355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Морозова » Только теннис » Текст книги (страница 11)
Только теннис
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:10

Текст книги "Только теннис"


Автор книги: Ольга Морозова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Человеческие качества спортсмена открываются в тот момент, когда он уже дальше идти не может, но желает удачи недавнему сопернику. Какулия за меня болел так, что во время полуфинала с Вирджинией Уэйд у него от напряжения свело ноги. Меня такая преданность смешила, и я ему говорила: "Тимурик, в том, что я проиграла, твоя вина, ты в таком мандраже меня разминал, что я не могла попасть на другую сторону". Марина в этом была похожа на Теймураза.

ИВОН ГУЛАГОНГ

Эта странная на слух фамилия принадлежит семье австралийских аборигенов. Сейчас точно не помню, но, по-моему, в переводе это означает "невысокие деревья над тихой водой". История Гулагонг – интереснейшая история жизни и становления мировой теннисной звезды. Ее нашел Вик Эдварс, хороший австралийский тренер, ставший вместе с ней знаменитым. Как он обнаружил Ивон, мне не ведомо, но знаю, что аборигены, папа и мама, остались жить в австралийском буше, а девочка переехала в семью к Эдварсу, ставшему для нее вторым отцом.

Кстати, ее родители никогда не видели, как она играет в теннис. После победы на Уимблдоне она купила отцу машину, и на этой машине он разбился.

Ивон выиграла Уимблдон в 1971-м, а всего за год до этого мы играли с ней в утешительном круге. В тот день я вышла на корт без сверхзадач, так как мне предстоял полуфинал микста, и Андреев относился к "утешиловке" с плохо скрываемым раздражением. Зато Лейус предупреждал: "Оля, эта девочка из тех, на кого надо обратить внимание". Но тогда Гулагонг поразила меня только своей легкостью.

Спустя много лет, давая маленькое интервью для ежегодника Уимблдона, я вспомнила такой момент. Когда тебя обводят – это всегда противно. Тебя злит, что ты неправильно сыграла, что неправильно подготовила выход вперед, что тебя обманули, но обвинять во всем этом надо только себя самого. Когда же играешь против Гулагонг – и она тебя обводит, то думаешь: боже, как красиво! Во всяком случае у меня было именно такое ощущение. В 1973 году я обыграла Ивон в финале Куинс-клаба в двух партиях легко и просто. У нее тогда еще были слабые места в технике, чем я и воспользовалась.

Ивон очень пластична, с удивительно расслабленной и в то же время такой естественной походкой. Совершенно невероятная мягкость движений, при том, что от природы она атлет. Кстати, я никогда не видела Ивон на каблуках. Я играла против всех сильнейших и могу рассказывать о каждой. Гулагонг и Казалс, объединившись в пару (первая очень способная, вторая очень активная), вместе перекрывали весь корт. Эти маленькие девушки с такой изысканностью по нему передвигались, будто две большие кошки резвятся на площадке. Но в то же время это не существа, которых взяли из африканской деревни, и они побежали марафон, гнулись и тянулись два хорошо технически выученных мастера.

В парной игре существует масса комбинаций, но если тебе выпадает жребий в такой-то день играть не лучшим образом, твой партнер попадает в ужасную ситуацию. Подобное случается с каждым из нас, и не однажды. В такой вот невезучий день я противнику "на нос" выкидываю свечку, все четверо у сетки, гиблый номер, тебя просто "убивают". Я уже внутренне сделала выдох "а-ах", после которого начинается легкое расслабление и ты уже настраиваешься на следующее очко. И вдруг рядом со мной летит мяч на противоположную сторону. Это Гулагонг достала мяч оттуда, откуда они не достаются.

Конечно, если б не Эдварс, мир бы не узнал Гулагонг. Он поставил ей технику, дал возможность ей путешествовать, а потом стал просто ее владельцем. Гулагонг начала общаться с нами только после того, как вышла замуж. Эдварс строго следил за ее свободным временем. Мы видели Ивон или на соревнованиях, или на тренировке. Ее держали чуть ли не взаперти в гостиничном номере. Мы не понимали, что происходит, нам казалось такое поведение тренера и теннисистки, по меньшей мере, странным. Нам казалось, что за всем этим скрывается какая-то ужасная тайна. А оказалось, весь секрет заключался в том, что Эдварс был просто деспотом. С ним еще ездила молодая секретарша, которой отводилась обязанность называться подругой Гулагонг. Иногда Ивон сопровождала жена Эдварса, которая точно так же, как и ее муж, не отпускала от себя Гулагонг ни на шаг. Гулагонг после матча никогда не принимала душ, переодевала майку и уезжала. Необыкновенно скромная, она на пресс-конференциях всегда выступала мягко, без тени озлобленности. Когда Ивон проигрывала, она уступала с большим достоинством. Никто не видел у Ивон ни злости, ни слез. Публика ее обожала. Пресса, которая больше всего любит сравнения, писала о Гулагонг через призму Эверт, они были почти одногодки.

Впервые Гулагонг приехала играть в Америку зимой, где первый раз увидела снег. Снегопад в Чикаго совпал с нашим матчем, и писали о том, что на корте встретились австралийка, впервые увидевшая снег, и русская, выросшая в снегах, что в общем-то не выглядело таким уж враньем, если вспомнить наши зимние игры во дворе. На Ивон надели пальто из кенгуру, да и меня для интервью нарядили в меха.

Гулагонг интересный соперник, но я всегда чувствовала, что Ивон не "твердый орешек", в отличие от Кинг, не говоря уж об Эверт, которую не взять никаким отбойным молотком. Гулагонг относится к тем натурам, из которых все время можно что-то лепить. Конечно, имели значение и ее физическая форма, и ее общее состояние, но порой ее "безразличие" раздражало, так как всегда хочется чувствовать реакцию соперника на твою игру. Тогда ты знаешь, где надо нажать, а где отпустить. А у Ивон во время встречи все всегда спокойно и мило, и только по тому, как она мазала или не мазала, я могла определить ее состояние. Матчи Гулагонг с Эверт – ее называли холодной машиной – наблюдать было очень интересно. Крис четко исполняла все комбинации, но никто не знал, чем ответит Ивон, так как та легко могла подрезать, подкрутить, выйти к сетке или сыграть на задней линии. Ивон подарок для публики, но ей не дано было стать великой чемпионкой, такой, как в свое время Кинг или Эверт, а позже Навратилова.

Потом наступило время большого заговора против Вика Эдварса, так как у Гулагонг начался роман с отличным английским теннисистом Ричардом Коули. В Ричарде есть русская кровь, поэтому он всегда подходил ко мне со словами "Иисус воскрес", я отвечала "Воистину воскресе", и на том мы расходились, кроме этих двух слов Ричард по-русски больше ничего не знает. Естественно, когда они поженились, Коули, став менеджером и тренером своей жены, снял с нее цепи Эдварса, несмотря на то, что тот был вне себя.

Я уже говорила о том, что тренер не должен бояться, когда его ученик влюбляется в кого-то, и приводила в пример мудрую Нину Сергеевну. В самом деле, как можно лишить любви девушку из-за того, что она готовится к Олимпийским играм? Я, случалось, злилась на "своих" мужей, то есть мужей девочек из моей команды за их потребительское отношение к женам. Они хорошо усвоили, что жена – ядро семьи. И достаток есть, и семья знаменита. Но в теннис всю жизнь играть невозможно, так будь любезен, дорогой, помоги своей жене, не раздражай ее, а, наоборот, сделай все, чтобы она была спокойной. У больших игроков жена или муж должны быть теми людьми, которые определенный период своей жизни посвящают им. Но никогда не должны делать это полностью, потому что рано или поздно заканчивается даже самая знаменитая спортивная жизнь супруга или супруги, семейная же продолжается.

Гулагонг уже исполнилось двадцать, а Эдварс не пускал ее даже пойти потанцевать. Наконец этот диктат увидели не только игроки, его заметила и пресса, которая специально затягивала интервью с Эдварсом, чтобы Ивон могла повидаться с любимым на полчаса больше. Когда она принимает решение выйти замуж и объявляет о нем тренеру, происходит страшный скандал, но она не отступает. В итоге все получается очень мило. Ивон единственная теннисистка, которая после рождения ребенка выиграла Уимблдон (в 1976 году победив Эверт). Не знаю точно, но, по-моему, за рекламу детского молока она, благодаря этой победе, заработала миллион.

Ее походка, будто все суставы на шарнирах, до сих пор у меня перед глазами. Нельзя сказать, что Ивон обладала каким-то изысканным вкусом – этого, наверное, и трудно было от нее ожидать, но выглядела она, черноглазая, курчавая, с короткой стрижкой, всегда привлекательно. Первой у нее родилась девочка, потом мальчик.

В 1987 году произошла трогательная сцена, жаль никто ее не видел. На второй неделе открытого первенства США проводят турнир для женщин старше тридцати пяти. Для тех, кто успешно играл среди профессионалов, для бывших звезд. Всех своих девчонок я заставила пойти посмотреть на великих, посмотреть классический теннис. Пару раз приглашали в эту команду ветеранов и меня, но моя работа не давала мне возможности участвовать в подобных турнирах. Во всяком случае, я боялась даже заикнуться о своем желании поиграть: начальство просто сочло бы, что я сошла с ума.

Но прежде небольшой рассказ об одном американце по имени Майкл Бернс. У меня были хорошие отношения с Майклом – одним из директоров турнира "Ю.С. опен". Его расположение ко мне строилось на том, что в семидесятых годах наша федерация непонятно с чего поддержала американскую в борьбе против Кинг. Билли-Джин устроила "войну", так как считала, что федерация забирает слишком большую долю с призов, но мало что делает для игроков, тем более для женщин. Она в пику организовала свои женские турниры, а федерация, естественно, проводила свой тур. Маргарет Корт пошла против Билли-Джин. Вирджиния Уэйд тоже, у нее всегда были свои счеты с Кинг. Гулагонг осталась в одном ряду с ними, как я думаю, не из альтруизма. Пригласили участвовать на новые соревнования и нас с Мариночкой Крошиной, причем на следующих условиях: нам оплачивают билеты, гостиницу, а если мы выиграем больше, чем на нас потратили, то эта сумма делится поровну между федерациями тенниса СССР и США, нам премий не полагалось. Беспроигрышная лотерея для Спорткомитета: проигрываем – ничего не стоим, выигрываем – приносим прибыль. Мы с Мариночкой в тот год выиграли в паре чемпионат США, да и одиночные встречи я провела неплохо. Это был наш первый выезд на "Ю.С. опен", и он так понравился начальству, что на следующий год мы снова отправились в США.

Не прошло и нескольких месяцев, и всем стало ясно, как глупа эта война, если в конце концов вместо двух турниров можно проводить шесть. Те же спонсоры, что сражались не на жизнь, а на смерть, сложили деньги вместе. В итоге родились турниры "Вирджиния слимс серия", и их уже далеко не шесть, а проводятся они по всему миру.

Когда я приезжала на турниры в США, Майкл каждый раз меня радостно встречал. Наверное, тогда они на нас с Мариночкой все же неплохо заработали! О неравнодушном отношении Майкла ко мне теннисисты знали. После трагедии с корейским самолетом сборная СССР играла в США, и он провел наши матчи так, что о них никто не знал, тем самым снял всяческий ажиотаж вокруг советской команды. Если мы попадали в Штатах в плохую гостиницу, я сразу звонила Майклу. В тот же день мы переезжали туда, где номера стоят раза в два дешевле, а отель – в два раза комфортабельнее. Всегда во время турнира сталкиваешься с тысячами мелочей. И в большенстве случаев их разрешал Майкл Бернс.

Например, такая нелепая ситуация. Так как мы играем в США профессиональные турниры, нам никто не заказывает гостиницу, мы должны это сделать сами, а делать не можем, так как для подобной операции в американском банке мы должны иметь счет. А счета у нас, сами понимаете, нет, следовательно, зарезервировать нам отель должен или Майкл, или тот, кто поверит, что я верну деньги.

Однажды был случай, когда юношеская сборная приехала в Штаты, имея на руках телеграмму, где сообщалось, что ей оплачивают все пребывание в стране. На радостях никто не перевел заключающей фразы: "До вашей последней игры в турнире". Проиграли, дальше платите свои денежки. Получилось так, что наши ребята в финал не вошли, а спать и есть как-то нужно, самолет "Аэрофлота" летает раз в неделю. Ко мне приходит Толя Лепешин, тренер юношеской сборной: "Оля, нам не на что жить!" Конечно, я пошла к Майклу Бернсу. "Мы не оставим наших русских друзей", – сказал Майкл и выдал деньги на еду. Спокойно, без бумаг и телеграмм.

Именно Бернс попросил меня сыграть в турнире ветеранов, ему нужно было для рекламы собрать имена. Турнир – как вершина пирамиды. По всей Америке женщины, кому за 35, играют соревнования, где приз – два места в "сетке", рядом с фамилиями Кинг, Буэно, Казалс... Когда меня пригласили, Вирджиния подбивала: "Давай, сделай это для Майкла, он же хороший человек!" Я согласилась, так и быть, благо мои девочки уже закончили турнир. Но я предупредила Уэйд: "Вирджиния, учти, я с 1980 года не играю!" – "Ладно, – отвечает Вирджиния, если ты даже тренироваться отказываешься, приходи, постоишь у сетки, бегать не будешь". – "И не кричи на меня, если будем проигрывать!" – "Ну что ты, Оля!" Мы выходим на корт, ладно проиграй я Гулагонг или Эверт, я бы еще себя простила, но когда на противоположной стороне я не вижу знакомых лиц, значит, напротив меня типичные любители. Но все же я Морозова, а рядом Уэйд – и мы начинаем корячиться. А те, черти, тренированные. Ужас. В конце концов в страшных конвульсиях мы с ней выигрываем этот матч. Причем вся моя команда хором тянет: "Да, Ольга Васильевна, не добегаете до сетки, не добегаете..." "Девочки, вы же понимаете!" – "Да, мы понимаем, но когда пару играешь, надо добегать... – укоряют меня моими же словами, да еще и с моей интонацией: Нельзя играть парные комбинации, не проходя хавкорт при подаче..." – "Девочки, но не в моем же возрасте?" После этого матча на следующий день мы с Вирджинией вышли против Стоул и Дюр, экс-чемпионов Уимблдона.

В первой партии, проигрывая 2:5, берем сет. И во второй 2:5, берем сет. Моя команда аплодирует и кричит: "Ольга Васильевна, морально-волевые качества у вас потрясающие!" Вечером у меня отваливается спина, не ходят ноги. Наташа Рева мне делает массаж. Массаж нам тогда не оплачивали, и мы научились его делать друг другу сами. Мои ученицы мне объясняют: "В тренировочном процессе главное регулярность" – в общем, издевались, как могли. Мы уступили в финале Кинг и Казалс. Без сомнения, Кинг себе сказала: "Ну уж этим я не проиграю". Они тогда вовсю играли турниры ветеранов и заявили в шутку: "Тебя не имели права допускать, ты еще молодая!" Удовольствие я получила необыкновенное, во-первых, от всей обстановки, во-вторых, от того, что я еще могу играть.

Как и раньше, первое, что все говорят друг другу, приехав играть турнир "после 35", – это "привет" и "как дела". Но со следующей фразы каждая начинает рассказывать о своих детях. Каждая сует остальным фотографии отпрысков с комментариями такого типа: "Этот уже справа может, а этот уже с лета играет". Черт побери, а я фотографию, где Катя играет слева, забыла. Гулагонг года два назад расстроилась: "О, Оля, если бы я знала, что ты здесь, мы бы с тобой пару сыграли". Ричард, муж Ивон, тоже хорошо ко мне относится, все же русская кровь. Ивон после замужества стала не только лучше выступать, но стала и более общительной. Похоже, другая жизнь послужила для нее допингом. Мы мало общались, когда были молоды, и я не знаю, читала ли она какие-нибудь книги в своей комнате-клетке.

Они устроились с Ричардом в Южной Каролине, в местечке, которое называется Хилтон-Хет, в одном из таких городков Америки, которые существуют только для тенниса и гольфа, там Ивон купила домик. Для поднятия престижа клуб обычно берет играющим тренером, или, как они говорят, "про" спортсмена с большим именем. Берут не для картинки. Ивон должна проводить уроки как для группы людей определенного возраста, так и индивидуальные. Все зависит от контракта. Дом в подобных курортных городках для "про" стоит дешевле, а иногда клуб и сам его оплачивает. Позже в Хилтон-Хете купила дом и Керри Мелвил с мужем, тоже австралийка. Для них этот городок не курорт, а постоянная работа. Причем если ты действующий профессионал, тебе нужно еще и самому ежедневно по несколько часов тренироваться.

За корты везде нужно платить деньги. Но когда ты "про" в каком-то клубе, то тебе позволяют пользоваться ими бесплатно. Почти все игроки высокого класса имеют это звание. Например, Илия Настасе "про" в большом флоридском отеле. Жизнь так стремительно меняется, что трудно будет удивиться, если рано или поздно в число "про" попадут и советские игроки. Мама сестер Малеевых Юлия мне жаловалась, как ей тяжело тренировать третью дочь, ведь в Софии всего четыре крытых теннисных корта. Что же мне говорить, ведь у Малеевых есть бабушка и дедушка в Америке, а старшие сестры Катя и Мануэла заиграли благодаря демократичной болгарской федерации, которая не только не возражала, а помогала выезжать сестрам и маме на тренировки за рубеж.

Кстати, мама Малеева так была влюблена в своего будущего мужа, что вопреки воле семьи вернулась из США к любимому на родину. Она стала неоднократной чемпионкой Болгарии, я играла с ней на первенствах Европы, и эти встречи приятными назвать не могу. Техника у Малеевой-старшей хромала, но она доставала любой мяч. Благодаря своему спортивному характеру Юля, по-моему, через две недели после рождения очередного ребенка оказывалась на корте.

Я спрашивала: "Юля, ты кормишь ребенка?" – "Нет, – отвечала она, – у нас очень хорошая простокваша из козьего молока, ею детей кормить полезно". На этой простокваше две ее дочки в свое время вошли в двадцатку мира. Я, увы, пропустила с Катей такую гарантию спортивного успеха. Дедушка и бабушка Малеевых из-за внучек-теннисисток переехали из Нью-Йорка во Флориду и купили там дом. На Тихоокеанском побережье много кортов, но мало хороших игроков, и единственный, кто знает теннис, – Галаксон, который входил в тридцатку мира. Мама Малеева платила Галаксону семьдесят долларов за полтора часа тренировки. Думаю, что я, которая входила в пятерку, "стоила", как тренер, столько же, то есть около двух тысяч в неделю. Это не постоянная цена. В Калифорнии тренеру платят больше, а в других районах меньше. Но знаменитые игроки редко зарабабытвают деньги таким образом. Они делают учебные фильмы, участвуют в рекламе, комментируют крупные турниры и это при том, что никто из них уже не нуждается.

III. БОЛЬШОЙ ШЛЕМ

Мир тенниса – сказочный, неповторимый мир. Теннис всегда был популярен. Но с каждым годом число его поклонников возрастает. Взрыв интереса к теннису в Советском Союзе произошел, мне кажется, тогда, когда начали передавать по телевидению Уимбл-донский турнир. Наши зрители впервые увидели красоту игры в исполнении лучших мировых мастеров. Но как бы много, обстоятельно и широко ни показывали матчи, телевидение не может передать атмосферы самих турниров. Зрителям интересно и то, что происходит там у них, за кулисами. Что ж, попытаюсь в какой-то степени возместить этот недостаток.

КЛУБНИКА УИМБЛДОНА

Весь мировой теннисный календарь строится вокруг четырех турниров: открытых первенств Австралии, США, Франции и турнира в Уимблдоне. Уимблдон турнир номер один даже в этой великой четверке, получившей название Большой шлем.

Уимблдон – это традиция. Уимблдон – это уже больше ста лет поединков: начало их – в последнюю неделю июня, конец – в первую неделю июля. Что бы ни было: дождь, снег, град, засуха, ураган.

Никто и никогда не назовет Уимблдон открытым первенством Великобритании. Он был и останется только Уимблдоном, по названию небольшого лондонского предместья.

Для теннисистов Уимблдон – самый главный турнир и самый сложный. Игра на траве не всем дается. Хотя мне сразу понравилось не только играть на траве, но даже падать.

Мой первый шаг в большой теннис оказался поезд-кой на Уимблдон. Провожала меня в Англию мама. Такси мы не заказывали, наверное, тогда мы им и не очень-то пользовались. Мы прошли через весь динамовский парк к метро, где меня должен был захватить спорткомитетовский автобус. Не успели пройти и ста метров, как навстречу вышла женщина со здоровым молочным бидоном. Мама первым делом быстро взглянула, полон ли бидон? Он оказался залит по самую крышку. Я в приметы не верю, но должна заметить, что эта "счастливая" встреча положила начало моим победам в спорте.

Вторая добрая примета случилась уже в Лондоне. Мы жили неподалеку от Гайд-парка, куда Сергей Сергеевич Андреев выводил нас утром на разминку. Накануне турнира, на утренней пробежке, я первая влетела в парк и тут же нашла деньги – два с половиной шиллинга, была тогда такая огромная монета. Аня Дмитриева сделала круглые глаза и сказала: "Ну, Ольга, есть примета: веди в ресторан". Я ничего не поняла, какая примета, но в ресторан мы пошли.

Первые впечатления от стадиона остались в памяти на всю жизнь. Уимблдон готовился к турниру. Слева расстилалась огромная зеленая лужайка. Она не была открытой насквозь, ограждающие сетки отделяли корты друг от друга, но все равно чувствовался простор. Потом, когда начались соревнования и были установлены зеленые фоны, картина изменилась. На некоторых кортах двигались фигурки. По традиции за неделю до турнира его участники имеют право тренироваться на кортах Уимблдона, но не более получаса.

Членами Всеанглийского теннисного клуба, которому принадлежат корты, могут стать только победители турнира и только те, кто играли в нем одиночный разряд. Можно себе представить, какая теннисная элита собралась в этом клубе! Почетные члены клуба – выдающиеся игроки, могут приглашать для тренировок любого, кого они захотят. Мне не терпелось увидеть и центральный, и первый корт, и раздевалки, и площадки, и, конечно, игроков, которых я знала только по фамилиям. Необычной была обстановка, без всякой суеты. Чувствуется, что идет подготовка, чувствуется, как нарастает напряжение, но нет той беготни и крика, которую наблюдаешь у нас накануне какого-нибудь важного события.

Мы подошли к площадкам, Дмитриева мне шепчет: "Посмотри, вон там Сантана, а это Розуолл тренируется. А это знаешь кто? Мария Буэно!" Мы ходили по стадиону, Аня с кем-то здоровалась, меня же не покидало ощущение, будто я попала в теннисный музей с живыми фигурами. Прошли годы, и я так же, как меня когда-то Аня, водила по стадиону своих девочек. Ничего не изменилось за это время. Правда, многие помещения перестроили, сделав их более комфортабельными, но их расположение не поменялось.

На Уимблдоне три женские раздевалки на трех этажах, и все его участницы распределены по ним строго по спискам. У входа в каждую раздевалку стоит женщина-полицейский, которой надо предъявлять пропуск. Новичков турнира определяют в раздевалку, которая находится в самом низу, как бы в полуподвале. Потом, если игрок набрал силу, у него уже есть победы, его переводят в среднюю раздевалку. Наконец, когда теннисист попал в число сеяных, он оказывается наверху, в элитной раздевалке. Все те годы, что я входила в число сильнейших, обслуживала раздевалку, точнее сказать, была в ней нашей помощницей, одна и та же женщина, миссис Уилки. Она стирала наши платья и чистила наши тапочки. Мы играли в резиновых тапочках с парусиновым верхом и специальной белой пастой их красили (дома пользовались зубным порошком, разбавляя его в воде). Паста была лучшим сувениром для наших оставшихся дома товарищей, тапочки с ее помощью выглядели белоснежными. Во время матча от травы тапочки теряли свой девственный вид, выйти в грязных на следующий матч считалось недопустимым. По строгим негласным правилам Всеанглийского теннисного клуба тапочки чистились каждый день.

Миссис Уилки, казалось, появилась на Уимблдоне в год его основания, причем не одна, а с мужем. Мистер Уилки был граундмен, то есть главный, кто отвечал за состояние травы на площадках. Домик супругов Уилки, типично английский, весь в розах, находился прямо на территории Уимблдона, рядом с первым кортом. Давным-давно супруги ушли на пенсию, так исчезла еще одна из традиций Уимблдона. Думаю, никому не придет в голову снести домик Уилки, даже при дефиците земли, или приспособить его для других целей, тем самым нарушить покой людей, которые так долго и так преданно служили турниру.

О миссис Уилки! Когда игрок расстроен, для него всегда находилась у вас чашечка кофе. Когда он пришел с матча, вы уже подготовили ванну. Ванна не только приятнее, чем душ, это еще и процедура восстановления. Миссис Уилки уже положила на табурет махровые голубые и розовые, ни в коем случае другого цвета, полотенца. Даже сейчас я помню ощущения, которые испытывала, растираясь после ванны этими полотенцами.

Если теннисистка выходила в финал, то к ней в раздевалку Всеанглийский клуб и его президент присылали два огромных букета. С ними ты выходишь на корт. Мужчинам-финалистам по традиции служащие выносили ракетки. В 1974 году перед финалом я загадала, что, если красный букет, стоящий в раздевалке, мой, я выиграю. Мне достался оранжево-желтый, Крис Эверт – красный.

Корты стригут каждые два дня, трава не должна превышать определенной высоты. Она как густая и очень упругая мочалка, невероятного переплетения, почти без пустот. Площадки украшаются цветами. Розы вьются по всем стенам. А вместе с ними, куда ни посмотришь, огромные шапки нарциссов – розовые, сиреневые, белые. Уимблдонские тона – зеленый и фиолетовый, все цветы имеют фиолетовый оттенок.

В раздевалках многие годы работал один и тот же врач, один и тот же массажист. Почему-то приятно, когда тебя спрашивают: "Ольга, в этом году тебя спина не мучает?" Вроде бы ты приехала в Англию к своему врачу.

На Уимблдоне спортсмены питаются не в ресторане, а в кафе. Раньше была королевская кухня, королева выбирала меню. Спиртное только в баре, в подавляющем количестве оно уничтожается журналистами. В игровой день приезжаешь на стадион в двенадцать, уезжаешь в девять вечера. И обед и ужин обычно проходили в этом кафе. Потом оно немного изменилось, но прежде я знала точно: во вторник будет курица в сметане с грибами в горшочке, в среду мясное ассорти с любимыми мною жареными помидорами, такими, какими их делают только в Англии. Невозможно забыть и яблочное пюре, которое подается к свинине. Меню повторялось, но в том не было ничего плохого, наоборот, Уимблдон выглядел еще более основательным и незыблемым.

Главное блюдо – традиционная уимблдонская клубника. Я думаю, что выведен специальный сорт, который поспевает к последней неделе июня. Я смотрела в Англии передачу, как выращивают, собирают и готовят клубнику к Уимблдону. Мимо розеточек с самой сладкой в мире клубникой пройти невозможно, один ее аромат чего стоит! Такого количества ягод я вообще нигде не видела. Для меня клубника и Уимблдон – одно целое.

Традиции традициями, но не зря Уимблдон всегда считался сильнейшим турниром в мире, потому что, как только в теннис вводились какие-то новшества, они принимались Уимблдоном. Например, в 1968 году начался "опен" теннис, Уимблдон стал открытым для всех – и любителей и профессионалов. Единственное, с чем Уимблдон не примирился, это цветная форма. Когда на телевидении начался теннисный бум, оно оказалось заинтересованным в том, чтобы теннисисты надели цветные рубашки, которые на экране смотрятся лучше. Все турниры ввели цветную форму, кроме Уимблдона. Правилами Уимблдона допускалось в белой форме не более тридцати процентов иного цвета, и только пастельных тонов. В одном из матчей у меня были телесного цвета складки на юбке. Такого же цвета и кружева на трусиках (раньше почти все теннисистки надевали трусики с кружевами). Игроков осматривали еще у раздевалки. Прежде всего организаторы проверяли туфли: не разрешается иметь на них шипы, портится трава. Проверили мои туфли, потом спросили: "Извините, как у вас под юбкой?" Я сказала: "Что?" – "Извините, не что, а какого цвета?" – "Цвета подкладки моей юбки". Человек, который отвечает за форму, сказал: "Оля, я к тебе хорошо отношусь, но столько цветного – это в послед-ний раз. Сейчас я не отправлю тебя переодеваться, но в будущем знай: трусики не белого цвета – нарушение наших правил". Рози Казалс судьи не пощадили, отправили обратно в раздевалку с центрального корта. Была такая теннисистка Валерия Зигенфуз, она вышла на игру в платье, которое состояло из белого лифа, дальше тело было обнажено, затем белая юбка. Судьи сочли, что в костюме слишком много не белого цвета. Валерия бросилась переодеваться, боясь, что ей могут поставить в протоколе "отказ".

Однако когда ввели новый счет, тай-брэки, желтые мячи – эти новшества сразу же перекочевали на Уимблдон.

В годы, когда играла я, "сетка" Уимблдона состояла из 128 мужчин и 96 женщин. Позже количество стало равным, что явилось результатом борьбы женщин за свои права. Единственное, что мы не отстояли, – это отбор. У женщин в нем принимают участие 64 теннисистки, у мужчин в два раза больше.

По классификации на турнир допускаются сто двенадцать игроков. Восемь мест дается Всеанглий-скому клубу, то есть ими распоряжается директорат по своему усмотрению. Для чего это нужно? Например, Маккинрой не захотел играть, не заявился. Естественно, директорат уговаривает Джона до последнего дня. Незаполненная заявка позволяет включить его в последний момент.

Один из победителей Уимблдона австралиец Патрик Кэш из-за операции пропустил много турниров и не попал в классификационные списки, или, как мы говорим, "на компьютер". Организаторы в знак уважения к Кэшу, игроку мирового класса, включили его, используя уайлд-карт, в списки, не заставляя играть отборочные соревнования, победителям которых выделены следующие восемь мест.

Теперь Уимблдон вместе с отборочными соревнованиями длится не две, а три недели.

Традиционно Уимблдон проводит два бала: бал открытия и бал закрытия. Бал открытия Уимблдона 1965 года, первый бал в моей жизни, где я себя чувствовала Наташей Ростовой и Золушкой одновременно, проходил в огромном зале Роял-Гарднер отеля, недалеко от Гайд-парка. Дамы пришли в вечерних платьях с обнаженными спинами, в меховых накидках, в бриллиантах. Можно себе представить восхищение девочки с Верхней Масловки, которая по книжкам знала, что такое было и у нас в стране, но до революции.

Это потом уже теннис стал большим бизнесом, и ведущие игроки, не желая терять напрасно ни одного дня в жизни, ни одной минуты, наверное, поэтому перестали посещать эти балы. А раньше мы их очень любили.

За последние годы многое изменилось в ритуале турниров. В 1987 году Анна Дмитриева, приехав с нами на Кубок Федерации в Канаду и увидев перед гостиницей поданный белый лимузин, страшно удивилась: "Это для кого?" – "Это для нас", – спокойно ответили Савченко и Пархоменко. "Ольга Васильевна, позвоните отсюда". – Лариса так настойчиво предлагала мне в машине телефонную трубку, будто у нее во Львове во дворе стоит такой же кадиллак и швейцар в белых перчатках открывает перед ней дверцу. Между прочим, я заметила, что девочки совершенно по-разному ведут себя на Западе и дома. В Москве им в голову не приходит, что кто-то может перед ними распахнуть дверцу такси, они спокойно сами открывают багажник машины и засовывают туда свои сумки. Зато усвоили, что в Нью-Йорке багажник открывает швейцар, он же укладывает чемоданы, а твое дело разместиться на заднем сидении. Советский человек был тем замечателен, что быстро приспосабливался и к плохому и к хорошему.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю