Текст книги "Святочный сон (СИ)"
Автор книги: Ольга Тартынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Как тать в ночи она кралась по переулку,. Сердце ее замирало от малейшего звука. Куда она шла, зачем, Соня не знала сама. Ноги привели ее в Мертвый переулок, к дому князя. Что же теперь, глухой ночью, ей надобно здесь? Робко глядя на окна спящего дома, молодая женщина остановилась возле темного крыльца с колоннами. Бедная дева дрожала от холода, но не уходила, все чего-то ожидая. Худо понимая, что делает, она приблизилась к двери и протянула руку к шнуру звонка. Однако прежде чем позвонить, она зачем-то толкнула дверь. На диво дверь подалась. Войдя в темные сени, Соня вдохнула нагретый воздух. Во мраке алели угли натопленной печи. Не думая, что скажет, когда наткнется на людей, Соня вошла в переднюю. Силясь вспомнить, где расположена лестница, ведущая во второй этаж, Соня заглянула в комнаты. Всюду тихо и пусто. Девица затрепетала от страха: «Опоздала... Он уехал!» Уже не скрываясь, она толкнула следующую дверь и очутилась перед лестницей, по которой стала подниматься. Соня помнила, где устроен кабинет Горского и уверенно двигалась в темноте.
Завидя свет в соседней комнате, она прислушалась. Кто-то ходил там и тихо бормотал. Соня осторожно взялась за ручку двери и потянула на себя. Дверь не подалась. Подняв руку, чтобы постучать, Соня вздрогнула. В тишине раздался громкий голос князя:
– Филипьевна, это ты там бродишь? Оставь мерзавца в покое. Сам есть запросит, коли припечет.
Голос доносился из раскрытого кабинета князя, где он спал или лежал в темноте. Соня остановилась посреди коридора, чтобы унять сердце, прыгающее от радости: "Он здесь! Он не уехал!" Она встала на пороге и, словно бросилась в холодную воду, решительно произнесла:
– Князь, здесь нет Филипьевны.
– Соня?! – Горский пружиной подскочил с кушетки, на которой лежал, глядя на тлеющие угли в камине.
С изрядным для его мощной фигуры проворством он приблизился к трепещущей Соне и крепко сжал ее в объятьях.
– Ты пришла... Какое счастье, ты пришла... Вообрази, не мог уснуть, думал о тебе... – горячо шептал молодой мужчина, поспешно снимая с возлюбленной шубу и шаря руками в поисках шнуровки.
"Как тайные любовники, сошедшиеся для соития!" – горько думала Соня, но сил для сопротивления у нее не было.
– Мне сказывали, ты уехал... – насилу выговорила она. – Это правда, ты едешь в Петербург?
– Потом, Соня, потом... – бормотал охмелевший от страсти Юрий, и Соня подчинилась ему, отдаваясь чувству с отчаянием приговоренного. "Если уж разлука суждена, упьюсь последним мгновением счастья!" – думала она, помогая князю справиться с ее шнуровкой и крючками. Они уже не помнили, как очутились на полу, на мягком ковре. Последнее, что осталось в замутненном сознании, это блеснувший во мраке бронзовый ангелочек, на широкой груди любимого...
3.
Вернулась домой Соня еще до света. Танька, открывшая дверь, казалось, так и не проснулась. Соня метнулась в свою комнату, кошкой скользнула по лестнице – и вот уже она в спальной кофточке, с гребнем в руке сидит на кровати, глядя в одну точку. Хмель страсти покинул ее, и вернулись тоска и чувство греховности. Князь был ей рад, это верно. Он любит без обмана и без расчета, Соня угадывала это инстинктом. Да и какой расчет соблазнить некрасивую старую деву? Отчего же эта любовь не дарит блаженства, не радует, а тяжким грузом ложится на душу бедной девы?
Она перебрала в памяти сладкие мгновения прошедшей ночи и вновь затрепетала от волнения. Что это? Дьявольский искус, наваждение? Что ждет тайных любовников впереди? Прощаясь с Юрием, Соня страдала. Горский потерянно твердил:
– Соня, я не уеду, когда ты не желаешь! Пусть Коншин едет один. Лишь бы ты приходила ко мне...
Да, она сама согласилась на эту унизительную роль тайной любовницы! Соня боялась предполагать, что будет, если о их связи узнают Владимир и Сашенька... У нее никогда не было секретов от дорогого семейства. И детям в их чистые глаза она смотрела ясно. Прежде...
А ведь все могло бы быть иначе! Отчего Юрий ни раз не обмолвился о венчании? Коль любит, отчего не попросит ее руки? Оттого что она бедна, немолода и некрасива? Но ведь это не помешало ему влюбиться, отчего же мешает помыслить о супружестве? Верно теперь, когда Соня сама отдалась ему, нет надобности? Видно, свою жену князь воображает иной: чистой, девственной, юной... Не простил же он ей, Соне, давнюю любовь к Владимиру. До сих пор – она угадывала это – между ними стоит его разочарование.
Соня не чувствовала, как по лицу ее текут слезы. Неутоленная тоска терзала ее душу. Не было согласия с собой. Соня знала, что теперь не сможет избежать искушения, и вновь и вновь пойдет под покровом ночи на свидание с Юрием. Ведь он не уедет из-за нее, ради нее. Вот только хватит его? Страсть остынет и – прощай, любимый. Он умчится в суетный Петербург, в родной полк, к красавицам большого света.
Соня свернулась клубком под холодным одеялом и мучительно затосковала по горячим рукам любимого, по сильным объятьям, нежным поцелуям. Воспоминания о прошедшей ночи были еще свежи, Соня еще чувствовала на своем теле запах любимого. Закрыв глаза, она представила князя рядом с собой и застонала от безысходности чувств.
... За утренним чаем Даша сообщила, что Сашенька просит к себе кузину. Соня, бледная, не выспавшаяся, тревожно взглянула на горничную:
– Что она? Здорова?
Даша покачала головой:
– Дурно-с.
Соня поспешила к кузине. Едва войдя в полумрак ее спальни, молодая женщина почувствовала неладное. Сашенька в хорошенькой кружевной сорочке сидела на подушках и пристально смотрела на вошедшую девицу.
– Что, душенька, не желаешь ли кофию или чая? – спросила Соня, пряча глаза.
Александрина жалобно вздохнула:
– Нет, мне дурно от кофия, а чай Даша уже приносила. – Она, видно, готовилась что-то сказать, но не знала, с чего начать.
Соня уж было хотела бежать, сославшись на дела, но Сашенька пригвоздила ее к полу вопросом:
– Соня, где ты была этой ночью?
Бедная женщина в замешательстве молчала. Тут Сашенька вскрикнула:
– Соня, что это? – Она указала на косынку, приоткрывшую красноречивые следы любви на шее Сони, и, все поняв, тихо спросила: – Ты была на свидании?
Немилосердно краснея и мысленно воздавая хвалу небесам, что рядом нет Владимира, Соня торопливо поправила предательскую косынку. Однако надобно было отвечать. Мартынова ждала, с изумлением глядя на кузину, точно видела ее впервые.
– Так что же, Соня? – теперь в ее вопросе явственно читались нетерпение и любопытство. – Кто он? Отчего ты молчишь? Ах, возможно ли? – ужаснулась догадке Сашенька. – Это Горский?
Соня опустила глаза и чуть заметно кивнула.
– Что ты наделала, Соня! – трагически прошептала Александрин. – Что будет, если Владимир узнает?
Молодая особа смотрела страдальчески и молчала. Сашенька явила милосердие:
– Я ничего ему не скажу, не тревожься. Но мне ты можешь довериться вполне. Расскажи же, Соня, что между вами?
Бедняжка вспыхнула, слезы стыда полились из ее глаз. Мучаясь и страдая, она поведала свою историю кузине. Рассказав же, Соня почувствовала облегчение, словно с ее души свалился тяжелый камень. Сашенька поможет ей разобраться во всем, она не осудит, она подскажет, что делать бедной влюбленной женщине.
Мартынова приняла рассказ, сочувствуя и удивляясь беспрестанно.
– Соня, раз он любит, отчего не просит твоей руки? – тотчас задала дама роковой вопрос.
– Видно, на таких, как я, не женятся, – горько ответила Соня.
Сашенька задумалась. Да, она знала сколь угодно примеров, когда мужчина, добившись желаемого, охладевал к соблазненной женщине. Что может заставить его после обладания жениться на несчастной ветренице?
– Что же ты наделала! – рассудила Сашенька, задумчиво кусая золотой локон. – Верно, он из породы людей, каковые ценят лишь то, что нелегко дается им в руки. Получив желаемое, они теряют к ней всякий интерес и ищут другую цель. Тебе не следовало отдаваться князю, не заручившись его обещанием жениться.
– Я вовсе не желаю принуждать его жениться! – возразила Соня. – Я знаю, что нам не быть вместе.
Сашенька не нашлась, чем утешить кузину.
– Верно, будет куда лучше, если князь уедет в Петербург, – предположила она, сочувственно глядя на Соню. – Для нас всех лучше. А, Соня?
Бедняжка насилу выдавила из себя:
– Должно быть, лучше.
Однако Сашеньке было мало:
– Ну, вообрази, душенька, что за разговоры пойдут в гостиных, коль скоро узнают о вашей связи! Володя не переживет этого, он вызовет князя!
– Нет-нет, – испугалась несчастная дева, – только не это!
– Соня, голубушка, всюду глаза и уши! Пощади: репутация нашей семьи под угрозой!
Соню как будто хлестнули кнутом. С немым укором она подняла на Сашеньку полные слез глаза. Мартынова застыдилась невольной жестокости и поспешила смягчить ее лаской.
– Ангел мой, Соня, – обняла она кузину, – я понимаю, как тебе тяжело. Я тоже любила, знаю, каково терять... Но выбирать надобно, пока не разразилась гроза.
Она заботливо поправила косынку на шее Сони, сердце которой разрывалось от муки.
– Ты права, – пробормотала несчастная сдавленным голосом, – я не смею рисковать благополучием нашего дома... Я непременно... – она на миг задохнулась, – объяснюсь с князем и... и потребую, чтобы он покинул Москву... Чтобы забыл меня...
Она не могла продолжать. У Сашеньки от сочувствия на глаза навернулись слезы:
– Соня, ангельчик! Ты великодушная, ты святая! – Она поцеловала кузину в бледную щеку. – Однако надобно ли тебе видеться с князем? Что как ты не совладаешь с собой, и тебе не хватит решимости порвать с ним? Не лучше ли вовсе не давать о себе знать?
У Сони не хватало духу ответить, и она молча глотала слезы.
– Нет, – рассудила Сашенька далее, – он бросится искать тебя, больше шуму будет. Нужно написать записку.
– Я все сделаю! – молвила Соня и бросилась вон из комнаты.
Сашенька чувствовала себя скверно. Она горячо сопереживала Соне и страдала за кузину. Однако опыт говорил зрелой даме, что страсть скоро проходит и остается разочарование. Нужно ли губить жизнь ради нескольких счастливых мгновений?
– Нет, я права, – отвечала она сомнениям. – Соня мне скажет спасибо, когда охладеет.
4.
Владимир держал в руках только что распечатанное письмо. И руки его тряслись. Прочитанное им поразило его, как молния. Он вновь и вновь пробегал глазами строчки, написанные кривым, приметно искаженным почерком:
"Милостивый государь!
Вас изволят водить за нос и украшают головным убором всех легковерных глупых мужей. Так примите поздравление с избранием Вас в кавалеры Ордена рогоносцев.
Некий небезызвестный Вам князь весьма счастлив в своих исканиях. В вашем доме он появился вовсе не ради прекрасных глаз своей прежней любовницы. Автору сих строк доподлинно известно, что интрига затевалась с целью соблазнения Вашей жены, в чем он и преуспел.
Остаюсь Вашим слугой,
Каракула".
Письмо пришло по городской почте. Анонимный автор хладнокровно рассчитал удар и попал точно в цель. Мучительные сомнения Владимира получили неожиданное подтверждение. Мартынов скомкал письмо и бросил его на пол. Некоторое время он ходил по кабинету, сжимая кулаки и скрипя зубами. Невыносимая боль терзала его душу. Трясущимися руками Владимир вынул из коробки сигарку и долго силился ее зажечь. Закурив наконец, он поднял скомканное письмо и вновь перечитал. Затем, помедлив, бросил в камин. Глядя, как огонь пожирает бумагу, Владимир несколько успокоился.
Коль скоро все это правда, жизнь для него теряет всякий смысл. Он не станет сносить оскорбление чести и осквернение дома. Убить любовников? Нет, к чему делать из них мучеников? Одну Сашеньку? Или Горского? С бледным, но спокойным лицом Владимир снял со стены дуэльный пистолет. Он долго вертел оружие в руках, погруженный в раздумье. Не проще ли покончить со всеми мучениями, пустив себе пулю в лоб? Он приложил к виску холодное дуло пистолета. За дверью послышались шаги, и Мартынов поспешно убрал оружие от виска. В кабинет заглянула Сашенька:
– Володя, из имения письмо доставили, ты прочти.
Она вошла и положила письмо на стол. Лишь теперь Сашенька увидела пистолет в руках мужа.
– Что это? – испуганно спросила дама.
Самые страшные подозрения пронеслись в ее голове. Мартынов повесил оружие на место.
– Пустяки. Вздор, – пробормотал он, не глядя в глаза супруге.
"Он узнал о Соне! – терялась в догадках испуганная женщина. – И теперь готовится к дуэли с князем? О, Боже!"
– Володенька, душа моя, что с тобой? – рискнула спросить она мрачного супруга. – Чем ты обеспокоен? Что тревожит тебя?
Голос ее был неподдельно нежен, а прелестное лицо выражало подлинную заботу. Мартынов засомневался: правда ли то, что сообщал аноним? "Моя Сашенька не может быть столь коварна и вероломна!" – подумал он, любуясь чертами и несколько округлившейся фигурой Александрины.
– Тебе почудилось, – поспешил успокоить супругу Владимир, теперь уже положительно уверенный в ее невинности.
Однако стоило Сашеньке выйти из кабинета, как демоны сомнения и ревности с удвоенной силой набросились на Мартынова. Ему теперь казалось, что жена вела себя неискренне, она что-то затаила. О, коварная!
Распечатав отчет управляющего и силясь его прочесть, Владимир поймал себя на том, что боится вполне невинного письма. Швырнув бумагу на стол, он сдавил руками виски и глухо застонал. Когда его позвали к вечернему чаю, Мартынов смотрелся совершенным безумцем.
Сашенька и Соня переглянулись, едва он ступил на порог маленькой гостиной, где был накрыт чай. Обретший особую зоркость глаз Владимира тотчас это отметил. Все в дамах ему казалось подозрительным: бледность и поминутное вздрагивание Сони, загадочные взгляды Сашеньки, ее участливое внимание к нему. Бедные женщины не смели ни о чем спрашивать Мартынова, а он кипел бешенством и решимостью вывести всех на чистую воду. Соня все знает, иначе не терялась бы от взгляда кузена. Она совестлива, от этого так неловко себя чувствует в обществе мужа-рогоносца. Или она тоже в заговоре? Еще вернее: служит им на посылках? Мартынов уже ненавидел Соню за все мыслимые и немыслимые грехи. О, женщины, имя вам коварство!
– Володя, на тебе нет лица, – дерзнула молвить Сашенька. – Что-нибудь случилось?
Мартынову хотелось кричать и топать ногами, но он, как все безумцы, блистательно притворился.
– Из имения дурные вести. Воровство развели! – ответил он недовольно.
Раздражение давало ему право покинуть гостиную еще до завершения чаепития и вернуться в кабинет. В помутненной голове его зрело решение.
Тем временем в гостиной воцарилось молчание. Дети, откушав чаю, разбежались поиграть перед сном. Соня безжизненно теребила салфетку. Сашенька в задумчивости поедала черничное варенье из маленькой вазочки. Ей не давал покоя пистолет, виденный ею у Владимира.
– Он странный, – проговорила, наконец, дама, – Что как ему донесли о вашей связи? – Она тревожно взглянула на Соню? – Ты написала князю письмо?
Соня кивнула, не имея сил отвечать.
– И отправила? – пытливо дознавалась Сашенька.
Соня глотнула чаю и насилу выговорила:
– Давеча послала с Тришкой.
– Ума не приложу, что делается с Владимиром, – посетовала Мартынова.
Силясь не плакать, Соня молча коснулась руки кузины и вышла. Она брела наверх, спотыкаясь о ступени и ничего не видя.
Да, она написала и отослала Горскому прощальное письмо. Чего стоило ей это, знает лишь Бог. Письмо вышло сухое, надменное и ничего не объясняло. Бедный Юрий, для него это будет ударом. Теперь Соня готова бежать вслед за письмом, чтобы все исправить, но уже поздно. Поздно...
5.
– Участь моя решена! – радостно возвестил Петруша Коншин, вернувшись после очередного визита к Ланской и расстегивая белый мундир. – Женюсь!
– Бог в помощь, – мрачно ответствовал Горский. – А я уезжаю в Петербург.
Веселый кавалергард сокрушенно вздохнул:
– Отчего едешь один, не ждешь меня, как было уговорено?
Безмолвно сидевший возле господина Эзопка с тревогой взглянул на него в ожидании ответа.
– Все, прощай первопрестольная! Пора расстаться с иллюзиями и принять жизнь во всей ее наготе, – в браваде Горского слышалось исступление. – Вернусь в полк и баста!
Он тряхнул головой и щелкнул пальцем по бутылке, из которой пил давеча. Коншин не ответил. В мыслях он был далеко и все еще созерцал прелестную Ланскую, чувствовал тонкий аромат ее духов, ощущал особый уют ее гостиной. Обворожительная невеста заслонила собой все иные впечатления, поэтому Коншин не стал вникать в суть душевного раздора приятеля.
– Все, спать! А завтра – явлюсь к папеньке и сделаю предложение по всей форме! – радостно сообщил он мрачному князю и отправился в свою комнату.
Горский не шевельнулся, когда за приятелем закрылась дверь. Он долго сидел без движения, уставившись в одну точку. Перед его мысленным взором мелькали картины жизни в доме Мартыновых, тайные свидания с Соней. Князь, как ни силился, не мог понять причины решительного отказа Сони от любовной связи с ним. Письмо, полученное нынче, никак не объясняло столь жестокого разрыва. Соня писала:
"Любезный князь!
Долг и совесть не позволяют мне более встречаться с вами. Прошу вас не преследовать меня и не искать свиданий. Для всех будет лучше, если вы оставите Москву и вернетесь к прежней жизни."
И ни слова более. Горский чувствовал себя потерянным. Соня отреклась от него. Добрая, любимая Соня. Кому же верить после этого? Гадина Амалия честнее во сто крат: она не внушает иллюзий!
– За что, Соня? – шептал он с горечью, и Эзопка страдальчески морщил брови, не зная, чем утешить господина. – Мне больно, любовь моя...
Видя слезы на глазах князя, Эзопка принимался вдруг кувыркаться и строить рожицы, чтобы развлечь его. Не достигнув цели, он затихал и лишь протяжно вздыхал, слушая стоны несчастного князя.
Итак, Коншин женится. Услышав признание друга, Горский почувствовал еще большее одиночество. Дом затих, довершая картину неприкаянности. И вдруг в тишине раздался звон дверного колокольчика. Горский вскочил, прислушиваясь:
– Это она!
Он готов был броситься вниз, навстречу позднему визитеру, но по лестнице уже стучали чьи-то твердые шаги. Князь отступил и рухнул в кресла. На пороге стоял Мартынов. На бобровом воротнике его шинели таяли снежинки.
– Вы, верно, ждали кого-то другого? – криво усмехнувшись, спросил Владимир Александрович.
Горский растерянно поднялся и предложил гостю стул. Мартынов не обратил на его жест должного внимания. Он холодно произнес:
– Прогоните казачка. Дело, приведшее меня к вам, требует совершенной приватности.
– Эзопка, иди к себе, – велел князь, тревожно поглядывая на позднего гостя. Негритенок нехотя подчинился. Он еще надеялся, что его вернут, и все оглядывался, покуда шел к двери.
Когда стихли его шаги в коридоре, Мартынов достал из-за пазухи пистолет. Горский тотчас бросил взгляд на стену, где висели шпаги, ножи, ружья и пистолеты всякого рода. Мартынов был бледен и походил на безумца. Направив пистолет на Горского, он взвел курок. Юрий следил за его действиями, не трогаясь с места.
– Прежде чем я вас убью, я хочу знать всю правду. Вы были любовниками? – Лицо Владимира еще больше побледнело.
Горский прямо смотрел в его глаза:
– Отчего бы вам не вызвать меня? Зачем уподобляться разбойнику?
– Я не хочу рисковать. Вы должны быть убиты. Итак? Вы не ответили на мой вопрос. Вы были любовниками?
Рука с пистолетом дрожала, и Горскому ничего не стоило внезапно вырвать его из рук Мартынова. Однако он этого не делал.
– Да, – ответил князь, и Владимир, вздрогнув, качнул пистолет.
– С каких пор? – насилу выговорил он.
– Что за дело? Вы не можете судить нас за это. Мы любим друг друга! Коль скоро я нарушил законы чести, то готов ответить по всем правилам! – пылко защищался Юрий.
– Ребенок... она носит ребенка от вас? – Владимир дрожал, как в лихорадке.
– Ребенок? – растерянно пробормотал Горский. – Соня мне ничего не говорила... Ребенок... Это меняет дело!
Занятый неожиданным открытием, князь не сразу понял, что произошло. Мартынов опустил пистолет и рухнул в кресло без сил. Закрыв лицо руками, он то ли рыдал, то ли смеялся.
– Отчего же убивать за это? – бормотал Горский. – Соня сама отказалась от меня. Она велела мне убираться из Москвы... Я ничего не знал... Что же делать теперь?
Владимир тем временем успокоился и убрал пистолет. Словно заново родившись, он с любопытством оглядывался вокруг.
– Послушайте, князь, – обратился он к Горскому с неожиданным дружелюбием. – Порядочный человек знает, как поступают в подобных случаях. Однако решайте сами. Я удовлетворен. Мне казалось, вы обижаете кузину. Однако если она сама вам отказала... Я удовлетворен.
Горский был окончательно сбит с толку. Не чая разобраться во всем, он решил увести разговор подальше от опасной темы.
– Вы, верно, знаете модного магнетизера Турчанинова? – поставив перед Владимиром чистый бокал, он налил ему вина.
– Да. Редкая шельма, – ответил Мартынов, скидывая шинель и пробуя вино. – Его ищут. По записке Благочинного я был давеча в Тверской губернии. Турчанинов оказался замешан там в деле о колдовстве и кликушестве. Медицинский совет приговорил негодяя к Сибири, но он бежал. Как сквозь землю провалился. Впрочем, я не занимаюсь его делом. Безмерно рад, что на него нашлась управа. Вот только бы сыскали мерзавца.
– Следуйте за мной,– предложил Горский, взяв со стола свечу и направляясь к двери.
Несколько насторожившись, Владимир Александрович пошел за ним. Пройдя по коридору шесть шагов, они остановились возле запертой двери. Горский достал из кармана ключи и отворил ее. Взорам мужчин предстала живописная картина. На ковре, подложив под себя подушки, спал магнетизер. Его чалма упала на пол, обнажив прозаическую лысину на макушке. Возле спящего пленника стоял изрядно опустошенный поднос с кушаньями и вином. Верно, Турчанинов не вынес мук голода и подчинился требованиям желудка.
– Вот он, – прошептал Юрий, указывая на колдуна. – Сидит на гауптвахте.
Владимир удивленно поднял брови:
– Но как он оказался у вас?
Вновь запирая комнату и пряча ключ в карман, Юрий ответил:
– Арестовал его в доме кузины. Шарлатан обобрал ее до нитки, готовился осуществить последнее злодейство, но я помешал. И что теперь с ним делать, ума не приложу. Мне такой постоялец ни к чему.
Они вернулись в кабинет Горского, и Юрий рассказал внимательному собеседнику злосчастную историю Амалии.
– Что ж, – произнес Владимир, – завтра я пришлю за ним полицейских. Пусть для злодея это будет сюрпризом.
В подкрепление задуманного мужчины выпили вина. Уходя от Горского, Владимир Александрович произнес:
– Возвращаясь к давешнему разговору, рекомендую вам хорошенько подумать, как быть с Соней. Кузина мне дорога, и я хотел бы, не шутя, видеть ее счастливой.
Юрий не спал всю ночь. Он ходил по кабинету туда-сюда, укладывался на кушетку и вновь вскакивал, брался за перо, чтобы писать, но перо летело в сторону, так и не коснувшись бронзовой чернильницы. Горский силился разгадать смысл последних слов Мартынова. Как совместить их с запиской Сони? Мартынов явился, чтобы защитить честь кузины, но узнал о решении Сони порвать с князем и отступился. Он был удовлетворен. Однако честь кузины при этом не была защищена. Что же выходит? Значит ли все это, что Мартынов вовсе не против связи Сони с ним, Горским? О чем же князь должен подумать?
Да, ребенок! Коль скоро Соня ждет ребенка, то о чем здесь думать? Надобно венчаться! Вот что желал Мартынов для кузины. Он говорил, что хочет видеть Соню счастливой. Как же еще, если не обвенчанной с отцом ребенка? Юрий утомленно тер глаза и тряс головой. Однако Соня отвергла его. Почему? Ах, вот почему! Она горда и не желала принуждать князя. Потому и про ребенка ничего не сказала.
Надобно венчаться! Мартынов теперь не прогонит его, князь это знал наверное. Почему ранее ему не приходило это в голову? Ведь все так просто. Лишь Соня способна сделать его счастливым, спасти от одиночества. А ведь он готов был бросить все и уехать! Без Сони. От одной мысли, что он мог навсегда потерять любимую женщину, Юрий похолодел.
Засыпая на рассвете, он уже знал, что будет делать дальше.
6.
Соня тоже не спала в эту ночь. Она плакала, а когда слез уже не осталось, взяла с полки томик стихов Баратынского. Она листала и перечитывала любимые строки и после твердила вслед за поэтом:
Подобно мне любил ли кто?
И что ж я вспомню, не тоскуя?
Два, три, четыре поцелуя.
Быть так! Спасибо и за то.
Наутро Соня исполнилась решимости жить дальше, будто Горского и в помине не было. Она с сомнением посмотрела на прелестное ситцевое домашнее платье. Не спрятать ли его в сундук, где оно покоилось прежде? Достать старое темное облачение, надеть привычный чепец и выкинуть из головы любовный бред.
Нет, теперь Соня другая. Пусть она никогда не будет счастлива, пусть должна отречься от своей любви и забыть князя, – вернуть прежнюю Соню уже не можно. Облачившись в ситцевое платье, молодая женщина не забыла о прическе, о хорошенькой косынке, которая оживляла ее лицо.
Листая перед уроком "Грамматику" Греча, Софья Васильевна с грустью думала о том, что впереди еще, вероятно, долгая жизнь, труды и горести, маленькие радости и постепенное угасание... Жизнь без него. На ум пришли слова какого-то француза: «Бал продолжался, но праздника уже не было». Что ж, праздник в ее жизни был, она пусть недолго, но была счастлива, чего же боле?
Да разве счастье бывает длительно? Никогда. И не надобно так много плакать, девочки встревожатся. Прелестные малютки так привязаны к тетушке! Она совсем забросила бедняжек! Конечно, Сашенька теперь приметно больше уделяет им внимания, но они привыкли к Соне, к ее постоянной заботе, к участию во всех их маленьких делишках... А Миша вовсе отдалился, стал чужим, нахватался у мальчишек грубых манер, гадких словечек. Нет, нет, да вспыхивают ссоры между ним и тетушкой. Миша бравирует свободой, которую ему дает пансион и его положение в доме. Соня не раз уже жаловалась Владимиру на распустившегося мальчишку, но кузен лишь смеялся в ответ:
– Не все ему в твоей оранжерее взрастать, пусть мужает среди сверстников. Дурные манеры – это не беда, можно поправить. А дурные помыслы надобно выбивать!
Однако в дурных помыслах Миша, слава Богу, покуда замечен не был. А вот Соня испытывает укоры совести, глядя на питомца. Она требовала от Миши забыть любимого учителя, в то время как сама она... Ну, полно, опять слезы полились! Какая же вы, Софья Васильевна, плакса. Соня захлопнула книгу, тонким белым платочком утерла лицо и направилась в классную комнату, где ее уже ждали девочки.
Владимир в этот день не поехал к должности, удивив всех домашних и весьма обрадовав Сашеньку. Сделав с утра кое-какие распоряжения и послав по казенной надобности человека, он предался радостям семейственной жизни. Владимир был вдвое против прежнего веселее и приятнее, шутил с Соней за утренним чаем, ласкал девочек (Миша уже уехал в пансион). На Сашеньку смотрел с нежностью, предупреждал все ее желания.
Александра Петровна немало дивилась этому преображению. Давеча она тревожилась за его жизнь, а сейчас все ясно опять на семейном небосклоне. Ничего не понимая, но чувствуя, что причин для беспокойства более нет, Сашенька удалилась к себе. Она второй день уже писала ответ на письмо бедняжке Биби. Варвара Михайловна сообщала, что государь простил Горского, и теперь она с нетерпением ждет князя в Петербурге. В своих несчастиях Биби утешается лишь надеждой на встречу с возлюбленным. Государь оставил ее своей милостью, теперь бедняжка полностью во власти злобного супруга.
"Однако, представь себе, – писала далее Биби,– мой Бурцев сделался смирным с некоторых пор. Вообрази, mashe`re, мое изумление: Василий Афанасьевич давеча преподнес мне превосходные серьги с бриллиантами немалой цены! Верно, среди зимнего неба гром грянет или Нева вспять потечет! Мне даже сделалось жаль его: бедняжка так много трудится, заботится обо мне, о нашем благе, а я так эгоистична! Он вполне заслужил награду, и не смейся надо мной! Да, я снизошла к его ложу... Что же мне делать, monange, я страх как не терплю одиночества! Уже подумываю, не примириться ли мне с Бурцевым вовсе?"
Сашенька улыбнулась. Возможно ли, что ее пылкая Биби наконец угомонилась? Однако князь не к месту теперь и в Петербурге. Желая поделиться прочитанным с супругом, Сашенька постучалась к нему в кабинет.
– Войдите! – услышала она и отворила дверь.
Владимир сидел за столом, углубившись в бумаги, разложенные перед ним.
– Ты занят, мой милый? – робко спросила Сашенька.
Мартынов оторвался от бумаг и тепло посмотрел на супругу.
– Только не для тебя, душа моя. Что тебе?
– Так, пустяки. Над чем ты трудишься? – Сашенька пристроилась на подлокотник кресла и обняла мужа за шею, заглядывая в его бумаги.
Владимир ловко обхватил ее за талию и привлек к себе на колени.
– Вообрази, думаю, как выделить Соню. Картина безотрадная получается: без Сониного дохода нам придется подтянуть пояса и изрядно сократить расходы. Может быть, отказаться от парадного выезда, заложить дом... Твоя деревня нынче почти без урожая, и я велел все мужикам раздать. Авось до весны дотянут. Недород, провал его возьми!
– Но зачем выделять Соню? – удивилась Сашенька. – Неужто из-за Марьи Власьевны такой переполох? Полно, Володенька, она не со зла говорила! Ни к чему себя терзать, подсчетами заниматься. Соня ведь никуда от нас не уходит.
Мартынов поцеловал жену в лилейную шейку и ответил туманно:
– Как знать.
Тут ему сообщили, что прибыл курьер с казенной депешей, и Сашенька, оставив мужа, в раздумье удалилась к себе.
7.
Отправляясь с детьми к обедне, Соня все смотрела по сторонам в надежде увидеть юркого арапчонка. Однако вот они уже возле Успения, а Эзопки нет как нет. День выдался солнечный и приветливый, хотя о весне покуда еще не было и помина. Всю неделю стояли морозы, дули метели, словно и не канун марта на дворе. В последний раз оглядевшись, Соня вошла в церковь. Усердно молясь и слушая чудесное пение, она нет-нет да поглядывала окрест, хотя положительно знала, что сюда Эзопка не войдет. Может, она ждала не посланца любви, а самого возлюбленного?
Как трудно расставаться с иллюзиями! Чего она ждет? Ответа на свое оскорбительное послание? Надеялась, что Горский не подчинится ее требованию и станет искать встречи? Ах, как жаль, что она вернула письма князю! Ей было бы утешение перечитывать их вновь и вновь... Сколь красноречив был князь, сколь пылок и настойчив в своих любовных посланиях! Где теперь его настойчивость? Стало быть, права Сашенька: получив желаемое, завладев душой и телом девицы, он остыл?
