Текст книги "По лезвию судьбы (СИ)"
Автор книги: Ольга Ларгуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Ген, так может ему лучше к реставраторам обратиться? – я задумчиво листала галерею. – Пусть они этим займутся.
– Я предлагал, но получил от ворот поворот, – усмехнулся Гена. – Хозяин хочет, чтобы в интерьере были использованы современные материалы, которые воссоздадут дух старины. Ему нужна качественная имитация. Говорит, что не переносит запаха старых тряпок и плесени.
– Некоторые любят создавать проблемы на пустом месте. Ну что, берем этот домик?
– Нужно брать, Вероника Сергеевна. Этот мужик – шишка в правлении какой – то крупной нефтяной компании. Выполним заказ – получим отличную рекламу.
Да, трудно спорить с очевидным.
Согласовав с заказчиком дату и время встречи, я открыла сайт авиакомпании и забронировала билеты.
– Мы, а ты скоро вернешься? – любопытный Рома крутился вокруг, пока я собирала дорожную сумку. – Привезешь мне сувенир?
– Какой? Обычно из Калининграда привозят янтарь. Устроит?
– Ага.
– Хорошо. Найду для тебя что-нибудь интересное.
Миша молча сидел в кресле, наблюдая за моими сборами. Три года пролетели словно день, а все никак не могла надышаться своим мужем. Его любовью, которую он дарил без устали, нежностью и теплом.
– А тебе что привезти?
Я застегнула собранную сумку, отложила ее в сторону и села к Марсу на колени. На висках в темных волосах серебрились нити седины. Я и не заметила, как их стало больше. Марс заматерел, стал выглядеть еще лучше. Частенько обращала внимание, как на моего мужа оглядываются посторонние женщины, незаметным движением поправляют волосы, подкрашивают губы. Красивый, любимый. Мой.
– Просто возвращайся, Ника.
– Непременно. Я быстро слетаю туда и обратно, вы даже соскучиться не успеете.
Так все и случилось. Милый домик на окраине Калининграда, пожилой хозяин и его юная жена, которая по возрасту годилась в дочери. Мы ходили по комнатам, рассматривали каталоги известных фирм, которые выпускают мебель в нужном стиле. Обговорив детали и подписав договор, я села на самолет и вернулась домой.
По совету заказчика, забежала в один неприметный магазинчик и купила сыну гоночную машинку, вырезанную из цельного куска янтаря.
Дорога домой меня не порадовала. То ли парад планет играл злую шутку, или полнолуние, а может все вместе, но в небе наш самолет собрал все воздушные ямы, кочки и буераки. Мы то и дело попадали в зону турбулентности, и никакая смена высоты не спасала ситуацию.
Во время приземления в Шереметьево я не могла аплодировать. Едва не падая, я прошла по рукаву и оказалась в здании аэропорта.
– Да уж…
Из зеркала женской туалетной комнаты на меня смотрело нечто серое, уставшее, с покрасневшими глазами и слегка трясущимися руками. Укатали Сивку крутые горки!
Двигаясь на автопилоте, я сняла сумку с багажной ленты и вручила ее Евгению, который ждал меня в просторном холле.
– Добрый день, Вероника Сергеевна. Домой?
– Недобрый, Женя, – буркнула, стараясь дышать как можно глубже. – Домой. Я сейчас никакую работу не вывезу…
Кажется, я уснула по дороге, хотя казалось, что просто пару раз моргнула и уже оказалась у подъезда.
– Мама?
Я вошла следом за телохранителем, который поставил мою сумку в прихожей и покинул квартиру.
– Что случилось? Почему ты здесь?
– Ника…
Это странное чувство, что земля уходит из-под ног, что на твои плечи падает неимоверная тяжесть, а воздух становится невыносимо плотным и никак не может наполнить легкие… Я присела на пуф в прихожей, переводя дыхание.
– Мама, что случилось? Папа здоров? Где Рома?
– С папой все в порядке, дочка. Рома в школе…
Только сейчас я заметила в руке мамы обычный почтовый конверт. Неподписанный, незапечатанный. Она взяла меня за руку, провела в гостиную и усадила на диван.
– Это для тебя…
Сердце сжало невидимой силой, оно пару раз болезненно дернулось в груди. Открыв конверт, я достала сложенный пополам листок, исписанный знакомым почерком.
Но почему у мамы руки дрожат и глаза красные? Что случилось, пока меня не было?
Я начала читать. Буквы поплыли перед глазами…
=48=
«Ника, любимая. Пернатая моя, если ты читаешь это письмо, значит мы находимся в разных мирах…»
Я закусила губу, чтобы не начать реветь и дочитать послание до конца. Бред! Это какой – то бред!!! Не может быть! Это дурацкая шутка, глупый розыгрыш! Что значит – в разных мирах? Я размазала слезы по лицу и продолжила чтение.
«Спасибо за каждый день, что ты мне подарила, за каждую ночь. За счастье в каждой минуте, за твою любовь и нежность.
Извини, что не сказал о своей болезни, но врачи не могли дать верного прогноза, а я не хотел, чтобы ты каждый день жила в страхе меня потерять. Я знаю твою любовь, Ника. Я чувствую ее всегда и везде, даже сейчас, когда нас разделяет бездна.
У меня не будет могилы, я уже отдал все необходимые распоряжения. Не носи по мне траур, пернатая, живи в счастье и любви.
Ты и Рома – моя семья, единственно возможная в этом мире. У нас растет замечательный сын. Уверен, он станет настоящим мужчиной, которым ты будешь гордиться, а я буду наблюдать, радоваться вашему счастью…»
Я отложила письмо в сторону, чувствуя, как прерывается дыхание, глаза застилают слезы. Я не здесь… это какой – то фильм. Жуткая драма. Я сейчас проснусь и все будет по – старому: в квартиру ворвется громкий сын, а позже в дверном проеме покажется фигура мужа. Его синие глаза согреют, теплые руки обнимут и приласкают… Мамочки!!! Да что же это такое?! Мой Миша!!!
Я проморгала пелену слез и дочитала оставшиеся строчки.
«Пообещай, что не будешь плакать. Поклянись! На Востоке считается, что слезы по ушедшему причиняют боль его душе. Не плачь, любимая. Я всегда буду рядом, пусть не телом, но душой. Ты навечно останешься со мной. Будь счастлива в любви. Вода должна вернуться к воде…
Твой Марс.»
Нет… не может быть. Я не согласна!
– Мама… – я подняла взгляд на бледную маму, молча сидела в кресле. – Мамочка, что произошло?! Что случилось? Когда?
– Кровоизлияние в мозг, Ника. У твоего мужа несколько лет назад диагностировали неоперабельную аневризму сосуда. К сожалению, врачи могли только наблюдать за ее состоянием, а в последнее время она начала активно расти. Вчера вечером Миша возвращался с судебного заседания. Все случилось в машине по дороге домой. Мгновенная смерть…
Смерть… грохотало в мозгу короткое страшное слово. Смерть… Мой Миша мертв! Но это ложь!!! Я завыла и бросилась в спальню, распахивая створки его шкафов, но … они были пусты.
– Мама!!! – я орала, ревела, выла, как раненный зверь. – Где его вещи? Почему тут пусто?! Где все?!
– Никусенька… Ника… Миша так распорядился, – сквозь гул в ушах я едва улавливала слова мамы. – Как только это случилось, в квартиру пришли его люди, вещи сложили в коробки и вынесли… Ты не должна цепляться за его вещи, за прошлое, страдать о том, что ушло. Тебе нужно жить, растить сына…
Полки, вешалки, прикроватная тумбочка… везде пусто, словно Миша никогда не жил в этой квартире. Я метнулась в ванну, рыча на ходу, но и здесь не было ни его любимого геля для душа, ни бритвенных принадлежностей, ни даже мочалки и зубной щетки. Ничего!!! Ни – че – го!!!
– Почему мне не позвонили? Почему не сообщили?! Я – жена, имею право знать!!!
Ноги подогнулись, я рухнула в центре гостиной, обхватила себя руками и начала раскачиваться из стороны в сторону.
– Тише, доченька, успокойся! – мама попыталась меня обнять, но я вырвалась и упала на диван. Он ушел. Миша ушел из моей жизни навсегда, не оставив следов. Голоса не было, я могла только сипеть.
– Что с могилой? Почему? Как? Я не понимаю… Объясни. Что за бред про воду?!
– Миша отдал распоряжение об экстренной кремации, Ника. Вот. Только ради того, чтобы ты не приходила плакать на его могилу.
Мама вышла в коридор и вернулась, неся в руках керамический сосуд с крышкой. Это… мой Миша. Кремация… его прах…
– Он просил, чтобы ты бросила эту канопу в реку и отпустила его душу… – это были последние слова мамы, которые я услышала.
От любви мне осталось только «штормовое море», которое я делала по заказу своего Марса. Этот девятый вал накрыл с головой, закрутил и выбросил на берег без сознания. Свет в глазах погас, меня поглотила благословенная тьма, в которой не было боли и слез. Только холод и пустота. Одиночество и тишина.
Меня качало на волнах, временами откуда – то издалека доносились чужие голоса, но я не обращала на них внимания, потому что среди них не было голоса моего любимого мужчины. Едва поднявшись на поверхность, я видела мутный свет, а затем вновь возвращалась на глубину. В темноту и в тишину.
=49=
– Ника…
Ощущение, что я лежала под толстым ватным одеялом, которое придавило не хуже бетонной плиты. Мозг отказывался обрабатывать информацию и покинул чат. В голове стоял тихий мерный гул, ресницы слиплись, не позволяя открыть глаза. Я стояла на границе миров, застыв посередине. Уже не здесь, еще не там, и мне было хорошо. Лучше пустота, чем боль.
– Ника!
Хоть и с трудом, но я узнала родной голос, который слышала с самого детства. Папа.
– Ника, хватит! – металлические ноты неприятно резали слух, солоноватым вкусом отзываясь на кончике языка. – Пора приходить в себя!
Холодные капли упали на лицо, и я вздрогнула. Весы Вселенной качнулись, в клепсидре времени еще одна капля сорвалась вниз. Та самая капля…
– Папа… – я с трудом облизала пересохшие губы, разлепила глаза. – Где я?
– Дома, дочка. У себя дома… – отец сидел на стуле возле моей кровати и держал меня за руку, мама стояла в изножье кровати.
Штормовое море – зафиксировал знакомый интерьер мой мозг, страшные события хлынули в распахнутые ворота сознания. Я всхлипнула.
– Хватит, дочка! Достаточно!
– Мне больно, папа…
– Все переживают потери, Ника. Люди уходят, хочешь ты этого или нет, – голос полковника Демидова немного смягчился, но стальные нотки все еще резали слух. – Пора возвращаться к жизни. У тебя есть сын, работа, люди, за которых ты несешь ответственность…
– Рома! – ахнула я и села в постели. – Сынок! Где он?
– Вот то – то же… – выдохнул папа. – Вспомнила, наконец. Рома с отцом, не волнуйся. Они уехали на спортивную базу.
– Но школа…
– Договорились на дистанционное обучение. Все в порядке с парнем, а вот ты, Ника…
Я осмотрелась вокруг. Да, это моя спальня. Наша с Мишей. За окном царили сумерки, в квартире – полумрак. Из гостиной через приоткрытую дверь пробивался слабый свет. И тишина. Такая громкая, пронзительная, от которой звенело в ушах.
– Расскажите мне все, – выдохнула с трудом, и запрокинула голову, чтобы сдержать новый водопад слез. Похоже, мой организм генерировал соленую воду без ограничений.
– Хорошо, только после этого ты встанешь, придешь в себя и вернешься к жизни, Ника. Хватит жалеть себя, подумай об остальных.
– Я спала всего несколько часов…
– Ты отключилась на три дня, дочка. Семьдесят два часа выкинула из жизни, провалившись в страдания, – оборвал меня папа, махнув рукой в темный угол. Только сейчас я заметила, что там стоял штатив для систем, а на сгибе моего локтя белела стерильная повязка, закрывающая прокол катетера.
– Расскажите…
Клацая зубами о края чашки, которую подала мама, я сделала несколько глотков воды, откинулась на подушку и приготовилась слушать.
– Миша пришел к нам три месяца назад, Ника. Он рассказал о диагнозе, покаялся, что не предупредил тебя о своей болезни…
– Я должна была знать, – прошептала, мысленно представляя яркие синие глаза мужа, его фигуру. Картинка опять поплыла перед глазами, а горло перехватил спазм. Замолчав, я кивнула отцу и тот продолжил.
– Наверное, да, дочка, – я дернулась в ответ, но папа выставил руку вперед, предупреждая мои возражения, – но попробуй представить, во что превратилась бы твоя жизнь. Каждый миг – страх, каждая минута – ожидание смерти любимого мужчины. Три года вашего счастья стали бы тысячью дней и ночей бесконечного ужаса. Поверь, с ума сходят и от меньшего… Мы с мамой поддержали Михаила в том, чтобы ты и дальше ничего не знала об аневризме, так что мы готовы взять на себя ответственность за решение и принять твои упреки. Но все было сделано ради твоего счастья, Ника. Ты отказалась бы от счастья с Мишей, зная, что через три года вам придется расстаться?
Папа резал по живому, не стараясь смягчить или приукрасить ситуацию. Он всегда был таким, предпочитая жестокую правду.
– Нет, не отказалась бы.
– А если бы знала дату расставания?
– Не надо, папуля. Пожалуйста…
Бороться со слезами не получалось. Бесконечными ручьями они текли по щекам, капали на пододеяльник. Я понимала смысл слов и даже соглашалась с ним, но сердце отторгало все произошедшее. Боль пульсировала в груди.
– Но зачем выносить все вещи? Почему нет могилы? Это жестоко…
– Могила привяжет тебя, не даст жить дальше, – мама перехватила инициативу рассказчика. – Ты можешь решить переехать в другой город, а его могила останется тут. И что?
– Я останусь в Москве…
– Что и требовалось доказать, – спокойно кивнула мама. – Любовь и память мы носим в себе, детка, они не хранятся под каменной плитой, а что касается вещей… Я уверена, что сейчас ты спряталась бы в шкаф с его одеждой, стараясь окружить себя его запахом, прикасаясь к его костюмам…
– Да… – и пусть мне почти тридцать семь, но я вела бы себя именно так, как говорила мама. Нырнула в пучину воспоминаний, задохнулась под тяжестью потери.
– Вот тебе и ответ, Ника.
– Он написал, что вода должна вернуться к воде. О чем это? – я с трудом выдавила нужные слова. От пробуждения не стало лучше. Боль вернулась, открытая рана снова начала кровоточить. Сколько времени должно пройти, чтобы я начала хотя бы нормально дышать?
– Когда Миша был у нас, я случайно обмолвилась о том, как ты однажды сравнила его с полноводной рекой. Твоему мужу понравились эти слова.
Все ответы получены, но легче от этого не стало. Я не понимала, как жить, за что ухватиться, когда нет ни сил, ни желания даже свесить ноги с кровати. Словно почувствовав мое настроение, папа снова заговорил.
– Рома возвращается послезавтра, дочка. Пора приходить в себя. Ты же не хочешь, чтобы твой сын сошел с ума от беспокойства, глядя на то, в кого превратилась его мама?
Послезавтра… Значит у меня еще есть эта ночь и целый день. Так много и так мало.
– Не хочу, конечно. Я справлюсь. Спасибо вам.
Я села на кровати, а затем медленно встала. Мир медленно кружился вокруг меня, умудряясь при этом плавно покачиваться. Эти качели – карусели продолжались до тех пор, пока теплые руки мамы не легли мне на плечи, а потом папуля обнял нас обеих. Я справлюсь, выдержу. Папа прав: не я первая, не я последняя теряю любимого человека. Жизнь продолжается, пусть даже в груди зияет огромная дыра, края которой постоянно кровоточат.
– Вот и славно, – рокотал над ухом отец. – Я возвращаюсь домой, а мама еще поживет у тебя, Ника. Помни, что ты не одна.
Хлопнула входная дверь, оставляя нас вдвоем в темной тишине. Закрывая дверь, я закусила губу, вернулась в спальню и бросила взгляд на кровать: там была одна подушка. Только моя. Я так надеялась… Марс продумал все до мелочей, разрывая материальные связи между нами, оставляя меня одну… свободной, но разбитой в хлам и…
– Ты не одинока, Ника! – голос мамы сейчас напоминал строгую учительницу, которая отчитывала двоечника, в который раз не выучившего урок. – Хватит себя жалеть! Смотри по сторонам! Ты живешь в огромном мире, в котором можешь быть счастливой! Иди в душ, приведи себя в порядок, а то от тебя уже дурно пахнет, – она демонстративно сморщила нос. – Потом приходи на кухню, поужинаем.
Вы замечали, что у боли есть запах? Липкий, тяжелый, вязкий, похожий на запах плесени, гнили. Вода очистила кожу, промыла волосы, но не унесла с собой боль. Переодевшись в домашний костюм, я пришла на кухню. Не помню, что ела. Кажется, это был плов, но не точно. Еда не имела вкуса, я поглощала ее, как огонь пожирает дрова, чтобы не погаснуть. Скоро вернется Рома, и я не имею права пугать ребенка, в этом отец был прав.
Потом мы с мамой смотрели кино. Я выбрала старый музыкальный фильм «Тридцать первое июня». Хотелось отключить мозг, включить душу, поэтому я предпочла музыку. Старые песни, наполненные смыслом.
Мир без любимого –
Солнце без тепла,
Птица без крыла.
Край без любимого –
Горы без вершин,
Песня без души.
Птица без крыла… Сколько раз смотрела фильм, слушала песню и только сейчас обратила внимание на эту строчку. Она про меня. Пернатая лишилась не только крыла, но и части души. Меня снова развезло, размазало. Я ревела, не скрывая слез, надеясь, что вместе с соленой водой выйдет хотя бы немного душевной боли.
=50=
Фильм закончился. Принцесса Мелиссента встретилась с Сэмом на звездном мосту, перешла в его мир, любовь и счастье восторжествовали. Титры медленно бежали по экрану, когда я встала и ушла в ванную комнату. Нужно умыться, привести в порядок лицо, ведь скоро приедет мой сын.
Сейчас Рома стал той точкой опоры, на которой держался шаткий баланс моего разлетевшегося вдребезги мира. Глупо? Может быть. Я была слабой, и на это время ребенок побудет моим вторым крылом. На короткое время… так я себя уговаривала, возвращаясь в гостиную. От пристального взгляда мамы ничего не могло скрыться.
– Ника, подумай о Мише…
Ну зачем она так? Это больно! Всякий раз, когда звучало имя мужа, у меня останавливалось дыхание, сердце снова разлеталось в ошметки, а слезы поднимались из глубины. Я сделала глубокий вдох и обняла себя за плечи.
– Я все время о нем думаю.
– Нет, ты послушай меня, – мама сцепила пальцы и сердито сверкнула глазами. – Больше трех лет твой муж был рядом, зная, что может умереть в любой момент, – я всхлипнула и кивнула, подтверждая ужасную истину, – но за все это время он ни разу не позволил тебе почувствовать своего страха и напряжения. Так? – я снова кивнула, напоминая китайского болванчика. – Он отдавал жизнь вместе с любовью и заботой, а взамен попросил отпустить его без слез и страданий. Быть счастливой женщиной, а не похоронить себя во вдовстве. Неужели его просьба не заслуживает того, чтобы быть исполненной? Или страдание – твой выбор? Подумай, дочка, – мама встала с дивана и бросила взгляд в окно. – Сегодня я переночую в комнате Ромы, а завтра утром уеду домой. Ты уже не ребенок, Ника. Жизнь преподносит сюрпризы и наносит смертельные удары, но даже после этого она прекрасна.
Это было жестко, даже жестоко. Но… мама была права в каждом слове. Кивнув, я поцеловала ее в щеку и ушла в спальню. С завтрашнего утра нужно начинать новую жизнь. Не знаю, как это сделать, но я должна. Ради Ромки, исполняя желание Марса, ради себя.
Всю ночь спала без сновидений, словно провалилась в темный колодец. Наверное, так было лучше всего, потому что утром я открыла глаза, в которых не было слез. Часы показывали почти десять, спальня сына уже пустовала, в ванной работала стиральная машина. Понятно. Мама ушла, сменив постель. Соберись, Ника, ты сможешь!
Странное состояние. Я не плакала, но слезы были где – то близко. Одно неосторожное движение, слово, взгляд, и они готовы пролиться, иссушая кожу, опустошая душу. Привычный завтрак, состоящий из творога и кедровых орехов, чашка кофе. Потом я залезла на широкий подоконник, подтянула колени к груди и смотрела на апрельскую Москву. Жизнь кипела, била ключом, а я просто наблюдала. Звонок по мессенджеру выбил из состояния созерцания и заставил вздрогнуть. Свекровь. Нинель Серковская, в девичестве – Марсова. Сделав глубокий вдох, я приняла вызов по видео из далекого Израиля.
– Ника, здравствуй, – прошептала пожилая женщина и заплакала. За ее спиной стоял свекр, Матвей Серковский. – Детка… мне так жаль…
Я обещала себе сдержаться, но не смогла. Мы смотрели друг на друга и ревели.
– Спасибо, что сделала Мишу счастливым, – всхлипнула она и спрятала лицо в ладонях.
– Вам спасибо за сына. Он был… – не закончила фразу, меня унесло в эмоции. Опять. Говорить о Мише в прошлом времени было невыносимо… Сидя дома то и дело ловила себя на мысли, что прислушиваюсь к тишине: вдруг в замке повернется ключ, широкие плечи мужа перекроют прихожую, а все произошедшее окажется дурным сном.
– Он с нами, девочка, – вторгся в наши всхлипы голос свекра. В его руках я увидела такую же канопу, что передала мне мама. – Сегодня мы с ним попрощаемся…
Как и кто успел перевезти прах Миши в Израиль? Судя по всему, в инструкциях, оставленных моим мужем, был и этот пункт.
– Я тоже. Я тоже сегодня…
В эфире повисла тяжелая пауза. Что еще сказать? Да и нужно ли? Не знаю. Я молчала.
– Не забывай нас, Ника. Приезжайте вместе с Ромой в Хайфу, – решил подвести разговор к финалу свекр. – Всегда вам рады.
– Спасибо. И вы приезжайте. Берегите себя, будьте здоровы, – выдохнула я и потянулась к красной кнопке, услышав напоследок. – Будь счастлива, Ника.
Еще один шаг в новую жизнь сделан. Я написала Евгению, что собираюсь прогуляться пешком, переоделась в джинсы и свитер, выдернула из гардеробной первую попавшуюся куртку и вышла на улицу. Сколько часов я бесцельно бродила по улицам Москвы – не знаю, но нагулявшись до боли в ногах, развернулась к телохранителю.
– Домой.
Теперь он вел меня, выбирая короткий маршрут, потому что к этому моменту я полностью потерялась в пространстве.
– Мне нужен пешеходный мост через реку, – озадачила я Евгения перед тем, как зайти в квартиру.
– Какой именно, Вероника Сергеевна?
– Ближайший подойдет. Сегодня в одиннадцать вечера поедем на мост.
– Хорошо. Напишите, как будете выходить, я встречу.
Легкий перекус восполнил силы, душ взбодрил. Время до вечера я потратила на фильмы, почитала автобиографию Майи Плисецкой, что дала мне Лиза Серковская, вернее, уже Арбатова. Старая тяжелая книга с автографом великой балерины – раритет, давно снятый с печати. Будильник в телефоне мелодично тренькнул, отмечая час икс. Пора одеваться.
Евгений встретил меня у двери лифта и проводил к машине. Место рядом с водителем оказалось занято незнакомым седовласым мужчиной, одетым в черные джинсы и водолазку, в темное шерстяное пальто. Весна в этом году была поздней, с холодными ветрами и частыми дождями.
– Начальник вашей охраны, Леонид Макарский, – представился мужчина. Выйдя из салона, он распахнул пассажирскую дверь.
Я хотела спросить, зачем он тут, но прижала к груди канопу и промолчала. Какая разница, зачем? Мне все равно.
Перед въездом на мост машина остановилась, я вышла в сопровождении начальника охраны. Фонари освещали путь, тонкий серп луны скрылся из вида за большим ночным облаком. Я медленно делала шаг за шагом по пустому тротуару, переходя из одного круга света в другой, словно шла на эшафот. Почти полночь. Народа нет, редкие машины спешили перебраться на другой берег. Макарский бесшумно шел следом…
На середине реки я остановилась и достала из – за пазухи погребальную урну. Сама не заметила, как спрятала ее под курткой, словно котенка согревала своим теплом. Поверхность реки блестела черным зеркалом. Наверное, так выглядят воды реки Стикс.
– Миша… Мой любимый Марс, – я подошла к перилам моста и вытянула руки с урной. Нужно отпустить, просто расслабить пальцы. Вода к воде. Боже! Опять слезы! Я должна расстаться с тем, кого любила, отпустить его душу, но как это сделать, если наши души скреплены любовью? Не могу!!! Я ревела, глядя в темное небо, судорожно цепляясь за прошлое.
– Будь счастлива, Ника, – вспомнилась строчка из письма Миши. – Живи в любви.
– Вода к воде, – прошептала я, усилием воли разжимая руки. – Я люблю тебя, Марс.
Кувыркаясь в воздухе, урна с громким плеском упала в черную воду и исчезла.
Вот и все. Не осталось ни одной материальной нити, что связывала бы меня с Михаилом Матвеевичем Марсовым. Только память о любви, сама любовь.
Не оглядываясь на стоящего неподалеку телохранителя, я развернулась и пошла через мост, чтобы сесть в машину. Слезы застилали картинку, но на миг мне показалось, что там, где заканчивается мост, на границе круга света стоял мужчина. Я видела только его силуэт. Высокий, широкоплечий. Не веря глазам, пару раз моргнула. Никого. Просто показалось.
– Домой.
Я села в машину, откинулась на спинку сиденья и вытерла слезы. Отпустила. Смогла. Завтра возвращается Рома, мы начинаем новую жизнь, вернее, возвращаемся к старой, в которой нас только двое. Плюс память о любви.
=51=
Квартира встретила тишиной и сумраком. Я разделась и сразу ушла в душ – смывать с себя тяжесть расставания, иссушающую соль слез. Теплые струи били по напряженным плечам, освежали лицо. Хорошо. Я закрыла краны, замотала волосы полотенцем, завернулась в пушистый халат и потопала на кухню.
– Кажется, сегодня можно и даже нужно, – я плеснула коньяк на дно тяжелого бокала, уселась на диване, по-турецки скрестив ноги. На журнальном столике белел сложенный вдвое лист. Послание от Михаила. Где – то глубоко внутри подала голос душа, тихонько завыла, но я заставила ее умолкнуть. Слезы и страдания беспокоят душу ушедшего, а мой муж этого не заслужил.
Я потянулась за бумагой, зацепившись взглядом за свои руки. Точно! Как я забыла! Кольцо! А вернее – два! Обручальное и «капля любви», они навсегда останутся со мной! Обнимая и согревая дары любви мужа, я развернула лист.
Слова, написанные Михаилом, вновь выжигались в памяти. Кажется, скоро я выучу их наизусть. Но… Почему? Присмотревшись, я заметила короткую приписку внизу листа. «Код сейфа» и шесть цифр. Ну как так?! Прихватив бумагу, зашла в кабинет, и сердце вновь сорвалось с нормального ритма: после всего произошедшего я впервые открыла эту дверь.
Большой стол из натурального дерева я выбрала сама из каталога известной итальянской фирмы. Удобное анатомическое кресло немного отодвинуто в сторону. Закрытый ноутбук с логотипом «яблочного огрызка» на крышке, шкафы с книгами по законодательству и праву. Большой сейф стоял в темном углу, в нем Миша хранил документы по делам, которые находились в работе.
Шесть цифр, тихий щелчок. Чудо японской техники открыло доступ к своим недрам. Удивительно, но сейф был почти пуст. Видимо, судебные дела забрали его доверенные лица. На полке лежали несколько пачек пятитысячных купюр, перетянутых банковской лентой, брелок от машины и конверт с надписью «для Ники».
Закусив губу, я взяла очередное послание от аккуратно вытряхнула его содержимое на стол. Это были четыре банковских карты с пин – кодами и распечаткой баланса. Сколько?! Я несколько раз пересматривала цифры, ногтем отделяя нули. Суммы исчислялись десятками миллионов.
«Пернатая, этого тебе должно хватить до момента вступления в силу завещания» гласила короткая записочка. Мне этих денег хватило бы на всю жизнь, а не полгода! Я отложила в сторону карты и потянулась к брелоку. Тойота. Документы на машину были оформлены на мое имя.
Миша… ты снова заботишься обо мне… И я не плачу, нет, это просто… Сейчас пройдет.
Ведомая непонятной силой, сняла обручальное кольцо и положила его на полку в сейф. Уже не жена, а вдовой меня попросили не быть, и я исполню просьбу Марса. Закрыла сейф, допила коньяк и ушла спать. Утро вечера мудренее, слишком много сегодня на меня навалилось.
Утро нового дня порадовало солнцем и пронизывающим северным ветром. Весна лениво, неохотно заходила в столицу, жалея для ее жителей тепла и света. Лежа в центре постели, я привычно искала рукой любимого мужчину и натыкалась на пустоту. Привычки… справлюсь. Переболею.
Сегодня должен вернуться Рома, поэтому я не давала себе ни малейшего шанса превратиться в кашу, но перво-наперво попросила телохранителя подняться в квартиру.
– Женя, у меня к вам просьба, – я пригласила слегка растерявшегося мужчину в гостиную и раскрыла ладонь, в которой блеснула бриллиантовая капля. – Вы знаете ювелирную мастерскую, где смогут переделать кольцо в кулон? Я не хочу обращаться к первому попавшемуся мастеру: боюсь, что камень могут подменить.
Евгений кивнул, взял украшение и спрятал в нагрудный карман.
– Не волнуйтесь, Вероника Сергеевна, все будет сделано в лучшем виде. Через несколько часов кулон будет у вас. Цепочка нужна?
Вот ведь какой внимательный! А я об этом не подумала: мозг все еще не вышел в режим нормального функционирования.
– Нужна. Спасибо, что напомнили.
– Все в порядке. Вы сегодня планируете покидать квартиру? – на всякий случай уточнил телохранитель по дороге к входной двери.
– Пока не знаю. Сегодня сын возвращается … Может ближе к вечеру мы выйдем на прогулку. Я напишу вам.
– Хорошо.
Ближе к обеду я услышала, как в замке загремел ключ, медленно открылась тяжелая входная дверь. Олег стоял рядом с Ромой, с тревогой вглядываясь в мое лицо.
– Ника…
– Тор… – говорить не хотелось, поэтому кивнула и перевела взгляд на сына.
– Мамуля, – выдохнул маленький любимый мужчина, сбрасывая с плеч рюкзак и обнимая меня за талию. – Ма…
– Мы справимся, Ром. Вместе переживем горе и будем жить дальше, – я вдохнула запах ребенка и закрыла глаза, но пара слезинок все равно пробили себе дорогу.
– Ника… – Торопов мялся на пороге, не зная, что делать.
– Не сегодня, Олег. Спасибо, что побыл с Ромой. Мы с тобой поговорим позже.
– Хорошо. Если что – то понадобится – я всегда на связи.
– До свидания, – я мягко подтолкнула мужчину к выходу, и уже через несколько секунд закрыла входную дверь.
– Ма, мы будем обедать? – неуверенно спросил мой парень. Казалось, он не знал, о чем говорить, боялся затронуть болезненную тему. Рома поддерживал меня, как настоящий мужчина, и я с благодарностью принимала заботу.
– Да. Я приготовила куриный суп и пасту с креветками в сливочном соусе. Будешь?
– Да!
Я не могла и не должна делать вид, что все в порядке, потому что случилась беда, которая сломала нашу жизнь, но и проваливаться в истерику, таща за собой одиннадцатилетнего ребенка, тоже не имела права. Вместе мы должны были найти золотую середину и продолжать жить. Это было трудно, но все получилось.
«Капля любви» превратилась в кулон, идеально легла в ямку между ключицами и уже никогда не покидала этого места.
Обед удался, пусть даже я готовила его на автопилоте: незатейливые блюда на требовали особого внимания и фантазии.
Сегодня весна явила милость, оставив небо пронзительно – синим на весь день и даже сменила северный ветер на северо-западный. Одевшись потеплее, мы с Ромой гуляли по столице, время от времени забегая в уютные кафешки за стаканчиком кофе или какао. Мы говорили о Мише, вспоминали наши счастливые три года, делились улыбками, прятали за ними близкие слезы. Это были поминки по любимому Марсу. Такие, как сложились, но однозначно – искренние, настоящие.
Незаметной тенью следовал телохранитель, к которому я уже привыкла. Жизнь медленно входила в русло. Другое, новое, словно река обживалась в новых берегах.
