Текст книги "Реми-отступник (СИ)"

Автор книги: Оливер Твист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Воронья сага. Часть первая. Реми-отступник

Глава 1 Голоса в ночи

– Солнце садится, – сказал Син Джой, – скоро вороны выйдут на охоту.

– Ничего, мы будем готовы к встрече. Славная близится ночка. – Реми поправил висевший на плече дробовик и плотно сжал губы.

Лесную тишину нарушил чей-то резкий вскрик, похожий на хриплое карканье. Пока еще очень далекий и словно случайный.

– Кажется, началось, – Эйфория поежилась, под короткую тонкую куртку просочились струйки холодного воздуха, заставив ее зябко передернуть плечами. Девушка плотнее запахнула полы и с тревогой посмотрела на ребят. В лес сумерки приходили раньше назначенного срока. Вернее, они рождались здесь, в сумрачной тени деревьев, просыпались, стоило только дневному светилу склониться к горизонту. Подобно темной стоячей воде они затопили сначала самые глухие уголки чащи, потом расползлись между стволами, невнятно шелестевших кронами, деревьев. И наконец, окрепнув и набрав силу выступили за границу леса, встречать спускавшуюся с небес ночь.

Но пока последние отблески дня еще не угасли, трое друзей ускоряя шаг, быстро пробирались по едва приметной тропе между тесно стоявшими вязами, торопясь добраться до места. Вскоре впереди замаячил просвет и через несколько минут взорам путников открылась большая опушка, в самом центре которой возвышалось сложенное из грубого серого камня сооружение: прямоугольная платформа на невысоких крепких опорах. Наверх вели три массивные ступени, покрытые странными знаками, похожими на выполненные замысловатой вязью буквы алфавита неизвестного или давно забытого языка.

Реми первым поставил ногу на нижнюю ступень и замер, губы его беззвучно зашевелились, повторяя слова древнего наречия. «Кто бы ты ни был, здесь тебя ждут отдых в пути, ночлег и приют. Если сумеешь надпись прочесть, то защитит тебя добрая весть. Если же нет, то тебя не спасут тысячи копий. И те, кто придут вслед за тобой никогда не найдут…»

Он закончил шептать и оглянулся на замерших позади него Син Джоя и Эйфорию. Они стояли в напряженных позах, готовые по малейшему сигналу действовать, и действовать быстро. Реми медленно кивнул им и сказал: «Вы знаете, что нужно делать». Затем выпрямился, расправил плечи и стал подниматься на платформу. Ребята двинулись за ним, на первой ступени они также замирали и неслышно шептали слова защиты. Поднявшись, скинули рюкзаки и устало опустились на шершавую и неожиданно теплую поверхность платформы. Эйфория провела рукой по неровностям камня и ощутила идущее из глубины его тихое, едва различимое гудение, немного покалывало ладонь.

– А что, Реми, – спросила она, – сюда любой может попасть, кто знает слово?

Реми насмешливо фыркнул, он уже лег, подсунув под голову рюкзак и вытянувшись во весь свой немаленький рост. Сложил на груди руки, прикрыл глаза и наконец произнес снисходительно:

– Конечно, нет. Слова – так, на всякий случай. Если на тебе нет знака, слова не помогут. Ну или помогут, но не до конца.

– Это как? – удивилась девушка.

– Не знаю, не проверял. Старшие говорят.

Реми закрыл глаза и расслаблено замер, будто мгновенно уснул. Дробовик он положил рядом, нацелив в сторону частокола деревьев, вороненная сталь ствола тускло и грозно поблескивала. Сумерки уже захватили чащу и теперь заполняли открытое пространство поляны, темнили небо, прятали, размывали границу леса, обволакивая сидящих на платформе ребят ночною мглой.

– Эй, Реми…, – снова позвала юношу Эйфория. Голос у нее немного дрожал.

– Не мешай ему, – остановил ее Син Джой. – Пусть отдохнет. Ты первый раз в походе?

Девушка кивнула, обхватив колени руками, она замерла в напряженной позе, взгляд ее скользил по высокой траве поляны, темнеющим стволам деревьев, высокому небу, где уже начали зажигаться первые звезды. Над площадкой повисла тревожная тишина, которую нарушал только мерный шелест листвы. Стало заметно холодней, теперь при дыхании Эйфория, а для друзей просто Эйфи, замечала выходящие изо рта легкие белесые облачка пара. Прошло довольно много времени, прежде чем в сумраке у границы леса послышался громкий треск, как будто кто-то с силой переломил толстую ветку.

– Реми! – встревоженно вскрикнула девушка и потянулась к юноше, чтобы разбудить, но тут заметила, что он лежит с широко открытыми глазами, которые слегка поблескивали, отражая свет полной луны.

– Тише, – сказал он вполголоса. – Все в порядке. Мы в безопасности. Это олени.

И действительно через несколько минут на поляну вышли несколько крупных животных: старый самец с огромными ветвистыми рогами и две оленихи. Эйфория перевела дух и произнесла нетвердым голосом:

– Красивые какие…

– Ага, – Реми сел и с удовольствием потянулся, с хрустом расправил плечи и шумно вздохнул. Откинул упавшие на глаза иссиня-черные волосы, в которых виднелась единственная белая прядь – родимое пятно, на бледном худом лице отчетливо выделялись очень темные глаза и приподнятые к вискам брови, придававшие ему в минуты злости или раздражения жесткое, хищное выражение. Впрочем, сейчас он был расслаблен и казался безмятежным. Эйфория невольно залюбовалась тонкими чертами лица юноши, хорошо видными в заливавшем все вокруг лунном свете, делавшим мир вокруг очень контрастным, среди глубоких угольных теней пестрели серебристо-пепельные блики, волновалась под порывами ветра трава, переливаясь серыми волнами. Син Джой раскрыл рюкзак и достал пакет с бутербродами.

– Никто не хочет перекусить? – он зашуршал плотной грубой бумагой и повеяло пряным ароматом копченого на углях мяса. Реми поморщился. Оленье семейство до этого мирно щипавшее траву возле кромки леса, настороженно приподняло головы. Их чуткие уши затрепетали, уловив пока еще не различимые обычным слухом звуки. Самец беспокойно переступил тонкими ногами и вдруг сорвался с места. Но было уже поздно. С неба бесшумно спикировали огромные тени, которые обступили благородное животное и закружились вокруг него в стремительном хороводе. Олень заметался внутри быстро сужающегося круга. Его пугливые подружки уже давно умчались в глубь чащи, с треском пробивая себе путь в густом валежнике. А их вожаку оставались считанные минуты жизни. Обезумевший от ужаса зверь издал протяжный трубный глас, ответом на который стал хриплый каркающий смех, такой жуткий, что у Эйфории, в оцепенении наблюдавшей эту сцену, кровь заледенела в жилах. И когда у нее над головой раздался оглушительный выстрел, не смогла сдержать крика.

Выстрел прервал завораживающий страшный танец и черный хоровод распался на отдельные фигуры. Олень как подкошенный рухнул в траву, сердце его не выдержало напряжения и страха. Часть теней кинулась к поверженной жертве, но тут раздался голос сначала неприятный, хриплый, так что не сразу можно было разобрать слова, но по мере того, как говорящий приближался к платформе, где сидели ребята, он становился все мягче и мелодичнее, пока не стал просто чарующим.

– Ну, надо же! Кто это здесь у нас? Ох, какая приятная неожиданность! Какая славная добыча! – высокий человек в черном, раскинув словно для дружеских объятий руки, плавной, танцующей походкой двинулся к площадке.

– Реми, Реми, Реми! Да что с тобой парень! – снова заговорил он. И Эйфории захотелось заткнуть уши, столько было в этом голосе уверенности и силы, жестокой, властной силы, которая требовала подчинения. – Что же ты не выйдешь навстречу старым друзьям! Ты сидишь словно крыса в засаде, схватив эту глупую штуку, как будто она может спасти тебя. Ты боишься, Реми, и правильно делаешь. Потому, что кто спасет тебя от самого себя? Ты просто сосунок, Реми! Я вижу это по твоим глазам. Выходи, дай твоим братьям обнять тебя. Ты обманул нас, Реми! Ты предал нас, но мы простим тебя. Идем же! Верховный отец ждет тебя, Реми! Или ты хочешь, чтобы я сам поднялся к тебе. И кто еще там с тобой. Твои нынешние друзья? Мы примем их тоже, пусть они разделят с нами трапезу.

– Да, да, пусть разделят. Пусть сами станут трапезой! – раздались со всех сторон насмешливые, хриплые голоса. – Спускайся, Реми. Идем к нам. Или мы сами придем за тобой. И тогда пощады не жди.

Реми неприятно усмехнулся:

– Ты как всегда слишком много болтаешь, Фрай.

Его спокойный голос словно разрушил некие чары и Эйфи почувствовала себя уверенней. Темные высокие фигуры окружили площадку, вдруг ставшую такой маленькой и беззащитной. А Эйфорию внезапно охватил страх, липкий, не дающий дышать. Она посмотрела на Джоя глазами полными ужаса, чувствуя, как тело охватывает противная мелкая дрожь. Но Джой лишь приложил к губам палец и слегка покачал головой. Он весь подобрался и крепко сжимал в руке длинный острый кинжал, до этого спрятанный в неприметных ножнах у бедра. Бутерброды были забыты.

Предводитель воронов остановился в паре метров от края площадки и теперь Эйфория ясно видела его лицо с резкими острыми чертами, черными провалами глаз, они не отражали никакого света и казалось, что на тебя глядит пустота, черное ничто. Лишь в самой их глубине мерцали тусклые красные искры, как угли в потухшем костре. От этого было особенно жутко. Сначала Эйфи показалось, что тот, кого Реми назвал Фраем, очень похож на ее спутника, но, когда страх немного отпустил и она смогла всмотреться пристальнее, поняла, что это не так. Да, у них обоих, впрочем, как и у всех воронов, были иссиня-черные, гладкие, блестящие волосы, очень темные глаза и брови. Но Реми был белокожим, а лица тех, кто стоял вокруг их ненадежного убежища казались смуглыми. Воронов было много, Эйфи насчитала двенадцать, по четыре на каждого из нас, подумала она. Перед началом похода Реми отдал ей свой старый охотничий нож с деревянной рукоятью, обмотанной для удобства полоской дубленой кожи.

– Надеюсь, что не пригодится, – сказал он серьезно и окинув ее хмурым, озабоченным взглядом добавил: Постарайся не потерять.

И вот теперь Эйфи вспомнила про нож и незаметно приоткрыв рюкзак стала судорожно шарить в его недрах. Наконец, рука ее наткнулась на плотный сверток, и она осторожно, стараясь не привлекать ничьего внимания, потянула его наружу. Она не знала сумеет ли в решающий момент пустить нож в дело, но подумала, что с ним не будет чувствовать себя такой беззащитной. Как бы ей хотелось сейчас, чтобы у площадки были высокие, крепкие стены, за которыми они могли укрыться. Да, Реми сказал, что здесь им ничто не угрожает, и Син Джой тоже считал так, но девушке было невыносимо чувствовать на себе взгляды этих черных словно неживых глаз. Они лишали сил, подчиняли и приказывали. Эйфи знала, что нельзя смотреть в глаза воронам, но сделать это хотелось нестерпимо, словно чья-то чужая воля заставляла ее поднять голову и взгляд. «Нет, нет, нет, – горячо зашептала она, – ты не будешь этого делать. Не смей.»

Между тем до рассвета было еще далеко и вороны разбились на две группы: одна вернулась к оленю и принялась терзать бездыханную тушу, вторая, во главе с Фраем, осталась возле платформы. Они сбились поодаль в кучку и о чем-то переговаривались. Потом вновь принялись кружить вокруг. Эйфи решилась немного осмотреться, подняла голову и вздрогнула. Напротив нее, очень близко за краем платформы стоял рослый ворон и довольно скалился. Поймав ее взгляд, он ощерился хищной ухмылкой и заговорил гортанным грубым голосом со странным резким акцентом:

– Смотри, брат, у них тут скра. Краасотка вроде. Тебе нужна такая? Иди-ка сюда, скра. Я научу тебя охотиться.

Эйфи замерла. Не смея пошевелиться и даже вздохнуть, она завороженно смотрела на черную фигуру, на плечах которой топорщились пучками, будто острия копий, кончики длинных перьев. Они шевелились словно сами по себе, то исчезая, то появляясь. К говорившему неслышно присоединилась еще одна черная тень:

– Да, Мортон, верно-верно. Это девушка и она хороша: тонкая бледная кожа, губы, цвета дорогого вина. Интересно какова на вкус ее плоть? Она нежная и сладкая? О, да! Ее глаза блестят, брат, они цвета зимнего неба. Интересно, каковы на вкус ее глаза? А темные волосы отливают золотом, красным золотом середины осени. И она боится нас, брат! Смотри, как она дышит, как волнуется под грубой тканью ее нежная маленькая грудь. Я хотел бы насладиться ее грудью, Мортон. Это самое восхитительное, самое нежное блюдо какое ты только можешь себе представить. Я чувствую дрожь ее сердца под этой атласной кожей, – раздался тихий смешок. – Она боится, что мы позовем ее и она придет. Эй, Реми! Зачем ты привел сюда эту птичку? Нам на потеху? Или ты тешишься с ней сам? Хочешь, я позову твою скра. Я могу забрать ее, и ты мне ничего не сделаешь. Ведь так, Реми-сосунок?

По вкрадчивой интонации и чарующему тембру голоса Эйфория узнала Фрая. Он возвысил голос, сменив вкрадчивый тон на властный и сказал, четко разделяя слова:

– Скажи мне свое имя!

– Я Эй…, – она успела зажать себе рот обеими руками, сильно прикусив палец, и с трудом сдерживая рвущийся наружу ответ. Эти усилия причиняли нестерпимую муку. Ей показалось, что голову сжал раскаленный огненный обруч. Она глухо застонала, чувствуя, что вот-вот заговорит. Но тут ей на плечо легла дружеская рука:

– Заткнись, Фрай. Оставь ее и уходи.

Обруч лопнул и рассыпался пеплом. Эйфи перевела дух и с благодарностью взглянула на вовремя подоспевшего Реми. Вместе с наваждением прошло и желание подчиняться. Голос Фрая вдруг утратил свою силу и сам он тоже как-то сжался и отступил, напоследок окинув Эйфи непроницаемо-черным взглядом. Реми тоже наградил ее долгим, внимательным взглядом, хмуро сдвинув брови к самой переносице.

– Держись ко мне ближе, – сказал он наконец.

– Что будем делать? – к ним подошел Син Джой и, запустив пятерню в свою и так вечно лохматую шевелюру, принялся яростно чесать затылок. На его крупном носу блестели капельки пота, хотя ночь дышала холодом близких гор. Реми ответил рассеяно, погрузившись в свои мысли.

– Ничего. Ждать.

Эйфория зябко обхватила плечи:

– Они, ведь не могут попасть сюда, правда? Что это за место?

– Это защищенное место, – произнес Реми. – Оно лишает их сил…

Мертвая оленья голова с частично обломанными рогами внезапно со свистом влетела на платформу, пущенная с нечеловеческой силой и, вскользь ударив девушку по бедру, со стуком покатилась к центру площадки. Дальше все произошло так стремительно, что Эйфи потом не могла сказать, сколько это заняло времени. Она помнила, как громко вскрикнула от неожиданности, ее развернуло после удара, она сделала несколько шагов назад, последний шаг был уже в пустоту. Беспомощно взмахнув руками, девушка рухнула с платформы, и покатилась, почувствовала, как в нее вцепились чьи-то острые пальцы, больше похожие на когти и потащили с шуршанием по траве. Боль пронзила плечо, она закричала. Две тени метнулись следом с площадки. Руки-когти, сжимавшие ей плечи, разжались, послышался шум борьбы, гортанные резкие вскрики, звуки ударов. Кто-то сильным рывком поднял ее и закинул на край платформы, резко толкнул вглубь, запрыгнул сам и голосом Син Джоя прокричал: «Есть, Реми! Уходи!». Оглушенная Эйфи подняла голову и увидела, как Реми необыкновенно быстро двигаясь, дробовиком как дубиной, отбивается от наседавших на него воронов, которые пытались сбить его с ног. Вот они почти скрыли от нее его тонкую гибкую фигуру, так что со стороны казалось, что по поляне катится огромный клубок черных тел, стремительно отдаляясь от убежища. «Они гонят его к лесу! – воскликнул Син Джой, и закричал, – Реми! Дробовик! Прикончи их!»

«Стреляй же, ну! – подумала она, и тут, словно в ответ на ее мысленный призыв, раздался выстрел, полыхнула яркая вспышка, стая, обступившая Реми, отпрянула, и он не мешкая кинулся к каменному помосту. Несколько воронов метнулись следом, но почти сразу остановились. Реми одним прыжком преодолел ступени, заскочил на платформу и тяжело дыша рухнул рядом. Опрокинулся навзничь и вдруг хрипло засмеялся, будто закашлял. Грудь его, разгоряченная дракой, резко и часто вздымалась, куртка была порвана в нескольких местах, располосованная острыми когтями, кое-где в прорехах виднелись глубокие царапины, сочившиеся кровью, волосы растрепаны и торчали в разные стороны как перья. В глазах пылал, затухая, сумрачный огонь.

– С тобой все в порядке? – встревожено спросил Син Джой.

– Да, в порядке, – Реми оборвал смех и, выровняв дыхание, сказал, – Помял им немного крылья, да начистил несколько клювов. Жаль Фрая не достал. Осторожный, гад, никогда не лезет в ближний бой. – Он повернулся к девушке. – Ты не ранена?

Эйфи отрицательно помотала головой.

– Испугалась?

Она кивнула и заплакала, спрятав лицо в ладонях. Син Джой вытер со лба пот грязным рукавом джемпера и шумно перевел дух.

– А, уж как я испугался, – произнес он, и поймав удивленный взгляд Реми, счел нужным пояснить. – За Эйфи.

– Ладно. Тебя точно не задели, Эйфи?

Эйфория покачала головой, боли она уже не чувствовала, а может это было действие шока. Но слезы продолжали течь, как она не пыталась взять себя в руки.

– Как они смогли? – пробормотал Реми озадачено и стал пристально всматриваться в темноту, уже слегка разбавленную молочно-белой кисеей тумана, поднимавшегося со своего травяного ложа. Ночь была на исходе. Вороны отступили к кромке леса и до друзей донесся изменившийся и загрубевший голос Фрая: Я не прощаюсь, Реми! Реми-отступник, потерявший дорогу. Реми-сосунок!

Двенадцать черных теней взметнулись ввысь, несколько раз с карканьем облетели платформу и растаяли в еще по ночному темном небе.

Реми устало поднялся и подошел к краю каменной плиты, сплюнул им вслед. Густо окрашенная кровью слюна запачкала траву перед помостом, и Эйфория только сейчас разглядела, что на скуле у него темнел багровый синяк и несколько кровоточащих ссадин, была разбита губа. Она сняла с пояса фляжку и смочила водой из нее носовой платок, потом приблизившись к неподвижно застывшему юноше, стала осторожно, мягкими, короткими касаниями, стирать у него с лица влажным полотнищем кровь и грязь.

– Спасибо, что выручили. Мне так стыдно, что я вас подвела.

Реми улыбнулся:

– Не стоит, немного размялись, только и всего. Я одного не понимаю, – сказал он задумчиво. – Как у них получилось задеть тебя? Так не должно было быть.

– На ней нет знака, – подал голос Син Джой. – Ты разве не видишь?

Реми вскинул на девушку глаза. Под его внимательным, испытующим взглядом она смущенно отвернулась.

– Нет знака? И ты молчала? – он обернулся на Син Джоя, который как ни в чем не бывало вновь разворачивал пакет с бутербродами. – А ты почему мне не сказал?

Син Джой удобно устроился на краю площадки, свесив ноги, и со вздохом наслаждения впился в толстый ломоть хлеба с мясом.

– А что бы это изменило? – пробурчал он с набитым ртом. – Да и потом, я не был уверен.

– Так ты не прошла Посвящение? – Реми пораженно смотрел на девушку. – И решилась идти в поход? На земли воронов?

– Ну да, – под его пристальным взглядом Эйфи почувствовала себя неловко. – Я не думала, что это так опасно. И так страшно… Ведь до сих еще никто не погиб и не пропал. По крайней мере я не слышала о таком.

– Уже несколько лет нет жертв, потому что Реми водит отряд, – недовольно сказал Син Джой. – Он хорошо знает эти места. Так ведь, Реми?

– Да, – сдержано ответил тот. Он подошел к рюкзаку и достав фляжку с водой принялся жадно пить, потом сел и о чем-то глубоко задумался, ссутулив плечи. Эйфория опустилась на колени рядом с ним, тронула за плечо и спросила вполголоса:

– Так ты один из них?

Реми долго молчал, прежде чем ответить:

– Нет, я не один из них. Я вырос здесь, среди них, но я не один из них… Тебе нужно пройти Посвящение, Эйфи.

– Да, я знаю.

– Нам придется вернуться. Я не могу так рисковать.

– Нет, Реми, пожалуйста! Я прошу тебя, – Эйфория сложила ладони в умоляющем жесте, глаза ее наполнились слезами. Но юноша отрицательно покачал головой и произнес примирительно:

– В другой раз, хорошо, – и грустно добавил, – ты не знаешь, о чем просишь.

Остаток ночи они провели в полудреме кое-как устроившись на камнях площадки. Скоро полоска неба над лесом посветлела и на ее фоне резко обозначились верхушки деревьев, звезды бледнели и гасли, порыв холодного влажного ветра всколыхнул густую траву, расправляя примятые потасовкой стебли, и разметал призрачную кисею тумана, не успевшего как следует окрепнуть. В чаще раздались первые птичьи трели, возвестившие, что близится утро очередного дня. Они разбудили Син Джоя, который громко зевнул и, со стоном потянувшись, поднялся. Несколько раз прошелся по платформе, разминая затекшие ноги, потом посмотрел на спящих друзей и громко воскликнул:

– Эй вы, засони! Ну что, когда двинемся дальше?

– Мы возвращаемся, – категорично сказал Реми, открывая глаза. – А сейчас неплохо бы поесть. Там хоть что-то после тебя осталось, обжора?

– Конечно, осталось! Я же на всех взял, – обиделся Джой. – Вот, Эйфи, держи.

Он запустил в недра рюкзака руку и протянул девушке промасленный и дивно пахнущий пакет, предварительно шумно понюхав его и сладко причмокнув.

– Я не хочу, – произнесла она.

– Поешь, – сказал Реми строго. – Привал не скоро будет, ты не дойдешь. У нас не так много времени.

Она взяла пакет, развернула его и, разломив сэндвич на две части, протянула одну Реми. Тот отрицательно покачал головой, снова едва уловимо поморщившись. Эйфория растерялась:

– А как же ты?

– А он не ест мясо. Очень удобно для нас с тобой, – вдруг засмеялся Син Джой и достав из своего объемистого рюкзака два больших новых свертка, один, задумчиво взвесив в руке, оставил себе, другой кинул Реми. – Вот, лови, как раз в твоем вкусе: с рыбой и спаржей тетушки Эльзы. И сам ты обжора!

Реми ловко поймал сверток и без лишних разговоров принялся за еду. Некоторое время все были очень заняты, вкус пищи разбудил аппетит, и Эйфи поняла, как была на самом деле голодна. Завтрак, как бы не был он скуден, влил новые силы в их тела, утомленные накануне долгим дневным переходом и ночными приключениями. Вода из фляжки утолила жажду и прогнала начавшее охватывать сознание сонное оцепенение. Когда первые солнечные лучи окрасили восточный край неба пока еще застенчивым румянцем, отряд покинул каменный помост и двинулся дальше. Обошли по широкой дуге останки того, что еще несколько часов назад было сильным, красивым животным. Вороны славно попировали. В траве валялись кости с неопрятными лохмотьями мяса и сизые комки внутренностей, к которым из-за кустов уже давно осторожно принюхивались две старые лисицы: мать и дочь, дожидаясь, когда люди с неприятной, шумной штукой, опасно плюющейся огнем, покинут пределы поляны. А перед помостом осталась лежать мертвая оленья голова, которую швырнул на землю Син Джой, чтобы она не оскверняла убежище. Через несколько месяцев солнце, влага и шустрые лесные зверьки, что не брезгуют падалью, обнажат ее череп, и он будет обречен день за днем смотреть пустыми глазницами на неизменную смену времен года.