Текст книги "Профиль мозга (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
– Которая к нашей задаче не имеет никакого отношения, – мрачно закончил за него Денис.
– Ну, в общем... я говорил генералу, что будь каждый буферс телепатом, об этом давно бы уже все знали!
– Логично... А генерал?
– А генерал сказал, что Кулаков, вон, тоже ничего не знал о своей способности, а когда явился сюда – всё и открылось – Аркулов почувствовал Дениса, а Денис – Аркулова! Так что вот пусть теперь Кулаков таких же, как он сам, и обнаруживает.
– Да ничего я не обнаруживаю! Я посмотрел уже двенадцать человек, и ни хрена! Мне что, все шестьсот тысяч пробивать?!
– Это только в нашем мегаполисе шестьсот тысяч, а по всей России...
– Самсонов собирается просматривать буферсов всей России?! – вытаращил глаза Денис. – Он мне ничего такого не говорил!
– Ну, генерал рассчитывал, что и ста первых хватит, что ты очень быстро найдёшь или даже... инициируешь?.. подходящих.
– Инициирую?! – не успевал поражаться Денис. – Мне генерал другое говорил...
Топольков только плечами пожал.
– Слушай, Валера, – чуть подумав, спросил Денис, – а откуда наше Управление берёт сведения о буферсне? Из мозговых карт?
– Да, из карт. Но там нет ничего, что позволило бы отличить более способного к телепатии от менее, ты ведь об этом подумал?
– Об этом, – кисло подтвердил Денис. – И ещё о том, что буферсон у одних может быть выражен сильнее, чем у других.
– Есть такое, – согласился Валера, – только что толку-то? Выраженность буферсна в качестве критерия всё равно не годится.
– Почему?
– Потому что я изучал твою карту... и с другими картами сравнивал. Ты далеко не самый ярко выраженный буферс, хотя и не менее. Так, – Валера покрутил рукой в воздухе, – посерёдке где-то.
– То есть, выходит, совсем зацепиться не за что, – помрачнел Денис.
– Выходит... – Валера принялся задумчиво барабанить пальцами по столу. – Хотя, знаешь, – он перестал стучать и выпрямился на стуле, словно палку проглотил: – Можно попытаться зайти с другой стороны!
– В смысле?
– В смысле изучить мозговую карту какого-нибудь известного телепата, сравнить с твоей...
– Ага, только где взять этого телепата? По объявлениям в сети? Экстрасенсы, привороты, отвороты, колдуны?
– Не-е, – протянул Топольков. – По объявлению бессмысленно: там девяносто девять и девять десятых процентов шарлатанов и жуликов.
– Это точно, – согласился Денис. – Самсонов говорил, правительство и раньше пыталось привлекать в спецслужбы экстрасенсов, только ничего толкового из этого не вышло... стоп!
Он вдруг вскочил с кресла и застыл, уставившись на Валеру.
– Ты чего? – удивился Топольков.
– Я знаю, где нам взять нужную карту! Прутиков! – Денис активировал юнифон.
– Кто такой Прутиков и куда ты звонишь?
– Прутиков – уличный танцор и информатор, он... ну, в общем, потом объясню! Сперва с Беркутовым связаться надо.
Глава 5
Вагон оказался забит людьми под завязку, но за яркой, гремящей, пахучей, давящей сразу на все органы чувств, рекламой, Трухаков почти никого не видел. Здесь, в несущейся с сумасшедшей скоростью по подземным туннелям капсуле, не действовали никакие, даже самые дорогостоящие, антиреки. Любишь комфорт – дуй в воздушный монорельс, а ещё лучше – в такси, а не на т-станцию. Трансеть – это не место, где заботятся об отдельных индивидуумах, это – трубопровод для рабочего роя.
Когда гремящая музыка, болтовня ролика и мельтешащие в воздухе голограммы на десять секунд исчезли, чтобы не закрывать выход на станцию, Игорь разглядел, что женщина напротив крепко спит: голова её запрокинулась, рот приоткрылся. Рядом, на привязанном к её запястью поводке, притулился мальчик лет шести, увлечённо игравший в сетевую стрелялку. Это новый вид хомо сапиенс! – восхитился Трухаков способностью матери и сына легко игнорировать все, даже самые агрессивные, атаки рекламы. – Новый, ничем не пробиваемый вид в своей естественной среде обитания!
Юнифон пискнул в ухо, сигнализируя, что пора выходить. Игорь поспешно встал и уже через пять секунд вывалился на перрон. Толпа тут же понесла его к выходу, освобождая место для прибывших на следующей капсуле.
У Трухакова были деньги и на другие виды транспорта, и на антиреки, но он очень любил "трубу", потому что здесь он мог, хотя бы на время, стать никем, ничем и звать никак, что приятно холодило вечно разгорячённый рассудок. У "никака" ведь нет никаких проблем, на то он и "никак"! Тебя тут никто не знает, не запомнит, и никогда больше не увидит, но в то же время ты не один, ты – часть мощного, недостижимо огромного целого, которое всегда знает "что-как-куда-и-зачем". Оно, это могучее, умное целое знает абсолютно всё, так что Никаку можно просто расслабиться и ни о чём не думать. "Труба" полностью лишала мыслей и обезличивала, даря такую свободу и безмятежность, каких Игорь больше нигде не испытывал.
Счастливого детства у него не было, юношескую пору прекрасной тоже никак не назовёшь, а уж о спокойной старости говорить и вовсе смешно, когда даже средних лет не предвидится... И всегда Трухаков был чем-то озабочен, вечно трепыхался, старался, мучился. С самого детства... Груз, ответственность, адская ноша...
«...Пятнадцать дней до первой смерти по твоей вине! Две недели на то, чтобы уйти вслед за мной».
Что должен был делать подросток, узнав, что, когда Фёдор Игнатьевич говорил это, он был уже мёртв? Что мог мальчик сделать?!
Игорь старался внушить себе, что это всего лишь ночной кошмар, о котором надо просто забыть и жить дальше. Он гнал от себя неприятное воспоминание и старался заниматься усерднее обычного, чтобы отвлечься. Кое-как ему это удавалось, пока однажды преподаватель специальной программы для геноптиков на занятия не явился, сообщив, что больше не может вести уроки в долг.
Мать ринулась к отцу в "мастерскую" и выяснила, что Трухаков-старший вот уже полторы недели не переводит денег учителю, мороча ему голову, что это случайность и долг будет компенсирован в самое ближайшее время.
"Он сказал, завтра ему заплатят за обкатку глазной камеры, и поклялся, что сразу же все счета пополнит", – сказала мать сыну, выходя из "мастерской".
Прежде чем дверь в комнату задвинулась, Игорь увидел, как отец в непрозрачных очках и воткнутым за ухом нейрошунтом, взмахнул руками и зашипел, как от боли.
Киберглоб – догадался Трухаков-младший. Перед глазами сразу же возникло игровое поле, где шло жестокое сражение всех со всеми, но не это здесь, в Киберглобе, было главным – не битва, не ловкость, не мужество или опыт геймеров, а их деньги! Оружие, броня, проходы, ускорители; целые платные подуровни, чтобы обойти противников на особо опасных участках; нейростимуляторы для улучшения реакции и т.д. и т.п. – деньги текли рекой, опустошая счета на и-кодах геймеров. Того, кто дойдёт до конца и выиграет, ждал многомиллионный главный приз, и люди бились сутками напролёт, в надежде на свои умения и удачу, но на деле, конечно же, побеждал только тот, к кому стекались финансовые потоки...
"Ты тогда, пожалуйста, сегодня сам позанимайся, ладно? – мать погладила сына по голове, – а завтра..."
Завтра ничего не изменится, вдруг с необычайной ясностью понял Игорь. Это было как озарение, которое прорвалось сквозь конфликт генопты и мозга, заставив мгновенно и без тени сомнения осознать, что ничего уже больше не будет: ни занятий с учителем, ни нужных лекарств, ни дома, ни родителей, ничего! Отец уже проиграл, что имел, и проиграет всё, что поступит за обкатку новых киберпримочек...
Утро того дня, когда Игорь остался вообще без лекарств, помнилось смутно. Мать долго звонила по поводу доставки препаратов, что-то говорила, кричала, требовала... А после долго-долго барабанила кулаком в дверь "мастерской", но отец всё не открывал и не открывал. Удары разрывали мозг, каждый следующий сильнее, чем предыдущий, заставляя сидеть прямо на полу своей комнаты, скорчившись и обхватив голову руками. Когда грохот дошёл до невыносимого уровня, Игорь вскочил и, крича во всё горло, ринулся к "мастерской". Увидев сына, мать бросилась ему навстречу, поймала и, прижав к себе, пыталась успокоить, а он всё кричал и кричал, пока дверь в "мастерскую" не открылась.
"Да заткни же ты его наконец, чёртова ты дура!" – проорал отец, развернувшись на своём любимом крутящемся стуле. Позади него, на виртэке, уже отсчитывались последние минуты до начала очередного турнира Киберглоба.
Вид Трухакова-старшего был страшен: из обритого наголо черепа торчал нейрошунт и ещё один кабель, соединявшие его голову с коробкой профессионального юнифона, на месте левого глазного яблока ворочалось что-то тёмное, похожее на паука, вцепившегося в глазницу тонкими острыми лапками. Второй глаз отца был налит кровью, рот будто свело судорогой, а из небритого подбородка торчали три какие-то штуки, похожие на головки болтов.
"Ах ты... – выпустив сына, мать бросилась к Трухакову-старшему. – Сволочь!"
Он выставил левую руку, блокируя её кулак, а правой с такой силой врезал матери по уху, что она отлетела к столу и, ударившись об него головой, упала на пол. Из рассечённой брови хлынула кровь.
"Мама!" – Игорь метнулся к ней и помог сесть.
На виртэке таяли последние шестьдесят секунд до турнира. Схватив игровые очки, отец наклонился к сыну и, брызгая ему слюной в лицо, проревел:
"Убери её отсюда! И сам убирайся! Проваливайте!!!"
Прежде чем скрыться под очками, налитый кровью глаз отца уставился прямо в зрачок сына, и в этот момент в мозгу Игоря будто пружина какая щёлкнула: "понг!", и он осознал, что завтра с утра отец продаст дом, они с матерью окажутся на улице, после чего она напьётся, упадёт с моста монорельса и умрёт. А следом ярко вспыхнуло знание, как у отца в голове всё устроено: куда и как идут кабели, где напряжение, что с чем соединено, принцип внедрения киберштук и управляющие ими программы на уровне юнифонных кодов. Знание пришло мгновенно и целиком, запутанным, диким клубком, Игорь ничего не понял, однако его мозг уже отдал команды телу, и Трухаков-младший, словно зомби, просто выполнил эти команды.
Он усадил мать, встал и подошёл к коробке юнифона. Что именно он с ней делал, Игорь так никогда и не вспомнил, зато у него навсегда отпечаталось в памяти, как дико заорал Трухаков-старший, срывая очки. Как схватился за "паука", пытаясь выдрать его из глазницы, но не успел: тело отца выгнулось дугой и, с грохотом упав со стула на пол, стало биться в жестоких конвульсиях.
Спустя пять секунд всё было кончено – на полу лежал труп Трухакова-старшего с почерневшим лицом. В воздухе мельтешило что-то голубое – Игорь повернул голову и увидел виртэк с клавиатурой, над которой высилась мешанина из цифр, букв, значков, а под ней единственная фраза, которую он мог прочесть: "Киберлогос был изменён. Сохранить?". Он нажал "нет", и голубое поле, а с ним и виртуальная клавиатура, исчезли. На виртэке теперь горело обычное юнифонное меню. Секунд десять Игорь смотрел на него, пока поле зрения вдруг не стало медленно сжиматься.
"Мама", – успел прошептать мальчик, прежде чем наползающая со всех сторон темнота сомкнулась, отсекая его от мира...
В глаза ударил яркий солнечный свет, смывая темноту воспоминаний – толпа вынесла Трухакова из «трубы» на улицу. Вдохнув прохладный, свежий после духоты подземки воздух, Игорь зашагал к стоянке, где оставил мобиль. До дома ехать ещё минимум двадцать минут. Трухаков жил за городом, в коттедже, куда «труба» не ходила – рабочему кровотоку мегаполиса ни к чему омывать посёлки для обеспеченных.
* * *
– Да не было у него никакого буферсна! – с жаром воскликнул Топольков, тыча в отскриненную на стол страницу из мозговой карты Прутикова. – Сам посмотри!
– Но как же тогда это?! – возмутился Денис, показывая на виртэк, где висели результаты вскрытия и посмертного сканирования мозга.
– Не было и быть не могло! – гнул свою линию Валера.
– Да почему?! Почему не могло-то? Уж я-то точно знаю, что буферсон – исключительно наследственная болезнь, стало быть, Прутиков болел ей всегда, с самого рождения! Чёрт, да ведь я так отца нашёл – по буферсну!
– Значит, тут ошибка, – уверенно заявил Топольков, яростно махнув в сторону виртэка.
– Какая ошибка, если сканирует машина? И вообще, с чего ты так уверен, что ошибочны результаты вскрытия, а не теста на буферсон?
– Да потому что Прутиков был геноптиком. Геноптиком!
– Ну и что?
– А то, что буферсон – это абсолютное противопоказание для проведения любой генной оптимизации! Конфликт, понимаешь?
– Ни хрена я не понимаю! Какой ещё конфликт? Тут же вот написано, – воткнув палец в виртек и водя по висящим в воздухе строчкам, Денис прочитал: "...Распределение... потоков... характерно для..." нет, дальше, вот: "...свидетельствуют о том, что умерший страдал буферсном"!
– Да пойми ты! – упирался Валера. – Буферсон исключает генопту! Говорю тебе это как генетик, понимаешь? Как спец!
– Тогда объясни подробнее! – потребовал Денис.
– Ну... – Валера растеряно выдохнул, собираясь с мыслями. – Что значит "подробнее"?.. ты, вообще, представляешь, как делается генная оптимизация?
– В общих чертах, – пожал плечами Денис. – Берётся генетический паспорт и по специальной программе рассчитывается, какие есть варианты поправить гены, чтобы проявился какой-нибудь талант. Родители смотрят и выбирают. Потом платят бешеные деньги за один из вариантов и ждут, как подействует оптимизация.
– Варианты изменения генов называются генемы, – уточнил Валера. – В каждой генеме – четыреста-пятьсот генных комбинаций, требующих, как ты выразился, поправки. Но даже точное проведение всех этих сотен корректирующих изменений не может гарантировать нужный результат, поэтому рассчитывается лишь вероятность успеха при различных генемах. И вероятность эта редко бывает выше пятидесяти пяти процентов.
– Ага, наобум Лазаря то есть.
– А почему, знаешь?
– Да там куча факторов... – Денис замялся. – И ещё этот, как его... – он прищёлкнул пальцами, – профиль мозга!
– Ну да, – Валера улыбнулся. – Конфигурация ментальных потоков или профиль мозга. Он формируется только к тринадцати годам, как проявление сформировавшегося интеллекта, а генопту делают в первый месяц жизни ребёнка, поэтому заранее гарантировать, что профиль мозга будет правильным, невозможно. Это один из самых неуловимых, как ты их назвал, факторов, совершенно неподдающийся настройке извне. Почти всегда подходящий к оптимизации профиль возникает сам собой, видимо, в результате изменения генов, но бывают случаи, когда формируется профиль, который вступает в конфликт с геноптой и сводит все усилия по выявлению таланта на нет. Мы называем такие профили цепкими, они передаются по наследству от родителей или даже через поколение. Так вот буферсон всегда сопровождается одним из цепких профилей мозга, из-за которых генная оптимизация не даёт результатов! Это уже давно и точно доказано.
– Как это – давно? Нет, Валера, нет, подожди! Тест на буферсон стали делать не так уж давно, я тогда только универ закончил, – Денис помрачнел. – На бортинженера выучился...
– Сочувствую.
– Да ладно, – махнул рукой Денис. – Сейчас не про меня... а про Прутикова. Сколько ему лет?
– Двадцать семь.
– Двадцать семь, всего на девять лет меня моложе, стало быть, когда ему был месяц отроду, про буферсон ещё никто не знал!
– Не знали только про буферсон, а не про сами цепкие профили мозга и что они конфликтуют с геноптой. Про это знали прекрасно, поэтому ещё до процедуры обязательно просматривали мозговые карты родственников до третьего колена.
– То есть если бы ему тогда сделали генную оптимизацию, ничего бы не получилось?
– Конечно. Буферс просто не может стать геноптиком! Вот посмотри! – Топольков постучал по скрину. – Даже если вообразить, что тест дал неправильный результат – бред, конечно, но пускай! Все равно и без теста ясно, что не было у Прутикова буферсна: в анамнезе нет никаких отметок о цепких профилях мозга родственников, и генопта была успешно реализована!
– Но как же тогда объяснить то, что написано в заключении? – послушно просмотрев карту, Денис перевёл взгляд на виртэк.
– Я уже говорил – это ошибка!
– А если нет?
Валера только фыркнул.
– Если нет? – продолжал меж тем Денис, снова и снова внимательно читая заключение. – Вот тут написано "характерно"!
– Что характерно? – не понял Валера.
– "...Характерно для буферсна".
– И что?
Денис повернулся к Валере:
– А то, что "характерно для буферсна" – ещё не значит сам буферсон!
Валера открыл было рот, но, подумав, закрыл и воззрился на Дениса с интересом.
– Прутиков вёл себя так странно!.. – Денис вскочил и принялся расхаживать по кабинету. – А вдруг с ним что-то произошло?.. Что-то такое, что внезапно изменило его профиль мозга, а?
– Профиль мозга нельзя изменить извне! – возразил Валера. – В том-то вся и проблема!
– Ну, а если он сам вдруг изменился? Просто скажи мне чисто теоретически, вот что было бы, если б профиль мозга Прутикова внезапно стал иным – похожим на такой, как при буферсне?
– Возник бы конфликт генопты и профиля.
– И что тогда стало бы с геноптиком?
– Не знаю, но такому человеку не позавидуешь...
– А спятить он мог?
– Да запросто.
– Так вот, Валера, – торжественно заявил Денис. – Это именно то, что и произошло с Прутиковым: он спятил! А потом на вскрытии обнаружилось вот это! – Он показал на заключение.
– То есть ты хочешь сказать: что-то травмировало его мозг, изменив профиль?
– Да!
– Не представляю, что это может быть, но чисто теоретически...
Обсуждение Прутикова прервал юнифонный вызов. Денису звонил Аркулов.
– Слушай, Валера, – перебросившись с отцом парой фраз, сказал Денис. – Мне сейчас надо идти.
– Понял.
– Я буду во второй лаборатории.
– Это по поводу Ильи? Как там, дело движется?
– Да, Аркулов готов первое испытание провести.
– Что ж, надеюсь, всё получится.
– Я тоже надеюсь. В общем, двинул я во вторую, а ты пока подумай... – Денис встал и направился к двери.
– Ладно, пусть профиль мозга Прутикова изменился, – сказал ему в спину Валера, – и стал похож на тот, что при буферсне, этого всё равно не достаточно, чтобы стать экстрасенсом! Я думаю, буферсон, поскольку он означает повышенную чувствительность мозга, только способствует развитию экстрасенсорных способностей, но никак не является их причиной...
– Ну да, – согласился Денис, вспоминая свои бесплодные попытки обнаружить телепата среди буферсов.
– Так что же делает людей, и в частности, буферсов, экстрасенсами? Ты вот как стал телепатом?
– Из-за дзеттоидов. Они... Чёрт! Они травмировали мой мозг! Валера, ты – гений!
– Ну уж... – скромно улыбнулся Топольков, залившись от удовольствия краской.
– Ладно, я пошёл, а ты...
– А я возьму наш список генеральских буферсов и буду искать травмированных! – закончил за него Валера.
* * *
Итак – Игорь устало упал в кресло и стянул маску – применение актиматрицы оправдало ожидания и эксперимент с Танцором завершился удачно.
Уф! – Трухаков вытянул ноги – сейчас он немного передохнёт, и надо двигать в клинику! И так полдня по своим делам пробегал. Нет, там, конечно, никто ему ничего не скажет, даже если он вообще до завтра не появится, – знаменитый и заслуженный врач, да ещё и с такой болезнью, как у него, может работать так, как ему заблагорассудится, но Игорь никогда не злоупотреблял хорошим к себе отношением.
Он любил Клинику здорового сна и свою работу. Трухаков помог огромному количеству людей, пациенты его боготворили, и ему это нравилось. Нравилось работать в крупнейшем центре реабилитации, патентовать свои полезные для общества изобретения, получать заработную плату от государства, слушать благодарности и ходить без маски, чего никак не могло позволить себе его альтер-эго, вынужденное вечно скрывать лицо и работать в маленькой частной лаборатории над актиматрицей, которую общество никогда не признает полезным изобретением.
Ну и дьявол с ним, в смысле, с обществом! Пусть не признает, лишь бы избавить его от того зла, что мучает Игоря с тринадцати лет и продолжает расползаться по свету, пожирая одного человека за другим. Пусть добро окажется с кулаками, но зло должно быть уничтожено, и оно будет уничтожено! А кто не в состоянии этого понять, пусть ознакомится с историей жизни Игоря Кирилловича Трухакова...
Отец умер точно на пятнадцатый день после явления деда во сне. Предсказание Фёдора Игнатьевича сбылось, однако то, что смерть Кирилла Трухакова произошла по вине сына, никому из врачей и полицейских в голову не пришло. Кто из специалистов мог подумать, что новейшая киберкамера взбесилась и искалечила мозг пользователя по вине несчастного, тяжело больного подростка? Разумеется, никто.
Основной версией оставались происки конкурентов корпорации, которые сумели заставить киберкамеру выполнить не свойственные ей функции. Избитая Трухаковым-старшим жена поначалу тоже попала под подозрение, но никаких, даже косвенных доказательств её причастности найти не удалось. Самостоятельно перепрограммировать киберорганизм, не имея специального киберлогического образования, невозможно, а связей жены Кирилла хоть с какими-то специалистами в этой области следствие выявить не сумело.
Стараясь свести к минимуму урон, нанесённый имиджу корпорации, производитель киберкамеры сделал всё, чтобы дело быстро закрыли, тем более что в подписанном Кириллом Трухаковым договоре было чётко указано: основную ответственность за риски при тестировании и обкатке новинок испытатель берёт на себя.
Страхование жизни было обязательным условием при заключении подобных договоров, оплата отчислялась с каждого нового испытания автоматически, поэтому, когда следствие от Трухаковых отстало, мать получила крупное страховое возмещение. В результате у неё снова появились деньги на препараты и учителя для Игоря.
Жить сразу стало легче. Материально. Но не морально. Ведь, в отличие от следственных органов, и сын и мать прекрасно знали, кто выдал Кириллу Трухакову путёвку на тот свет.
"Он хотел продать дом, мы бы оказались на улице! Ты же сама видела, когда разбирали его переписку!" – в отчаянии взывал Игорь к матери. Но она не отвечала, только смотрела на него странным – то ли затравленным, то ли жалостливым – взглядом, словно её сын был опасным душевнобольным, любить и защищать которого нельзя, но приходится, потому что материнский инстинкт не оставляет ей выбора.
"Я расскажу ей про явление деда, про его предсказание, объясню, что это всё из-за него! Из-за деда Фёдора! Что это его профиль мозга заставил меня увидеть, что надо делать с камерой-пауком... Я скажу, что не виноват, что просто... просто хочу жить!!" – обещал себе Игорь, но когда мать заходила к нему в комнату, очень худая, бледная и серьёзная, и протягивала ежедневный набор препаратов, а руки у неё мелко тряслись, его решимость пропадала. "Потом... я расскажу потом". Он брал лекарства и чувствовал, какие сухие и холодные у матери пальцы...
Они оба были на грани нервного срыва.
А потом к Игорю вдруг снова явился во сне дед.
"Ты думаешь, что всё кончилось? – строго спросил Фёдор Игнатьевич, стоя на том же дьявольском поле, с повёрнутой на сто восемьдесят градусов головой. – Так не бывает! Это только отсрочка, ты всё равно лишишься лекарств, дома и матери".
"Зачем ты приходишь сейчас?! Почему не раньше, когда был ещё жив? Ты мог бы прийти и убить меня сам! Ты же ясновидящий, значит, знал, что меня ждёт! Чего ж не убил?"
"Я хотел, – вдруг сознался Фёдор Игнатьевич и лицо его сделалось очень печальным. – Сразу, как только пришло откровение насчёт тебя и твоей судьбы. Я правда хотел. Я даже приезжал ради этого в мегаполис, разыскал вашу семью!"
"Нашу семью? – перебил Игорь. – Почему ты так говоришь, ты – мой биологический дед? Мой отец – это ведь твой сын! Почему же его воспитывал и растил совершенно другой человек?"
"Так много "почему"! Боюсь, у меня нет точных ответов, могу только сказать, что лично я никогда не хотел детей, о чём предупреждал твою бабушку... Я видел, что мой род продолжать не стоит, да только она не послушала. Забеременела и сразу же ушла от меня, бросила, убежала и скрывалась, а я её не искал, думал: а вдруг да и обойдётся, всякое в жизни бывает. В общем, много лет я ничего о ней и сыне не слышал, и тут – на тебе!.. Откровение! Явилось, когда я совсем не ждал!"
"И тогда ты..." – Игорь почувствовал, как сжимается горло, а к глазам подступают слёзы.
"И тогда я решил убить тебя, – безжалостно продолжил Фёдор Игнатьевич. – Нашёл, где ты живёшь, долго следил за домом, но..."
"Что "но"?!"
"Но... не смог! Я так и не смог... убить ребёнка... это ведь очень трудно..."
"И поэтому... – голос Игоря прерывался от душивших его рыданий, – поэтому теперь мне надо убить себя самому, да?! Потому что тебе было трудно?!"
"Ты всё равно умрёшь! Отберёшь жизни многих ни в чём не повинных людей и сам погибнешь в жутких мучениях! Мать твоя умрёт через полторы недели. У тебя есть десять дней до того, как ты останешься один, и твоя жизнь станет похожа на ад!.."
Проснувшись, Игорь долго плакал, не в силах остановить слёзы.
А спустя сутки решил послушаться деда и вскрыть себе вены. Разрезать руку было трудно, но мальчик сумел, и только когда вытекающая кровь уже образовала на полу порядочную лужицу, не выдержал и позвал на помощь.
После этого мать стала выпивать. Каждый день. А через неделю она случайно вывалилась, пьяная, из окна и сломала себе шею.
Звонок юнифона вырвал Трухакова из воспоминаний. Звонила медсестра из клиники, спрашивала, будет ли он сегодня.
– Конечно буду! Обязательно! Я уже еду, – заверил её Игорь и, поднявшись, поспешил на улицу, к своему мобилю.
Глава 6
Миа вновь не отвечала на вызовы. Денис нажал отбой и, с досадой сорвав скобу юнифона, бросил её на стол. Да что же это, в самом деле, такое? Взяла тоже моду: типа, работает она, занята! Одна и та же отговорка... каждый раз... и зачем тогда согласилась к нему переехать?
Недели две уже вся эта история продолжается! Думал, хоть сегодня удастся посидеть нормально, поговорить – Денис подошёл к накрытому столу – вина вон купил, ужин заказал. Утром ведь только договорились, и вот опять: как вечер, так всё меняется! Он пододвинул к себе бокал, взял со стола бутылку, но подержав пару минут, поставил вино обратно и достал из кухонного шкафа водку.
Тяжёлый день... – Денис плеснул водки в винный бокал и выпил одним глотком, – ничего ни с кем сегодня не получилось. Ни с Ильёй, ни с Миа". С обоими хотел поговорить, да, оказалось, не судьба. Он налил ещё водки.
"Беспроводная связь" с Ильёй не работает, ясно уже, что на расстоянии войти в контакт не получится, надо везти парнишку в Управление, во вторую лабораторию, а Самсонов упирается. Вот, кстати, ещё один человек, с которым сегодня ничего не вышло.
«Здесь не больница, а секретный, режимный объект!» – отрезал генерал, даже не пожелав выслушать продуманные по дороге в административное крыло аргументы.
"Но..." – начал было Денис.
"Свободен!" – рявкнул генерал и, так и не дав толком и рта раскрыть, просто выставил его из кабинета.
Вот же замшелый дурак! – пытался разъяриться Денис, но оказалось, что настоящей злости на генерала нет, только сожаление, что не удалось вот так сразу, с наскока, убедить Самсонова в своей правоте. Он согласится, – думал Денис, опрокидывая в рот следующую порцию водки, – старый динозавр просто не любит поспешных решений, да и не в настрое он сегодня был, явно не в настрое... Ну ещё бы! Результатов по буферсам у Кулакова – ноль, а он, вместо того чтобы порученным делом заниматься, со всякими глупостями лезет... А тут ещё важный информатор на череп опрокинулся да во тьму перекинулся! А у полковника, так генералом любимого, никакого вразумительного объяснения тому не имеется. Денис хмыкнул. Ничего! Когда Самсонов поймёт, что другого способа вернуть Илью нет, он не будет против... Денис налил себе ещё, в голове уже слегка шумело. Он встал из-за стола, прихватив с собой бутылку.
– Ты б закусывал! – посоветовал Бортков.
– Привет, майор! – обрадовался Денис и, дойдя до кресла, плюхнулся в его эргономичные объятия. – Наконец-то я тебя слышу! А то уже так давно от тебя ни звука! Надо было мне раньше напиться.
– Не надо! – уверенно сказал Бортков. – Есть и другие способы.
– Какие? Какие другие? Это ты про сны, что ли? – Денис опрокинул в рот очередную порцию водки и откинулся на кресле. – Эх, майор, я в последнее время так устаю, что сплю как убитый и ни хрена не вижу. Кручусь целыми днями, как робот на заводе...
– Толк-то хоть от этого есть?
– Да не особо... С Ильёй не вышло, у буферсов ни один синапс на ментальную связь не заточен, с Миа проблемы... Живём вроде вместе, а ближе друг к другу не стали, скорее, наоборот...
– Смотри не упусти момент! – предостерёг Бортков. – А то получится, как у меня... с Сашей.
– Что за Саша?
– Невеста моя. Правда, мы так и не поженились. Я, видишь ли, сильно занят был всё время, работал слишком много... Упустил момент, короче.
– Невеста? – удивился Денис. – Ничего себе! Ты мне никогда о ней не рассказывал!
– Да повода не было. А сегодня...
Денис вдруг увидел, как бежит к огороженному красно-жёлтыми светящимися лентами участку улицы. Навстречу бросаются какие-то люди, мелькают лица, его пытаются задержать, что-то объяснить, но он не останавливается, он бежит туда, где на пластене тротуара лежит кто-то в синем. Вид закрывает скорбное лицо какого-то парня, его губы шевелятся, рука сжимает плечо Дениса, но потом отпускает. Пролетев сквозь свет виртуальных лент, он останавливается.
На пластене лежит девушка. Тоненькая, в красивом платье ультрамаринового цвета, с вытянутыми вдоль тела руками – в правой зажата чёрная глянцевая сумочка, волосы разметались вокруг головы, одна прядь упала на лоб.
Раздаётся оглушительный удар сердца – один, но такой мощный, что в голове рождается звон, а ноги отнимаются. Он падает на колени рядом с девушкой и видит собственную руку, осторожно сдвигающую прядь светло-русых волос со лба. Под ними – аккуратная бордово-чёрная дырочка.
– Господи, так это она? Это твоя Саша?! – воскликнул Денис, когда его отпустило наваждение.
– Её убили из-за меня. Молодой, я был очень горяч, яростно отстаивал интересы своей родины, ненавидел предателей, боролся за справедливость, слишком ретивый я был – легко наживал врагов! Мне сто раз угрожали, пытались запугать, а я только смеялся в ответ. Не верил, что смогут меня достать... – майор умолк, в тишине комнаты было слышно его тяжёлое, свистящее дыхание, словно он и правда был здесь, живой, после многокилометрового марш-броска в полной выкладке.
– А я уже видел её сегодня, видел... – Денис чуть не сказал "эту мёртвую девушку", – ...твою Сашу.