Текст книги "Святочный сон (СИ)"
Автор книги: Ольга Тартынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Теперь же, когда пишу это, не могу отделаться от волнующих воспоминаний. Все грезится мне, как он несет меня на руках, крепко прижимая к себе! Я чувствую каждой своей частицей его сильное, горячее тело. Разве тонкая ткань сорочки может послужить защитой?..
Но прочь мечтания! Прочь, трепет и безумие любви! К делу.
Кто он? Что задумал? Какие цели преследует, живя в нашем доме? Надо ли предупредить Сашеньку? Нет, она вновь посмеется надо мной. Владимир? Он утверждает, что занятия с Дювалем пошли Мише на пользу, мальчик без ума от своего учителя. Да и я вижу, с каким обожанием смотрит он на Дюваля. Что ж, я опять одна перед опасностью, мне не привыкать. Продолжаю наблюдать прилежно..."
4.
Владимир ненавидел себя. Он опустился до подглядывания. Однако ревность подчас вынуждает человека совершать самые неприглядные поступки. Владимир не спит спокойно с тех пор, как в доме появился учитель. Вот и тогда он чутко уловил сквозь сон неслышные движения в доме. И не движения даже, воздушные колебания. Выглянув из кабинета, где нечаянно уснул, измученный бессонницей, Владимир направился к Сашеньке. Беспокойство мучило его, сердце стучало больно. Открывая дверь в комнату жены, Мартынов готовился ко всему. Однако Сашенька безмятежно спала, и личико ее в обрамлении кружевного чепчика светилось покоем. Владимир протяжно вздохнул, унимая сердечный трепет. Тихо поцеловав жену в пылающую щечку, он вышел.
Еще не понимая, зачем это делает, Мартынов поднялся наверх. У детей было тихо, лишь из комнаты Дюваля сочился свет и доносились голоса. Повинуясь беспокойному чувству, Владимир приблизился к неплотно прикрытой двери и посмотрел в щель. Все, что он мог увидеть, это голые руки Сони и обнаженную грудь Дюваля. Морщась от нестерпимого стыда, Владимир поспешил удалиться. Подозрения с Сашеньки сняты, но ему не сделалось от этого легче.
С тех пор Мартынов искал возможности поговорить с французом наедине. Мог ли он ответить на вопрос, для чего? Нет. Было ли то желание оградить Соню от посягательств красавца, или в нем говорила ревность? Владимир понимал, что эта связь может принести Соне страдания. Ведь подобные случайные сношения заведомо обречены. Дюваль от скуки затуманил кузине голову, но она-то, видно, любит не шутя, коли решилась нарушить верность ему, Владимиру.
Все не подворачивалось повода заговорить. Служба изменила распорядок жизни Владимира. Не всегда он мог присутствовать и на домашнем обеде, в воскресенье же Дюваль обычно уходил куда-то и возвращался лишь поздно вечером. За чаем Владимир силился разглядеть какие-нибудь знаки внимания Соне со стороны француза, но безуспешно. Дюваль был почтителен и только. А вот Соня положительно не способна скрыть свои чувства. В ее душе Владимир с легкостью читал крайнее смятение. Кажется, худшие его предположения сбываются. Кузина из кожи вон лезет, чтобы привлечь внимание этого здоровяка. Вот и платье на ней какое-то смешное, и волосы в букли собрала. Бедняжка, у нее вовсе нет шанса! В ее-то возрасте питать надежды!
Мартынов понимал, что он несправедлив, зол, эгоистичен, однако не желал справляться с собой.
– Душа моя, – обратился однажды он к Соне по-русски, – Тебе должно быть совестно так рядиться, ты ведь детей воспитываешь! Чего доброго, девочки станут брать с тебя пример!
Соня покраснела и жалко улыбнулась.
– По-твоему, я нелепа? Что ж, ты, верно, прав... – голос ее сорвался, а на глаза выступили слезы.
– Голубчик Володя, ты несправедлив, – вступилась за Соню его жена. – Сонечка себя забыла с нашими детьми, а мы и рады. Когда в последний раз ее в магазин возили или к портнихе? Вон у нее обувь разваливается, шубка вовсе сносилась... В доме молодой мужчина, это так понятно, что Соне хочется выглядеть привлекательно.
Последняя фраза взбесила Владимира:
– Вот нам кто нынче моды диктует! Чудеса! Впрочем, чему удивляться...
Он со звоном поставил чашку на блюдце и вышел из столовой. Все присутствующие примолкли, повисла тягостная тишина. Соня ждала, что Сашенька тотчас побежит за Владимиром, но та задумчиво водила ложечкой по белоснежной скатерти. Дюваль внимательно посмотрел на Соню, словно спрашивая, что здесь случилось, но она отвела взгляд, силясь скрыть слезы...
Случай для разговора выдался, наконец. Владимир застал Дюваля в передней, когда вернулся из присутствия. Француз только что привез Мишу с фехтбодена, мальчик уже умчался наверх.
– Мсье Дюваль, потрудитесь зайти ко мне в кабинет, теперь же, для приватной беседы, – сухо проговорил Владимир.
Дюваль прямо взглянул на него и коротко ответил:
– Хорошо.
Они молча проследовали в кабинет Мартынова. Владимир не предложил Дювалю сесть, сам же устроился в кресле и закурил сигарку. Щурясь от дыма, холодно произнес:
– Господин учитель, верно, вы догадываетесь, о чем я вынужден говорить с вами?
– Нисколько! – ясно глядя в глаза Мартынова, ответил Дюваль.
Владимир оказался в затруднении, ведь он не мог сказать, что видел Соню в комнате француза. И без того сознание собственной низости истерзало его. Пауза затянулась.
– Мне показалось, вас что-то связывает с моей кузиной, – насилу выговорил Владимир Александрович.
– Простите, я не понял, – с вопросом уставился на него Дюваль.
Мартынов рассердился:
– Я плохо говорю по-французски?
– О, нет!
– Тогда извольте отвечать! Что у вас с Соней?
Изумление Дюваля было вполне искренним:
– С Софьей Васильевной?!
Мартынов усомнился в собственной памяти. Он помолчал, осознавая глупость своего положения, затем другим уже тоном произнес:
– Мсье Дюваль, я хочу предупредить вас. Соня – необыкновенная женщина, она весьма одинока, никогда не была замужем. Победа над ней не сделала бы вам чести, а для нее была бы убийственна. Ведь вы не женитесь на ней, как я понимаю?
Дюваль нахмурился и твердо ответил:
– Я с почтением отношусь к Софье Васильевне и никогда бы не посмел злоупотребить ее добротой и слабостью. Ваши подозрения оскорбительны для меня.
Владимир готов был ему поверить, но ведь он своими глазами видел их вместе в недвусмысленной ситуации. Проклятье! Лучше бы было ему спать в ту ночь, не просыпаясь.
– Моя кузина очень ранима, не причиняйте ей боли, – тихо завершил беседу Владимир.
Не давая французу возразить, он жестом показал, что тот свободен. Выйдя из кабинета, Дюваль имел порядком озадаченный вид. Он постоял некоторое время в раздумье, затем покачал головой и направился восвояси.
5.
Поощряя Соню в попытках нравиться французу, Сашенька не кривила душой. Она совершенно искренне желала, чтобы Соня устроила свою судьбу. Однако все это не исключало тайного интереса и невольной тяги ее самой к Дювалю. Сашеньке было бы легче избегнуть соблазна, знай она, что может навредить дорогой родственнице.
После нападок Владимира на кузину Сашенька решила помочь ей. Однажды, отправляясь в магазины, она заставила Соню переложить заботы о детях на француза и ехать с ней. Молодая особа рассердилась, но была вынуждена подчиниться требованиям Сашеньки. Они пустились в приятный вояж. В каждом магазине Мартынова выдерживала бой за шляпку, платье или козловые башмачки. Соня отказывалась "выбрасывать деньги на ветер".
– У меня есть шляпка! Пусть уже не модная и слегка полинявшая, но что за беда? – отбивалась она от Сашеньки.
Однако та взялась не шутя, и заставила Соню примерить новую шляпку, после подобрала и платья, и перчатки, и башмаки. Сидельцы сновали туда-сюда, носили в карету картонки и свертки с бельем, корсетами, духами, всякими приятными мелочами, составляющими удовольствие любой женщины. Только не Сони. Молодая особа ворчала всю дорогу и чувствовала себя мотовкой, разоряющей семью. И хотя в доходах Мартыновых с саратовских имений была немалая Сонина доля, она все же считала чуть не преступлением тратить деньги на себя.
– Поверь мне, душенька, – увещевала ее Александра Петровна, – мужчины – капризные существа. Они прежде видят оболочку, им красоту подавай, а есть ли что за этой оболочкой, им дела нет.
– Что мне до мужчин! – краснела Соня. – Владимир прав, я детям должна быть примером!
Сашенька лукаво улыбнулась:
– Ты хочешь, чтобы Лиза и Катя выглядели так же, как ты?
Соня вовсе смешалась:
– Нет, но... в определенном смысле...
Она еще больше, до слез, покраснела и подавленно умолкла.
– Не стыдись, Соня, – мягко проговорила Сашенька. – Дюваль, я уверена, вполне благородный молодой человек, не вертопрах, не ветреник. Он сможет оценить твои несомненные достоинства. Надобно лишь ему немного помочь, – добавила она ласково.
Соня была уже не в силах более сдерживать слезы смущения и благодарности. Она поцеловала Сашеньке руку и весь оставшийся путь растроганно шмыгала носом.
Обнадеживая кузину, Сашенька нечто утаила. Давеча, оставшись в доме одна (Соня повела детей в церковь), она наигрывала на фортепьяно что-то из итальянской оперы и думала о Дювале. Тот не замедлил явиться на удивление рано из своего воскресного отпуска. Бесшумно войдя в гостиную, где музицировала прекрасная женщина, француз устроился на кушетке слушать. Когда Сашенька завершила опус бурными аккордами, Дюваль похлопал в ладоши. Сашенька вздрогнула от неожиданности и резво обернулась.
Француз приблизился к ней, опустился на колени и благоговейно поцеловал край ее платья. От такой дерзости дама несколько оторопела, но тотчас велела французу подняться. Он взглянул на нее снизу вверх, и – все поплыло перед глазами Сашеньки. Не помня себя, она протянула Дювалю руки, которые тот стал трепетно целовать. Бедняжка чувствовала, что теряет последние силы, отдаваясь во власть чужого мужчины...
Надобно отдать должное Дювалю, он не воспользовался слабостью женщины. Его восхищение и благоговение не перешли границы дозволенного. Француз бережно опустил ручки Сашеньки и поднялся с колен. Дама опомнилась и отчаянно смутилась.
– Месье Дюваль, – пробормотала она, краснея, – вы не должны позволять себе подобные вещи.
Дюваль молча поклонился и вышел. Сашенька сжала виски, как от сильной головной боли. Боже милосердный, она была готова пасть в объятья гувернера! От гибели ее спасло лишь благородство француза. Без стыда Сашенька не могла вспоминать об этом. Вот и теперь бледнела от одной мысли, что кто-нибудь мог подглядеть за ними. Разве позволительно быть такой неосторожной? Нет, надобно поскорее избавиться от Дюваля! Заодно и Соню пристроить...
Вернувшись домой, Сашенька с энтузиазмом взялась прихорашивать Соню с помощью обновок. Бедная девица покорно сносила все, мало надеясь на чудо преображения. К розовому платью понадобилась сложная прическа, изящные туфельки, кружевные перчатки.
– Помилуй, Александрин, для чего мне этот наряд? Я из дома-то никуда не выхожу. Не с руки будет хозяйством заниматься да за детьми ходить. Мне бы что-нибудь поскромнее...
Она виновато смотрела на Сашеньку, неловко поводя плечами, словно ей было тесно в нарядном платье. Та не хотела сдаваться, вертела Соню и так и сяк, меняла платья на ней, как на кукле, но все не находила нужного. Чуда не произошло. В роскошных платьях некрасивость Сони казалась еще приметней. Прическа с шиньоном и буклями вовсе не шла к ее худому лицу, делая его карикатурным. Вдохновение иссякло, и Сашенька опустила руки.
Подошли только новые башмачки, и весьма порадовали Соню. Она помнила, какое впечатление произвела на Дюваля ее ножка в разношенном башмаке. Расстроенная Сашенька вздохнула:
– Ну, хоть чепец свой выброси. Видеть его более не могу!
Уж это Соня могла обещать. Прямо при кузине она стянула с голову чепец швырнула вон.
Вечером того же дня в комнату Сони кто-то робко постучал. Не успела она откликнуться, как дверь отворилась, и показалось несчастное Мишино лицо. Мальчик протиснулся в щель и остановился у стены.
– Что случилось? – испугалась Соня. – Отчего ты молчишь? Владимир? С девочками что-нибудь?
Она побледнела. Миша сжалился:
– Да что с ними станется! Дюваль...
Соня еще более побледнела:
– Что Дюваль? Да говори же поскорее! Вольно тебе меня терзать!
Миша подошел к тетушке и уткнулся ей в плечо.
– Он сказал мне, что должен оставить наш дом, вовсе уйти...
Миша долго крепился, чтобы не заплакать. Но теперь, когда Соня обняла его и прижала к себе, слезы хлынули из его глаз.
– Полно, Миша. Верно, он пошутил. Отчего никто об этом не знает?
– Он нынче собирается сообщить об этом папа`, – всхлипывая, говорил мальчик. Он схватил тетушку за руку: – Попроси его не уходить! Теперь же, покуда папа` не вернулся! Идем, Соня!
Новость взволновала Соню. Прежде всего она была готова тотчас броситься на защиту Миши от обидчика. Как мог учитель причинить мальчику страдание? И что вынуждает француза бросить вполне выгодное место, едва начав службу?
– Да, милый, – решительно проговорила Соня, – я поговорю с месье Дювалем теперь же. Иди к себе.
Миша с надеждой посмотрел на тетушку и скрылся за дверью. Молодая женщина глубоко вздохнула, собираясь с силами, поправила волосы, убранные в простой узел, и направилась к Дювалю.
6.
Француз открыл дверь со свечой в руке. Удивленно воззрившись на Соню, он пропустил ее вперед и снова запер замок. В нос Сони ударил хмельной дух. «Да он пьян!» – ужаснулась гостья. То, что она увидела в комнате, подтвердило ее предположение. На туалетном столике стояли наполовину опорожненная бутылка вина и пустой бокал, сюртук валялся на полу. Сам Дюваль с всклокоченными волосами, в небрежно распахнутой тончайшей сорочке с искусной белой вышивкой, являл образ пьяного распутника. Так определила для себя его гостья. «Вот оно, его истинное лицо!» – испугалась своей догадке Соня.
Дюваль церемонно предложил ей стул, и сбитая с толку женщина села, продолжая настороженно следить за его движениями. Француз налил в свой бокал вина и молча протянул Соне. Она хотела было возмутиться, но почему-то послушно взяла бокал и выпила все вино. Дюваль вновь наполнил бокал и протянул гостье. Соня испуганно затрясла головой. Тогда он опрокинул вино в себя. Хлопнув бокалом по столу, Дюваль рухнул в кресла. Воцарилась тишина. Соне стала надоедать сия пантомима, и она решилась нарушить молчание.
– Мсье Дюваль, Миша мне сказал, что вы собираетесь уходить от нас? – заговорила она по-французски.
– Точно так. Вы что-нибудь имеете против?
– Но мсье Дюваль, это болезненно для Миши. Вы как учитель должны бы знать, что нельзя играть чувствами детей!
– И не только детей! – сказал Дюваль, криво усмехнувшись, и Соня подумала, что не так уж он и пьян.
– Я не желаю понимать ваши намеки, сударь. Меня тревожит Миша. Его весьма печалит ваш уход. Объясните же, отчего вы так поступаете с ребенком?
– Я должен уйти, – мрачно ответствовал француз и вновь потянулся за бутылкой.
– Хватит пить! – воскликнула Соня и отняла у него бутылку.
Дюваль с удивлением и любопытством посмотрел на отважную особу. Еще более неожиданным был для него следующий вопрос Сони:
– Мсье Дюваль, кто вы?
Молодой мужчина опустил глаза под строгим, внимательным взглядом гостьи.
– Подлец! – ответил он, скорбно кивнув головой. – Вы правы.
– Но я вовсе не ...
– Подлец и точка! – завершил Дюваль.
Соня поняла, что беседа не задалась. Она поднялась со стула.
– Поговорим завтра. Спокойной ночи.
Однако Дюваль не тронулся с места, чтобы проводить гостью. Он вдруг схватил ее за руку и привлек к себе на колени. Соня не успела ахнуть, как оказалась в объятьях хмельного повесы. Она возопила и рванулась что было сил. Оказавшись на воле, бедняжка кинулась к двери.
– Разве вы не за этим пришли? – услышала она за спиной.
Дюваль смотрел на нее с недоумением. И тут Соня сделала то, чего никак не ожидала от себя. Она приблизилась к пьяному распутнику и ударила его по лицу. Дюваль оторопело воскликнул:
– Зачем же драться? Я не могу ответить женщине...
Соня предпочла скорее покинуть поле боя. Она щелкнула замком и стремительно вырвалась из комнаты. В два шага добравшись до своих покоев, она рванула дверь и тотчас заперла ее за собой, словно боялась погони. Постояла некоторое время, успокаивая сбившееся дыхание. Сердце стучало в висках, дрожь пронизывала все тело. Немного успокоившись, Соня достала журнал и принялась писать.
"Я оскорблена! Никто со мной так не поступал! Но отчего-то не чувствую себя оскорбленной...Почему порок так привлекателен? О, это происки врага человеческого! Это он заслал в наш дом на искушение Дюваля. Сашенька сама не своя с тех пор, как у нас появился учитель. Владимир потерял покой. Прислуга сходит по нему с ума. Я всякий день наблюдаю, как он перемигивается с Дашей и другими девушками. Они и рады!
Как нам было хорошо до появления Дюваля! Надобно отпустить его с Богом, но как быть с Мишей?.. А почему он сам решил уйти? Отчего говорил о себе, что подлец? Что происходит с ним, с чего он так напился? Конечно, это отвратительно, но мне отчего-то его сделалось жаль... Даже оскорбление, нанесенное мне, я прощаю.
Да желаю ли я, чтобы Дюваль навсегда покинул наш дом? (С собой-то я могу быть откровенна!) Нет, не желаю. Сейчас, когда я увидела его таким... жалким, я не могу сердиться на него. Как бы мне хотелось, чтобы он исчез, словно его не существовало вовсе, чтобы покой вновь снизошел в мою душу.
Нет! Коли быть вовсе честной с собой, то для меня теперь необходимость поминутно видеть его, думать о нем... Я поминутно ловлю себя на том, что необыкновенно чувствую Дюваля, его присутствие, его настроения. Иной раз меня это пугает. Однако это счастье, когда есть о ком мечтать, пусть даже совершенно впустую!
У меня нет ни малейшего шанса, я вполне понимаю это. Дюваль пленен Сашенькой, что вполне простительно. Моя роль – отводить от дома беду – плохо дается мне. Помоги нам, Господи! Дюваль останется... ради Миши. Я умею справляться со своими чувствами, мне ли не уметь. За Сашеньку буду молиться, чтобы Господь послал ей силы для борьбы.
Кто же он? Кто этот человек с манерами светского баловня и всеобщего любимца, рядящийся в учительский сюртук?.."
7.
На другой день после столь памятного вечера Соня ждала скандала. Вот-вот Дюваль объявит об уходе, и Миша расплачется. Владимир, верно, вспылит: он не терпит подобного отношения к обязанностям. Сашенька опечалится и тоже будет втихомолку плакать. А если еще доложить Владимиру о пьянстве и развязности учителя, Дюваль с треском вылетит из дома и уж верно без всяких рекомендаций.
Однако ничего не произошло. Как обычно, за утренним чаем Владимир хмуро молчал (он всегда по утрам мрачен), Сашенька вопросительно взглядывала на него. На лице Дюваля нимало не читались следы бурно проведенной ночи или тайных волнений. Он ел с отменным аппетитом, заговорщически подмигивал Мише и лукаво посматривал на Соню. И что же это давеча было? Молодая женщина сочла благоразумным ни о чем не спрашивать. От теплого взгляда Дюваля в душе ее поднимался счастливый восторг. Она не узнавала себя. Надобно непременно поговорить с ним начистоту, чтобы рассеять мучительные подозрения. Может статься, что все опасности Соня выдумала сама. Чего только не примерещится девице, живущей совершенно затворницей!
Думая так, Соня робко ответила на заинтересованный взгляд Дюваля. Резкий голос Владимира нарушил тишину, возникшую вдруг за столом:
– Мсье Дюваль, мне сказывали, князь Горский в Москве? Так ли это?
Гувернер поставил чашку и учтиво ответил:
– Да, мне это известно.
– Беспременно сведу с ним знакомство, – заявил Мартынов, вставая из-за стола.
От внимательной Сони не ускользнула мимолетная гримаса, тотчас однако исчезнувшая с лица Дюваля. В другой миг она уже думала: а не показалось ли ей вновь, что некая тень пробежала по лицу француза? Вот он уже беззаботно шутит с Мишей, почтительно отодвигает стул Сашеньки, которая спешила проводить супруга. И этот пристальный взгляд, от которого Соня вздрогнула, так ясен и добр. Но почему все же "подлец"?..
– Мадемуазель, – вдруг обратился к ней Дюваль, отчего Соня опять вздрогнула. – Нам следует объясниться по поводу вчерашнего. Предлагаю вам совместную прогулку после классов.
Девица чувствовала, что краснеет, она лишь кивнула в ответ. Дюваль покинул столовую вслед за своим питомцем. Девочки давно уже нетерпеливо возились за столом и вопросительно поглядывали на тетушку, которая чему-то задумчиво улыбалась, уставившись на скатерть.
Однако прогулку пришлось отложить. В тот момент, когда Соня при помощи вырезанных ею букв учила Катю читать, дом наполнился восклицаниями, возней, каким-то новым шумом. Переглянувшись между собой, все поспешно бросились вниз. В передней происходила следующая сцена. Какая-то незнакомая дама, красивая, нарядная, крепко сжимала в объятьях Сашеньку. Сыпались восклицания:
– Ах, ma chere! Не верю своим глазам! Ты ли это, mon ange? О, дорогая! Сколько лет! Моя обожаемая! Александрин! Биби!
Когда поцелуи, слезы и вскрики иссякли, дамы, наконец, оторвались друг от друга.
– Какими судьбами? – прижав руки к груди, вопросила Сашенька.
– Ах, душечка, это печальная история. Позволь мне остановиться у тебя, покуда я не найму что-нибудь приличное. Не желаю обращаться к родственникам мужа!
– К чему нанимать? Живи у нас, сколько понадобится! – радостно воскликнула Мартынова, но тотчас прикусила язык, подумав о Владимире.
– Я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством, mon ange. И что скажет твой супруг? Где же он, кстати? – Биби решительно двинулась в комнаты, бросив шубку на руки лакею.
Сашенька поспешила за ней, а Соне пришлось распорядиться, чтобы внесли вещи и приготовили комнату для неожиданной гостьи. Когда же она вошла в гостиную, где шептались подруги, Александра Петровна представила:
– Вот, Соня, рекомендую тебе мою давнюю приятельницу по пансиону Варвару Михайловну Бурцеву. Она поживет у нас некоторое время. Думаю, Володенька не будет против...
Варвара Михайловна бежала из Петербурга от ревнивого мужа. Рыдая и нещадно теребя косынку, она поведала дорогой Александрин свою печальную историю. Едва она вышла замуж, как Бурцев проявил свой дикий нрав. Он безумно ревновал молодую супругу к первому встречному, устраивал сцены из-за всякой мелочи. Никому не доверяя в доме, Бурцев прогнал всех своих людей. Бедняжка Биби тряслась от страха всякую ночь, ожидая скандала или ссоры. Дело доходило до драки и даже ножа. Вспышки безумия сменялись у Бурцева глубокой хандрой. Жизнь его молодой супруги делалась вовсе невыносимой.
– Вообрази, он запирал меня в комнате и неделями не выпускал из дома! – жаловалась Варвара Михайловна. – Разве что из дворца пришлют за мной, тогда ему поневоле приходилось подчиняться. Государыня Александра Федоровна чувствовала неладное. Она расспрашивала меня, но мне совестно было признаться, что синяки на теле и разбитые губы – это дело рук моего обожаемого супруга.
И вот однажды, едва не погибнув от ножа, чудом спасшаяся Биби бросилась в ноги государыне. Она умоляла разрешить ей развод или оградить от дикости мужа, который рано или поздно убьет ее. История дошла до государя. Его величество весьма разгневался и решил все по обыкновению твердо и мудро. Бурцева посадили под арест, а Биби отбыла в имение. Супруги были разлучены на несколько лет, но развода не последовало. Бывший флигель-адъютант Бурцев получил назначение на Кавказ и тотчас уехал. Варвара Михайловна иногда навещала мужа, и мир, казалось, был восстановлен. Несколько лет после супруги жили в согласии. Бурцев вернулся в Петербург и был прощен.
– Постой. Скажи мне откровенно, – перебила подругу Мартынова, – ревность твоего Бурцева вовсе не имеет почвы?
Варвара Михайловна скромно потупила глазки.
– Неужели? – воскликнула Сашенька. – Но как?
– Полагаешь, у меня был выбор? И ты на моем месте поступила бы также. Ему не отказывают... – Биби многозначительно возвела очи вверх.
Сашенька ахнула и покачала головой. Биби придвинулась к ней поближе и зашептала:
– Но, между нами, shere amie, это мужчина! Равных ему нет во всей империи. Я ни о чем не жалею. Это самые жгучие, волнующие воспоминания моей жизни.
– Бедный Бурцев! – вздохнула Сашенька. – А что теперь?
Варвара Михайловна помолчала. Тяжело вздохнув, она продолжила:
– Клянусь, я была верна Бурцеву с тех самых пор, и если бы не один молодой кавалергард...
– Биби, ты несносна! Помилуй, какие кавалергарды? Ты знаешь нрав Бурцева, зачем же играть с огнем?
– Это была роковая ошибка! – на глазах дамы показались слезы. – Если б знать... Я имела глупость влюбиться! Неблагодарный, он оставил меня, как только узнал о ревнивом супруге. Однако Бурцеву это не объяснить! Он измучил меня подозрениями. Шпионил, подслушивал. Перехватывал письма, надеясь узнать, кто мой любовник. Едва с ума не свернул. Я дала ему возможность одуматься.
– Но, Бурцев, верно, полагает, что ты сбежала к любовнику? – воскликнула Сашенька. – Воля твоя, ему надобно написать!
Варвара Михайловна опустила голову и кивнула согласно, поднося к глазам кружевной платочек. Сашенька внимательно смотрела на подругу, и вдруг ее осенило:
– Признайся, ты приехала сюда за ним? Твой кавалергард в Москве?
Биби еще ниже опустила хорошенькую головку в локонах.
– Да, – еле слышно прошептала она. – Мне сказывали, он здесь.
Сашенька всплеснула руками, но не нашлась, что ответить. Вспомнив Петрушу Коншина, она не посмела осудить подругу.
8.
Кто знает, сохранила бы Сашенька прежнее добродушие, сделайся она свидетельницей одной весьма загадочной сцены...
Взволнованная предстоящим объяснением с Дювалем, Соня не находила себе места. Появление Варвары Михайловны в доме лишь на миг отвлекло ее от напряженного ожидания. Вернувшись к своим занятиям, Соня была рассеянна и вовсе не слушала Лизу, спрягающую глаголы. Она ловила каждый звук, исходящий из соседней комнаты, и ждала сигнала к прогулке. Она ломала руки и дрожала от нетерпения, не замечая этого. Вот скрипнула дверь в комнате Дюваля, послышались удаляющиеся шаги. Отчего он не зовет Соню? Ежели его намерения изменились, отчего он не посвятит в них бедную девицу? Она ждала еще несколько времени, покуда не стало сил. Соня решилась поискать Дюваля и будто невзначай показаться ему на глаза. Тогда, верно, он вспомнит свое обещание.
Придав лицу озабоченный вид, Соня понеслась вниз.
Тем временем Дюваль вышел на крыльцо, чтобы оценить крепость мороза. Возвращаясь к себе коридором, ведущим в гостевые комнаты, француз столкнулся с Варварой Михайловной. Хорошенькая дама вскрикнула и закрыла лицо руками. Дюваль не смел пошевелиться.
– Как? Вы здесь? – пролепетала по-французски Биби.
Гувернер молча приложил палец к губам и умоляюще взглянул в глаза потрясенной особе. Она бессвязно бормотала:
– Но... Бог мой! Какими судьбами? Мне должно молчать? Я не понимаю...
Именно эти бессвязные речи подслушала Соня случайно, когда спустилась вниз в поисках Дюваля. Выглянув из-за угла, она отпрянула к лестнице, страшась, что ее обнаружат. Все прежние подозрения возродились и с новой силой обрушились на голову бедняжки. Кто он, мсье Дюваль? Кто этот знакомец Биби? Верно, все скоро должно разъясниться. Инстинкт подсказывал бедной деве, что истина губительно скажется на ее чувстве к Дювалю. Едва родившись, надежда умрет... И вовсе не хотелось знать эту истину!
Позвали к завтраку, и Соня с трепетом вошла в столовую. Она боялась поднять глаза, страшась выдать себя. Дети заняли свои места, Дюваль коротко взглянул в сторону Сони. Она могла поклясться, что француз весьма озабочен чем-то. Он так ничего и не произнес, лишь сделал нервическое движение, когда в столовую вошли Сашенька и ее гостья.
– Позволь, дорогая, представить тебе мсье Дюваля, учителя Миши, – рекомендовала Сашенька француза.
Соня сколь можно прилежней следила за лицами представляемых. Дюваль учтиво склонил голову и тотчас отвлекся на Мишу. Биби открывала рот, как задыхающаяся рыба, но все же кивнула в ответ. Занятая подаваемыми кушаньями, Сашенька ничего этого не заметила. Желая попотчевать гостью по-московски, на завтрак помимо ветчины, икры, пирога, всякой рыбы и сыров и салата она заказала горячие котлеты и яйца всмятку. Дюваль отдал должное кушаньям с неизменным аппетитом. Тревога, сквозившая в его чертах, улеглась, когда он выпил два бокала вермута, бокал венгерского вина, две рюмки водки и добавил стопку горькой настойки. "Решительно он пьяница!", – наблюдая все это, сердито заключила Соня. Однако француз не пьянел, лишь его ясные глаза подернулись хмельной дымкой. Впрочем, это добавило его облику очарования, как показалось всем без исключения присутствующим дамам.
Биби тоже воздала почести Вакху и заметно повеселела. Лишь Соня не чувствовала удовольствия от трапезы и вкусных кушаний. Ее беспокоила загадка отношений Варвары Михайловны и Дюваля, мучил вопрос, состоится ли объяснение и следует ли, выдав себя, спросить француза напрямую, что связывает его с Бурцевой.
После завтрака Сашенька и Биби листали "Дамский журнал" в маленькой гостиной. Близились Святки, а значит, бесконечные балы, танцевальные вечера, катанья, визиты. Варвара Михайловна, вырвавшись из-под опеки мужа, непременно желала веселиться. Она словно забыла, что собиралась нанять квартиру. Все грандиозные замыслы ее теперь были связаны с Сашенькой и ее домом. Впрочем, та вовсе не была против, скорее наоборот, радовалась возможности повеселиться с подругой. Одно ее беспокоило: как-то примет Биби Владимир. Он так не любит чужих в доме! Но как бы то ни было, дамы горячо обсуждали новые туалеты, маскарадные костюмы и делились секретами своей жизни.
Дюваль увез Мишу в манеж, и Соня извелась в ожидании. Ей тоже следовало заняться делом и помочь девочкам в изготовлении костюмов для детского маскарада у Корсаковых. Горничная Даша мучила Соню вопросом, где устроить гостью. Варвара Михайловна приехала одна, без прислуги, нужно было приставить к ней девушку. Даша просила назначить: в девичьей уже все перессорились.
– Пусть Таня ходит за Варварой Михайловной, – распорядилась Соня, силясь поскорее отделаться от назойливой горничной.
– И как это господин учитель сами справляются? – пробормотала ни с того ни с сего Даша. – Никого к себе не впускают, да еще серчают, когда у них прибираются.
Соня отчего-то покраснела и тотчас рассердилась на себя и на Дашу.
– Право, ты слишком любопытна. Я-то знаю, вы готовы поселиться у него, лишь бы к себе внимание привлечь!
– Напраслину возводите, барышня. Мне и дела нет до учителя. Вот Таня...
Соня закрыла уши:
– И слышать не желаю!
Она жестом выслала Дашу, продолжая сердиться. Ну что за беда, если Таня кокетничает с красивым французом? Кажется, он и сам не прочь приударить за хорошенькой девушкой. Обычное дело.
Настроение Сони вовсе испортилось. И не надобно никаких объяснений! Распутник и пьяница, что ждать от него? Темная фигура. Только бы не посягал на Сашеньку, а уж она, Соня, сумеет за себя постоять. Верно, и Биби – тоже его жертва.
