Текст книги "Гильдия"

Автор книги: Ольга Голотвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 84 страниц)

Им и без того было на что посмотреть: каменный низкий купол грота над их головой был рассечен широкой трещиной, в которую било яркое солнце.

* * *

Вскоре после того, как трое Охотников скрылись в норе, ведущей за Грань Миров, в нору эту с интересом заглянула большая плоская голова трехглазого ящера. Ящер внимательно обнюхал корни, торчащие из стен и потолка лаза, выбрался наружу, поднялся на задние лапы.

Это был мощный самец, рослый и крепко сбитый. На чешуе его, еще по-детски черной, уже проступали синевато-зеленые разводы, показывая, какого цвета скоро будет этот молодой красавец.

Он обернулся к зарослям «сизой таволги», обступившей холм, распахнул внушительную пасть и отчетливо произнес:

– Здесь прореха в Грани, почтеннейшая публика!

Гибкие серебристо-сизые ветви зашевелились, выпуская к холму русоволосую девочку в охотничьем наряде, с арбалетом за плечом. У ног ее крутился маленький черный ящерок.

– Они ушли? – огорчилась Вианни. – Ой, как жалко! А у меня подарок для Дайру! Сама вышивала! И не смогу отдать…

– Я бы тоже с ними поболтал, – сказал ящер.

Детеныш, подражая старшему, поднялся на задние лапы, опираясь на хвост. Вианни, хмыкнув, опрокинула малыша на спину. Возмущенно вереща, тот вновь встал на задние лапы – и вновь растянулся на земле. Вианни переливчато смеялась, забыв о своем огорчении.

– Осторожнее, – предупредил старший ящер. – Укусит. Когда входит в азарт, не соображает, игра или драка.

Слова эти должны были прозвучать неодобрительно, но невольно проскользнула в них нотка гордости за ученика, который со временем обязательно станет великим воином.

Не испугавшись, Вианни продолжала играть с детенышем. Внезапно она оставила в покое разгневанного малыша, выпрямилась, посерьезнела:

– Ой, Циркач, ты слышишь?

– Нет. Кто там?

– Из соседней складки кто-то идет… много их… Ох, да это же Майчели со своими змеепсами! Помнишь, я тебе рассказывала?

– Помню.

– Пойдем отсюда, а то привяжется… Я тут знаю славное озеро. Твой ученик может порыбачить, а ты мне еще раз расскажешь, как Дайру спас тебя в Мире Людей.

– Нитха спасла.

– Что?.. Ах, да… Ну, конечно, и Нитха тоже…

11

Вайаниди не зря был прозван Высоким островом. Издали взор морехода замечает скалу на западной оконечности его, похожую на птицу, которая распахнула крылья и вот-вот взлетит. А головой этой птицы был возвышавшийся на скале замок.

С Огненных Времен знали моряки, что птица эта – хищная. И возносили молитвы богам, чтобы те не дали кораблю стать добычей пиратов, команде – рабами, а капитану – акульим кормом.

Но сейчас-то не Огненные Времена!

Семь Островов ведут торговлю со всем миром. Купеческие корабли бесстрашно входят в порт, осененный взором каменной птицы, словно перелетные гуси, которые знают, что самое безопасное место для отдыха – неподалеку от гнезда орла.

Хищник не охотится вблизи своего логова. И жители Вайаниди радушно встречают гостей: «Пиратство? Какое еще пиратство? Не знаем, не слышали!»

Дурная слава держится прочно, как смола на коже. Если не возвращается из плавания корабль – вдовы и сироты клянут бернидийских разбойников. Это не по нраву семи правителям островного государства: Огненные Времена догорели и угасли, крутобокие «морские драконы» бернидийцев уже не царят на морях безраздельно. Многие страны могут дать этим драконам по зубам, и прежде всего – Великий Грайан с его могучим военным флотом.

Потому так чисты глаза бернидийцев, когда они говорят: «Пиратство?! Да что вы! Будьте нашими гостями, всегда вам рады!»

И пусть в чужих землях смеются над чудачеством Тагиора, который каждые два года устраивает на Высоком Острове собачьи бои, собирающие любителей этого зрелища со всех концов света. Пусть считают Главу Круга безобидным старцем, выжившим из ума и не видящим в жизни иной радости, чем бойцовые псы и собрание редкостей из Подгорного Мира. Незачем им видеть в Тагиоре опасного врага, незачем вести в бернидийские воды военный флот. Если и быть войне, то лишь тогда, когда это будет угодно Тагиору.

А пока в гавань входят корабль за кораблем, и остров Вайаниди оглашается многоголосым лаем, и радуются местные жители, наживаясь на приезжих так, что те честят их проклятыми пиратами…

* * *

Нитха сидела на нагретом солнцем низком парапете, ограждающем скальную площадку, на которой примостился маленький трактир «Бурун».

Чуть ли не половина города располагалась на широких каменных террасах или на таких вот небольших площадках, соединенных меж собою лестницами, выбитыми в скале.

Трое юных Охотников сунулись было в этот самый «Бурун», но немедленно оттуда исчезли, едва узнали, какие там цены. (Денег, правда, у них хватало, об этом позаботились Шенги и Рахсан-дэр, но обидно же платить подлым вымогателям!)

Нитха не жалела о том, что сидит не в душном, забитом многоголосым людом трактире, а на парапете, над обрывом. Отсюда открывался потрясающей красоты вид. Даже странно, как это ушлые островитяне не догадались брать с приезжих деньги за погляд.

Посмотришь вниз – море и гавань. (Уй, кораблей-то, кораблей!.. Это сколько же идиотов свихнулось на жестокой собачьей потехе?) Посмотришь вверх – по склону с вековым упорством карабкается город. Дома все каменные, с плоскими крышами, а на крышах – вот потеха! – пасутся козы. Нарочно, что ли, там для них траву сеют? И еще забавно: жителям, видно, лень тащиться к каменному ступенчатому спуску, чтобы попасть на нижнюю террасу, так они сбрасывают со двора на двор веревочную лестницу. Как трап на корабле! И ведь не только ребятишки с воплями карабкаются по деревянным перекладинам меж двух веревок! Вон, например, женщина: взяла в зубы узелок и шустро полезла вверх. Наверное, решила угостить соседку чем-то из своей стряпни.

Теперь понятно, почему Нитха не встретила здесь ни одной женщины в платье или юбке. Все носят штаны вроде матросских. И вообще весь этот остров – словно корабль, дрейфующий на серых волнах. А жители – его команда, лихая и дружная. Причем это не корабль-одиночка, он входит в разбойничью эскадру.

Берниди, Семь Островов!

Нитха уже допустила ошибку: назвала хозяина трактира «почтенным вайанидийцем». Он тут же гордо поправил ее: «Нет такого слова! Все мы – бернидийцы, на каком бы острове ни жили! Семь Островов едины! Они – как кастет с семью шипами!»

Ну, бернидийцы так бернидийцы. В Наррабане говорят: «Пусть змея себя хоть павлином величает, лишь бы не кусалась!» Для Нитхи сейчас главное, что бернидийские бабы ходят в штанах. А значит, на Нитху в ее дорожной одежде никто не будет таращить глаза.

Но принарядиться все же придется. По сказочке, которую измыслил хитроумный Дайру, Нитха – знатная наррабанская барышня, недавно прибывшая сюда на одном из кораблей. (На каком именно – Дайру еще уточнит.)

Парни пошли на разведку в город, а ее оставили здесь: чем меньше случайных глаз увидит сейчас скромно одетую девчушку, те спокойнее будет потом богатой путешественнице, которая привезла на состязания бойцового пса редкой породы.

Солнце стояло высоко, широкий парапет был теплым и уютным, рядом не было никого… Нитха, словно ящерка, растянулась на плоском камне и задремала меж небом и морем…

Сон Охотницы был чутким. Она вскинулась, разом сбросив дремоту, едва послышались приближающиеся шаги. Хотя напарники, между прочим, не топали, как боевые слоны.

– Ну, что узнали?.. – начала Нитха… и вдруг потеряла интерес к новостям. Потому что Дайру красивым взмахом развернул перед ней покрывало. Ничем не хуже, чем то, подаренное недавно Рахсан-дэром… жаль, что оно потерялось в день мятежа!

Но и это – просто чудо! Синее, с серебряным узором. И длинные, тяжелые синие кисти с серебряной нитью. И витой серебряный шнур, чтобы прихватить эту роскошь на талии. И в придачу (ах, Дайру, умница, обо всем позаботился!) пара мягких синих башмачков.

– Шаровары купить не удалось, – виновато сказал Дайру.

– И не надо! – Нитха поставила ножку на парапет и занялась завязками башмачка. – Покрывало закрывает почти всю одежды. А если сквозь кисти будут видны холщовые штаны… ну, люди поймут, что юная госпожа не дома, а в путешествии! Но ты, наверное, выложил за эту прелесть все наши деньги? Здесь такие дурные цены…

– Представь себе, нет! Торговец был рад-радешенек расстаться с этой вещью. Бернидийцы такое не носят, а богатые приезжие здесь одежду не покупают, привозят с собой. Но, конечно, пришлось поторговаться.

– Ты бы слышала это нытье! – фыркнул Нургидан.

– Нытье? – не поняла Нитха.

– Ну да! Я его как раз в лавке нашел. Торговец несчастным голосом заверял, что семеро его детей пойдут просить милостыню, если их глупый отец отдаст это королевское одеяние за такие позорные гроши. А Дайру совсем уже страдальчески отвечал, что хозяйка с него шкуру спустит до костей, если он выложит за эту линялую тряпку такие бешеные деньжищи.

– Торговаться так торговаться! – улыбнулась девушка, завязывая второй башмачок.

– Меч надо где-нибудь спрятать, – деловито сказал Дайру.

Охотница ахнула. Конечно, белобрысый прав: что за наррабанская барышня с оружием? И все-таки… как же это – без меча?..

Девушка справилась со смятением.

– А что вы узнали насчет боев?

– Они будут ближе к вечеру, – сообщил Нургидан. – Я ходил к фургонам взглянуть на собак. Ну и ничего особенного. Сожру и хвосты выплюну. И ленивые какие-то, спокойные…

Нитха и Дайру тревожно переглянулись. Когда их друг начинал хвастаться напропалую, это обычно грозило неприятностями.

– У нас в Наррабане говорят: «Хвалился шакал, что лучше всех поет», – негромко сказала Нитха.

– Это кто шакал? – оскорбился Нургидан.

Дайру перебил приятеля:

– А скажи-ка, воитель: что ты сделаешь, если поведут тебя в собачьем обличье к загону для боя, а тут вдруг подвалит какой-то незнакомец и выразит желание как следует тебя обнюхать?

– Чего-о? – не поверил своим ушам Нургидан.

– Обнюхать, – твердо повторил Дайру. – А может, и лизнуть шерсть.

– Да я… я… – Нургидан не находил слов. – Я этому придурку нос отхвачу! И пусть радуется, что не вместе с башкой!

Дайру тяжело вздохнул и обернулся к Нитхе:

– Сворачивай свое покрывало, принцесса, клади его в котомку. Незачем нам тут тратить время, идем к Воротам!

– Эй, а состязания? – всполошился Нургидан.

– А зачем? Чтоб ты малость поразвлекся? До награды нам, как до Ксуранга ползком. Ты же, вояка блохастый, даже не поинтересовался правилами боев!

– Правилами? – растерялся Нургидан. – Ну… там такой загон, обнесенный жердями. Туда заводят псов. А дальше – «всех убью, один останусь!»

– Молодец, – еще печальнее ответил Дайру. – А ты знаешь, что собаку, которая укусила человека, немедленно снимают с состязаний? Я тебе больше скажу: прогнать пинком могут даже пса, который просто лаял на людей. Так что если ты на кого-нибудь вызверишься…

– Что, и зарычать нельзя?

– Лучше не надо. Состязание судит сам Тагиор, ему и решать, было ли нарушение. А кто знает, что он за судья, строгий или нет…

– Да-да, уж лучше потерпи, – встряла Нитха.

– Ты говоришь, – гнул свое Дайру, – что собаки сплошь ленивые да спокойные? Просто их правильно учили. Плевать им на людей. Они свою работу знают.

– А этот… – осторожно спросил Нургидан. – Ну, который захочет обнюхивать и лизать… Ты это пошутил, да?

– Какие шутки! Зрители не просто глазеют на собачью драку, они делают ставки. Говорят, так целые состояния переходят из рук в руки. А где деньги, там и мошенники. Некоторые втирают в шерсть своей собаки пахучие вещества, чтоб чужой пес задохнулся и ослабил захват. И даже ядом мажут шкуру чтобы убрать с пути серьезного врага.

Нургидан онемел при мысли о том, до каких глубин подлости может докатиться человек.

– Поэтому, – продолжал Дайру, – в правилах сказано, что хозяин любого пса имеет право проверить шерсть чужой собаки на вид, запах и, если ему угодно, на вкус… Ну, этим правом пользуются редко, а вот мыть тебя перед боем будут два раза. В молоке и в воде. И хозяин пса-противника за этим лично приглядит.

– В молоке-то зачем? – Нургидану все меньше и меньше нравилась эта затея, но как отступить, если сам все придумал?

– Этого я еще не выяснил. Самому интересно… Порядок боев гибкий, определяет его сам Тагиор и часто меняет в последнюю минуту. Никто не бунтует, потому что это добавляет состязанию драматизма…

– Чего добавляет? – Нургидан был преисполнен подозрительности и скверных предчувствий.

– Интересу добавляет. Ставки делаются прямо перед схваткой, нет времени раздумывать… Кстати, принцесса, мы с тобой будем ставить на нашу зверюгу?

– Я вам поставлю!.. – взвился Нургидан. – Я вам так поставлю, что до старости не забудете! Да, вот еще… если кто-нибудь… когда-нибудь… хоть словечком посмеет насмехаться… все равно кто… то эта наррабанская змеюка у меня собственным языком подавится!

* * *

Для бойцовых псов отведена была самая широкая и ровная терраса на всем острове: на ней могла бы разместиться небольшая деревенька. Сейчас терраса кишела людьми всех наречий, которые толпились вокруг обнесенных досками небольших загонов. В загонах лениво лежали псы, принимая внимание толпы с привычным равнодушием знаменитостей.

На время юные Подгорные Охотники забыли о своем великом плане и почувствовали себя детишками в зверинце. Они шли от загона к загону, глазели на ухоженных, красивых животных (Нитха даже повизгивала от восторга).

Здесь были таари, которых еще щенками привозят из далекого Ксуранга (только кобелей и никогда – сук, чтобы порода в чистоте сохранилась лишь на родине). Мощные, брыластые, черные с рыжими подпалинами, они считались лучшими охранными псами.

Были тут и пастушьи собаки. Черные грайанские нуро – из тех, что с разбега бьют волка плечом и ломают ему хребет. Длинношерстые вехси, что пасут овец на отрогах Запредельных гор, сами похожие на баранов, но один на один убивающие снежного барса. Бело-рыжие тхорр из Наррабана – те, что умеют в прыжке повалить всадника с конем.

– Ты что, не видела таких у себя дома? – удивился Нургидан восхищению Нитхи. – Наррабанская же порода…

– Я скотину не пасла! – оскорбилась девочка. – У нас во дворце были кхасти, это наррабанская сторожевая. Они очень умные, им можно доверить маленького ребенка. Но если их разозлить… У меня был щенок кхасти, но его укусила змея…

– На прошлых боях победителем стал вот именно кхасти, – доброжелательно сказал стоящий рядом мужчина, судя по выговору – грайанец. – Но в этом году эту породу никто не привез.

Нитха взглядом и кивком поблагодарила незнакомца и спросила:

– А вот этот такой лохматый, огромный, серебристый – это кто?

– Унат. Это силуранская порода. Правда, он похож на медведя?

– Даже очень. Наверное, с таким на медведя и охотятся?

– Бывает. Но чаще на медведя ходят с верко. Они мельче, но шустрее и бесстрашнее. Сворой облепят медведя…

– А мой господин тоже привез на состязания пса? – наугад спросила Нитха и попала в точку.

– Ну да, я привез двух такки. Один из них обязательно станет победителем.

– Это еще поглядим! – ревниво вмешался Нургидан. – Вон сколько здесь пород… а этих такки я видел пару раз, мелковаты вроде…

Грайанец не обиделся.

– Вижу, молодой господин впервые приехал на собачьи бои? Такки не бьются ни с унатами, ни с кхасти, ни с нуро. Их стравливают только друг с другом, потому что эта порода не имеет себе равных. Бои такки будут в самом конце состязаний. И награда для победителя-такки тоже особая.

Дайру, который, как и подобает рабу, не вмешивался в разговор свободных, весело взглянул на обалдевшего Нургидана.

А грайанец, нашедший внимательных слушателей, с удовольствием объяснял:

– Здесь есть разные породы: пастушьи, сторожевые, охотничьи, собаки-телохранители. Изредка тут бывают псы-воины, сражающиеся рядом со всадником, только сюда их не часто привозят: они натасканы на вражеских коней, а главное – на людей, а значит, для нашего дела погублены… Но только одна порода выведена специально для собачьих боев: такки! Только для такки смысл жизни – бой, цель жизни – победа. Только такки вкладывают в схватку столько силы, воли, азарта, что бывает такое: победитель – победитель! – отойдя от места боя, падает замертво. Весь выплеснулся, всего себя отдал!

– Такки, вот как? – переспросил Нургидан мягко, почти нежно, словно повторил имя красивой женщины.

Дайру вскинулся, почуяв опасность. Он знал: его друг никогда не преследует две цели сразу. Сейчас он забыл и о пуговичнике, и о гильдейском испытании. Думает об одном: подраться хоть с одним из этих хваленых такки!

Прошипев сквозь зубы проклятие, Дайру незаметно для грайанца пнул приятеля по лодыжке, а когда тот обернулся – сделал страшные глаза: мол, ты сюда не развлекаться прибыл!

А грайанец увлеченно продолжал:

– Такки – боец по своей сути. Взять хотя бы юнтивар…

– Господин изволит шутить, – обиделась Нитха. – Я знаю, что такое юнтивар. Это при поединке на мечах такой «ненанесенный удар». Бойцы насмехаются друг над другом, дразнят по-всякому…

– Не по-всякому, госпожа моя, у юнтивара свои правила. Но по сути – да, стараются разозлить противника, вывести из себя. Здесь, кстати, тоже это делается, только вместо собак говорят хозяева, традиция такая. Но я говорил о другом юнтиваре, о собачьем. Псы любой породы, прежде чем наброситься друг на друга, также совершают ритуал: скалят зубы, поднимают шерсть на загривке, угрожающе рычат. Хотят устрашить противника – тогда, может, и драться не придется… А такки пропускают юнтивар. Нападают молча, стремительно, решительно. Это ведь преимущество, верно?

– Преимущество, – серьезно кивнул Нургидан. – Спасибо за совет.

– Что? – не понял грайанец.

– Ничего-ничего, – поспешила вмешаться Нитха. – Господин очень интересно рассказывает… Может быть, он еще и подскажет, где и как записать собаку на поединок?

– Конечно. У распорядителя боев. Пойдемте, покажу. А кого вы привезли?

– Это новая порода, – быстро сказала Нитха.

– Новая порода, вот как? – В голосе грайанца звучало недоверие. – Ну, поглядим, поглядим… Сейчас на бои выставляют всяких метисов. Не хочу вас обидеть, но уровень боев падает из-за недостаточно строгого отбора по породам. Бой превращается в драку дворняг, высокое искусство сражения – в потеху для зевак. А зрителям все равно, лишь бы побольше крови и рваного мяса, лишь бы из загона в первые ряды брызги летели…

Нитха споткнулась. На нее лавиной обрушились стыд, ужас, чувство вины.

То, что издали выглядело опасным, но лихим планом и даже отдавало игрой, вдруг показалось девушке пределом подлости.

«Кровь и рваное мясо» – это про Нургидана. Про их Нургидана. Может быть, сегодня кто-то из этих унатов, таари, вехси сомкнет зубы на горле друга. Или изувечит его навсегда. А они с Дайру, затащившие напарника в этот бой, останутся в стороне, без единой царапинки.

Нитха бросила испуганный взгляд на Дайру и увидела, что тот резко побледнел.

* * *

– Какая еще новая порода? – Саринаш Желтый Шлем, распорядитель боев, был раздражен и сердит.

Хлопоты накрыли его грохочущим прибоем: кто-то уверял, что его собаку хотят отравить, кто-то требовал перенести его поединок на завтра, кто-то жаловался, что для его пса неверно подобрали противника по весу. Только что некий грайанский Сын Клана доказывал, что весь Великий Грайан будет оскорблен, если такую высокородную особу, как он, вынудят ютиться на переполненном постоялом дворе, вместо того чтобы предоставить гостевые покои во дворце для него и загон на псарне для двух его кобелей-нуро.

А тут еще трое сопляков с какой-то новой породой…

Саринашу хотелось огрызнуться, словно загнанному в угол волку. Но разве можно быть грубым, если на тебя темными глазищами смотрит юная барышня, причем, если верить наряду и манерам, не из простонародья.

Поэтому распорядитель боев терпеливо выслушал ту чушь, что бойко тараторила наррабаночка: про некоего силуранского любителя боевых псов, что в глуши Чернолесья, в своем замке, вывел новую породу; про страстного любителя собачьих боев Рахсан-дэра, который, прознав об успехах силуранца, послал слуг, чтобы купить псов. Властитель замка отказался продать своих питомцев, но исполнительные слуги похитили трех щенят. Впоследствии Рахсан-дэр довел породу до совершенства и подготовил одного из псов для бернидийских состязаний. Увы, благородный наррабанец заболел, не смог отправиться в морской путь и доверил пса верным слугам. А она, Нитха-шиу, племянница вельможи, уговорила дядю отпустить ее в дорогу под надежной охраной.

Все это было ерундой и вовсе не тронуло Саринаша. Многие привозят на Вайаниди псов-метисов. Некоторых из этих полукровок Тагиор допускает на состязание – если видит, что перед ним крепкий, сильный пес, по виду неплохой боец. Некоторых допускает, но не всех. Вот хозяева и лезут из кожи вон, чтобы доказать: их питомец – родоначальник новой породы…

Поэтому Саринаш равнодушно выслушал чириканье наррабанки и вскинулся лишь тогда, когда безмозглая девица сообщила, что, насколько ей известно, силуранский вельможа для создания породы скрестил уната и северного волка.

– Прошу у юной госпожи прощения, – твердо сказал бернидиец, – но тут неувязочка. Кто только не пробовал прилить волчью кровь к собачьей! И ни разу из этого не вышло ничего хорошего. Ублюдки брали худшее от родителей, они не наследовали собачьего благородства, преданности, бесстрашия. Такая тварь не сумеет погибнуть, спасая человека. Только в сказках волк грозен и горд. В жизни волк – трус!

– Может, волк просто не дурак, чтобы подыхать за человека? – весьма невежливо влез в разговор один из слуг наррабанки, темноволосый парень со злыми зелеными глазами.

Барышня обернулась к нему, одним взглядом поставила слугу на место. Затем принялась уверять Саринаша, что неизвестному силуранскому гению удалось преуспеть там, где потерпели неудачу многие и многие.

У Саринаша было слишком мало времени, чтобы тратить его на подобный вздор, поэтому он махнул рукой:

– Ладно, пусть слуги госпожи приведут это животное. Если оно хотя бы не бросается на людей и не боится шума толпы… ну, будем решать, можно ли записать его на один из поединков.

* * *

Саринаш не слышал, о чем тихо переговаривались, отойдя, наррабанская девушка и долговязый раб в ошейнике:

– Дайру, что мы делаем? Ты видел этих зверюг? Они же сожрут Нургидана!

– Цыц, дуреха! Если услышит – потребует, чтоб на него спустили всех здешних такки разом!

– Да-да, конечно… но ведь его порвут!

– Могут и порвать, но вряд ли, я в него верю. К тому же сейчас уже поздно что-то менять.

Нитха тоскливо кивнула. Она тоже знала своего воинственного напарника. Уговаривать Нургидана отказаться от опасной затеи – все равно что пытаться строгим взглядом остановить атакующего дракона.

– Но даже если он победит, – хмуро продолжил Дайру, – дело может обернуться скверно.

– Если он победит?.. Но…

– Да. Если окажется, что весь этот опасный балаган был затеян зря и в собрании Тагиора нет пуговичника.

* * *

Когда Дайру вернулся, ведя на несерьезном тонком поводке громадного серого зверя, ему пришлось иметь дело уже не с распорядителем боев, а с самим правителем острова Вайаниди, Главой Круга Семи Островов.

Тагиор, тощий старец в простом темном камзоле, по-молодому шустро крутился среди загонов. Сам проверил списки псов, выставленных на сегодняшние бои. Сам осмотрел собак. Сам убедился в том, что из дворца доставлено козье молоко, чтобы выкупать четвероногих бойцов. Сам побеседовал с их владельцами, разрешил несколько споров.

Саринаш ходил следом за своим господином и уговаривал поберечь здоровье и силы: ему еще вечером судить бои!

Услышав от Саринаша о «наррабанской пигалице» и ее звере, Тагиор пожелал лично осмотреть пса.

Ему понадобился лишь один взгляд, чтобы возмущенно воскликнуть:

– Но это же волк!

– Волк, – веско подтвердил стоящий за плечом господина распорядитель боев. – Самый что ни на есть волчина, хоть на шубу его пускай!

Высказывание Саринаша Нитха проигнорировала, а Тагиору учтиво ответила:

– Мой господин уже видел таких больших волков?

– Я и драконов не видел, ну и что? Говорят, в Чернолесье волки такие, что теленка могут на спине унести.

– А чтоб волк, будь он хоть трижды ручной, так спокойно вел себя в толпе?

Этим вопросом Нитха срезала старика, заставила его задуматься.

Тагиор бесстрашно присел на корточки рядом с серым чудовищем. Чудовище старательно постукивало хвостом по земле и всем своим видом показывало, что ему нет дела до галдящей вокруг человечьей оравы.

– Челюсти волчьи, – озадаченно бормотал Тагиор, – форма головы… Но повадки собачьи!.. Так юная госпожа утверждает, что тот силуранский властитель прилил волчью кровь к крови уната?

– Не утверждаю. Тот силуранец даже разговаривать не стал с нашими посланниками. Но его слуги проболтались про унатов.

– Вот как, вот как… – бормотал Тагиор, осматривая пса. – Может получиться и впрямь интересно… – Он нашел взглядом Саринаша. – Помоги мне встать.

Распорядитель боев подал руку своему господину, старик с кряхтением поднялся.

Нитха молча ожидала его решения.

– Что ж, – сказал наконец Тагиор. – Мне и самому любопытно взглянуть, как поведет себя в бою этот… этот зверь. Вот только сложно подобрать для него пару по весу.

Он обернулся к Саринашу:

– Помнишь того грайанца с Рудного Кряжа? Ну, которому мы обещали подумать, допустим ли к бою его полукровку?

– Помню, господин мой. Надсмотрщик из каменоломни, у которого метис уната и таари. По кличке Капкан. Да, по весу подойдет, но ведь собака явно порченая!

– Тем более. Поставим двух сомнительных псов в одну пару и поглядим, что получится… Не скажет ли юная госпожа, как зовут ее пса? Саринаш внесет кличку в список.

– Охотник, – быстро сказала Нитха.

А Дайру присел на корточки возле серого зверя и, сделав вид, что поправляет ошейник, шепнул в острое ухо:

– Слышал? Ты – сомнительный пес!

Ответом было тихое горловое ворчание и сверкнувшие под приподнявшейся верхней губой белые клыки.

* * *

Время перед боем прошло в хлопотах. Хозяева готовили псов к бою.

Когда Нитха и Дайру мыли своего бойца в принесенном с постоялого двора корыте, явился могучий грайанец с круглящимися, как валуны, мускулами и затянутым мутной пленкой левым глазом. Грайанец заявил, что его зовут Хашарат Бычья Голова из Семейства Аршумра. Именно ему принадлежит Капкан, непобедимый пес, который сегодня задушит, как зайца, вон того остроухого ублюдка, что мокнет в корыте. И он, Хашарат, имеет право приглядеть, чтобы все было по правилам и ублюдка ничем не намазали. У него-то самого все в порядке, можно хоть когда проверить – добро пожаловать на купание несравненного Капкана!..

Нитха раскраснелась, хотела ответить грубияну так, как он того заслуживал. Но Дайру шепнул ей: «Побереги силы для юнтивара». И положил руку на жесткий, пахнущий мокрой псиной загривок серого зверя. Шерсть шевельнулась под ладонью.

Сдержавшись, юная наррабанка сухо дозволила Хашарату присутствовать при подготовке пса к бою. И не поддавалась на хамство кривого грайанца, по косточкам разбиравшего «волчье отродье» и подробно рассказывавшего, как он натаскивал своего пса на беглых рабах. Нитха уже достаточно покрутилась среди любителей собачьих боев, чтобы понять: этот грубый скот понятия не имеет, как готовить бойцового пса к состязанию. И девушка тихонько усмехалась, вспоминая слова Тагиора о порченой собаке.

Что самое удивительное, и Охотник ни разу не огрызнулся на обнаглевшего надсмотрщика из каменоломни. Впрочем, Дайру догадался: Нургидан так терпелив потому, что боится сорвать поединок и упустить возможность отыграться за свое унижение на незнакомом, но уже ненавистном Капкане.

* * *

В горластой, возбужденной, азартной толпе зевак Нитхе не делали скидки ни на знатность, ни на молодость, ни на то, что она – красивая девушка. (Кстати, в толпе были и другие женщины. Они орали и толкались так же самозабвенно, как и мужчины.) И смотреть бы Нитхе на зрелище с одного из помостов, поставленных в задних рядах, не будь она хозяйкой пса, которому сегодня предстояло драться. Распорядитель боев пристроил девушку возле загона, и она наблюдала, как по огороженному жердями коридору в загон выводят первую пару: флегматичного, чуть ли не сонного таари и крупного, черного, с белой мордой пса (за спиной Нитхи какой-то знаток сказал, что это метис нуро).

– Буран и Удар! – объявили герольды.

Юнтивар начался без азарта. Владелец таари посочувствовал своему сопернику: мол, не углядел тот в свое время за мамашей этого несуразного кобеля, и теперь порода испорчена. А хозяин метиса поздравил противника с тем, что его пес сумел дойти до загона, не упав по пути, – в его-то возрасте!

Зеваки хохотом и криками подначивали и собак, и их владельцев. Но оба хозяина были людьми опытными, юнтивар давно стал для них приевшимся ритуалом.

Они деловито кивнули друг другу, коротко отдали команду.

Псы разом взрычали, оскалились, некоторое время мерились взглядами – и сцепились яростно и жестоко.

Но схватка оказалась такой же короткой, как и юнтивар. Старому таари удалось ухватить врага за шею. Хозяин метиса быстро крикнул, что сдается, и подбежавшие рабы разжали челюсти вошедшего в азарт таари деревянным инструментом наподобие клещей.

Хозяин метиса увел своего помятого пса, а толпа дружно орала хвалы победителю.

Герольды объявили имя победителя. Нитха глянула в сторону судейского помоста, где восседал Тагиор. Глава Круга переоделся и был похож на сверкающую куклу в своем парчовом наряде и массивных золотых украшениях.

– Таари – хороший пес, – сказал кто-то за спиной Нитхи, – но к следующим бернидийским боям будет слишком стар.

– Ничего, – отозвался другой голос, – он еще успеет взять пару призов на состязаниях помельче…

Следующей парой были бело-рыжие тхорры, их вели хозяева-наррабанцы.

– Нрах и Геши! – прогремели голоса герольдов.

«Лев и Лава», – перевела про себя девочка.

Оба хозяина вели юнтивар на родном языке, страстно и горячо, пороча чужого пса и его родню до третьего колена. По притихшей толпе шел говорок: те, кто знал наррабанский, переводили для остальных.

Нитха тоже обернулась и скороговоркой переводила слова, звучавшие в загоне. Девушка рада была отвести глаза от псов, ожидающих схватки. Собачьи бои совсем не понравились Нитхе.

И уж совсем не понравилось ей то, что последовало за юнтиваром. Собаки, вцепившись друг другу в бока, застыли, с тяжелым хрипом и рычанием выдыхая воздух. Кровь на всклокоченных шкурах, темные брызги на земле, челюсти псов, медленно подбирающиеся к горлу врага…

Нитхе было трудно дышать, в ушах стоял звон. Хотелось повернуться, уйти прочь, оставить позади и псов, давящихся своей ненавистью, и толпу, азартно делающую ставки.