Текст книги "Хозяин Проливов"

Автор книги: Ольга Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Это было опасно. Пантикапейцы выставили за бруствер круглые щиты. «Неужели они собираются стрелять? – удивился Асандр. – С такого расстояния? Что у них за луки?» Но вместо лучников на стене появились пращники, и в воздухе взвились какие-то круглые темные точки.

– Дикий огонь! Дикий огонь! – закричали с мест гребцы и побросали весла.

Трое в панике прыгнули за борт и поплыли прочь от кораблей. По иронии судьбы именно их накрыло первыми. С неба в море и на палубный настил стали сыпаться круглые горшки из необожженной глины. Хрупкие и безобидные на вид, они раскалывались, заливая все вокруг себя жидкой смолой. Асандр слышал о таких, но никогда не видел. В них была смесь смолы, серы, пакли, ладана и опилок, которая мгновенно воспламенялась от удара. Синеватый огонь в клубах черного дыма захватывал все пространство, на которое разлилась смола.

Один из горшков угодил в голову замешкавшегося пловца, облив ему волосы, лицо и плечи адской смесью. Она мигом полыхнула, охватив не только торчавшие над волной части тела несчастного, но и море вокруг него. Другой горшок разлетелся вдребезги, попав по веслам левого борта. Огонь побежал по ним.

– Топите! – закричал Неокл. – В воду их! В воду!

Те гребцы, которыми еще не овладела паника, дружно макнули весла в море, прекратив грести. Но дикий огонь не так-то просто было смыть. Он горел и под водой, узкими факелами поднимаясь по лопастям вверх. Это было жуткое и завораживающее зрелище.

Испугавшись, что пламя перекинется на обшивку корабля, гребцы стали выталкивать ручки в круглые уключины. Тяжелые кипарисовые весла быстро пошли на дно, озаряя глубины мрачным синеватым светом. Без них элура лишилась возможности двигаться вперед. У нее остался только правый ряд весел. Используя его, судно крутилось на месте и представляло прекрасную мишень для все новых и новых глиняных горшков, с треском лопавшихся вокруг.

Если б густой черный дым, распространяемый смолистыми опилками, не закрыл плотной завесой разбойничьи лодки, пращникам с крепостной стены ничего не стоило бы прицельно расстрелять их. Однако в сплошном дыму у кораблей еще был шанс. Три из них, обогнав атаманскую элуру, ушли на веслах вперед. Одной из лодок горшок попал в парус, и тот мигом вспыхнул, но люди успели сдернуть его и зашвырнуть подальше в море. Ткань дико чадила и сыпала искрами, как большой костер на воде.

– Половина с правого борта на левый! Быстро! С веслами! – закричал Асандр.

Он понимал, что шестерым гребцам – по трое с каждой стороны – очень трудно сдвинуть элуру с места. Но страх удесятерил их силы. Они налегли на весла и буквально вытолкнули ладью из круга затянутой смоляной пленкой воды.

Дальше пошло легче. Асандр сам работал веслом, не останавливаясь, и только когда хлопки горшков дикого огня стали слышаться уже в отдалении, осмелился оглянуться назад. Крепостная стена была отсюда хорошо видна. С нее защитники провожали пиратов грозными криками. Атаман сжал весло так, что древесина заскрипела. Он когда-нибудь возьмет этот город! Иетрос свидетель! И тогда им не поздоровится!

II

Небольшие островки на северо-западном берегу Меотиды плавали среди болотного камыша и топких полей ряски, как блины в масле. Порой они соединялись в длинные песчаные косы, отсекавшие кусочки моря и превращавшие их в соленые озера. Здесь было много дичи, не улетавшей зимой на юг, – лебеди, белолобые гуси, серые куропатки на сухих местах, а вслед за косяками рыбы двигались нырки и чайки. Если где-то и стоило зимовать, то только среди этого запутанного лабиринта проток и лиманов, отнимавших у моря значительные пространства.

В таком мелком блюдце, как Меотида, не бывало серьезных штормов. А легким пиратским плоскодонкам многочисленные отмели не создавали помех. Даже в холода, когда всякое судоходство через пролив прекращалось, здесь, в лягушачьем раю, разбойники могли совершать вылазки и беспрепятственно щипать прибрежные деревеньки.

Единственной напастью становились ветра. На плоских островах от них не было спасения. Даже за стенами саманных времянок бесконечный шорох песка по крышам изводил разбойников хуже всякой работы. Неудивительно, что именно на зимовьях случалось больше всего ссор и потасовок. Люди ходили склочные и готовые в любую минуту начать грызню.

Как ни странно, именно это оказалось Асандру на руку. Кроме его поредевшей шайки, на островах зимовало множество морских банд, рвавших друг другу горло из-за любого клочка земли или убитой утки. К людям Асандра тут же привязались с расспросами. Где Скил, ведь эти два «угря» – его, судя по глазам, намалеванным на обшивке носа? И зачем целых четыре корабля такому малому числу гребцов? А не уступите ли их…

Неокл первым схватился за нож. Не по злобе, а из рассудительности: нельзя с самого начала спускать угрозы и глотать оскорбления – разорвут. К нему присоединился Лисимах.

– Атаман! Пусть выйдет атаман! И ответит за вас, недоумков! – орали нападавшие. Было видно, что им больше хочется покричать, чем ввязываться в настоящую потасовку. Но делать нечего, надо отбивать место для зимовки, и Асандр почел долгом вмешаться. Его тут же осмеяли как «молокососа», и тогда бывший боец Апатуры показал им, кто хозяин побережья. Не лезли бы, он бы и пальцем не пошевелил…

Слухи о сильном бойце мигом разлетелись по близлежащим островам, и многие атаманы бродячих ватаг посчитали делом чести помериться с чужим предводителем. Для них важно было не ударить в грязь лицом перед своими людьми. Но вышло так, что все они по очереди ударили лицом в землю у ног Асандра, а некоторые сломали при этом шеи. Разобравшись со всеми, кто хотел отомстить за своих вожаков, Асандр принял остальных в свою непомерно разросшуюся банду и стал, сам того не желая, главарем одной из самых крупных пиратских общин на побережье.

Впрочем, держать этот сброд в узде оказалось труднее, чем поколотить дюжину драчунов. Теперь у него было человек пятьдесят на пяти лодках и еще около десятка местных крестьян на своих «угрях». Он загреб буйную вольницу в кулак и стоял так высоко над всеми, как только позволяла его сила. После весенних штормов атаман планировал совершить поход за пролив. Он не боялся Эвксина. Темная Пучина сулил многое, а алчность прочно обосновалась в опустевшем сердце Асандра. Он деятельно готовился к отплытию и ждал окончания ветров в Боспоре, но все кости с доски смело неожиданное событие.

Ясным холодным утром, когда быстро повышавшуюся в лиманах водицу трепал южный бриз, к берегу причалила рыбачья лодка. В ней сидели всего трое пассажиров. Меотиец, тавр и какой-то… Тут Асандр протер глаза, потому что в рослом светловолосом путнике с белым вороном на плече он узнал «живого бога» меотов, синдов и дандариев, которого считал давно погибшим. Разве осенние всесожжения сорвались?

Удивленный такой честью, Асандр поспешил на берег. Царь уже выскочил из лодки и, оставив своим спутникам заволакивать ее на песок, оглядывался по сторонам, ища, к кому бы обратиться. Таковых нашлось немало. На пляже мигом собралась целая толпа, ведь по своей воле люди приезжали сюда не часто.

– Эй, ты кто такой? – подбоченясь, крикнул один из пиратов, но тут же получил наотмашь по лицу от сопровождавшего царя кривоногого меота.

– А сам не видишь, падаль?

Белый ворон, примостившийся у Делайса на плече, заклекотал, распустив крылья, и на толпу разбойников напала странная робость.

– Живой бог! Это живой бог! – крикнул кто-то из задних рядов.

Вместе с эллинами в шайках скрывалось немало бывших кочевников, в том числе и с меотийской стороны. Услышав это, многие повалились на землю, выражая благоговение перед священной особой гостя. Асандру это не понравилось, здесь была его власть. Он сбежал на песчаный пляж и, растолкав своих остолопов, приблизился к незваным гостям.

– Я Асандр по прозвищу Черный, – высокомерно бросил он, глядя прямо в дымчато-голубые глаза Делайса. – А ты кто?

– Тебе ответили. – Из-за спины «живого бога» выступил Ярмес.

Но царь задвинул его обратно. Он тоже не отрываясь смотрел в темные от гнева глаза Асандра, на его губах играла отрешенная улыбка.

– Я тебя где-то видел, – наконец произнес Делайс.

– У Апатуры. Прошлой осенью, – отрывисто бросил атаман, ему совсем не хотелось, чтоб царь сейчас вспоминал, как он на коленях просил о милосердии.

– Не помню, – покачал головой тот.

– Чего ты хочешь? – Асандр жестом пригласил гостя подняться с берега к дому.

Его хижина имела странный вид. Саманные стены и камышовая крыша плохо вязались с роскошью обстановки: складными кипарисовыми стульями, ларцами из слоновой кости и войлочными скифскими кошмами, устилавшими пол.

– Ты живешь богаче меня, – насмешливо заметил Делайс, входя в дом.

– Я не бог, – парировал Асадр, указывая гостю на скамью, небрежно накрытую шкурой кавказского тигра, – но в отличие от тебя, сам себе хозяин.

Казалось, царь пропустил намеренное оскорбление мимо ушей. Он уселся на отведенное место и уверенно закинул ноги на низенькую скамеечку у стола.

– Итак, я хотел переговорить с тобой, Черный Асандр, хотя, клянусь Иетросом, не знал, что ты – это ты.

Оказывается, Делайс его все-таки помнил, но не посчитал нужным показывать это на людях.

– А если бы знал? – угрюмо спросил атаман.

Царь не ответил. Зато ворон почему-то нахохлился и хлопнул крыльями. Вообще эта птица смущала Асандра. Она все время наблюдала за ним, склонив голову набок. У обычных ворон глаза черные, как бусины. А у этого – желтые. Волчьи.

Атаман опустил руку и потихоньку сделал под столом оберегающий жест.

– Я хочу захватить Пантикапей и двинуться дальше за пролив, – сказал царь. – Мои войска с Таврских гор спустятся в долину, как только появился подножный корм для лошадей. Но мне нужно блокировать город с моря. Чтобы никто не смог оказать Калимаху помощь.

– Разумно. – Асандр пожевал сушеный чернослив и хрустнул косточкой. – А я здесь при чем? – Лицо атамана стало до одури наивным, лишь в глазах заблестели лукавые огоньки. Он-то прекрасно знал, при чем здесь его эскадра. – Разве нет других морских шаек, которые могли бы запереть Пантикапей в твоей мышеловке? Почему ты пришел ко мне?

Лицо «живого бога» осталось непроницаемым.

– Другие эскадры есть. Но твоя – лучшая, – сказал он.

Асандр довольно хмыкнул. Это была правда. Он всю зиму выбивал из громил дурь.

– Видишь ли, – губы царя искривила усмешка, – у тебя есть подобие дисциплины. А я не хотел бы пускать пиратов в свой город.

Атаман сочно рассмеялся:

– А кого ты хотел туда пускать? Ведь если мы высадимся на берег, то прощай окраины!

– Я хотел впустить туда граждан, – тихо, но твердо возразил Делайс. – Те, кем ты командуешь, подались в пираты не от хорошей жизни. Кто из плена, кто от голода. Разве не так?

Асандр насупился. У него хотели отнять людей.

– Что изменится, когда ты возьмешь Пантикапей? Бедные станут богатыми, а потерявшим семьи ты вернешь близких?

– Я не бог.

– Разве? – Голос атамана звучал язвительно. – А варвары называют тебя именно так. Что же ты не обратишь свое тело в пищу, а кровь в вино? Я, а не ты дал этим людям хлеб и крышу над головой, приставил к делу!

– К грабежу, – уточнил царь.

– А меня кто-нибудь спрашивал, хочу я или нет заниматься грабежом? – взвыл Асандр. – Мы не по своей воле потопили тот проклятый караван с зерном, а потом наших товарищей повесили за ноги и сожгли. Чтобы мы крепко запомнили, что с нами сделают, если мы сунемся в Пантикапей!

Мгновение мужчины прямо смотрели в глаза друг другу.

– Такой разговор и на сухое горло, – протянул Асандр.

– Так предложи гостю выпить, – отозвался царь.

– Зачем тебе за пролив? – с неодобрением осведомился атаман, уже разлив по киликам желтое самосское. – Не насмотрелся на вонючих варваров?

– Отнюдь. – Делайс провел рукой по горлу. – Век бы их не видал. Но они мои подданные. Хочу я этого или нет.

– Тебе мало власти архонта? – враждебно бросил Асандр.

– Не мы выбираем свою судьбу, – устало вздохнул Делайс. – Там, за проливом, люди ждут моей помощи. И я не могу снять с себя ответственность за них.

– Даже если тебя сделали царем насильно?

– А какая разница? – пожал плечами Делайс. – Ты вот тоже уверяешь, будто тебя насильно сделали пиратом. А сейчас и не скажешь.

– По тебе тоже не скажешь, что корона тебя тяготит, – парировал уязвленный Асандр. – На Пантикапее ты не успокоишься. Снова натащишь кочевников из-за пролива? Как твой отец?

– Они живут здесь, – возразил Делайс. – И они знают об этой земле больше нашего. Хочешь ты или нет, но мы с ними обречены друг на друга.

– Я держусь другого мнения, – сухо сказал Асандр. – Для того чтоб понять, что именноони знают о своей земле, мне хватило Апатуры. Клянусь богами, на всю жизнь! И моему сыну тоже. – Он встал и заходил по комнате. – Эллины должны держаться от кочевников подальше. Если б ты сказал, что хочешь просто захватить Пантикапей, я бы тебе помог. Но раз ты собираешься стать царем для обеих сторон пролива и уравнять эллинов с варварами, я тебе не союзник. Даже за очень большие деньги.

– Мне жаль. – Делайс тоже встал. – Потому что я ничего не могу изменить. – Он поднял руку в прощальном жесте. – Если передумаешь, я до первой травы буду в поселке Партенит, в дне пути к юго-западу от Киммерика.

– Вряд ли. – Асандр помотал головой.

– Как знать, – с мягкой улыбкой отозвался царь. У самой двери он обернулся и бросил через плечо: – Твой ребенок жив. Бреселида увезла его за пролив в Горгиппию. Она считает племянника Асандра Большого своим родичем.

Полог за спиной царя упал.

Как ни странно, белый ворон не последовал за своим господином. Он остался на столе у пиратского атамана клевать чернослив, а когда Асандр попытался прогнать его, вылетел через окно и угнездился на крыше. Оттуда все последующие дни он наблюдал за приготовлениями разбойников к походу. Когда же паруса заплескали над осмоленной обшивкой элур, птица покинула насиженное место и с сознанием собственного достоинства переместилась на мачту.

Всю весну корабли Асандра разоряли северное побережье Эвксина. От Гаспры до Каламиты и дальше на закат. Так далеко не уходил еще никто из меотийских морских псов. Киммерийский полуостров лежал за спиной. Крошечный, со всех сторон зажатый варварами Херсонес не представлял интереса больше чем на один набег – так бедны казались колонисты.

– Вон там мы жили. – Лисимах указал пальцем на скалистый северо-восточный мыс. – Мой род. А они всех вырезали. Пришли и вырезали. – На его смуглом лице появилось отрешенное выражение. – Я маленький был. Потом нас продали.

Асандр не знал, стоит ли утешать друга. Он понимал, что Лисимах, грек по воспитанию, никогда не вернется к таврам. Но и не простит херсонеситам то, что они сделали с его родом.

– Мы сюда еще вернемся, – со скрытой угрозой в голосе пообещал атаман.

Их корабль проскользнул мимо бухты Символов, позволив каменной кладке домов Херсонеса и дальше расти над землей. «Хороший хозяин дает овцам нагулять бока, – думал Асандр, поглядывая с моря на низкие глинобитные заборы и немногочисленных жителей, сновавших по берегу. На следующий год вас можно будет и пощипать. А пока…»

Пока его манило лишь одно имя – Ольвия. Богатый северо-запад, медовая колония в устье Борисфена. Здесь, по берегам огромной реки, выращивали длиннозерную пшеницу и собирали лучший на Эвксине мед.

Пройдя Ахиллов Дромос – узкую косу к юго-востоку от устья Борисфена – корабли приблизились к заливу. Местные жители уверяли, что именно по этому песчаному коридору тень Ахилла гоняется в полнолуние за тенью Кассандры. Во всяком случае, здесь стояло крошечное святилище героя и приносились жертвы в его честь. Пообещав на обратном пути совершить достойное возлияние на алтарь, Асандр приказал грести дальше.

Сразу за Дромосом начиналось мелководье. Борисфен извергал свои светлые струи в зеленоватое, почти пресное море и при любом паводке покрывал едва торчавшие над поверхностью берега. На холмах колыхались шелковичные деревья, и уже издалека слышался неумолчный пчелиный гуд, а поднимавшиеся над цветочной кипенью рои насекомых напоминали небольшие смерчи, закручивающиеся в ослепительно голубом небе.

– Ух ты! – восхитился Лисимах. – Говорят, местные жители держат пчел вместо овец.

– И те дают им мед вместо молока, – подтвердил кто-то из гребцов.

– Пчелы дают нечто получше меда, – усмехнулся Неокл. – Золотую монету. Здешние людишки выдаивают у своих желтеньких овечек золото. Зачем им заниматься чем-то еще?

Пресная вода подходила к концу, и прежде чем идти к самой Ольвии, следовало пополнить ее запасы. На рассвете корабли Асандра вошли в глубокий узкий залив, открывавшийся сразу за Дромосом. Они пристали к берегу, поросшему высокой травой. Пираты не собирались нападать, хотя заметили на севере дымы поселка. На самых подступах к Ольвии Асандр не хотел поднимать лишнего шуму и заранее предупреждать жителей о приближении морских псов. Тронь одну деревню – и займется все побережье до Никония и Тиры. На «угрях» было достаточно вещей для мены, и атаман надеялся получить провизию без резни.

Моряки молча выгрузились и втащили две длинные ладьи на песок. Более крупные диеры встали на якорь у берега. Часть гребцов осталась на них вместе с Неоклом. А часть отправилась с атаманом на поиски воды. Лисимах шагал рядом. За несколько месяцев Асандр так привык к его молчаливой преданности, что начинал нервничать в отсутствии друга.

За широкой полосой песчаного пляжа начиналось поле высокой травы, еще не успевшей засохнуть под палящими лучами солнца. Сочный зеленый ковер сверху был точно припорошен солью от цветущей белой кашки. На пологом склоне холма в тенистых складках между камнями колыхались высокие желтые мальвы. Весенний воздух и согласное гудение пчел наполняли душу покоем. Взобравшись на гребень, путники попали в шелковичную рощу. Покрытые мелкими бело-розовыми цветами деревья переплетались ветками. Сквозь их листву падали желтые солнечные пятна, отчего земля была похожа на шкуру леопарда.

– Здесь поблизости должен быть источник, – сказал Лисимах. – Иначе роща не смогла бы так разрастись.

Пираты разбрелись в поисках воды. Асандр блуждал совсем недолго, пока ему не послышался слабый шум падающих на камень струй.

– Сюда! – Он махнул рукой и в этот миг заметил черное облако насекомых, отделившееся от деревьев впереди. Они приближались плотной стеной, угрожающе гудя, и, кажется, уже потревожили его товарищей. Со всех сторон к атаману бежали пираты, беспомощно отмахиваясь руками, а за их спинами клубились темные смерчи пчел.

Жужжащее кольцо смыкалось вокруг чужаков, посмевших явиться в пчелиный рай, и Черный Асандр впервые почувствовал, что ничего не может предпринять для спасения своей жизни. Ринуться сквозь плотную стену насекомых значило погибнуть. Остаться на месте – тоже.

Помощи ждать было неоткуда. И вот когда пчелы, на удивление слаженно затянули свою удавку, готовясь к атаке, из-за их завесы раздался голос:

– Кто вы и зачем сюда пришли?

– Мы путники! – хрипло крикнул Асандр. – Ищем воду. Клянусь утробой матери, – продолжал он, – мы никому здесь не собирались причинять вреда!

– Какой Матери? – последовал вопрос.

– Апатуры! – Атаману хватило ума упомянуть святилище.

В тот же миг жужжащая петля ослабла, и в круг желтых защитников рощи вышел юноша, почти мальчик, в золотых сандалиях и леопардовой шкуре на бедрах. У него было бледное сосредоточенное лицо, и Асандр сразу понял, что именно он удерживает пчел от нападения. Ему было трудно одновременно контролировать рой насекомых и разговаривать с людьми. На его наморщенном лбу выступили крупные капли пота.

По знаку руки незнакомца пчелы поднялись вверх и с гудением рассеялись между деревьями. Через минуту от грозной стены ничего не осталось.

– Теперь вы видите, что на нас не стоит нападать, – сказал юноша.

– Кто ты? – только и мог вымолвить атаман, с крайним удивлением взирая на человека, управлявшего насекомыми.

– Я Аристей, пчелиный царь, – просто отозвался тот. – Источник есть у алтаря Великой Матери, но его воды священны, они не для людей. Идемте, вам покажут другой.

Асандр поскреб затылок. Вообще-то царь Аристей, из любви к которому Триединая подарила людям медоносных пчел, давно умер.

– Что же удивительного, что в наших краях, живущих медом, чтят великого героя? – Оказывается, собеседник легко прочел его мысли. – Всех царей на наших берегах нарекают Аристеями, когда они принимают сан и соединяют свой разум с разумом роя.

– А когда это происходит? – осторожно осведомился Асандр.

– В восемь лет. – Юноша держался очень просто. – Сроком на Великий год. Больше ни один человек выдержать не может. – На его губах мелькнула грустная улыбка. – Я царствую уже восьмой год и скоро уйду вслед за своими предшественниками.

Судя по его лицу, юный Аристей не испытывал восторга от такой перспективы. Он наконец вывел путников к небольшой пещере, в глубине которой шумел источник. Перед входом стояла деревянная статуя Триединой с темным фиолетово-красным лицом. Видимо, каждый урожай ей мазали щеки и лоб ягодами шелковицы.

Перед богиней возвышался круглый каменный алтарь с тушей пятнистой кошки. Бок жертвенного животного был нарочито широко распорот, и красные внутренности обильно политы прозрачным медом. По легенде, богиня вывела пчел из тела убитого Аристеем зверя.

– Здесь водятся леопарды? – с сомнением осведомился Асандр.

– К сожалению, нет, – отозвался пчелиный царь. – Но на Дромосе полно камышовых кошек. Каждый день я приношу Великой Матери в жертву зверя, убитого на охоте.

Атаман оценил сказанное. Судя по внешности, Аристей Действительно был охотником, как и его прародитель. Мышцы под светлой золотисто-медовой от загара кожей не выпирали буграми, как у бойцов, но казались крепкими и упругими, а сухие поджарые ноги выдавали неутомимого ходока. Юный царь еще не вошел в тот возраст, когда мужские лица грубеют. Нежный, почти девичий овал и тонкие черты оттенялись длинными черными волосами и нежным персиковым пушком на щеках.

Асандр одернул себя, поняв, что чересчур откровенно разглядывает хозяина этих мест. «Бывает же!» – буркнул он, испытав в присутствии пчелиного царя необъяснимое смущение.

– Я как раз совершал возлияния медом, когда услышал ваши голоса. – Оказывается, собеседник продолжал говорить. В доказательство своих слов он показал Асандру выпачканные медом ладони. Царь наклонился над источником, омыл руки и зачерпнул в горсть воды.

– Э-э! Ты же говорил, что ее нельзя пить людям! – возмутился Лисимах.

– Людям нельзя, – кивнул пчелиный царь, поднося ладонь ко рту. – Но я-то всего-навсего – душа роя.

Снизу по тропинке, ведущей к гроту, послышались торопливые шаги, и через минуту к алтарю подбежал растрепанный пастушок в коричневой хламиде, подпоясанной ивовым лыком.

– Твое величество! – крикнул он. – Рыбаки видели внизу чужие лодки. Камасария велела звать тебя в деревню.

Пчелиный царь обернулся к гостям и сделал радушный знак.

– Камасария – главная жрица. Следуйте за мной. Вас примут с честью. – Он повернулся к мальчику. – Беги в деревню, Казик. Скажи, я веду гостей и они согласны оставить оружие у ворот. Ведь правда? – Мягкий взгляд медово-карих глаз царя уперся в Асандра.

– Правда, – кивнул тот, еще раньше, чем понял, на что соглашается.

– Почему мы должны оставить оружие у ворот? – возмутился Лисимах, вновь выступая из-за спины атамана. Ему совсем не понравилось то зачарованное выражение, которое появлялось на лице друга при взгляде на Аристея. – Кто сказал, что мы в безопасности?

– Я сказал. – В голосе юноши послышались твердые нотки. – Не заставляйте меня сердиться. – Царь побледнел, его лицо сделалось отсутствующим, словно разум Аристея снова соединился с душой роя. – Иначе пчелы набросятся, а у меня не хватит сил их удержать. – Он почти просил, но за этой просьбой таилась реальная угроза. – В деревне вам не причинят вреда. Там одни женщины с детьми да несколько рыбаков. А вы, – он с завистью окинул взглядом ладно пригнанные доспехи Асандра, – воины. Псы моря.

Атаман чуть не расплылся в самодовольной улыбке. Ему польстило откровенное восхищение пчелиного царя.

– Нам нечего бояться, – бросил он. – Если эти люди захотят причинить нам вред, они напустят своих пчел, и никакое оружие не поможет. – Асандр покусал губу. – Поэтому ничего не остается, как положиться на святость законов гостеприимства.

Лисимах хмыкнул. Его народ не чтил гостеприимства, и любой чужак, невзначай забравшийся на земли тавров, считался законной добычей. Годы воспитания у греков внушили ему другие взгляды, но сейчас при виде этого медового красавчика тавр вдруг почувствовал себя дикарем до мозга костей. Он не верил ему ни на волос и остро захотел ощутить теплоту его крови на своих ладонях. «Во имя Табат! – Лисимах вздрогнул. Эта старая фраза годами не приходила ему на память, а вот теперь сама всплыла в голове. – Табат! Табат! Пожирательница жизни!» Атаман еще горько пожалеет, что согласился пойти в эту проклятую деревню!

Асандр уже спускался вслед за пчелиным царем по сыпучей каменистой дорожке. Она была протоптана по склону холма из деревни к святилищу. Сама деревня представляла собой десятка два скромных глинобитных хижин с крышами из тростника. Их коньки венчали черепа коров. Здесь чтили Рогатую Мать, а это, по мнению атамана, не сулило ничего хорошего. Много он видел таких Матерей! Рядом с ними мужчине делать нечего. Разве что в роли быка.

Аристей помахивал леопардовой накидкой. Весенняя жара набирала силу, и он позволил себе расстегнуть пояс с бляшками в виде золотых пчел. «В этой дыре на царей золота не жалеют! – с раздражением подумал Асандр, поймав себя на том, что не может отвести взгляд от узких бедер и крутых ягодиц пчелиного бога. – Говорили мне зимой: возьми женщину!»

Главная жрица Камасария встречала гостей у ворот. Аристей поспешно приблизился к ней и преклонил колени. Она возложила ему руки на лоб и тут же убрала, чтобы повернуться к гостям. На ее лице не было даже напускной приветливости, и Асандр невольно поежился под взглядом колких холодных глаз. Ее одежда, такая же, как и у майской жрицы Апатуры: складчатая юбка, широкий пояс и узкий жилет, открывавший грудь, – лишь подчеркивала разницу. Камасария была зрелой женщиной, еще сохранявшей позднюю красоту. Ее скупой рот окружала сетка морщин. Высокая шея утопала в складках. Рядом с Аристеем она казалась матерью, а не священной супругой, и Асандр невольно задумался: сколько раз Великий год обернулся вокруг своей оси за время ее жречества? Сколько юных царей она встретила и проводила? Двоих? Троих? Что скажет новому мальчику, к которому перейдут пчелы, когда душа нынешнего повелителя соединится с душой роя?

– Это наши гости, Камасария. – Голос Аристея звучал чуть укоризненно.

– Пусть положат оружие. – Жрица неприязненно воззрилась на пиратов. – Чего они хотят?

– Всего лишь воды.

– Всего лишь? – Усмешка обнажила передние зубы женщины, и атаман понял, что у нее не хватает обоих резцов. – В наших местах пресная вода на вес золота: кругом море.

– Ты хочешь золота? – Асандр почувствовал, что его спутники начинают закипать, и предпочел подать голос первым. – Мы заплатим тебе золотом, которое отберем у вас же. – Он даже не пытался скрыть издевку. – Мы сильнее, разве ты не видишь? А на берегу у кораблей осталось еще два раза по столько же морских псов. Ваши пчелы, конечно, опасны, но не опаснее огня, который мы пошлем на ваши крыши с воды вместе с горящими стрелами. Так что расщедрись, будь добра, пока просим честью.

Атаман чувствовал, что его ребята гордятся им. Особенно Лисимах. Но он ощутил также и как напрягся Аристей, изо всех сил стараясь сдержать гнев.

– Госпожа моя, твой прием неучтив, – тихо сказал он. – Оттого и гости отвечают тебе дерзко. Не заставляй меня призывать пчел. Это никому не нужно. Воды вдоволь.

Камасария поморщилась. Как видно, она не привыкла выслушивать возражения. Но и царь, должно быть, пользовался в деревне большими правами.

Женщина подняла руку и раздраженно щелкнула пальцами.

– Оставьте оружие здесь. – Она указала на землю у ворот. – И идите на правую сторону холма. Там бьет источник. Вы легко найдете его в траве по козьему следу.

Оба, и жрица, и Аристей, церемонно поклонились друг другу, сложив руки у груди, и проследовали в деревню. Чужеземцы же нехотя начали складывать луки и акинаки к воротам. Асандр знаком приказал спутникам оставить при себе короткие ножи, которые легко было спрятать под одеждой. Деревенские женщины вынесли им большие глиняные кувшины для воды. Вскинув их на плечи, морские псы направились по указанной тропинке к источнику.

Когда деревня скрылась за склоном холма, их догнал тот самый мальчик, который уже прибегал к царю в шелковичную рощу. Он прыгал с камня на камень и теперь явно шел с берега от рыбаков, потому что держал в руках две ивовые ветки, сплошь унизанные черными, еще мокрыми бычками. Его бронзовая кожа была покрыта капельками воды, а по бритой голове стекали струйки на лоб.

– Царь велел вам передать, – крикнул мальчик, – чтобы вы не ходили на правый склон. Там вода пахнет серой. Козы не пьют из этого ключа, а людей долго пучит.

– Так зачем же ваша Камасария… – начал было Лисимах, но Асандр живо закрыл ему рот ладонью.

– Куда же приказал идти царь? – спросил он.

– Ниже по склону. К Рогатому камню, – отозвался подросток, ковыряя пальцем в носу. – Там коровий водопой, и хоть вода мутная от глины, зато не вредит ни людям, ни скоту.

– Не верю я ему, – заявил Лисимах, когда мальчик скрылся из глаз. – Как хотите, а вода здесь на вид чистая. – Пираты уже дошли до первого источника. – А что серой воняет, так у нас в горах много таких ключей. И ничего. – Он протянул руку, зачерпнул воду и опустил в нее губы. – Вкус хороший.

– Не стоит. – Асандр без одобрения наблюдал за другом. Ему не понравилось, что трава вокруг источника не вытоптана животными. Козья тропа шла чуть выше него, а потом уводила вниз к другому ключу. «Значит, скот здесь действительно не пьет».

– Ты как хочешь, – вслух сказал атаман, – а мы наберем воды вон там. Коровы не травятся, значит, и нам можно пить.

Вода у скотьего ручья оказалась и правда мутноватой. К тому же в раскисшей заболоченной низине водились гадюки. Их черные лоснящиеся тела то и дело мелькали в грязи. Но пиратам удалось все же наполнить кувшины и двинуться в обратный путь без потерь. Только Лисимах выглядел бледным, то и дело выпускал ручку кувшина и хватался за живот. Наконец Асандр велел сменить его, но не успел шедший сзади пират перехватить тяжелый сосуд, как упрямец тавр грохнул, кувшином о камни тропинки и, не слушая проклятий товарищей, понесся вниз по склону к кустам. Секунду спустя до спутников долетел его удовлетворенный стон.