Текст книги "Дочь кузнеца"

Автор книги: Ольга Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Значит, оставался обоз телег. И нужно лишь придумать, как в него пробраться!

Дни проходили за днями. Занила никак не отмечала для себя движение времени. Пожалуй, только один день запомнился ей совершенно точно – день, когда на нее надели ошейник раба.

Даже в глухой деревне, где Занила родилась, она слышала о том, что каждый несвободный человек несет на себе определенную метку – ошейник, застегивающийся на пряжку с хитрым замком, ключ от которого был только у хозяина. А на самой пряжке обычно делалась гравировка – герб или просто какой-то рисунок, указывающий на принадлежность раба тому или иному хозяину. Ошейник вообще был знаком, особым свидетельством статуса человека. Впрочем, чтобы снять его, беглому рабы пришлось бы потратить определенное количество времени и сил. Ошейники делались из разных материалов. Говорили даже, что в Салеве – южном соседе Вольных княжеств, ошейники рабам делали из золота. А ошейники для любимиц – белоснежных пушистых кошек и вовсе украшали драгоценными камнями.

Ошейники на рабах купца Вароха были из толстой кожи, застегивались на простую медную пряжку с вырезанным изображением колеса и трех спелых хлебных колосьев – своеобразного герба этого богатого купеческого дома. Занила видела это «украшение» на других рабах. В последствие она много раз задавала самой себе вопрос, почему же она была так удивлена, когда одним из вечеров купец Варох вместо того, чтобы отпустить ее в горницу спать, остановил маленькую рабыню на пороге кухни и достал из поясного кошеля полоску сероватой кожи с тяжелой пряжкой на конце. Занила с недоумением посмотрела на вещицу в руках купца, а он, не дожидаясь. Пока рабыня сама поймет, что от нее требуется, просто приказал ей расстегнуть воротник платья. Уверенным привычным жестом, перекинул полоску кожи через ее шею и щелкнул замочком. Занила подождала, не собирается ли он сделать еще что-нибудь, но Варох убрал крошечный ключик в кошель к другим таким же и, казалось, потеряв всякий интерес к маленькой рабыне, сделал знак, что она может быть свободна. Занила подняла руки и ощупала украшение, поселившееся на ее шее. Мягкая кожа прилегала не плотно, замочек оттягивал ее вниз, оставался еще довольно длинный свободный хлястик: ошейник можно будет увеличить, когда рабыня подрастет.

Занила повернулась и пошла прочь с глаз купца, пока он не успел прикрикнуть на нее. Но отправилась она не в горницу. Девочка вышла на задний двор и опустилась на тщательно выметенные деревянные ступени крыльца.

Удивление постепенно сменялось горечью. С чего бы? Всего лишь полоска кожи. Она уже ничего не могла изменить в жизни Занилы.

Из конуры возле конюшни вылез здоровый грязно-серый и всклокоченный пес. Зевнул во всю свою немаленькую пасть, обнажая длинные желтые клыки, почесал задней ногой за левым ухом и отправился прочь куда-то по своим собачьим делам. На псе был ошейник, кожаный, с медной пряжкой и знаком на ней, удостоверяющим владельца.

Губы Занилы тронула горькая совсем недетская усмешка. Чего еще она ожидала? Все верно. Она рабыня, собственность купца. Могло ли все сложиться иначе? Был ли у нее другой путь? Занила убеждала себя, что в той деревне сама выбрала свою судьбу, шагнув навстречу княжеским дружинникам. Для нее это была единственная возможность попасть в княжескую столицу, найти Хозяина. Не льстила ли она себе, воображая, что могла бы поступить иначе?

Впрочем, сейчас это не имело уже никакого смысла: она в столице Махейна, и ее Хозяин здесь же. И высокие стены, окружающие двор купца, не помешают ей добраться до него. И кожаная полоска с медной бляхой не остановит ее.

Занила поднялась с крыльца, застегнула ворот платья, оставив ошейник внутри, и отправилась спать.

Ранним утром, поспешно проглотив свою порцию жидкой каши с куском грубого хлеба, Занила вместо того, чтобы, как ей было положено, отправится в подвал, проскользнула в сени, а оттуда вместе с несколькими рабами-мужчинами на двор. Поздний зимний рассвет только начинал разгораться на бледном небе, но в доме Вароха-купца уже вовсю кипела жизнь. Во дворе грузились две подводы – провизия, заказанная самим князем. Вокруг них сновали рабы, стаскивая мешки и круглые стянутые железными обручами бочки. Несколько мужчин взобрались на сами подводы, принимали и укладывали груз. Возле крупных мохноногих лошадей, уже впряженных в оглобли, прохаживался конюх. В морозном воздухе от разгоряченных тел людей и животных поднимался пар, золотившийся в первых лучах еще не взошедшего солнца. Голоса перекрикивающихся рабов, ржание застоявшихся коней, стук деревянных бочек о деревянные днища телег – все это сливалось в один общий гул, далеко разносившийся в неподвижном утреннем воздухе.

На маленькую рабыню, притаившуюся возле крыльца, никто не обращал внимания. Занила же оглядывалась вокруг: вот рыжеволосый племянник купца с неизменной восковой дощечкой в руках важно похаживает между подвод, приглядывая за рабами и отмечая каждый новый погруженный мешок. А вот и сам Варох возле ворот разговаривает с высоким человеком, одетым в богатый кафтан, перепоясанный перевязью с мечом в простых вытертых кожаных ножнах, служащих явно не для украшения, – человек князя.

И купец, и племянник здесь – это все, в чем хотела убедиться Занила, значит, на складе за погрузкой не следит никто. Юрким бесшумным мышонком она проскользнула между двух здоровых рабов, тащивших свой груз к телегам, и скралась на заднем дворе.

Подводы пойдут в княжеский детинец, значит, чтобы выбраться из них у нее будет совсем мало времени. Эта мысль мелькнула в голове Занилы, когда она по-прежнему никем не замеченная прошмыгнула в распахнутые настежь двери склада.

На дворе стояли предрассветные сумерки, но внутри просторного бревенчатого сарая было совсем темно. Только в центре мрак рассеивали два масляных светильника, свешивавшихся с перекладины. Под ними в кучу было сложено добро, предназначенное для погрузки, – мешки и бочки разных размеров (с медом, заморским вином или маслом для ламп). Рабы один за другим заходили в сарай, поднимали очередной мешок или бочонок и уносили свою поклажу прочь. Пока никто из них не обращал внимания на маленькую рабыню: у них была работа, которую нужно выполнить к определенному сроку, и не было времени, чтобы заниматься какой-то девчонкой. Но Занила понимала, что так будет лишь пока она просто стоит в сторонке. Она же просто стоять не собиралась.

Укрывшись во мраке предрассветных сумерек, Занила шагнула внутрь склада и тут же отступила в сторону от двери, вовсе растворившись в густой темноте внутри помещения. Рабы входили и уходили друг за другом. Между уходом одного и появлением другого проходило меньше минуты. За это время Занила вряд ли успела бы даже просто добраться от своего укрытия до сложенных товаров, не то что спрятаться среди них. Но она знала, что так будет не всегда: будет небольшая пауза, когда нагрузят одну подводу, и конюх будет выводить ее к воротам, чтобы освободить место для второй телеги. Но и тогда пауза не будет чересчур долгой.

Занила внимательно оглядела товары, сложенные посреди склада: она уже сейчас должна решить, где именно ей спрятаться. Мешки исключались сразу: любой раб, взваливший ее себе на плечи, сразу почувствует, что тащит отнюдь не зерно или овощи. Среди бочек была пара достаточно больших для нее, но у Занилы не было никаких инструментов, чтобы высадить дно, да и приставить его обратно было бы нереально. Занила двинулась в сторону, осторожно ступая вдоль стены, стараясь рассмотреть, что сложено с другой стороны кучи. Она едва не вскрикнула от радости, когда очередной раб поднял и унес свой мешок, открыв деревянный ящик. За недели, проведенные в доме купца, Занила успела узнать, что в таких ящиках Вароху привозят восковые свечи из далеких южных княжеств. Толстые свечи горели дольше масляных ламп, не коптили и распространяли по всей горнице аромат летних трав и солнца. Даже одна штука стоила дорого, а уж такую роскошь, как целый ящик, мог позволить себе, наверное, только князь. Ящик был, конечно, не большой, но, свернувшись калачиком, Занила вполне могла убраться там. Впрочем, это было ее единственным шансом, и раздумывать чересчур долго она не собиралась.

Последний раб уволок очередной бочонок и больше на склад никто не заходил. Занила поняла, что настало ее время действовать. Она подхватила с пола обломок какой-то железяки, сдернула с полки один из аккуратно сложенных приготовленных пустых холщовых мешков и стремительно бросилась на середину склада. Она не знала, сколько у нее времени, но время это исчислялось минутами.

Занила подняла железяку, даже не чувствуя ее тяжести, и резко опустила на металлическую скобу, удерживавшую крышку ящика. Скоба с резким звоном отлетела. Дрожащими руками Занила откинула тяжелую крышку и принялась лихорадочно, обламывая ногти, запихивать толстые восковые свечи в предусмотрительно захваченный мешок. Ни завязать мешок, чтобы свечи не высыпались, ни спрятать его как следует времени уже не оставалось. Занила лишь пихнула его в темный угол, надеясь, что никто не заглянет туда раньше времени, и снова взяла в руки железяку. Теперь ей нужно было распрямить скобу, погнутую ее первым ударом, чтобы, когда она закроет крышку, та аккуратно легла на место. Конечно, ящик будет открыт. Занила могла надеяться только на то, что никому не придет в голову проверить его или просто перевернуть.

Когда она в очередной раз подняла железяку над головой, ее руки уже не просто дрожали, они тряслись. Ей казалось, что она возится тут уже целую вечность. За шумом крови в ушах ей постоянно мерещились шаги приближающихся рабов, а удары железа об железо уже наверняка должны были переполошить весь двор.

Наконец скоба встала на место. Занила с облегчением отбросила железяку и, не раздумывая ни секунды, стянула с себя драный овечий полушубок: в нем она в ящик точно не влезет, а замерзнуть... Это точно не самое страшное, что может с ней случиться.

Полушубок отправился в дальний угол вслед за мешком со свечами, а Занила поставила в ящик сначала одну ногу, затем другую, присела на корточки, пытаясь сложиться покомпактнее, и, вцепившись пальцами в тяжелую крышку, опустила ее за собой.

Мир погрузился в темноту. Занила несколько раз моргнула, чтобы ее глаза привыкли, но все, что она смогла различить, была тонкая полоска света, проникавшего в щель под крышкой. Внутри ящика пахло воском долгое время хранившихся в нем свечей. Было тихо. Кроме лихорадочного стука собственного сердца Занила не слышала ничего. Почему никто не заходит? Заниле вдруг пришло в голову, что она ошиблась с расчетами, и загружены уже обе телеги, а эти товары так и останутся пока на складе и она вместе с ними. От этой мысли ее прошиб пот. Какое уж там замерзнуть!

Но вот послышались шаги сразу нескольких человек. Слабый лучик, проникавший в ее ящик, пересекла чья-то тень.

– Бери этот, что ли, – услышала Занила голос раба прямо над собой, звук поднимаемого мешка и уже откуда-то от двери зычное. – Освободи дорогу!

Погрузка продолжалась. Занила невольно вздохнула с облегчением, хотя прекрасно понимала, что радоваться еще слишком рано.

– Давай вместе этот ящик! – голос раба заставил сердце Занилы остановиться даже раньше, чем она успела осознать, что речь идет именно о ее ящике. Второй раб что-то неразборчиво буркнул в ответ и взялся за днище. Сердце Занилы лихорадочно заколотилось, когда два раба, хорошенько тряхнув ее, подняли ящик в воздух и понесли его.

Луч света, проникавший под крышку, стал ярче. Ее путешествие по воздуху продолжалось каких-то пару минут, потом мужчины резко опустили ее, сгрузив ящик на дно телеги. Удар об жесткое деревянное дно отозвался болью во всем теле девочки, но она вряд ли заметила это.

Занила с жадностью вслушивалась в оживленный гул двора, занятого отправкой товаров. Она слышала, как рядом с ней рабы опускали все новые мешки, и бочонки и могла только радоваться, что пока ничего не положили сверху на ее ящик. Вот погрузка, кажется, закончилась. Занила услышала шелест разворачиваемого полотна, промасленного, тяжелого, которым для надежности накрыли сложенные на телеге товары. Полотно прикрепили к бортам, потом телега качнулась из стороны в сторону, когда возница забирался на козлы, а затем раздался скрип отодвигаемого засова и открываемых ворот. Сердце Занилы радостно забилось: какой еще звук мог столь красноречиво говорить о свободе, как не этот?!

Телега выехала за ворота и не спеша покатилась по мощеной улице.

Чтобы выбрать наиболее удачный момент для бегства, Заниле нужно было видеть, где они проезжали, поэтому она, не теряя времени, аккуратно приподняла крышку. К счастью ее ящик был не слишком высоким, и между ним и натянутым над телегой полотном оставалось достаточно пространства. Занила приподняла крышку, не решаясь отбросить ее, и перекинула через край ящика ногу, перекатилась сама, свалившись на дно телеги, и осторожно поставила крышку на место, стараясь, чтобы она не стукнула. От сидения в скрюченном виде в ящике ноги Занилы онемели, и теперь их словно покалывали сотни горячих иголочек. Не позволяя себе ни на секунду расслабиться, Занила огляделась по сторонам, отыскивая, в каком месте полотно не прикреплено к борту телеги. Она почти сразу заметила, что возле заднего борта один его угол болтается совсем свободно. Занила уже хотела пробираться туда, но ее внимание привлекли голоса, доносившиеся с козел телеги. Оказывается, возница был там не один. Занила прислушалась, лежа навзничь на мешках с какой-то крупой.

– Что-то в этот раз светлый князь рано за припасами послал, – проговорил один мужчина. По заискивающим ноткам в его голосе Занила узнала возницу – одного свободного, работавшего на Вароха-купца. – Мы только через неделю ждали.

Второй мужчина, сидевший на козлах, хмыкнул. Даже сквозь полотно и отделявшее ее расстояние Занила смогла уловить недобрую насмешку над простым холопом, посмевшим сказать «мы», объединив себя и почтенного купца Вароха.

– Когда понадобились, тогда и приехали, – нехотя ответил он. Его голос был глухим, словно сорванным громким криком. Он не мог быть никем иным, кроме того воина, прибывшего от князя.

– Пир что ли какой затевает его сиятельство? – не унимался наглый возница. Человек князя решил ответить, поняв, что иначе от назойливого попутчика не отделаться.

-Был уже пир. Друга знатного, боярина Родослава провожали.

Боярин Родослав! Звук этого имени стегнул Занилу как хлыстом. Хозяин! Она даже забыла, где она и что она здесь делает, вся обратившись в слух. В ее голове молоточками стучала только одна мысль: неужели она опоздала, и Хозяин уехал из города?! Словно прочитав ее мысли, княжеский человек продолжил:

– Боярин теперь в свое поместье поскакал, в Догату.

Телега подпрыгнула на выбоине, заставив Занилу прийти в себя. Что ж, значит, ей просто нужно действовать быстрее.

Перекатившись через мешки, Занила добралась до задка повозки и, отогнув плохо закрепленный край холстины, осторожно выглянула наружу. Телега катилась по улице, постепенно просыпающейся княжеской столицы. Солнце уже успело взойти, и его бледно-золотой свет заливал крыши домов, но мостовая еще оставалась в тени. Из ворот домов, мимо которых они проезжали, уже начали выходить люди: женщины, направлявшиеся с ведрами к колодцу или на рынок за свежими продуктами, и мужчины, торопившиеся на заработки.

Занила посмотрела вокруг. Впереди улица резко изгибалась. «Сейчас!» – поняла Занила. Дальше тянуть было опасно. Еще больше отогнув край холстины, она свесила ноги с телеги и легко спрыгнула, почти бесшумно приземлившись на деревянную мостовую. Тут же вскочила и бросилась прочь, прижимаясь к заборам. Телега скрылась за поворотом дороги, но Занила не видела этого: она неслась вперед, не оглядываясь. Юркнула в проулок между домов, стоявших не вплотную друг к другу, и помчалась дальше.

Занила устало прислонилась к стене, пытаясь отдышаться, и подняла голову, взглянув на солнце, стоявшее в зените. С тех пор, как она спрыгнула с купеческой телеги, прошло уже несколько часов. Все это время она заставляла себя бежать прочь, не оглядываясь и почти не останавливаясь. Если бы все пошло так, как она задумывала, сейчас она бы уже выбралась за пределы города. Но Занила просчиталась в одном – она не знала княжеской столицы. Не знала ее совсем. В результате она несколько часов плутала по центру Северограда, не в силах выбраться из лабиринта кривых улиц, переулков и тупичков, то удаляюсь, то вновь приближаясь к княжескому детинцу, возвышавшемуся на холме. Заниле уже начало казаться, что он насмехается над ней со своей высоты. Она была близка к отчаянию. Только несколько часов спустя ей совершенно случайно удалось выбраться из этого лабиринта: она просто в очередной раз повернула и вдруг оказалась на широкой дороге, ведущей прочь от холма. Сейчас Занила добралась до выселок.

Занила прислонилась к стене: она больше не могла идти. Она замерзла. Нет, не просто замерзла, она окоченела! Ее шерстяное платье явно не было предназначено для прогулок по морозу, да и обувь из туго переплетенных полосок лыка мало спасала от снега: за недели, проведенные в доме купца, зима в княжеской столице успела вступить в свои права. Ноги Занилы заледенели, она уже давно не чувствовала их. Впрочем как и руки, которые она безуспешно пыталась спрятать в длинных рукавах. Ее трясло, ее зубы стучали, отплясывая какой-то замысловатый танец. Какое-то время ее спасал быстрый бег, но сейчас сил больше не было. Морозный воздух обжигал легкие, каждый вздох причинял ей боль. Ее глаза слезились от солнца и колючего ветра. К тому же она хотела есть. Ее желудок свело судорогой, он издавал заунывное урчание. Она не могла думать ни о чем, кроме еды, даже о том, чтобы продолжить бег.

Занила огляделась. Она выбрала этот проулок для своей передышки не просто так: она словно лесной зверь пришла сюда на запах. В проулке располагалась пекарня, и чудесный запах свеже выпеченного хлеба распространялся по улице. Занила сглотнула голодную слюну. Она уже минут десять наблюдала за тем, как дородный булочник в чистой суконной свите таскает свои изделия, уложенные в плетеные корзины, и складывает их на телегу, стоящую у ворот. Второй раз за утро она наблюдала за погрузкой телеги, но на этот раз цель у нее была совсем иная. Она хотела только булочку, один маленький хлебец!

Дождавшись, пока пекарь в очередной раз скроется в доме, Занила подбежала к телеге, выхватила из корзины пышный белый хлебец и стремительно бросилась прочь, на ходу откусывая от вожделенной добычи. Она свернула в очередной переулок, но на этот раз неудачно: тупик. Переулок заканчивался высоким глухим забором. Занила хотела уже развернуться назад, поняв, что ей придется возвращаться тем же путем, но ей на плечо, крепко сжав его, опустилась тяжелая рука.

Занила вздрогнула и обернулась. Ее пальцы продолжали судорожно сжимать лишь наполовину съеденный хлебец. Перед ней стояла высокая дородная женщина лет сорока. Платье с широкими рукавами и меховая жилетка заставляли ее фигуру, и без того не маленькую, казаться еще массивнее. На женщине, так же как и на самой Заниле, несмотря на морозный день, не было шубы, значит, она выскочила из дома лишь на несколько минут. Значит... Занила перехватила взгляд женщины, упершийся в кусок хлеба в ее руке. Жена пекаря! Занила мысленно застонала. Так нелепо для беглой рабыни попасться на мелком воровстве!

– Мерзкая воровка! – женщина еще сильнее сдавила плечо девочки, нависая над ней. Хватка этой женщины, привыкшей месить тесто, была поистине железной. – Что, твои родители не учили тебя, что брать чужое добро – грех?! А они не рассказывали, что делают с ворами, пойманными на месте преступления за руку?!

Занила неуверенно качнула головой: в ее деревне не было воровства.

– Простите меня! – она опустила глаза, всем своим видом изображая раскаяние и смирение. – Я была очень голодна!

– Ты... – женщина хотела еще что-то сказать, но пуговица на воротнике платья Занилы не выдержала и расстегнулась, обнажив простой кожаный ошейник, украшенный медной бляхой. – Рабыня!

Женщина задохнулась от возмущения. А Занила в очередной раз мысленно выругалась про себя.

– Да, – она кивнула, еще ниже опуская голову: не было смысла отрицать очевидное. – Пожалуйста, простите! Я заблудилась! Сегодня хозяин первый раз отправил меня на рынок вместе с кухаркой, а я засмотрелась на товары и отстала! Я не знаю, куда идти. Я уже полдня не могу найти дорогу домой!

Занила постаралась, чтобы ее голос дрожал, словно она говорила сквозь слезы, но женщина продолжала смотреть на нее с недоверием.

– Хозяин отправил тебя на рынок в одном платье? Не дал тебе никакой теплой одежды? Что-то он не очень хорошо заботится о своем имуществе!

– Да, он плохо со мной обращается! – Занила сказала это и тут же пожалела о своих словах: ни один раб не имеет права говорить такого о своем хозяине другому свободному человеку.

Женщина дернула девочку к себе, отпустив ее плечо только затем, чтобы сжать своей ручищей ее тонкое запястье.

– А, по-моему, твой хозяин хорошо заботится о тебе. Настолько хорошо, что даже бросился тебя разыскивать!

Женщина стремительной походкой двинулась прочь из проулка, волоча за собой Занилу.

Занила поняла, что попалась, но уже ничего не могла сделать, только безвольно висеть на руке женщины, которая, казалось, даже не замечала ее сопротивления. Женщина протащила ее через всю улицу и остановилась только на небольшой площади с колодцем посередине. У колодца стоял мужчина, поя своего коня из специального корыта. Пекарша подтащила Занилу к мужчине и толкнула ее. Толчок был не особенно сильным, но Заниле хватила, чтобы запнуться и рухнуть на землю.

Кажется, это ваше, достопочтенный Варох, – произнесла женщина. Купец развернулся, внимательно разглядывая маленькую рабыню, валявшуюся у его ног. Его рука потянулась к седлу коня, возле которого был прикреплен свернутый тугими кольцами хлыст.

Лошадь звонко цокала копытами по деревянной мостовой, покрытой тонким слоем ледка, даже не замечая, что сегодня на ней едут сразу два всадника. Точнее один всадник – ее обычный наездник, немолодой крепко сбитый мужчина, и безвольный кулек, перекинутый поперек седла. Кулек был легкий, от него пахло человеком и кровью.

Сначала лошади не понравился это запах. Она нервно фыркнула и заплясала, перебирая крепкими мохнатыми ногами, но хозяин резко дернул ее за уздцы, заставляя стоять на месте. Лошадь покорно остановилась, дожидаясь, пока хозяин перекинет через седло кулек, пахнущий кровью, заберется в седло сам и тронет вожжи, разрешая лошади двинуться вперед.

Сегодня хозяин был не в духе. С самого утра они кружили по городу, снова и снова проезжая по одним и тем же улицам. Копыта лошади скользили по покрытой ледком мостовой, она устала и несколько раз тянулась губами к мягкому белому снегу, лежавшему на обочинах, но каждый раз хозяин резко дергал вожжи, заставляя ее двигаться вперед. Время от времени они останавливались, и хозяин разговаривал с какими-то людьми, иногда спешиваясь, а иногда прямо с седла. Потом их путь возобновлялся. Только когда солнце перевалила за полуденную черту, они выехали из города и стали кружить по выселкам. Возле колодца хозяин наконец-то позволил лошади остановиться и напиться холодной свежей воды. Там к хозяину подошли двое других людей: большая женщина, пахнущая свежим хлебом, и маленькая девочка. Хозяин взял кнут, прикрепленный к седлу лошади. Лошадь испугалась: она не знала, за что хозяин собирается ее бить, она старалась делать все, как он хотел. Но хозяин стал бить не лошадь. Он ударил ту девочку, хотя она уже лежала на земле. Он бил ее долго, пока она совсем не перестала шевелиться. Потом свернул хлыст, поднял тело девочки, превратившееся в безжизненный кулек, и перекинул его через спину лошади.

Теперь они наконец-то направлялись домой. Лошадь узнавала дорогу и чувствовала это каким-то шестым чувством. Она могла бы радоваться, предвкушая теплое стойло и кормушку, полную вкусного овса, только запах крови от кулька на ее спине не нравился ей все больше и больше.

Боль. Занила не чувствовала собственного тела, только боль. Огнем пульсирующую на, похоже, до мяса содранной коже, судорогами выворачивающую мышцы туго стянутых рук, на которых она опять была подвешена, ножами ледяного холода впивающуюся в ноги, безвольно болтающиеся вдоль столба. Первое, что ей необходимо было понять, – это пришла она уже в сознание или все еще находится где-то за гранью. Последнее, что она помнила, был хлыст купца, стремительно несущийся ей в лицо, и еще с десяток ударов до этого. Ее никогда еще так не пороли, но каким-то инстинктивным чутьем раненого зверя маленькая рабыня сумела вывернуться так, чтобы большинство ударов пришлись на защищенную меховой безрукавкой спину, и только последний попал по голове. Впрочем, может быть, так было и к лучшему: по крайней мере, остальных она уже не чувствовала.

Если бы у Занилы еще были силы стонать, она бы застонала: так нелепо заблудиться в кривых улочках незнакомого города, так глупо попасться на воровстве куска хлеба! Сначала она удивилась, как купцу так быстро удалось найти ее. Но потом она мысленно усмехнулась над собой. Просто она была рабыней лишь около месяца, а Варох учился управляться с такими, как она, всю свою жизнь! Просто к следующему разу у нее будет больше опыта – сказала себе Занила. Вот и все. Все просто... Если, конечно, этот следующий раз у нее будет.

Боль продолжала рвать ее тело на части, заставляя поверить, что в сознание она все-таки пришла. Боль мешала думать, значит, с ней нужно было что-то делать. Занила вспомнила, как в прошлый раз, когда купец решил проучить ее своим хлыстом, ей удалось перестать чувствовать боль. Получилось тогда, получится и сейчас! Нужно лишь найти то место, где эта боль рождается.

«Молодец, девочка! Возьми на печке пряник!» – усмехнулась Занила: в ее теле легче было найти место, где этой боли не было. Все пространство крошечного мирка Занилы было покрыто пульсирующей паутиной боли... Стоп! Паутина. Пульсирующая. Светящаяся серебренным. На этот раз Заниле так легко удалось погрузиться внутрь себя, что она даже не заметила, как оказалась именно там, где ей и было нужно. Впрочем, проблемы это не решало: вот реки боли, стекающие по рукам, а вот дрожащая паутина разорванной кнутом кожи – даже не разобрать, в каких именно местах. И вся эта боль стекается к ней, к тому месту, где сосредоточена ее сила.

Занила знала, что нужно делать. Это было страшно. Перестать чувствовать боль она могла только одним способом – отгородив себя от собственного тела! Она не просто перестанет чувствовать боль, она вообще перестанет чувствовать что-либо, она не сможет управлять собственным телом! Хотя она и сейчас не может пошевелить ни одним пальцем...

Занила потянулась к источнику серебристого света, живущему внутри нее, устало трепещущему от непрекращающейся боли. Затем представила собственные руки. Не те, что были прикручены тугими веревками к столбу, а другие, нежные и успокаивающие. Затем представила, что держит в этих руках мягкую, пушистую, теплую... темноту. И бережно обернула эту темноту вокруг серебристо-серого огонька, укутывая его. Все.

Теперь нужно только понять, что осталось от нее, когда ушла боль.

Мальчишка-раб подбежал к купцу, стоящему посреди двора, поставил возле его ног ведро, полное ледяной воды, и тут же исчез. Никому из рабов не хотелось этим вечером попадаться ему на глаза: вид девчонки, подвешенной к столбу, был более чем красноречив. Разорванное платье все в темных пятнах запекшейся крови, не скрывающее рассеченного хлыстом тела, посиневшие руки, закрученные наверх, безвольно свесившаяся на грудь голова. Лица не видно из-за спутанных покрытых грязными сосульками волос. Дальше будет хуже. В княжествах беглых рабов мало, потому что после поимки они выживают далеко не всегда!

Купец нагнулся и поднял ведро с водой. Если девчонка не желает больше чувствовать хлыст, ей придется почувствовать это. Бешенство, клокотавшее в нем с самого утра, не утихало. Даже избив маленькую рабыню до полусмерти, он не считал ее наказанной достаточно. А как он был зол утром! До сих пор все остальные рабы не рисковали попадаться ему на глаза. И правильно: они должны хорошо запомнить этот урок!

Как же этой маленькой твари удалось сбежать?! Этого до сих пор не мог понять никто. Ее отсутствие заметил племянник, по привычке спустившись в подвал. «Мальчишка – молодец! – подумал Варох. – Сразу сообразил, что к чему!» А потом был дом, похожий на потревоженный улей, и скачка по городу, и... история, которую нужно было повторить каждому встреченному знакомому: у Вароха-купца сбежала рабыня. От воспоминания об этом унижении гнев черной волной снова накатил на него! А если бы не рассказывал, так бы он ее и нашел!

Ледяная вода окатила хрупкую фигурку, висящую у столба, придав ей еще более жалкий вид. Девчонка дернулась. Она мотнула головой из стороны в сторону и попыталась открыть глаза, но длинные волосы мокрыми прядями налипшие на лицо не позволили ей сделать это. Варох поднял руку и, уцепившись за них, дернул голову девчонки вверх и назад, заставляя посмотреть на себя.

Рабыня открыла глаза. Холодный взгляд совершенно равнодушных ко всему происходящему серых глаз. Немного затуманенных, но не выражающих ни боли, ни страха... Глаза, смотрящие прямо на купца.

Варох отпустил волосы рабыни и отступил назад, брезгливо вытирая руку о штаны. Голова девчонки снова безвольно упала на грудь, спрятав лицо под прядями мокрых волос. Странно: купцу казалось, что одним из ударов он глубоко рассек ее кожу от виска до подбородка, навсегда изуродовав обещавшее со временем стать смазливым личико. Теперь же на бледной коже была заметна лишь тонкая красноватая полоса, словно хлыст лишь слегка задел лицо. Впрочем, внешность рабыни уже не имела решающего значения: одним фактом своего побега девчонка сбила цену на себя минимум вдвое.

– Очнулась, дрянь?! – Варох пнул носком сапога висящую вдоль столба тонкую обнаженную ногу. – Я хочу, чтобы ты была в сознании! Ты будешь чувствовать все, что я с тобой сделаю! Ты меня поняла?!

Занила с трудом заставила себя открыть глаза и сквозь пелену налипших на лицо волос взглянуть на купца. Она, может быть, даже ответила бы ему что-нибудь, но, заблокировав боль, она, похоже, лишила себя и возможности говорить. Только глаза еще продолжали с трудом повиноваться ей.