожно потрясла за плечо. Он очнулся сразу и тут же резко сел, схватив ее за руку.

– Эйфи? Что-то случилось? – прошептал Реми, не выпуская ее руки. Она придвинулась еще ближе.

– Ты стонал во сне, я испугалась, – также шепотом объяснила она.

– Я тебя разбудил?

– Нет, я не спала, – она вздохнула.

– Почему? Нужно поспать. Завтра будет трудный день, и ты должна как следует отдохнуть.

– Я не могу, – сказала Эйфория. – Здесь так темно, мне немного не по себе. И еще холодно. Почему здесь так холодно?

Она попыталась унять охватившую ее дрожь, сильно растерев плечо ладошкой. Реми тоже вздохнул, потом выпустил ее руку и зашуршал, раздеваясь.

– Горы близко, поэтому здесь так холодно по ночам. Вот, возьми мою куртку.

– Нет-нет. А как же ты. Лучше дай мне твою руку. Можно я немного посижу здесь с тобой. Холод словно у меня внутри.

– Хорошо, – тихо сказал Реми. – Иди сюда, ложись рядом, я попытаюсь тебя согреть.

Эйфи легла и тесно прижалась к Реми, опустив голову ему на плечо. Сквозь одежду она чувствовала согревающее тепло его тела. Он накрыл ее своей курткой.

– Ты жалеешь, что взял меня с собой? – тихо спросил она.

– Да, Эйфи, очень жалею, – не сразу откликнулся он. – Мне нельзя было делать этого, нельзя было подвергать тебя опасности. И ты напрасно не сказала мне о том, что не прошла Посвящение. Теперь вся надежда только на помощь мьюми.

– А кто они? – с любопытством спросила Эйфория. Рядом с Реми она, наконец, согрелась, озноб прошел и страх тоже.

– Они хозяйки живых камней.

– О, – только и смогла сказать Эйфи. Они какое-то время лежали молча, слушая ночь, потом Эйфория вновь заговорила:

– Скажи, ты не берешь в поход девушек из-за воронов.

– Да, из-за них тоже.

Она почувствовала, как Реми приглушенно вздохнул. Его грудь приподнялась, потом медленно опустилась, и ее рука вместе с ней.

– Тогда почему ты все-таки взял меня?

– В последнее время все было очень спокойно. И ты была так настойчива, – она почувствовала в его голосе улыбку.

– Да, – Эйфи, невидимая в темноте, тоже улыбнулась. – Мне пришлось неделю сидеть на крыльце твоего дома. Я думала ты никогда не сдашься и готовилась там зимовать.

– Ты очень упрямая девушка, – он повернул голову и вдохнул чуть горьковатый травяной аромат ее волос, очень нежный и приятный.

– Да, – охотно подтвердила она. – ты даже не представляешь до какой степени я упрямая.

– Тогда я подумал, – продолжил Реми, – что возможно это очень важно для тебя.

– Да, очень, очень важно. Я хочу, чтобы ты знал. Я нисколько не жалею, что пошла. И прости, что не сказала про Знак. Боялась, что ты передумаешь.

– Эйфи, – сказал он вполголоса, внезапно очень серьезным тоном, – хочу тебя предупредить. Завтра, когда мы доберемся до Зачарованного озера, тебе многое может показаться странным, и даже испугать. Пожалуйста, постарайся сохранять спокойствие, не бояться и не торопиться с суждениями. Просто помни, что там тебе ничто не угрожает, что я не дам тебя в обиду. И ты обязательно вернешься домой целой и невредимой, чего бы это не стоило.

– Ох, Реми, – Эйфория встревоженно приподняла голову, ей очень хотелось сейчас видеть выражение его лица, но вокруг по-прежнему был кромешный мрак. – Почему ты так говоришь. Мьюми – опасны, разве они злые существа?

– Нет-нет, – он провел рукой по ее волосам, чтобы успокоить. И Эйфи показалось, что его голос прозвучал немного смущенно. – Они не злые, но они могут быть опасными, очень опасными. Но не для друзей. А мы с ними друзья. Просто они немного ревнивы. Это еще одна из причин, почему я никогда не беру с собой девушек.

Его ответ сильно озадачил Эйфорию, вызвав множество новых вопросов. Она хотела расспросить Реми подробнее, но он перебил ее:

– Пожалуйста, постарайся немного поспать. Хорошо?

И ей пришлось сдержать свое любопытство. Одной рукой он прикрыл ее голову от сквозняков, ладонью другой накрыл ее руку на своей груди. Эйфи ощутила гулкое биение его сердца и, наконец, со счастливой улыбкой уснула. Реми тоже закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания, навеянные сном. Память вновь перенесла его в прошлое.

Глава 8 Маленький друг

Стояла ранняя осень, лес вокруг крепости воронов стал преображаться, готовясь с достоинством встретить грядущий белый плен. Пятна желтизны в кронах деревьев подсказали Реми, скоро его переведут в крепость, что совсем не радовало. Не то чтобы ему нравилось на каменоломне. Работа здесь была тяжелая, да еще опасная. В прошлом году на его глазах задавило оползнем одного из скрогов, Реми тогда тоже задело вскользь, он просто вовремя отскочил. Потом все руки сбил, пытаясь откопать несчастного, но для того все было кончено. Проломленный череп – это серьезно, врачевству не подлежит. Хотя, Реми сомневался, что и при более легких повреждениях кто-нибудь здесь стал с ним возиться.

В обязанности Реми теперь входило нагружать камнями, которые с помощью кирок добывали скроги, большую деревянную тачку, и откатив ее к примитивному подъемнику, перегружать валуны в дубовую бадью, а затем изо всех сил тянуть веревку поднимая ее наверх. Реми помнил, как первое время до мяса стирал себе ладони об этот изрядно засаленный усилиями множества работников канат. Однажды, уже в конце дня, он змеей выскользнул у него из ослабевших от усталости рук, и тяжело груженая бадья чуть не рухнула ему на голову. Он едва успел судорожно вцепиться в самый конец веревки и, повиснув на ней всем телом, остановить падение.

Люди, которые работали с ним были неразговорчивы и угрюмы. Они молча делали свое дело, сторонились Реми, и за все время никто из них не сказал ему ни слова, предпочитая в крайнем случае объясняться знаками. От большого круглого хлеба, который им кидали в яму на обед, они отделяли ему кусок, не очень большой, но никогда не звали Реми сесть рядом, разделить трапезу. Он и здесь был изгоем. Иногда острое чувство абсолютного одиночества накрывало его душным, черным покрывалом, застилая свет так, что он готов был отдать, что угодно за возможность перемолвиться с кем-то добрым, дружеским словом, ощутить чью-то поддержку и участие.

В один из дней, разбирая груду камней, он услышал тонкое жалобное попискивание, словно какое-то крохотное существо плакало от боли. Он прислушался, у всех воронов от рождения очень тонкий и чуткий слух, способный уловить шуршание змеи в траве на расстоянии сотни метров. Действительно, где-то под камнями было что-то живое. Реми стал осторожно разбирать завал, стараясь не обрушить тяжелые каменные обломки на того, кто был под ними. И вскоре увидел серую лесную мышь, с перебитой валуном лапой. На шелковистой шкурке зверька виднелись и другие повреждения.

– Привет, малыш! – ласково сказал Реми и осторожно коснулся мыша. Тот коротко пискнул и доверчиво посмотрел на Реми крохотными бусинками глаз. – Как же это тебя так угораздило, бедняга?

Он бережно поднял зверька и спрятал себе за пазуху, чтобы он там отогрелся. Мышь немного повозился, устраиваясь поудобнее и не больно царапая кожу Реми своими острыми коготками, и потом затих. Так Реми нашел себе товарища.

Он принес Чика, как он назвал мыша, в свой угол и спрятал в старом матрасе. Проделал в мешковине дырку, устроив ему там уютное гнездо из соломы, вылечил и делился с ним хлебом и вареными овощами. Когда удавалось попасть за крепостные стены, приносил Чику траву и колоски дикого ячменя. Однажды, ему повезло подобрать на полу в пиршественном зале вронгов маленький кусочек сладкой коврижки. Чик обрадовался подарку и горячо поблагодарил Реми, устроив для него целое представление: вставал на задние лапки, уморительно тер мордочку, с важностью оглаживал усы и уши, словно какой-то важный господин, крутил тонким розовым хвостом и при этом задорно попискивал, будто рассказывал забавную историю. Реми не помнил, чтобы ему когда-нибудь было так весело. А когда его сердце сжималось от боли и тоски, Чик устраивался у него на плече и свернувшись клубком засыпал, сладко посапывая. И Реми чувствовал, что он не одинок и у него еще есть надежда.

Место Реми за столом в трапезной комнате молодых воронов, также, как и в спальне, было в стороне от других, возле самой двери, где даже в самый жаркий летний полдень от толстых каменных стен тянуло стылым холодом. Свою плошку с варевом он тоже получал последним и подозревал, что ему сливали туда остатки того, что не доели остальные, настолько странно порой выглядело ее содержимое. Впрочем, Реми редко, когда удавалось застать общий ужин, чему он был только рад. Работать он заканчивал гораздо позже всех и если находил свою миску заполненной, молча ел то, что там было, выбирать не приходилось, если нет – также молча уходил.

В тот вечер ему особенно не везло, у вронгов была большая пирушка наверху, и Реми помогал на кухне без конца таская воду в котлы и огромные охапки дров, бегал в обширный подвал за вином и пивом, на него одновременно сыпались сотни поручений и везде нужно было успевать. А кроме того, он с тоской представлял, что ему предстоит там завтра убирать. Реми едва стоял на ногах, когда его, наконец отпустили. А раз он не значился в числе участников пира, то и кормить его никто не собирался. От кухонных запахов у него разболелась голова и подвело живот. Он с надеждой заглянул в уже пустую трапезную ронгонков и увидел свою плошку, заполненную привычной бурдой. Лучше, чем ничего, устало подумал Реми и только сел есть, как на пороге возник Фрай, мрачный и злой. Он поцапался с одним из молодых воронов, который назвал его слабаком, ронгонки часто выясняли между собой отношения, доказывая, кто круче, дрались и ругались. В этот раз преимущество оказалось не на стороне Фрая, и он искал на ком сорвать свое раздражение.

Конечно, ничего этого Реми не знал, впрочем, Фраю не нужна была причина, чтобы накинуться на него. Что он и сделал немедленно: выбил из рук Реми плошку с едой, так что ее содержимое расплескалось во все стороны. Потом широко замахнулся, чтобы припечатать эту белую падаль как следует, но Реми внезапно легко отклонился от летящего ему в голову кулака, и рука Фрая с размаху влетела в стену. Он взвыл от боли и заплясал на месте. Реми понял – плохи его дела. Он уклонился, почти не сознавая того, в последнее время в нем словно начало просыпаться что-то странное, как сейчас, когда он знал куда ударит кулак Фрая, и время для него замедлилось. Ему показалось глупо стоять и ждать пока кулак долетит до его лица, и он отвернулся. Лучше бы он этого не делал. Фрай, закончив трясти ободранной о стену рукой с ненавистью посмотрел на Реми и, прежде чем уйти, пообещал зловещим, свистящим шепотом:

– Ты еще пожалеешь об этом. Очень горько пожалеешь и очень скоро.

Реми сознавал, что теперь его ждет что-то до крайности неприятное и поэтому не спешил покидать трапезную. Поднял свою плошку, с сожалением посмотрел на растоптанные, смешанные с грязью, остатки варева и тяжело вздохнул. Нужно было идти принимать свою судьбу такой какой есть, деваться ему все равно было некуда.

Он чуть помедлил перед тем, как шагнуть в дверной проем общей комнаты, уверенный, что там в зловещей, тягостной тишине, его не ждет ничего хорошего. На самом деле все оказалось еще хуже, чем Реми мог предположить. Они накинулись на него из-за спины, как только он вошел, набросили на шею петлю из толстой грубой веревки и тут же затянули. Реми едва успел перехватить петлю рукой до того, как она перехлестнула ему горло. Это позволило сохранить возможность дышать. Другой конец веревки был намотан на руку Фрая и он, не переставая ее натягивать, сбил Реми с ног, прокаркав: «Посмотрим, как ты сейчас увернешься, фарга». Они принялись его бить.

Реми, руки которого были заняты попытками ослабить напор петли, не мог ни закрыться от сыпавшихся на него со всех сторон ударов, ни увернуться, потому что Фрай сильными рывками все время заставлял его следовать за веревкой, чтобы не задохнуться. Собственное хриплое дыхание громом стояло у Реми в ушах.

Наконец, Фрай остановился возбужденно и часто дыша. Продолжая затягивать петлю, он хорошо размахнулся и всадил Реми, который скорчившись хрипел на полу, еще один пинок. Остальные вороны сделали тоже самое. Все они выглядели очень довольными, хотя и усталыми, глубоко и шумно дышали.

– Думаешь, урок окончен? – злобно сказал Фрай, вытирая со лба обильно выступивший пот. – Напрасно!

Реми смог еще немного оттянуть от горла, пережимавшую его удавку, и сделал тяжелый судорожный вдох. Фрай ослабил давление, но не для того, чтобы отпустить свою жертву. С помощью подельников он оторвал правую руку Реми от петли, сильно, до хруста, вывернул и завел высоко за спину. Затем крепко на несколько узлов привязал к запястью другой конец удавки значительно укоротив его. Теперь от удушья Реми спасала только одна рука, любое движение другой, только сильнее затягивало петлю на шее. Они отволокли Реми в угол и бросили там на пол, предоставив ему казнить самого себя.

Сами же отправились спать, но еще долго весело и шумно обсуждали как «поймали птичку в силки», хвалили Фрая за развлечение и сообразительность. Наконец, угомонились, и в большой, темной комнате установилась сонная тишина, нарушаемая только сиплым, тяжелым дыханием Реми, боровшегося с удавкой.

Поначалу, несмотря на дикую боль в запястье, в которое глубоко врезалась веревка, и вывернутой руке, он еще мог ценой огромного напряжения держать ее так, чтобы петля не плотно давила на шею. Потом он перестал чувствовать заведенную за спину руку и потерял над ней контроль. Это было очень плохо. Все это время он пытался другой рукой распутать узел у себя за спиной. Однако тот, намертво затянутый особым изощренным способом, к тому же разбухший и скользкий от крови никак не желал поддаваться. И Реми только напрасно сорвал себе ногти и стер кожу на пальцах. Тем более, что потерявшая чувствительность рука, опускаясь, тянула за собой петлю. И ему приходилось вновь хвататься за веревку, чтобы ослабить ее душащую хватку. Отдышавшись Реми снова и снова повторял попытки, но все было тщетно. Грубая поверхность веревки натерла шею и любое движение теперь причиняло острую боль.

Оставив бесплодные усилия распутать узел, он лежал, напряженно выгнувшись, закрыв глаза и стараясь справиться с охватившем его отчаяньем. Дышать становилось все труднее, даже когда он из последних сил оттягивал одной рукой петлю от горла, и Реми понял, что до утра не доживет. Он не знал, сколько продолжалась эта пытка, он потерял счет времени сражаясь за каждый вдох, за каждый глоток воздуха.

И тут его ухо уловило тихое, но настойчивое поскребывание, а затем по полу едва слышно стуча коготками пробежали маленькие осторожные лапки. Он открыл глаза и увидел сидящего напротив его лица Чика, который внимательно изучал Реми блестящими бусинками глаз. Реми хотел сказать мышу «помоги мне, Чик», но из распухшего горла вырвалось только слабое невнятное сипение. Чик что-то пискнул в ответ, сел на задние лапки и смешно потер передними мордочку возле носа, словно пытался этим представлением развеселить друга. Из глаз Реми беззвучно потекли слезы, оставляя за собой влажно блестевшую дорожку. Кровь на разбитом лице окрашивала их сначала в нежно-розовый цвет, но на пол они стекали уже рубиново-красными. Чик снова опустился на все лапки, а затем семеня коротенькими ножками куда-то убежал, так, что Реми уже не мог его видеть.

Зато услышал звук, который пробудил в его сердце надежду. За спиной раздалось характерное скрыг-скрыг и тонкое попискивание.

– Давай, Чик! Давай! Прошу тебя! – взмолился про себя Реми. Веревка была плотной и толстой, но мышь не сдавался. Наконец, последнее тугое волокно было перегрызено маленькими, но острыми резцами, и Реми с облегчением почувствовал, как резко ослабла удушающая хватка петли. Вывернутая за спину рука повисла бесполезной, мертвой плетью, потом в нее начала возвращаться жизнь вместе с болью от тысячи острых игл, вонзившихся в плоть. Реми ослабил петлю насколько хватило сил и еще долго лежал, стараясь надышаться. Даже теперь каждый вдох давался с болью и душный воздух комнаты с трудом протискивался в опухшее и поврежденное горло.

– Спасибо, друг! – неслышно прошептал Реми. Чик вскарабкался ему на плечо, что-то сочувственно просвиристел и лег, свернувшись клубком. Реми лежал без движения, с трудом приходя в себя, почти до самого рассвета. Когда воздух в комнате чуть посветлел, он, собрав силы, приподнялся, сорвал с шеи веревку, распутал перетянувший запястье конец и попытался подняться. Удалось не сразу, а когда наконец удалось, его сотряс мучительный приступ кашля. Нестерпимо болела вывернутая рука. Шатаясь как упившийся можжевеловым вином скрог, он выбрался на воздух. На улице шел дождь. Реми вышел под хлеставшие с неба тугие холодные струи и долго стоял так. А потом отправился, еле переставляя ноги, выполнять свою обычную работу, к обеду в пиршественном зале вронгов должно быть чисто, очень чисто, за этим придирчиво следил один из воронов. Но сначала нужно было наполнить водой бездонные кухонные чаны и отчистить котлы и жаровни…

…Когда Реми вернулся вечером в общую комнату, Фрай сунул ему в лицо обрывки веревки и прогнусавил:

– Тебе помогли, белая падаль. Но ничего, я найду кто это сделал и тогда мы как следует позабавимся. А сейчас, посмотрим, как ты усвоил урок.

И он ударил Реми в лицо, на этот раз кулак достиг цели. Реми и сейчас мог уклониться, но не стал этого делать. Ему пришлось стерпеть, но слова Фрая всерьез встревожили его. И еще он почувствовал, как внутри у него стала сжиматься словно стальная, пружина гнева и ярости.