Текст книги "Дочь лорда (СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Долгие часы вынужденного безделья по-прежнему тратятся на тренировки. Согревает. Укрепляет мышцы. И с ума сойти не дает. Пока чувствуешь себя сильной – ты жива!

Гимнастика и бег на месте. Борьба – ей учил отец. Фехтование «с тенью против тени» – спасибо ему же.

Наизусть – математические формулы и баллады, романсы и рыцарские романы, исторические хроники со всеми датами и героями, легенды и предания. Не раз и не два перечитанные в детстве.

И каждую ночь, прежде чем заснуть, – с неведомой прежде холодной рассудочностью представить, что сделаешь, когда получишь свободу. Особенно – что ждет Полину… и Леона.

Невыносимее всего донимают даже не холод и голод. Отсутствие книг. Любых. Сейчас бы сюда хоть житие самого занудливого святого! А еще лучше – перо, чернила и бумагу.

О судьбе оставшихся в замке сказок лучше не думать! Давно стали растопкой в личном камине Полины. Восстановить удастся вряд ли. Одни и те же слова редко ложатся в прежние строки…

Значит – будут другие сказки. И новые истории. О чужой любви и дружбе!

Потом. Когда амалианское аббатство останется в кошмарном, но далеком прошлом.

Еще мучительнее грызут мысли о сестренках. Особенно – о самой слабой. И это – не Иден. Младшая всегда была немногословной и рассудительной – чуть ли не с рождения. Она справится.

Но Эйду ей не защитить. Иден всё-таки не скандалистка Ирия. А Леон – не Эдвард Таррент, и сёстры ему безразличны. Только бы не решил, что еще и опасны!

В двадцать восьмой вечер заключения Ирия привычно задержалась у окна. Плечи греет жесткое, но – как выяснилось – сравнительно теплое одеяло. Ветер Месяца Сердца Осени треплет волосы, студит лицо.

И пробирает до костей холод.

Но всё равно – не закрывать бы подольше ставни! Не оставаться наедине с духотой.

Просто стоять и стоять здесь. Вдыхать свежий, пусть и сырой воздух. И смотреть, как стелется по небу клин журавлей. На юго-восток. В Квирину, наверное…

Ирия улыбнулась. Может, это – уже начало безумия. Но так хочется еще и присмотреться к птицам! Понятно, что та, знакомая, давно потеряла бусы. Да и в стае журавлей маленькой серой птахе – не место…

Всё равно! В тюрьму… в монастырь хуже любой тюрьмы замуровали. Так теперь уже и на птиц любоваться нельзя? Без всяких бус?

Ирии и так почти всё теперь – «нельзя». Даже жить.

– Одинокая птица, ты летаешь высоко…

Это что, в глубине сознания поет будущее безумие? Хотя – почему «будущее»? Судя по визитам призрака (кстати, куда делся?), Ирия спятила еще в замке.

И всё же…

Узница невольно огляделась, прислушалась…

– …и лишь безумец был способен так влюбиться…

Рокот бьющихся о скалы волн, вой осеннего ветра. И чей-то голосок – тоненький, едва слышный. Определенно – из-за окна. Справа – со стороны стены.

А во дворе – никого.

Творец милосердный, это же поет другая пленница!

– За тобою вслед подняться, за тобою вслед подняться,

Чтобы вместе с тобою разбиться,

С тобою вместе разбиться,

С тобою вместе разбиться!..[1]

– Эй! – Ирия, решившись, приникла к решетке. – Кто ты? Меня зовут Ири, Ирия Таррент!

Голосок смолк. А когда Ирия уже лишилась надежды, прорыдал – громче, чем прежде пел:

– Меня зовут Ирэн Вегрэ!

Южанка. Не считая матери и Полины, южан Ирия в последний раз видела во время восстания. С одним – Анри Тенмаром – даже разговаривала. И даже…

А ещё – он погиб, пытаясь ее спасти! Что за проклятый мир – где умирает за тебя полузнакомый офицер, а предают родные люди?

– Пожалуйста!

Теперь подругу по участи слышно громче – она уже кричит! А ветер воет – соревнуется с несчастной Ирэн.

Впрочем, счастливых заключенных не бывает.

– Если когда-нибудь окажешься в Тенмаре… И встретишь Клода Дарлена… Скажи ему: Ирэн его не забыла и не бросила. Ее просто… навсегда заперли здесь!..

Глухие рыдания.

– Ирэн, я обещаю. Но ты точно выйдешь раньше меня! Если найдешь моих сестер… дочерей лорда Эдварда Таррента, скажи им: их сестра Ирия ни в чём не виновата!..

– Обещаю! Но меня никогда не выпустят!..

Заскрипевшее окошечко явило лимонно-желтую постную рожу. Новую.

– Бери еду и воду. И кончай орать! – расщедрилась на непривычно длинную фразу очередная грымза в сером балахоне.

Эти… дамы менялись уже раз пять или шесть. Очевидно, чтобы не успели сговориться с узницей.

– Еще раз заорешь – переселишься в подвал! К голодным крысам.

Крысы уже не страшны. Люди – куда хуже!

– Связанная по рукам и ногам, – напомнила подробности монахиня. Не иначе – с той, первой, вместе сочиняли. – Через денек-другой то, что от тебя останется, из подвала и вынем!

Мымра расхохоталась, довольная собственной шуткой.

Девушка быстро приняла у сушеной воблы кашу, хлеб и кувшины с водой. Грязную заберут позже.

И облегченно вздохнула, когда окошко захлопнулось. Удостаивать такую ответа – много чести. И подобной серой мыши Ирия еще пыталась что-то объяснять? Да лучше всю жизнь молчать!

Когда-нибудь дочь лорда Таррента сроет этот монастырь! На Птичьем Острове будет симпатично смотреться рыбацкая деревня. Раз уж сад здесь не разбить – слишком холодно.

Особенно – ночами. Когда прочь бежит сон. И не дают покоя прощальные слова матери. Причем – еще не самые жестокие.

… – Я никогда никого не предавала.

– Ты в этом уверена?..

Почему «сестра Валентина» бросила напоследок именно это? Тогда узница решила: чтобы оставить последнее слово за собой.

Откуда же взялись сомнения потом? Ведь Ирия и в самом деле не предавала! Никогда и никого.

2

Сад…

Розы – алые, белые, золотые, синие. А еще – фиалки, крокусы, хризантемы, астры.

Вечнозеленый сад, а в центре – древнее святилище. В сияющей радуге прохладных фонтанов.

Лучезарный алтарь богини Любви. Самой светлой и доброй – среди Живущих в Светлом Ирии. И самой жестокой. Ведь нет ничего страшнее оскорбленной любви…

…Тает столь явственный аромат роз. Мерцает призрачный свет.

Бледный силуэт у серой стены. В тонкой руке – лунная свеча. А сквозь всё это – грязный обшарпанный камень.

Старые знакомые.

На сей раз Ирия даже не испугалась. А думала – здесь только местные невинно убиенные рано или поздно в гости заявятся.

Ну и пусть бы приходили. Лучше привидения, чем никого. Сходить с ума – так сходить. Можно подумать, сады и фонтаны снятся узникам в здравом рассудке…

Единственный призрак, чье появление действительно расстроит, – Анри Тенмар. Его призрачная тень убьет любую надежду. Если он здесь – значит, той злой весной ледяные воды Альварена сомкнулись над ним навсегда…

А так думать нельзя. Почему храбрый черноглазый герой не мог выжить? Пусть в ледяной воде, пусть с раной в груди?

Хочется верить в чудо. И сейчас сильнее, чем когда прежде.

Если так бывает – значит, и Ирия выживет! Анри преодолел ледяное, гибельное озеро. А она – ледяные, не менее гибельные стены хищного аббатства.

Ирия выдержит. Должна же быть в этом мире справедливость!

– Здравствуй! – кивнула живая девушка призрачной. Садясь на жесткой постели и кутаясь в единственное одеяло. То самое – из грубой шерсти. Постирать бы его, да замены нет. Пока высохнет – околеешь. А замерзать лишний раз – совершенно незачем. Ни пока оно сохнет, ни сейчас. – Добро пожаловать. Извини, угостить нечем.

– Так уж вышло, не крестись,

Когти золотом ковать.

Мерцающая фигурка медленно заскользила по воздуху. Приближаясь к Ирии.

– Был котенок – стала рысь,

Мягко стелет – жестко спать…

– Ты хочешь о чём-то предупредить? Да?

Дочь Лорда вскинула руку – правую. В левой – бледно-золотистая свеча. А на указательном пальце – старинное кольцо с гербом. Хищно сверкает червонным золотом.

Ирия никогда не жаловалась на зрение. Но то ли тусклое мерцание слабо разгоняет мрак, то ли еще что причиной, только герб не разглядеть.

– Колечко-колечко, возьми человечка, – пропела девушка-призрак.

Что за камень? Черный такой? Помнила же Ирия название… Почему сейчас забылось?

Черный? Только что был алый рубин!

– Убьешь человечка – получишь колечко…

Вроде бы и бояться сейчас нечего. Так почему холодный пот прошибает? До самых костей. В холодном, между прочим, помещении.

Простудишься на самом деле – кто лечить станет? Призрак? Ухаживать здесь некому. Да и лекарств никто не даст. Они дороже жизней всех заключенных вместе взятых.

А мысли лихорадочно мечутся. Какого еще человечка? Полину? Леона? Роджера Ревинтера? То есть теперь он – виконт Николс, чтоб ему сдохнуть!

А может – короля Карла? Ого, размахнулась!

И что зловещего в кольце? Что оно символизирует? На гербе – пиратский череп с костями? Или замужество с седоусым чёрным вдовцом? Уже уморившим пять жен?

Да всё не так страшно, как мерзлое аббатство. И любой седоусый – смертен.

А великие чернокнижники из легенд только там и существовали. Сотни лет не пройдет – и Алексис Зордес-Вальданэ запросто превратится в жуткого черного мага. Продавшего душу самому Темному. И теперь обреченного на вечное проклятие. Ну и вследствие этого – пьющего по ночам кровь девственниц и младенцев.

А его жена – красавица Кармэн Ларнуа нир Вальданэ – станет в этой крови купаться. Чтобы навсегда остаться молодой.

После легенды о святой Амалии уже ничто не удивит.

Так что за кольцо?

– Помощь принимай – сестру не отдавай, – пропела дева-привидение, шелестя светло-зеленым платьем.

Зеленым? Его цвет уже почти не разобрать. Всё бледнее силуэт, тише голос…

– Подожди! – в отчаянии вскрикнула Ирия.

Какую сестру? Эйду? Иден? Кати – сестра лишь на словах…

Кому не отдавать? И кто вообще вздумает предлагать эту «помощь»?!

– Что ты имела в виду? Какое кольцо? При чём здесь оно? Кому не отдавать сестру? Как мне отсюда выбраться?! Ответь!..

– Не ошибись. Открой окно…

Миг – и призрачная девушка исчезла. А келья вновь погрузилась в печальный мрак.

3

Еще несколько мгновений Ирия сидела на месте. Успокаивая бешено колотящееся сердце, обнимая руками колени, привычно кутаясь в одеяло.

А потом – проворно вскочила – взлетела! И метнулась к окну.

Задвижку нащупала инстинктивно. За пять недель в этом кошмарном месте тело изучило узилище – до мелочей. Захочешь – не промахнешься.

Полная луна – ярче чахоточного румянца. Вмиг высветила все закоулки.

Узница отшатнулась от окна – сама не зная почему. И тут же выругала себя – дурой и похлеще.

Кто тебя увидит, истеричка? Кто вообще станет бродить по острову под окнами аббатства? Да еще – ночью? Зачем?

Какого идиота понесет сюда добровольно?

А с берега узниц тем более не разглядеть. Какая луна – костер в светлую ночь не поможет!

Прильнув к ледяному камню щербатой стены, девушка осторожно выглянула в окно. Конечно же – никого там нет.

Пока шарахалась от безвинной луны – выпустила из рук одеяло. Теперь оно скользит на пол. А ледяные лапы ветра ласково прошлись по плечам и шее.

Ирия поспешно наклонилась за импровизированной накидкой.

И с озера донесся еле слышный плеск воды…

У узников до предела обостряются зрение и слух. В книгах. Сама такое писала…

Ирия очень внимательно прислушалась – не веря самой себе. Нет, не померещилось! К берегу сейчас подплывает весельная лодка. С правой от камеры стороны аббатства…

Выпрямилась узница с трудом. Ноги ослабели как у больного лихорадкой. Да и трясет не меньше.

Вот так и сходят с ума! И нет ничего хуже, чем дать надежду, а потом отнять. И ведь умом понимаешь – не за тобой это! Не приказ о помиловании и не неведомый спаситель.

Но уже ждешь шагов на лестнице, скрипа ключа в проклятом замке ненавистной двери… Или оцениваешь на прочность решетку – легко ли перепилить?

…В коридорах Ауэнта редко раздаются шаги. И пока в двери проворачивался ключ, Ирия почти поверила – это спасители!..

А после ухода притащившего последний ужин слуги едва не разревелась.

Тогда она сдержалась. Потому что продолжала верить. Потому что был жив папа…

…В эту ночь каменное спокойствие Ирии разлетелось дымом последних осенних костров. Она то садилась на топчан, то лихорадочно бродила кругами. Почти металась по камере. Ждала, ждала, ждала…

За окном привычно засерился очередной унылый, промозглый рассвет. Пополам с моросящим дождем.

Ирия рухнула на кровать – лицом к стене. Отчаянно рыдая. От разочарования, от сразу всех рухнувших надежд.

И от ненависти. К себе – дуре этакой. К тем, кто запер ее здесь.

А теперь – еще и к призраку. К последней, кто еще мог предать. И не замедлил.

[1] Стихи И. Кормильцева.

Глава пятая.

Глава пятая.

Квирина, Сантэя.

1

Дико раскалывается голова. Змеи, да она сейчас лопнет! И… где Серж лежит?

На чём-то мягком. Матрац, причём – с простынёй. Приятно прохладной. А сверху – одеяло. Легкое.

Не трясет – значит, не карета! Хотя, возможно, сейчас привал. Или ждут, когда очнется пленник. Конвоируемый.

Юноша осторожно приоткрыл левый глаз.

Совершенно незнакомое помещение. Лазарет?

Вот теперь Кридель испугался по-настоящему. Волосы дыбом встали от жуткой догадки, где он в действительности!

Относительно мягкая постель. Закуток не больше каморки слуги. Отделен темной ширмой от соседней комнаты.

Или залы. В пользу последнего доносятся приглушенные голоса товарищей. Весьма многочисленные.

А рядом с Сержем на стуле – Жан Вальден. Лицо – небрито, взгляд – встревожен.

Но вмиг просиял при виде открывшего глаза больного:

– Хвала Творцу! Я уж боялся – проваляешься неделю. Рауль – силен как медведь. И лапа у него тяжелая.

Дошло мигом. Даже сквозь головную боль.

– Кто… дал… ему право? – раздельно произнес Кридель.

– Лежи, Серж. Тебе нельзя, – Вальден слегка надавил ему на плечи.

Еще вчера Кридель легко сбросил бы подобную хватку. Но сегодня – слаб как новорожденный.

Да он такой и есть! Если б Рауль его не оглушил – бывший дезертир трясся бы сейчас под конвоем. В тюремной повозке.

До границы, а потом – до Лютены. До площади – с позорной плахой.

Сегодня (или уже «вчера»?) окончательно умер эвитанский дворянин. И родился… Кто? Гладиатор Квиринской империи?

Бедные родители! Такого они не переживут точно.

Не переживут и его казнь – если совсем честно. Так уж вышло, что Сержу досталось лишь два пути. И «оба хуже».

Но он имел право решать за себя сам! Уж как-нибудь нашел бы способ свести счеты с жизнью – до казни. А Рауль с ним… как с мальчишкой! Какое имел право…

– Где я? – устало спросил Серж. Хоть и так догадался.

– В казарме. Здесь только мы, иностранцы – в другой… – Жан будто оправдывается.

Конечно, ему-то что? Не дворянин. Герб от пребывания в гладиаторах не пострадает. За отсутствием такового.

Несмотря на весь кошмар, юноша невольно усмехнулся. Простодушный сержант сам-то понял, что сказал? Какие «иностранцы»? Это они в Квирине – иностранцы.

Вальден истолковал его улыбку как примирение с судьбой. И окончательно расцвел – летним солнцем:

– Ты уж не сердись на Рауля! Он как лучше хотел…

Да, тюрьма свое дело сделала. Сын барона Криделя только сейчас заметил, что Жан ему всё время «тыкает». Мещанин – дворянину.

Слегка коробит, но виду Серж не подал. Не в Эвитане. А у них тут за полтора года свои привычки завелись. Как в любой тюрьме.

Интересно, Жан – грамотный? Должен. Иначе как расписывается? Закорючку ставит?

Кридель едва не подскочил на месте. Не на шутку перепугал встревоженного его здоровьем Вальдена.

Анри мог приказать им стать гладиаторами, наемниками, монахами и еще Темный знает кем. Но в договоре о вольнонаемной службе должна стоять личная подпись. Свидетельствовать, что подчиненный согласен. Потому что он вполне может отказаться.

Так какой Кридель, к змеям, гладиатор? Если ничего не подписывал? Он еще вполне может…

А сомнения и горечь – недостойны истинного дворянина. Их нужно подавить! Безжалостно.

Юноша сел на кровати. Голова еще слегка болит и кружится. Ну да скоро станет не до таких мелочей!

– Жан, поможешь дойти? Я должен видеть Анри. Без подписи недейст…

– Всё в порядке, Серж, – в очередной раз не так понял Вальден. – За тебя расписался виконт Эверрат. Он от природы любой почерк переймет.

Юноша устало откинулся на подушки. И прикрыл глаза – чтобы точно не видеть радостного лица простолюдина-сержанта.

Теперь-то уж точно ничего не исправить! К меньшему или к большему злу, но бывший корнет Кридель отныне – квиринский гладиатор.

2

Они решили предоставить Сержу подуться вдоволь. Вальден ушел, и никто другой сочувствовать раненому не явился. Битому то есть.

Ну и пусть! Единственный человек, кого действительно хочется видеть, – друг из прежней, доквиринской жизни. А он – неизвестно где.

Бывший корнет Кридель – отныне одинок. Ну и что?

– Серж…

Нет, он ошибался! Оставят в покое, жди!

– Что?! – раздраженно обернулся Кридель.

Крис растерянно замер у ширмы.

Серж сбавил тон – едва увидел вмиг расстроившееся лицо Кристиана. Он-то точно ни в чём не виноват!

И волноваться ему нельзя. Кто-то (кажется, Конрад) упоминал, что у Криса болезнь легких. Чуть что – удушье. Лет с двенадцати, вроде.

– Я хочу побыть один, – Кридель честно попытался выдавить улыбку.

Вряд ли удалось. Жаль, себя не видно.

– Серж, там нужно выйти… на построение…

Крис – от природы застенчив. И не всегда может подобрать слова. Хуже самого Криделя.

Нашли, кого посылать!

– Анри всех ждет. И Рауль просил…

Да, «Рауль просил» – это очень серьезно и многозначительно! Он ради подполковника себя на куски порвать даст. А если понадобится – притащит одного строптивого корнета на построение за ухо. Влепив по дороге пару-тройку подзатыльников.

Ну и пусть! Если решится. Что Керли забыл о дворянской чести и лезет с кулаками на другого дворянина – его позор, а не Сержа. От Вальдена научился?

Нет, тот ведет себя приличнее.

Творец, во что превратится сам Кридель? После тюрьмы, амфитеатра, боёв на потеху озверелой толпе? Будет ли еще помнить о дворянской чести?

Но пока – не забыл. И Раулю придется с этим считаться!

– Никуда я не пойду!

– Но мы все должны явиться на перекличку…

– А пусть за меня откликнется виконт Конрад Эверрат! – ехидно предложил Серж. – Раз он всё за меня делает. Или сам Рауль. Темный их забери, я не выбирал эту казарму!

Всё-таки взорвался! И наверняка обидел Криса…

– Я… я всё понимаю… – Кристиан путается в словах. Даже больше, чем обычно – когда волнуется. – Я правда понимаю, Серж… Но ты должен… Теперь уже слишком поздно. И, кроме того…

Крис на миг умолк, чтобы привлечь внимание. Но не дождался и выпалил:

– Серж, на плацу твой друг Роджер! И… мне не нравится, что там может произойти!

– Роджер – здесь?! – Кридель пулей вскочил с кровати.

Долой грусть и тоску! А заодно – капитана Керли. И его методы убеждения строптивых корнетов.

– Здесь… но… Серж, я должен тебе объяснить…

Куда там! Дальше Кридель уже не вслушивался.

Сейчас он увидит Джерри! Наконец-то обнимет лучшего друга!

3

Это – дурной сон. Кошмар! Такого просто не может быть…

Но есть.

Серж знал – в жизни случается то, что потом не забыть никогда.

…Пыльная лесостепь на квиринско-эвитанском пограничье. Собственная рука поднимает оружие – выстрелить в спину своему.

Ошеломленное лицо умирающего…

Шальной заплыв через Тан… В ожидании роковой пули – вдогонку.

Заслуженной пули…

Серж тогда еще не знал, что по-настоящему страшно – потом. Когда наваливается осознание содеянного. Непомерным грузом.

Роковое дезертирство, плен. Дорога до Сантэи. Тюрьма для военнопленных. Приказ о выдаче Эвитану – читай: Всеславу! Превращение в гладиатора…

Разве всё это страшнее потемневших от смертной ярости глаз Анри Тенмара?

Нет, не так. Подполковника!

От товарища по плену отделяет бездна. Почему Серж понял это только сейчас? Анри Тенмар мог смеяться и шутить. Но он убил десятки врагов. Если не сотню.

Жгучий лед в глазах, чеканный шаг. В сторону Роджера Николса. Под одобряющими взглядами своих.

Серж никогда не относил себя к слишком проницательным. Но тут и последний дурак поймет – на узкой дорожке столкнулись смертельные враги. Столь смертельные, что любой путь узким покажется!

Ослепительно яркое солнце в зените бьет по глазам. Заставляет жмуриться. А чуть отвернешь голову – высветит всё. До малейшего камешка на плацу. До мельчайшей черточки – на целой шеренге чужих лиц. Неузнаваемых.

Они здесь все дрались насмерть много раз. Ну, кроме Криса.

И белее савана – лицо Роджера. Он тоже узнал Анри. Но отступить не попытался. Только кулаков, в отличие от врага, не сжал.

– Джерри! Что происходит?!

К друзьям Кридель понесся стремглав. К друзьям, что оказались друг другу врагами.

И на плечах повис неутомимый Рауль Керли. Не у Анри – у Сержа. Да провались Керли к Темному!

Уже рычит в самое ухо:

– Не лезь не в свое дело!

– Не смей! – заорал еще громче Серж. И не просто рванулся – еще и изо всех сил пнул Керли в каменную голень. Аж ногу ушиб. – Не смей! Роджер – мой друг, и Анри – тоже! Сам не лезь не в свое дело! Да сделайте же что-нибудь! – он яростно обернулся к остальным.

4

Вот так раз! Серж ничего не знал.

Да и они все – хороши! Анри видел того мерзавца в лицо. А вот имя спросить недосуг было. Шпаги чужие мешали, враги под ногами путались, пули посвистывали. Но не объяснять же всё это Сержу! Некогда, да и не поймет.

– Рауль, отпусти его!

Правда, не факт, что Керли Конрада послушает. Тот любого, кроме Анри и Шарля, может скрутить – на правах старшего.

И что тогда? Самому бросаться в драку – отбивать несчастного Криделя?

К счастью, Рауль неожиданно отпустил его сам. Причину Эверрат разглядел краем глаза…

Крис появился во дворе вслед за Сержем. И пошатнулся…

Ладно, хоть сразу не упал. Успел прислониться к каменной стене казармы…

Этого еще не хватало!

– Анри! – заорал другу и командиру Конрад. Бросаясь к Крису через полдвора. Мимо всей этой сцены.

Белее мела лицо. Рука рвет ворот рубашки, вторая беспомощно скользит по гладкому камню. Пытается схватиться хоть за что-то, удержать на ногах бессильно оседающее тело…

Конрад едва успел его подхватить:

– Анри, не здесь!..

Что-то сегодня лейтенанта не только капитан, но и подполковник слушается.

Эверрат, тебе не стыдно? Здоровье друга для Анри уж точно важнее расправы с очередным мерзавцем!

Шарль Эрвэ когда-то закончил Академию с дипломом доктора медицины. И теперь поспешно склонился над Крисом.

Конрад перевел дыхание. Теперь всё будет хорошо!

Кроме проблем невезучего Сержа Криделя.

5

Почему Эверрат вдруг решил прийти на помощь? Совесть замучила? Или Рауль уже так всем надоел, что на него и у весельчака Конрада зуб есть?

Бывший корнет успел метнуться между противниками.

И в упор резанули холодно-бешеные – чернее ночи, острее клинка! – глаза Анри. Какой-то миг Серж был уверен: сейчас Тенмар просто отшвырнет досадную преграду…

Не отшвырнул. Но в ледяном взгляде отчетливо горит: «Уйди!»

Горящий лед. Жутко…

Творец милосердный, да что же происходит?!

– Анри! – едва слышно пробормотал Серж, глядя на подполковника снизу вверх. Тот выше на полголовы. Раньше казалось, что это – немного. – Анри! – Голос почти не повинуется. – Я не знаю, что вы не поделили…

Уже по глазам Тенмара ясно, что слова подобраны неверно. Но исправлять – поздно! Только продолжать – как в омут:

– Анри, мы здесь все в одной лодке!..

Не то!

– Я ведь тоже не участвовал в том вашем восстании!..

– Серж, ты не понимаешь… – тихо, как-то совсем безнадежно пробормотал Роджер.

Крик Эверрата: «Анри, не здесь!» придал сил. Конрад действительно хочет помочь. Даже он на стороне Сержа!

– Вы оба – мои друзья! И сейчас пожмете друг другу руки!

Он сможет их убедить! Точнее – убедить Анри. Роджер в драку и не рвется.

Что им, изгнанникам, теперь делить-то, в самом деле?

– Серж, он участвовал в «том нашем восстании», – тихо и как-то устало выговорил Анри. – С другой стороны. Прости, Серж, но офицеры не пожимают рук карателям. Никогда. Конрад прав: здесь не время и не место. Вас, капитан Николс, я убью в первом вашем бою на арене. Честь имею.

Серж далеко не сразу обрел дар речи. А Тенмар даже не обернулся. Ни разу. Будто забыл о только что приговоренном человеке.

Забыл – на время. До казни…

Подполковник легко жмет руки простолюдинам. Но он – сын герцога Ральфа Тенмарского Дракона. А о безжалостности последнего Серж еще в детстве от слуг наслушался немало.

Но… ведь Анри ошибается. И если ему попробовать объяснить это… позже? Не сейчас, когда он возле Криса. И не при Керли с Эрвэ!

Еще и Триэнну стало плохо! Удушье… Но о Кристиане есть кому позаботиться. Там толпа народу рядом. А Серж – не лекарь.

– Роджер! – взглянул бывший корнет в глаза другу. – В чём тебя обвиняет Анри? Прости, но я должен знать.

– Серж, это ты прости. – В глазах Роджера – бесконечная тоска. Но взгляда он не отвел. – Я так надеялся, что хоть ты никогда не узнаешь…

Глава шестая.

Глава шестая.

Эвитан, Лютена.

1

Слуги в особняке министра финансов Бертольда Ревинтера – тише воды, ниже травы. И граф хорошо им платит. По заслугам. Кому – золотом, кому – последним объятием ночных вод Риала. И всем это известно.

Всем, кому надо.

– Синий кабинет и легкий ужин на двоих. Гостью проводить ко мне и нас не беспокоить.

Синий успокаивает. Ревинтер сам руководил его отделкой. Равно как и других – алого, зеленого, серебряного, золотого, черного…

А доверенный дворецкий всё же позволил себе легкую усмешку. У господина тайное свидание.

Знал бы слуга, с кем!

Нет, на интрижку с этой красавицей Бертольд решится, только если она останется последней в подзвездном мире. Равно как и с другими подобными… дамами.

Министр скромно полагал, что хорошо разбирается в людях. И его всегда удивляло, сколь разными бывают стервы.

Когда-нибудь и у него появится лишнее время. И тогда он напишет мемуары. А в них выведет целую коллекцию знатных змей и тигриц. Благо – их ему за пятьдесят лет встретилось немало.

И еще встретится, будем надеяться. В светлый Ирий Бертольд Ревинтер покамест не собирается. Как и в Бездну Льда и Пламени.

Кармэн Вальданэ, урожденная Ларнуа. Стерва – дикая, опасная. Отшибает разум любого самца. В десяти шагах и ближе.

Жадная до любых наслаждений. И на редкость ненасытная – во всём. В мужчинах, титулах, драгоценностях, развлечениях…

Этой Ревинтер отведет в мемуарах бо-о-ольшую главу. Посмертную. Когда до нее доберутся многочисленные враги. В Аравинте, куда красавицу успел доставить ее любовничек Анри Тенмар. До коего, увы, так и не добрались рыбы Альварена.

Рожденная в пурпуре шлюха с кровью Сезарингов – и сын Тенмарского Дракона. Идеальная пара. И какая потеря, что Аравинтский двор и квиринская казарма гладиаторов – так далеко друг от друга!

Зато есть, где разгуляться романистам.

Карлотта Таррент, урожденная Гарвиак. Стерва ледяная, циничная, умная, злобная и ничего не забывает. Вот с ней, можно надеяться, покончено. Амалианское аббатство на далеком Альваренском островке отлично охраняют рыцари-монахи леонардиты. Слава Творцу, самый фанатичный орден Эвитана. И не только его. Карлотте точно не выйти из монастыря при нынешнем короле. Да и следующего подберем сами.

Принцесса Жанна – стерва наглая, скрытная и весьма неглупая. Темная лошадка, не разгаданная до сих пор. Но если ей взбредет в голову лезть в политику – отправится замуж на Восток. Для укрепления династических связей. Там и сгинет – родов от десятых. Сама или помогут.

В стране гаремов любой женщине – несладко. Особенно непривычной к местному… колориту. К тому, что хоть раз открой при посторонних лицо, – и уже грешница до конца дней своих. Или ляпни что лишнее – даже при муже.

Алиса Ормхеймская – урожденная графиня Марэ. Стерва блеклая, с вечно опущенными глазками. И столь же вечно вышивает. Бертольд и сам принял бы супругу Ормхеймского Бастарда за скромницу. Если бы не очень доверенная шпионка.

Увы, теперь не примет. Алиса наверняка действует через Эрика. И с ней точно ничего сейчас не сделать.

Эрик Ормхеймский как гулял и развратничал, так гуляет и развратничает. Все кабаки и бордели трещат. В Лютене и в окрестностях.

Но жену мерзавец защищает. Алиса ему нужна как одна из наследниц Ральфа Тенмара. Да, не прямая и не единственная. Но об этом все забудут – стоит матерому волчищу помереть.

Пока герцогиня Ормхеймская не родит, она – бесценна. А вот потом… Потом Бертольд не даст за ее жизнь и меара. И, пожалуй, самому даже рук прикладывать не придется…

Хотя, может, и нет. О великой и светлой любви в жизни Эрика смешно и думать. Ну, умрет Алиса. А король вскоре достигнет совершеннолетия. И запросто прикажет брату-бастарду жениться вновь. И не факт, что ради политики. Может, и из каприза. И невесту подберет сам.

Эрик не слишком умен – что очень хорошо. Но даже он в силах понять: лучше притворяющаяся тихоней Алиса, чем очередная Карлотта Таррент. Или еще чище – Полина Лигуа нир Кито, нир (опять же!) Таррент.

Забавно, что недалекий лорд Эдвард тоже будто коллекционировал стерв. Только в отличие от Бертольда – не в мемуарах.

А в жизни и в постели стерва – опасна. Особенно, если за ней сжимает кулаки отец или дядя – правящий монарх независимой страны. Готовый чуть что – войну объявить. Тут уж точно не поверят и в самый правдоподобный несчастный случай. На самой крутой лестнице.

Даже в настоящий.

Ирия Таррент… Отдаем должное собственной проницательности – эту стерву Ревинтер угадал сразу. Девчонке при их первой встрече едва стукнуло четырнадцать. Но Бертольд уже видел волчицу насквозь.

Он поморщился – как от пронзительной зубной боли. Ведь собирался же отвлечься и не думать! Но нет – на ум пришло имя, тут же отшвырнувшее от будущих мемуаров к делам насущным. Острой бритвой полоснуло сердце!

Потому что связано с именем Роджера! Младшего и самого любимого сына…

«Мальчик мой! Будь всё проклято!»

К Темному всех стерв подзвездного мира! Первым Ревинтер уничтожит Северного Волка!

О, пусть словеонский выродок допустит хоть одну промашку! Всего одну. Бертольду хватит. Всегда хватало.

Уже донесли, что ответил северный мерзавец на просьбу о помиловании Джерри. Полковник Танред лично просил о снисхождении. Надо будет добиться для него ордена. Повод сочиним.

И генерал Кальвин Мэнн упомянул, что не стоит ссориться с Ревинтером. Таких лучше числить в друзьях и союзниках.

Всеслав в ответ расхохотался:

– Ревинтер – не лев, а крыса. Пусть кусается – это не опасно.

Бертольд сжал кулаки. И не так уж бессильно.

Что ж – крыса так крыса! Только будет тебе известно, Северный Волк: именно они переносят чуму. А эта кошмарная хворь выкашивает целые города.

А крысу, загнанную в угол, Всеслав еще не видел? Крупную такую, озверевшую, с ядом, капающим с клыков? У которой какой-то Северный Волк смеет грызть крысят!

Сразу три шпиона. Не знающих о друг друге.

Тут уже не верить просто глупо.

Известие о Роджере пришло с юго-восточной границы три недели назад. Вместе с беспощадными словами и издевательским смехом Всеслава Словеонского. Полководца, что «не знает поражений», королевского спасителя двухлетней давности и так далее, и тому подобное…