Текст книги "Время синтеза (СИ)"

Автор книги: Ольга Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Выбирайте, Вера Анатольевна. Ах, вы в замешательстве, ну что ж, используйте подсказку! Пятьдесят на пятьдесят? Хорошо, попросим компьютер убрать два заведомо неверных ответа.

Динь! С и D исчезли, теперь вместо них пустые чёрные строчки.

– Итак, чего же вы больше хотите: быть полезной обществу или заработать деньги? Вы всё ещё в сомнениях? Тогда, может быть, стоит позвонить другу?

"А друг не ходит на работу, он – свободный художник!" – Вера показала ведущему язык.

"И вообще, друг ли он мне? Большой вопрос. Да ладно, наплевать! Какая разница, друг мне Витька или не друг и зачем я хожу на работу? Надо думать о хорошем – сегодня пятница, и завтра я отосплюсь! К тому же мне вовсе не хочется трепать себе нервы, пускаясь в погоню за автобусом и молотя в бешеном темпе каблуками эскалатор в метро, так что хватит валяться! Одеяло в сторону и бегом в ванную!"

Бегом, конечно, не вышло, но Вере удалось встать и доплестись до ванной.

"Боже, что это? – она отшатнулась, с ужасом глядя, как жидкость цвета медного купороса закручивается вокруг сливного отверстия раковины. Вспомнилось озеро из сна, Вера вздрогнула и закрыла кран. Постояв с минуту в нерешительности, она снова открыла его и вздохнула с облегчением: в белый фаянс ударила самая обычная чистая вода. "Галлюцинации... – прошептал тот самый противный внутренний голосок. – Догадываешься, что это значит?"

– Ничего это не значит! – сказала вслух Вера. – Спросонья померещилось, вот и всё!

Сварив себе большую кружку крепкого сладкого кофе, она присела за стол и включила телевизор.

– А теперь о погоде.

Вера подняла глаза на экран и застыла.

– На Голубом Озере сегодня, как всегда, ясно и холодно. Ветра нет, а цифровое значение температуры не имеет смысла, – говорила ведущая за кадром, а из телевизора на Веру смотрело озеро из сегодняшнего сна. Всё точь-в-точь: кусочек смешанного леса на другом берегу подходит вплотную к воде, с левой стороны три тёмно-зелёные ели, справа высокий холм, поросший какими-то кудрявыми кустиками с красными ягодами, а на переднем плане камень, возле которого она сидела, только нет ни её, ни птицы.

– Однако, – как ни в чём не бывало продолжала ведущая, – будьте внимательны, сегодня ожидается сильный выброс града.

"Опять!" – ехидно произнёс внутренний голосок. Вера зажмурилась и вскочила, расплескав кофе.

– ...скве солнечно, осадков не ожидается, ветер...

Она открыла глаза. В телевизоре на фоне вида Москвы висела табличка: ночью +5+7, днём +13+15.

– ...к полудню воздух прогреется до 15 градусов выше нуля.

Никакого озера, никаких странных слов.

Прогноз погоды закончился, и появилась рекламная заставка. Вера выключила телевизор. Руки дрожали. Стараясь ни о чем не думать, она убрала чашку в раковину и вытерла со стола кофейное пятно. Внутри стало как-то пусто, даже надоедливый голосок молчал.

В метро Вера почти уверила себя в том, что, присев за стол, она на несколько секунд задремала, и прогноз погоды на Голубом Озере, закончившийся загадочным словосочетанием «выброс града», ей просто приснился. Вот тут внутренний голосок появился вновь, отчаянно вопя, что невозможно заснуть, когда пьёшь горячий кофе, и проснуться стоя, да ещё и с чашкой в руке. «Да брось, – возражала Вера, – я читала, что даже долгий сон на самом деле длится всего несколько секунд, а на этот бред по телевизору достаточно, наверное, и четверти секунды. Так что вскочила я, уже проснувшись». – «И ты считаешь, что это нормально – вот так внезапно вырубаться за едой, а потом путать сон с явью?» – «Просто сегодня пятница, а я всю неделю зверски не высыпалась». – «Можно подумать, ты в предыдущие недели высыпалась... Никогда раньше не было у тебя таких глюков, и купорос из крана не тёк!» – «Сам ты купорос! Отвали от меня, надоел».

Вера окинула взглядом вагон, стараясь переключить мысли на что-нибудь другое. Напротив сидела женщина с белыми, протравленными до полного омертвения волосами, сильно начёсанными и уложенными в сооружение, очень похожее на сахарную вату. "Как можно решиться на такое издевательство над собственными волосами? – поразилась Вера. – Они же могут в один прекрасный день просто отвалиться!" Она представила себе, как женщина встает утром с постели, а "сахарная вата" остаётся лежать на подушке. Женщина, ничего не заметив, зевая и потирая глаза, идёт в ванную, открывает дверь, заходит, поворачивается к зеркалу... Мадам Сахарная Вата в упор посмотрела на Веру недобрым взглядом под названием "Что пялишься, дура?", и та отвела глаза.

Пройдя к выходу, Вера повернулась лицом к дверям и чуть не вскрикнула, изо всей силы вцепившись в поручень. За тонким стеклом простиралось Озеро из сна. Оно полностью поглотило черноту туннеля и заглядывало в вагон огромным голубым глазом. Упёршись взглядом в надпись: "не прислоняться", Вера заставила себя составлять слова из букв, содержащихся в этой надписи: слон, сон. Слово "сон" опять выдвинуло Озеро на первый план. Вера упрямо сжала губы и продолжила, стараясь представить себе всё, что складывалось: рис (индийский длиннозёрный), нить (белая капроновая), тир (зелёная палатка в Парке культуры), соль (на кухне в деревянном бочонке), рот (с розовой помадой), нос (греческий прямой), тон (язвительный), село (домики с огородами и яблонями)...

Поезд въехал на станцию, двери открылись, и Вера вышла. После борьбы с видением накатила усталость, и идти по перрону с каждым шагом становилось всё труднее и труднее. "Что со мной творится? – в растерянности спрашивала себя Вера. – Да я просто с ног валюсь". Добравшись до лестницы, ведущей на выход в город, она в изнеможении опустилась на ступеньку. Люди шли мимо, совершенно не обращая на неё внимания. "Никому и дела нет, что я тут умираю, – Вера попыталась подняться, но не смогла пошевелиться. На глаза навернулись слёзы. – Кошмар, наваждение какое-то". Рядом остановился высокий мужчина в синей куртке и стал сосредоточенно рыться в кармане, звеня мелочью. Одна монетка выскользнула и, отскочив от ступеньки, упала девушке на колени. Мужчина наклонился и поднял её так, как будто Веры не существовало, словно монетка просто упала на пол. "Он не видит меня! – с ужасом осознала Вера. – И все остальные тоже! Сейчас кто-нибудь на меня наступит!" Слёзы стояли в глазах, а непослушные веки не могли сморгнуть их избыток. Всё вокруг расплылось, потеряв очертания. И тут её вдруг осенило: "Стоп! Что я впадаю в панику? Это, наверное, сон. Ну конечно! Очень реалистичный, очень подробный, но всё-таки сон! Он снова меня настиг, и теперь надо просто проснуться!"

Вера открыла глаза и увидела у себя перед носом поверхность рабочего стола. Она подняла голову. "О Господи! Я уснула на работе, жуть какая! А если начальник заходил?! – Вера потерла виски. – Нет, если бы он зашёл, то, не стерпев такого безобразия, живо растолкал бы меня. Сколько же я проспала?" Она взглянула на часы: 14:30. "Наверное, недолго, обеденный перерыв ещё не кончился. А какой странный сон мне приснился! Сон про то, как я проснулась... Надо будет девчонкам рассказать. А кстати, где они? Чёрт, всё в голове перемешалось..."

Вера услышала приближающиеся шаги и голоса. Дверь в комнату открылась, и вошли Валя с Наташей. Одна несла пакет с апельсиновым соком, а другая – картонную коробку.

– Ну как ты? Голова прошла? – спросила Валя.

– Да вроде... Я тут вздремнула, пока вас не было.

– О! Правильно! Сон – лучшее лекарство, – сказала Наташа.

А Вера подумала: "Нет, спасибо, мы, пожалуй, без лекарств обойдёмся как-нибудь!" Рассказывать сон почему-то совсем расхотелось.

– А мы тебе пиццу купили. – Наташа положила на стол перед Верой коробку и открыла крышку. – Вот!

В центре лежал большой треугольный кусок пиццы. Выглядел он очень аппетитно. Вера вспомнила, что не завтракала, и сглотнула слюну.

– Спасибо, девчонки! – она повернулась на стуле, сняла свою сумку с подоконника и достала кошелёк. – Сколько с ме...

– Вер, ты чего? – обеспокоилась Наташа.

Вера молча показала пальцем в коробку. Девушки нагнулись, внимательно изучая пиццу.

– Пахнет хорошо, – отметила Валя, – свежая.

– Тёпленькая ещё, – согласилась Наташа.

– Три, – с трудом выговорила Вера.

– Чего три? – не поняла Наташа.

– Три куска.

Наташа и Валя переглянулись.

– Так и нас трое, – Валя озадаченно смотрела на Веру, – да что с тобой, в самом деле?

– Всего секунду назад я точно видела всего один кусок, – произнесла Вера, но, тут же пожалев о сказанном, торопливо добавила: – Ну, то есть так мне показалось.

– Ага, забавно. Ты ешь, а мы сидим и смотрим, – попыталась разрядить обстановку Валя. Но никто не засмеялся.

– Да ладно, не обращайте внимания, – Вера переложила свой кусок на тарелку и отдала коробку подругам, – когда вы пришли, я просто ещё не совсем проснулась.

Она поднесла пиццу ко рту, и тут вдруг что-то случилось. Откусить никак не получалось. Раз за разом она брала с тарелки кусок, поднимала его вверх, но когда до рта оставалось чуть-чуть, время словно останавливалось, и преодолеть эти последние несколько сантиметров становилось невозможным, да и рот будто запечатывало. Она могла сколько угодно открывать его заранее, но в самый последний момент он сам собой неожиданно оказывался закрытым.

Судорожно сглотнув, Вера аккуратно положила нетронутый кусок обратно на тарелку. Внизу живота свернулся тугой и холодный ком. Мысли заскакали: "Кончилась моя дееспособная жизнь... Я спятила... Гоголь умер от голода, потому что перестал есть. А вдруг с ним произошло то же, что сейчас происходит со мной?.. Пойти к психиатру... Я не хочу умереть от голода... Нет!.. Лежать в психбольнице, где меня будут кормить внутривенно, я не хочу ещё больше... А может, это снова сон? Господи, великий и всемогущий, сделай так, чтобы это был сон! Ну пожалуйста, пусть это будет сон!"

– Вера, Вер! – услышала она далекий, словно из другого измерения, голос. – Ты меня слышишь?

Кто-то тряс её за плечо. Это была Валя. Вера оторвала взгляд от пиццы и посмотрела на девчонок. Встревоженные, они стояли возле её стола.

– Вер, ты чего не откликаешься? – Валя отпустила Верино плечо. – Слушай, ты такая бледная, почти зелёная, тебе плохо?

Вера молча кивнула.

– Ну так иди домой, – сказала Наташа, – мы тебя прикроем.

– Правильно, – поддержала её Валя, – иди, а если шеф появится, хотя, – она взглянула на часы, – сегодня это уже маловероятно, скажем, что ты платёжки в банк понесла.

– Сегодня пятница – банк только до обеда, – механическим голосом ответила Вера.

– Да что он, помнит, что ль? Не смеши!

– Ладно. Я, пожалуй, и правда, пойду, – Вера встала, стараясь не смотреть на тарелочку с пиццей. – Поймаю такси и поеду домой. Вы уж меня извините.

– За что? О Боже, топай давай, – махнула рукой в сторону двери Наташа.

Вера оделась, взяла сумку и направилась к выходу. На пороге она обернулась:

– Ой, а я чашку свою не помыла.

– Слушай, уйдёшь ты когда-нибудь? – Валя зашуршала бумагами. – Двигай, не мешай работать.

Улица встретила девушку ярким солнцем. Когда она шла на работу, было облачно, и вот – такая приятная перемена. «Как хорошо, – она постояла, чувствуя ласковое тепло солнечного луча на лице, – пожалуй, пройдусь немного». Весной солнце всегда особенно ослепительно, Вера ещё в детстве удивлялась этому. Став взрослой, она поняла, что так только кажется, потому что листьев ещё нет и ничто не рассеивает и не закрывает лучей поднимающегося с каждым днём всё выше светила, от чего отвыкли за зиму наши глаза. А ребёнком она искренне полагала, что Солнце просто устаёт сиять и выгорает за лето, как бабушкина косынка, забытая на ветке старой груши. Многие чудеса ушли вместе с детством, но волшебство солнечной погоды осталось с Верой, всегда исправно и быстро поднимая настроение. Неприятный инцидент с едой постепенно отошёл на второй план и уже не казался таким страшным. Она расстегнула куртку и ускорила шаг. Идти было легко и приятно. «Всё будет хорошо, просто чуть расшалились нервы», – думала она, шагая по бульвару. «Ничего себе „чуть“! Да ты не в себе!» – неожиданно возник внутренний зануда. «Замолкни, только тебя ещё мне не хватало», – попыталась прогнать его Вера. «Пора в психбольницу», – тоненько пропел голосок на мотив известной песни «Пора в путь-дорогу». «Вот тебе туда и пора, там тебе самое место», – разозлилась Вера. «Так я часть тебя, дурёха», – хихикнул голосок. «Сам дурак, заткнись».

– Девушка, купите цветочки, – бабуля в светлом плаще и белом платочке протягивала ей ярко-синий букетик. Вера остановилась:

– Какие красивые, что это за цветы?

– Дак синятки же, милая!

– Никогда не видела таких. – Вера рассматривала крупные венчики, состоящие из шести совершенно круглых плотных синих лепестков. Серединки синяток на солнце отливали бирюзой. – Это дикие цветы, или вы их выращиваете?

Старушка засмеялась:

– Господь с тобой, как же их можно выращивать? Сами они появляются!

– Где? В Подмосковье?

– Нет, милая, на Голубом Озере. Бери, их всего один букетик, для тебя специально принесла.

До Веры не сразу дошёл смысл сказанного.

– Что-что?

– На Го-лу-бом О-зе-ре, – тщательно выговорила бабуся, голубые глаза её пристально смотрели в Верины.

Девушка не могла отвести взгляд, круглые и яркие, эти глаза притягивали её, и было в них что-то странное и в то же время очень знакомое.

– Как... Кто вы?

Лицо старушки стало вытягиваться вперед и бледнеть.

– Куда же ты, милая? – её голос изменился, слова зазвучали отрывисто, резко и пронзительно. – Возьми свои синятки!

Вера попятилась. Страх окатывал её жаркими волнами, она силилась оторвать взгляд от белого лица с синими глазами, но оно словно гипнотизировало. Навалилась неодолимая слабость, и Вера опустилась на землю, беспомощно следя, как нос старушки вырастает вперёд белым клювом, а платочек превращается в перья.

– Твооии сииняаатки, – протяжно выкрикнула полуженщина-полуптица, вытягивая длинную шею по направлению к девушке.

– Где поворачивать-то? Эй, проснитесь!

Вера открыла глаза:

– А? Что?

Таксист улыбнулся:

– Тяжёлый выдался день?

– Угу, – Вера облегчённо вздохнула: жуткая птицебабка со своими дурацкими цветами оказалась всего-навсего кошмарным сном. Слава Богу! Это же надо – уснуть в такси по дороге домой!

– Так где поворачивать?

– У следующего светофора направо.

Через несколько минут показался Верин дом.

– Здесь остановите, пожалуйста.

Вера открыла сумку, чтобы достать кошелёк, и остолбенела. Из сумки весело глядели синятки, издевательски поблёскивая бирюзовыми серединками. Она зажмурилась на несколько секунд, потом открыла глаза. Цветы были на месте. Веру затошнило, в голове что-то болезненно запульсировало, и затылок мгновенно налился тяжестью. Девушка скосила глаза на таксиста. Он тактично отвернулся и смотрел в окно. Самый обычный мужчина. Стараясь не коснуться синяток, она осторожно вынула кошелёк и расплатилась.

Подойдя к своей квартире, Вера остановилась. «Надо достать ключи». Она с неприязнью посмотрела на сумку и, поколебавшись с минуту, открыла «молнию».

– Ну, ничего другого я и не ожидала, – сказала она вслух, глядя на цветы.

"Даже не помялись, такие свежие, словно только-только сорваны... Минуточку! – Веру вдруг пронзила мысль. – А что, собственно, такого страшного в этих синятках? Ведь я могла купить их у самой обычной женщины, потом сесть в машину и там уснуть! Ну конечно, так всё и было!" Вера достала ключи и открыла дверь. "Да, но тогда почему я не помню ни этой женщины, ни когда именно их купила? Сколько они стоили? И где я поймала такси?" Вера ожидала язвительных замечаний знакомого отвратного голоска, но он молчал. "Ну, что скажешь, зануда?" Голосок не отвечал. "Чего молчишь?.. Эй! Куда пропал?.. Ну и чёрт с тобой".

Не выпуская синяток из рук, Вера сняла куртку, сбросила туфли и прошла в комнату.

"Итак, что я помню? – она упала в кресло. – Проснулась утром, испугалась купоросной струи, потом пила кофе и услышала невероятный прогноз погоды. До метро доехала на автобусе, в метро вышла из поезда, почувствовала себя плохо, доплелась до лестницы... Оп! Здесь затемнение до того момента, как я очнулась за столом в офисе. Значит, то, как я встала утром и ехала на работу, было сном. Сном, в котором мне приснилось Голубое Озеро. А как же я попала в офис? Не знаю... Да и была ли я там? Ведь то, как пицца не лезла в рот, прогулка по улице и птицебабка с синятками тоже оказались сном, увиденным в такси... Выходит, каждый раз, просыпаясь, я снова оказывалась во сне, только в другом. Просто матрёшки какие-то!.. А что же тогда было на самом деле, в реальности?! Так, спокойно! Вчера был четверг и я хорошо помню всё, что делала, вплоть до того момента, как легла ночью спать, а после этого были только сны... Но не могла же я проспать весь день, ведь сейчас уже вечер пятницы? Или могла?.. Боже, как болит голова... Надо выпить таблетку".

Вера встала, собираясь пойти на кухню, но остановилась. "А если не получится выпить таблетку, как было на работе? А вдруг я не дома, а снова во сне? Вот ужас! Где же я тогда на самом деле сейчас нахожусь?! Бред какой-то... устала... голова сейчас лопнет просто... Нет, не буду пить таблетку, лучше прилягу".

Вера легла на диван, цветы оставались в руке. Она закрыла глаза и тут же увидела, что сидит на берегу Голубого Озера, держа синий букетик и ощущая прохладу чистого воздуха. Вера посмотрела на синятки, улыбнулась и разжала пальцы. Цветы вылетели из руки, словно бабочки, закружились в воздухе, играя друг с другом, а потом опустились на землю. Через мгновение стебельки приросли к грунту и подняли синие венчики вверх. Вера знала, что так и должно быть. Она облегчённо вздохнула и почувствовала, как с каждым мигом, с каждым вдохом становится всё холоднее, и это было очень приятно. Она набрала полную грудь ледяного острого воздуха и выпустила на волю крик, громкий и долгий. Вера кричала, наслаждаясь собственной отрешённостью и свободой от всего на свете, кричала, пока лёгкие не взорвались тысячью ледяных градин, и в вихре этих градин она расправила белые крылья, подняла белый клюв к небу и устремилась навстречу непостижимому...

– Знаешь, Валь, я до сих пор не могу прийти в себя после похорон, – сказала Наташа, – мы же совсем недавно вот так же шли вместе с ней с работы к метро.

– Да, такая молодая, двадцать пять лет всего, – Валя вздохнула, – моложе меня... Кто бы мог подумать? В четверг на работе сидела как обычно: с утра злая, после обеда веселая, всё нормально было... А в ночь на пятницу скончалась. Дикость какая-то!

– Слушай, а я так и не поняла, отчего она умерла?

– Да никто не понял! Врачи констатировали внезапную смерть. Причина неизвестна. Сердце под утро остановилось, а почему – никто не знает.

– Валь, а помнишь, как нам в пятницу лишний кусок пиццы положили? Я когда это обнаружила, сразу подумала, что этот кусок... – голос Наташи дрогнул, – ...он был для Веры...

– Да, я тоже что-то такое почувствовала... – задумчиво проговорила Валя. – Ты когда коробку с пиццей открыла, мне вдруг показалось, что Верка тут, с нами в комнате, и я даже обернулась посмотреть на её место. Там, конечно, никого не было, но... Знаешь, я где-то читала, что те, кто умирают мгновенно и неожиданно, не всегда это понимают... в смысле, не то чтобы вообще, а просто до них это не сразу доходит! Они ещё какое-то время считают, что живы, и пытаются делать всё как раньше: есть, спать, ходить на работу... Как ты думаешь, это правда?

Скалы

Кристофер шагал через луг, намеренно забирая много правее, чем вчера. Он ходил здесь каждый вечер и всякий раз старался идти другим маршрутом, чтобы не протоптать тропинку. Нет, он не боялся, что кто-то повторит его путь, просто таково было свойство натуры Кристофера – прикасаться ко всему осторожно, по возможности не оставляя следов, словно в этом мире он только гость. Порой про него так и говорили: не от мира сего. Отчуждённый и неразговорчивый, Кристофер казался холодным и замкнутым человеком.

*

На работе его считали букой и давно уже не пытались вовлечь в неформальное общение. Даже очаровательная секретарша шефа Мэй, которая строила глазки всем мужчинам подряд и практически любой объект в брюках считала "душкой", разочаровалась в Кристофере через неделю после знакомства. Тогда, в обеденный перерыв, все живо обсуждали супер-скандальный фильм, показанный накануне вечером одной из телекомпаний. Кристофер, как обычно, молчал, не принимая участия в общей дискуссии.

– А ты что думаешь, Крис? – спросила Мэй, кокетливо поддев вилкой кусочек огурца.

– Я ничего не думаю, – ответил Кристофер. – Я не смотрел этот фильм.

– Были другие дела? – не унималась Мэй.

– У меня нет телевизора.

– Ах, – протянула Мэй, вздыхая, – как тебе не повезло, такое кино! А с телевизором-то что? Сломался?

– Он не сломался, у меня его вообще нет.

Мэй застыла, открыв рот. В её хорошенькой головке не укладывалась мысль о том, что у кого-то может не быть телевизора. Как это? А что ж он его не купит? Зарплата у него приличная, а телевизор стоит совсем недорого. Двинутый какой-то!

Кристофер спокойно доел рисовый пудинг и, пожелав всем приятного аппетита, поковылял из столовой, опираясь на трость.

Некоторые из сослуживцев поначалу пытались наладить с ним приятельские отношения, приглашая вечером пропустить по стаканчику в соседнем баре, но неизменно получали вежливый и твёрдый отказ.

Каждый день, как только заканчивалось рабочее время, Кристофер, аккуратно прибравшись на своём столе, вставал, говорил "До свидания" и шёл к выходу из здания так быстро, как только мог, – его правая нога была короче левой на четырнадцать сантиметров и имела повёрнутую вправо негнущуюся стопу. На улице он садился в припаркованный возле самого входа старенький, видавший виды, автомобиль и уезжал.

Жил он в небольшом посёлке, в доме, стоявшем на отшибе. Дорога на машине отнимала примерно час, но у Кристофера никогда не возникало желания перебраться поближе к городу. Во-первых, потому что здесь было тихо, а он очень ценил тишину и не любил, когда она заполнялась чем попало, а во-вторых, именно здесь находилось то место, где его всегда ждали и он чувствовал себя по-настоящему счастливым.

*

В двух километрах от дома раскинулась гористая местность. Начиналась она с шести небольших, но довольно крутых остроконечных скал, стоявших перед склоном настоящего исполина, словно стайка цыплят, жавшаяся к ногам наседки. Именно туда, к этой группке, держал свой путь Кристофер.

Луг кончился, и под ногами захрустела усеянная мелким камнем сухая голая земля. Крис шёл, радуясь прикосновению лёгкого ветра, и ему казалось, что, по мере приближения к цели, воздух становится каким-то иным, особенным, он ни за что не смог бы объяснить, что именно в нём меняется, как невозможно описать, чем отличается вкус и аромат чистой родниковой воды от обычной. Кристофер несколько раз с наслаждением вдохнул, да так глубоко, что на мгновение закружилась голова. Он остановился и посмотрел на небо. Последние закатные отблески чуть золотили редкие перистые облака, и полупрозрачной скобкой проступал бледный и неуверенный, словно спросонья, месяц. Скоро зажгутся первые звёзды. Кристофер улыбнулся и быстро зашагал дальше, энергично выбивая тростью маленькие фонтанчики пыли.

*

В первый раз он открыл это место случайно, попав сюда после одного из самых трагических событий в жизни.

У него был друг – мохнатый ньюфаундленд Фил. Они прожили вместе почти десять лет. Все эти десять лет Крис считал, что у него есть семья, хоть и состояла она из одного только Фила. Отца своего Кристофер не знал, а мать умерла, когда ему было двадцать. К счастью, она сумела обеспечить сыну хорошее образование и оставила в наследство дом, а также небольшой счёт в банке. Кристофер с детства проявлял способности к техническим наукам и по окончании университета уже имел два авторских свидетельства, поэтому у него практически не было проблем с трудоустройством.

Одно время он встречался с девушкой по имени Мария и всерьёз думал о том, что, возможно, когда-нибудь она станет его женой, но неожиданно ей предложили работу в другой стране, и Мария без долгих раздумий согласилась. И хотя она уверяла, что обязательно сообщит свой новый адрес и телефон, её глаза говорили Крису обратное...

Брать с собой пятимесячного Филли Мария не захотела, решив сбагрить его Кристоферу на попечение.

Щенок, казалось, только того и ждал. Он так и льнул к новому хозяину, изо всех сил виляя хвостом и заглядывая в глаза, однако когда Кристофер собрался отвести его к машине, щенок вдруг нырнул под кровать и так долго оттуда не показывался, что Марии пришлось за ним лезть. Нащупав щенячью попку, девушка ухватила Филли за задние лапы и вытащила на свет божий. Вслед за щенком из-под кровати выехал тёмно-коричневый кожаный мешочек, стянутый чёрным шнурком. Попытки вытащить его из зубов Филли успехом не увенчались, и, устало вздохнув, Мария сказала: "Слушай, а забирай-ка ты его вместе с этим мешком. Там вроде бы индейское украшение... или амулет... из меха, а может, из перьев, я уж позабыла... Его мне дядя подарил, привёз откуда-то... не помню... Короче, я всё равно такие вещи не ношу, и мешок этот с собой тащить не собираюсь. Возьми, может, тебе на что сгодится". Кристофер кивнул, и Филли прямо с "добычей" в зубах погрузили в машину.

Приехав на новое местожительство, щенок выпустил свой "трофей" и принялся быстро обнюхивать всё вокруг. Пока Филли изучал комнату, Кристофер, усевшись на диване, достал из мешочка "вроде бы индейское украшение или амулет". К ремешку, свитому из чёрных и серых полосок кожи, был приделан также кожаный, сантиметров шесть в диаметре, круг. По краю его украшали чёрные, голубые и рыжие птичьи перья, а в середине мелкие разноцветные кусочки кожи составляли замысловатый, но чёткий и строго симметричный мозаичный узор. Кристофер долго и с удовольствием разглядывал тонкую работу искусного мастера, потом надел украшение на шею. "Ну как, Филли? – спросил он щенка. – Тебе нравится? По-моему, очень красиво!" Филли бросил свои исследования, подбежал к дивану и запрыгнул новому хозяину на колени, отчаянно крутя хвостом. "Вижу, что нравится! – улыбнулся Кристофер. – Значит, наши вкусы совпадают. Это хорошо, потому что отныне мы с тобой, малыш, будем жить вместе. – Он взъерошил густую чёрную шерсть. – И знаешь что? Давай договоримся, что уж мы-то с тобой никогда друг друга не бросим, идёт?" В ответ Филли не спеша, с расстановкой, вылизал лицо хозяина. С тех пор Крис и помыслить не мог, что Фила когда-нибудь не окажется рядом, пока не наступила роковая суббота.

Обычно по выходным Кристофер любил отоспаться и вставал поздно, но в то утро пробудился неожиданно рано от ощущения какого-то смутного беспокойства. Всё то время, пока он маялся, пытаясь снова задремать, Филли, поняв, что хозяин проснулся, бродил около кровати и шумно вздыхал. Наконец, к неописуемому восторгу Фила, Кристофер встал, открыл дверь и выпустил пса на улицу. Погода стояла прекрасная. В такие, залитые солнцем, дни настроение у Криса всегда поднималось, но сегодня определённо что-то было не так. Он никак не мог взять в толк, что именно. «Может, я заболел? – подумал Крис. – Да нет, вроде чувствую себя совершенно нормально. Странно, в чём же дело?» В компании, где он трудился, пока никаких неприятностей не предвиделось. Минули первые две недели службы на новом месте, и он радовался, что сумел устроиться на интересную и хорошо оплачиваемую работу. Кристофер почистил зубы и принял душ. Тревога не покидала его.

– Филли! Иди есть! – крикнул он в окно.

Пёс бросил гонять по дорожке какого-то незадачливого жука и устремился в дом, к своей миске.

– Как ты считаешь, малыш, может нам развеяться и съездить за продуктами? – сказал Кристофер за завтраком. – Купим чего-нибудь вкусненького тебе и мне, а?

Филли ничего не имел против: он любил кататься на машине.

В городе Кристофер остановился у одного из супермаркетов. Недалеко от входа стоял большой рекламный щит. В связи с узостью тротуара, щит был укреплён на одной-единственной короткой ноге, поддерживающей его со стороны проезжей части. К этой ноге и пришлось привязать Фила. Вообще-то, пёс не нуждался в подобном ограничении свободы, он и так стоял бы послушно и ждал и уж точно никуда не ушёл бы без хозяина, но людям, посещавшим магазин, совсем не нравились собаки без намордников, без присмотра болтавшиеся на улице, пусть даже и очень культурные.

Кристофер уже продвигался к выходу, когда услышал визг тормозов и грохот. Здоровый джип, управляемый юнцом (как видно под кайфом) на большой скорости вылетел из переулка и, не вписавшись в поворот, со всего размаху врезался в опору, к которой был привязан Филли. Опора согнулась, и щит со скрипом стал медленно клониться к земле. Пёс испуганно задёргался. Громкий лай с жалобным поскуливанием заполнил пространство.

Кристофер, увидев произошедшее в окно, метнулся к дверям, забыв, что не может нормально бегать, трость вылетела из рук, и он упал, увлекая за собой груду металлических продуктовых корзинок, за которые схватился, пытаясь удержать равновесие. Безжалостно истекали драгоценные секунды. Всё-таки он сумел кое-как подняться и, крича, бросился вперёд. Он уже пересёк порог, когда под тяжестью накренившегося щита покалеченная опора оторвалась от нижнего крепления и вся конструкция обрушилась. Филли перебило позвоночник.

В тот вечер осиротевший Кристофер напился. Напился, что называется, до свинского состояния. Он лил и лил в себя спиртное в надежде затушить пожирающий его изнутри пожар отчаяния, но ничего не получалось: каждый выпитый стакан только добавлял масла в огонь. Облегчение не приходило, напротив, становилось всё хуже. Без конца Крис прокручивал в голове, как он, если бы был физически нормальным человеком, в три прыжка достигнув двери, следующим рывком оказался бы возле Филли, быстрым движением отстегнул карабин поводка от ошейника... и каждый раз, словно острая игла, в сознание впивалась невыносимая мысль, что он валялся, как последний идиот, на полу среди корзинок, когда его беспомощный друг доживал последние мгновения...

Крис с трудом дополз до ванной. Его тошнило, а слёзы текли и текли. Он так и уснул на полу, вернее, не уснул, а провалился в забытьё, полное кошмарных видений.

– Как ты мог не успеть? – говорил ему лежащий в луже собственной крови Филли. – У меня был только ты один, и ты позволил мне умереть...

Вдруг появилась Мария:

– Правильно я от тебя ушла, мне не нужен в мужья калека, который не может даже уследить за моим псом!