Текст книги "Случайное добро (СИ)"
Автор книги: Ольга Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 4. О том, что мужчины и здравый смысл несовместимы
Заклинание маскировки было снято только тогда, когда ребята оказались в квартире Игнатова друга, в относительной безопасности. Обрушившись на диван, чтобы перевести дух, Лера мельком заметила в руках Игната амулет – тот самый, с которым носился «спортивный костюм».
С приведением себя в порядок, оценкой общего ущерба здоровью и красоте она решила повременить до тех пор, пока сердце не перестанет выскакивать из груди. Было еще что-то, доставлявшее смутное беспокойство…
– Ах, ты ж… – вдруг завопила Лера, расстегивая рубашку. – Больно, елы-палы!
Это были амулеты. Они жгли тысячами раскаленных игл, а разбушевавшееся воображение усугубляло ситуацию – Лера уже представляла, как на теле остаются ужасные следы, шрамы, рубцы и тому подобные украшения. Ей было от чего оттолкнуться и чем вдохновиться – недавно она созерцала ожоги на теле Александра.
– Все твое заклинание маскировочное! – обвиняюще сказала Лера, быстро поднимая за веревку висящие на шее амулеты. Что делать с теми, которые квартировали в задних карманах тесных джинсов, она не знала. Но делать что-то надо было, и срочно. Вариантов было два, один другого хуже. Снять амулеты и рисковать быть разлитой по колбам, или оставить их и рисковать быть сожженной заживо. Та еще дилемма. И да, она получила ответ на очередной свой вопрос – что будет, если кто-нибудь подвергнет её заклинанию. Больно будет, вот что. Но почему? Амулеты так не работают, иначе какой в них смысл?
Игнат глянул на её перекошенное лицо и его проняло.
– Подожди. Я помогу. Волшебства на тебе нет, они уже остывают. Ты знаешь, какой из них… тот самый?
– Какой тот самый?
– Маскировочный.
– Вот, – Лера потянула за веревку. – Этот. Остальные – для защиты.
– И, поверь, они свое дело сделали, – серьезно сообщил Игнат. – Давай вынем те, что на… хмм… в карманах. А эти попробуем оставить. В крайнем случае, обернем тебя чем-нибудь, пока амулеты не остынут окончательно.
Очень бережно он вынул из карманов амулеты, но Лере все равно было больно. Впрочем, хныкать она не стала, а спросила:
– Почему ты говоришь, что свое дело они сделали? И почему они вообще так раскалились? И, кстати, мази не найдется у друга твоего?
– Тебе нужен личный знахарь, – ворчливо сказал Игнат, уходя на кухню. Оттуда ему пришлось кричать: – То ей таблетки, то ей мазь. В мазях я не разбираюсь совершенно. Давай лучше заклинанием вылечу. Дешево и сердито.
– Нет! Только не заклинанием! Неси аптечку сюда, я разберусь…
Пока Лера копалась в лекарствах, Игнат отвечал на заданный вопрос:
– На нас сеть накинули, как ты не почувствовала? Хотя… ты и ожогов не почувствовала, так что не удивительно.
– Я очень сильно испугалась, – призналась Лера, – я боялась, что нас поймают. Я ничего не понимала, знала только, что надо бежать изо всех сил.
– Надо еще твои ноги осмотреть.
– Что-то я стала походить на учебное пособие для студентов-медиков, тебе не кажется? Надо с этим что-то делать.
– Ты можешь поехать с мужем домой, – быстро предложил Игнат. – Это лучший вариант.
– Это мы обсудим потом, – уклончиво сказала Лера. Если честно, желание помогать Игнату у нее резко снизилось после произошедшего. – Так что с сетью? Она же должна была нас задержать, да?
– Именно. У меня сработала защита, а что касается тебя – справились амулеты. Иначе нас бы схватили. Заклинание сети было мощным, и поэтому амулеты нагрелись. Я так себе это представляю, уж не знаю, прав я или нет.
– Не очень удобно.
– Зато живы остались. И потом – нечего было все сразу надевать. Это тебе не елочные игрушки. Хватило бы одного.
– Я для верности, – надула губы Лера.
Теперь нужно было позаботиться об ожогах. Лера ушла в ванную, аккуратно приспустила джинсы и порядочно извернулась, пытаясь рассмотреть в мутное зеркало пострадавшую пятую точку. Затем горестно повздыхала, разглядывая следы на груди. Хотя на деле это были просто красные пятна, Лера густо замазала их мазью. Дождавшись, когда мазь впитается, она, мысленно чертыхаясь, попыталась натянуть джинсы обратно. Помучилась, помучилась, и закричала:
– Игнат!
– Что? – отозвался парень так быстро, как будто караулил под дверью. – Что еще?
– А у друга твоего… брюк нет? Желательно большого размера.
– Я бы удивился, если бы были, – хмыкнул Игнат. – Мой друг по комплекции меня напоминает. Но, кажется, у него были спортивные штаны. Тебе подойдет? Правда, я не знаю, чистые они или нет. И не взял ли он их с собой…
– Игнат! – утомленно вздохнула Лера, кое-как пристраиваясь на бортик ванной. Заду сразу стало холодно, и она блаженно улыбнулась. – Давай ты просто пойдешь и посмотришь. Если грязные – используй заклинание. Что, я тебя учить должна?
– Вот еще… – голос Игната зазвучал тише. – Бытовые заклинания для девчонок.
– Игнат!
– Да иду я уже, иду…
Спортивные штаны нашлись, и даже волшебство использовать не пришлось – ни для поисков, ни для стирки. Спустя пять минут Лера щеголяла в обновке. Они были немного великоваты, но резинку подтянуть любая волшебница сможет. В ее ситуации придираться не приходится. Амулеты на шее Лера выпустила поверх рубашки. Найдя расческу и тщательно её вымыв, она где вычесала, где вытряхнула, где выстригла из волос осколки стекла. После умылась, привела себя в порядок и с гордо поднятой головой вышла из ванной.
На столе были разложены остальные ее «драгоценности». Лера с грустью их осмотрела. Игнат заметил ее взгляд.
– Не вздумай. Тебе мало было?
– Ладно, ладно. – Она примирительно подняла руки.
Игнат принялся вертеть перед глазами трофейный амулет.
– Зачем он тебе? – спросила Лера с некоторой опаской. – Вдруг там сюрпризы? Еще руку оторвет.
– Если бы могло, уже оторвало бы, – беспечно заметил Игнат. Леру это замечание взбесило, но будучи девушкой вежливой, она не стала говорить ему, что думает о его здравом смысле и отсутствующем инстинкте самосохранения. Вместо этого она устроилась на диване в интересной позе – чтобы поменьше болело – и спросила:
– Что все-таки произошло? Там, в квартире.
Игнат бросил амулет на стол, сам уселся на стул и пустился в словесное плавание по морям и океанам своего приключения.
– Я зашел в квартиру.
– Как?
– Банальная отмычка. Детектив я или кто? Ну и заклинание взлома.
– Глупец ты, вот ты кто, – не сдержалась Лера. – Как так можно? И что за заклинание взлома? Сам придумал?
– Не совсем. Упрощаю термины.
– А если бы защитное заклинание на двери стояло? – продолжала наседать Лера. – Ты бы мог пострадать.
– Оно там и было, – ответил Игнат спокойно.
– Как?! Как это было?
– Простенькое, слабенькое. Меня таким не прибьешь. Уровень не тот.
– Папу своего поблагодари. Он оценит. И про сеть не забудь рассказать.
– А то как же. – Игнат отказывался чувствовать себя виноватым или неправым. Он был все еще взбудоражен погоней, эмоции зашкаливали. Лера видела, какого труда ему стоит не выплеснуть все это на нее. Не в силах усидеть на одном месте, он вскочил со стула и стал наворачивать круги по комнате. Воспоминания словно вернули его на полчаса назад.
– Сядь, а? Голова от тебя кружится, – миролюбиво попросила Лера.
– Потом. Так вот. Я вошел, начал осматриваться. Заклинание на входе я почувствовал, но не придал ему значения. И в этом моя ошибка. Видимо, оно оповещающее было. Так как вскоре после моего прихода пришли два мужика. Волшебники, по крайней мере, один из них – точно. И началось… а ты что делала под окнами? Почему не осталась там, где я сказал?
– Не выдержала, – призналась Лера. – Увидела, как загорелся свет в квартире, и просто не могла больше усидеть на месте. Я очень волновалась за тебя.
– Включился свет? – озадаченно спросил Игнат, но Лера продолжала говорить:
– Но в окне я никого не увидела…
– Тогда все понятно. Очередное заклинание, маскировочное, судя по всему. Не ожидал, что все так серьезно.
Лере очень хотелось добить Игната сакраментальной фразой «Я же говорила!», но это было бы бесполезное злорадство. Им и так досталось. А Игнат умный парень, выводы сделает самостоятельно.
– Почему разбилось окно?
– Мы дрались. Кто-то швырнул в меня чем-то – по-моему, это была пепельница. Я увернулся, и пепельница угодила в окно.
– Но как?
– Очень просто. Она тяжелая была, железная, что ли. Такой по лбу схлопочешь – нокаут обеспечен.
– Я не об этом! Как они тебя увидели?
– Они волшебники, по крайней мере…
– …да-да, один из них… – встряла Лера.
– Вроде того, – пожал плечами Игнат. – А я не так чтобы много силы в заклинание маскировочное вкладывал. Тем более, они знали, что в квартире кто-то есть. В этом было их преимущество.
Лера удрученно помолчала. Ей было трудно смириться с тем, что друг так беспечно относится к своей безопасности. Но читать лекцию уже никаких сил не было. Чтобы хоть чем-то заняться, она стянула носки и вплотную занялась осмотром ступней. Ничего утешительного не высмотрела и продолжила допрос:
– Ты успел что-нибудь найти? Полезное, я имею в виду. Про неприятности я уже слышала.
– В квартире – нет. Но у нас есть амулет. Есть от чего отталкиваться. И… вот это. – Он достал из кармана блокнот.
– Это еще откуда?
– Пока мы с тобой препирались в переулке, я по карманам того мужика в спортивном костюме прошелся.
– Я видела. Шустро.
Игнат улыбнулся.
– Ну что, посмотрим?
* * *
Матвей пришел домой за полночь. Мать еще не спала. Она встретила загулявшегося сына в прихожей. Руки сложены на груди, лицо траурно-укоризненное, поза напряженная.
– Ты где был? Ты почему ушел, не сказав мне ни слова?
– Мама, прости, – ответил Матвей, думая о том, как бы пробраться в кабинет незамеченным и достать письма, о которых говорил Михаил. – Я больше так не буду.
Он снял ботинки, прислонил самокат к стене и отправился на кухню мыть руки. Мать следовала за ним.
– Где ты был? И… чем это пахнет от тебя? Матвей! Где ты шлялся?
– Бродил по городу, – честно признался Матвей. – А что? Мне уже тридцать лет, я вполне самостоятельный мужчина. Неужели я не могу уйти из дома без твоего согласия?
– Конечно, можешь, – обиженно поджала губы мать. – Ты все правильно сказал. Только у меня сердце разрывается от того, что я не знаю, где ты и что с тобой. Неужели так трудно предупредить? Чтобы я не волновалась, не пила успокоительное. Сейчас час ночи, Матвей! Я вся извелась!
Матвей по привычке виновато опустил глаза. А потом… ему вдруг стало противно. Он сам себе стал противен. Взрослый мужик, а ведёт себя как последний рохля.
– Мам, – сказал он как мог твердо. – Я спать пойду. И тебе того же советую.
– Матвей! Я еще не договорила!
– Мам, я устал. Давай завтра, а?
– Нет, я сказала, что мы будем говорить сегодня! Это нельзя так оставлять! Это неслыханно!
– Что нельзя, мама? – Матвей в упор взглянул на мать. – Почему нельзя? Я гулял, что в этом плохого?
– Ты пренебрег мною! Ты забыл все, чему я тебя учила! И вообще – как ты смеешь со мной разговаривать в подобном тоне?
– Мам, я спокойно разговариваю. Не преувеличивай.
– Ты неуважителен! Я – твоя мать.
– И я никогда с тобой за это не расплачусь… – вдруг брякнул Матвей первое, что пришло в голову.
Алевтина Григорьевна побелела, помолчала, затем сказала:
– Я не желаю больше с тобой разговаривать. Марш в свою комнату.
Матвей ссутулился – запал прошел, ему стало горько и обидно. За то, что все так получилось, за то, что не может, хоть ты что делай, ослушаться прямого приказа матери. За то, что слишком любит ее и не любит себя.
У себя в спальне он для верности выждал час. Это был час колебаний и сомнений, час, полный нерешительности и самых мрачных ожиданий. Вспоминая предложение Михаила, Матвей впадал в эйфорию, но, задумываясь о возможности провала, миллионах возможностей, хотел умереть. А если мать застукает… а если Александр победит… а если ничего не получится… а если Михаил – просто змей-искуситель, ведущий бедного Матвея на убой…
Он еще раз помыл руки и принялся бесцельно слоняться по комнате, в сто пятый раз прокручивая в голове разговор с Михаилом. Кому же умудрился так насолить Александр? Что сделал его матери? Любит она Александра или нет? Что произошло в их прошлом, какие обиды стояли между ними, и были ли они вообще, эти обиды? Матвею мать не прощала ни малейшего промаха; так почему продолжает восхвалять Александра, как будто ничего не случилось, если он сделал что-то плохое? Но, опять же, это по словам Михаила. В правдивости его сведений еще предстояло убедиться.
И почему Матвей все больше проникается идеей равновесия, несмотря на очевидные минусы?
Когда пришла темнота, Матвей поддался ее уговорам. Ему было удобно и безопасно согласиться с ней, и он позволил безумию овладеть своим разумом. А сейчас… сейчас пришло время восстановить баланс, и если ради этого нужно будет пожертвовать неизвестным злодеем по имени Александр – что ж… Мир от этого станет лучше, воздух – чище (словно Александр – завод какой-то, вредными отходами загрязняющий атмосферу, улыбнулся Матвей своим мыслям).
К двум часа ночи волшебник убедил себя, что все получится и такой шанс упускать нельзя. Конечно, в одиночку он не справится. Но обещанная награда в виде спокойствия и мира в душе была так сладка, так заманчива, что он готов был принять любую помощь. Даже от того, кому не доверяет ни на грош.
Наворачивая круги по комнате, Матвей все чаще отвлекался от своих мыслей и посматривал на самокат. И, наконец, решился. Осторожно поставил ногу на деку, взялся за руль – для этого пришлось согнуться в три погибели, оттолкнулся и… поехал.
– Я смотрю, ты времени зря не теряешь, – похвалил как всегда возникший из ниоткуда Михаил. – Молодец.
– Хватит следить за мной! – вспылил Матвей, резко останавливаясь. Под взглядом Михаила он покраснел – еще бы, застали за постыдным занятием!
Самокат был отставлен – если не сказать, откинут – в сторону, Матвей в волнении сжал кулаки.
– Зачем ты здесь?
– Один ты не решишься, – снисходительно ответил Михаил. – Я помогу. Морально. Согласен?
– Ты мне не нужен. Я сам.
– Свою «самость» ты должен был отстаивать в детстве. Сейчас уже поздно. Так что пошли. Твоя мать уже десятый сон видит, наверное.
И они пошли – беззаботный Михаил и насупленный Матвей. Если первый шел совершенно бесшумно, плавно, будто плыл, то Матвей даже на цыпочках производил столько шума, что боялся разбудить весь город.
Первый раз в жизни Матвей порадовался, что мать спит в берушах. Так повелось с самого Матвеева рождения. Будучи оставлен в кроватке, младенец орал, как резанный, мешая матери отдыхать или заниматься своими делами. Поэтому Алевтина Григорьевна делала очень просто – она не только закрывала дверь в спальню сына, она еще и уши затыкала, чтобы ничего не отвлекало ее от чтения. Или готовки. Или уборки. Или сна. И маленький Матвей мог надрываться и сучить ручками-ножками сколько угодно – никого в мире не волновало, что он испуган до потери сознания, что он один в темноте, полной чудищ. Мать растила самостоятельного сына, настоящего мужчину. А это, как известно, надо воспитывать с пелёнок. Никаких нелепых нежностей и соплежуйста. Никаких компромиссов. Матвей просто не имел права бояться – ведь это нерационально. И уже подросший мальчик никак не мог объяснить матери, что в темноте, по ночам к нему приходят монстры и пугают до мокрых трусиков. Он даже научился стирать ради того, чтобы мать ничего не подозревала.
Матвей верил своей матери безмерно и молча терпел, прятал свои страхи так глубоко, что они сумели вылезти наружу только недавно и теперь скалились ему в лицо.
Нужный ящик, как и предполагал Матвей, оказался заперт. Пришлось воспользоваться заклинанием, хотя Матвей до последнего надеялся, что этого можно будет избежать. Он зачем-то постучал пальцем по замку, аккуратно подергал за ручку, даже обошел стол пару раз, но в итоге все одно пришлось творить волшебство. Потея и нервничая в присутствии свидетеля его возможного позора – вдруг заклинание не сработает или сработает не так – Матвей непослушными губами выговорил слова и с облегчением услышал, как щелкнул замок. Правда, замки открылись и в остальных ящиках, но он этого не заметил, захваченный своими переживаниями.
– Что ты замер?
Матвей кинул на Михаила недовольный взгляд. Лезть в ящик он действительно не спешил. Его словно что-то держало – то ли страх быть застуканным, то ли страх узнать правду.
– Давай, открывай!
С огромной неохотой Матвей выдвинул ящик, словно до этого шел сюда полы мыть, а не в чужих тайнах ковыряться. Ящик оказался доверху забит пожелтевшими от времени конвертами, перевязанными для удобства веревочкой.
– Мне страсть как интересно, – влез Михаил.
– Отойди, – неприятным голосом велел Матвей. Одно дело – читать самому, другое – позволять Михаилу.
– Ладно, ладно. Я на подоконнике пока посижу. Ты раньше никогда здесь не сидел? Очень удобно.
Матвей не ответил. Да ответ и не требовался – кабинет матери всегда был под запретом как для игр, так и для праздных посещений. И делать ему здесь было нечего – и тогда, и сейчас.
Как бы то ни было, отступать было поздно, хотя колебания все его не оставляли. Пока разум метался в поисках правильного решения, руки Матвея сами собой развязали узел и открыли первый конверт.
«…Алекс, ну когда ты приедешь? Сколько можно ждать? Я скучаю, скучаю, скучаю! Сегодня первый день твоих каникул, и мы все очень-очень тебя ждём, только и разговоров, что о твоем приезде. Я приготовила тебе подарок. А ты мне? Помнишь, я тебе говорила, что хочу нарядное платье, и даже картинку из журнала показывала. Мама не даёт мне смотреть по телевизору мультики. Это несправедливо. Когда приедешь, обязательно скажи ей, что она не права. И папе тоже. Я скучаю по тебе! Еще я подралась с Пашкой. Он враль и наглец. Жду не дождусь, когда ты вернешься. Твоя самая любимая сестренка».
«…Ты не приехал. Ты не приехал! ТЫ НЕ ПРИЕХАЛ!!!»
«…Я очень скучаю, Алекс. Каждый день жду, когда ты позвонишь или напишешь. Почему так редко пишешь? Почему не звонишь? Я же твоя любимая сестренка, я не могу без тебя. Скажи маме, что двойка по природоведению – это ничего, и суп – противный. Там лук и морковь. Фу. Я хочу к тебе. Возьми меня с собой, я буду хорошо себя вести. Я даже буду есть суп, правда. Алекс, мне плохо без тебя, меня все обижают! Напиши мне. Твоя любимая сестренка».
Матвей посмотрел на даты, произвел в уме нехитрые вычисления и постановил, что на момент написания писем его матери было десять лет. Значит, Александру было около 20. Матвей знал, что его «дядя» учился в университете в другом городе. Что его удивило, так это тон писем. Столько капризной любви. Откуда в его матери это иррациональное чувство? Впрочем, она была ребёнком…
Проверив ещё несколько конвертов, Матвей открыл один – с письмом от Александра.
«Привет, малявка! Не мог написать раньше – прости, если можешь. Я скучаю. Приеду на следующих каникулах, сейчас очень занят. Люблю, целую вас всех. Обнимаю тебя, и маму, и папу. П.С. Подарок с меня».
Остальные его письма были примерно такого же содержания.
Продолжив изыскания, Матвей нашел письма более позднего периода – юной Алевтине исполнилось шестнадцать лет. Тон их стал куда сдержаннее, но мнительный Матвей прекрасно читал сквозившее между строк отчаяние матери. Александр не хотел возвращаться домой, и это превращалось в трагедию. Почему?
«…Алекс, родители не хотят, чтобы я поступала в тот же университет, что и ты. Это несправедливо. Я уже взрослая. Вчера я сказала им, что все равно уеду к тебе. Они заперли меня в комнате. Алекс, я уже взрослая, правда. Хоть ты и пропустил мой день рождения. Кстати, я до сих пор не услышала, почему. За мной ухаживает один мальчик, но он слишком глупый. И имя у него дурацкое. Ты можешь себе представить, что я буду встречаться с кем-нибудь по имени Корней? Я не хочу его видеть. Когда ты приедешь? Кстати, я хочу приехать к тебе на выходные. Почему ты не пишешь мне? Это плохо. Я волнуюсь за тебя. Напиши мне».
«…Алекс, я так больше не могу! Ты совсем меня забыл! Ты уехал и забыл, а я осталась! Я не хочу жить с родителями! Я хочу к тебе. Забери меня отсюда, я прошу. Напиши мне. У меня столько планов! Я пойду учиться, и мы вместе создадим что-нибудь невероятное! Мы прославимся! Ты же помнишь, все учителя хвалили меня за нестандартное мышление. Я здесь умираю. От скуки, от скуки, от того, что рядом нет тебя. Ты ведь мой старший брат. Ты говорил, что всегда будешь рядом. Ты нужен мне сейчас. Алекс, напиши. Я требую».
«…Мне пришли обратно мои письма. Все. Мои. Письма. Ты их не читал. Ты даже не потрудился забрать их с почты! Как ты можешь так поступать? Наверное, ты и это не получишь, но я все равно напишу. Я тебя ненавижу. Ты все бросил, ты бросил меня и уехал! Ты – скотина…»
– Ты разочарован? – вдруг раздался голос Михаила.
Матвей, углубившийся в чтение, вздрогнул, поднял голову и спросил конспиративным шепотом:
– Почему я должен быть разочарован?
– Потому что твоя мать умеет любить. Была, по крайней мере. Тебя-то она не любит. Было бы куда легче, если бы она просто была на это не способна. Не правда ли?
* * *
Блокнот оказался полон записей о том, как сажать огурцы. Лера и Игнат узнали много нового про особенности грядок под пупырчатые, про степень прения компоста, про «цветочки-мальчики», «цветочки-девочки». В общем, информация была в изобилии, но всё не по делу. Ребята были не столько разочарованы, сколько озадачены.
– Огурцы? – повторила Лера. – Зачем этим дядькам огурцы? Меньше всего они похожи на садоводов-огородников.
– Да я бы сказал, совсем не похожи, – согласился Игнат, задумчиво почесывая макушку. – Может, блокнот никакого отношения к их делишкам не имеет?
– Мы наткнулись на бандита, который в свободное время выращивает огурцы? Ни за что не поверю.
– Давай-ка еще раз прочитаем.
Остаток ночи был посвящен чтению – она разбирали текст по буквам, искали тайный смысл, комбинировали так и эдак слова, чуть ли не с лупой страницы осматривали, но никаких результатов не добились.
– Может, имеет значение сам блокнот? – устало предположил Игнат под утро. Глаза у него были красные, как у кролика.
Лера согласно зевнула. Спасть ложиться было уже поздно (или ещё рано), и, поскольку в лаборатории было всё необходимое, чтобы проводить несложные исследования, они с нездоровым рвением взялись за новую задачу – заставить блокнот показать свою истинную сущность. Ещё какое-то время они снимали гипотетические маскировочные заклинания, возможные личины и тому подобное. Игнат не поленился и проверил каждую страничку. Увы. Блокнот был настоящий, никакого волшебного воздействия – кроме надругательств двух молодых энтузиастов – прежде не испытывавший.
– Может, попробовать волшебство использовать для расшифровки? – азартно спросила Лера. Ей вспомнилось заклинание, которым она давеча неразборчивую записку «доброжелателя» расшифровала. – Вдруг получится?
Игнат пожал плечами.
– Можно попробовать. Хотя, если быть честным, по моему опыту толку от подобных экспериментов нет совершенно.
– Почему?
– То ли мне шифры заковыристые попадались, то ли сил я мало вкладывал, но на выходе получалась белиберда. Еще больше все путалось.
– Интересно знать, когда это ты успел в расшифровках попрактиковаться?
– Успел. Мы в свое время в университете куролесили будь здоров.
Лера не стала спрашивать, при чем здесь университет, не потому что не хотела знать, а потому что ее в данный момент интересовало другое.
– Думаю, попробовать все же стоит.
И они попробовали. И опять ничего не вышло. Единственное, что поменялось – расстояние между строчками. Оно стало шире. По сто пятому разу просмотрев вдоль и поперек блокнот, Лера и Игнат переглянулись.
– Видимо, и впрямь дурак нам попался, – удрученно сказал парень. – Фанат огурцов. И надо было именно его поймать! Ладно, давай амулет посмотрим.
У Леры после её недавних злоключений не было никакого желания ни смотреть амулет, ни трогать его. Поэтому она отправилась на кухню приготовить кофе – глаза закрывались сами собой. Игнат рассмеялся ей вслед.
– Ты так смешно ходишь. Как будто тебе палку…
Лера обернулась и испепелила бывшего одноклассника взглядом.
– Это не у тебя по всему телу ожоги. Больно, между прочим.
– Был неправ, – искренне сказал Игнат. – Но ходишь ты все равно смешно.
В отместку за насмешки Лера вместо сахара положила ему в кофе две ложки соли. И ей хватило наглости предложить дело рук своих Игнату и хладнокровно смотреть, как он делает большой глоток и выпучивает глаза.
– Что это? – пробулькал он.
Плеваться ему не позволяло воспитание, пришлось давиться. Лера мстительно улыбнулась:
– Что, не вкусно? Ну ладно, в следующий раз постараюсь не перепутать. Ты с амулетом разобрался?
Игнат закивал и отставил чашку. Про соль и нанесенную обиду он мигом забыл.
– Ты представляешь, этот амулет – и не амулет вовсе. Он только выглядит таковым.
– Маскируется? – усмехнулась Лера, залпом выпивая чашку кофе. – Скорее всего, просто не заряжен.
– Это пластмасса. Сверху покрашенная под дерево. И то не слишком качественно. Бред.
– Как пластмасса? – Лера вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть амулет. Игнат сунул ей добычу под нос и повертел так и сяк. – Какой дурак будет делать амулет из пластмассы?
– Это не амулет, – повторил Игнат. – Это детская игрушка, полая внутри. Может, в нем что-то хранили? Зелье, например.
– Но зачем?
– Вот и я думаю, зачем. Пока не знаю. Ты с таким не сталкивалась?
Лера подумала, покрутила в голове, но ничего припомнить не смогла. Игнат ткнул пальцем в амулет и продолжил:
– Знаешь, у меня складывается впечатление, что этот амулет – только часть целого. Вот здесь как будто выемка.
Лера присмотрелась, куда показывал Игнат. И впрямь, поверхность амулета странно ломалась ближе к низу, было похоже, что от него оторвали – или отрезали – кусок.
– То есть где-то должна быть еще одна бесполезная финтифлюшка.
– Вероятно. Здесь еще надпись идет по кругу. Что-то про конец света.
– Все-таки «Дети»? И потому амулеты у них «детские»?
– Надо выяснить. А для этого придётся отправиться в город-призрак.
Лера покачала головой.
– Зачем? Кому в голову придет возвращаться туда, где их в первую очередь будут искать?
– Кому-то очень умному. Прятаться надо у всех на виду, никогда не слышала?
– Глупости. Прятаться надо там, где тебя никто не знает.
– Может и так, не буду спорить, – сказал Игнат, кладя «амулет» на стол. – Но что-то подсказывает мне, что город-призрак уже не такой призрак, как раньше. Проверить не помешает.
У Леры было диаметрально противоположное мнение, и поэтому весь день, прошедший весьма обыденно и даже скучно, они с Игнатом то и дело возвращались к этому вопросу, но к согласию так и не пришли. Он твёрдо стоял на своем – вылазке быть, и в конце концов Лера сдалась.
– Одного не отпущу! – Последняя отчаянная попытка.
– Куда ты денешься, Лерок? Ты едва ходишь, вся в боевых ранениях. От тебя сейчас никакого проку.
Прозвучало это так, будто бы раньше прок от нее был. Лера даже почувствовала себя заслуженным бойцом, и это слегка умерило её раздражение. Она вздохнула, капитулируя, и угрюмо сказала:
– Только будь на связи.
– Ты как себе это представляешь? Телефон с собой взять? Чтобы он зазвонил в самый неподходящий момент?
– Поставь на беззвучный режим. Что может быть проще.
– Нет, – категорически отказался Игнат. – Никаких телефонов. Буду под утро, так что спи спокойно. И, кстати… помудри еще над блокнотом, если получится. И над амулетом. Может, чего в голову придет.
Лера не стала говорить, что у нее голова чугунная после приключений, помноженных на бессонную ночь и непрекращающийся мозговой штурм. Ей требовался полноценный отдых. Прав Игнат, толку от нее никакого. Сплошная обуза.
У неё даже не было сил его проводить. Да что там, сил не было и доползти до спальни. Лера рухнула на диван и провалилась в глубокий сон, похожий на кому. Она не услышала, как хлопнула, закрываясь, дверь.
* * *
Письма были возвращены в конверты, конверты аккуратно перевязаны и сложены стопками в прежнем порядке, ящики заперты, дверь закрыта. Ночная вылазка прошла без происшествий. Видимых глазу, по крайней мере.
Матвей прокрался обратно в спальню, умылся, почистил зубы и лег в кровать. Он разрешил себе не думать, куда из кабинета пропал Михаил. Матвей даже не заметил, чтобы он уходил – просто в один момент поднял взгляд и обнаружил, что остался в одиночестве. Он разрешил себе не думать, что злодей может безнаказанно бродить по дому и совать нос в его вещи. Он наплевал на реакцию матери, если она проснется и обнаружит Михаила. Наверное, уже тогда Матвей что-то подозревал, иначе не позволил бы себе вопиющей халатности.
Было пять утра, а сна ни в одном глазу. Матвей проводил занятный эксперимент – пытался улечься так, как удобно ему, а не так, как приучила мать. Вот он повернулся на бок, поджал ноги, блаженно вздохнул, смежив веки… а в следующее мгновение понял, что руки его вновь вытянуты по швам поверх одеяла, а сам он пялится в белый психушечный потолок. Когда мамины наставления въелись под кожу настолько, что стали образом жизни? Когда ее мысли стали его мыслями? Её правила – его кодексом?
Матвей никому не признался бы – и себе в первую очередь – что знает. Что мать его не любит. Потому что тогда его жизнь окончательно потеряла бы смысл. Пока тлела слабенькая надежда, что он просто ещё не достиг желаемого ею статуса, пока он заставлял себя верить, что все может поменяться, если он ещё немного постарается, ещё чуть-чуть потерпит…
Наверное, убийство плохого волшебника, злодея поможет ей увидеть в сыне героя. Без сомнения, цель оправдывает средства. По крайней мере, эта цель и эти средства. Принцип равновесия, чтоб его демоны побрали, не выходил из головы. Добрые поступки и злые поступки. Все может быть, но все можно исправить. Еще один довод в пользу… убийства. Прежний Матвей убежал бы в ужасе при одной только мысли об этом, но Матвей нынешний мусолил идею в голове, не в силах отбросить её просто так.
Одним выстрелом убить кучу зайцев. Восстановить равновесие, вернуть спокойствие, избавить мир от злодея и тем самым вымостить себе дорогу в рай. Соблазнительно, чертовски соблазнительно. Привлекательно, как ни одна женщина, идея или книга.
Умаслить мать – отомстить ее обидчику. Пусть она и говорит, что Александр – идеальный, но Матвей-то знает. Теперь знает, что многословными восхищениями она маскирует давнюю обиду, не желая признавать, что ее в свое время кто-то посмел отвергнуть. Хорошая мина при плохой игре – так, кажется, называется? О другом варианте Матвей как послушный сын даже думать не хотел. Алевтина Григорьевна не может быть плохой, с Александром заодно. Да, она самую чуточку не дотягивает до совершенства, но совершенны в этом мире только боги. Нет, она просто хорошо притворяется, не показывает боль, причиненную давним предательства. А Матвей отлично знал, как ранит чужое равнодушие, как болит сердце и рвется душа.
