Текст книги "Люди Весны (СИ)"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Где ты родился? У тебя же были… родители?

– Да. В деревне. В горах. Пасли овец, пряли шерсть. Там рано начинают работать, а взрослеют поздно, потому что голодно.

– И ты ушёл оттуда к Железной Деве?

– Нет. Меня продали.

Арга уставился на него.

– Продали?..

– Большой голод, – сказал Маррен безмятежно. – Двенадцать детей. Кормят четырёх старших. Шестеро умерли. Двух купили.

– Двух?

– Сестра умерла на следующий день.

Арга молчал. Слова не шли на ум.

– А что там сейчас? – наконец спросил он.

– Пустоши. Заброшенные шахты.

Арга покусал губу. Плохие годы случались, конечно, но о подобном голоде он только читал в хрониках. Самые высокомерные Коллегии магов, не чинясь, выходили заклинать погоду, едва становилось ясно, что землепашцам грозит неурожай. Обычно даже не брали платы… Что там! Говорили, сама Железная Дева и та не брезговала этим святым делом. «Ему же больше трёх веков, – наконец вспомнил Арга. – Это было больше трёх веков назад».

– Ладно, – неловко сказал Арга. – Спи.

Маррен ткнулся лбом ему в колени.

Арга взял письмо от наместника Лесмы, распечатал, вгляделся в строки. Наместник, Воспринятый родом из Ранганы, выражался столь многословно, что на первой странице толком не было ничего, кроме уверений в преданности. Пышный с завитушками почерк мешал разбирать слова. Арга потёр виски. За окнами мерно шумел дождь. Клонило в сон. Размеренное дыхание Маррена убаюкивало. «Приедет ли Лакенай? – подумал Арга. – В такую погоду лучше ей не выбираться на улицу. Я не обижусь, она знает…» Где–то внизу засуетились, захлопали дверьми. Арга напрягся: Лакенай? Но разобрал несколько слов и не прислушивался больше: приехал домоправитель Баншира. Послышались лёгкие шаги в коридоре: должно быть, убедились, что страшный колдун скрылся, и меняли, наконец, масло.

Арга поймал себя на том, что старается не шевелиться. Его левая рука уже играла волосами Маррена. Усмехнувшись, он убрал руку.

Он сам задремал в кресле и уронил письмо. Разбудил его свет, засиявший в окнах. Яркость его свидетельствовала, что он сотворён магией. Потом блистающий золотой шар поднялся выше и в комнате стало светло, как днём. «Лакенай приехала», – понял Арга. Сердце его дрогнуло от благодарности и любви.

Он подобрал письмо с пола и сжал плечо Маррена.

– Просыпайся.

Колдун мгновенно открыл глаза.

– Арга?

– Иди к себе. У меня гостья.

Маррен встал, потирая веки. Он не торопился повиноваться. Арга нахмурил бровь. Маррен посмотрел на него, беспокойно стиснул руки и быстро спросил:

– Можно сказать, Арга?

– Можно не спрашивать. Говори.

Колдун отвёл взгляд.

– Это сложно, – виновато проговорил он. – Трудно найти слова. Но… Приближается что–то. Деяние, событие… которое заставит множество людей горевать. Я должен был сказать тебе.

– Должен, – согласился Арга и уточнил: – Тебе что–то мешает? Обычно ты неплохо предсказываешь будущее. Событие? Где? С кем? Когда?

– Здесь, в Цании, и скоро, – Маррен понурился. – Яснее я не вижу. Так бывает… если некто ещё не решился. Тот, от кого всё зависит.

– Ты можешь указать этого человека?

Маррен покачал головой.

– Нет, и это странно. Если бы его пытались укрывать магией, для меня было бы только проще. Ответ один: есть множество людей, связанных обязательствами и приказами, так или иначе это деяние зависит от них всех. Все они сейчас поглощены сомнениями и страхом.

– Но событие приближается?

– Возможность события. Арга…

– Что?

– Ты ведь не возьмёшь меня на церемонию, – внезапно сказал Маррен.

– Не возьму. Тебе нечего там делать. Цанийцы испугаются. Весенние удивятся. Каудрай рассердится. Никто не поймёт, зачем мне это.

«Я многословен», – подумал Арга и замолчал. Скверные предчувствия охватили его. «Цанийцы хитрее нас, – вспомнил он. – А ведь я сам говорил Эрлиаку, что им нельзя верить».

Маррен заговорил снова и Аргу передёрнуло. Слова колдуна оказались настолько созвучны его мыслям, как будто Маррен заглядывал в его разум.

– Есть странность, Арга, – сказал колдун. – В завоёванном городе слишком тихо. Ни беспорядков, ни драк. Недовольные проклинают судьбу, но не весенних. Вас боятся. Но Железную Деву тоже боялись, и всё же нападали на её воинов. На всех магов Чёрной Коллегии покушались. Не по разу. Кое–кого сумели убить. Да, цанийцы миролюбивы и не горды, но всё это настораживает. Если бы ты взял меня на церемонию…

– Колдун, – тяжело прервал Арга. – Я разрешал тебе говорить, а теперь запрещаю. Я услышал достаточно. Иди.

Маррен опустил глаза. Лицо его дрогнуло. Он казался побитым. Молча, беззвучно он исчез.

Арга сжал голову руками.

«Как будто мало у меня было дел, – думал он. – Ещё и это. Колдун читает мои мысли? Что, если он лжёт и морочит мне голову? Если даже в оковах Закона Прощения он это может? Тогда я сам виноват. Я позволил ему. Я облегчил его муки и разум его прояснился – а Маррен хитрее всех проклятых цанийцев, вместе взятых. Если это так, я должен его убить и как можно скорее, потому что обыграть его мне не по силам. Он слишком опасен, и пусть мрак поберёт Элевирсу, она того не стоит. Ничто не стоит того. Но… если он говорит правду? Тогда всё ещё сложнее».

Часть четвёртая. Дочери Джандилака

– Ну, братцы, – сказал Арга обескураженно, переводя взгляд с Сатри на Ладри и обратно. – Как же так? Я понимаю, вы не хотите, чтобы чужаки чистили вас. Но уж навоз–то убрать могли позволить?

Наверху под крышей возились птицы. День выдался погожий, в чердачном оконце сверкал солнечный луч. Было тихо. Коневолки отобедали и дремали в стойлах. Несколько дней назад в этой конюшне ещё стояла пара хозяйских лошадей, но их увели. Цанийские лошади боялись коневолков, от страха дичали и бились о стены. Теперь конюшня целиком принадлежала зверям весенних.

Немудрено, что слуги Баншира остерегались сюда входить. Арга слыхал, что они каждый раз бросают жребий – кому нынче выпадет незавидная доля. Было дело, конюхи повалились ему в ноги, жалуясь на Сатри и Ладри: братья угрожали убийством тем, кто осмелится тронуть копыта. Арга смилостивился и с тех пор чистил своих зверей сам. Но навоз… Арга прошёлся по чисто выметенному коридору, заглянул в другие стойла – прибрано. Он вернулся к Сатри и Ладри. Вороные смотрели внимательно и сурово. Судя по их виду, никакой вины они за собой не чуяли. Прочие коневолки, любопытствуя, повыставляли морды из стойл. Арга заметил среди них Тию, но даже к Тии братья не обернулись.

– Мрак, – пробормотал Арга. Он был озадачен.

Ладри негромко фыркнул. Сатри мотнул головой, будто кивая. Арга нахмурился.

Гордые коневолки и так–то не жаловали лошадиные конюшни с их засовами и развязками. Необходимость коротать здесь дни их тяготила. Работники Баншира постарались расширить стойла, но зверям всё равно было тесно и скучно. Стоять же по бабки в собственном дерьме… Немыслимо!

– Что? – понизив голос, спросил Арга.

Сатри подошёл вплотную к двери и огляделся. Убедившись, что кроме Арги людей поблизости нет, он многозначительно всхрапнул. Потом он повернулся к Арге хвостом и стал копытом раскапывать гору навоза у дальней стены. Изумлённый до глубины души Арга наблюдал за ним. Наконец на свет показался донельзя грязный, истёртый и исцарапанный деревянный футляр. В таких хранили свитки.

Арга присвистнул.

Пройдя мимо Сатри, он поднял футляр и открыл его, достал свиток и развернул часть. Длинный листок был исписан чётким убористым почерком. Чернила казались свежими.

«Пишет сие Даян Тегра из Великого дома Даян; а прозвища нет у меня, ибо я молод.

Иннайта Арга!

Прошу твоего прощения. Я не измыслил другого способа сохранить тайну письма. Поручаю его благородному коневолку и надеюсь на твою милость. Опасения терзают меня. Врагов и соглядатаев вокруг больше, чем я думал, и больше, чем я мог представить.

Я исполнил по слову твоему.

Женщина именем Фиднеризи совершенно глупа и невинна. Единственное её желание – быть важной. Четвёртый управляющий Баншира, Роудрен Ташак, использовал её и дознался, из каких городов ты получал письма. Фиднеризи не сохранила его просьбы в секрете. Вина Ташака доказана.

Сторан Баншир никогда не скупился на жалованье слугам. Он хорошо платит и тем, кого нанял в последнее время. Люди ценят его и не питают вражды к нам. Однако распоряжаются в имении управляющие, и никто не сомневается, что они передают волю хозяина.

Хотя твой приказ был прям и я понял его ясно, я не мог успокоиться на этом. Я дерзнул продолжить изыскания. Для этого я обратился к моим друзьям и возлюбленным. Среди них есть человек из Воспринятых, внешне непохожий на весеннего. Он сумел пройти закрытыми для нас путями и заговорить с людьми, чурающимися нас».

Арга мимолётно улыбнулся. Этого «человека из Воспринятых» он видел. Навряд ли высокородный Даян Тегра стеснялся смуглой девушки из Суры. Скорей, он боялся за неё слишком сильно, оттого не решился назвать её даже в этом письме.

«Среди караванщиков, пришедших из Элевирсы в последнюю неделю, соглядатаев нет. Истинных соглядатаев присылают окольными путями, через Суру и Лесму. Многие люди Элевирсы оставались в Цании во время осады и претерпевали её тяготы. Я ничего не сказал моей госпоже мэне Леннай, опасаясь, что она в один день повесит всех, кто покажется ей подозрительным. По твоему слову я назову имена, но доказательств представить пока не могу.

Я разузнал о Ташаке. Через свою супругу он был в родстве с Азарином Серелом, домоправителем Кастариана Шанора. Во время штурма Башни Коллегии мне довелось видеть отвагу Азарина и его достойную смерть. Как и прочие, я не верил, что он стоял за поджогом гильдейских архивов. Говорят, змея не может парить орлом. Но поистине, иннайта Арга, человек может всё.

Прежде Серелы были почтенным родом. Они никому не служили. Отец Азарина Лареллиан Серел входил в число отцов Цании. Азарин был ребёнком, когда Лареллиан разорился и, сломленный отчаянием, повесился. Это важно, потому что в разорении Серелов винят род Банширов. Я предполагаю, что Роудрен действует не в интересах Сторана Баншира и не по его приказу.

Я пытался выяснить, какие документы хотел уничтожить Серел – или Шанор. Кастариан Шанор высоко ценил Азарина и считал его не слугой, но другом. Он полностью доверял ему, мог доверить и столь ответственное дело. Увы, я принуждён был остановиться там же, где и мэна Ниффрай.

Я обратил внимание на то, что Роудрен не раз отправлял посыльных в дом Нарена Изира. Это странно, поскольку Банширы не ведут дел с Изирами. Слуги Изира сказали, что хозяин пытался наладить связи, но Сторан Баншир не хочет о том и слышать. Прежде этот Нарен считался вторым после главы Союза Гильдий. Мы видели его, когда он являлся к Фраге в числе спутников цанийского мага–посла. Тогда он был весьма влиятелен и богат. По женской линии он приходится родичем магистру Цинтириану. В своё время он жестоко оскорбил Баншира; я так и не понял, чем. Сейчас Изир обеднел, но не разорился. Известны слова Баншира, их повторяют в тавернах. Он сказал, что мог бы растоптать Изира, но не станет этого делать, если Изир сам не сунется ему под ноги. Есть подозрения, что Изир уже вступил в переписку с Цинтирианом.

Должен сказать, что Сторан Баншир, будучи у тебя в милости, получает огромные выгоды. Однако и он может таить обиду. Его троюродный брат магистр Альвериан сдался нашим воинам во время штурма. Насколько я сумел понять, Альвериан ждал, что будет прощён и возвышен. Однако возвысился Лесстириан, а Альвериан всё ещё ожидает своей участи в темнице. Не осмелюсь советовать тебе, иннайта Арга, но, возможно, здесь следует что–то сделать».

Аргу слегка замутило. Бесчисленные злопамятные цанийцы в его представлении слипались в какой–то сплошной ком. «Тегра Распутыватель Узлов!» – подумал он. Ещё он подумал: «Удержать город – сложнее, чем взять его», – но эта мысль была старой и во времена Крадона. Арга печально усмехнулся, вернувшись к чтению.

Ближе к концу строки становились не столь чёткими и прямыми: Тегра торопился.

«Не приходится удивляться, что вражеские соглядатаи подобрались к тебе, иннайта Арга. Ясно и то, что они стремятся узнать имена наших людей в городах и крепостях Юга. Но какие ещё цели преследуют они? Это я хочу выяснить.

Отцы Элевирсы не примут Цветение в мире. Навряд ли они будут просто дожидаться нас, чтобы повторить судьбу отцов Цании. Вероятно, они уже поняли, что колдун, которого ты держишь рядом с собой – это Маррен из Чёрной Коллегии.

Тревожит меня вот что: почти все из тех, в ком я подозреваю соглядатаев Элевирсы, прилежно посещают храм Фадарай и слушают священников, как если бы собирались принять Цветение. Возможно, так они пытаются отвести от себя подозрения; но почему все сразу? Наблюдают они за кем–то или пытаются что–то вызнать – намерения их в любом случае недобры».

«Тегрой Мудрецом будут звать тебя, – подумал Арга. – Тегрой Проницательным… или, может быть, Тегрой Тенью».

«Иннайта Арга! Я продолжаю изыскания. Напоследок скажу: цанийские супруги, сёстры и дочери одна за другой пишут дарственные, уступая родичам–мужчинам имущество, прежде отошедшее им по Правде Лаги. Это держится в тайне. Но всякая дарственная должна быть заверена преподобными законниками. Им предлагают взятки и угрожают, однако храм Джандилака ведёт записи несмотря ни на что.

Женщины охвачены страхом, потому что несколько купеческих жён умерли при неясных обстоятельствах. Все эти жёны желали разойтись с мужьями и разделить дом. Поистине, иннайта Эрлиак был прав: мужчины Цании сражаются со своими жёнами и дочерьми и сражаются насмерть.

Здесь я заканчиваю. Это письмо с глубоким почтением составил Даян Тегра».

Арга перечитал последние строки несколько раз. От них веяло странным холодом. Арга поймал себя на том, что сдвигает пальцы по свитку, словно холод был осязаемым, словно он держал в руках кусок льда… Он не сразу понял, что так поразило его в этом известии. Он видел много смертей и много жизней отнял сам. Таков уж мир сей под солнцем: злодеяния совершаются всюду. Убивают и случайных встречных, и близких родичей. Обвинять преступника – долг правоведов–иноков, посвятивших жизни Дщери Неумолимой. Такого рода дела не касались вождя Людей Весны… «Обряды примирения, – вдруг осознал Арга; словно молния пронеслась перед его глазами. – Все эти женщины согласились на обряды примирения. Перед лицом Фадарай подтвердили, что мужья их добры и живут с ними в ладу. Они спасли жизни своих мужей – и в благодарность за это мужья их убили».

Волосы дыбом вставали от такого предательства и богохульства. Это не умещалось в голове.

Арга медленно свернул донесение.

Он спрятал свиток за пазуху, а грязный футляр давил в пальцах, пока от того не остались лишь щепки. Потом обменялся хмурыми взглядами с Сатри и Ладри. Коневолки смотрели так, словно читали слова Тегры вместе с Аргой и поняли всё.

– Дерьмо, – кратко заключил Арга и пошёл за лопатой.

Ярость терзала его и чёрный гнев. Арга скрежетал зубами. «Во имя Кевай, Дщери Неумолимой! – думал он. – Я оставлю здесь наместницей Даян Леннай, и пусть она перевешает половину этого проклятого города. Что за гниль нужно иметь вместо души, чтобы сотворить подобное. Даже помыслить о таком невозможно, если ты человек. Трусливые торгаши не посмели выступить против нас. Но для убийства беззащитных, убийства доверившихся им хватило отваги… Из милосердия я дозволил обряды. Славно же оценили моё милосердие».

Размахивая лопатой, он едва не задел ногу Сатри. Коневолк отпрянул и больно укусил Аргу за плечо.

– Ох, – выдохнул Арга. – Прости.

Переведя дух, он продолжил трудиться.

Мало–помалу простая работа очистила его разум и позволила сосредоточиться. С тяжёлым сердцем Арга признал, что не отдаст Цанию на волю Даян Леннай. Он очень хотел это сделать – и не мог. Да, Леннай очистила бы Цанию от богохульников, соглядатаев и возможных предателей, но погубила бы при этом множество невинных людей. Она действительно могла казнить каждого второго. Мстительность, распалённая праведным гневом, уподобила бы её Железной Деве.

А кроме того, Цания платила дань. Купцы платили дань. Имущество легко отобрать, но искушённого торговца, сына и внука торговцев заменить очень трудно. Разорение Цании невыгодно для Аттай. Без дани казна обмелеет снова, и поход на Элевирсу из дела решённого обратится несбыточной мечтой… Подумав об этом, Арга криво усмехнулся. «У преподобных законников, – сказал он себе, – в последнее время было много забот. Они утомились. Кое в чём оплошали. Я напомню им об их долге. Но людям Фадарай невместно исполнять работу иноков–обвинителей».

Наполнив тачку, Арга повёз её к выходу из конюшни. На обратном пути он думал уже о другом.

По крайней мере один верный шаг он сделал. Он доверился Даяну Тегре и возложил на него ответственность; и так Ториян Арга Двуконный обрёл подле себя молодого мудреца, преданного и предприимчивого. Уже сейчас Тегра умело использовал соглядатаев. Арга не сомневался, что рано или поздно все соглядатаи весенних будут отчитываться перед ним. Юношу ожидало большое будущее. Но будущее ещё не наступило. Тегра был слишком молод – и был весенним. Он не мог втереться в доверие к цанийцам. Не в его силах было распутать сплетённые ими узлы. «И я не справлюсь с этим, – мрачно признал Арга. – Цанийцы хитрее нас. Фрага сумел бы… О, Фрага!» Как же не хватало Арге названого отца: его проницательности, его спокойствия, отблесков его легендарной славы. Оказаться без Фраги было всё равно что на поле боя потерять штандарт. Друзья и возлюбленные могли поддержать вождя, советники могли помочь ему разумным словом, но одно Арга утратил навеки – возможность безраздельно довериться тому, кто сильнее.

Вспомнилось вдруг, что говорил Эрлиак в погребальном шатре Фраги. «Тебе простят то, что ты не совладал с войском, – сказал священник тогда. – Но вся слабость, которую весенние готовы были простить тебе, иссякла с этим. Больше тебе не дозволено ни одной ошибки».

Арга остановился. Опустил руки, обвёл взглядом конюшню. Тия и братья по–прежнему смотрели на него, и в глазах благородных зверей было человеческое понимание. Арга тяжело вздохнул. Тыльной стороной ладони он потёр лоб и прислонился плечом к опорному бревну между стойлами Сатри и Ладри.

– Ни одной ошибки… – вслух проронил он. – Что мне делать, отец? Вспомни о нас в садах вечной юности, Фрага, обернись к нам… Что сделал бы ты на моём месте?

По полу скользнула лёгкая тень, послышался шорох: где–то под крышей птица вылетела из гнезда. Высоко в небе разошлись облака. В чердачное окно заглянуло солнце. Протянулся тёплый косой луч. В нём плясали пылинки. Молча Арга смотрел в этот свет, замерев от странного чувства.

Он будто видел Фрагу воочию.

«Думай о главном, Арга, – сказал отец. – Не пытайся уследить за каждым. Помни о главном».

Арга прикрыл глаза.

Он понял, кого оставит наместником в Цании. Это стало ясно как день. Наместник Торияна Арги Двуконного тоже не будет пытаться уследить за каждым. Его дело – нести штандарт, воплощать силу Людей Весны и свет Цветения, а ещё – обеспечить Даяну Тегре и его людям возможность работать. За каждым, быть может, не уследит и Тегра Распутыватель Узлов, но он уследит за многими.

В кресло наместника сядет Луян Ниффрай.

«Что главное для меня сейчас? – спросил Арга и ответил: – Элевирса». Впереди столица старого Королевства, а там – Совет отцов города, Коллегия магов и озлобленный магистр Цинтириан. Что затевают они? Прежде всего, разумеется, они крепят оборону. Но этого недостаточно. Магический щит не спас Цанию – не спасёт и Элевирсу. Они попытаются нанести удар. Но куда? Понятно, что войска Элевирсы не выйдут встречать весенних в чистое поле. Удар будет коварным.

«Куда ударил бы я сам?» – задумался Арга. Ответ пришёл сразу.

Маррен.

– Я хочу поговорить с Преподобным Судьёй.

Молодой законник в чёрной мантии поклонился Арге и молча исчез в галереях.

Главный зал храма был высок и тёмен. Путь сюда не отнял у Арги много времени. Две сотни шагов отделяли резиденцию Баншира от храма Джандилака. Арга дольше выбирался из лабиринта хозяйственных построек и приводил в порядок запачканную одежду. «Странно, что эта мысль не пришла мне раньше, – раздумывал он по пути. – Впрочем, ещё не слишком поздно». Огромная площадь перед храмом сейчас казалась пустой, хотя по краям её сновали люди. Войдя, Арга миновал несколько арок, всё более роскошных и величавых. Лишь несколько служителей встретились ему. Храм был огромен, в нём хватало меньших входов. Под его крышей трудились судьи и нотариусы, иноки–обвинители и преподобные адвокаты, но главный зал редко наполнялся народом. Молитвы возносились в часовне Джурай, которую цанийцы звали Джурэной. Судии Справедливому не молились – это было попросту бесполезно.

Арга остановился перед скульптурной группой.

В тяжёлых светильниках из чёрного металла пылало серебристое пламя. Оно отбрасывало блики, сплетавшиеся с тенями. У дальней стены на троне сидел каменный Джандилак, отрешённый и безразличный. При взгляде на него вспоминалось: прежде, чем стать Справедливым, он был владыкой божественного покоя. Но страсть и гнев, порыв и пламенную решимость, веру и скорбь выражали фигуры его дочерей.

Кевай, Дщерь Неумолимая, высилась по правую сторону от Джандилака. Она смотрела на того, кто явился к ней, и страшен был её взор. Никто не мог лгать перед ним. Никто не смел оправдываться и не отважился бы перекладывать вину на плечи другого. Кевай видела все злодеяния мира и, бешеная, требовала суровой кары.

Джурай, Дщерь Милосердная, была изваяна слева. Она смотрела на отца. Здесь, на суде, она не утешала и не прощала виновных. Защитница вставала между ними и идущей на них грозой и умоляла о снисхождении к ним, какими бы они ни были.

Долгое время Арга смотрел на статуи.

Весенние знали, что в Цании почитают Миранай Труженицу. Мираэна, как называли её здесь, покровительствовала и ремёслам, и торговле. Купцы щедро одаряли её храм в благодарность за прибыльные сделки и мирные пути караванов. Но, верно, частенько доводилось жителям Цании обращаться в суды, раз гильдейцы потратили столько денег на этот зал. Статуи казались живыми. Дарование ваятеля завораживало и пугало. Не по себе становилось при мысли, что свирепость Кевай и бесстрастие Джандилака некогда смертный человек вырезал из обычного камня.

Скрипнула боковая дверь и показался Преподобный Судья. Арга неглубоко поклонился ему. Цаниец в ответ сложил пальцы на своей серебряной цепи.

Он был стар и величествен в своей старости. Должно быть, молодым он выглядел как весенний. Мощный и широкогрудый, за годы он не сделался грузным, а ростом не уступал Арге. «Почему он не стал воином? – удивился Арга и тотчас догадался: – В Цании он мог стать только стражником, а стражников здесь почитают не выше слуг. Храмовый же юрист здесь – воин. Он решает вопросы жизни и смерти. И ему часто грозят сильные мира».

Судья приблизился степенным шагом.

– Что привело тебя сюда, Арга Двуконный из дома Ториян?

Мгновение Арга оценивающе смотрел на него. В цанийце не было вражды. Напротив, он как будто приветствовал явление Арги – не с радостью, но с удовлетворением.

– Я хочу задать вопросы.

– Спрашивай.

Арга помолчал.

– Быть может, мои слова удивят тебя. Мне есть что спросить и о повседневных делах храма. Но вначале я хочу услышать о деяниях богов.

Судья кивнул. Он не выглядел удивлённым.

– Есть великий обряд, – продолжал Арга, – именуемый Законом Прощения. Некогда сам Джандилак создал его, чтобы связать Улдру. Вряд ли кто–то знает о нём больше, чем Преподобный Судья.

– Джандилак знает, – с полуулыбкой ответил цаниец, – и его дочери, а также, полагаю, премудрая Виленна, поручительница небесная… Я готов изложить тебе то, что ведомо смертным людям. Что же, инн Арга, выходит, мои догадки верны?

– Догадки?

– Чёрный Вестник жив, он здесь, и он подвергнут Закону Прощения.

«Чёрный Вестник? Он говорит о Маррене?» – Арге стоило труда вспомнить, почему это так. В Коллегии Железной Девы маги не пользовались своими человеческими именами. Каждого знали только по прозвищу. Фрага после победы намеренно звал Маррена по имени, подчёркивая, что Коллегия разгромлена и все её обычаи отвергнуты и забыты. Но за пределами владений Аттай старых врагов помнили по старым прозваниям.

– Не стану отрицать, Преподобный. Полагаю, об этом догадываются все, кто разумен и дал себе труд задуматься.

Судья снова кивнул.

– Полагаю, это было трудным решением.

И в мыслях Арга не хотел бы обвинить Преподобного Судью в том, что тот пытается увести разговор в сторону. Но всё–таки Судья был цанийцем и говорил с завоевателем. Верно, даже ему нелегко было оставаться беспристрастным. Поэтому Арга просто напомнил:

– Я хочу узнать о Законе Прощения. Что он такое? Как действует, к чему приводит? И что означают слова клятвы поручителя?

– Инн Арга, ты сам стал поручителем для Чёрного Вестника?

– Это важно?

Судья сдержанно вздохнул.

– Поручителю, – ответил он, – я расскажу больше. Если это не ты, я прошу тебя привести сюда этого человека.

– Я – поручитель.

– Уверен, что и это было непростым решением. – Повернувшись, Судья сделал несколько шагов к статуе Джурай. Арга последовал за ним. – Впервые Закон Прощения применили к человеку почти три тысячи лет назад. Той страны больше нет. Рыбаки Белого Берега показывают путникам руины её столицы. Говорят, её покарали боги… Король Аэдис сам заслуживал Закона Прощения в полной мере. Он был священником Джандилака и стал Преподобным Судьёй, но преступил свои клятвы и захватил трон. Презирая закон, он вёл жестокие войны. Его первый советник Эгрес предал его и передал врагу важные сведения. Это привело к ужасающему кровопролитию. Аэдис намеревался казнить изменника, но прежде он хотел выведать всё, что Эгрес знал о противнике. Он подозревал, что Эгрес способен солгать даже под пыткой. Тогда Аэдис применил к нему Закон Прощения. Он добился своего. Эгрес умер через неделю. О чём говорит нам эта история?

Арга удивлённо приподнял брови.

– Сила Закона, – сказал Судья, – не зависит от того, кто его применяет. То, что Закон имеет силу, не значит, что применяет его праведник.

«Цаниец, – подумал Арга. – Что ж, ладно, я не буду его осаживать. Пусть говорит. Возможно, так он скажет больше».

– Вторая история не столь примечательна, – спокойно продолжал Судья. – Преподобный Судья Таниак из старой Фрикки славился своей мудростью. Он применил Закон как справедливую кару для знаменитого разбойника Иэзара. Много лет разбойник наводил ужас на купцов и пахарей. Он не делал различий между бедными и богатыми. Почти всегда он убивал тех, кого грабил, убивал медленно и с ужасной жестокостью. Когда его наконец поймали, люди говорили, что для него нет достойной казни… История проста, но и она содержит важное знание.

Арга внимательно слушал Судью.

– Считается, – объяснил Судья, – что Закон Прощения заставляет преступника понять, какие страдания он в действительности причинил людям. Но Иэзар понимал, что он делает. Причиняя боль, он наслаждался. Закон Прощения убил его за три дня. Мы не знаем, что в действительности чувствуют подвергнутые этой каре… разве что ты спросишь об этом Чёрного Вестника. Нам же известно, что дело не в понимании.

– Что с клятвой поручителя? – настойчиво повторил Арга.

– Принося клятву пред ликом Судии Справедливого, поручитель подтверждает, что на свете есть по крайней мере одно живое существо – человек или бог – которое всё ещё верит преступнику. Поручитель клянётся, что преступник достоин жить, что он может искупить причинённое им зло – или хотя бы часть его. Есть одна несообразность… Я порой размышляю над этим.

– Несообразность?

– Сила Закона не зависит от того, искренне ли прибегает к нему преступник. «Я сознаю, что Закон невозможно обмануть», – так он должен сказать. Подобным образом действует и клятва. Поручитель клянётся заботиться и поддерживать. Клятва вступает в силу независимо от того, насколько правдивы его слова. Однако её действие быстро ослабевает, если поручитель избегает подопечного. Поручитель вынужден быть рядом, если действительно хочет, чтобы преступник оставался в живых. Поэтому Виленну так часто изображают вместе с Уладраном.

Арга кивнул. Он подозревал нечто вроде этого.

– Часто ли применяли клятву?

– Единожды. И это закончилось плохо.

Под рёбрами Арги что–то ёкнуло. Он выпрямился и поднял подбородок.

– Прошу тебя, Преподобный, ничего не утаивай. Ма… Чёрный Вестник равно опасен для всех нас.

– Конечно, – сказал Судья.

«Я убью Маррена, – подумал Арга. – Сегодня же. Я только должен знать всю историю. Чтобы не сожалеть и не сомневаться».

– Это было проклятое время, – начал Судья, – самое позорное для нашего Храма. Оно известно как Ересь Бичевателей. Афрасса, человек из Анаразаны, пришёл в старую Вирсу с торговым караваном. Там он узнал об учении Джандилака. В сердце ему запала Кевака, Дщерь Неумолимая. Он стал послушником, потом – иноком–обвинителем, но всего этого казалось ему недостаточно. И он сделался лжепророком.

– Что это значит?

Арга помнил про Ересь Бичевателей. О ней повествовали легенды и исторические хроники. Пару заметок посвятил ей сам Эссар Крадон. Но Афрассу редко именовали пророком, а о лжепророках Арга вовсе никогда не слыхал. Вероятно, этим словом пользовались только те, кто выше всех богов почитал Судию Справедливого.

– Афрасса заявил, что Кевака говорит с ним. Ярость её достигла предела. Мир погряз в преступлениях. Афрасса утверждал, что слова Кеваки достигают слуха её отца, что доказательства обвинения бесспорны и самой Джурэне нечего возразить. Скоро Дщерь Милосердная отступится. Тогда мир погибнет. Чтобы этого не случилось, люди должны покаяться. Афрасса верил пламенно, он был наделён даром слова, а кроме того, говорят, он был очень красив. Люди пошли за ним. Появились Бичеватели, которые публично били себя плетьми во имя искупления грехов. Они остались в истории и дали имя эпохе, но вовсе не они были истинным злом. Последователи Афрассы забыли о справедливости. Даже малые преступления и незначимые проступки, по их мнению, заслуживали суровой кары. Ребёнку, укравшему конфету, отрубали руку – ведь иначе мир мог погибнуть. Преподобная Судья Элестанна выступила против Афрассы, но Бичеватели напали на храм с оружием и Судье пришлось бежать.

– Она бежала в Сельн, – вспомнил Арга. – И там на её сторону встал молодой Эссар Крадон.

– Да, – сказал Преподобный Судья. Он поднял взгляд на статую Джурай. – Легенды гласят, что тогда воистину в ход вещей вмешались боги. Богиня. Джурэна. Это она послала великого Крадона защитить людей.