Текст книги "Люди Весны (СИ)"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Наконец Лесстириан втолкнул в столовую последнюю стайку мальчишек и обессиленно прислонился к косяку двери.

– Что же, – сказал ему Арга. – Я оставлю здесь кого–нибудь. У меня ещё много дел. Сантай? Элай?

Сантай засмеялась.

– Не самое почётное поручение, – сказала она, – но я не откажусь посидеть с детьми. Элай, может, привезёшь хлеба из лагеря?

– Подожди, инн Арга, – попросил Лесстириан. – Ещё одно. Асмари, магистр Цинтириан… он был здесь?

Мальчик скрестил руки на груди. Он выглядел мрачным.

– Был.

– Где он?

– Сбежал, – ответил Асмариан и сплюнул. – Переменил облик и усвистал к реке.

Лесстириан прошипел что–то злобное.

– Одна могла бы быть польза от весенних, и той не случилось, – буркнул другой мальчишка.

– Да вы, похоже, не прочь удавить его своими руками, – заметил Арга.

– Магистр Цинтириан… – Лесстириан вздохнул и отвёл взгляд. – Никто не мог окоротить его, потому что он был родичем и другом Элоссиана. Ему нравилось причинять боль детям.

Глаза Арги сузились.

– Он… осквернял детей?

Мысль об это хлестнула его точно кнутом. Он уже готов был отправлять поисковые отряды. Если могло быть убийство, угодное пресветлой Фадарай, покровительнице весны, любви и жизни, то это было уничтожение подобной мерзости.

– Нет, – торопливо ответил Лесстириан, – нет… Просто любил раздавать затрещины и ввёл в обычай порку до крови.

– Итак, – тяжело заметила Элай, – по крайней мере один цанийский магистр сбежал?

– Элоссиан мёртв, – сказал Даян Мариак. – Бросился с верхнего этажа Башни Коллегии, когда двери сломали. Уззариана зарубила Леннай. Альвериан сдался. Про этих я знаю. Об остальных тебе дадут отчёт, Арга, когда прикажешь.

Арга кивнул.

«Старший магистр, – подумал он, – не только очень силён, но и очень хитёр. Скорей всего, сейчас он мчится в Элевирсу. Но если он возжелал немедленной мести… У меня есть Маррен. Не думаю, что Цинтириан скроется от него, какой бы облик ни принял».

– Ясно, – сказал Арга. – Теперь… Все знают, что делать. Если понадоблюсь я – ищите во дворце Гильдий. Полагаю, там для меня у Ниффрай уже есть новости.

Часть третья. Маррен, последний из Чёрной Коллегии

Дворец Союза Гильдий наполовину выгорел. Башня Коллегии лежала в руинах. Штандарт Великого дома Ториян подняли над зимней резиденцией рода Баншир, из которого происходил один из нынешних цанийских отцов города. Поначалу это представлялось хорошим решением. Огромный дом почти не пострадал, строился он в расчёте на приёмы множества гостей. Сам Сторан Баншир как будто был искренне рад приветствовать весенних в своих владениях. Со своими домочадцами и управляющими он с утра до ночи был на ногах. Для подсобных работ инн Сторан нанял десятки погорельцев и обездоленных. Те расчистили и расширили конюшни, трудились в трёх гигантских кухнях и четырёх прачечных, беспрестанно сновали по коридорам с водой для умывания, чистым бельём, тряпками, щётками и богам ведомо чем ещё. Первое время весенние косились на них с подозрением – любой мог таить злобу и жаждать мести. Но Баншир платил серебром и вдобавок кормил работников. Для цанийцев этого было достаточно.

Дня не прошло, как инн Сторан отправил людей закупать овёс и рыбу для коневолков. На следующий день в окрестные города поскакали гонцы – извещать о смене власти и о том, что торговые пути снова открыты. Скоро на Милефрай должны были показаться плотогоны, а в холмах – караванщики.

Теперь же Арга стоял на высоком балконе, смотрел на площадь и тихо, изумлённо ругался. Он уже подумывал перенести ставку. Но это внесло бы в дела слишком много сумятицы. Приходилось надеяться, что за неделю–другую храм Джандилака примет всех посетителей и площадь очистится… Арга прикинул сроки и вслух сказал: «Вряд ли».

Площадь отделяла зимний дом Банширов от храма. Она считалась одной из главных в городе и была на редкость просторна. Пожалуй, на ней мог бы разбить лагерь целый Великий дом. Но сейчас на ней разбивал лагеря целый город. Казалось, вся Цания собралась перед храмом, чтобы спорить, собачиться и орать. Свары перерастали в драки. Пришлось утроить стражу. Сверху казалось, что внизу царит полный беспорядок. В действительности цанийцы выстроили строгую очерёдность, и само по себе это было достойно похвалы. Но многим предстояло ждать несколько дней. На площади ставили палатки. Очень скоро места в очереди начали продавать и покупать. Одни отчаянно торговались, сбивая и задирая цены, другие же пререкались о том, какой вердикт вынесут судьи по их делам.

Храмовые юристы переписывали законы, приводя Уложения Цании в согласие с Правдой Лаги.

Тяжёлый труд этот был по силам немногим. Осложняло его то, что во всём городе нашлось лишь четыре копии Правды, и ещё одну предоставил храму Дом Риян. В скрипториях день и ночь корпели писцы. Но жители города не могли дождаться окончания работ. Ещё не все пожары были потушены, когда в храм потекли первые иски, жалобы и прошения.

Насколько знал Арга, среди цанийцев сыскался лишь один настоящий знаток Правды – совсем молоденький законник, вчерашний семинарист. Сейчас он был главным человеком в храме и сам Преподобный Судья исполнял обязанности его помощника. «Что же, – подумалось Арге, – по крайней мере священники Джандилака благоразумны».

Просителям и истцам благоразумия недоставало.

Время от времени слуха Арги достигали гневные вопли. В последний раз какой–то несчастный клялся богами, что его супруга получит какой–то ковёр только через его труп. Ему пытались напомнить, что он и вправду рискует жизнью ради ковра, ведь если почтенная мэна откажется от обряда примирения… «Вот тогда она и получит ковёр моей бабушки! – вопил старик. – А пока я жив – нет!..» Иные, совсем обезумев, кидались со своими ходатайствами к главам Великих домов или даже к самому Арге. Чтобы прогнать их, страже приходилось обнажать оружие.

Обряды примирения Арга дозволил. Эрлиак поддержал его. Лакенай была счастлива, а Каудрай даже прислала о том отдельное письмо с благословениями. Но в действительности Арга прислушался скорей к доводам разума. Цанийцы не были народом, который укрощают и устрашают казнями. Они думали лишь о своей торговле и своём серебре. И это было хорошо. Цании предстояло стать для Аттай источником серебра, столь же богатым, как Голубая Наковальня. Ей предстояло возвратить долги Святому Престолу Весны – и оплатить будущий поход на Элевирсу. Потому цанийцев следовало беречь, хотя и не давать им воли.

Святой Престол… Арга подумал о Каудрай. Сейчас она готовилась к дальней поездке. В Цании должна была пройти торжественная церемония по случаю Принятия в Цветение и Святейшая хотела провести её лично. До Арги доходили слухи, что Эрлиак пытался её отговорить. Путь в Цанию был слишком тяжёл и долог для Святейшей в её возрасте. Эрлиак мог заменить её. Но Каудрай осталась тверда. Арга надеялся, что она здраво оценивает свои силы.

Он наконец расслышал стук в дверь. На площади было слишком шумно. Арга прошёл в комнату и впустил Эрлиака. Тот находился в превосходном расположении духа. Светло–серые одеяния из тонкого полотна стягивал золочёный ремень, а на плечах сверкало драгоценное ожерелье. В длинные волосы Эрлиака были вплетены несколько спелых колосьев.

– Всё готово к церемонии, – сказал священник, – и я, признаться, удивлён. Прошли считанные дни. Позавчера эти люди сидели за стенами и клялись, что мы требуем невозможного. Вчера они с нами дрались. Сегодня мы их лучшие друзья и почитаемые покровители.

Арга хмыкнул.

– Цанийцы – люди дела. Они умеют упорно трудиться и искать наилучшие пути. Если бы они воевали так же, как торгуют, равных им воинов не нашлось бы под солнцем… Сейчас у них новая цель. Эта цель – примириться с нами и найти тёплое местечко под крылом Аттай. Вот они и добиваются своего.

– Уже почти добились, – заметил Эрлиак и засмеялся.

– Не обольщайся, – ответил Арга с улыбкой. – Признаться, я тоже удивлён. Неужели ты им веришь? Разве ты, святой отец, не должен читать в сердцах?

Эрлиак прищурился.

– Раз уж на то пошло, позволь мне немного почитать в твоём сердце.

Арга воззрился на него, заломив бровь.

– Что?

Эрлиак прошёл вперёд и закрыл двери на балкон. Гомон отдалился.

– Ты собираешься объявить этого мальчика, Лесстириана, главой Цанийской Коллегии.

Арга замолчал. Некоторое время он провёл, размышляя, потом сел у стола и открыл початую бутылку вина. Улыбаясь, Эрлиак сел напротив.

– Честно говоря, – признался Арга, – до сих пор я об этом не думал. Но сейчас – действительно собираюсь. Это кажется лучшим решением. Лесстириан одарён, разумен, у него спокойный нрав, он не злопамятен и будет нам верен.

– Тебе, – поправил Эрлиак. – Он будет верен тебе.

– Чем это плохо?

– Это не плохо, – Эрлиак откинулся на спинку кресла. – У этого есть одна… особенность. Слух, который сейчас распространяется по городу. Пресечь его невозможно. Если попытаться, он лишь окрепнет.

– Не говори загадками.

– Люди видели, как ты вёз его на своём седле.

– А как бы ещё я его вёз? На боевом коневолке…

– Арга, ты же не настолько наивен, – Эрлиак поморщился. – В Цании ходят легенды о наших нравах. Нас считают неистовыми распутниками. Теперь цанийцы убеждены, что ты не только взял его под защиту, но и сделал своим любовником.

Арга расхохотался так, что выплюнул вино обратно в чашу.

– Когда бы я успел? – выдавил он сквозь смех. – Сегодня у меня выдался первый час покоя. С цанийскими отцами города я в эти дни говорил больше, чем с людьми моего дома. А Лесстириана и вовсе не видел.

– Слухам это не мешает.

– Эрлиак! – сказал Арга. – Даже если бы это было правдой – ну и что?

Священник вздохнул с видом бесконечного терпения.

– Среди весенних тоже ходят легенды о нравах окрестных народов, – он пододвинул к себе чашу и плеснул вина. – Как водится, кое–какие лгут, другие – нет. Цанийцы будут думать, что мальчик может повлиять на тебя. Что ты станешь исполнять его просьбы.

– И завалят его ходатайствами, – понял Арга.

– А у него и вправду мягкий и добрый нрав. Его просто с ума сведут. И он обязательно попытается хотя бы что–то у тебя выпросить.

– В этом нет плохого.

– Думаешь? – Эрлиак глянул искоса. – Что же, дело твоё. Ты знаешь, что цанийцы хитрее нас. У их просьб может быть иная, скрытая сторона.

– Надеюсь, что ты прочтёшь их сердца, – усмехнулся Арга.

Эрлиак покачал головой.

– Если я вовремя окажусь рядом… И, кроме того, Арга, не забывай, что ты ныне – всевластный повелитель. Склонить на ложе побеждённого, который жаждет не утех, а лишь защиты и выгоды – не то соприкосновение тел, которое угодно Фадарай.

Арга сдвинул брови.

– Последнюю проповедь об этом, – сказал он хмуро, – я выслушал в пятнадцатилетнем возрасте. И с тех пор надеялся, что с ними покончено. За кого ты меня принимаешь?

Эрлиак развёл руками.

– Прости. Я обязан был это сказать. Арга, ещё одно дело, намного важнее. Где Маррен?

Арга поставил чашу на стол.

– Здесь. Рядом, через дверь. Дверь заперта, но я думаю, что и это лишняя предосторожность. Закон Прощения… поразительно могуществен.

Эрлиак посмотрел ему в глаза. Всякое подобие улыбки исчезло, теперь священник был печален и строг. Арга снова нахмурился.

– Арга, – сказал Эрлиак, – ты должен его убить.

– Что? – Арга выпрямил спину. – Почему? Он безопасен. Он может быть полезен.

– Да. Если ты хочешь использовать его для чего–то ещё, сделай это сейчас. Потом убей.

– Я не понимаю.

Эрлиак склонил голову и сплёл пальцы.

– Думаешь, я говорю это, потому что я жесток? – промолвил он. – Нет – потому что я милосерден. Закон Прощения – это пытка. Для смертного человека это страшно растянутая во времени казнь. Самая справедливая и самая мучительная казнь в мире. Колдун силён. Он будет умирать долго. Все эти муки он заслужил сполна. Но убить его – милосердней.

Арга закусил губу.

«Я хочу, чтобы колдун жил, – думал он. – Я хочу, чтобы он шёл с нами к Элевирсе. Он разобьёт для нас ещё одну Коллегию. С ним мы одержим множество побед. Я взял чёрный меч. Разве для того, чтобы сразу в ужасе его отбросить?» Но этих мыслей он не желал открывать Эрлиаку. Тот поднял взгляд и смотрел на Аргу пристально, будто и вправду читал в его сердце.

– Что тебя останавливает? – спросил он.

Арга потёр лоб.

– Слова клятвы, – ответил он. – Я клялся заботиться и поддерживать. Направлять в служении. Это клятва именем Джандилака, а его мощь я вижу воочию. И я не осмелюсь играть словами, чтобы нарушить его Закон.

– Если ты так понимаешь эту клятву, – прошелестел Эрлиак, – пусть. Ты в своём праве. Но помни, что Джурай Милосердная – его дочь. Тебе ли не знать, что иногда смерть милосердна.

Повисла тишина. Казалось, даже буйная толпа на площади присмирела в эту минуту.

И в дверь вновь постучали. Арга повернул голову. Стук не прерывался, лишь становился громче и настойчивей, наконец кулаки гостя загрохотали так, что дверь затряслась.

– Что там? – окликнул Арга.

Дверь распахнулась и в комнату ввалился молодой Даян, тот самый, что говорил об огне перед воротами Академии. Взъерошенный и красный, он задыхался от быстрого бега.

– Его взяли! – выкрикнул он.

Арга поднялся.

– Кого?

– Того, кто убил Фрагу! – юноша запинался от волнения. – Мирай узнала его. Он пытался бежать, но цанийцы схватили его и выдали.

– Славный народ, – заметил Эрлиак.

– Где он? – спросил Арга.

– Его увидели, когда он выходил из храма Джурай. Сначала его хотели передать нам, Даянам, но Мирай настояла, чтобы его привезли к тебе. Должны скоро быть. Улицы запружены, я обогнал их ненамного.

– А где Риммнай?

– Уехала в Аттай сегодня утром.

Арга кивнул.

– Я спущусь, – сказал он, – приму внизу. Как твоё имя?

– Даян Тегра!

Проходя мимо, Арга хлопнул Даяна по плечу.

– Я запомню.

Его втащили скрученным в три погибели, с проклятиями и божбой. Арга не сразу разглядел, что за человек перед ним. Он и не присматривался поначалу – сел у камина в высокое кресло, заложил ногу на ногу. Согласно Правде Лаги, в мирное время убийцу передавали законникам Джандилака, но в пору войны он был в воле родичей убитого. Риян Риммнай могла судить его как вдова, Великий дом Даян – как осиротевший дом, и сам Арга – как названый сын Фраги.

– Развяжите его! – велела Мирай. Голос её звенел. Она отступила и стояла в стороне, высокая и сверкающая в своей кольчуге. Арга присмотрелся к ней и понял, что смерть Фраги всё ещё тяготит её душу. Лишь одно занимало мысли Мирай: она последняя видела его живым. Люди Весны простились с Фрагой, но не она. Арге подумалось, что суровая Даян Леннай, должно быть, тоже сейчас оплакивает Фрагу. Если бы Мирай доставила цанийца к ней, он бы скоро заплясал в петле. Но она доверилась Арге и его суду.

Цанийца развязали, подтащили ближе к Арге и поставили на колени.

Арга собрался заговорить – и не произнёс ни слова.

Перед ним был старик. Седой, полысевший, с тяжёлым животом и тонкими ногами. На его рубахе пестрели заплаты, сукно штанов истёрлось до основы: служил ли он, ремесленничал или торговал – не много серебра приносило ему его дело. Он не был командиром стражи, как ожидал Арга, даже стражником не был – всего лишь старый ополченец, защищавший свой город. «А город того не заслуживал, – подумал Арга. – Значит, схватили и выдали…» Намерения его переменились и новое решение уже вызревало в его мыслях. Арга окинул взглядом широкую залу. Справа от него стоял Эрлиак, слева – Сиян Мирай. Кроме них здесь был десяток молодых Даянов и девушка в цветах дома Риян. Но уже колыхались тяжёлые занавеси, поскрипывали и приоткрывались многочисленные двери. За чередой окон, выходивших в сад, сновали и умножались тени. «Здесь нет хронистов, – сказал себе Арга, – нет глав домов, но все слуги Баншира сегодня же понесут мои слова в город. Да будет так».

– Как твоё имя, цаниец? – ровно спросил он.

– Корден Ниш, иннайта.

– Знаешь ли ты, кто я?

– Знаю, Ториян Арга Двуконный.

– Знаешь ли, зачем ты здесь?

– Меня проклянут и казнят, – сказал Корден Ниш, – потому что я убил Фрагу.

Арга помолчал.

– Что ты сам думаешь об этом деянии?

Старик поднял голову. Из черт его ушло выражение безразличной покорности, взгляд стал яснее и твёрже.

– Весь мир почитал Фрагу Непобедимого, – сказал он, – и Цания почитала. Он разбил Чёрную Коллегию и сверг Железную Деву, которая грозила нам всем. Я сожалею о том, что убил такого великого человека. Но я сделал бы это ещё раз. Я защищал Цанию.

– Цанийцы выдали тебя, – сказал Эрлиак.

– Он должен заплатить жизнью, – сказала Мирай. – Прикажи повесить его на стене.

– О чём вы? – тихо проговорил Арга. – Этот человек никого не предал. Он не преступал закона. Он выполнял свой долг.

Арга встал и подошёл к старику. Помог ему подняться.

– Будешь ли ты мстить, Корден?

Тот покачал головой.

– Я убил Даяна Фрагу. Не думаю, что сумею совершить лучшую месть.

– Сколько тебе лет?

– Шестьдесят.

Арга удивился. Он ожидал, что старику семьдесят или восемьдесят. Он плохо разбирался в возрасте невесенних.

– Фраге исполнилось сто двадцать, – сказал он. – И он был моложе тебя.

– Я видел. Он дрался как зверь.

– Таковы дары Фадарай, – продолжал Арга. – Мы выступили в поход ради того, чтобы эти дары принадлежали не только нам. Понимаешь?

– Понимаю, человек Весны. Я защищал Цанию.

Арга кивнул.

– Отпустите его с почестями, – велел он. – Пусть все знают, что он был отпущен с почестями. Ясно?

Ноздри Мирай раздулись от гнева. Глаза Эрлиака весело блеснули, он поторопился согнать с лица улыбку. Молодые воины уставились на Аргу с изумлением.

– Арга… – начала Мирай и умолкла. Арга посмотрел на неё, но ему не пришлось ничего объяснять. Понимание осветило её черты. Она коротко поклонилась Арге.

– Мирай, – попросил Арга, – проследи за тем, чтобы инн Корден не терпел обиды. Позже я узнаю, как у него дела.

– Я услышала.

Мирай увела старика. За ней ушли остальные, переглядываясь и отрывисто переговариваясь между собой. Арга не различал слов, но слышал достаточно: кто недоумевал, кто был рассержен. Были и те, в чьих голосах звучало восхищение. Эрлиак проводил их взглядом и осенил себя знаком цветка. Он хотел что–то сказать, но заметил, как Арга смотрит на приоткрытую дверь и промолчал. Поразмыслив и выждав время, он заговорил с нарочитой беспечностью:

– Подумать только, а ведь я пришёл совсем с другими новостями.

– Да?

– Ночи становятся всё холоднее, – сказал Эрлиак. – Вода в Милефрай стынет. Скоро станет слишком зябко для празднества под открытым небом. А все мы знаем, что славить Фадарай под крышей – совсем не то.

– Праздник! – Арга невольно ухмыльнулся. – Я совсем забыл.

– А я – нет, – Эрлиак легко дотронулся до его плеча. – Шатры ставят на реке выше по течению. Цанийцы нам не помешают. Сегодня вечером начнётся. Пока светло, будет скучно… как обычно. А когда смеркнется, зажгутся костры. Приходи, Арга.

– Кто останется в городе?

Не то что бы Арга всерьёз опасался мятежа, но оставлять только что захваченный город без присмотра? Досточтимый Крадон поперхнулся бы от такого… Эрлиак засмеялся.

– Разве это впервые? Два дня комендантом пробудет Зентар. Он справится. В страже остаются Воспринятые и наёмники. И несколько весенних – те, кто оплакивает близких. Их сердца не хотят праздника.

– Вот он, – пробурчал Арга, – тот час, когда наёмники нам пригодились. Однако же, Эрлиак, приказы об этом должен был отдать я.

– Нынче у тебя выдался первый час отдыха, – откликнулся священник, – и то нас отвлекли дела. Арга, празднество Фадарай – вопрос духовный, так что я взял на себя труд отдать распоряжения. Должен сказать, что мне вовсе не пришлось ничего приказывать. Все и без меня знали, чем заняться.

– Хорошо, – согласился Арга. – Тогда я встречу тебя на празднестве. Придётся поторопиться! Сегодня меня ждут ещё дела. Не хочу, чтобы они помешали мне отдаться Пресветлой.

Эрлиак удалился. Некоторое время Арга ещё просидел у камина, чутко прислушиваясь. Потом поднялся и неторопливо пошёл к дверям в кухонное крыло. За ними тотчас затопотали лёгкие ноги, зашуршали юбки. Арга кинулся бегом, ударом распахнул створки, влетел в коридор и поймал за рукав пухлую служанку средних лет. Та испуганно айкнула, нечаянно принялась вырываться, испугалась ещё больше и уставилась на Аргу широко распахнутыми глазами, в которых уже закипали слёзы. «Такая–то мне и нужна! – подумалось Арге. – Такие мэны всегда знают, кто и что».

– Не бойся! – сказал он. – Я не сержусь. Как тебя зовут?

Служанка не сразу смогла заговорить. Губы у неё тряслись. Арга отпустил её, и она принялась дрожащими руками поправлять чепец. Это дело её успокоило. Когда чепец сел безукоризненно, она выдохнула, вдохнула и выговорила наконец:

– Фиднеризи, иннайта. Я старшая посудомойка. Фидна.

– Хорошо. Фиднай, я хочу, чтобы ты мне кое–что рассказала.

– Инн… – пробормотала она, – иннайта?..

– Тот человек, – сказал Арга, – в запертой комнате рядом с моими покоями. Расскажи мне о нём.

– Я? – изумилась она.

– Да.

– Тебе?

– Мне. Что о нём знаешь ты? Что говорят слуги?

Фидна опустила взгляд и скомкала в пальцах передник.

– Но, иннайта… – начала она, – разве он не твой?..

– Кто?

– Пленник… Говорят, он страшный колдун. Он… правда страшный. С этими глазами… Все девушки боялись носить ему еду. Пришлось упросить инн Верана, теперь он носит. Но…

– Отлично, – одобрил Арга, – рассказывай дальше.

– Инн Веран – он шорный мастер, но мастерская сгорела, он к иннайте Банширу рабочим нанялся, теперь копит, чтобы её отстроить… К другим–то шорникам наниматься не хочет, гордый больно, все они, говорит, косорукие. Ой, простите… Вот он еду носит и воду для умывания. Но…

– Дальше.

Фидна робко посмотрела на Аргу.

– Он говорит… инн Веран говорит, это всё зря, не надо ничего носить. Ругает нас, мы ему работать мешаем. Каждый раз упрашивать его приходится. Мы уже думали, и не будем больше упрашивать.

– Почему – не надо?

– Так он же колдун, – объяснила Фидна. – Он не ест, не пьёт и не спит. Ему не надо.

Зубы Арги сжались. Он медленно кивнул.

– Оттого ещё страшнее, – прибавила Фидна. Чуть осмелев, она зачастила: – Правильных–то магов мы повидали. Люди как люди. Разве только один магистр Элоссиан был страшный, но не такой. Он шёл – и как сверкание какое от него распространялось. Будто мостовая серебряной становилась. Или вот ваша Драконье Око. Я‑то под крышей живу, из каморки–то своей видела, как она летела. Прекрасная вся, сил нет. И страшная. Но не такая.

– Хорошо, Фиднай, – прервал её Арга. – Я услышал. Можешь идти.

Фидна послушно повернулась и уже сделала шаг, но замерла и неловко выговорила:

– Иннайта…

– Что?

– Так еду–то носить ему или правда не надо?

Арга вздохнул.

– Носить, – велел он, – как прежде носили. А кто будет спорить – скажи, мой приказ.

Арга поднялся к себе, нашёл ключи и отпер комнату Маррена. В ней было темно – плотные занавеси не пропускали свет. Кто–то когда–то сдвинул их и с тех пор к ним не прикасался. Арга кинул взгляд на узкую постель: и на ней, с тех пор как её застелили, не лежал никто. Поднос гордый шорник оставил у двери. Мясо уже высохло и заветрилось. Серебряный кувшин для воды оказался нелепо большим, дорогим и роскошным. Не нашли другого?.. Вода блестела у горлышка. Если из кувшина отпивали, то разве глоток. «Сколько дней прошло? – задумался Арга. – Пять? Больше? Он должен умирать от жажды. Но он маг из Чёрной Коллегии. Он за несколько столетий не изменился ни в единой черте. Может, он и вправду способен обходиться без еды и сна? И я зря встревожился? Но Закон Прощения…» Наконец Арга отбросил пустые размышления и позвал:

– Маррен.

Колдун сидел на полу, подогнув ноги и низко опустив голову. Он не шевелился и, казалось, не дышал. Его кожа была тускло–серой. Сейчас он вновь напоминал рептилию: древнюю как мир рептилию, умирающую от старости.

– Маррен, обернись и посмотри на меня.

Прошло время, прежде чем он повиновался. Колдун двигался медленно и словно бы осторожно, как человек с сильной головной болью.

Арга закусил губу.

Маррен выглядел как живой мертвец.

Его глаза запали и подёрнулись какой–то плёнкой. Их окружали тёмные пятна. Высохшие губы прилипли к зубам. В углах рта запеклись глубокие трещины. Под кожей шеи прорисовались все связки. Над ключицами провалились ямы, кости торчали. С минуту Арга разглядывал его. Непрошеной пришла мысль, что Эрлиак был прав: милосерднее было бы убить колдуна. «Кара, созданная богами для богов, – вспомнил Арга, – вина, которую невозможно искупить… Но пользу он всё ещё принести может». Арга взял кувшин, налил чашу и подал её Маррену.

– Пей.

Руки колдуна дрожали. Он расплескал половину.

– Ничего, – сказал Арга. – Я заставлю тебя выпить весь кувшин.

Маррен повиновался. Горло его судорожно дёрнулось – раз и другой. Арга наполнил чашу снова, пододвинул поднос ближе и сел на пол рядом с Марреном.

– Ещё, – приказал он. – Ещё.

Спустя минуту Арга усмехнулся. Вспомнилось, что он так и не поклонился статуе Веленай в саду Академии. Но госпожа строгого разума не обижалась на такие вещи. «Мэнайта Веленай, – подумал Арга, – учит, что начинать следует с простого». Воды оказалось достаточно. Колдун оживал на глазах.

– Теперь еда, – сказал Арга и вложил в руку Маррена кусок хлеба. Тот опустил глаза. Его лицо показалось Арге скорбным, как будто он предлагал Маррену яд.

– Ты не умрёшь, – сказал ему Арга, – по крайней мере, в ближайшее время.

Веки колдуна дрогнули. Он медленно моргнул. Потом его губы шевельнулись:

– Что?..

– Ешь.

– Что я должен сделать? – едва слышно спросил Маррен.

Арга пожал плечами.

– Сейчас – ничего. Я просто хочу, чтобы ты жил.

Колдун обречённо закрыл глаза.

– Да, Арга.

Арга снова покусал губу. На сердце у него стало скверно. «А ведь он хочет умереть, – подумалось ему. – Закон терзает его. Эрлиак прав… Нет. Он – не более чем оружие, пусть и великое оружие. Его желания не важны». Но уверенности Арга не чувствовал. Помедлив, он сказал:

– Магистр Цинтириан. Единственный из старой Коллегии, кто сбежал от нас. Ты можешь сказать, где он сейчас?

Маррен с усилием проглотил кусок и задумался, сложив руки на коленях.

– Да, – сказал он наконец. – Цинтириан добрался до Элевирсы. Сейчас он в Элефрикке, в Университете. Они… говорят. Он… пугает магистров Элевирсы жестокостью весенних. Он… надеется, что побудит их готовиться к войне. Он… ошибается. Они… боятся.

– Это хорошо, – заметил Арга.

– Да, Арга.

Арга сдержал вздох.

– Что же, – сказал он. – Можно кормить тебя насильно. Но как заставить тебя спать?

Колдун посмотрел на него медленным безразличным взглядом и не ответил.

* * *

Арга начал улыбаться задолго до того, как подъехал к лагерю. Время шло к полуночи. Шатры на пологих прибрежных холмах сияли так ярко, что затмевали звёзды. Повсюду протянулись череды светильников. Огромные факелы на высоких шестах издали казались гигантскими цветами. Узорчатые фонарики мерцали здесь и там. Длинные гирлянды колосьев и листьев, сплетённые из полотняных полос, окутали чарами: ткань лучилась зелёным и золотым магическим блеском. Шатры окружала щитовая ограда из дерева и парусины, за ней не видно было костров, но они пылали и наполняли лагерь теплом и светом. Ветер доносил звуки песен. Где–то в дальней стороне несколько флейт дружно свистели плясовую. Рядом с тропой журчала вода. Постройки спускались к самой реке. На медленных тёмных волнах Милефрай покачивались плоты – каждый с резной аркой, увитой цветами – и соединённые цепью лодочки, в которых пылали огоньки фонарей.

Он ехал без седла и узды. По пути его обгоняли другие опоздавшие и даже не приветствовали Аргу – так торопились. Он никого не окликал. Добравшись к высоким воротам, он спрыгнул с Ладри и отпустил братьев пастись и рыбачить.

До сих пор Арга чуял лишь ароматы осенних трав и сырость реки, но стоило ему заглянуть в ворота, как нос его уловил благоухание жарящегося мяса. В животе заурчало. Арга вспомнил, что последний раз ел утром, рассмеялся и порысил, как пёс, в сторону вкусного запаха.

По пути на него налетела Тинкай, облачённая в одни драгоценности; но золотых цепочек на её плечах и бёдрах было столько, что она казалась и впрямь одетой. Тинкай схватила Аргу ладонями за шею и расцеловала. Рука Арги прилипла к её тугой груди, залитой мёдом. Арга извернулся и успел облизать левую грудь. Тинкай с хохотом вырвалась и убежала. Тряхнув головой, Арга выдохнул. Рот его растянулся в ухмылке.

– Во славу Фадарай, – сказал он, проводив Тинкай взглядом, – как я это люблю!

– Эге–ге! – услыхал он и обернулся: от ряда дальних шатров навстречу ему шагали близнецы Луяны. Кегта нёс на плече здоровенный бочонок, а Ирса как дубину волок жареную бычью ногу.

– Арга! – сказал Ирса. – Давно ли ты здесь? Мы спрашивали о тебе.

– Только вошёл! И я голоден как волк.

Ирса хохотнул, поднял бычью ногу и зубами оторвал от неё изрядный кусок мяса. Арга поймал его в броске и вгрызся. Жизнь и доселе была неплоха, но тотчас стала ещё лучше. Кегта приблизился и свободной рукой потрепал Аргу по волосам.

– Пойдём с нами, – сказал он. – Знаю уютное местечко, где можно поваляться и перекусить. Набить брюхо – большое дело, вот так я думаю. Иначе не хватит сил порадовать всех, кто нынче ночью на тебе повиснет.

– А где Лакенай?

– Она танцует на берегу, – Кегта подбросил бочонок и поймал в воздухе. – Если ты помешаешь ей плясать, она отлупит тебя, как Тия твоих жеребцов. Так что посиди с нами и выпей.

Кегта был кругом прав. Смеясь и перешучиваясь, Арга отправился с близнецами. Те привели его к маленькому навесу в стороне от прочих. Под навесом были разбросаны подушки, укрытые шкурами и коврами, а перед ним пылал костерок. Ирса ногой подпихнул блестящий поднос, опустил на него бычью ногу и выудил откуда–то чаши. Кегта пристроил бочонок понадёжнее и склонился над ним.

Со стороны доносилось пение скрипки, до странности чистое и печальное.

– Вильян Эсора, – сказал Кегта. – Странный парень! Вот я не вижу, что там творится, а скажу. Перед ним сидит полтора десятка человек и все его хотят, а он играет. Чем больше играет, тем больше хотят. Но сам он не закончит, пока его не завалит кто–нибудь решительный.

Арга разулся, оторвал себе ещё кусок мяса и растянулся на шкурах.

– Я уже думал, меня не выпустят, – пожаловался он. – Проклятые цанийские отцы! Назойливые как мухи. А что за дичь они несут!

– Такую дичь – стрелять да жарить, – откликнулся Ирса.

– Если бы! Нет, если мне снова начнут рассказывать про то, что половина моих святых предков была слаба, порочна и ущербна умом, я либо блевану, либо покалечу кого–то.

– Да ты святой, Арга, – Кегта хохотнул. – Ниффрай кого–то уже покалечила.

– Они чуть что молятся Джурай, – раздражённо бросил Арга. – Они пугают детей Железной Девой. Они каждый день видят на улицах наших воительниц. Как всё это помещается в их головах?