Текст книги "Только теннис"

Автор книги: Ольга Морозова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Но в то же время я ощущала себя маленьким необразованным ребенком. Бензин и продукты продавались сколько хочешь и повсюду, автобусы ходили точно по расписанию, но зато в моей жизни появилась налоговая система, которая меня пугала, как бездонный черный лес. Первое письмо, что упало на ковер у двери в моем английском доме – извещение из налоговой инспекции: я должна заполнить какие-то бумаги и сообщить о своих гонорарах. Я пришла в паническое состояние. Какие бумаги, какие гонорары?! Как раньше дома было удобно, столько-то процентов из зарплаты вычитали и никто ни о чем не думал (правда, никто ничего и не зарабатывал). Платить налоги: такое только с молоком матери в себя впитываешь. А когда это делаешь впервые, да еще в сорок лет, страх ужасный. Но, слава тебе господи, рядом со мной оказались люди, которые мне помогали и, кстати, до сих пор помогают, потому что в английской жизни я уже более или менее разобралась, а в налогах по-прежнему – нет. Но мои британские друзья взяли заполнение моей декларации на себя, и пока у меня проблем нет, никогда не было и, надеюсь, уже не будет.

Мне нравится Англия. Мне кажется, что это самая красивая страна в мире. Мне нравится, что традиции, о которых я прежде читала, сохранены, и не в музейном состоянии, а в обиходе. В идеальном порядке старинные дома, невероятные по красоте желтые поля люцерны и страстная борьба за то, чтобы где-то через них дорогу не прокладывали. Для меня, привыкшей, что все вопросы решают в райкоме партии, оказалось каким-то чудом – митинги, собрания, демонстрации – если нужно общественное одобрение на то, чтобы дорогу провести через лес или пустошь. Но, возможно, благодаря такой борьбе страна сохранена в удивительной чистоте. Едешь на машине, а в окне: изумрудные луга, на них кудрявые барашки, упитанные и чистые лошади – пастораль, картинка из книжки. А потом въезжаешь в замок, который совершенно не изменился за последние семьсот лет, и все в нем, начиная от стула и кончая чашкой, все с того же XIII века. Как один раз купили, так ничего и не разбили! Революционные матросы в этих замках никогда, во всяком случае те же семьсот лет, не ночевали. Рядом с моим домом вросший в землю паб, который тоже сохранен в неприкосновенности с тех же веков. Для того чтобы на нем крышу переложить, необходимо получить чуть ли не решение правительства, но таким образом и сохраняются все эти достопримечательности. У нас в Бишеме прежде, чем спилить старинный дуб, комиссия чуть ли не из Лондона приезжала, поскольку, говорят, все старинные дубы посчитаны. Обсуждали они, жив ли дуб или нет, очень долго. Наконец решили спилить. Когда спилили, выяснили, что он еще мог пожить лет двести. Горе небывалое.

Городок Марлоу, где мы живем, в Англии хорошо известный: старинный, тихий и дорогой. Несколько лет тому назад звезды кино и эстрады решили обосноваться в нашем районе, Мадонна задумала здесь купить себе дом, Майкл Джексон, говорят, купил дом неподалеку. Они собираются учить своих детей в Англии. Плюс к этому наверное, понимают, что англий-ская традиционность настолько сама по себе уникальна, что хочется в ней иногда и пожить.

Через Марлоу протекает Темза, это то место на реке, где проводятся знаменитые Хейнленские регаты. Марлоу еще знаменит тем, что писательница Мэри-Шелли именно здесь сочинила своего доктора Франкенштейна. Но самое главное достоинство нашего городка, что в его округе разворачивались невероятные приключения трех джентльменов в лодке, не считая их собаки.

К нам езды сорок минут от Лондона, мимо аэропорта Хитроу и Виндзорского замка. Район аристократов. Если ты хочешь с ними общаться, они будут с тобой общаться, если не хочешь – не надо. Например, мои соседи мне всегда улыбаются, всегда со мной очень милы, но в гости мы друг к другу не ходим. К тому же они часто меняются. Наше местечко очень удобное для молодых семей, где папы набирают финансовую мощь, плацдарм миллионеров. Их бизнес уже выходит на международный уровень, а рядом не только Хитроу, но и две самые главные английские дороги – четвертая и сороковая, – что пересекают всю страну с севера на юг. При этом мы живем в полной тишине, не считая пения птиц. Вокруг нас помимо молодых бизнесменов люди в возрасте, как правило, работающие в Хитроу, чаще всего – это летчики. Много семей спортивных, с маленькими детьми, а через дорогу наш спортивный центр. Можно поиграть в теннис, можно позаниматься в зале аэробикой.

Бишем-Абби, старинное аббатство, где мы с Витей работаем, не только теннисный центр. Здесь и футбольные поля, и поля для гольфа. Бишем-Абби стоит прямо на берегу Темзы – это старинный замок, с клубными гостиными, столовой, спальней для ребят и обязательно со своим привидением. Конечно же, это дама, убившая в замке своего мужа. Витя утверждает, что он ее видел. Корты на все вкусы: и трава, и грунт, и бетон. Тут же построили и новый корпус, где гостиница, залы гимнастики и атлетизма, четыре крытых корта. Говорить, что все утопает в зелени и цветах, бессмысленно. В Англии все так утопает. Бишем-Абби английская теннисная федерация арендует для тренировок юношеской национальной команды. Собственно говоря, на руководство ею я и была приглашена. Но в Бишеме проводит свои сборы и национальная футбольная команда.

Спонсор юношеского тенниса в Англии автомобильный концерн "Ровер". Поэтому мы ходим в его фирменных майках, и не реже, чем в полгода, нам "Ровер" меняет новую машину на еще более новую. Правда, курить в машине мы с Витей не имеем права. Но мы и так не курим.

Английская федерация приобрела для нас и домик через дорогу от работы. Типичный английский, очень уютный, небольшой, с низкими потолками, скрипучими полами, тремя спаленками наверху, с камином внизу и небольшим садиком во дворе. Кто только не сидел под нашими цветами! Были и Алла Пугачева с Кристиной, тогда еще беременной на последнем месяце, как потом выяснилось, Никитой. В доме курить нам разрешалось, но зато мы не могли держать в нем домашних животных. Но мы и так из-за наших бесконечных разъездов их никогда не держали даже в Москве.

Если посмотреть, какие машины стоят у нас в общем дворике перед домами, то видно, что наши соседи – люди из высшего среднего класса. Меня потом стало раздражать, что район наш такой дорогой, потому что мне трудно купить здесь дом на те деньги, которые я могу себе позволить на него истратить. Цены примерно такие же, как в центре Лондона. Но зато они в то же время дают тебе гарантию, что ты живешь в спокойном районе. Исходя из собственного опыта, я знаю, что неспокойные районы это те, куда можно доехать на метро или на автобусе. Те же, которые достигаются только машинами, они не то чтобы абсолютно свободны от уличных неприятностей, но в общем-то здесь они случаются значительно реже.

Моя жизнь не предполагает чисто английского общения. Я все время в дороге. Поэтому традиционных английских посиделок на лужайке по два часа в уик-энд я не могу себе позволить. Впрочем, я не могу на них потратить и получаса за эти два дня. А потом, если сказать честно, я больше получаю удовольствия, когда общаюсь с русскими людьми. Может, тому виной мой возраст, но когда ты шутишь, твой юмор понятен только русским, твои беды понятны только русским. У меня много друзей-англичан, я чудесно с ними провожу время, я могу с ними пойти в театр, могу посидеть в ресторане. Но поговорить по душам и от души посмеяться я могу только с русскими. И, как ни странно, у меня в Англии свободные вечера проходят в русской компании.

ФИЛ ДЕ ПЕЧИОТТО

Мой адвокат Фил Де Печиотто; он же адвокат и Ани Курниковой. Я не могу не вспомнить о Филе, потому что это тот человек, который дал мне возможность встать на ноги в нелегкое для меня время. Фил Де Печиотто американец, и тем не менее ведет мои дела в Англии. В спортивной менеджментской фирме "Эдвантэйдж Интэрнешнл", где он один из президентов, есть отделения в самых разных странах, в том числе и в Англии.

Филу я доверяю абсолютно, наш союз проверен временем. Но и мне самой приходится много знать, самой полагается кое-что изучить, чтобы наши отношения складывались еще лучше. Только тогда ты четко понимаешь, когда тебе объясняют: это реально, а это – нереально. А уже потом твой адвокат пытается из реального сделать чуть больше.

Впервые Фил подошел ко мне поговорить в 1987 году. Естественно, никто из советских спортсменов тогда не мог даже задумываться о том, чтобы подписать с "Эдвантеч" контракт! Тем не менее он спросил: "Вы подпишете с нами контракт?" К тому времени у меня встреча с западным адвокатом, ведущим бизнес спортсменов, была уже не первой. Когда я в 1973 году выиграла турнир в Филадельфии, ко мне обратился один из представителей IMG с предложением вести мои дела. Я спросила, что он имеет в виду, поскольку советский человек твердо знал, что адвокат нужен только в суде. Он сказал: "Вы будете играть, а мы будем вам помогать зарабатывать деньги". Я прямо в лоб: "А сколько же вы будете за это брать?" – "Мы будем брать пятьдесят процентов ваших призовых". Я ответила: "Поскольку у меня забирают все сто процентов призовых, меня этот вопрос особо не волнует. Обратитесь, пожалуйста, в Спорткомитет СССР". Я поняла: разницы мало, что здесь пятьдесят, что у нас сто, все равно грабеж. Но я не успокоилась, подошла к Бетти Стове, спросила, сколько берут с нее? Она мучительно: "Оля, это секрет, но с меня берут двадцать". Возможно, вести дела русской казалось им очень сложным, поэтому они решили остановиться на половине. Все, на что я тогда могла рассчитывать – семнадцать долларов суточных. Если бы я согласилась на половину от семнадцати долларов, я бы, наверное, умерла вместе с этим адвокатом с голоду.

Так произошло мое первое знакомство со спортивным менеджментом. Поэтому, когда с тем же вопросом спустя пятнадцать лет ко мне подошел Филипп Де Печиотто, я уже знала, что от этих адвокатов можно ждать, так как у меня имелся совершенно потрясающий первый опыт. Короче говоря, я его просто отшила. Он потом признавался: "Ты была так негативно ко мне настроена". А ко всему прочему, у меня только кончился тот период, когда я считалась невыездной, наконец первый раз вновь выехала за рубеж, и любой мой контакт, не говоря уже о контракте, мог для меня закончиться печально.

Ох, как не хочется вспоминать ту историю, такую гнусную и такую типичную для советских времен.

Большая часть неприятностей, когда нас по сути дела подставил хороший знакомый, свалилась на Витю. Ему пришлось испытать исключение из партии, увольнение из армии, естественно и из военной академии, где он преподавал. Претензии к нам со стороны Прокуратуры были так надуманны, что вскоре там перед нами извинились. Казалось, инцидент исчерпан, Витю всюду восстановили, но больше он свою форму подполковника так и не надел. Не захотел. Обиделся.

Прошло несколько лет, и вдруг Прокуратура разразилась письмом (истинного его автора так и не нашли), где вновь пересказывалась та уже забытая история. Интересно, что письмо прислали в ЦСКА, где я уже несколько лет не работала, а Володя Васильев, старший тренер клуба, не сказав мне ни единого слова, передал его в Госкомспорт.

Тут интересная реакция окружающих. Все, кто знали меня много-много лет, замерли! Меня расстроила больше всего такая же реакция и Жени Позднякова, которого я сама привела в сборную и только-только с трудом решила его выездные дела. Начальник Управления спортивных игр Владимир Портнов, то есть мой непосредственный руководитель, дал мне понять, что он относится ко всему, как к редкой глупости.

Наверное, Портнов или лукавил, или забыл, в какой стране мы живем. Все только начиналось. Создали комиссию. Начались проверки. Виктор Янчук, начальник отдела тенниса, не знал, выдавать ли мне форму на первенство Европы. Шел 1986 год, гласность только делала свои первые робкие шаги, но "закопать" меня уже не представлялось легким делом.

Я, та, кто одна, без сопровождающих, объездила весь мир, причем в те годы, когда никого в одиночку даже в Югославию не пускали, оказалась "запертой" дома. Наконец после очередной проверки меня милостиво вновь приняли в клан обладателей служебных синих заграничных паспортов. По советским правилам возвращение в общество допущенных к западным ценностям, то есть к магазинам, приходилось начинать с контрольной поездки в соцстрану. Но тут произошла накладка – там турниров не предвиделось. И Морозова, старший тренер сборной страны, выполняя общие идиотские правила, поехала на дет-ские соревнования в Венгрию.

Меня спасло от вранья западным игрокам и тренерам – почему я вдруг исчезла? – то, что у меня "оторвался ахилл". Операцию мне идеально сделал Сергей Миронов, старый мой приятель, позже ставший личным врачом Президента Ельцина. Операция почти без шва, а у Кэша, при той же травме, шрам от пятки и чуть ли не до колена.

Страшный тогда у меня случился год. Сразу стало ясно, кто мои настоящие друзья. Надя Рокоссовская-Урбан не оставляла меня ни на один день. Моя подруга Марина Сидорова и ее муж Алик Масюков опекали меня. Потом, когда мы уехали в Англию, их опека перешла на мою маму. Их помощь я никогда не забуду.

Но вернусь к Филу. Теперь вам понятно, почему я, выслушав его, первым делом подумала, что мне только этих проблем не хватает. Спустя два года я к нему подошла сама и сказала: "Хорошо, так и быть, с вами я подпишу контракт". Я понимала, что пришло время, когда нужно иметь хотя бы какой-нибудь крючок, который помог бы мне в крайнем случае каким-то образом зацепиться за работу на Западе. К концу восьмидесятых не я одна, многие понимали, что рано или поздно это может случиться. Но в то время я ничем себя не связывала, да я и не могла ничего платить. От меня требовалось подписать контракт о взаимных намерениях, а не о финансовых обязательствах. Пока и Фил ничего не мог для меня сделать, но стали появляться какие-то возможности, советская хватка с каждым днем слабела, а ему, наверное, казалось большой удачей, что у него первого появилась русская.

Тогда на нас, советских, была большая мода, а тут он наконец получил одну, причем не самую плохую. Для меня же это соглашение с Филом оказалось счаст-ливым билетом в будущую жизнь, так как контракт с английской федерацией составил Фил, и я ему бесконечно благодарна. Мы же ничего не знали о западных законах, а он готовил мне контракт, как готовил бы его американке или француженке. Причем, на мой взгляд, даже лучше, чем американке, не говоря уже о француженке. Естественно, я должна была ему платить с контракта проценты, но у меня крохи переживаний на этот счет не возникало. Детали первого моего западного контракта Фил обсуждал несколько месяцев, даже сейчас последнее мое соглашение уже после восьми лет работы в Англии рассматривалось Филом, мне кажется, не меньше трех месяцев. Строчка туда, строчка сюда. Кстати, мне помогло серьезное, западное отношение к контрактам в одном забавном случае. Когда меня доставала с тайм-шером тетка в ГУМе, я ей сказала: "Дайте контракт, я покажу его своему адвокату". Ко мне сразу потеряли интерес.

Фил ненамного младше меня, но выглядит очень молодо. Мы его пригласили на заре нашего знакомства к нам домой, представили его моей маме, которая кормила моего будущего адвоката такими пирожками, что он их до сих пор забыть не может.

Фил, узнав, что мы с Ирой Родниной соседи, хотел подписать контракт и с ней. Попутно он, наверное, решил, что все знаменитые советские спортсмены живут в одном доме на улице Рылеева, 6. Пришлось его разочаровать: "В этом доме из спортсменов живут только я и Роднина". Фил спрашивает: "А кто еще здесь живет?" Тут я его сразила: "Здесь живут большие генералы". Пришлось рассказать ему всю историю моего получения квартиры. Он долго не мог понять, что дом, квартиру не выбирают, какая подходит, а берут ту, какую дают.

Сижу я у себя в Бишеме, вдруг звонок, Фил: "Оля, я хочу тебя удивить!" И передает трубку... Родниной: "Оля! Привет!" Выясняется, что они летели вместе в самолете и у них случайно оказались рядом кресла. Ира каким-то образом увидела в его бумагах фамилию Морозова. Она удивленно на него уставилась, а он повернулся к ней и говорит: "Некрасиво, миссис, смотреть в чужие бумаги". Она в ответ: "А я знаю Морозову". Но тут и он ее узнал: "Да, а я могу назвать ваш адрес. Улица Рылеева, дом шесть. Я даже знаю, куда у вас выходят окна". Тут Ира задергалась: "Как это?" – "Потому что я адвокат Морозовой, был в гостях у нее дома". Они долго смеялись. У Фила прекрасная память, он стал ей рассказывать, что наши дети Катя и Саша ходили вместе в школу. Но адвокатом Иры он не стал. Довольствуется из русских помимо меня еще и Курниковой.

Фил живет в Америке, в Вашингтоне. Но, как у любого западного человека, у него весь мир – родной дом. У "Эдвантеч" офисы в Токио, в Лос-Анджелесе, в Лондоне, в Париже. В 1998 году Фил приехал в Москву на женский турнир Кубка Кремля, отправился вечером в Большой театр, опоздал и потом долго удивлялся: "Оля, у меня же был дорогой билет, но меня посадили на самый последний ряд". Я же сидела, благодаря подруге Тане Голиковой, бывшей солистке балета Большого, практически на сцене. Я ему объясняю: "Фил, по Москве надо ходить со мной". Потом его все же пересадили в амфитеатр. Билет в Большой Де Печиотто устроила Аня Курникова. Владимир Васильев всегда хорошие места придерживает для теннисистов.

АНГЛИЙСКИЙ СПОРТ, ИЛИ ПОЛЯНКА

С БУТЕРБРОДАМИ

Англия на всю жизнь останется в моей памяти как страна, которая обожает любительский спорт.

Психологический настрой каждого британца – быть любителем. Другими словами, главное – участие. Ребенка, рожденного в Англии, никогда не растят чемпионом. Но внушают, что он должен быть участником. Речь, конечно, не идет о футболе – это отдельный остров, отдельная жизнь, национальная примета. Футбол – особое явление. Но все, что следует дальше, полностью попадает под мое определение. Например, крикет, в него играют три дня. Игроки, их родители и друзья приходят на стадион, который представляет собой большую поляну, приходят обязательно с бутербродами. У каждого игрока для бутербродов огромная сумка. У обычного зрителя сумка в два раза больше. Разложились, поговорили, пообщались, выпили, позагорали. Что там на поляне, то есть на стадионе неизвестно и как бы не очень публику волнует. Приходишь на Уимблдон, почти то же самое. Какую главную традицию сохранили в Уимблдоне? Поляну. Пришел англичанин, сел на свою лужайку, раскатал свой плед, разложил на нем свои собственные, ни в коем случае не покупные, бутерброды... Наверное, молодежь уже покупает готовые сандвичи, но не беспокойтесь, станут чуть постарше, забудут ошибки молодости, и дома начнут стругать свои собственные бутерброды. И так – каждый уик-энд. Поло – тоже игра, и на нее тоже приходят на целый день. Там публика особая, элитная, но смысл соревнований в том же – не победить, а участвовать. И таких видов спорта в этой стране множество, и англичане любят их обставлять семейно-пикниковым праздником. Пикник – это вершина наслаждения в англий-ском спорте.

В Англии, если приедешь на национальный чемпионат Великобритании по теннису, можешь наблюдать, как многие родители живут в палатках, но главное, все они ходят с бутербродными сумками и с кофейниками. Это входит в их понятие об отпуске. Они обожают ходить в походы любой сложности, лишь бы не забыть с собой взять бутерброды. Я каждый раз, глядя на этот английский лужок, вспоминала, как ездила в детстве на соревнования из Москвы в Ленин-град и все в купе сидели с жареной размякшей картошкой в поллитровой банке и вареными яйцами. Поезд – это российский вариант английской поляны.

В нашей стране малые дети, а также бабушки, дедушки, то есть население самое молодое и самое пожилое, считаются главными людьми. Входишь в вагон метро, там написано: "Места для детей и инвалидов". В Англии не увидишь, чтобы специально выделили места для детей (для инвалидов есть), тем более для пенсионеров. Мы же воспитаны на уважении к детям и старикам. Что получается от разницы в традициях? Может наш человек представить, что ребенка не пустят на корт? В моем детстве с двенадцати до семи – время, когда площадку занимала только детская спортивная школа. Везде, на каждом стадионе, будь то футбол, гимнастика или плавание – днем занимались только детские спортивные школы. Дети – наша радость, наше будущее!

В Англии, когда выходит на корт член клуба и видит бегающих вокруг малышей в белых штанах, он говорит: "Убрать их, они меня раздражают, они кричат". То есть он платит деньги не для того, чтобы видеть рядом этого гаврика, он платит деньги для того, чтобы спокойно играть в теннис. Ему хватает своего партнера. В понедельник в клубе играют только мужские пары, это "джентльмен дей", потом "ледис дей", потом еще какой-то "дей". Ребенка, который наберется наглости и обыграет джентльмена, потом вообще на корт не пустят.

Когда я только приехала в Англию, мне предложили прийти в некий клуб по соседству и торжественно что-то там открыть. Что же я открывала, как вы думаете? Душевые кабинки! Душевую я открывала в клубе, который находится около нашего дома. Но зато какой район! У каждого дома по два "роллс-ройса". Где-то открывали в клубе освещение. В Англии, в клубе не было света на теннисном корте! В моем сознании подобное не укладывается.

Мы уехали из Союза под новый 91-й год, а Катя первый раз поехала в Англию на турнир в феврале 1991 года. Они возвращаются с Витей в совершенно диком состоянии, глаза огромные, Катя говорит: "Мама, я на улице играла, прямо на холоде". Это значит, что в Англии детские соревнования проходили на улице в феврале месяце! Такое ни одному, даже ненормальному, советскому тренеру в голову бы не пришло. Издалека, из Москвы, казалось, что там у них какие-то невероятные прозрачные крыши, какие-то невозможные подсветки кортов и всюду кондиционеры. Ничего похожего я поначалу нигде найти не могла, правда, за последние десять лет всего перечисленного стало значительно больше, потому что теннисный магнат Дэвид Ллойд многое взял в свои руки. Он строит огромные теннисные дворцы и все у него получается правильно и с выгодой. Но той работы с детьми, какая принята у нас в стране, в английском клубе нет, и никто по этому поводу не тоскует. Традиции заложены в нацию генетически. Расположение к любительству выдавить из детей невозможно. Справедливости ради надо сказать, что все последние годы английские специалисты пытаются что-то в своем спортивном хозяйстве перестраивать.

Я абсолютно не знала системы английского школьного образования. Элементарный пример. Школьные уроки заканчиваются в Англии в половине четвертого. Чем с ним, пока он поест и переоденется, можно после шести заниматься? Наверное, только книжку почитать. Более того, в Англии в пять во всех клубах начинается время, когда приезжают "ледис энд джентльмен", и ребенка к корту не пускают. В тринадцать лет способных к спорту детей здесь определяют в специальные школы, – у нас в таких занимаются с семи. И получается, что "система подготовки" в клубах любительская, а психологический настрой родителей несколько иной, чем у наших пап и мам, и особенно бабушек. Вот и выходит, что, если ты даже будешь заниматься с ребенком круглосуточно, толку от этого почти никакого.

Чтобы вместо школы или хотя бы части уроков заниматься теннисом, такое представить себе невозможно. Все крутится вокруг школы. Я взяла себе девочек в таком возрасте, потому что знала, с тринадцати до шестнадцати они должны сделать некий марш-бросок в своей спортивной карьере. Но я просчиталась, я надеялась, что мне дадут уже подготовленных детей, а я получила игроков, сделавших шаг, недалеко уводящий их от новичков. В тринадцать лет у нас девочка технически и тактически лучше или хуже, но уже оснащенная. А в Англии в тринадцать лет девочка только начинает играть. И когда их у меня собрали, оказалось, что я никогда таких неумеющих детей не тренировала. Мне досталась, на мой взгляд, крайне слабая группа – и по физическим данным, и по таланту. При этом они почти никому не проигрывали в стране!

Возможно, в Англии жили другие талантливые дети, но ко мне они не попали. Однажды на национальное зимнее первенство я не послала девочку, а их у меня в тот момент было в группе шесть. Подходит ко мне менеджер команды: "Олга, почему эта девочка не участвует в таком важном соревновании?" Я ему: "Ричард, они заняли первое, второе, третье, четвертое места. Ты хотел, чтобы они заняли еще и пятое и шестое?" В общем, мне можно было не ездить на соревнования по этой возрастной группе, я их могла разыгрывать у себя в Бишеме. Меня недолюбливали родители других детей, правда, они меня уважали. Своих я все-таки заставляла тренироваться и тренироваться много, вот они всех и обыгрывали.

В любом деле везение стоит не на последнем месте. Я показала английской федерации, как нужно профессионально тренировать в этом возрасте детей, но они не могли собрать для меня нужный контингент и желаемый мною бросок вперед, увы, международного уровня не достиг. Например, шьешь платье из ситца и оно, как бы не был красив дизайн, все равно ситцевое. Я часто повторяю: какой бы ты не была искусной швеей, но если материал плохой, все равно платье по фигуре сидеть не будет. То же самое и в спорте, что бы ты не придумал, каким бы гениальным тренером ты бы не был, но если у тебя нет материала, из которого можно сделать суперигрока, ты его никогда не сделаешь.

Я не могу сказать, что девочки – это вечная проблема английского тенниса. Вместе со мной играли выдающиеся женщины – Вирджиния Уэйд, Энн Джонс, Джо Дюри, но сейчас пошли одни мужчины. Не пересчитать, столько талантливых мальчиков в Англии, но будут ли они большими игроками, неизвестно. Пока назвать можно только одного состоявшегося – Тома Хенемана. Но у него совершенно другой, в отличие от общества, настрой, он по своему страстному желанию побеждать настоящий чемпион. Хенеман истинный фанат спорта. Он уже в десятилетнем возрасте заявил: "Я буду игроком, не знаю, в теннисе или в гольфе, но обязательно добьюсь большой победы". Хенеман сам руководит своими тренировками. Везде же есть талантливые люди, которые вырываются вопреки всему.

Очень хороший мальчик тренировался у нас в Бишеме, я считаю, что таланта у него было не меньше, чем у Сафина. Но Сафин уже играет в Кубке Дэвиса, в турнирах Большого шлема, а тот еще близко к таким соревнованиям не подходил. А по таланту, повторяю, равен. По физическим данным – вообще лось. Ноги такие же, как у Сафина, но он еще выше ростом, чувство мяча феноменальное. Я смотрю на него и восторгаюсь: вот природа наградила! Но полное отсутствие воли, он совершенно не готов к большим нагрузкам. Мы с одним тренером смотрели, смотрели на этого парня, а потом друг у друга спрашивали: "Как же он может, имея такие физические данные, не работать ногами?" Это все равно, что хорошо знать грамматику, а писать с ошибками. Такое происходит только потому, что он ленивый и равнодушный. В нем нет этого: "Хочу быть первым".

Все-таки в теннисе, да и вообще в спорте должна быть какая-то сумасшествинка, которая заставляет работать на сверхвысоких нагрузках, а если еще есть желание стать первым, то тогда оно помогает подняться. Хингис мне сказала: "Когда вижу фотографию Курниковой на журнальной обложке, тут же звоню своему менеджеру и говорю: "И я хочу такую же". Казалось бы, зачем ей это нужно? Она же и так уже Хингис, суперзвезда, у нее супермиллионы, но она по-прежнему хочет быть первой. Первой во всем и всегда. Она сказала: "Напрасно вы думаете, что, если я вижу, что Курникова подписала какой-то рекламный контракт, а у меня его нет, я спокойно к этому отношусь. Я ставлю вопрос перед своей менеджерской группой, чтобы мне контракт сделали еще лучше. Она получила один контракт на рекламу парфюмерии, а вы мне принесите два".

Такого настроя у моих игроков не наблюдается даже в бинокль. Смешно, но прежде всего именно к этому я оказалась не готова. Потому что в Москве приходит ко мне чей-то папа: "Ольга Васильевна, почему моя дочь тренируется только три раза в неделю? Она что – бездарная?" А в Англии мне говорят так: "Она, может быть, за неделю и приедет один или раза два потренироваться, но чтобы три-четыре, что вы, это нереально". Ну конечно же, девочка ведь должна пойти в школу на занятия по прихлопам и притопам, то есть какую-то чечетку отработать, потом ей обязательно нужно попасть на урок классического балета, потом ей необходимо посетить кулинарные курсы. А как пропустить "митинг", то есть собрание, в школе?!

У нас с англичанами разный менталитет. Наши – еще, еще и еще. Наши знают, что спорт – это тяжелейший труд. Мы нашим английским ученикам с утра до вечера рассказываем, как надо тяжело работать, чтобы быть первым. А в Англии неприлично быть первым, но не стыдно стать четвертым. И вот к этому менталитету я оказалась не готова. Мне их специалисты объясняют: "Русский спортивный менталитет строится на том, что вы голодные". Я спрашиваю: "А что делать с испанцами, они тоже голодают?"

Может быть, у англичан такой любительский настрой только там, где у них нет чемпионов. Но когда фигуристы-чемпионы Торвилл и Дин выступали на Олимпийских играх, вся Англия смотрела передачу из Сараево. Если английская сборная играет в футбол... Впрочем, футбол – это особая статья, я уже его поставила за скобки – это суперспорт. Если футбольный день, то можно спокойно доехать куда хочешь, редко какую машину встретишь на дороге. Обычно в пятницу вечером невозможно из дому выехать, такие пробки, но если играет сборная, на дороге абсолютно пусто, все смотрят своих любимцев.

Все равно внутри любой нации это есть: мы самые сильные.

Если я где-то слышу – есть хорошая девочка, я не задумываюсь, сможет ли она научиться играть в теннис? Я думаю о том, будет ли она играть в десятке? То есть ниже мировой десятки я не вижу ничего, у меня такой настрой. В Англии подобной страсти ни у кого нет, во всяком случае внешне и на словах. Может быть, внутри что-то и бурлит, но кажется, что никто не нацелен на то, чтобы ребенок, если он хорошо играет в теннис, рано или поздно обязан выиграть чемпионат мира, а если не выиграл – не дошел до цели. В Москве мама приводит ко мне десятилетнюю девочку и уверяет, что она без пяти минут чемпионка мира. "Вы посмотрите, как она бежит, посмотрите, как она прыгает! Ольга Васильевна! Вы посмотрите, ведь она же прыгает лучше всех в школе". Значит, по мнению мамы, ее дочь играть уж точно будет лучше, чем какая-то Штефи Граф.