Текст книги "Выбранный курс (СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Семья командира здесь, его парни сразу прилетели.

– Парни? – понимающе приподнял брови Малфой.

– Шикарный триумвират, я тебе скажу. Красивые все. Я их командира, правда, не видел еще, но ребята его до костей пробирают, – улыбнулся Росс.

– Зато я видел, – Малфой взял со стола фотографию. – И то, будучи стопроцентным натуралом, запал.

Снайпрусс протянул шефу фото. С черно-белой карточки, похоже, из военного дела, на Дугласа смотрел средних лет мужчина с невозможно пронзительными глазами, прямой линией едва заметно улыбающихся губ и жестким подбородком. Да, Росс понимал его молодых ребят.

Дуглас не кичился, но и никогда не скрывал своей ориентации. Общество здесь относилось к таким, как он, спокойно. Да и открытость помогала избегать интереса совсем не с той стороны. Впрочем, и с той у Дугласа пока не складывалось. К его сорока пяти так и не было постоянных, стабильных отношений. И он почти смирился, пока сегодня утром не увидел Его…

– А второй? – то ли случайно, то ли прочитал его мысли Снупи.

– К нему никто не приехал, – Росс и сам задумался, есть ли семья или вообще хоть кто у Джека. – Наверное, нет никого.

– Хреново, – вздохнул Малфой, – у каждого должен быть кто-то…

– Но уж друзья у него отменные, – вслух сказал Росс, а про себя подумал, что сделает все, чтобы стать тем «кем-то».

– И то ценно, – согласился помощник.

– Ладно, – Росс поднялся, забирая с собой папку с отчетом криминалистов по обшивке, – я обратно в больницу. Узнаю, как там командир, с парнями его побеседую, Джека навещу. А ты пересмотри опросы владельцев лавочек в районе восточного пляжа и дома Коварда, может, все-таки, за что-нибудь зацепимся?

– Ок, принято, – кивнул Снайпрусс. – Ты там, если что, звони. Ну там, кровь может нужна или лекарства какие. Я понимаю, больничка у них серьезная, сами непростые, но люди спрашивают, все хотят хоть как-то помочь. Парни, считай, им жизнь спасли.

– Обязательно, – кивнул Дуглас и, допив остатки безалкогольного мохито Снупи, вышел из кабинета.

– Глаз да глаз… – добродушно шикнул в сторону хлопнувшей двери Снайпрусс. – Придется в бар старика Джосса тащиться. По пеклу, между прочим.

Помощник поднялся из-за стола, привычно задом-наперед нацепил бейсболку и вдруг замер взглядом на оставленном шефом на столе отчете дорожных служб. Многозначительно хмыкнув, прихватил его и вышел из кабинета.

***

– Между аквапарком и рынком не берите, даже по ночам движение оживленное. Посмотрите за Ботаническим садом, – раздался голос сверху, Стив с Баки синхронно подняли головы. – До побережья десять минут машиной, роза ветров хорошая и много одноэтажных домов.

Хаус стоял, опираясь на свою трость, в заляпанном разноцветными пятнами хирургическом костюме.

– Анестетик, – кивнул он на явно изначально бесцветное пятно на плече, – противошоковая капельница, – кивок на руку, – кровь, – эти бурые пятна в районе пояса парни и сами сразу узнали, – мозг…

Стив гортанно сглотнул, Баки чуть не выронил ноутбук.

– Спинной, – уточнил Хаус, словно это могло успокоить. – Собрали мы вашего Лего, – устало выдохнул. – Лего, блять, – настоял, заметив готового возмущенно рыкнуть Баки.

– Как он? – это было все, на что оказался способен Стив.

– Как склеенная на канцелярский клей каменная мозаика, – хищно улыбнулся Хаус, смахнул волосок с плеча так, будто вот именно он ему жутко мешает, а не какофония пятен. – Вечером приду, распланирую ваш досуг на ближайшие лет тридцать, а сейчас идите уже к нему.

– Можно? – оживился Стив.

– Он проживет тридцать лет? – вычленил главное на его взгляд Баки.

– Да.

Посчитав, что достаточно полно ответил сразу на оба вопроса, Хаус удалился в конец холла к комнатам персонала. В очередной раз оглушённые, но и в тоже время обрадованные, что наконец увидят Брока, суперы даже не спросили, где он.

– Я вас провожу, мальчики, – из дверей оперблока вышла Хелен. Уставшая, явно недовольная собой, но она все равно улыбнулась им, авансом подбадривая. – Их с Джеком определили в двухкомнатный бокс.

Суперы переглянулись. И как они сами до очевидного не додумались, что Брока и Джека не станут разлучать. Одна палата невозможна, значит – рядом. Впрочем, как всегда.

Из половины Джека доносилась тихая монотонная речь.

– Мисс Одори читает ему Джона Грэхема, – повернувшись вместе с суперами на голос, пояснила Хелен.

Стив кивнул. О любви сдержанного и замкнутого Роллинса к книгам знали лишь самые близкие. Стив вспомнил, как всем СТРАЙКОМ скидывались на коллекционную «Американскую трагедию», а сам Стив однажды использовал служебное положение, чтобы добиться автографа того же Грэхема на «Партнере».

– Если что, зовите мисс Одори, и над кроватью кнопка вызова персонала.

Хелен еще раз обняла каждого из них и вышла.

– Мы соскучились… – Баки первым подошел к кровати, как щеночек опустился на колени и лбом осторожно коснулся ладони Брока; так, будто его руки, как и ноги, собирали, словно конструктор.

– Привет… – Стив присел с другой стороны, наклонился, осторожно касаясь губами лба Брока. До дрожи хотелось коснуться пересохших, в ранах и трещинах, губ, но к ним было не подлезть из-за трубок аппарата ИВЛ.

– Мы от тебя ни на шаг, слышишь? – пробормотал куда-то в простыню Баки. – Знаю я тебя, – странно шмыгнул носом, – ты и без ног рванешь куда-нибудь, чтобы обузой не быть. Казбек ты наш.

– Ты – гордый, а мы любим, – шептал Стив, целуя старые и свежие шрамы на лице Брока.

Не в силах оторваться, отпустить, он будто прилип к нему намертво; опустив голову на подушку рядом, перебирал пальцами жесткие волосы. Случайно на явно специально выбритом месте нащупав свежий шрам, замер, осознавая, что для ранения тот слишком крупный, да еще в таком месте – чуть ниже макушки.

«Ни на шаг… Ни на дюйм!» – мелькнуло в голове, когда Стив понял, что это. Броку делали трепанацию черепа, чтобы не допустить отек мозга. Окоченев от страха, от осознания, что они могли потерять Брока навсегда, Стив носом вжался в его шею и, только поймав размеренное биение вены, успокоился. Лежачий, сидячий – главное живой! Они справятся! И будут рядом, когда он все поймет и попытается избавить их от взятого добровольно на себя креста.

– Ты гордый, а мы любим, – вторил Стиву Баки.

Держать любимого командира, мыть его, выносить судно – миссия, жизнь, своего рода счастье. Ощущать тепло пусть и переворачиваемого для смены простыней тела – слаще касания любимой, только что попавшей в цель, винтовки. Видеть невозможные тигриные глаза открытыми и живыми, пусть и наполненными отчаянной злостью.

И пусть Фьюри говорит, что хочет. Их мир – вот он, опутанный трубками, фактически без ног, с дыркой в черепе, весь штопаный-перештопаный. Но живой. И это самое главное.

***

Время ланча, в баре Джосса Джосса – предки были те еще шутники – яблоку негде упасть. Тем странно для капрала выглядит, как, стоило ему войти, пространство вокруг него ощутимо освободилось. Тот даже принюхался к себе, может, запах масла после ремонта его «старушки» остался? Нет, все хорошо.

– Как всегда, – опустился он за стойку напротив самого старика Джосса, – стейк, картошку и большую колу.

– Большой пендель тебе, Ковард, если ты за пять секунд не уберешься из приличного места, – процедил тот сквозь зубы, выбивая дробь по «случайно забытой» Снайпруссом Малфоем папке.

========== Часть 6 ==========

Двери этажа и операционного лифта открылись одновременно.

– Что с ним?!

Дуг бросился к замершей между створок каталке с Джеком. Не сдержался. Но передвигающие носилки медбратья то ли сделали вид, что не заметили, то ли демонстрировали полное отсутствие интереса к тому, как окружной комиссар относится к одному из спасших город героев.

Молва уже облетела весь Хобарт. Люди обрывали телефоны с вопросами, чем они могут помочь, а те, кто не дозванивался, просто несли в приемный покой цветы, «все самое свежее и лучшее» со своих ферм, самые разнообразные подарки – все, сделанные своими руками, с теплом и пожеланием выкарабкаться. Самая старейшая девяностолетняя жительница Хобарта лично принесла сплетенные за ночь амулеты, какие заговаривали на выздоровление еще древние тасманийские аборигены, прямым и последним потомком которых она считалась. В главном соборе отслужили большой молебен о здравии, а трое клириков добровольно уединились в кельях молиться до тех пор, пока раненые не придут в себя. Возле госпиталя постоянно дежурили такси на случай, если родным пострадавших нужно будет срочно куда-то поехать. Люди старались быть тактичными и ненавязчивыми, но готовыми в любой момент оказать посильную помощь.

Губернатор Тасмании взял следствие под личный контроль, дав окружному управлению полиции неограниченные права. Дугласу в случае успешного расследования было обещано кресло главы Управления вместо уходящего в следующем году на пенсию нынешнего руководителя. Но Дуг не за лишние метры нового кабинета рвал душу, не спал, дома не бывал. Ему было важно разобраться, что произошло, и кто оставил двоих из пассажиров обычного рейса без выбора. Особенно остро этот вопрос стоял сейчас, после новых результатов экспертиз. И, чего греха таить, после признания самому себе, что один из этих двоих запал ему в сердце.

Дуг всегда был прагматичным и приземленным, со здоровым скептицизмом относился к любви с первого взгляда и существованию у каждого человека на Земле его второй половинки, и никак не ожидал такого от себя. Его оглушило, затянуло в водоворот. И пусть Джека сложно было назвать красавцем в привычном понимании этого слова, едва Дуг видел его, как его накрывало с головой, полностью отключая логику, выдержанность и хладнокровие. В груди начинало гореть при одной только мысли, что из-за одного подонка он мог так и не увидеть своего Джека – иначе Дуг того уже не воспринимал.

– Что с ним? – повторил уже немного спокойнее Дуг, замирая возле носилок.

– Оперировали, – пояснил один из медбратьев, – обратно в палату везем.

– И как? – Дуглас взволнованно посмотрел на санитаров.

– Это Вы у доктора спросите, он чуть позже подойдет, – ответил второй, и они, выкатив наконец носилки из лифта, аккуратно, но споро, покатили их в сторону одного из боксов.

Едва оказавшись внутри, Дуглас понял, что бокс двухкомнатный, сбоку была ведущая в соседнюю палату дверь. Росс предположил, что она для командира. Но там было тихо. Вспомнив увиденную в Управлении фотографию, Дуглас вздохнул, понимая, как должно быть тяжело парням, когда твоего любимого человека вторые сутки пытаются вырвать у смерти.

В палате носилки встретила все та же пожилая медсестра-негритянка.

– Мистер Росс, – узнала она Дугласа, приветливо улыбнулась, – хорошо, что Вы здесь. Мне не придется просить ребят, – кивнула она на перекладывающих с носилок на кровать Джека медбратьев, – чтобы побыли с мальчиком, пока я капельницу приготовлю. Ее нельзя было делать заранее, только непосредственно перед применением.

– Конечно, я посижу, – не сомневаясь и надеясь, что смог скрыть невольную радость, кивнул Дуг.

Если заботливая толстушка что и заметила, то вида не подала. Вышла следом за санитарами, осторожно прикрывая дверь.

Дуглас проводил их взглядом и подошел к кровати, присаживаясь на все тот же стул.

– Привет, Джек… – произнес тихо, стараясь говорить спокойно, но голос все равно дрогнул.

Дуглас так много хотел сказать – и в то же время боялся. Прежде чем открывать свой интерес, надо понять – а нужен ли он Джеку в принципе? Может, тот предпочитает грудастых блондинок или кареглазых брюнеток?

– Блондина не припомню, блондин у нас один, и он занят. А брюнетик какой-то облизывался на Джеки, было, – с добродушным смешком раздалось от боковой двери.

Дуг вздрогнул. Вот тебе и мысли вслух. Повернув голову, Росс наткнулся на заинтересованный взгляд Баки. Первоначальное смущение от облеченных в слова тревог тут же померкло, когда Дуглас осознал главное – не только командир и его парни из таких же, как он, но и…

– Джек?.. – неверяще взволнованно произнес Дуглас, смотря на Баки в упор, тот едва заметно кивнул.

Им пришлось прервать разговор, пока появившаяся Клоденс ставила Джеку капельницу.

– Как закончится эта, позовите, – напутствовала она, уходя, – ему еще две сегодня: антибиотик и восстанавливающая.

Дуг с Баки синхронно кивнули, и медсестра, зная, что ее мальчик в надежных руках, ушла сама поесть и для сынков распорядиться. Дуглас даже не стал спорить, Баки галантно поцеловал всю в морщинках ладонь.

– Джек никогда особо не распространялся, – едва мисс Одори вышла, заговорил Баки, присаживаясь на край кровати, – даже когда это стало в порядке вещей. Он такой – личное есть личное. Но Брок всегда об этом знал, они же с Академии вместе. Учились, потом в спецназе служили. Ирак, Афганистан вместе прошли. Вместе и в известные структуры пришли.

Дуглас кивнул, он понимал, о чем идет речь.

– Когда мы со Стивом с командиром познакомились, – продолжал Баки, – первая мысль была: они – пара. Всегда вместе, всегда друг за друга. У Джека нет семьи, в силу, сам понимаешь, чего, не обзавелся. Брок всегда был его семьей. Брок и потом вот мы.

– Как он? – спросил Дуглас.

– Прооперировали. Жить будет, – улыбнулся Баки, все же промолчав о том, какой будет эта жизнь. Но Дугласу это объяснять и не надо было.

– Стив там с ним, – Баки кивнул в сторону второй комнаты. – Мы все ждали, когда Джека с операции привезут. Потом слышим – голоса. Я пошел посмотреть. А тут ты…

– Ляпнул… – сдержанно улыбнулся Дуг. Все это время он почти не отводил взгляда от Джека, совершенно не таясь перед Баки. Да и смысл?

– Хочешь откровенно? – усмехнулся тот глазами. – Мы со Стивом, пока командира с операции ждали, уже тебя Джеку сосватали. И все переживали, что ты не из наших.

Дуглас, не сдержавшись, тихо засмеялся и уже гораздо увереннее накрыл руку Джека своей.

– Всегда был, сколько себя помню, – кивнул Дуг. – Мать поначалу переживала, тогда это чуть ли не болезнью, проклятием считали.

– Знаю, плавал, – понимающе кивнул Баки.

Надо будет, кстати, рассказать Дугласу – кто они со Стивом. Судя по тому, что Дуг их не узнал, в далекой, в какой-то степени отстраненной от остального мира Австралии Капитана Америка не так хорошо знали в лицо. Хотя сейчас не узнать Стива было немудрено – так он почти до неузнаваемости изменился с тех пор, как… Симметричные черные круги под глазами, заострившиеся нос и подбородок на осунувшемся лице, остекленевшие глаза. Совсем не герой с плакатов.

Из соседней комнаты послышалось движение, шум. Баки тут же подскочил.

– Наверное, док, – пробормотал он, повернулся к Дугу. – Оставайся с Джеком, я пошел. Хаус обещал вечером прийти рассказать, что и как надо будет делать. Да, кстати, ты не сильно торопишься?

– Нет, – пожал плечами Дуг. – Я, как ты понял, одинок, и дома мне особо делать нечего. Я лучше тут побуду.

– С Джеком, – понимающе улыбнулся Баки, Дуглас кивнул. – Мы со Стивом хотели посоветоваться с тобой кое о чем.

– Да не вопрос, – кивнул Дуг.

Едва Баки скрылся за дверью, из-за которой действительно был слышен с характерной хрипотцой голос Грегори Хауса, Дуглас снова повернулся к Джеку и пожал его руку, которую все это время так и не отпускал.

– Если ты захочешь, если ты позволишь, – заговорил тихо, наклонившись максимально близко к изрезанному шрамами, с закрытыми повязкой глазами, лицу, – я стану твоей семьей.

Взгляд Дуга упал на лежащую на тумбочке книгу. Джон Гришэм «Партнер».

– Они нашли его в Понта-Пору, небольшом и уютном бразильском городке…

Открыв первую страницу, Дуглас начал читать.

– … расположенном у самой границы с Парагваем. Местные жители называли это место просто Границей.

Они нашли его в домике из темного кирпича на улице Тирадентис, широкой улице, поделенной вдоль полосой раскидистых деревьев. По раскаленному тротуару босоногие мальчишки гоняли футбольный мяч.

Они нашли его в одиночестве.

– Не будет больше одиночества, Джек.

Оторвавшись на мгновение от книги, Дуглас поднял глаза, с минуту сдерживался, чтобы не коснуться жестких потрескавшихся губ своими, пока Джек не может его послать словами или прямым ударом в челюсть. Поправив кажущуюся ему криво висящей капельницу, вернулся к книге.

Правда, на протяжении восьми дней, в течение которых велось…

***

– В гроб намного краше кладут, – Хаус вынес вердикт, визуально осмотрев командира.

– Так что там с досугом? – невозмутимо напомнил Стив.

Хаус внимательно посмотрел на него, многозначительно, даже как-то с уважением, хмыкнул. Услышав, как открывается боковая дверь, дождался, пока Баки присоединится к ним. Завалившись в кресло, вытащил из кармана медицинского халата непочатый пакетик сухариков и наигранно обиженно воззрился на остолбеневших парней.

– Что? Клоденс разорила кафе, отправив все имеющееся в наличии голодным сынкам.

Хаус воевал с пакетом, который никак не хотел рваться, и ошалело замер, перестав даже моргать, когда Баки подошел и в секунду решил проблему одним своим металлическим мизинцем.

– Прикольно, – выдал Хаус, со знанием дела рассматривая руку. – Пообщаемся приват, – то ли попросил, то ли поставил Баки перед врачебным фактом. – Так вот… – продолжил, кидая в рот первый сухарик. – Сказке еще не скоро сказываться, сначала присказка.

– Когда он очнется? – все так же спокойно спросил Стив.

К манере общения Хауса они уже, можно сказать, привыкли. Как и к тому, что за медицинский гений того ему прощался даже язвительно-говнистый характер.

– Если просто мудак, – сгруппировав морщины на лбу в тройную волну, Хаус туда-сюда пару раз скривил рот, – не раньше, чем через неделю. Если мудак-мудак, то… в любой момент, – выдал, выдержав эффектную паузу. По замершим лицам парней довольной ухмылкой оценил произведенный эффект.

– Что нам надо будет делать еще здесь? – первым пришел в себя Стив. – Мы хотим все сами.

– Да ради Бога… – развел руками Хаус, кидая в рот сразу два сухарика.

– Брок слишком гордый, – заговорил Баки. – Я и так представляю, как он отреагирует, когда очнется и все поймет. А если его еще и чужие люди…

– Обслуживать будут? – цинично-жестко закончил Хаус. – Нет, сынок… – произнес, явно копируя Клоденс, Грег, – ты даже не представляешь… И молись, чтобы он орал, вырывал капельницы, слал вас далеко, глубоко и надолго и пытался порезать вены даже одноразовым пластиковым ножом. Кстати, может выгореть, просматриваются хорошо. Потому что, если он будет молчать…

– Отрицание приня…? – начал Стив.

– Крепкий, еще вчера здоровый мужик в расцвете лет без ног! – резко оборвал Хаус и дернул рукой так, что сухарики рассыпались по полу. – Молодец, парень, термины знаешь, – кивнул Грег со знанием дела. – А теперь забудь! Забудьте вообще всю эту лабуду из медицинских и психологических журналов и зарубите себе на носу одно – НЕ ЖА-ЛЕ-ТЬ!

– Мы и не будем, – послушно пробормотал Баки, затыкая глубоко в себе готового разбушеваться Зимнего, непривыкшего к такому обращению. Но ради командира Джеймс и на горло себе наступит, если будет надо.

– Будете, – однозначно констатировал Хаус. – Будете ровными, спокойными. Будете одинаково терпеливо брить и подмывать, поправлять одеяло и менять памперс. Будете помогать ему делать то, что не получится самостоятельно – а первое время у него ничего не будет получаться самостоятельно. Будете всячески показывать, что любите его любым, и ничего не изменилось.

– Но ничего и не изменилось, – прорвался рыком Зимний.

– Изменилось, мистер Барнс, – Хаус лишь вздохнул, закатив глаза. – И делать вид, что это не так, все равно, что отрицать снег зимой и дождь летом. Хотя снега здесь нет, ну, да не в этом суть. Суть в том, что вы должны понять – самая большая ошибка: пытаться жить, как раньше.

Стив хотел было что-то сказать, открыл рот, но лишь похватал воздух ртом как рыба.

– Перво-наперво, – заговорил миролюбиво Грег, – он не должен чувствовать жалость. Слабость – ладно, но не жалость.

– Мы не можем себе позволить слабость, мы нужны е…

– Он – ваша слабость, мистер Роджерс, – снова перебил Хаус. – Отрицать это значит врать. Ему и себе. Он вам многое сможет простить. Кроме лжи. И это второе, что вы оба должны запомнить. Не врать, не говорить, что все будет хорошо, что все наладится. Жить фактами. Если хотите – сегодняшним днем. Верить себе и своим эмоциям. Любите? Прислушивайтесь к себе. Хочется послать? Шлите! Он вам спасибо только скажет. Рука чешется по губам за что-нибудь «умное» надавать? Рассечет кожу, но срастит шрамы на душе.

– Спасибо, Грег, – кивнул Стив, глубоко вздыхая. Он понял, о чем говорит странный доктор.

– Обращайтесь, – выдохнул Хаус и с сожалением посмотрел на рассыпанные сухарики. – Пойду ограблю ординаторский холодильник.

Едва Грег скрылся за дверью, как из комнаты Джека послышался шум.

– Доктор Кваати пришел посмотреть Джека, попросил меня выйти, – объяснил, появившись в боковой двери, Дуглас. – Вы о чем-то хотели спросить? – напомнил он, смотря на Баки.

– Да, – встряхнувшись, заговорил тот.

– Мы хотим купить дом, – заручившись кивком Баки, начал Стив. – Хотим пока остаться здесь. Когда Брока выпишут, у нас уже должен быть полностью оборудованный под него и Джека дом.

– Понимаю, – кивнул, задумавшись, Дуглас. – Лучше смотреть район за Ботаническим садом.

– Грег тоже так сказал, – продолжал Стив. – Мы выбрали несколько вариантов. Что скажешь?

С последними словами Стив протянул Дугласу несколько листов.

– Я знаю этот дом, – начав просматривать, тот вдруг замер на одной из распечаток. – Он достаточно большой, с бассейном и спортзалом. Чуть дальше от основной дороги, но имеет выход на ведущую к океану дорожку. Опять же тихо и сады совсем рядом. Чистый воздух. И через два дома от него живет дедушка Малфоя. Потом объясню, – улыбнулся, увидев замешательство парней. – У него своя ферма: мясо, молоко, пасека.

– Вы знаете хозяина? – Стив уже чувствовал, что другие варианты и рассматриваться не будут.

– Это не проблема. Можно посмотреть без звонка. Здесь, – Дуг опять улыбнулся на второе замешательство, – сейчас ради них, – кивнул на Брока и в сторону палаты Джека, – каждый из жителей в лепешку расшибется.

– Прошу прощения, – раздался голос от двери, молодой медбрат ждал, когда его заметят, – я должен провести прописанные доктором Хаусом процедуры. Вы не могли бы оставить нас на полчаса?

– Мы бы как раз успели посмотреть дом, – обратился к Стиву и Баки Дуглас, – пока у ребят осмотры и процедуры.

– Это близко? – уточнил Баки.

– Пять минут на машине, – кивнул Дуг.

– Еще один плюс, будет удобно на осмотры ездить, – улыбнулся Стив. Кажется, они нашли идеальный дом.

– Поехали, не будем терять время.

И Баки побежал вниз по лестнице, Стив с Дугласом старались не отставать.

***

– Вот так, отлично. Почти все. Сейчас рана просушится, я наложу мазь и закреплю фиксирующую повязку.

Медбрат спокойно, доброжелательно рассказывал пациенту о каждом своем действии. Ноги у того были мягкими и ватными, что, впрочем, неудивительно, учитывая, что фактически это была просто телесная оболочка без внутреннего содержимого. Парень посмотрел на бессознательного мужчину, вздохнул. Тяжело в таком деятельном возрасте оказаться практически овощем. Про двоих сверхособенных пациентов в и без того особенной клинике уже знали, что те – американские военные, летели в Австралию по личным делам.

– Вы справитесь, – продолжал медбрат, сменяя один препарат другим, – парни Ваши такие молодцы. Доктор Хаус сказал, сами решили за Вами ухаживать. Ничего, научатся, главное – желание. А оно у них есть. Терпения бы хватило. Все-таки, не одного дня и даже не месяца проблема. Считай, на всю жизнь…

Медбрат поднялся, направляясь за чем-то к стоящему в углу шкафчику. И не видел, как дрогнули веки и неуверенно сжали простынь дрожащие пальцы.

========== Часть 7 ==========

Сколько раз он оказывался за чертой? Сколько гребаных рывков сделал оттуда? Зубами вгрызался в непонятное нечто, окружающее со всех сторон. Не обращая внимания на горечь в груди и на губах, упирался, шаг за шагом возвращаясь назад. Чтобы в очередной раз вынырнуть и увидеть испуганные глаза. И утонуть в их бездонной голубизне. Романтик, блять… Ощутить металлическую хватку. И, усмехнувшись пересохшими губами, ослабевшими руками в который раз показать смерти палец вверх.

Сколько раз он оказывался за чертой? Видел и заезженный писателями образ черного туннеля, и невесомость белых облаков. Утверждать не мог, но, учитывая, что видел Ад, допускал, что и Рай есть. Просто не по его мудаческую душу.

Сколько раз он оказывался за чертой? Но никогда до сих пор не чувствовал. Как это называется? Момент…

Запредельный водоворот, будто в аэротрубу попал, кружил его, кидал из стороны в сторону, давил грудь и ломал кости. Боли не было, хотя он явственно чувствовал, как сдавливает тело в бесконечном падении. Пока все резко не прекратилось, замерло, шлейфом от головокружения гудя в голове.

Брок открыл глаза. И понял, что на этот раз все… Нет, не хуже – иначе. По-настоящему, как бы фантасмагорично это не звучало.

Он стоял посреди палаты, маленькой, аккуратной, в простой, судя по обстановке, клинике. Не навороченное, но бережно обслуживаемое оборудование, немного грубоватое, но чистое и выглаженное белье, пожелтевшие от времени, но чистые жалюзи.

На кровати полулежала молодая женщина, а около нее на коленях стоял мужчина и смотрел с любовью, как в момент снисхождения благодатного огня. Ее тонкие пальчики коснулись его темных жестких волос, губы тронула улыбка, от которой у Брока заныли все его раны – и внутри, и снаружи.

Дверь палаты открылась, пожилая сестричка резво, но осторожно, внесла… сверток. Подойдя к кровати, передала его мужчине, и Броку показалось, что-то блеснуло в его глазах.

– Это был самый счастливый день. День, когда родилась жизнь, – раздалось за спиной.

Брок вздрогнул и обернулся. Те же глаза, тот же блеск, только морщин больше и седина.

– И все, что было «до» и «после», обрело смысл.

Тонкие руки потянулись к нему, губы тронула улыбка. Подкашивающимися ногами Брок сделал шаг, чтобы тут же рухнуть на колени. Обхватив руками другие, вжаться лицом в пропахший временем хлопок платья и тут же вдохнуть другой запах: теплый, убаюкивающий, воскрешающий. Дающий жизнь. Запах молока, запах…

– Мама… – прохрипел Брок, не в силах оторваться от потерянного давно и навсегда.

Он смутно помнил. Ему было пять. Мягкий рокот грома, запах дождя, теплый багрянец осеннего вечера вдруг сменился грохотом выстрелов, брызгами алого на белоснежных занавесках, дымкой со вкусом железа. И медленно закрывающиеся глаза того, кто продолжал прикрывать улыбку на губах.

Уже потом в приюте Броку передали папку: фотографии, исписанный аккуратным женским почерком дневник, несколько открыток из разных мест. Места разные, а надпись одна: «Без тебя каждая секунда – Ад.» И так было на каждой, просто в какой-то момент в надписи «тебя» сменилось на «вас». Брок тогда посмотрел на дату: на открытке значилось «1964».

Отец был военным полицейским, расследовал инциденты в американской армии как в самих Штатах, так и за их пределами. Много ездил, редко бывал дома. Но Брок помнил каждую проведенную вместе минуту. На всю жизнь запомнил, как выбегал к двери встречать, и уставшие, жесткие глаза теплели.

– Бр-р-р-ок… – рокотал отец, обнимая его. Мама подходила и обнимала уже их обоих, запуская тонкие теплые пальцы то в один ежик волос – черных, то в другой – тронутый сединой. И целовала их.

Как сейчас.

Родные теплые губы коснулись волос, и Брок вдруг понял, что он помнит. Глаза и голос отца, губы и руки мамы. Потеряв их, он одел себя в колючки дикобраза; щетинясь на все и всех, огрызался. Ненавидел мир без самых дорогих людей, винил каждого в том, что те живут, а ИХ, самых любимых, нет… Боль закаменела, накрыв панцирем душу, спрятав того, каким Брок Рамлоу был до того, как стал тем, кем стал.

Так было. Пока не появились Стив и Баки. И Брок выцарапывал себя: сначала из-под панциря, и не раз – у смерти, чтобы вернуться к ним. Но сейчас…

– Мама… – Брок поднял голову, это все, на что он был способен сейчас.

Тело не слушалось, сердце заходилось, как перешедший границу допустимого мотор. И похуй, что сейчас сгорит. Они снова рядом с ним! Они опять вместе! Они пришли…

– Мы здесь повидаться, прежде чем ты, я надеюсь, вернешься назад, Бр-р-р-ок… – так знакомо пророкотало над головой, оглушив воспоминаниями, что Брок не сразу осознал смысл слов.

– Назад? – когда до него наконец дошло, он обернулся к отцу, не отпуская маминых коленей.

– Да, Брок, назад… – мама осторожно подняла его, и теперь он стоял между ними.

Он мог касаться их, чувствовать их тепло. Тепло, а не холод, как в тот жуткий вечер, когда он лежал рядом с ними на полу в растекающейся луже чего-то красного, пока его не оторвали от них работники социальных служб. Тогда он плакал, казалось, последний раз. Казалось…

– Брок, мальчик мой… – мама ласково провела по щеке, и Брока прошило насквозь током от этого простого касания.

– Ты никогда не сдавался, вгрызался хоть в камень, хоть в гранит. Истинный Рамлоу, – отец смотрел строго, словно читал его.

– Мне есть, чем не гордиться, – сдержанно хмыкнул Брок, вдруг поняв, что отец «видит» все.

– Я знаю, – спокойно ответил отец, положив руку на плечо, уверенно сжал его. Как в тот вечер, когда, едва заслышав шум ломящихся в дверь людей, запихнул его в чулан, приказав не высовываться. И, прежде чем выйти навсегда, так же сжал плечо.

Но что тогда, что потом, кто такой Брок, чтобы слушаться? «Упрямый мудак» – обреченно вздыхал Стив. «Безнадежный дубина», – фаршируя его жучками, констатировал Баки.

– Я с вами, значит… – посмотрев на родителей, Брок до кучи всегда был еще и рационален.

– Ты умер, – мама обняла его за шею, – почти…

– Почти?

– Каждый человек, прежде чем уйти навсегда, попадает в безвременье, – заговорила, подняв голову, мама.

– Такая временная прослойка, – продолжил отец.

– И здесь у него есть шанс вернуться.

– Все прошлые разы вы возвращали меня? – Брок перевел взгляд с отца на маму и обратно.

– У каждого человека – живого или мертвого – есть только одна возможность спасти, вернуть обратно кого-то, – улыбнулся отец.

– Тогда тебя возвращали те, частью кого ты стал там, – объясняла теперь уже мама, – живые. Они тоже могут, и тоже один раз.

– Да, тебе есть чем не гордиться, – кивнул отец, – но и повод высоко держать голову тоже есть. Иначе бы ты давно здесь оказался.

– Мы видели каждый день твоей жизни, – мама губами коснулась предательски вырвавшейся из глаз дорожки, – каждый использованный другими шанс.

– И ждали, – поддержал отец, – не использовали свой, знали, что придет и наш черед.