Текст книги "Время синтеза (СИ)"

Автор книги: Ольга Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Вдруг, видимо, почувствовав, что я очнулась, существо зашевелилось, и его форма стала быстро меняться. Там, где были линии, "яйцо" разомкнулось, все его части разом пришли в движение, и спустя несколько секунд передо мной стояло нечто совершенно иное. Существо теперь имело голову с коротким хоботком, прозрачные, почти треугольные, крылья, похожие на пластинки тонкого льда, и массу каких-то, словно припорошенных инеем, отростков, по всей видимости, исполнявших роль конечностей. Синий покров бывшего "яйца" растянулся и стал выглядеть как сеть, сквозь которую виднелось бледно-голубое тело.

Метаморфоза меня совсем не испугала: миниатюрное создание с двумя жемчужно-серыми бусинами глаз, нежным белым хоботком и прозрачными крыльями выглядело гораздо симпатичнее, чем безликое синее "яйцо", да и луус исправно функционировал, вселяя полную уверенность, что никакой опасности нет.

Создание взмахнуло крыльями и легко перелетело со стула ко мне на кресло. Приземлившись на подлокотник, существо обхватило его четырьмя нижними отростками и, встряхнув крылья, аккуратно сложило их за спиной. В одной из верхних конечностей оно держало серый матовый предмет размером с два спичечных коробка и формой похожий на боб. Существо вытянуло хоботок к предмету и пропело что-то необычайно мелодичное. Внутри "боба" послышался тихий щелчок, а потом раздался бесстрастный синтетический голос:

– Здоровия пожелаю. Название меня – Оуи.

Вот так мы и познакомились. Разумеется, "Оуи" было вовсе не названием, а именем существа, просто автоматический компьютер-переводчик не успел как следует разобраться с русским языком. Телевизор оказался не самым лучшим источником лингвистических знаний. Переводчику требовалось живое общение, и только после нескольких весьма продолжительных бесед со мной он смог говорить как нормальный человек. И тогда мы с Оуи заключили договор.

Условия соглашения были просты: Оуи помогает мне сделать головокружительную карьеру, а я обеспечиваю его всеми необходимыми материалами для восстановления корабля и, само собой, помалкиваю о том, что в моём доме поселился инопланетянин.

"Мне вовсе не нужна шумиха, я просто хочу быстрее вернуться домой", – пел Оуи. "Боб"-переводчик тут же превращал сложную, но удивительно красивую мелодию в отдельные слова и казалось, будто мягкое журчание ручья сменилось сухим стуком шершавых камней. Когда "боб" пел для Оуи перевод моих слов, я понимала, что на Земле не много найдётся людей, способных в совершенстве освоить язык моего инопланетного гостя. Для этого надо обладать не только абсолютным слухом, но и диапазоном голоса в несколько октав.

Однако нежный голос и хрупкий вид маленьких аюлов – так Оуи называет свою расу – вовсе не означал, что это нестойкий и беззащитный народ. Условия их жизни не были тепличными: никогда не знавший лета холодный мир под неласковым голубым солнцем, слишком далёким и слабым, чтобы растопить вечные снега. Суровая природа Инии не располагала к спокойствию умиротворённой жизни и, осваивая ледяные просторы родной планеты, цивилизация аюлов пережила и войны, и катаклизмы, и упадок, и возрождение, прежде чем достигла такого высокого уровня развития, что смогла путешествовать к дальним звёздам. Неугомонные, решительные и смелые аюлы продолжали покорять космическое пространство, и Оуи был одним из тех, кто находился в авангарде. Профессиональный астронавт, пилот-испытатель, он вёл корабль, оснащенный новейшим изобретением, призванным совершить прорыв в технике межзвёздных перелётов. Невиданный доселе прыжок сквозь пространство открыл бы совершенно новые горизонты в деле освоения космоса, но, к несчастью, всё вышло не так, как предполагалось теоретически, и Оуи чуть не погиб. Он выскочил из гипердрайва не в открытом пространстве, а в атмосфере нашей планеты. Оуи сумел частично погасить скорость падения, но столкновения с поверхностью избежать не удалось. Корабль врезался в Землю и получил серьёзные повреждения. Хорошо, что это случилось в лесу, а не в центре какого-нибудь города и пострадало всего несколько деревьев, ну и, конечно, корабль Оуи.

Мне пришлось здорово перестроить и существенно расширить свой гараж, и теперь аюлский звездолёт занимает его целиком, а машину я оставляю прямо на улице. Оуи ремонтировал корабль больше семи месяцев, и я покупала для него все необходимые инструменты и материалы. Порой приходилось разыскивать такие удивительные вещи! Например, рений! Да я раньше и понятия не имела, что он вообще существует, а оказалось, это самый редкий и страшно ценный металл. Но ничего, достала, сколько нужно... Когда есть деньги и луус, можно решить любую проблему, и Оуи получал всё, что хотел. Ему тоже нелегко приходилось: человечество ещё не достигло аюлского уровня развития, и Оуи вынужден был постоянно ломать голову, как обойтись той отсталой техникой и материалами, что есть на нашей планете, а значит, и в его распоряжении. Чуть ли не половина моего дома превратилась в мастерскую и химическую лабораторию.

Аюлы – ночные создания и в темноте видят гораздо лучше, чем при свете, поэтому Оуи начинал работу после захода солнца, а днём спал. Хорошо, что у меня большой участок земли и дом стоит на отшибе, далеко от других, а то уж и не знаю, как бы я объяснялась с соседями, особенно сейчас, в разгаре лета, когда в посёлке полно народу. Впрочем, имея луус, я легко нашла бы способ успокоить любые подозрения, если бы таковые вдруг возникли. Так что это не повод для волнения, тем более, когда Оуи уже завершил ремонт и сегодня ночью покинет Землю.

Он должен был сделать это сразу после захода солнца, но я задержала передачу лууса. И не потому, что боялась остаться без такого ценного помощника. Корпорация моя уже настолько сильна и могущественна, что одно только её имя способно приносить прибыль, и думаю, дальше и без симбионта всё будет идти как надо. И всё же я не отдала луус вовремя. Потому что ни разу ещё он не был мне нужен так сильно, как сегодня!

Я уже собралась уходить из офиса, когда раздался телефонный звонок. Это звонил Михаил. Я познакомилась с ним пару месяцев назад, и хотя до сегодняшнего дня нас связывали только деловые отношения, каждый его звонок заставлял меня замирать от волнения, а на переговорах кровь приливала к щекам, и я становилась сама не своя, с трудом вникая в суть обсуждаемых вопросов. В последний раз я вообще настолько струсила, что послала на встречу своего зама. Боялась, у меня на лице будет всё написано, и Миша догадается, как сильно я в него втрескалась. Начнёт ухаживать, и вот тогда окажется, что его внимание – не что иное, как известная мышеловка любителя поживиться бабьей дурью – всё для любимого! Стать одной из многих слепых счастливиц у меня не получится – моя "лакмусовая бумажка" сразу преподнесёт мне горькую пилюлю правды.

Хотя внутреннее зрение включается только при личной встрече, а во время телефонного разговора луус бессилен, мне вполне хватило и обычных человеческих чувств, чтобы понять, что к работе Мишин звонок не имеет никакого отношения. Он приглашал меня на романтический ужин... И я... Боже мой! Разве я могла отказаться?!

Он предложил заехать за мной, но я сказала, что доберусь до ресторана сама. Мы условились о времени, я положила трубку и откинулась в кресле, пытаясь привести мысли в порядок.

Когда я впервые увидела Михаила, луус пробудил во мне чувство, что это честный, порядочный человек, и с ним можно иметь дело. И всё. Никакого интереса к себе как к женщине ни тогда, ни потом, во время деловых встреч, я не ощутила. И вдруг такая перемена. С чего бы это? Я принялась размышлять, как Миша может меня использовать. Вариантов оказалась масса, и вскоре мне стало до ужаса противно и тошно от самой себя. Господи, ну зачем я так?! Вместо того чтобы как нормальный человек просто пойти на свидание и наслаждаться общением с любимым человеком, я сижу здесь и выдумываю разные ужасы... Хватит, к чёрту! Что со мной происходит? Раньше я умела доверять людям, а теперь, похоже, совсем разучилась. Луус сделал меня настоящим параноиком! Пора, наконец, очнуться.

Я резко встала и направилась к двери. Как раз сегодня Оуи улетает, что ж, чудесно! Это как нельзя кстати. Сейчас я поеду и отдам ему луус. А потом переоденусь и помчусь к Мише. И плевать мне на всякие глупые подозрения. Я хочу любви!

Однако до дома моё решительное настроение не дотянуло. Видно, оно было сродни обещанию алкоголика завязать, как только он допьет стакан. Всё кажется ему возможным до тех пор, пока не кончилась водка, а когда спиртное выветривается, вместе с ним бесследно испаряются и благие намерения.

Вот так и мой порыв по мере приближения к дому постепенно растаял, уступив место сначала сомнениям, а потом и явному нежеланию встречаться с Мишей без лууса. Я вдруг осознала, что уже не настолько молода, чтобы очертя голову бросаться в море страсти, не думая о последствиях, не так красива, чтобы рассчитывать на толпы поклонников, и слишком занята, чтобы много времени уделять устройству личной жизни. И если у меня есть возможность понять, как в действительности относится ко мне человек, в которого я влюблена, то я не должна упускать такой шанс!

За все семь месяцев я ни разу не нарушила ни одно из условий нашего договора с Оуи, в том числе и то, что луус не должен находиться у меня более полусуток. Но сегодня я сделала это. В первый и последний раз, понадеявшись, что ничего страшного не случится.

Луус – симбионт, который живёт и питается за счет аюлов, а взамен помогает им правильно организовать свой разум. Без лууса им трудно управлять мыслительным процессом, они не могут сконцентрироваться, не способны отличить главное от второстепенного, и им плохо удается решение долгосрочных задач. В каком-то смысле аюлы становятся подобны малым детям: почти не контролируют свои эмоции и действуют, повинуясь сиюминутным желаниям, совершенно не задумываясь о последствиях. Конечно, перемены в психике аюлов не происходят мгновенно. Лишившись поддержки лууса, аюл может сохранять наработанный симбионтом порядок в течение часа, иногда даже двух.

Человеческий мозг совсем не похож на аюлский, поэтому на людей луус действует по-другому, но пользу тоже приносит немалую! К тому же днём Оуи спал, так что симбионт был ему не нужен и мог спокойно сидеть у меня во рту до позднего вечера, пока не наступало время кормёжки. Луус хорошо переносит смену температуры окружающей среды, но весьма чувствителен к голоду, и Оуи предупредил, что человеку опасно держать его дольше двенадцати часов. Никогда до этого аюлы не отдавали симбионта другим разумным, но неспособным прокормить его, существам, поэтому неизвестно, что станет делать луус в чужом организме, когда по-настоящему проголодается.

Подъезжая к дому, я взглянула на часы: 19:30. Оуи ещё спит. Я должна вернуть луус самое позднее в девять, и в это же время мы с Мишей договорились встретиться. Даже если я сразу пойму, что его романтический ужин – обман, развернусь и уйду, то пока приеду домой, будет уже около десяти. То есть я задержу передачу симбионта почти на час. И это самое меньшее. Потому что если окажется, что у Миши ко мне есть какие-то чувства, то наше свидание продлится гораздо дольше. В самом деле, не стану же я мгновенно срываться с места и убегать! Это будет выглядеть до ужаса глупо и неприлично, тем более на первом свидании... Ведь речь идет о моём счастье, в конце-то концов!

Войдя в дом, я сразу же направилась к шкафу аюла. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы добыть морозильник с такой низкой температурой. Прислонив ухо к герметично закрытой двери, я прислушалась. Всё тихо. Оуи спокойно спит, ни о чём не подозревая. Мне стало не по себе. Может, стоит его разбудить, всё честно рассказать и попросить отсрочки? Я живо представила, как поёт "боб", переводя мои слова, и хоботок Оуи недовольно взлетает вверх, а жемчужно-серые глаза темнеют от негодования. Нет, он ни за что не согласится. Он меня просто не поймёт. Что значит для однополых существ человеческая любовь? Аюлы никогда не влюбляются, не живут семьями и рожают, когда приходит для этого время. Нет, Оуи не захочет рисковать и скажет, что я не имею права подвергать опасности себя, луус и его самого, а потом подаст неразличимый для человеческого уха сигнал, и симбионт тут же покинет моё тело...

В общем, я решила обойтись без согласия Оуи, подумав, что раз он прожил здесь семь месяцев, то ничего страшного не произойдёт, если он подождёт ещё несколько часов...

Я представила, каково будет Оуи, когда он проснётся и обнаружит, что нет ни меня, ни лууса. Первый час он, наверное, сохранит трезвость рассудка, но потом? Бог знает, каких глупостей может наделать аюл без присмотра симбионта! Вдруг ему взбредёт в голову броситься меня разыскивать? Прыгнет в свой корабль и вместо того, чтобы тихо взмыть над лесом и исчезнуть в подпространстве, полетит в город? Вот уж тогда неприятностей точно не оберёшься!

Глядя на морозильный шкаф, я принялась напряжённо размышлять, как обезопасить Оуи от его собственного безрассудства и вдруг застыла, поражённая неожиданной и простой мыслью. Разгар лета, жара! Господи, и как же это раньше-то не пришло мне в голову? Я приоткрыла дверь морозильника. Оуи спал, по своему обыкновению свернувшись в "яйцо". Только сейчас "яйцо" было бледно-голубым. Его синий покров лежал отдельно.

На свидание я приехала ровно в девять. Миша уже ждал меня у ресторана и проводил к столику. Я только и успела понять, что он искренне рад меня видеть, а дальше со мной, точнее, с моим зрением, вдруг начало происходить что-то странное.

Всё вокруг менялось, но поначалу изредка и на очень короткое время, так что я едва ли успевала осознавать то, что вижу. Казалось, окружающее на мгновение просто приобретает иные краски и тут же возвращается к исходному состоянию. Словно вспышка фотоаппарата: бац! – и снова всё по-старому.

Стараясь не обращать на это внимания, я улыбалась Мише и, пока мы ждали заказанные блюда, поддерживала приятный разговор ни о чём, силясь разгадать, что же на самом деле чувствует мой кавалер. Миша улыбался мне в ответ, остроумно шутил и, похоже, был в ударе, чего нельзя сказать о моей интуиции. Она молчала, совершенно не желая подавать какие-либо сигналы. Я провела языком по внутренней стороне зубов, нащупывая гладкое и прохладное тело лууса. Он плотно сидел на своём месте. Я легонько стукнула по нему кончиком языка и тут же почувствовала, как две его лапки сжались, впиваясь в десну, а третья ещё глубже вонзилась в нерв, так что я чуть не вскрикнула от боли, с трудом сдержавшись, чтобы не скривиться. В тот же миг снова возникла "вспышка", потом ещё одна и ещё.

Миша, словно что-то почувствовав, замолчал и внимательно посмотрел мне в глаза. Печально, но сегодня его чутьё намного превосходило моё. Официант принёс заказанные блюда и стал расставлять их на столе, а я изо всех сил пыталась не замечать "вспышки", но они, как назло, участились и теперь следовали одна за другой, пока в конце концов не слились в единую картину, настолько омерзительную, что меня замутило и в ногах появилась неприятная слабость.

Миша, официант да и вообще все люди в зале теперь походили на пособия для медицинского института, только в отличие от пособий, они двигались, размахивали освежёванными руками и бешено вращали белыми шарами глазных яблок с тёмными или светлыми кружками посередине. Глубина проникновения моего взгляда всё время менялась: то я видела тела, покрытые красными мышцами, словно с людей содрали кожу, то мышцы частично исчезали, открывая артерии, нервы и внутренние органы, а то и вовсе оставались голые скелеты, которые тут же вновь начинали неравномерно покрываться мясом. Ресторан обернулся жутким анатомическим театром, где я была зрителем, а луус – сумасшедшим режиссером. Спятивший от голода симбионт разыгрывал дьявольскую постановку, полностью извратив моё внутреннее зрение, и то, что раньше позволяло мне видеть души людей, теперь превратилось в кошмарный рентген человеческих тел.

За соседним столиком некто без кожи и мышц жадно набивал едой полость в нижней части черепа, остервенело размалывая пищу в липкую зеленовато-розовую массу. С трудом сдерживая подкатившую к горлу тошноту, я вскочила, опрокинув на стол бокал с вином. Невнятно извинившись, схватила свою сумочку и метнулась к выходу. Миша бросился за мной. Он что-то говорил, но я уже ничего не слышала и не оборачивалась. Видеть вместо любимого человека восставший во время вскрытия труп было выше моих сил. К тому же в зубе под луусом проснулась сильная пульсирующая боль, толчками распиравшая голову. Миша где-то отстал, а я, выбежав на улицу, рванулась к своей машине.

Зуб по-прежнему болел со страшной силой, в груди всё сжималось от ужасного предчувствия. Кое-как вырулив со стоянки ресторана, я выехала на шоссе. Луус таранил мой мозг стойким ощущением большой и неотвратимой беды. Оно разрасталось, грозя поглотить все мои мысли. Пронзительный сигнал резанул по ушам, рядом угрожающе блеснул чёрный бок чужого автомобиля. Не хватало ещё попасть в аварию! Огромным усилием воли я заставила себя отрешиться от навалившегося страха и сосредоточиться исключительно на вождении.

Сейчас я уже следую по загородному шоссе и, надеюсь, что минут через пятнадцать буду на месте. Вся дорога до дома прошла в борьбе с луусом за власть над моей психикой. Абстрактное предчувствие грядущего несчастья сменилось конкретной уверенностью в близости собственной смерти. Я изо всех сил стараюсь об этом не думать и внушаю себе, что до дома осталось совсем немного, и я успею отдать аюлу луус, прежде чем случится непоправимое.

Боль в зубе как будто стала меньше, а может, я просто к ней притерпелась, и теперь меня больше беспокоит другое. Я чувствую, симбионт что-то делает с моим телом. Ощущение такое, что его лапки всё сильнее вытягиваются, срастаясь с моими нервами, постепенно лишая меня возможности управлять собственными движениями. Кажется, с каждой минутой я всё больше слабею. Голова начинает кружиться, руки теряют твёрдость...

Дорожка к дому. Последние несколько метров. Хорошо, что ворота открываются автоматически, и я ещё могу нажать на кнопку. Тело меня едва слушается, я почти не в состоянии управлять автомобилем, из последних сил въезжаю во двор и останавливаюсь прямо возле крыльца. Отдаленным эхом слышится шум закрывающихся ворот. Перед глазами всё мутится. Мне не вылезти из машины, ноги отказались двигаться. Прости меня, Оуи! Ты доверял мне, а я обманула тебя... Теперь я умираю, и ты мне уже не поможешь. Даже если очень захочешь... Я сама позаботилась о том, чтобы ты не мог покинуть шкаф. Своими собственными руками отрезала себе путь к спасению. И тебя, Оуи, подвела так, что хуже некуда. Как ты теперь выйдешь из морозильника? Господи, что я натворила... Руки безвольно свешиваются вниз, и голова моя падает на руль. Бесконечный звук гудка вспарывает укрывший сознание туман, и в мозгу вдруг словно замыкается какая-то цепь. Нет, не цепь. Мост. Между мной и луусом. Симбионт так глубоко пустил в меня "корни", что у нас возникла связь нового уровня. Мы с луусом стали одним целым до тех пор, пока во мне ещё есть жизненная энергия. Симбионт нашёл способ высасывать её из людей. Он заберёт у меня всё без остатка, а потом затаится в ожидании другого человека, чтобы проникнуть в его тело и получить следующую порцию жизни...

Нет! Этого не будет, Оуи! Моя энергия быстро утекает, и я скоро умру, но на мне всё закончится. Луус – не чудовище, он просто хочет выжить и не знает, как это сделать по-другому. Зато я знаю, Оуи! И я сумею внушить симбионту иной план выживания. Я отдам луусу всю свою энергию, и её как раз хватит, чтобы добраться до дома. Ты нужен ему, Оуи, и он примет моё стремление попасть к аюлу как своё собственное, потому что это для него естественно. Я укажу ему, как помочь тебе выбраться.

Уходя, я закрыла дверь, но луус так мал, что сумеет пробраться через замочную скважину. Перебирая короткими лапками, он добежит до твоей комнаты и проскользнёт внутрь, как только ты почувствуешь его присутствие и на пару секунд приоткроешь дверь. И тогда – самое главное: он сообщит тебе, где скафандр. Синяя сеть... Я так и не сумела понять, как она действует, но это не имеет значения, важно, что она совсем рядом с тобой. На стене возле морозильного шкафа висит картина. Синюю сеть я спрятала за ней. Слышишь?.. Твой скафандр там, между стеной и полотном... Что это за шум? Боже, как громко! Связь... Почему оборвалась связь?.. Симбионт уходит! О нет, луус, подожди! Тебе не хватит энергии!..

Веки дрожат, но вверх не двигаются, словно к ресницам привязали чугунные шарики. Пробую пошевелиться. На руках и ногах тоже как будто гири висят. Тело онемело и затекло. Собрав силы, я всё-таки открываю глаза. Оказывается, я ещё в машине, на кресле водителя. На торпедо стоит стакан с водой, и я сразу чувствую, что во рту пересохло. Медленно, с большим трудом я ухитряюсь дотянуться до стакана. Вода сладкая на вкус.

Спустя несколько минут мне становится настолько лучше, что я выбираюсь из машины. Похоже, сейчас раннее утро, только рассвело. Дверь в дом распахнута и видно, что ригели замков перерезаны. На полу валяется "Болгарка" – один из многих инструментов, купленных за последние полгода. Увесистая штука, но аюлы намного сильнее, чем может показаться. Оуи легко поднимает вещи и потяжелее... Оуи! Я быстро провожу по внутренней стороне зубов. Лууса нет. Со всей возможной для моих почти негнущихся ног скоростью, я ковыляю в гостиную.

– Привет! – сменяет короткую песню аюла синтетический голос "боба". Оуи сидит в кресле, синяя сеть плотно облегает всё его тело.

– Ты здесь? – мой голос звучит так слабо, прерывисто и хрипло, что "боб" долго недовольно щёлкает, прежде чем спеть перевод.

– А разве меня не видно? – искренне удивляется аюл.

– Видно... я не о том. Почему ты не улетел?

– Хотел убедиться, что с тобой всё хорошо, да и самому мне тоже надо пару суток подлечиться.

И тут я с ужасом замечаю на теле Оуи серые пятна с запекшейся голубой... кровью?.. по краям. Я смотрю на них через ячейки синей сети, и от осознания того, что случилось, в груди становится холодно.

– Ты... – я закрываю глаза, стараясь скрыть слёзы. – Дверь... "Болгарка"... Ты всё это сделал без скафандра? – К горлу подкатывает комок.

– А что мне оставалось? Я услышал гудок и понял, что ты здесь и тебе нужна помощь. Если бы я не вышел и не забрал у тебя луус, ты была бы мертва. – Хоботок аюла опускается вниз, сеть на нём растягивается, и я вижу на посеревшей коже засохшие голубые струпья.

– Прости меня, Оуи...

– Ладно, заживет. Хорошо ещё, что был вечер. На вашем летнем солнце я бы сгорел до костей.

– Оуи, я так перед тобой виновата... я... ты... понимаешь...

– Не надо ничего объяснять. Я всё знаю от лууса. Никто не идеален, увы! Ты совершила ошибку, но потом тоже хотела меня спасти. Так что пойди-ка ты лучше на кухню и выпей ещё воды с глюкозой, я там нашёл пару ампул в аптечке. И поешь как следует: тебе надо восстановить энергию.

Корабль Оуи отрывается от земли и стремительно уходит ввысь. Словно огромный ночной мотылёк летит на свет Луны, растворяясь в её мягком сиянии, и вокруг остаются только звёзды.

Оуи возвращается домой... Я очень рада за него, правда!

Стоит тихая июльская ночь, а я вздрагиваю, как от порыва холодного ветра, вдруг унесшего всё тепло в небо.

Когда нельзя убить

– Кто там?

Бархатный, низкий для женщины, очень приятный голос.

– Здравствуй, Лайла. Это Андрей.

Ослепительно улыбаюсь в камеру, зная, что выгляжу безупречно. Лёгкий костюм из белого льна, светло-голубая рубашка под цвет моих глаз и бело-розовая кустовая гвоздика в руках. Это любимые цветы Лайлы. Их тонкий, нежный аромат добавляет моему образу ещё больше изысканности.

Щёлкает замок, я вхожу и почти бегом поднимаюсь по лестнице. Настроение прекрасное.

Лайла распахивает дверь:

– Проходи. Устраивайся пока здесь, на диване. – Она тоже улыбается, но глаза остаются серьёзными, а под мастерски сделанным макияжем угадываются последствия бессонной ночи. – Можешь налить себе выпить. – Она указывает на маленький столик, где теснятся бутылки и запотевшее ведёрко со льдом. – Хочешь, включи музыку.

– Музыку! – соглашаюсь я. – Ленвоки Рилс, альбом "Странствия души", средняя громкость.

Повинуясь моей команде, музыкальный центр включает "Свет за окном" – первую песню альбома.

– Я буду готова через пять минут, – говорит Лайла, направляясь в другую комнату.

– Не спеши, у нас полно времени, – отвечаю я, подходя к столику с напитками.

Но она появляется, как и обещала, ровно через пять минут с электронным планшетом в руках. Шёлковый брючный костюм брусничного цвета изумительно оттеняет белизну её кожи и блеск чёрных волос. Лайла присаживается рядом со мной на диван и включает планшет.

– Вижу, тебе нравится Ленвоки Рилс, – говорит она, и я киваю. – Мне тоже. У него поразительная поэзия... – Она быстро находит нужную книгу и начинает не спеша прокручивать страницы. – В этом сборнике нет текстов песен, только то, что не положено на музыку. Есть что-то особенное, завораживающее в этих строках, которые, по мнению самого Ленвоки, должны навсегда остаться только стихами... Можно я тебе немного почитаю?

– Давай. – Я заинтригован.

– Музыка, снизить громкость до первого уровня, – произносит Лайла, и звук послушно угасает, оставаясь едва заметным фоном.

Она начинает тихо и робко, но необыкновенный, живой мир Рилса быстро затягивает, и уже со второй строки Лайла читает уверенно и с выражением. На её щеках проступает лёгкий румянец.

Я хорошо знаю это стихотворение, но, растворённое в движениях губ и ресниц Лайлы, в низком, с едва заметной, волнующей хрипотцой, голосе, оно наполняется новыми глубокими красками, заставляя ловить каждое слово.

Лайла читает, а я смотрю на её профиль и не могу отвести взгляд. Она так красива! Так невероятно, фантастически прекрасна, что у меня сжимается сердце, а в груди становится горячо-горячо... даже трудно дышать.

Голос Лайлы смолкает. Она закрывает книгу и, не поднимая головы, не глядя на меня, спрашивает:

– Тебе понравилось?

– Да.

Я осторожно беру её за плечи и разворачиваю к себе. Нежно провожу ладонью по волосам, откидываю упавшие на лицо локоны. Румянец на щеках Лайлы становится ярче.

– Андрей...

– Я люблю тебя, Лайла.

Мы выходим из дома только через два часа. Мы безбожно опаздываем, и нам от этого безумно весело.

Зал переполнен, хотя билеты стоят баснословных денег. В наш город прибыла звезда поющего танца – невероятный, ослепительный Илио Тан. Сегодня единственное выступление, и оно уже началось. Те, кому не досталось сидячих мест, стоят в проходах, но наши места в первом ряду свободны, и служащий ведёт нас сквозь полутёмное, напоённое чистыми, сильными звуками пространство, мимо замерших в восхищении людей. Балет словно бы неподвластного гравитации Илио рождает песню неземной красоты, и Лайла, кажется, даже перестала дышать, погрузившись в волшебный мир великого танцора. Я пытаюсь расслабиться и получать удовольствие так же, как и все в этом зале, но не получается. Понимаю, что веду себя ужасно глупо, но ничего не могу поделать: я ревную! Бешено ревную Лайлу к Илио.

После концерта нас ждёт романтический ужин на берегу океана, и вот наконец мы с Лайлой остаёмся наедине и, одержимые страстью, до утра занимаемся любовью.

Мелькает калейдоскоп феерических зрелищ, шикарной еды, перелётов классом суперлюкс... Третий день сумасшедшей гонки за удовольствиями подходит к концу.

Я лежу на кровати обессиленный, Лайла выходит из душа и открывает платяной шкаф. Она долго, внимательно рассматривает платья и задумчиво перекладывает бельё. Потом, выбрав наконец наряд, начинает не спеша одеваться. Она делает это так медленно и тщательно, что мне становится не по себе.

– Куда мы на этот раз? – Я сажусь на постели.

– О нет, ты лежи. Мне просто надо ненадолго отлучиться.

– Что значит – отлучиться? – Я растерялся: до сих пор мы не расставались ни на секунду. В груди просыпается незнакомый доселе холодок. – А я?

– А ты останешься здесь и немного подождёшь.

Я чувствую странную дрожь. Будто наш с Лайлой мир теряет ясность и устойчивость, как сон, от которого неминуемо придётся очнуться.

– Я пойду с тобой, Лайла! – Я бросаюсь к ней, вскочив так резко, что кружится голова.

– Андрюша! – Она ласково берёт в ладони мою голову и целует сначала в одну щёку, потом в другую. – Успокойся, милый. Я просто должна сделать одно личное дело. Женские секреты, понимаешь?

Ни черта я не понимаю, ни черта!

– Пожалуйста, Андрей, обещай, что никуда не уйдёшь... Ради меня.

Я остаюсь в квартире один и погружаюсь в липкое, тяжёлое ожидание. Смотрю в одну точку, а в голову лезут такие мысли, что слева, за грудиной, просыпается пульсирующая боль. Я стараюсь её не замечать, стараюсь ни о чём не думать.

Они явились примерно через час после того, как Лайла ушла. Открыли дверь своими ключами и по-хозяйски ввалились в комнату.

– Кто вы такие? Где Ла...

* * *

– Всё, конец записи.

– Слушай, блеск! Настоящая личность! Все его чувства были искренни!

– Ещё бы, я пять лет корпел! А кстати, как тебе моя новая идея запуска программы? По-моему, получилось неплохо.

– Неплохо? Да это же просто супер! Мне всегда не нравилось тупое зачитывание цифровой последовательности. То ли дело стихи! И естественно, и романтично! Только вот Рилс так популярен, кто-то мог случайно инициировать...

– Да брось! Как ты себе это представляешь? Кто-то на улице, проходя мимо, случайно прочёл бы, причём вслух, стихи именно Рилса и именно в тот момент, когда Андрей направлялся к дому Лайлы? Бред! К тому же я взял не популярную песенку, а те стихи, что только знатокам известны.

– Ну ладно, ладно, сдаюсь! Убедил! Придумано здорово.

– Да, думаю, в Центре такого ещё не видели. Полчаса назад отправил им копию записи.

– Отлично! А они? Уже передали нам воспоминания девицы?

– Обещали, что пришлют в течение часа... Девицу звали Лайла Брукс.

– Уверен, всё будет тип-топ.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! Не дай Бог, окажется что-то не то... Уволят в два счёта! А без работы мне – каюк... Куда я устроюсь? Вакансий нынче, сам понимаешь, не бывает. Только и останется, что воспользоваться своим законным правом на эвтаназию.

– Зато сможешь оттянуться, как эта Лайла Брукс: три дня восхитительного безделья и роскоши!

– Увы. Эта дамочка была одинока, а у меня – ребёнок! Так что предпочту получить деньгами. И всё перечислю на счёт дочери. Уступлю ей место в этой плотно набитой людишками старой консервной банке с ласковым названием Земля.