Текст книги "Завещание фараона (СИ)"
Автор книги: Ольга Митюгина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Часть 1. Глава 2. Бегство
Луна плыла над Фивами, похожая на жемчужину, заполненную светом, и её мерцание струилось на бескрайние пески, на таинственные своды скальных гробниц в Та Сет Аат[1], у подножия величественного пика Та Дехент[2], похожего в этом неверном сиянии на древнюю огромную пирамиду, на пустынные улицы и площади, на тёмные воды Нила.
Пьяно и трепетно благоухали сады, смешивая свои ароматы с запахом нильского белого лотоса.
Улицы опустели. Лишь редкий прохожий, запоздав, торопливым шагом направлялся домой.
Огни гасли один за другим, городом завладевали темнота и тишина. Только во дворцах слышалась музыка и крики: то веселилась знать, празднуя рождение наследницы.
Жрецы запирались в храмах и приступали к ночным молитвам.
Воры выходили на промысел.
Стража начинала первый обход.
Прячась в густых тенях, по улицам ехал всадник на вороном коне, ведя в поводу белого скакуна. Лицо человека было скрыто низко надвинутым капюшоном, а копыта лошадей обмотаны плотной тканью.
Не спеша, но и не мешкая всадник держал путь сквозь паутину улиц к окраине, и, наконец, добрался до известной башни. Там он спешился и без стука вошёл внутрь.
Его ждали. Девушка-рабыня провела Мена в комнату царевны. Тишина в коридорах, по которым шли советник и служанка, нарушалась лишь мирным посапыванием спящих стражей: зелье, данное Агниппе, подействовало прекрасно.
– Да хранят вас боги, господин, – прошептала невольница. – А я сделала всё, что могла…
– Ты едешь с нами? – спросил Мена.
– О нет! – пылко возразила служанка. – Простите меня, господин мой, я боюсь. Солнцеподобная не снизойдёт до мести такому ничтожеству, как я, если сочтёт, что меня опоили, как стражников, но если я отправлюсь с вами и нас поймают, мне не сносить головы. Поймите меня, господин мой…
Советник кивнул и, откинув портьеру, вошёл в комнату Агниппы.
Тут ничего не изменилось. Всё так же равномерно горели светильники, бросая скользящие блики на мрамор стен и потолка, всё так же ветер чуть шевелил края занавесей, что скрывали балкон…
Только на полу, возле дивана, высилась пушистая груда, золотясь в свете пламени.
Агниппа, в мешковатом наряде бедняка-еврея, стояла у окна и, чуть сдвинув штору, напряжённо всматривалась в ночь. В этой одежде, с длинными рукавами и в плотных штанах, девушка походила на мальчишку-подростка…
– Я вижу, ты готова, о царевна, – только и сказал советник.
– И не пожалела своих волос, – всхлипнула рабыня. – Такую роскошь – и отрезать!
– Молчи, – не оборачиваясь, уронила дочь фараона. – Волосы отрастут, а жизнь не вернёшь… Когда мы уедем, сожги их.
– Примета плохая, о пресветлая, – пискнула девчушка.
– Сожги, – не терпящим возражений голосом отрезала Агниппа. – Не время для суеверий.
– Мы чего-то ждём, госпожа? – спросил Мена.
Девушка глубоко вздохнула.
На секунду прикрыла глаза, собираясь с духом.
Благодаря богов, что Мена не догадывается о её слабости…
– Нет, Мена, – решительно ответила она, подходя к своему советнику. – Ждать нам здесь нечего. Идём! – она кивком головы указала на два небольших мешка, брошенных на диване. – Возьми, там деньги.
– Сколько?
– Четыре аттических таланта золотом.[3]
Мена восхищённо покачал головой. Девочка не постеснялась забрать все деньги, что казна отвела на её содержание…
– Великолепно. И я захватил с собой кое-что… конечно, не талантами, но два кошелька с золотом есть, – улыбнулся советник. – Ну, ещё серебро и медь на мелкие расходы…
Агниппа серьёзно кивнула.
– У меня тоже кошельки с серебром и медью за поясом. А в рукавах кое-какие украшения. Но только продадим мы их уже за пределами Египта и в крайнем случае. Хорошо?
– Верно. Колечки и ожерелья дорого стоят, но могут навести на наш след. Что ж, надо спешить. Помоги-ка мне! – велел Мена рабыне, протягивая один из мешков.
– Да хранят нас боги! – вздохнула царевна, решительно ступая в коридор. Советник и служанка последовали за ней.
…Рыжий свет светилен на стенах. Тишина и треск пламени. Пляска теней на лицах спящих охранников. Стук сердца в горле.
Наконец в лицо подул ночной ветер. Перед царевной распахнулись двери темницы.
Пофыркивая, снаружи ожидали кони.
– Один белый?.. Его же видно в темноте! – девушка недоумённо обернулась к советнику. Тот невозмутимо приторочил к седлу свой денежный мешок и обернулся к рабыне, забирая у неё другой, чтобы навьючить второго скакуна.
– Это лучшие кони во всём Египте, о пресветлая. На белом поеду я, вороной предназначен тебе.
Агниппа кивнула и легко запрыгнула в седло.
– Сожги мои волосы! – напомнила она рабыне и, тронув узду коня, последовала в темноту за своим верным советником.
Ночь укрыла всадников от глаз служанки…
…Агниппа чуть натянула повод, когда из мрака выступила громада ворот.
– Тихо, – прошептал советник. – Подожди здесь.
Мена подъехал к будке часовых, спешился и вошёл внутрь. И вернулся через несколько минут в сопровождении двух солдат и офицера.
– Открывайте, – вяло махнул начальник караула, рассеянно крутя в руках какой-то свиток.
Ворота бесшумно приоткрылись, и Агниппа, не дожидаясь приглашения, выехала из города. Спустя минуту её нагнал Мена.
– Что ты им сказал? – спросила девушка.
– О, я им всего лишь отдал приказ, заверенный начальником фиванской стражи, – лукаво улыбнулся старик. – Думаю, бедняга попотеет, пытаясь объяснить солнцеподобной, каким образом он у меня оказался!
Агниппа звонко рассмеялась, запрокидывая голову.
– Ну ты же не просто так считался одним из лучших лазутчиков фараона!
Старый воин негромко рассмеялся в ответ, и путники скрылись в темноте ночи.
* * *
Белое и голубое.
Белый мрамор потолка, голубой – стен.
Золото светильников.
Воздушная кисея драпри – над нишами, где прячутся музыканты.
Ковры, на которых кружатся персидские танцовщицы…
Стройная смуглая женщина лет двадцати двух утомлённо прикрыла глаза, вытянувшись на диване. Свет дробился в драгоценных камнях браслетов, скользил по иссиня-чёрным прядям, сиял в гранатах урея, венчавшего голову…
Кобра, готовая к броску.
Гранаты служили диадеме-змее глазами.
И гранаты украшали золотой пояс на изящной талии.
Белое платье из прозрачнейшего льна[4] окутывало грациозное тело…
Тени от длинных пушистых ресниц дрожали на щеках – пока красавица вновь не открыла очи.
Глубокие, миндалевидные, чёрные, под тонкими изогнутыми бровями…
И их надменный взгляд как нельзя подходил к чёткой, неумолимо правильной линии губ.
Великая царица Верхнего и Нижнего Египта, солнцеподобная Нефертити…
Венценосная со скучающим видом смотрела на танец. Никто, взглянув на её совершенную красоту и безмятежную позу, не сказал бы, что только сегодня утром эта женщина перенесла тяжёлые роды. Лишь бледность и круги под глазами могли указать внимательному наблюдателю на её усталость.
Похоже, Нефертити нечем было заняться. Лишь время от времени она поглядывала на падающие песчинки в часах – которые стояли на столике рядом, вместе с кувшином вина и блюдом с фруктами.
«Солнцеподобная, тебе ни в коем случае нельзя тревожить себя до тех пор, пока последняя песчинка не упадёт вниз», – так сказал жрец.
И едва эта последняя песчинка покинула верхнюю колбу, царица, сверкнув глазами, села. Резкое движение причинило боль – женщина сжала мгновенно побелевшие губы, чтоб сдержать стон. Взмахом руки Нефертити приказала танцовщицам удалиться.
Музыка стихла.
В наступившей тишине звонко прозвучали два хлопка, и на зов вбежала рабыня.
– Начальника стражи ко мне, – приказала царица. Голос её был глубоким, и в нём слышались металлические нотки.
Рабыня поклонилась и, пятясь, скрылась в дверях.
Потрескивало пламя в светильнях, да из коридора слабым эхом доносился приказ, что сейчас летел от часового к часовому: «Начальника стражи к солнцеподобной!»
Нефертити задумчиво созерцала длинные ногти на руках, потом – узор на позолоченной коже сандалий…
Наконец занавес входа распахнулся, и пред царственными очами предстал высокий плотный мужчина в длинной схенти [5] и кожаном нагруднике поверх тонкой рубашки, покрытой на плечах воротом с красными полосами – как полагалось всем военным.
Начальник фиванской стражи Ани.
Мужчина опустился на колени перед владычицей Египта, целуя пол.
– Солнцеподобная звала меня?
– Да, – последовал холодный ответ. – И мне пришлось ждать.
– О, прошу прощения, солнцеподобная. Я не ожидал вызова посреди ночи…
– Несомненно. Для начальника стражи полная неожиданность, что его может позвать царица.
– Прошу простить, солнцеподобная… – пробормотал воин.
– Я надеюсь, тебя задержало выполнение твоих прямых обязанностей. Я слушаю.
Ани невольно провёл языком по губам.
Бледнея под ледяным и бесстрастным взглядом.
– Что именно интересует мою госпожу?..
Глаза Нефертити сверкнули гневом, и она с ужасающим спокойствием проговорила:
– Неужели ты ничего не знал о дополнении к завещанию фараона? А, глаза и уши Фив?
– Я?.. Я… знал…
– Где сейчас Агниппа?
– В башне, о солнцеподобная… – в замешательстве вытолкнул солдат, уже понимая, что это – неправильный ответ.
– Иными словами, ещё на свободе! – брови царицы сошлись к переносице. – Почему?
– Но ведь твоя сестра неприкосновенна… я ждал приказа, о царица!
– Приказа?.. – царица закатила глаза. Гранаты в урее полыхнули пламенем: свет заиграл в них от движения венценосной. – Зная о дополнении?.. – Нефертити язвительно усмехнулась. – Воли Аменхотепа-Осириса для тебя недостаточно? Лучше бы тебе было честно признаться, что ты понятия не имел о ней!..
Стражник судорожно вздохнул.
– Твоя воля, о солнцеподобная, намного важнее для меня…
– Как я могла выразить тебе сегодня свою волю? Боги, верните разум этому человеку! Я сегодня была несколько занята. Я, знаешь ли, дала Египту наследницу! – Царица помолчала, успокаиваясь, а потом заговорила быстро и чётко: – Сейчас ты отправишь людей к Агниппе и Мена. Её советник очень опасный человек… Он умён – не в пример тебе, – храбр, опытен и верен ей, как пёс. И я боюсь, как бы мы не опоздали… Кстати, о Мена. Ты видел его сегодня?
– Да, о царица.
– Когда? Где?
– Утром он ждал у тебя приёма, но ты никого не принимала, и это понятно, – Ани чуть покраснел под насмешливым взглядом Нефертити. – Потом я встретил его у царских конюшен. Мена, как всегда, был одет роскошно, ведь он любит блистать… Я втянул его в разговор. Он, оказывается, выбирал лошадей для предстоящих скачек и уже уходил, когда мы столкнулись. Мы заехали ко мне, попили вина… потом Мена ушёл. Он собирался в храм Осириса… не мог же я мешать его молитвам!
– Какой болван… – устало прошептала царица, запрокинув голову на спинку дивана и прикрыв глаза рукой. – Какие люди мне служат!..
Выпрямившись, Нефертити устремила на стражника взгляд, полный гнева и презрения. Золото урея ослепительно горело под пламенем светильников.
– Агниппа уже всё знает. Она всё знает!.. Надо спешить. Что ещё сказал тебе её советник? Где он будет вечером?
– Он… хотел посетить Город Мёртвых…
– А сейчас он где?
– Полагаю… у себя… Царица! Я думал…
Лицо солнцеподобной потемнело. Тонкие ноздри затрепетали, в глазах заплясали бешеные молнии.
– Отлично, – немыслимо ровным голосом произнесла она. – Немедленно стражу к Агниппе и Мена. – И, не сдержавшись, Нефертити крикнула: – Может быть, ты хоть на этот раз не будешь «думать»!..
Ани, ещё раз поцеловав пол у ног солнцеподобной, выбежал из зала.
Нефертити прикрыла глаза.
Боль…
Сильная боль опоясывала живот, сводя с ума. Наверное, не следовало так волноваться из-за какой-то рыжей девчонки, которая никуда не денется…
Кусая губы, чтобы не застонать, царица вновь хлопнула в ладоши.
– Жреца Аменемопе ко мне. Пусть принесёт что-нибудь от боли.
Шелест минут…
Шорох одежд…
Жрец склонился перед солнцеподобной.
Внимательные глаза, озабоченно нахмуренные брови, капли из прозрачного пузырька в кубок с вином…
– Тебе необходим покой, о солнцеподобная.
Молодая женщина обессиленно вытянулась на диване и прикрыла глаза.
О боги, если бы она ещё могла позволить себе этот покой…
– К вам начальник стражи, – послышался от входа негромкий голос рабыни.
– Царица никого не принимает, – сурово ответил жрец.
– Принимает, – Нефертити, сжав губы, села. – Ступай, Аменемопе. Придёшь через десять минут. Зови! – велела она рабыне.
Ани вошёл очень неуверенно и, опустившись на колени, не смел поднять голову.
– Я слушаю, – поторопила его солнцеподобная.
– О царица… – воин поднял голову и мигнул, не выдержав взгляд дочери Ра. – Прости меня… Они… Агниппа и Мена… Они бежали!
– Бежали?.. – хмыкнула царица. – Немедленно отряды ко всем городским воротам! Сейчас ночь, они никуда не денутся из города. На рассвете их…
– Царица… – сдавленно пробормотал стражник. – Они покинули Фивы.
– Что?
– У них… через седьмые ворота Северной стены… они показали приказ… подписанный мной. Я не знаю, как… вероятно… когда Мена гостил у меня… я…
Царица поднялась. Чело её было мрачнее тучи. Неистовое пламя билось в глазах, когда солнцеподобная смотрела на распростёртого у её ног человека, рвалось наружу.
Она заговорила – медленно, с расстановкой, и тон её мог поспорить своим безжалостным холодом с ночной пустыней:
– Если ты хочешь жить, то поймаешь Мена и Агниппу. Разошли гонцов с их описанием по всему Египту. Пусть скачут и день, и ночь, потаёнными тропами, и в бурю, и в жару. Объяви высокую награду: поймавший беглецов получит столько золота, сколько весит сам. И если этой девчонке удастся ускользнуть от тебя… Клянусь Сохмет, тебя бросят в клетку с голодными львами!.. Ступай.
Начальник стражи поклонился и оставил покой дочери Солнца бледный, как полотно.
[1] Та Сет Аат – древнее название Долины Царей.
[2] Та Дехент – с древнеегипетского переводится как «пик». Древнее название горы Эль-Курн (Аль-Корн).
[3] Аттический талант равнялся 26,2 кг серебра или 2,62 кг золота. То есть каждый из всадников вёз чуть больше пяти килограммов.
[4] Египетский лён в тонкости и лёгкости не уступал шёлку: 1 м2 льняной ткани весил всего 5 граммов.
[5] Схенти – набедренная повязка мужчин-египтян. Поддерживалась поясом и украшалась передником.
Часть 1. Глава 3. Домик на обрыве
Кони неслись крутым берегом. Золотые стены Фив, мерцающие призрачным голубым заревом в лунном сиянии, отодвигались всё дальше и дальше… Агниппа обернулась, бросив последний взгляд на город и на громаду Та Дехент, тёмную на фоне южного серебряного неба – и тронула повод скакуна. Всадники перевалили через вершину холма, и столица Египта скрылась из виду.
– Мы свободны!.. – крикнула царевна навстречу ветру и, отпустив повод, галопом пустилась вниз по склону, раскинув руки и смеясь от счастья.
– Да не совсем, о царевна! – в тон ей крикнул советник и пришпорил своего скакуна, догоняя девушку. – О пресветлая, мы только потеряли из виду Фивы.
– Это добрый знак, Мена! Теперь нам надо съехать с дороги и свернуть в пустыню, ведь верно? – живо обернулась к старику Агниппа. – И никто никогда не догадается, что мы сделали!
– И никто не найдёт наших костей, – с самым серьёзным выражением лица кивнул бывший лазутчик фараона. – Их обглодают шакалы и грифы.
– А я думала…
– С повелителями пустыни, Сетхом и Сохмет, нельзя шутить, о царевна. Придётся нам ехать по дороге. Разумеется, ночью, а днём находить укрытие. Поверь, это не так уж и сложно, вдоль берега хватает рощ и оазисов…
Агниппа только смущённо улыбнулась в ответ.
– Я полагаюсь на тебя, Мена.
– Знаешь, мне доводилось прятаться… – смеясь, хмыкнул он.
Кони легко уносили своих всадников в ночь.
Пыльные схены ложились под копыта.
Звёзды катились по небу.
Ветер свежел, и вот на горизонте, над песками Ливийской пустыни, огромным пылающим диском взошло солнце – внезапно и быстро.
– Славься, Амон! – крикнула радостно царевна, протягивая руки к сияющему шару. – И да хранит нас твоя милость!.. Дай нам новую жизнь, о юный Гор, сияющее утро!
– И дай нам победу над нашими врагами… – под нос пробормотал Мена.
Нужно было искать укрытие. Увы, Агниппа не могла ехать столь же быстро, как привык ездить он, воин и разведчик, и потому его расчёты добраться до ближайшего оазиса, прежде чем взойдёт солнце, провалились к Апопу – и это не могло не беспокоить советника.
Но девушке о его тревогах знать вовсе не обязательно.
– Поедем быстрее, о царевна, – мягко заметил он. – Скоро уже день, а здесь открытое место…
Только и оставалось, что молиться богам о заступничестве.
На солнце наползало дрожащее рыжее марево, а ветер продолжал набирать силу: лихорадочно, рывками, словно поднимал огромную тяжесть.
По дороге пронеслись маленькие пылевые смерчи, запутались в траве обочины. Воздух загустел, как гнилая вода.
Солнце – распухшее и тяжёлое – скрылось за завесой бурой мглы.
– Агниппа, стой! – крикнул советник. – Спешиваемся!
Девушка удивлённо посмотрела на старика, но выполнила приказ. Дёрнув своего коня за повод, Мена заставил его опуститься на колени.
– Делай, как я! – коротко велел старый разведчик Агниппе. – У седла фляжка. Смочи водой какие-нибудь две тряпицы, одну намотай на морду коню, другую – себе на лицо. Укройся за конём и, когда начнётся, опусти голову.
Едва они оба последовали этому совету, как ветер взвыл, словно тысяча демонов – и мир захлестнула красная мгла.
Агниппа только испуганно всхлипнула, прижавшись к тёплому лошадиному боку. Её конь, повинуясь инстинкту, уткнулся мордой в плечо хозяйки, тоже пытаясь защититься от бури.
Ветер свистел, набирая силу, и, кроме этого свиста, во всём мире не было ничего: лишь обжигающее дыхание урагана…
«О светлый Гор, защити нас…» – только и могла мысленно молиться царевна. Вокруг росла гора песка, заметая девушку и коня.
Царевна не могла бы сказать, сколько это продолжалось. Просто в какой-то миг поняла, что вихрь теряет остервенение, а мгла рассеивается…
Агниппа с трудом смогла поднять голову. С плеч и волос покатились тяжёлые сухие струи. Конь, фыркнув, вскочил на ноги, храпя и мотая головой, и едва не уронил свою хозяйку.
Пошатываясь и цепляясь за повод, Агниппа выкарабкалась из песчаного холма, наметённого ураганом.
Вокруг простиралась пустыня… Сотни барханов, куда только хватало взгляд – и лишь Нил под обрывом, всклокоченный, жёлтый – гордо и несгибаемо нёс свои воды к морю.
Подошёл Мена. Лицо его было серым и сухим, как у мумии, и безмерно усталым.
– Попей, девочка, – тихо сказал советник, протягивая флягу. – Коней мы напоим в оазисе…
– Но ведь рядом Нил? – робко заметила царевна. – Да, там сейчас, конечно, у берега песок, но…
– Там крокодилы, – невесело усмехнулся воин. – Едем, о царевна!
Девушка облизнула пересохшие губы. Потом, словно вспомнив, сделала глоток из фляжки.
– Куда же мы поедем, Мена? Дорогу замело. Сами боги против моего бегства… – бледнея, прошептала царевна.
– Не говори глупостей! – отрезал старик. – Дорогу в скором времени расчистят, но мы, разумеется, не будем этого дожидаться. Боги на нашей стороне, девочка… – мягче добавил он. – Смотри, ветер ещё не утих, он заметёт наши следы. А те, что мы оставили ночью на дороге, сейчас надёжно укрыты волей властелинов пустыни. Вознеси им хвалу и благодарность.
– Может, Сетх и вправду покровительствует мне? – невесело усмехнулась девушка, садясь на коня.
– Как всем рыжеволосым, моя царевна, – хмыкнул Мена. – Так что не унывай – и в путь!
Кони, радуясь свободе, помчались дальше, разбрасывая фонтаны песка.
Стелясь позёмкой, заметал за ними тропу ветер… Пыль пустыни, сброшенная с его крыльев, падала в Нил, на мутную взбаламученную воду…
Вскоре впереди показалась роща: оазис, к которому стремился Мена. Лошади, чуя воду, прибавили шаг.
…Они пили жадно, фыркая и поводя боками, пока хозяева, спешившись, устраивались на привал у озера, под тенью густых деревьев. Старый лазутчик, развязав сумку, извлёк оттуда хлеб и сушёное мясо и, разделив пополам, протянул своей спутнице. Благодарно кивнув, царевна с аппетитом вонзила белые зубки в жёсткий кусок, только сейчас осознав, что голодна.
Мена ел медленней, вслушиваясь в пение птиц и поглядывая на коней.
Животные были невозмутимы, птицы беспечно пересвистывались в листве – и он успокоился.
– Тебе надо поспать, девочка. Я разбужу тебя…
– А ты, Мена? Ты устал не меньше… – нерешительно пробормотала царевна.
– Я привык не спать сутками. К тому же, когда ты проснёшься, я, если всё будет хорошо, тоже прикорну… – улыбнулся советник. – Ты спи, девочка. Спи…
Агниппа улыбнулась и, подложив под голову дорожную сумку, мгновенно провалилась в сон.
Её разбудило прикосновение к плечу. Девушка проснулась мгновенно и, вскинувшись, села, тревожно глядя на Мена. Он стоял, прижимая палец к губам.
– Сюда едет всадник. Я заметил его из-за деревьев… Надо уходить.
– А следы?.. Наши следы на земле?.. – на одном вздохе прошептала Агниппа.
Мена пожал плечами.
– Мало ли путников ищут приют в оазисе?..
Царевна кивнула и, не задавая более вопросов, вскочила в седло. Ветви кустов, качнувшись, скрыли беглецов.
…И вновь под копыта ложились заметённые песком схены дороги.
Солнце клонилось к вечеру, и от барханов протянулись длинные густые тени.
Усталое разбухшее светило медленно валилось за Нил.
Чёрной грозной тучей шёл на Египет мрак – тяжёлый и непроглядный. Мена с удивлением всматривался в эти странные сумерки, вслушивался в их поступь… Они заполнили всё небо, лишь далеко у заката ещё горело больное бледное зарево.
И над миром грохнул глухой мощный раскат.
Небо расколола огненная трещина.
И землю с небесами сшил холодными нитями ливень…
Вода хлестала, превращая песок в грязь, и ветер порывами нёс струи над встревоженным Нилом.
– Боги, что это?!
Мена смеялся, запрокинув голову и подставив лицо яростным потокам, ловя на ладони стремительные капли.
– Мена, что это?! – снова крикнула Агниппа.
– Дождь! – наконец сквозь смех ответил советник. – Как же это здорово, девочка!
– Мне страшно!..
– Брось! Обычная вода, – Мена обернулся к девушке, изумлённый и радостный. – Это невероятно, дождь над Египтом… В первый и последний раз я видел его в долине Нила много лет назад, ещё мальчишкой. И тогда тоже, конечно, очень испугался… – Старик весело хмыкнул. – А вот потом, в Хеттском царстве и в Греции, мне не раз доводилось промокать до нитки. Добрый знак, о царевна!
Девушка придержала повод коня.
– Мена, я должна вернуться… Я должна взойти на жертвенник. Это гнев Осириса!
– Осирис не повелевает дождём, – коротко возразил Мена, тоже останавливаясь. – Не говори глупостей, девочка.
– Откуда взяться здесь туче? – бледная как тень, прошептала беглянка. – Это чудо, явленное богами. Они разгневаны!
– Вздор! – разозлился старик. – Дождь, конечно, принесло с Тростникового моря или с Великой Дуги.
– Темно, как в полночь! Туча закрыла даже лик Амона!.. – уже не владея собой, кричала девушка. У неё начиналась истерика. – Боги отвернулись от меня!!
Мена влепил ей крепкую затрещину.
Агниппа схватила ртом воздух и умолкла на полуслове.
– Это. Просто. Гроза, – чеканя каждое слово, жёстко произнёс воин. – Если же тебе так хочется видеть какое-то знамение в дожде, то подумай вот о чём. Верховный бог эллинов, Зевс, повелевает молниями. Не он ли посылает тебе знак, что Эллада ожидает тебя? Так что оставь сомнения! Твой выбор сделан.
– Но…
– Ты царевна, Агниппа. Царям не к лицу колебания. Ты дочь владыки Египта, и, поверь, никакие знамения не могли остановить его, если уж он что-то решал. Колебания погубили твою мать… и однажды я уже совершил ошибку, позволив её страхам взять верх над здравомыслием. Теперь я не повторю этого и спасу её дочь, несмотря на всех богов, сколько их ни есть!..
Агниппа лишь коротко всхлипнула. Пожалуй, только Мена и видел в ней настоящую царевну… Правда, и требовал со своей венценосной приёмной дочери соответственно.
– Прости, Мена. Я… Конечно, вода освежит наших коней.
– Без сомнения, о царевна, – с улыбкой кивнул советник, трогая повод своего скакуна. – Прикажешь ехать дальше?
Девушка кивнула.
Разбрызгивая грязь, кони помчались в грозу, во мрак, разрываемый вспышками молний…
Нил клокотал. Ревущий бурный поток кипел мутной пеной, крутя и ломая упавшие деревья. Измочаленные ветви пальм, словно в мольбе о помощи, вздымались из волн к небу, на краткий миг возникая из тьмы при трепещущей вспышке, и снова скрывались во мраке.
Беззвучно, и оттого немыслимо жутко, огромный пласт берега осел в обезумевшую реку прямо перед Агниппой.
Всадница едва успела натянуть повод, вскидывая коня на дыбы.
Плеск и грохот падения на миг перекрыли рёв урагана, а затем все звуки снова поглотило воющее неистовство бури.
Девушка оцепенела.
Мена, подъехав, взял за повод её скакуна и отвёл подальше от обрыва.
Агниппа сидела, как каменная.
– С тобой всё хорошо, девочка? – заботливо спросил старик. – Надо держаться подальше от воды…
Царевна облизнула губы. На языке таял вкус дождя…
Она зажмурилась.
Боги… Столько лет терпеть презрение близких, косые взгляды придворных… И вот она – долгожданная свобода!
Ну неужели ради свободы нельзя потерпеть ещё немного?..
Песчаная буря, страшная гроза…
Всего-то!
А там, позади, Нефертити…
И жертвенник.
– Всё… хорошо… – вытолкнула из себя девушка. – Всё в порядке, Мена… Едем!
Немеющими пальцами она разобрала повод. Перед глазами всё плыло и качалось. По лицу и губам стекали струи, за воротник с промокших волос скатывались капли, сырая одежда липла к телу…
Боги… Только бы не упасть с коня…
Мена бросил на свою спутницу короткий взгляд и лишь безмолвно покачал головой.
Сверкнула молния, и при её резком свете беглецы заметили вдали низенькую хибарку под навесом.
– Жильё, – мягко произнёс старый солдат, наклоняясь к Агниппе и чуть сжав её плечо. – Крепись, моя госпожа. Ещё усилие!
Девушка медленно кивнула, словно во сне, и тронула узду.
Несколько минут сквозь хлещущие струи дождя и ледяной ветер, сквозь пульсацию крови в висках…
Такая тёмная ночь – или это темнеет в глазах?
Кони остановились, вздрагивая и поводя боками.
Грохотал гром, с папирусного навеса водопадом низвергались кипящие струи, дерево, примостившееся над самым обрывом, гнулось, словно тростник, под ударами бури, но за бычьим пузырём, что защищал подслеповатое оконце, горел огонёк.
Мена спрыгнул с лошади и направился к двери.
Дождь хлынул с удесятерённой силой.
Агниппа устало уткнулась в жёсткую мокрую гриву. Голова кружилась… Царевна уже почти не осознавала, что происходит вокруг.
Мена громко стучал, потом колотил в двери, но путникам никто не спешил открывать…
– Сетх вас побери!.. – в сердцах рявкнул вельможа, пнув хлипкую дверцу ногой. – Сдохли, что ли?! Выломаю, отродье!..
Он коротко оглянулся на свою госпожу – и успел заметить, как та медленно заваливается набок, соскальзывая с коня.
Вскрикнув, Мена подбежал и подхватил девушку. Она была без сознания.
Сурово сжав губы, советник, держа на руках свою приёмную дочь, направился к хибарке. Выражение его лица не обещало ничего хорошего бессердечным обитателям домишки.
По крайней мере, дверь старый солдат намеревался выбить одним пинком.
Ночь прорезала рыжая полоска света, и в образовавшуюся щель выглянула женщина в белом домотканом покрывале, наброшенном на голову.
– Кто здесь? – громким испуганным шёпотом спросила она.
Мена вышел на свет.
– Добрая женщина, – сдержав своё раздражение, мягко проговорил он, опасаясь ещё больше напугать крестьянку, – пусти нас. Мы бедные путники и едем издалека, нас застигла буря. Моему сыну плохо. Дай нам приют на одну ночь!
Видимо, крестьянка ожидала увидеть вовсе не их. Не дав Мена закончить, она широко распахнула двери и посторонилась, давая пройти.
– Что ты, что ты! Заходи! – зачастила она. – Боги, дитё простудишь! До чего довёл, а!.. И какие демоны вас гнали? Чего бы вам в оазисе не переждать? – ворчала она, запирая двери. – Разве можно так над мальчишкой изгаляться? А? Я тебя спрашиваю!
Она погрозила Мена кулачком, словно «дитё» было её кровным, и, в обход хлипкого стола, повлекла старика к очагу, к двум папирусным циновкам, разостланным прямо на голой земле. Других постелей в доме просто не было.
– Вот. Вот сюда положи… Ах ты, деточка… – подперев рукой щёку, сокрушённо качала головой хозяйка. – Умаялся-то как, бедолага! Сейчас, в тепле, в покое, очнётся…
Веки девушки дрогнули.
– Мена… – слабо прошептали её губы. – Мена, где мы?..
Убогая каморка, освещённая лишь трепетанием очага, смутные очертания грубо выструганных домашних богов у стены…
Глинобитные стены, два расхлябанных стула, расшатанный стол, ткацкий станок и сундук у дальней стены составляли всю обстановку.
Хозяйка, хлопотавшая у стола, сухощавая и подвижная, походила на домовитую мышку. Когда-то, бесспорно, это была красивая женщина, и её чёрные, по-прежнему молодые глаза с лукавинкой, и изгиб тонких бровей, и остренький нос – всё было бы неотразимо, если бы не лёгкая сеточка морщин, избороздивших смуглую, уже далеко не нежную кожу. Из-под белого головного покрова выбивались чёрные пряди, в которых уже змеились серебристые ниточки. И всё же гибкая фигура в коричневом домотканом платье вполне могла бы принадлежать юной девушке…
Агниппа перевела вопросительный взгляд чёрных глаз на своего советника.
Он улыбнулся, сжав её руку.
– Ничего, сынок, – незаметно подмигнул он царевне. – Всё хорошо. Эта женщина приютила нас. Как ты себя чувствуешь?
Агниппа слабо, понимающе улыбнулась.
– Папа… – нежно выдохнула она, кончиками пальцев проводя по щеке, изрезанной морщинами. – Со мной всё хорошо, благодарю…
Мена ласково убрал со лба девушки мокрую прядку, чувствуя странную резь в глазах.
– Мне надо позаботиться о конях, – поднялся он, отворачиваясь. – А ты лежи, отдыхай и ни о чём не беспокойся.
Измученная царевна лишь обессиленно опустила ресницы, благодарно улыбнувшись.
Мена вышел из дома, на миг встревожив пламя очага порывом ветра. Дверь хлопнула, но вой бури доносился, хоть и приглушённо, даже сквозь стены.
– Ах, боги, ревёт-то как… – покачала головой крестьянка. – Весь дом трясётся! Храни нас Амон, лишь бы берег не подмыло, а то так и рухнем в реку, крокодилам на корм…
Агниппа вскинулась, как подброшенная.
– Лежи, лежи, деточка… – улыбнулась женщина. – Не обращай внимания на мою болтовню. Глянь – тут у нас дерево рядом, его корни, скажу тебе, так обрыв держат – никакой демон не осилит! Сохранят боги… Обидно вот только, если под мостками сарайчик с лодкой размоет… Ну да нечего худое кликать!
– Такая… такая буря… – прошептала девушка.
Говорливая хозяйка внимательно вгляделась в неё, чему-то улыбнулась и вздохнула.
– Ох, что ж делается-то, а?.. – снова начала сыпать она словами. – Две бури в один день! Ох, не иначе знак какой боги посылают Египту… понять бы ещё, какой! Ну, ярость Сетха я могу ещё понять, но что сейчас делается! Что делается!.. Где ж видано такое, чтобы вода с неба падала?..
