Текст книги "Гильдия"

Автор книги: Ольга Голотвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 84 страниц)

16

– Мы каждый день и каждый миг помним, что незыблемостью трех тронов, процветанием страны и благоденствием народа обязаны мы извечному, мудрому и заботливому промыслу Безымянных богов, чьи незримые очи с неизменным благоволением взирают на каждый наш поступок и читают каждое помышление в глубине душ наших. Глубока и вечна благодарность наша за то…

Гладкая речь без запинки лилась из-под золотой маски и журчащим ручейком струилась к небольшой – человек семь – группке скромно одетых, угрюмо потупившихся людей.

Конечно, уважаемые гости тронного зала по достоинству оценили красоту королевской речи, ибо были они аргосмирскими жрецами и сами умели сплетать в тонкое кружево изысканные и изящные фразы. А хмурились жрецы оттого, что даже самый молодой из них – Шерайс Крылатая Мысль – понимал, что за плавными фразами последует отказ.

Король еще даже не подошел к сути просьбы, с которой обратилось к нему городское жречество, но все, кто имел дело с троицей гурлианских правителей, знали: свои отказы Зарфест часто сопровождает витиеватыми словесами.

«А излагает и впрямь складно, – думал Шерайс, держась за спинами старших и из-за чьего-то плеча созерцая государя. – Вот только три трона помянул зря. Нас принимают только двое правителей!»

Увы, это было правдой. Изящный перламутровый трон в форме раковины был пуст. То ли наследника отвлекли более важные дела, то ли он все еще изволил дрыхнуть, несмотря на то, что час был уже не ранний…

– Мы помним, что храмы, украшающие столицу, либо деревянные, либо на каменном основании, но с деревянными стенами и крышей. Вы в речи своей назвали храмы ветхими, я же назову их древними. В этой древности – память города, душа города! Вы же хотите сломать эти мудрые старинные здания и заменить их обычными каменными сооружениями?

Король-отец, обернув к царственному сыну лицо в черной маске, одобрительно кивал в такт его словам. Эшузару не было дела до древности, памяти, души города, а также до всяких красивых оборотов речи. Но он был скуповат и не любил, когда горожане просили денег из казны. Горожане существовали для того, чтобы пополнять казну, и никак иначе!

– Я признаю, впрочем, что в просьбе вашей есть некое здравое зерно, ибо каменное здание меньше подвержено опасности пожара, нежели деревянное. Потому мы трое, обсудив этот вопрос, решили выделить из казны сумму на возведение двух храмов заново, а также на ремонт остальных. Но всем ведомо, что произошло с кораблями, выстроенными для похода к Земле Поющих Водопадов. Посовещавшись между собой и воззвав к Безликим, дабы вразумили они нас на верное решение, повелели мы израсходовать на новые корабли золото, предназначенное для ремонта храмов. Ибо для Безликих важнее искренние чувства верующих, чем каменные стены, а поход в неведомые заморские земли есть наша дань богам и великое деяние во славу Гурлиана!

Жрецы молча поклонились, потому что знали: спорить с королем бесполезно. Раз сказал: «Не дам!» – значит, на медяк не раскошелится. Поклонился и Шерайс, но подумал строптиво: «Так бы сразу и говорил, а то про древность да мудрость!..»

* * *

– Ты мне никогда ничего не объясняешь! – Рассерженный Венчигир вприпрыжку торопился за наследником престола, сыпал сердитой скороговоркой. – Только приказываешь: иди туда-то, сделай то-то… Я тебе друг или слуга? Что еще за секреты от меня? Что за книга, откуда взялась?

– Не злись, расскажу, – добродушно ответил Ульфест двоюродному брату. – А что спешу – так хочу застать отца с дедом, пока не явились советники. Разведут тягомотину, не поговоришь с отцом один на один. Хочу показать ему книгу без чужих глаз.

– Да что в ней важного, в этой книге? И где ты ее добыл?

– Не я, а Прешкат. – Принц кивнул через плечо.

Гвардеец шел за знатными юношами, не отставая и не вмешиваясь в разговор.

– К нему подошел утром какой-то юнец, – продолжал Ульфест. – Прешкат шел на дежурство, так этот тип его на улице остановил… Как он выглядел? – адресовался принц к гвардейцу. – Вроде ты говорил – с меня ростом?

– Малость повыше, – почтительно возразил Прешкат. – Молодой, тощий, верткий, рожа наглая. Есть, говорит, у меня книга, в которой прописаны злодейские умыслы против государей и всего Гурлиана. Писано рукой гада-алхимика, которого пригрел у себя посланник Круга Семи Островов. Книга добыта этой ночью на Серебряном подворье, а как добыта – спрашивать не след, не то, мол, сделка не состоится.

– Речистый… – неодобрительно хмыкнул принц, не сбавляя шага.

– Ага, – поддакнул Прешкат, – молотит языком почище рыночного сказителя. Ну, я с ним торгуюсь, а сам прикидываю: как бы его половчее цапнуть? Пусть бы в другом месте рассказал про эти самые злодейства…

– А правда, что ж ты его не схватил? – возмутился Венчигир.

– Уж больно шустрый паренек, так вокруг меня и вертелся. А я боялся его спугнуть. Вдруг дело и впрямь серьезное? Он испугается, дунет прочь – ищи его потом по городу… Ну, сошлись мы на серебрушке. Достал я монету, он ее с моей ладони – цап! И кинул мне в лицо полотняный мешочек. Я его на лету поймал, мгновение упустил, а парень – наутек, только подметки сверкают. А мне остался его мешок…

– …В котором запросто мог оказаться гнилой кочан капусты, – подхватил принц. – Сплоховал ты, Прешкат.

– Сплоховал не сплоховал, а книга у меня! – резонно возразил гвардеец. – Не зря я отдал свою серебрушку!

– Твоя серебрушка к тебе вернется и подружек с собой приведет, я об этом позабочусь. Книга и впрямь оказалась занятной.

– А что там? – поторопил кузена сгорающий от любопытства Венчигир.

– Я только пролистал, но уже нашел интереснейшие… – азартно начал Ульфест. Но вдруг взгляд его разочарованно погас, а сквозь зубы вырвалось змеиное шипение.

По коридору навстречу троим мужчинам плыло невесомое бело-розово-золотистое облако, печально мерцали светлые глаза, трогательно кривились в обиженной гримаске пухлые губки, способные вдохновить поэта на балладу…

– Ах, чтоб тебе на балу юбку потерять!.. – тихо бормотнул Ульфест – и галантно склонился перед красавицей Айлой, неунывающей юной вдовой советника.

– Ах, мой принц, – нежно-укоризненным голоском проворковало дивное видение, – мы не виделись три дня – и душа моя изнывает в тоске разлуки.

Этот изящный щебет не обманул Ульфеста, который в свои юные годы уже неплохо разбирался в женщинах (особенно в придворных дамах). Он быстро сделал в уме перевод сказанного: «Ты почему, сволочь, не пришел на свидание в беседку? Я-то, дура, ждала…»

Ульфест понимал, что сейчас из него начнут с улыбочкой вытягивать нервы и сматывать их в клубок. Терпеть эту пытку ему не хотелось, да и времени не было. Но просто поприветствовать Айлу и проскочить мимо… нет, с Айлой такие фокусы не пройдут. Не та женщина. Мимо нее против ее воли не пройдет даже наррабанский боевой слон!

Принц, знавший, что при защите лучшая тактика – нападение, хищно и недобро сощурился в манере своего деда Эшузара.

– Наша досадная разлука могла быть короче, – отчеканил он, – если бы мне не пришлось напрасно дожидаться мою госпожу вчера вечером! Я понимаю, что жестокосердым красавицам нравится мучить доверчивых поклонников…

От изумления Айла забыла даже, что они с принцем в коридоре не одни. Придворная дама всплеснула руками – вульгарный жест, сразу развеявший ее утонченное очарование.

– Кто дожидался? Это я дожидалась! Это я целый вечер… это меня комары до костей изгрызли… это я…

– Не знаю, с какими комарами развлекалась моя госпожа, – поднажал принц на гневные нотки в голосе. (Он боялся упустить удобный момент для беседы с отцом – и торопил ход ссоры.) – Но знаю, что я до луны проторчал в этой уродливой беседке.

– Ты и прошлый раз… когда обещал взять меня на Фазаньи Луга и познакомить с приехавшими властителями…

– Не уводи разговор в сторону, счастье моей жизни, – жестко перебил ее Ульфест. – Не помню, что там было прошлый раз, а вчера от холодного ветра с пруда я едва не охрип!

– Не пристало принцу столь недостойно лгать… – начала Айла возмущенно – и поперхнулась: – С пруда? С какого пруда?

– С того, что возле Беседки Грез. Не увиливай от разговора, моя красавица!

– При чем тут Беседка Грез, если я тебя ждала в Павильоне Светлых Чар?

– При чем тут Павильон Светлых Чар, если я… тьфу! У какого же идиота из моей семейки была такая тупая фантазия по части названий?

– У нашей прабабки Юнтагилены, – подсказал негромко Венчигир.

Только сейчас Айла сообразила, что закатывает сцену на глазах у постороннего.

– Ой, Венчигир, прости, я тебя не заметила… – И бессознательно кокетливым движением вскинула руки – поправить прическу.

– Ты меня никогда не замечаешь… – обиделся кузен принца.

На гвардейца, стоявшего за плечом принца, Айла не бросила даже взгляда. Его-то присутствие не смущало вдову королевского советника. «Щеголи» считались во дворце чем-то вроде мебели. Прешкат это понимал: стоял тихо, стараясь даже неосторожным взглядом не вмешаться в разговор высокородных особ.

– Ладно! – с невыносимым великодушием произнесла Айла. (Это короткое словечко переводилось как «хоть ты и гад, но я тебя прощаю».) – Куда мой принц торопится?

– В тронный зал. Мне нужно срочно поговорить с отцом.

– Так я и поверила! – сорвалось с язычка юной дамы, которая прекрасно знала, что Ульфест норовит пореже попадаться на глаза старшим соправителям. – Что же должно произойти такого… чтобы мой принц сам… без зова…

– Вот освобожусь, приду в Павильон Светлых Чар и с удовольствием все-все тебе…

– Ну уж нет, – надула губки Айла. – Мне так интересно! Неужели мой принц не позволит сопровождать его?

– Бесконечно счастлив, моя красавица, – обреченно сказал принц, подумав про себя, что Айла в последнее время стала раздражающе любопытной. Впрочем, ни отец, ни тем более дед не позволят придворной красотке совать свой хорошенький носик в такие серьезные дела, как то, с которым он сейчас идет в тронный зал.

* * *

– Что я говорил?! – злобно торжествовал старый Эшузар. – Без Круга Семи Островов у нас не обходится ни одна гадость!

В тронном зале не было никого, кроме троих правителей. Даже Венчигиру велено было дожидаться за дверями, вместе со встревоженными советниками и обиженными придворными дамами. Правящая семья сразу поняла важность попавшей в руки улики.

Все трое были без масок. Зарфест сидел на троне. Его бледное круглое лицо казалось осунувшимся; большие, немного навыкате глаза бегали по строчками книги, лежащей у него на коленях.

Принц небрежно пристроился на золотом подлокотнике отцовского трона. В другое время Ульфест схлопотал бы от деда или отца затрещину за непочтение к главному престолу Гурлиана. Но сейчас старшим правителям было не до скверных манер наследника.

Король-отец стоял по другую руку своего царственного сына. Склонившись над плечом Зарфеста, он читал разборчивые, аккуратно выведенные строки.

Разные они были на вид, эти трое, словно и не родня: сухой, похожий на хищную птицу Эшузар; полный, обрюзгший, обманчиво добродушный Зарфест; щеголеватый, изящный красавчик принц… Пожалуй, только цвет глаз у них был общий, фамильный.

Эшузар, увлекшись, начал произносить вслух слова, по которым скользил взгляд:

«Ничто не продлило тине жизнь – ни дерево, ни почва, ни живое существо (котенок). Полагаю, что для существования тины необходимо присутствие в субстрате одного или нескольких компонентов воды из болота. Попытки воссоздать точный состав данной субстанции закончились неудачей. Полагаю, свои свойства вода приобрела из-за соседства с Железной Башней. Так считает и…»

Тут король с хрустом перевернул страницу. От этого звука Эшузар опомнился и уже про себя прочел имя сообщника, выведенное алхимиком на следующей странице.

Король Зарфест поднял удивленный взгляд на отца, склонившегося над его плечом:

– Он что, был так неосторожен… даже имя сообщника?..

– Да, неосмотрительно! – каркнул Эшузар. – Но мы еще глупее. До сих пор не приказали арестовать мерзавцев. Они, должно быть, уже на пути к грайанской границе!

– И верно! – охнул король. – Как же мы так… Конечно! Схватить обоих! А посланника Хастана немедленно вызвать во дворец!

– Ой, хватит суетиться! – лениво пропел Ульфест, про которого старшие успели забыть. – Я уже распорядился. Как только книгу проглядел…

Эшузар и Зарфест молча уставились на своего наследника. Это было одно из редких мгновений торжества юного принца.

Увы, как и положено мгновению, оно оказалось недолгим.

– Надо же! – восхитился Зарфест. – В кои-то веки наш оболтус сделал что-то действительно полезное. Причем сам, без тычка.

– А я не верю, что он сам сообразил, – сварливо откликнулся Эшузар. – Небось Прешкат подсказал!

* * *

Увы, распоряжение принца опоздало.

Хастан, посланник Круга, встревожился, когда ему сообщили о ночных событиях, и как следует встряхнул самого ненадежного человека в своем окружении – алхимика Эйбунша.

Алхимик успел обнаружить исчезновение книги, куда вносились записи о проделанных опытах. Возможно, этот мелкий, близорукий, рано облысевший человечишка с пергаментно-желтой физиономией и не рискнул бы рассказать хозяину о пропаже, ибо Хастана боялся до дрожи и заикания. Но на прямой вопрос Эйбунш не решился солгать.

Когда Хастан бросил своим подручным: «Убрать эту медузу!» – колени несчастного алхимика подкосились. Он уже представил себе, как его труп находят в сточной канаве в Бродяжьих Чертогах или другом месте, совершенно не подходящем для тихого ученого.

Но оказалось, что под словом «убрать» хозяин не имел в виду ничего кровавого. Он всего-навсего приказал спрятать алхимика подальше от чужих глаз…

И теперь Эйбунш стоял перед ширмой. Перед широкой лаковой ширмой, расписанной яркими цветами. Цветы эти плясали и кружились перед глазами алхимика, потому что он знал: за ширмой этой – самый опасный человек в Аргосмире.

Хозяин всех грабителей и воров. Жабье Рыло собственной персоной.

Эйбунш пытался справиться с ужасом, но удавалось ему это скверно. Зубы лязгали, мысли путались, слова с трудом связывались вместе. Бедняга с трудом сумел разборчиво изложить просьбу Хастана к королю воров: спрятать его, Эйбунша, понадежнее.

– Сделаем, – сухо прошелестело из-за ширмы. – Что еще?

Эйбунш задрожал, сообразив, что забыл передать самую важную часть сообщения.

– Почтеннейший Хастан просил также передать: «Пора бы грянуть урагану, а если надо, так и с моря шторм придет!»

– Вот как? – прошуршало в ответ. – Пожалуй, обойдемся своими силами. Впрочем, это уже не твое дело… как там тебя… Эйбунш, да?

Алхимик старательно закивал, забыв, что между ним и собеседником ширма.

– Учти, алхимик, – донеслось из-за лаковых цветов, – спрятать мы тебя спрячем, но бездельничать не позволим. Будешь работать, словно каторжник на болотах. По своей части, по ученой. Сможешь состряпать такой состав, чтоб, коли в огонь попадет, пламя до потолка столбом встало? Или чтоб искры во все стороны летели?

– Могу, – ответил алхимик и наивно добавил: – А если это для потешных огней, то могу сделать искры разноцветными.

– Нет, не для потешных огней, – спокойно лишил его Жабье Рыло последней надежды. – Хотя… впрочем… Демоны с тобой, делай искры цветными! Пусть весь Гурлиан говорит об аргосмир– ском чуде!

17

Нургидан, склонившись над стволом упавшего дерева, поспешно обламывал сухие ветви, когда к его шее метнулись длинные, хищно изогнутые когти.

Будь на месте Нургидана Дайру – тут бы ему и конец… Но реакция волка-оборотня позволила, гибко извернувшись, уйти от удара. Подхватив ворох сушняка, Охотник швырнул его в морду нежданному противнику.

– Вот тварь поганая! – возмутился юноша, выхватив меч. – Меня же с хворостом ждут! Нет чтоб попозже напасть! Так бы славно с тобой поплясали… а сейчас мне некогда!

Тварь, уклонившись от летящих в глаза сучьев, помотала головой и глухо зарычала.

Она походила на большую наррабанскую обезьяну с зеленовато-коричневой бархатной шкурой. Гибкое тело ни мгновения не оставалось неподвижным: тварь вертелась, извивалась, подпрыгивала, вихляла всем туловищем. Это было бы забавно, если бы на плечах обезьяны не сидела голова вроде крокодильей: маленькие злые глазки, вытянутая пасть, желтоватый жуткий оскал… Нелепо и мрачно смотрелась эта неподвижная морда, застывшая в своей ненависти, на теле, которое словно отплясывало шутовской танец.

Нургидан, который не упускал ни одного движения кривляющейся твари, следил не столько за оскаленной пастью, сколько за передними лапами. Их когти походили на абордажные крючья. А сами лапы, от плеча до запястья, были покрыты складками шкуры, неплотно прилегающей к мышцам.

Молодой Охотник знал, в чем главная опасность боя, который его ждет. Кости и мышцы зверя были устроены так, что «руки» могли растягиваться. И тогда становилось понятно, почему хищник получил прозвище «долголап».

– Мы тут развлекаемся, а там ребята пропадают! – возмущенно сообщил Нургидан зверю. – Раз притащился, так дерись! Я тебе быстренько всыплю и делом займусь.

Долголап снова зарычал. Ему не нравилось проворство и хладнокровие дичи. Мясу полагалось вопить и убегать.

Зверь продолжал дергаться и извиваться, время от времени делая в сторону жертвы легкие отвлекающие выпады. Нургидан тоже прощупывал противника, с которым еще не приходилось биться. Он вспомнил слова учителя: «Не подпускай долголапа близко. Если вцепится когтями, притянет, обнимет – все, драка окончена!»

– Арбалет бы! – посетовал Нургидан. – Не получал еще стрелу, чучело вертлявое?

«Вертлявое чучело» присело и молча прыгнуло на человека. Страшные лапы вытянулись вперед, метя в лицо и горло. Нургидан проворно присел – прыжок ушел в пустоту над его головой – и снизу вверх ударил мечом в открывшуюся грудь зверя. Клинок скользнул по ребрам, слегка прорезав плотную шкуру.

Долголап с визгом покатился по земле, но тут же вскочил. Злобные глазки налились кровью. Хищник любил охоту, но ненавидел драки. А неведомое существо с длинным острым когтем посмело его ранить!

Но ярость оказалась сильнее, чем осторожность.

Долголап, визжа и раскачиваясь из стороны в сторону, сделал еще круг, выискивая у врага плохо защищенное место и прикидывая, как в него половчее вцепиться. Нургидан ловил каждое движение врага, но сам в атаку не лез. Смертная, черная ненависть зверя схлестнулась с трезвым, зорким хладнокровием Подгорного Охотника.

А потом тварь сделала то, что мог бы проделать фехтовальщик, который сражался бы двумя клинками. Одна когтистая лапа обманным движением дернулась вперед, уводя за собой меч, а другая, неестественно вытянувшись, метнулась в человека.

С кем-нибудь другим этот финт прошел бы, но не с Нургиданом! Обманный удар он отбил в сторону свободной от меча рукой, от настоящей атаки уклонился – и от души рубанул по лапе, которая только что пыталась вырвать ему горло.

У зверя была очень прочная шкура, клинок лишь немного разрезал ее. Но лапа, вытянувшись, стала уязвимой. Удар пришелся по суставу – и перебил его.

Когтистая лапа повисла нелепо и жалко. Из клыкастой пасти вместо рычания и визга вырвался потрясенный, болезненный выдох: «Ха-а-ах-х-х»… Тварь бросилась наутек. Бег был таким же неровным, ныряющим, как и пляска вокруг несостоявшейся жертвы.

Нургидан в азарте чуть не ринулся в погоню, но вовремя опомнился. На кой ему эта недобитая пакость? Друзей надо выручать!

Охотник отправил меч в ножны.

– Сейчас! – крикнул он, чтобы подбодрить пленников Зыбучей Лужайки. – Несу!

Наскоро собрав сучья в охапку, Нургидан кинулся туда, где его ждали Дайру и Нитха.

Расслабился победитель! Потерял осторожность! Забыл, что Подгорный Мир всегда держит в рукаве фальшивую костяшку и в любой миг готов сгрести с кона мошеннически выигранную ставку…

Нургидан не успел даже удивиться, радость сразу сменилась гневом, когда что-то гибкое рвануло его под ноги, земля кувырком ушла вбок… и молодой Охотник беспомощно забарахтался в прочной, врезающейся в тело сети.

* * *

Докатившийся до чащи крик заставил Нитху и Дайру вздрогнуть. Из-за ерунды Нургидан орать бы не стал.

– Ладно, – бросил Дайру угрюмо, – больше не ждем. Пробуем выбраться. А потом поглядим, кто там нашего волка обижает.

Подняв принесенную Нургиданом корягу, он разломил ее, бросил половину напарнице:

– Держи! Мох не стряхни! Он сухой, годится вместо растопки…

Нитха положила драгоценную корягу на траву и, морщась от боли в стиснутых ногах, зашарила в котомке в поисках кремня и огнива.

– Постой! – напряженно сказал Дайру. – Дровишек у нас маловато. Давай рискнем…

Вытащив из-за голенища нож, он нагнулся, провел по траве полосу.

– Снимай дерн, только осторожно, шкуру не порежь. Она от боли бешеная делается.

– А от огня ей не больно? – на всякий случай спросила девочка, уже снимая квадрат дерна заботливыми, точными движениями.

Под дерном оказалась голая свинцово-серая кожа. Нитха, забыв о боли, передернулась от омерзения.

– Огонь – это другое, – объяснил Дайру, аккуратно пристраивая корягу на сером «окне» среди травы. – Кто ее кусает и царапает, того она задавит. А с пожаром не поборешься, от пожара она уползти норовит.

Он высек искру на клок мха и принялся раздувать ее. Для этого ему пришлось опуститься на колени. Недовольная трепыханием жертвы, Зыбучая Лужайка чуть сжала мускулы. Нитха вскрикнула от боли, Дайру побледнел и глухо выругался.

Маленький огонек побежал по клочьям мха.

Любопытство пересилило гадливость, и Нитха с жадным интересом следила, как по серой голой коже побежала дрожь. Огонь еще не коснулся Зыбкой Лужайки, но тварь почуяла жар, она уже предчувствовала ожог – и содрогалась все сильнее.

– Будь начеку! – крикнул напарнице Дайру. – Чуть ослабнет захват – сразу выдергивай ногу. И не вставай, на пузе ползи!

Не оборачиваясь, Нитха кивнула.

Дерн вставал дыбом, трава шла волнами, могучие мускулы ходуном ходили под шкурой: обожженная старая хищница спешила уползти от лесного пожара.

Нитха не зевала. Едва мышцы зашевелились, она освободилась из живого капкана и поползла к расплывающейся в глазах стене деревьев. Под нею бушевала живая тугая плоть, тоже ползла, только в другую сторону, перекатываясь вал за валом, спешила удрать…

Когда перепуганная девочка скатилась на жухлую, завядшую под брюхом твари траву, она не сразу сообразила, что можно подняться на ноги, и сделала рывок ползком.

– Вставай! – раздался рядом голос Дайру. – Она улепетывает!

Нитха поднялась, ее шатнуло. Дайру поддержал девочку за плечи, но успокаивать и утешать не стал.

– Держи, – протянул он ей котомку.

Да, верно… она забыла ее на спине ползучей гадины, а Дайру, как всегда, не растерялся!

Девочка посмотрела вслед хищнице, которая запросто могла слопать их с другом.

Ошалевшая поляна, в комьях земли, смятой траве и цветах, в панике протискивалась меж двух большущих деревьев. За ней тянулась полоса мертвых растений.

Нитха, закусив губу, усилием воли преодолела головокружение. Дайру глядел на нее спокойным, понимающим взглядом. Девочке захотелось обнять его и разреветься у него на груди. Но напарника не благодарят за спасение жизни. Такова примета и таков обычай.

– Пойдем, – сказала Нитха хрипло. – Нам еще Нургидана искать.

* * *

Нургидана друзья нашли быстро – и Нитха обеими руками зажала себе рот, чтобы не расхохотаться нервным смехом.

С древесной ветви свисала сеть, сплетенная из тонких лиан. В сети отчаянно бился огромный оскаленный волк. Пленник хрипел, рычал, выл, пытался перекусить лианы. Под сетью несколько огромных муравьев (ни Дайру, ни Нитхе не доводилось видеть таких крупных) с трудом растягивали в стороны две плетеные зеленые веревки, обвившие передние лапы волка. Еще двое стояли под сетью и тупыми концами копий деловито тыкали своей добыче прямо в пасть, мешая грызть лианы.

Самый большой муравей, с буро-красным хитиновым брюхом, заинтересованно разглядывал меч, косо вонзившийся в землю (видимо, пленник обронил его из ножен, когда сеть подбросила его вверх).

Трое муравьев хлопотали у костерка. При взгляде на пламя Нитха сразу потеряла охоту смеяться. В голове закружились жуткие предположения, зачем муравьям нужен огонь.

А Дайру, наоборот, широко заулыбался. Тронул Нитху за плечо, заговорщически подмигнул ей, приложил палец к губам и, шагнув назад, скрылся в подлеске.

Нитха облегченно вздохнула. Она так и знала, что Дайру обязательно что-нибудь придумает! Девочка юркнула в кусты и затаилась.

Напарник вернулся быстро. В руках у него были две свежие полосы синеватой коры. Молодой охотник, взяв из колчана Нитхи арбалетный болт (свои он рассыпал на Зыбучей Лужайке), повязал у наконечника бант из мягкой коры. Взвел арбалет, уложил стрелу в желобок (это получилось не сразу – бант мешал) и прицелился в муравьиный костер.

То ли муравьи увлеклись, готовя месть, то ли слух и чутье у них были слабее человеческих – но они не насторожились до того самого мгновения, когда стрела разбросала горящие сучья, а бант из коры занялся ярким пламенем.

От коры повалил дым – сильный, белый, сладко пахнущий…

Действие дыма на муравьев оказалось поистине волшебным. Они тревожно застыли – в этот миг они были похожи на детские игрушки, – а затем, выронив копья и опустившись на все шесть лапок, рванули наутек. Они улепетывали, ныряя под коряги, шустро огибая пни и стволы деревьев, ловко лавируя в кустарнике.

Нитха и Дайру кинулись освобождать напарника. На ходу девочка мотнула головой в сторону разоренного кострища:

– Дымом не отравимся?

– Нет, людям он ничего… – успокоил ее Дайру, а сам задержался, затоптал отлетевшие в сторону тлеющие головешки, чтобы не случилось пожара.

Нитха уже воевала с сетью. Рубить гибкие, немного растягивающиеся лианы было трудно, пришлось перетирать их о лезвие меча.

Наконец сеть выпустила свою добычу. Нургидан, уже принявший человеческий облик, упал на землю и остался лежать, пряча в мох пылающее от стыда и ярости лицо.

Дайру досадливо отвернулся. Единственное, чего боится его бесстрашный друг, – это оказаться в беспомощном, глупом и смешном положении. Нургидану надо быть героем в глазах окружающих, а главное – в собственных глазах. А иначе он становится невыносим…

Наверное, Дайру придумал бы, как успокоить напарника. Но чуткая девочка сообразила первой: плюхнулась на мох рядом с Нургиданом и взвыла:

– Ой, не могу идти, не могу! Ноги мои!.. Больно-то как… ой, нэни, нэни саи…

Дайру дернулся было к девочке, но сдержался. Понял: это говорится не для него. Нитха – девочка терпеливая. И гордая не хуже Нургидана. Если уж скулит и по-наррабански маму зовет… правильно делает, умница!

Нургидан при вскрике девочки забыл свое недавнее унижение. Приподнялся на руках:

– Эта тварь сломала тебе ногу?

Нитха только простонала.

– Вряд ли, – ответил за нее Дайру. – Со сломанной костью она бы и двух шагов не прошла. Просто ушиб, но очень сильный.

– Я больше не могу идти, – пожаловалась Нитха. – Ну, ни шажочка!

– Здесь на привал не встанешь, – хмуро прикинул Дайру. – Разве что в соседней складке. А на волокуше не протащим, здесь густой подлесок.

– На кой нам волокуша? – снисходительно откликнулся Нургидан.

Он поднялся, подобрал меч и отправил его в ножны. Нашел свою котомку, которую сбросил, когда собирал хворост, и перекинул через плечо. Склонился над девочкой, закатал до колена обе ее штанины, присвистнул, глядя на кровоподтеки на ногах. Привычно и умело прощупал кости.

– Перелома и впрямь вроде нет. Но досталось тебе крепко.

Легко поднял напарницу на руки и зашагал вперед, бросив на ходу:

– А ты, белобрысый, возьми ее мешок!

– Ой, Нургидан, – проворковала девочка, – как здорово, что ты у нас такой сильный!

Дайру, прихрамывая, шел позади и усмехался:

«Умница! Нургидан снова стал вожаком, опорой и защитой! Ради этого не жаль тащить две котомки…»

* * *

Стая змеепсов неслась по равнине, поросшей редкими низкими кустами. За стаей большими прыжками мчалась попрыгушка, все еще повинуясь своему всаднику. Впрочем, Майчели понимал, что скоро тварь придется отпустить: скачка продолжалась целый день, в тупую башку попрыгушки начало закрадываться подозрение, что происходит что-то не то. Животное все чаще останавливалось, пыталось повернуть голову, недовольно шипело.

Солнце клонилось к закату, равнина была перечеркнута длинными тенями высоких скал, разбросанных далеко друг от друга. Каждая из скал, выщербленных ветром и дождями, имела неповторимый облик и получила от Подгорных Охотников имя.

В голубом сумраке мимо Майчели и Урра дергающимися скачками неслись гигантские драконьи головы, разрушенные замки, причудливые деревья из гранита…

Впереди ликующе взвыла стая. Урр на мгновение опередил змеепсов: рявкнул торжествующе и зло.

– Спешиваемся! – скомандовал Майчели и круто вывернул голову своего «скакуна». Выпуклые глаза уставились в низкое темнеющее небо. Глупая тварь остановилась: куда прыгать, если не видишь земли? Прямо в хмурые тяжелые облака?

Урр ловко спрыгнул с хитиновой спины и, не оглядываясь на хозяина, бросился вдогонку за воющей стаей.

Майчели, выпустив голову пленной твари, тоже спрыгнул наземь и побежал, раскачиваясь на ходу, словно его гнул сильный ветер: его посох остался у Урра, а тот, увлекшись, забыл вернуть вещь своему господину.

Попрыгушка замерла, пытаясь вспомнить, зачем ей нужна была эта долгая и утомительная скачка. А затем нагнула голову и принялась искать взглядом замшелый валун или что-нибудь столь же аппетитное.

* * *

Стая прижала троих друзей к высокой скале, похожей на наконечник копья. Змеепсы перестали голосить: они привыкли гнать дичь с устрашающим воем, но сражались молча.

Две длинные скользкие твари, набросившись с двух сторон, сбили с ног Нитху. Падая, девочка успела подставить меч. Клинок вошел в разинутую хищную пасть, вонзился в небо. Нитха, лежа на спине, вскинула вытянутые руки, держа над собою наколотую на меч тварь. Змеепес бился в агонии, но все равно тянулся к человеку лапами.

Вокруг кипел бой. Через девочку и ее врага перемахивали гибкие чешуйчатые хищники. Нитха не видела, как второй враг, бросившийся не нее, отлетел от удара тяжелой пряжки: Дайру хлестал ремнем направо и налево, бил точно и сильно. Пряжка, усаженная по краям заточенными треугольными заклепками, рвала чешую и рубила плоть не хуже клинка.

А Нургидан яростным демоном кружился среди стаи тварей. Он был яростен и беспощаден, он сводил счеты с Подгорным Миром за недавнее унижение.

Дайру оторвал от своей куртки хрипящего змеепса, отшвырнул его прочь и, оценив размер стаи, крикнул:

– Не выстоим!

Как ни пьянила Нургидана схватка, все же юный воин понял, что друг прав. И хрипло, с ожесточением бросил самое отвратительное для себя слово:

– Отступаем!