Текст книги "Завещание фараона (СИ)"

Автор книги: Ольга Митюгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Дверь снова хлопнула, и в комнатушку зашёл Мена. С его плаща лило ручьём, прямо на земляной пол; насквозь мокрые волосы налипли на лоб. Старик постоял какое-то время под испытующими взглядами женщин, а потом слабо улыбнулся.

– Привязал коней под навесом, – тихо заметил он. – Ну и ливень! Хлещет как из ведра.

– А ты плащик-то сыми, сыми, мил человек! – зачастила хозяйка. – Да повесь над очагом, обсуши. Мальчонка-то тоже своё пускай сымает, и идите к столу, кушайте, – крестьянка с улыбкой кивнула на накрытый стол.

Там, прямо на чёрствых хлебных лепёшках, заменявших тарелки, лежала просяная каша. А в центре стоял глиняный кувшин – с обычной водой.

Советник опасливо покосился на царевну. Не оскорбит ли её подобная скудость?..

Агниппа поднялась, цепляясь за очаг, и, пошатываясь, подошла к столу.

– Благодарим тебя, добрая женщина, – сердечно произнесла дочь фараона. – Мы с удовольствием разделим твою трапезу.

Облегчение мелькнуло во взгляде советника.

– Только, к сожалению, переодеться нам не во что, – заметил Мена.

– А ничего, – махнула рукой крестьянка. – Погодите-ка, я сейчас тебе одёжу сына дам, а паренёк вон, пусть в холст завернётся, я недавно соткала, ещё ничего сшить не успела. Большое полотно и лёгкое… давай, давай, деточка, не смущайся! А коль смущаешься, я отвернусь.

– Спасибо тебе, – искренне произнёс Мена. – Как твоё имя, добрая женщина?

– Катути меня зовут. Катути, – ответила женщина из сундука, в котором копалась, извлекая одежду. – На, мил человек! – сунула она в руки Мена изрядно поношенную, но чистую схенти и широкое грубое полотно.

Потом женщина отвернулась к стене, чтобы не смущать своих гостей; Агниппа юркнула за очаг, пока Мена переодевался, и, стащив с себя холодную мокрую одежду, завернулась в безразмерное полотно, как в простыню. С украшениями, что были припрятаны в рукавах, пришлось повозиться, перекладывая в предусмотрительно прихваченную дорожную сумку, но, слава богам, хозяйка ничего не заметила.

Советник быстро покончил с переодеванием, и, хотя царевне было непривычно видеть этого великого воина и знатного вельможу лишь в схенти, девушка, сдержав хихиканье, прошла к столу, пока Мена развешивал над очагом их вещи.

– Мы готовы, Катути, – позвала она хозяйку, когда старик вернулся.

– Ну, давайте есть! – улыбнулась крестьянка, с предвкушением потерев ладошки. – Не взыщите: как говорится, чем богаты!

Агниппа ела с небывалым аппетитом, уплетая холодную кашу за обе щёки, и Катути, облокотившись на стол и подперев голову рукой, с нежностью смотрела на это.

– Оголодал-то как, бедолага… Откуда ж вы так едете-то?

– Из Ниута, – бесхитростно ответила царевна, прежде чем Мена успел открыть рот.

– О-хо-хо, не близко… – вздохнула женщина. – А у меня вот сынок в Мен-Нефер сейчас, на заработки подался. – Катути поморщилась. – Пьяница несчастный… поди, опять всё пропьёт, все мы в долгах из-за него… – она встряхнулась. – Что это я вас глупостями извожу? Устали ведь, горемычные? Давайте-ка спать! Ты, мил человек, на сундуке поспи, а мы с мальчонкой у очага, на циновочках.

– А что ж ты сразу двери не открыла, Катути? – внезапно спросил Мена.

Женщина поморщилась, отводя глаза.

– Да так… мало ли… кого в такую непогодь принести может.

Мена чуть нахмурился, но ничего не сказал.

Агниппа, сладко зажмурившись, потянулась, и впрямь похожая на мальчика со своей короткой стрижкой. Волосы медно блеснули в свете очага.

– Ой, и в самом деле, папа, давай спать. Я с ног валюсь!

Старый солдат улыбнулся, все вышли из-за стола, и вскоре в маленьком домике воцарилась полная тишина: люди сладко спали, а за стенами плакал ветер и шуршал дождь по старенькой крыше…

Часть 1. Глава 4. Домик на обрыве (продолжение)

Агниппа проснулась от радостных возгласов.

– Да как же это? Да не надо было… Благослови тебя боги!

– Это лишь небольшая плата за твоё гостеприимство, – негромко ответил голос Мена.

По губам девушки скользнула улыбка. Потянувшись, царевна резко села, мотнув головой. Без привычной тяжести волос, кажется, можно было взлететь.

– А, вон и мальчонка проснулся, – улыбнулась хозяйка. – Ну-ка, вставай, пойди умойся – и к столу. Умывальник на дворе, за коновязью. Там же и сарайчик нужный, если что.

Нужный сарайчик и правда требовался. Улучив минуту, когда Мена отвлёк хозяйку, Агниппа натянула высохшую одежду, которую советник предусмотрительно положил в изголовье своей госпоже, и встала.

Хлипкий стол, отроду не видавший разносолов, сейчас заполнили яства. Нежный сыр, варёное мясо, молоко и финики, а главное – свежий хлеб!

– В деревню прогулялся с утра, папочка? – невинно осведомилась царевна.

– Ух ты, какой догадливый, – весело хмыкнул Мена. – А ну, давай-давай, ноги в руки, и не заставляй нас ждать. Брысь умываться!

– «Брысь умыва-аться!» – сделав большие глаза, со смешком передразнила Агниппа, поцеловав советника в морщинистую щёку. – Ой, какие мы строгие…

Катути чуть нахмурилась и внимательно вгляделась в Агниппу. Не заметив этого взгляда или не придав ему значения, девушка, смеясь, выпорхнула во двор.

На земле темнели лужи. Небо звенело высью, невозможно, немыслимо прохладное: жара, оглушённая вчерашним ливнем, ещё не набрала силу. Воздух, прозрачный, как ледяной ключ, казалось, можно было пить, черпая полными горстями.

Нил, ещё мутный и всклокоченный, стремительно мчал свои воды под самыми мостками, унося к Дельте щепки, ветки и прочий мусор, сброшенный бурей. Солнце блестело на волнах.

Вдохнув полной грудью это сияние, Агниппа зашла за коновязь. И, бросая пригоршни воды на лицо, не таясь, смеялась.

В этот самый момент её могли бы уже вести к жертвеннику…

Но впереди ждёт роскошный завтрак – и дорога.

И целая жизнь…

Покончив со всеми делами, юная царевна вприпрыжку вернулась в домик.

Мена и Катути уже сидели за столом. Советник с набитым ртом только кивнул девушке на свободное место и потянулся за кувшином, налить себе молока.

– И мне, и мне! – падая на хлипкий табурет, выдохнула она.

– Ещё и тебе… – проворчал старик, наливая Агниппе полную кружку. – Свои руки отсохли, что ль?

Девчонка проказливо показала ему язык – и налегла на финики. Она с детства их обожала…

Мена только покачал головой.

Царевна шутила и смеялась без удержу, и старый воин, не тая нежности, смотрел на неё, подкладывая всё новые и новые кусочки.

– Мне хватит! – протестовала девушка.

– Наедайся, впереди долгий путь…

– А далеко ли вы едете? – осведомилась Катути.

На сей раз Мена опередил свою приёмную дочь.

– До Мен-Нефер[1], – спокойно ответил он. – К тётушке в гости.

– Да, не близко… – вздохнула крестьянка, но больше ничего добавить не успела. Дверь скрипнула, на стол упала тень, и в комнатку ворвалось густое облако винного духа, а с ним и его источник – молодой парень в одной набедренной повязке.

В руках у него, неведомо каким чудом уцелевший, наблюдался некий глиняный сосуд – похоже, он-то и помогал бедолаге сохранять равновесие.

– Всем… привет! – с порога объявил незваный гость.

Мена резко поднялся.

– Откуда взялся этот бродяга? А ну, пошёл вон!

Парень перевёл подёрнутые поволокой, полные недоумения глаза на Катути.

– А чего он тут раскомандовался?..

Катути тоже вскочила и затараторила:

– Тихо, мил человек, это сынок мой, сынок! Ты откуда тут взялся, глаза б мои на тебя не смотрели, образина бесстыжая? – напустилась она на «сынка». – И опять напился, мерзавец ты этакий!.. Солнце встать не успело, а ты дёрнуть успел! Вчера такая непогодь была, где только переждал? Гляньте, ему и буря не буря! Да что ж это такое делается, люди добрые? Совести нет совсем, мать вся в долгах из-за него, а ему хоть бы хны! А ну дай сюда!.. – она хотела вырвать у парня кувшин, но «сынок» вовремя отшатнулся – чуть не упав на пол.

– Не, не, не… – погрозил он пальцем маме. – Опять разобьёшь… А там вино-о-о…

– Я тебя, недоумка, в город посылала? Заработать я тебя посылала?.. Что это за явление?.. Опять прогнали, что ль? Что молчишь?.. Деньги где?

Парень тупо кивал в такт словам Катути.

– Посылала… Прогнали… Ничего не дали…

– А нажрался ты на какие шиши? – вкрадчиво вопросила крестьянка, прикрывая двери. И рявкнула: – Кувшинчик этот на какие шиши ты купил?! Я вся в долгах, боюсь людям на глаза показаться, а ты?!. Скоро подать платить, что я сборщикам предъявлю, по твоей милости?! В рабство угонят!.. Очухаешься, да поздно будет! Где покупал?!

Он замотал головой, пытаясь выговорить:

– Да… н-не… покупал я… Я нашёл!..

Катути скрестила руки на груди.

– Ага… – с сарказмом протянула она. – Кувшинчик вот этот нашёл?..

– Нет… Я иду… а на дороге… валяется кошелёк… триста колец… Золотом… Я и купил…

– Угу… – ласково кивнула женщина. – Купил. За триста колец. Золотом! Придумай что поумнее! Кто такие деньги посреди мостовой оставит, помилуйте боги! Ну, раз принёс, что теперь? Не пропадать же добру! Ставь на стол.

– Мама… – сын расплылся в глупой улыбке.

Катути взяла кувшин, критически оглядела со всех сторон – и с размаху разнесла о стену.

– Мама!.. Это же вино!.. – взвыл пьяница, мгновенно трезвея.

– Ничего. Наглеть не будешь, – наставительно вымолвила Катути.

Агниппа давилась смехом, переглядываясь с Мена. Советник тоже с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться.

И тут со двора донеслось громкое ржание, которому откликнулись кони под навесом.

Все невольно вздрогнули.

В дверь требовательно постучали.

Все, кто находился в комнате, побледнели и обменялись взглядами – кроме сына Катути, который, стоя на коленях, обливался слезами над разбитым кувшином.

Агниппа невольно сжала пальцами воротник рубашки.

Катути облизнула пересохшие губы.

– Это те, кого ты ждала вчера вечером? – негромко спросил Мена.

Крестьянка судорожно вздохнула и коротко пожала плечами. Взгляд её беспомощно скользнул вокруг.

Стук повторился.

Ещё раз вздохнув, женщина распахнула дверь – и лицо её стало белее погребальных полотен.

Во дворе, на прекрасном скакуне мышиной масти, ожидал всадник. На тонкой рубашке с широкими рукавами, нарамнике, блестя под солнцем золотом и красной эмалью, лежал широкий ворот, ускх, а концы пояса, стянувшего талию визитёра, изящно ниспадали вниз, по складкам верхней схенти, под которой угадывались несколько нижних – впрочем, нисколько не стесняющих движений всадника. Строгое худое лицо казалось треугольным в обрамлении красно-белого полосатого платка-клафта.

Серебро посверкивало в утренних лучах на узде и стременах коня.

Катути покачнулась и схватилась за косяк двери.

– Здравствуй, Катути, – бесстрастно произнёс незнакомец.

– Здравствуй, господин мой, – пролепетала несчастная.

– Итак, ты приготовила подать?

В ветвях дерева прошумел ветер.

Крестьянка провела языком по губам.

– Я, господин мой… Добрый господин мой… – она опустила глаза и еле слышно прошептала: – У меня ничего нет. Ты же знаешь, какой у меня сын… Я же платила… я исправно платила всю жизнь! Сжалься, господин мой. Сделай снисхождение по моим затруднениям. Дай мне срок… не присылай стражу… Клянусь всеми богами, господин мой, я всё заплачу, – она молитвенно сложила руки, ловя взгляд приезжего.

Всадник утомлённо вздохнул. Лицо его не выразило ни малейшего участия.

– Катути, почему меня должны волновать твои проблемы? – осведомился он. – Засуха ударила по всей деревне, не только по тебе. Если я всем начну делать поблажки, мне, глядишь, нечем будет и перед казной отчитаться! Между тем ты одна не можешь заплатить. Все остальные нашли средства.

– Но, господин мой, я вдова. Мой сын…

– Ты задолжала всему селу. И мне больше всех. Я строго наказал своего управляющего, когда узнал, сколько он дал тебе в долг, пользуясь тем, что я был в столице… Если бы служба не призывала меня постоянно находиться при гарнизоне, уверяю тебя, ты не получила бы и медного кольца. Посчитаем, сколько этот ненормальный дал тебе? Корову для вспашки поля – это я оцениваю, с процентами, в двенадцать медных колец; два мешка зерна – пять медных колец. Мешок муки – десять. Кувшин масла – девять.

– Сжалься, господин мой…

– Итого тридцать шесть колец медью. Тридцать шесть, Катути!

– Откуда же у меня такие деньги, господин мой? – прошептала крестьянка.

– И девять колец – сумма подати. – Вельможа не спеша похлопывал свёрнутой плетью по открытой ладони. – Что прикажешь мне делать с тобой, Катути? Я ведь мог сразу прислать своих людей, но я решил сначала поговорить… И вот твоя благодарность за моё великодушие?

Женщина судорожно вздохнула и медленно опустилась на колени.

– Умоляю, господин мой… Сжалься! Я найду… я найду деньги на подать!

– А долги мне? – осведомился всадник.

Катути молчала.

– О чём ты думала, когда занимала?.. Что я не узнаю? Это почти воровство, Катути.

– Господин мой…

– С меня хватит нытья. Ты не можешь заплатить – что ж, прекрасно. Я пошлю своих людей. Твою утварь и домишко продадут, а тебя с сыном угонят в рабство, как всех несостоятельных должников. Не знаю, сколько я получу с такой тощей скотины, как ты, но, думаю, долг покроет… – он хмыкнул, скользнув по женщине оценивающим взглядом. – Прощай!

Вельможа дёрнул коня за повод, но Катути, забыв себя от отчаяния, вцепилась в стремя.

– Сжалься, господин мой!..

Воин ударил крестьянку по голове рукояткой плети, оправленной в золото, и Катути упала в пыль, почти под копыта.

– Остановись!

В этом звонком, полном негодования голосе звучал приказ.

Мужчина придержал коня и с удивлением обернулся.

В дверях хибарки стоял тощий мальчишка в бедной еврейской одежде. Чёрные глаза его гневно сверкали.

Вельможа изумлённо приподнял бровь, глядя на этого наглого щенка, что осмелился так дерзко себя держать.

– Сколько должна тебе эта женщина? – спросила Агниппа, ничуть не смутившись под надменным взором владельца деревушки.

– Тридцать шесть медных колец, – медленно ответил воин, словно раздумывая, тратить ли время на разговор или прямо сейчас огреть нахала плетью. – И ещё девять за подать.

Мальчишка держался до странности уверенно и смело, и это настораживало…

По губам парня скользнула презрительная усмешка.

– То есть сорок пять. Всего-то? И ты из-за нескольких медяков хочешь угнать эту несчастную женщину в рабство? Я заплачу за неё! Более того, я внесу подать за десять лет вперёд, чтобы ты оставил Катути в покое.

Мужчина расхохотался, запрокидывая голову.

– За десять лет?.. – он прищурился. – То есть её долг, тридцать шесть медных колец, и девяносто – за десять лет податей? Разумеется, считая текущий год. Сто двадцать шесть. Это больше одного серебряного кольца! Ты держал такие деньги в руках хоть раз в жизни?

Агниппа только пожала плечами.

Из-за пояса появился увесистый кошелёк, и девушка, подойдя, протянула вельможе одно серебряное кольцо. А затем отсчитала двадцать шесть медных.

– Всё точно? – холодно осведомилась она.

Вельможа нахмурился.

– Да… – рассеянно протянул он. – Что ж…

– Эта женщина освобождена от подати?

Мужчина молчал. Потом, словно проснувшись, улыбнулся.

– Разумеется, – легко ответил он. – Я ведь не какой-то злодей, которому только и забот, как обижать беззащитных. Мне всего-то и хочется, чтобы всё было по справедливости… Когда всё по справедливости, у меня никаких претензий. Погоди, Катути, вот тебе грамота, что у тебя заплачено. – Он порылся в седельной сумке и протянул ошеломлённой женщине папирус. Агниппа подала Катути руку, помогая подняться с земли.

– Благодарю тебя… господин мой… – только и смогла прошептать несчастная.

– Что ты! При чём тут я? – ещё шире заулыбался военный. – Благодари не меня, а своего спасителя… – Взгляд его не отрывался от Агниппы – цепкий и нехороший. – Сами боги, не иначе, привели этого гостя в твой дом. Кто же твой благодетель? Ты, мальчик, путешествуешь один, с такими деньгами? Далеко ли?

– Да не один, не один! – зачастила Катути, бочком оттесняя Агниппу к домику. – Не изволь беспокоиться, господин мой, за мальчонкой есть, кому приглядеть. С отцом едет. Вот, на ночлег попросились. И то, сам знаешь, какая буря вчера разыгралась!

– Да… – с неприятной улыбочкой поддакнул вельможа. – Буря вчера была – не приведите боги. Ко мне за час до полуночи гонец из Уасет добрался, еле живой. Вот только сегодня утром дальше поехал, а мне велел известить всех жителей деревни… Ты ж у нас на отшибе живёшь, вот и послушай, и потом не говори, что не слышала. Преступников опасных ищут, и награда обещана немалая. Столько золота, сколько весишь ты сам.

Катути широко распахнула глаза.

Мужчина усмехнулся.

– Да-да. Куча золота… Сказать, как они выглядят?

Крестьянка облизнула вмиг пересохшие губы.

– Как не сказать? Скажи, господин мой. Кто ж это так прогневил наших милостивых владык, что гонец аж в бурю скакал?..

Вельможа чуть слышно хмыкнул.

– Пресветлая.

– Царевна?.. – ахнула Катути. – Родная сестра?.. Да как же это так могло случиться?..

Агниппа невольно отступила на шаг и отвернулась. На глаза навернулись слёзы. Воистину, родная сестра травит её, как дикого зверя!

– Да, сама пресветлая. Говорят, она и её советник замыслили заговор против нашего божественного владыки, а теперь, когда всё раскрылось, удрали. Ничего, не убегут далеко. Дадут боги, их схватят!

– А как же не схватить? – покачала головой женщина. – И так простым людям несладко живётся, а тут ежели ещё б и смута началась… Ох, сохрани Исида! Так как же эти злоумышленники выглядят, господин мой?

– Царевне восемнадцать лет, и она несказанно красива. Вторая красавица Египта, что тут скажешь!..

– А кто ж первая? – простодушно перебила Катути.

Вельможа не сумел сдержать улыбки от такой наивности.

– Всем известно, что первой по уму и по красоте, добрейшей и милосерднейшей является царственная дочь Ра, солнцеподобная Нефертити.

– Ах, ну да, ну да… – невольно смутилась крестьянка. – Так, значит, пресветлая красива. И всё?..

– У неё рыжие волосы, как у всякого отродья Сетха. Видимо, неспроста ей пришли в голову тёмные замыслы! Да… Рыжие волосы, белая кожа и чёрные глаза. Как такую не заметить? Но, скорее всего, девчонка переоденется.

– Рыжие волосы и белая кожа?.. – поразилась Катути. – Воистину, неисчислимы чудеса богов!

– Ничего чудесного тут нет, – пожал плечами мужчина. – По матери она эллинка, вот и похожа на дочь моря.

– Да никогда в жизни я эллинов не видала… – задумчиво поскребла в затылке Катути. – Но рыжие волосы сразу замечу, не сомневайся, господин мой!

Военный криво усмехнулся, скользнув взглядом по замершей чуть поодаль Агниппе. Та стояла под деревом, не смея поднять голову, и делала вид, что её крайне заинтересовало что-то на стволе. Солнце переливалось на её пышных рыжих волосах.

– А при ней мужчина лет пятидесяти, – как ни в чём не бывало, продолжал вельможа. – Её советник и воспитатель. Его легко опознать: шрам у него на виске.

– А-га… – задумчиво протянула Катути, прищурившись.

– Зовут этого человека Мена. Имя царевны, наверное, ты знаешь – Агниппа. Если увидишь вдруг кого похожего, скажи.

– А подумай ты… – восхищённо протянула женщина. – Страсти такие делаются на свете, а мы тут в глуши и не знаем ничего! Ой, спасибо, надоумил, господин мой! Век не забуду! Это ж столько золота за них обещают… Сколько ж я вешу, интересно? Это ж можно и дом новый, и от податей откупиться, и лошадку, и корову, и птиц, и поле прикупить… Можно…

– Да, – перебил её военный, тая усмешку в мягком голосе. – Да, Катути. Можно и дом… в Ниуте купить. С прислугой.

– Эвона хватил, господин мой, с прислугой! – отмахнулась крестьянка. – Чем я их кормить-то стану?.. Почитай, на городской дом все денежки и уйдут. Нет, мне б чего попроще, попривычнее. В деревне домик справный, хозяйство… И сыну, глядишь, непутёвому, на жизнь останется.

– Дело твоё, Катути, – улыбнулся мужчина. – Останется и на дом, и на корову, и от податей откупиться… пожизненно. Так, значит, не видела ты этих людей?

Катути в негодовании даже глазами сверкнула.

– Шутить изволишь, господин мой? Если бы я видела, разве ж не сказала б за такую-то награду?! Расспросить, что ли, моих постояльцев-то? – пробурчала она себе под нос. – Только так, чтобы они сами не догадались… Ведь это и дом, и корову, и…

– Ну, значит, не видела, – нетерпеливо прервал её собеседник. – Что ж, очень жаль. Прощай!

Он насмешливо взглянул на белую, как мрамор, Агниппу и пустил коня в галоп.

Катути, прищурившись, проводила его долгим взглядом из-под ладони и, резко развернувшись, почти бегом кинулась к Агниппе. Схватив её руку жёсткими холодными пальцами, она резко развернула девушку к себе.

Агниппа невольно вскрикнула и отшатнулась.

– Слышал ты?.. – с горящими глазами выпалила хозяйка. – Ты слышал? Столько золота, сколько сам весишь! Многим такие деньги и во сне не пригрезятся! Что молчишь? Понимаешь?

Царевна осторожно выдохнула и попыталась высвободиться из цепкой хватки.

– Да. Это очень много, – мягко ответила она, едва сдерживая дрожь в голосе.

– А попадись они таким вот бедным людям, как я, думаешь, многие поразмыслят, выдать али нет? Вот мне бы они попались, как думаешь? Смогла ли бы я корову, скажем, купить? Себе на достойное погребение что оставить да сыну на жизнь, чтобы людям не стыдно было в глаза глядеть?

От страха Агниппа не знала, что сказать. Не заплакать! Только бы не заплакать! Что подумает эта крестьянка?

– Да… – презирая себя за то, что голос срывается, пролепетала беглянка. – На такие деньги многое можно… купить!

И Катути отпустила её.

Она положила сухонькую ладошку на плечо девушки и ласково глянула в глаза.

– Вот и думай наперёд, госпожа моя. Эх, сердце доброе да чистое, вот и меряешь всех по себе… Сама по жёрдочке ходишь, а туда же – бедную тётю спасать! – Катути невесело покачала головой. – Видела, как этот коршун глянул на тебя? Видела?.. Опасный он человек, девочка.

– Я… – начала было ошеломлённая царевна.

– А ты и не говори ничего. Времени мало. Знаешь, куда он поскакал? Так я тебе скажу. За стражей. За своими людьми. Бежать вам надо, да поскорее! И лошади вам тут не помогут.

– Но…

– Молчи, девочка, молчи! Вот что, дам я вам лодку. До самого моря на ней справно доберётесь, и никаким шпионам глаза мозолить не будете!

– А как же ты, Катути?.. – еле смогла вымолвить девушка. – Они же накажут тебя!

– За что, помилуй светлый Гор? – лукаво ухмыльнулась женщина. – За то, что я путешественникам лодку отдала в обмен на двух прекрасных коней?.. Так сделка выгодная, что ж тут подозрительного? А дурочкой я исправно умею прикидываться!

– Но они заберут их!

– Коней-то? – хмыкнула Катути. – Конечно, заберут. Не волнуйся, госпожа моя! Не о том ты думаешь, не во гнев будь тебе сказано, о пресветлая. Всё, хватит!

Она снова схватила царевну за руку и потащила к дому.

Сын Катути, всё ещё дуясь, сидел за столом и за обе щёки уплетал остатки завтрака. Мена, стараясь скрыть волнение, мерил шагами комнату из угла в угол. Завидев Агниппу, советник непроизвольно двинулся ей навстречу, но замер, завидев её встревоженное лицо.

– Что?.. – начал было он, но Катути не дала ему закончить. Она подошла к сыну и положила ладонь ему на плечо.

– Послушай, выводи-ка лодку да свези наших гостей до моря.

– Чего-о?.. – протянул сын, поднимаясь с табурета и уставившись на мать. – Ещё что придумаешь? Эка хватила, до моря!

– А ну, не дерзи матери! – упёрла руки в бока Катути. – Делай что сказано!

– А с какой радости?

Женщина вздохнула.

– Послушай, – мягче сказала она. – Клянусь богами, в конце пути эти люди дадут тебе денег на вино, и, Исида свидетельница, это вино я не отниму у тебя!

Верзила хмыкнул, пытаясь скрыть довольную улыбку.

– Ну… Раз Исидой клянёшься… Пойду отвязывать.

– Я помогу, – живо поднялся Мена, которого крестьянка не осмелилась просить.

Мужчины вышли.

Агниппа со слезами на глазах взглянула на свою спасительницу.

– Как я могу отблагодарить тебя?.. – прошептала она.

– Не ты меня, а я тебя должна благодарить, моя госпожа, – серьёзно ответила женщина. – Если бы не ты, этот негодяй угнал бы нас с сыном в рабство.

– Нет… – покачала головой Агниппа. – Ты бедная, простая женщина, ничего не знаешь о нас. Тебе рассказали про ужасный заговор. Выдай ты нас, царица озолотила бы тебя… А ты рискуешь…

– Э-э, госпожа моя, – невесело улыбнулась Катути. – Над царями боги есть, и не всё в мире на золото меряется. Нешто я не понимаю, что все эти россказни о заговоре – выдумки от начала до конца? Невинное дитя и старик, который души в нём не чает! И заговорщики?.. Ох, вразуми твоих брата с сестрой светлый Гор… Нельзя так наветам верить! А я не могла поступить иначе, моя госпожа. Не могла – и всё тут. Пойдём.

– Погоди! – Агниппа со слезами благодарности смотрела на Катути. – Погоди… Я тоже могу награждать по-царски. Вот… – Девушка раскрыла сумку, и глаза Катути невольно расширились при виде драгоценностей, лежавших там. – Возьми! – Царевна протягивала своей спасительнице золотой браслет тонкой чеканки, украшенный редкими, прозрачными фиолетовыми аметистами. – За одни камни дадут сикль[2] золота.

– Царевна! – ахнула Катути.

Агниппа замотала головой.

– Твоя доброта стоит много больше! Прими это не как царский дар благосклонности, а как человеческий долг благодарности!

– Не могу, – покачала головой крестьянка. – Если меня будут обыскивать и, не дайте боги, найдут эту безделушку… Мне не поздоровится.

– А ты зарой его! Не в доме, а во дворе, Катути. А потом…

– А потом как я объясню, откуда у простой крестьянки взялось богатство? – снова улыбнулась женщина. – Нет, вам он нужнее. Оставь себе. И поспешим, поспешим, во имя богов!

Агниппа опустила голову и смахнула с глаз непрошеную слезинку.

– Значит, я ничем не могу тебя отблагодарить? Мне ничего не остаётся, кроме молитв великому Амону? Да, я буду молить его за тебя!

Катути покачала головой.

– И это немало, моя госпожа. А я буду молиться за тебя Исиде и Хатор. Они, даровав тебе красоту, не допустят, чтобы она отцвела напрасно. Ты ещё будешь счастлива, Агниппа, ты встретишь человека, полюбишь его, выйдешь замуж… У вас будут дети. Всё будет хорошо, но поспеши сейчас. И уповай на милосердных богов.

Агниппа с благодарностью обняла Катути, и женщины вышли из домика.

На дощатом причальчике всё было готово. Маленькая одновёсельная лодочка, которую сын Катути и Мена столкнули в воду из крохотного сарайчика под мостками, ждала, покачиваясь на нильской воде. Её удерживала лишь верёвка, привязанная к старому дереву.

Мена уже скинул в лодку мешки с деньгами и сейчас сидел на доске, заменявшей скамейку, рядом с хозяином, ожидая свою госпожу.

Царевна бросилась на шею Катути.

– Прощай! Да хранят тебя боги!

– Тебя пусть сохранят они, моя девочка.

– Спасибо. Спасибо, Катути! И прощай!

Девушка легко спрыгнула в лодку. Мена подхватил воспитанницу и помог ей сесть.

А потом перерубил верёвку мечом.

Сын их доброй хозяйки оттолкнул судёнышко веслом от причала, и лодочка, покачиваясь на волнах, развернулась носом вниз по течению – к Дельте.

Гребец направил её к середине Нила.

Катути стояла и смотрела им вслед. Агниппа, сидя на корме, махала крестьянке, пока крутой изгиб берега не скрыл и маленький причал, и стоящую под деревом женщину, и кособокую хижину у обрыва…

[1]Мен-Нефер – одно из древнеегипетских названий Мемфиса.

[2] Египетский сикль равнялся тяжёлому вавилонскому шекелю золотом, и был равен 16,8 кг.