Текст книги "Святочный сон (СИ)"

Автор книги: Ольга Тартынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Да уж не меньше двенадцати.

– Что ж, давай отберем.

Кухарка зажгла свечу и взялась просматривать яйца на свет.

– Это гнилое, а вот это доброе, а вот опять гнилое, еще гнилое.

Так она набрала вместо двенадцати двадцать четыре яйца, унесла их на кухню, должно быть, чтобы полакомиться яишней за барский счет. Сашенька же, вполне довольная своей деятельностью, после хвалилась мужу:

– Володенька, я недурно справляюсь с хозяйством, я сама выдаю кухарке провизию.

Кухарка продолжала обманывать молодую барыню до тех пор, покуда Соня не приняла хозяйство.. Она уличила нечистую на руку бабу и сослала ее на двор, а кухню взяла на себя. С тех пор ни повар, ни кухарка не смели красть.

Может ли такая вот Сашенька лукавить, скрывать что-то? Да разве Соня не убедилась, что напрасно подозревает супругу Владимира? И все же надобно быть начеку и попытаться принять удар на себя. Молодая особа с сомнением посмотрела на отражение в зеркале и сняла с головы простой чепец. Поправив волосы, она достала из старого сундука с маменькиными вещами прекрасный кружевной воротник и приладила его к темному платью из тафты. Только тогда Соня отправилась в столовую.

10.

Все домашние с удивлением взирали на некоторое преображение молодой особы, лишь тот, для кого это предназначалось, кажется, ничего не заметил. Он уминал с отменным аппетитом свежие ватрушки и сахарные сухарики, поданные к чаю. Соня со вздохом опустилась на стул: все ее старания привлечь на себя внимание Дюваля были обречены. Сашенька, разливавшая чай, одобрительно кивнула и заговорщически улыбнулась, Владимир, и без того не в духе, стал еще мрачнее. Миша незаметно для всех показал бывшей няньке язык, а она пригрозила кулаком. Дюваль ни разу не взглянул в ее сторону. Однако Соня взялась прилежно надзирать за ним.

Что-то в облике учителя настораживало девицу. Его манеры были безукоризненны, несмотря на мужественную резкость и молодецкую лихость в движениях. Руки ухожены, на безымянном пальце левой руки блестел дорогой перстень. Как это она раньше его не заметила? Хотя, конечно, перстень вполне мог оказаться подделкой, но зачем учителю бравировать фальшивым камнем, подобно сидельцу в модной лавке? Дюваль перехватил взгляд Сони и внезапно покраснел. Никто, кроме нее, этого не видел, так как в сей момент в столовую вошла Марья Власьевна Аргамакова.

Дети попросили разрешения выйти из-за стола, и Дюваль, поспешно допивая чай, покинул столовую вслед за своим воспитанником.

– Что-то ты, Сонюшка, нынче на себя не похожа? – по-хозяйски устроившись за столом, произнесла Марья Власьевна. – Я, чай, без учителя тут не обошлось?

Пришел черед Сони краснеть. Она благодарила небо, что Дюваль это уже не слышал.

– Полно краснеть! Учителишко-то хорош, ничего не скажешь. Довольны им?

– Вполне, – коротко ответил Владимир, предваряя ответы женской части общества.

– Ну, добро. А ты чего молчишь, Сашенька? – допытывалась Аргамакова.

Мартынова несколько смешалась, но светская выучка помогла ей ответить с легкой улыбкой:

– Пока трудно сказать определенно.

– Сонюшка, ты больше в этом смыслишь, ученость по твоей части. Каков он будет?

– Больно круто взялся, на мой вкус, – ответила Соня, выразительно глядя на Владимира. – Но, верно, справится. Мы еще не говорили с Дювалем о том, какие предметы он возьмет на себя. Француз склонен развивать Мишу физически, а как быть с арифметикой и географией, пока неведомо.

После чая начинались классы, и Соня собиралась как раз на этот счет держать совет с Дювалем. Марья Власьевна, кажется, была удовлетворена.

– Слыхали, – обратилась она к Мартыновым, – в Москве объявился немец– магнетизер? Уже в моду вошел, на его представления съезжаются толпы. Сказывает, лечит безнадежные болезни. Усыпляет больного и делает с ним что-то такое, что он говорить начинает во сне и сообщает, как его лечить надобно. Все словно с ума посходили. Мещерские залу свою предоставили, билеты расхватывают вмиг, а берут, не шутка – по десяти рублей за билет! Сказывают еще, он заставляет человека делать что угодно по его указке. Каково, а?

–И впрямь, что угодно? – удивилась Сашенька.

– Сама-то я не видела, боюсь соврать, – ответила Марья Власьевна,– но верные люди сказывали, что просто потеха.

– А полиции до него дела нет? – возмутился Владимир Александрович. – Так ведь можно заставить человека украсть, убить да и мало ли еще что!

– И то! – подтвердила Марья Власьевна с энтузиазмом первооткрывателя. – Однако кто ж решится на такое? Будет тебе, Владимир Александрович, больно ты мрачно на все смотришь.

– А ведь Володя прав, – вступилась Соня за кузена. – Попади этот магнетический дар в дурные руки, сколько всего может произойти ужасного!

– Шарлатанов повсюду довольно, – подвела итог Марья Власьевна.

Чаепитие завершилось вполне мирно. Соня поспешила к себе, чтобы снять воротник и надеть чепец. Уж нельзя и позаботиться о внешнем виде, чтобы из этого не сделали светопреставления. А Дюваль так и не оценил ее жертвы... Однако надобно же решить, какие предметы будет вести новый учитель. Соня постучалась к нему и прислушалась. За дверью была тишина. Уже пройдя несколько шагов, она тихонько вернулась назад и еще послушала. Тихо. Замирая от страха быть застигнутой на месте преступления, Соня открыла дверь и заглянула внутрь. Дюваля в комнате не было. Верно, он уже занимается с Мишей. Соня проскользнула в помещение и без скрипа затворила за собой дверь. Она огляделась с любопытством. В учительских покоях еще царил сумбур, вещи были в полном беспорядке. Соня раскрыла дорогой кожаный несессер, пристроенный на туалетном столике, и ахнула. Множество пилочек, ножниц, бритвенные принадлежности – все из серебра, отменного качества и немалой цены. Но более всего ее напугали дуэльные пистолеты и шпаги, развешанные по стенам. Куда она попала? В комнату скромного гувернера или отчаянного повесы и бретера? На лестнице послышался шум, и Соня метнулась к двери. Она не успела: дорогу ей преградил Дюваль собственной персоной.

– Что вы ищете в моих апартаментах? – холодно спросил француз.

Соня нелепо замахала руками и попыталась миновать внушительную фигуру учителя. Он нехотя уступил ей дорогу. Оказавшись у себя, девица долго не могла успокоиться. Таинственный француз стал еще загадочнее после ее визита в его комнату. Соня похолодела от внезапной догадки:

– Он не тот, за кого себя выдает!

К ней вернулось острое чувство опасности, угрожающей их благополучному дому. Надобно тотчас узнать у Марьи Власьевны, где она раздобыла этого странного гувернера. Забыв о том, что ее ждут девочки, Соня помчалась в гостиную. Она нашла там почтенную даму в беседе с супругами Мартыновыми. Обсуждалось решение Владимира поступить на службу к губернатору, Голицын давно звал его. Сашенька отговаривала мужа, а Марья Власьевна всячески поддерживала его намерения.

– Полно дома сиднем сидеть. Добро бы в деревне, а то в Москве-то жить праздно – грех. Послужи отечеству, дружочек, все и занятие и карьера. Глядишь, в Сенат попадешь, – вещала Аргамакова.

– Не поздно ли начинать карьеру? – сомневался Владимир.

– Помилуй, какие твои годы? Уж верно не старее ты моего племянника. Тот скачет по должностям все вверх, а начинал, как ты.

Сашенька была непокойна. Она подозревала, что решение Владимира было спровоцировано появлением в доме учителя. Владимир желал как можно реже бывать дома, потому идет на службу. Так думала Сашенька и силилась отговорить мужа от его затеи.

Соня потопталась нетерпеливо, но на нее не обратили внимания. Прервать беседу она так и не решилась. Что ж, может, это и к лучшему. Не надобно посвящать домашних в свои сомнения. Соня сама тихонечко во всем разберется. Она поспешила к девочкам, которые давно ее ждали, чтобы приступить к диктовке. Однако прежде надобно посмотреть, что с Мишей, не обижает ли его учитель. Соня осторожно заглянула в комнату Миши и никого там не обнаружила. Опять обследовать "апартаменты" Дюваля не было желания. Однако молодая особа прислушалась, чтобы определить, не там ли Миша. Все тихо. Куда же они делись?

Сбежав по ступенькам вниз, Соня услышала из зала странные звуки. Осторожно приоткрыв дверь, она удивленно вскрикнула. Дюваль и его ученик, облаченные лишь в белые рубахи и короткие штаны, азартно размахивали блестящими шпагами. Назвать их упражнения фехтованием было бы излишней смелостью. Соня испугалась, что прыткий учитель ненароком заденет мальчика и поранит его. Однако француз действовал умело и осторожно. Миша же набрасывался на него с восторгом и пылом начинающего. Глядя на красное, разгоряченное лицо своего любимца, Соня убедилась, что в заступничестве он не нуждается. Теперь можно было со спокойной душой приступить к диктовке...

К семи часам явился старый лысый скрипач, а вслед за ним и танцмейстер мсье Бодри, завитый, благоухающий духами и грациозно кланяющийся. Детей собрали в зале для урока танца, зажгли жирандоли с восковыми свечами. Обычно Сашенька сама наблюдала, как Бодри показывает детям шарканье ножкой, поклоны, подходы к ручке и книксы. После занятий она с удовольствием танцевала вместе с детьми, составляя пару Бодри. Соня могла быть свободна. Воспользовавшись этим, она заперлась в своей комнате, достала новую тетрадь, открыла ее и надписала "Журнал наблюдений за Дювалем". Несколько подумав, погрызла перо и тяжело вздохнула.

Грусть охватила вдруг душу девицы. Она почувствовала, что за желанием спасти семью от неприятностей и оградить Сашеньку от предполагаемого искушения прячется вовсе не невинный интерес самой Сони к французу. А как она привыкла быть честной с собой и во всем отдавать себе отчет, то это обстоятельство ее смутило. Силясь хладнокровно оценить положение в доме, бедная дева всякий раз возвращалась мыслями к привлекательному французу. "Уж не ревную ли я его к Сашеньке? – ужаснулась Соня. – Что как вся моя забота – это плод воспаленного воображения?" Она положила перо и закрыла лицо руками.

Разве преступно желать счастья, даже если оно недоступно? Да, у нее нет никакой возможности завоевать любовь приглянувшегося ей человека. В ее лета и с уродливой внешностью какие могут быть ожидания? Остается лишь утешать себя сознанием, что не снизошла в своих слабостях до учителишки, гувернера. А вот Сашенька положительно не столь сильна. И у Дюваля есть шанс, Соня чувствует это обострившимся чутьем влюбленного человека... Влюбленного? Как? Неужто она влюблена? Так скоро?

Да, чувство к Владимиру давно перешло в сестринское, дружеское. Соня скорее по привычке считала себя преданной ему и не обращала внимания на других мужчин. Впрочем, где эти другие мужчины? Их и не было в ее жизни, так она устроила сама. Теперь же словно небеса вмешались в ее судьбу, послав в их дом мужчину-красавца... Нет, не следует питать надежд. Надобно взять себя в руки. Следить за собой, чтобы как-нибудь не выдать истинных чувств к молодому человеку. И выполнить долг, не позволив Дювалю разрушить мир в доме.

Соня вновь взялась за перо, прочла надпись и зачеркнула имя француза.

ГЛАВА 2

1.

У Амалии был магнетический вечер. Ей, наконец, удалось заполучить в свой салон модного магнетизера. Даже она, видавшая виды, была поражена внешностью знаменитости. Он был облачен в подобие бухарского халата, на голове магнетизера покоился странный убор, напоминающий турецкий тюрбан. Кисейные штаны дополняли этот фантастический наряд. Но не одежда прежде поражала воображение, а его взгляд. Турчанинов (так звали магнетизера) был человеком средних лет, дюжинного росту, но в лице его определенно было нечто магнетическое. Пронзительные черные глаза, казалось, смотрели в самую душу, сообщали трепет и беспокойство. Приученная ко всякому, Амалия при первом знакомстве не выдержала этого тяжелого, колдовского взгляда.

Поначалу, еще до вечера, она велела испытать силы магнетизера на ней и храбро отдалась во власть Турчанинова. Испытание несколько разочаровало рисковую даму, она ничего не почувствовала, кроме тепла, которое пробежало по ее телу, когда большие пальцы рук магнетизера коснулись ее больших пальцев. Однако присутствующая при испытании приятельница Амалии с ужасом смотрела на нее. Отчего она так испугалась? Теперь же Штерич предстояло наблюдать со стороны за манипуляциями Турчанинова. Накануне были разосланы билеты во все знатные дома, ожидался большой съезд. Турчанинов не однажды уже выступал со своими опытами в театре, но избранная публика чего-то выжидала, не спешила на его представления. У Амалии был тонкий расчет. Любопытство, подогретое этими представлениями, не позволит приглашенным усидеть дома, а в узком кругу они могут не бояться компрометации. Мартыновым тоже был послан билет.

После испытания Амалия задумала предложить Турчанинову покинуть гостиницу и поселиться у нее. Она еще не знала, зачем это делает, но чутье подсказывало ей, что из дружбы с магнетизером можно извлечь немалую выгоду. И вот все готово к вечеру, гости съезжаются. С тайным удовлетворением Амалия следила за прибытием знатных особ, которые обычно не переступали порога ее дома. Зала, уставленная обитыми малиновым бархатом стульями, заполнялась нарядными дамами и мужчинами в мундирных и черных фраках. Раздавались приглушенные разговоры, сдержанные возгласы приветствия. Сама Амалия, разодетая в жемчужное платье, вся в бриллиантах и перьях, снисходительно принимала знаки почтения от немногих знакомых, постоянных членов ее кружка. Этикет позволял на публичном вечере пренебречь ролью добродушной хозяйки. Турчанинов скрывался покуда в соседней комнате.

Вошла новая пара, и Амалия встрепенулась – это были Мартыновы. Она подавила торжествующий вопль, готовый вырваться из ее груди. Сашенька была прелестна в палевом платье, с косыночкой на шее и простой прической, без буклей. Это обстоятельство несколько подпортило настроение Амалии, но она предвкушала торжество. Подойдя к Мартыновым и приветствуя их, хозяйка бросила откровенный взгляд на Владимира. Ей хотелось позлить вечно спокойную, непогрешимую Сашеньку. Не отвечая на ее взгляд, Владимир холодно поцеловал протянутую руку. Мартыновы проследовали в зал, чтобы занять места.

Амалия кинулась в соседнюю комнату, где скрывался магнетизер. Она подвела его к двери и указала на Сашеньку.

– Постарайтесь вызвать эту даму на магнетизирование. Ее зовут Александра Петровна Мартынова.

Турчанинов несколько времени следил за ничего не подозревающей жертвой, пока та не стала в беспокойстве оглядываться вокруг, почувствовав на себе тяжелый взгляд магнетизера. Вот она шепнула что-то мужу, тот успокаивающе пожал ее ручку.

Представление началось. Митенька Волынцев сидел в первом ряду. Развернувшись назад, он лорнировал присутствующих дам. Не однажды его лорнет останавливался на чете Мартыновых, и лицо бонвивана принимало неприятное выражение. Тем временем магнетизер вызывал недужных и страждущих. Таковых в зале не нашлось. Однако Амалия заранее позаботилась пригласить девицу, страдающую от сильных головных болей. Она уже испытала на себе влияние магнетизма Турчанинова и уверяла, что ей стало не в пример лучше. Девушку звали Наташей, она была рассеяна и бледна.

Турчанинов усадил больную на стул и сам сел напротив, колени к коленям. Установив большие пальцы рук против ее больших пальцев, магнетизер принялся делать пассы. Он возложил руки на плечи Наташи, держал их пять минут, затем шесть раз медленно провел от плеч до больших пальцев. Он держал пальцы на ребрах, делал пассы от головы до колен и стоп. Девица повела себя весьма странно. Уподобившись сомнамбуле, она принимала магнетическое действие с исступленным наслаждением и жадностью. Когда она затихла, впав в дремоту, и Турчанинов хотел прекратить пассы, Наташа вдруг вскрикнула:

– Еще! Еще!

Она хватала магнетизера за руки, будто высасывая что-то из пальцев, обвевала себя ими, как опахалом. Лицо ее просветлело, она разрыдалась.

– Что вы видите? – спросил Турчанинов.

Наташа отвечала, болезненно всхлипывая:

– Я вижу мою бедную душу, она едва теплится.

– Что поможет вашему исцелению? – продолжал спрашивать Турчанинов.

– Надобно магнетизироваться. Пить магнетизированную воду. При магнетизме курить можжевельником, окуривать все тело на ночь.

– Кто из присутствующих болен или нуждается в помощи?

Спящая Наташа несколько помолчала, затем произнесла с усилием:

– Прекрасная дама в третьем ряду, блондинка в палевом платье.

Все ахнули и стали озираться вокруг. Сашенька побледнела и впилась в руку мужа. Все взоры устремились к ней. Магнетизер продолжал:

– Чем больна эта дама?

– Она не больна, но испытывает тоску и внутреннее беспокойство. От этого боль в боку, плохой сон, слабость и неловкость во всем.

– Какие нужны лекарства?

– Ей лекарства при магнетизировании не нужны. Ей нужна диета: чаю не пить, кофе не часто, мяса есть меньше, более зелени, яиц не есть. Сидеть на твердых мебелях, на мягком не сидеть... Магнетизировать ее слегка, осторожно: она чутка нервами.

Сашенька была близка к обмороку. Публика зашумела, появились желающие испытать на себе действие магнетизма. Однако Турчанинов обратился к Мартыновой:

– Готовы ли вы к магнетизированию?

– Ничуть! – твердо ответил за жену Владимир. – Если не желаете, чтобы я призвал полицию, оставьте нас в покое.

Бросив гневный взгляд в сторону Амалии и не обращая внимания на шиканье, он поднялся и вывел Сашеньку из зала. Бедняжка едва передвигала ноги. Ни с кем не прощаясь, Мартыновы покинули дом Штерич. Амалия прикусила губу, но тотчас взяла себя в руки. Ничего, и за это они поплатятся. Предвкушая момент расплаты, она усмехнулась. Скоро наступит час торжества. Задуманное Амалией выходило за рамки привычных интриг, теперь она осуществляла весьма рискованный план. Однако результаты сулили ей небывалое наслаждение и мстительное удовлетворение. Ради этого стоило рисковать...

Внимание Амалии перенеслось на происходящее в зале. Наташа уже не спала, она с любопытством следила за действом и положительно ничего не помнила. Теперь Митенька Волынцев подвергался магнетизированию. Он спал в креслах, неловко закинув голову, а Турчанинов делал пассы. Митенька бормотал:

– Докторское все исполнять. Поставить горчишник на левую икру. Нет! – встрепенулся он во сне. – Я не могу дать удовлетворительных ответов на счет здоровья других: я болен сам.

По залу пронеслись испуганные возгласы. Митенька сомнамбулически продолжал:

– Мне должно пустить кровь из ноги.

– Из которой же именно ноги? – спросил Турчанинов.

– Все равно.

Магнетизер готовился уже дунуть и прекратить сон, как Митенька закричал:

– Нет!

Зал вновь испуганно вскрикнул. Турчанинов спокойно спросил:

– Что еще?

– Не все равно! Надобно пустить из правой ноги!

Турчанинов дунул, и Митенька проснулся. Он озирался вокруг с недоверчивой улыбкой. Он тоже ничего не помнил. Митеньку сменила дородная дама, желающая узнать, чем лечить ее дочь. Однако сколько ни делал пассы магнетизер, дама все не засыпала. Она, как и Наташа, жадно хватала Турчанинова за руки, словно высасывая из пальцев магнетические силы. При этом говорила вслух:

– Я чувствую тепло, о, как горячо! Еще, еще!

Митенька вдруг вскрикнул:

– Смотрите, Наташа уснула опять!

Магнетизер обратился к сомнамбуле:

– Вы знаете дочь этой дамы?

Наташа помедлила и ответила:

– Не знаю, но я вижу ее.

– Вы видите эту особу как будто в фантасмагории?

– Нет, я вижу ее вовсе как наяву. Вот она, здесь. Вот она!

Наташа протянула руку и указала напротив себя. Амалия поежилась от неприятного чувства. Верно, многим в зале стало жутко в этот момент. Магнетизер велел Наташе описать девушку, та монотонно заговорила:

– Она в белом платье, с красной шалью. В руках держит корзину с двумя голубками. Верно, она невеста и скоро выйдет замуж. Вот она улыбается и смотрит на меня. Девушку надобно жалеть. Ей мешают старухи.

Дородная дама дернулась, но ничего не произнесла. Она впилась взглядом в Наташу и ловила каждое слово. Та продолжала вещать:

– Время не ждет. Девице необходим магнетизм. Теперь самый лучший момент для магнетического действия. Прописанные лекарства при магнетизме превосходны.

Амалия тихо поднялась со своего стула и покинула залу. Надобно обдумать, как использовать Турчанинова для себя. Если должным образом направить его силы, то можно многое достичь. А пока следует уговорить его остаться в ее доме.

2.

– Как вам пришло в голову поехать на этот вечер? – возмущалась Соня на следующий день за утренним чаем. – Шарлатан, должно быть, опасен, коль скоро владеет такими способностями! Володя, это непростительное легкомыслие!

Владимир покаянно кивал головой:

– Да уж мы свое получили. Теперь всюду только и разговоров будет, что о нашем уходе из концерта. Амалия скандализована, она нам не простит эту выходку.

Сашенька всплеснула руками:

– А что прикажите делать? На посмешище меня выставили, я едва не лишилась чувств от позора! Кто дал ему право так обращаться со мной?

Владимир рассуждал:

– Но ведь вся знать собралась смотреть на этого проходимца! И кто мог предположить, что он возьмется за нас? Эта девица нам вовсе незнакома. Как он это делает? Верно, подучил. Хотя что-то в этом есть... Животный магнетизм, Меснер...

Он задумался.

Разговор шел по-русски, но Соне показалось, что Дюваль внимательно слушает, о чем беседуют за столом. Она набралась храбрости, чтобы пристально вглядеться в его лицо. Француз ответил ей невинным, чистым взглядом и еще посмел глупо улыбнуться. Соня обратила внимание, что с его пальца исчез дорогой перстень. Ага, это неспроста.

Однако, кажется, она покраснела, так не годится! Скоро все в доме догадаются о том, что происходит в ее душе. И без того Сашенька посмеивается над попытками Сони похорошеть. Давеча накладывала на лицо сырое мясо, чтобы выбелить кожу, да напугала Сашеньку до смерти. Та зашла, чтобы поболтать перед сном и взять томик Стендаля. Дама посоветовала Соне тереть лицо свежим огурцом, да где его взять-то зимой? Еще лед хорошо или снежные компрессы. Даша приносит сок от квашеной капусты, и Соня смягчает им кожу на руках.

Все усилия впустую, Дюваль смотрит лишь в сторону Сашеньки. Худо. Соня всячески уговаривала себя, что она огорчается вовсе не из-за равнодушия молодого человека к ее скромной персоне. Отвлекающий маневр не удался, вот что худо. Однако нельзя терять бдительности.

И только оставшись наедине с журналом, Соня была вполне искренна, не замечая этого. "Журнал наблюдений" сделался ее единственным поверенным.

– Соня, нынче господин Бодри не придет, – прервала ее размышления Сашенька. – Вы могли бы с месье Дювалем свозить детей на каток.

Соня встрепенулась и невольно взглянула на француза, как он примет это предложение. Дюваль почтительно кивнул, а дети радостно переглянулись. Владимир после чая отправлялся в присутствие. Теперь он всякий день уходил на службу, а вечер проводил в клубе или за чтением у себя в кабинете. Сашенька заметно грустила и чаще бывала с детьми. Это она уговорила мужа съездить на вечер к Амалии, и теперь ей было неловко. Соня понимала, что Сашеньке тоже хочется на каток, но при муже она не решается об этом сказать. Она скорее просидит дома одна-одинешенька, чем даст повод к ревности Владимира.

Верно, следовало предложить даме ехать с ними, но Соня этого не сделала. Она убедила себя, что для спокойствия кузена можно пойти на некоторые жертвы. Однако в голове ее тотчас возникла коварная мысль: "Устраняешь сильную соперницу? Мечтаешь побыть с ним без Сашеньки, которая притягивает к себе его внимание?" Соня даже покраснела от стыда за себя. Она взглянула на печальную родственницу и собралась было произнести: "Ты непременно едешь с нами!", как Владимир поднялся и вышел. Ему пора было в присутствие. Сашенька поспешила за мужем. Дюваль проследил ее взглядом, в котором Соня прочла затаенную страсть.

"Нет, голубчик, тебя надобно держать подальше от бедняжки!" – утвердилась, наконец, Соня.

– Господин Дюваль, вы готовы отправиться на катанье? – обратилась она к французу.

– С удовольствием! – коротко ответил учитель и вытер рот салфеткой.

Дети с уходом родителей оживились, пересмеивались, а Миша высокомерно поглядывал на девочек. Он уже гордился своим учителем и задирал нос перед сестрицами. С Дювалем они занимались исключительно мужскими делами: гимнастикой, обливаниями, фехтованием, верховой ездой в манеже и прочее. Все остальные предметы так и остались на совести Сони. Впрочем, она была рада этому: любимец еще нуждался в ней.

Велели подать лошадей. Сборы были скорые, и вот они понеслись в санях к Пресненским прудам. Дюваль сел на козлы возле кучера, Соня с детьми завалилась на шубы. Девочки визжали и смеялись. Миша силился казаться взрослым, но не выдерживал восторга и тоже принимался визжать.

На пруду царило веселье, несмотря на Рождественский пост. Здесь катались студенты, барышни, молодые светские господа, дети с няньками и гувернантками. Соня и Дюваль помогли девочкам навязать коньки к башмакам. Миша справился сам.

– А ты, Соня? – спросил он тетушку.

Она с сомнением посмотрела на Дюваля. Тот понял ее взгляд как призыв к помощи. Он опустился на одно колено, взял в руки коньки и ожидающе замер. Соне поневоле пришлось принять его деликатную помощь, она выставила свою небольшую ножку, обутую в поношенный башмачок. Молодая женщина могла поклясться, что Дюваль на сей раз взглянул на нее с любопытством.

Покуда они веселились, крутили пируэты, падали, вставали, хохотали до изнеможения, француз прохаживался возле саней. Но однажды, поправляя Кате конек, Соня глянула в его сторону и вздрогнула. Дюваль непринужденно беседовал с каким-то кавалергардом, который высунулся из своего экипажа. Что общего у гувернера-француза с русским офицером? В душу Сони вновь проникла тревога. Кто он, этот человек, живущий в их доме? Она до сих пор ничего не узнала о нем. Впору задать вопрос в лоб: "Кто вы, Дюваль?" И что? Он опять покажет рекомендательные письма и бумаги. Однако Соня была готова биться об заклад, что он не тот, за кого себя выдает.

Попрощавшись с офицером, Дюваль продолжал наблюдать за катающимися. Соня умело держалась на коньках, она скользила неторопливо, плавно, делала сложные пируэты и даже снискала восхищение досужих зрителей. Так, уча детей, она научилась сама. Теперь же, под удивленным взглядом Дюваля она словно парила над катком. Все движения ее обрели кошачью грациозность, и откуда что взялось?..

Угостившись после катания сладостями, сбитнем, пирожками, вполне довольные дети завалились в сани. Соня же медлила. Тоже разрумяненная и почти хорошенькая, она стояла перед улыбающимся Дювалем.

– Кто этот господин, с которым вы беседовали давеча? – наконец спросила она.

Француз на миг задумался, словно вспоминая, затем бойко ответил:

– Мадемуазель имеет в виду офицера? Это Коншин, приятель моего прежнего господина, князя Горского.

Соня усомнилась: разве может учитель столь накоротке держать себя с высокородным господином? Однако далее дознаваться не стала, пора было ехать, чтобы не опоздать к обеду. Покуда ехали до дома в сгустившихся сумерках, она все думала о Дювале, прожигая взглядом его широкую спину.

3.

А поздно вечером, когда весь дом спал, Соня лихорадочно записывала в свой журнал:

"Сейчас произошло нечто, от чего я до сих пор не могу прийти в себя! Вот и руки трясутся, писать неловко. Однако все по порядку.

Владимир и Сашенька не вышли к вечернему чаю. Верно, между ними что-то произошло, не желают сказывать. Владимир уснул у себя в кабинете. Все затихло в доме, каждый шорох был слышен. Я читала долго и уже собралась было тушить свечу, как вдруг уловила странный звук. Кажется, рядом скрипнула дверь. Дюваль! «Отчего ему не спится?» – подумала я. Поспешно задув свечу, я выскользнула в коридор. В конце его белел чей-то силуэт. Я не сомневалась, что это француз. Подобно призраку я кралась за ним. Дюваль безошибочно следовал на Сашенькину половину!

Подо мной скрипнула половица, и француз замер на миг. Я обмерла. Что как он обернется? Пусть всюду темно, но моя белая сорочка выдала б меня. По счастью, он не обернулся, двинулся дальше совершенно бесшумно. Как ему это удается, с его-то ростом и богатырским сложением?

Так мы незаметно добрались до двери Сашенькиной комнаты. Я затрепетала. Неужели ему назначено свидание? Могла ли я так ошибиться в Сашеньке? Что же делать? Что мне делать? Дюваль, видно, собирался с мыслями, прежде чем войти. Из-под двери пробивался тусклый свет ночника. Ни звука, лишь мои зубы стучали. А что если он разбойник? Я весьма рисковала, выдав себя. Француз сделал движение к двери, и я не вынесла.

– Стойте! – прошептала я, умирая от страха.

Дюваль вздрогнул и тотчас обернулся.

– Что вы здесь делаете? – продолжила я нападение.

Француз, кажется, опешил от неожиданности. Я уж было перевела дух, но вдруг Дюваль схватил меня в охапку и понес! Как я не лишилась чувств, не знаю! Этот дикарь легко внес меня по лестнице наверх и поставил на пол только в своей комнате.

– Ах, это вы? – удивленно воскликнул он, разглядев, кого принес.

– Вы ждали кого-то другого? – парировала я.

Теперь, когда я пишу, вся эта сцена представляется мне в комическом свете. Можно ли вообразить что-то более нелепое? Два напуганных человека в недоумении уставились друг на друга, готовые и к обороне и к нападению.

– Что вам надобно от Сашеньки? – продолжала я наступать.

Надобно признаться, мой пыл иссяк, когда я оказалась наедине с молодым мужчиной, к тому же полураздетым. Однако следовало его уличить. Дюваль был положительно смущен. Он улыбнулся (сердце мое вновь затрепетало от этой улыбки!) и неловко заговорил:

– Вообразите, сударыня, я с детства страдаю сомнамбулизмом. Бывало, что с крыши меня снимали, а то и с перил лестницы. Блуждаю по ночам, а потом возвращаюсь в постель. Вы меня окликнули и привели в чувство. Я должен благодарить вас, что избавили меня от неприятностей.

Я лишилась дара речи от подобной лжи.

– А сюда меня принесли тоже в сомнамбулизме? – наконец, нашлась я.

Дюваль опять улыбнулся (о, зачем?!) и в глазах его мелькнуло лукавство.

– Это произошло от неожиданности. Я испугался, что вы закричите и разбудите весь дом.

Под его взглядом я вовсе потерялась. Дюваль, кажется, наслаждался моим смущением. Только теперь я вспомнила, что стою перед ним в одной тонкой сорочке. Да и он, надобно заметить, не был отягощен лишней одеждой. Я невольно поднесла руки к декольте. Дюваль рассмеялся:

– После того, что произошло между нами, я как благородный человек верно должен на вас жениться?

Вольно же ему смеяться надо мной! Я презрительно фыркнула и, не прощаясь, вышла.