Текст книги "Копия моего мужа (СИ)"
Автор книги: Ольга Джокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 20
– Так вот. Осталось только дождаться разрешения врача. Как только он даст добро на вылет – вы с Надей отправляетесь в Израиль, – заканчивает Рустам.
Несколько минут мы сидим в полной тишине, пока я наконец не решаюсь её нарушить.
– Спасибо тебе, Рустам… Это даже большее, чем я могла просить, – произношу негромко и беру в руку стакан воды.
Вода холодая и здорово освежает. Заставляет протрезветь несмотря на то, что я не пьяна и успокоиться, потому что в этот самый момент внутри меня творится полнейший хаос и неразбериха. Почему Тахиров помогает мне и моей дочери? Как долго это будет продолжаться? И получится ли у меня когда-нибудь расплатиться за его доброту?
– Собирайся, – произносит Тахиров проигнорировав мою словесную благодарность. – Я подкину тебя до родильного дома.
– Мне нужно пять минут, – отвечаю спокойным голосом и отставляю в сторону пустой стакан.
Под его внимательный взгляд поднимаюсь с места, оставив на столе недоеденный завтрак и направляюсь в сторону лестницы. Мне не нужно время для того, чтобы подправить макияж или сделать укладку. Я возвращаюсь в свою комнату только для того, чтобы взять себя в руки и обрести душевное равновесие. Вдох-выдох. Пульс приходит в норму, сердцебиение тоже. Я оценивающе смотрю на себя в зеркало и впервые задумываюсь над тем… нравлюсь ли я Тахирову? Не просто как вдова его брата, а как женщина? Какие девушки в его вкусе и как часто он меняет их? Вопрос, впрочем, риторический и ответа я на него не жду.
Я спускаюсь вниз и замечаю Тахирова за рулём автомобиля. Он не спешит открывать мне дверцу, поэтому я самостоятельно сажусь на переднее сиденье и думаю о том, почему я вообще согласилась с ним ехать. Почему не с добрым Мишкой-амбалом, а с Рустамом, к которому я до сих пор не понимаю, что испытываю. Страх или влечение? Или же два в одном? Интересно, такое вообще бывает? Я оставляю вопросы не отвеченными, потому что предпочитаю скрывать это внутри себя, чтобы не до конца порочить и марать всё то, что до него было. До того момента, как мы с Рустамом вообще встретились.
– Пристегнись, – кивает Тахиров в сторону ремня, и я его слушаюсь.
Я бы хотела его никогда не знать. Или знать, но при других обстоятельствах. Например, тогда, когда у нас с Тимуром родилась бы дочка и в один прекрасный момент мы представили бы её перед всеми родственниками. И рядом с мужем мне было бы гораздо спокойнее переносить знакомство с его братом-близнецом. Я может бы поразилась их схожести, отметила идентичность, сказала бы по этому поводу пару фраз и на этом всё. Я не краснела бы, не запиналась. Не стояла бы на коленях перед Рустамом и не думала о том, что только от этого мужчины зависит чья-то очень важная для меня жизнь.
Мы выезжаем на загородную трассу и тут же встаем в затяжную пробку. Рустам негромко ругается, откидывается на спинку сиденья и тянется рукой к магнитоле, включив радиостанцию. Его движения и манера ругаться во время пробок настолько напоминает мне Тима, что я забываюсь. Хочу дотронуться до его руки с крупными венами, хочу вложить свою руку в его ладонь. Хочу почувствовать тепло исходящее от него. Потому что в последний раз я трогала руку Тима, когда она была насквозь холодной, а сам он лежал в гробу и больше не мог меня согреть.
Салон заливает спокойная мелодия и я будто пробуждаюсь. Понимаю, что этот мужчина со строгим лицом не мой муж. Понимаю, что взять его за руку было бы полнейшей глупостью. Чтобы справиться с эмоциями смотрю в окно и мечтаю поскорее доехать до роддома. Отсюда недалеко, я знаю.
Боковым взглядом замечаю, как Рустам тянется к телефону. Сосредоточенно листает экран, задумывается, хмурится, словно он думает и размышляет о чем-то важном. Или ему что-то важное и откровенное пишут. Я смотрю на него чуть дольше чем планировала, пока он не поднимает на меня свой взгляд. Тут же блокирует телефон и опускает его на приборную панель.
Наконец пытка заканчивается и пробка рассасывается. Не возникает необходимости слушать убийственное молчание. Рустам останавливает автомобиль у центрального входа роддома и переводит взгляд на верхний этаж. Так уверено, словно он точно знает в каком окошке находится моя Надюшка. Ведь не знает же? Не за чем ему знать…
– Спасибо, что подкинул, – дергаю за дверную ручку.
– У Михаила сегодня выходной, поэтому если я не успею забрать тебя – вызови такси, – он протягивает мне конверт и я удивляюсь ещё больше. – Там безлимитная банковская карта. Можешь снимать наличку, тратить столько сколько понадобится.
Так как Рустам не отвечает на мои благодарности, в этот раз я решаю просто кивнуть в знак согласия и понимания его слов. Плавно и грациозно выхожу из автомобиля. Заставляю себя не поворачиваться назад, не смотреть ему вслед. Но каким-то шестым чувством понимаю, что сам Тахиров провожает меня взглядом, судя по нехарактерному жжению в области спины.
***
– Вы можете сменить подгузник своей дочери, – произносит медсестра, протягивая мне малышку.
Впервые. Впервые за те дни, которые моя Наденька живёт на этом свете.
Вот уж странность – я всегда думала, что с ребёнком управляться проще простого. Что это на уровне инстинктов – заботиться о своём ребёнке, мыть, купать, кормить. Но сейчас я кажусь самой себе совершенно беспомощной, потому что я боюсь навредить Надюше, боюсь сломать. Когда мои пальцы касаются её головки с пушистыми волосками уже привычное тепло расходится по венам. Попадает прямиком в сердце и остается там навсегда. Это безусловная любовь. Это что-то, что не похоже на остальные чувства. Даже наши с Тимом. Я понимаю, что любовь к дочери выражается ярче, сильнее, красочнее.
– Вы поможете мне сменить ей подгузник? – спрашиваю с дрожью в голосе.
Глупая неопытная мамаша… Но в глазах медсестры нет осуждения. Она смотрит по-доброму и улыбается.
– Конечно.
Я нахожусь с малышкой до самого вечера. Забочусь о ней, делаю всё то, что обычно делают мамы. Вот только время неумолимо бежит, и медсестра просит покинуть меня отделение, потому что на ночь здесь оставаться нельзя. Я в последний раз целую сладкую макушку и мне на секунду кажется, что моя девочка всё-всё понимает, потому что как только я ступаю за порог она раздается негромким, но требовательным плачем. Я рвусь назад, но медсестра отрицательно мотает головой.
– На сегодня всё. Она поплачет немного и перестанет.
И мне приходится уйти. Я стою за дверью и беззвучно глотаю слёзы. Сдерживаю себя, чтобы не впасть в истерику и отхожу от палаты только тогда, когда особенный для меня плач стихает. Душа рвётся на мелкие кусочки, моё сердце отныне и навсегда там, рядом с дочкой.
Я выхожу на темную и холодную улицу и только сейчас понимаю, что так и не вызвала такси. Набираю номер, смотрю в окна, где должно быть лежит моя малышка. Думаю о том, что не так всё должно было произойти. Не так. Мы с Надей давно должны были быть дома… Я кормила бы её грудью, слушая характерные причмокивания. Я дышала бы ею, жила. И Тим точно разделял бы мою всепоглощающую любовь к ней.
***
Вернувшись домой я понимаю, что хозяин дома всё ещё не приехал. Ира предлагает поужинать, но я прохожу мимо неё и закрываюсь в комнате. Падаю на кровать, кладу голову на подушку. Веки наливаются тяжестью и я начинаю проваливаться в сон. Сон, который вначале тесно связан с реальностью. С тем, как именно произошёл мой второй раз с Тимуром.
Во время выступления я нахожу взглядом его. Хозяина клуба. Танец подходит к концу, а он только-только появляется. Кивает в сторону своего кабинета и как только я заканчиваю выступление, то тут же бегу к нему. Не знаю откуда берётся это желание к постороннему человеку, с которым мы даже не разговариваем, но меня к нему беспрекословно тянет.
В его кабинете играет тихая музыка. Тимур стоит опираясь бёдрами о стол. Смотрит как я нерешительно топчусь на месте и опускаю глаза в пол. А дальше… дальше сон начинает прерываться и сбоить.
– Что ты любишь делать больше всего, Лера? – я поднимаю глаза на Тимура и прищуриваюсь.
Голос низкий, с хрипотцой. Мы же никогда не разговаривали…
– Танцевать, – отвечаю без сомнений, потому что танцы – моя жизнь.
Была. До рождения дочки.
– Так танцуй, девочка. Танцуй, – усмехается он и я всё чётче осознаю, что на месте Тимура стоит Рустам.
Глава 22
В суете прошедших дней звонок от Иракли звучит для меня достаточно неожиданно. Я снимаю трубку как раз в тот момент, когда пакую наши с Надюшкой вещи. Неделю назад меня вместе с дочерью перевели в отделение патологии новорожденных, где мы продолжили знакомится с крохой поближе. Теперь я не боюсь оставаться с ней наедине и могу давать мастер-классы по смене подгузников.
Буквально вчера врач-неонатолог дал добро на перелёт в Тель-Авив, в медицинский центр Зив, где с Надюшей продолжат заниматься профессионалы. Сейчас, когда от врачей зависит будущее моей дочери я готова довериться им и беспрекословно подчиняться, потому что знаю – сама я её не вытяну. Через несколько часов у нас самолёт, поэтому вещи я пакую в спешке.
– Слушаю, – рявкаю в трубку в тот момент, когда никак не могу найти присыпку.
Совсем не знаю, куда она подевалась. Дочка в этот момент лежит в кроватке и наблюдает за нерасторопной мамашей.
– Лера, добрый день, – звучит в трубке добродушный знакомый голос. – Это Иракли.
В последние недели на меня столько всего свалилось, что я совершенно о нем забыла. А он обо мне – нет. Наверняка друг Тимура звонит потому, что у него для меня появилось хорошее предложение, которое сейчас, увы, я никак не могу принять. Надо было позвонить ему раньше, предупредить, что мои планы изменились. Что теперь на кону – благополучие дочери и у меня уже есть человек, который принялся нам помогать.
– Добрый день, Иракли, – выдыхаю и продолжаю поиски.
В тумбе, на подоконнике, под кроватью. Куда же она запропастилась?
– Я выполнил все то, что обещал, – произносит друг Тимура. – Квартира на Патриарших прудах, n-ная сумма денег на первое время. Должно хватить. Мы с ребятами всячески способствовали тому, чтобы вдова нашего друга не бедствовала.
Ох, так гадко я давно себя не чувствовала. На секунду останавливаюсь у окна, посматриваю на часы, висящие на стене и понимаю, что нас уже наверняка ждет у входа в отделение Рустам… От одной только мысли об этом мужчине по коже проходит слабый электрический разряд. В эту неделю он был слишком занят, чтобы нас навещать, поэтому все вопросы решались через ненавистную мне Викторию.
– О, Иракли… спасибо тебе огромное за заботу, но сейчас обстоятельства сложились таким образом, что я улетаю вместе с ребёнком, который нуждается в грамотном лечении. Если твоё предложение будет в силе после моего возвращения, то мы могли бы снова созвониться и всё обговорить.
– Улетаешь? – удивляется Иракли.
– Да, буквально через несколько часов, – малышка начинает громко плакать, прерывая наш разговор.
Я подхожу к кроватке дочери и глажу её по животику.
– Куда летите? Я мог бы приехать к самолёту и передать тебе ключи и деньги. Ты знала бы, что у тебя есть страховка на будущее.
В этот самый момент Надюшка обильно срыгивает, пачкая всё вокруг себя. Недавно в новостях я читала о случае, когда ребёнок срыгнул, лёжа на спинке и захлебнулся, потому что матери не было рядом. Теперь это мой страх номер один.
– Прости, Иракли, я перезвоню тебе чуть позже, – бросаю телефон на кровать и беру дочь на руки.
Пачкаются мои чистые волосы и одежда. Спустя несколько секунд Надя невозмутимо улыбается, а я, вернув её в кроватку, начинаю приводить всё в порядок. Переодеваю дочку, складываю грязные пелёнки в стирку, снимаю с себя кофту и вымываю волосы. Знаю, что Рустам будет ждать нас внизу и почему-то не хочу показаться перед ним неряхой, которая запустила себя с рождением ребёнка.
Меня вновь уносит в водоворот событий и о том, что я обещала перезвонить Иракли, я благополучно забываю. Медперсонал клинического госпиталя желает нам удачного полёта и провожает до выхода. Мы прощаемся с дочкой и оказываемся на улице. Она – впервые. Я замечаю три чёрных автомобиля стоящих в ряд. Сердце прерывисто стучит, когда дверца одной машины открывается и оттуда выходит… Виктория. Ну конечно же… Почему я вообще была уверена, что у Рустама найдется время, чтобы нас провести?
– Живее, вылет через час, – командует Виктория Леонидовна.
Я подхожу к автомобилю, укладываю Наденьку в автолюльку под её возмущенный плач и сажусь рядом. Чувствую себя как минимум королевой с таким-то сопровождением. С Викой мы не разговариваем всю дорогу. Она изредка мечет в мою сторону недовольные взгляды и потом вновь утыкается в экран телефона. Чтобы избежать словесных перепалок нам и правда лучше всего молчать и прожигать друг друга недоброжелательными взглядами.
К аэропорту мы приезжаем вовремя, несмотря на то, как часто Виктория посматривала на часы и укоризненно качала головой. Я выхожу из автомобиля, обхожу его с другой стороны, и, открыв дверцу, начинаю расправляться со всеми многочисленными ремешками. На улице дует пронзительный осенний ветер, пробирая до костей. Я хочу поскорее взять Надюшу на руки и зайти в здание аэропорта, чтобы дочка не замерзла.
– Почему ты так долго возишься? – громко кричит Вика.
Один из ремешков не желает поддаваться. Я дергаю сильнее, дочка пугается и начинает кривить губки, чтобы заплакать.
– Давай помогу, – неожиданно слышу рядом с собой низкий бархатный голос.
Повернувшись, замечаю прямо за своей спиной Рустама. Он стоит совсем близко со мной. Так близко, что между моими оттопыренными назад ягодицами и ним расстояние не больше двух сантиметров. Я тут же выпрямляюсь, бросаю в Викторию ответный злобный взгляд, будучи близкой к тому, чтобы показать ей язык.
– Ох, Рустам Ильдарович, Вы же говорили, что у Вас назначена важная встреча, – тон помощницы тут же меняется.
Тахиров ловко расстёгивает пряжку на автолюльке, берёт на руки мою дочку, и я замираю от страха. Знает ли он, что Надюше нужно поддерживать рукой головку? Знает ли он, что она не любит посторонних? Он и есть для нее посторонний, несмотря на то, что родственник. Но Рустам знает что делает. Одна его рука придерживает голову, другая фиксирует спинку. В руках Тахирова Надюшка кажется совсем крохой – маленькой, беззащитной девочкой. Я заставляю себя не смотреть. Заставляю не думать о том, как именно её держал бы родной отец Тимур. Как заботился бы и опекал. Этого всё равно никогда не будет, нет.
– Уже освободился, – бросает ей коротко Тахиров и направляется в сторону аэропорта с малышкой на руках.
Я смотрю ему в спину, наблюдаю за тем, как бережно он несет мою дочь в своих руках и душа непроизвольно рвётся на ошмётки. Он не мог не приехать, чтобы нас провести, теперь я знаю это точно.
***
– В аэропорту Вас будет встречать водитель и няня, – произносит Рустам, передавая мне малышку.
Наши руки соприкасаются и привычные мурашки разбегаются по моему телу.
– Спасибо, Рустам. Огромное спасибо, – говорю совершенно искренннее и от души, но в этот самый момент объявляют посадку на рейс и мой голос теряется в этом шуме.
Это означает, что мне уже нужно идти.
– Передай Ире, чтобы не забывала кормить Лойда, – говорю Рустаму напоследок и вижу, как уголки его рта ползут вверх.
Он улыбается. Мне. Я улыбаюсь ему в ответ и прижимаю дочку к себе покрепче. Обниматься на прощание с Рустамом в нашем случае как минимум неуместно, поэтому я слегка киваю ему, игнорирую исходящую злобой Вику и направляюсь к самолёту.
Глава 23
Прошло два месяца. Тель-Авив.
Моя сегодняшняя дистанция – три километра. Первый из них дается мне достаточно непросто, грудную клетку спирает, а мышцы наливаются тяжестью. Но спустя ещё один километр дыхание наконец выравнивается, сердце восстанавливает нормальный ритм, а тело наполняется приятной легкостью. Вот что значит первая пробежка после родов… До беременности я бегала минимум пять раз в неделю – в дождливую или снежную погоду, в жару или холод. Неважно. Бег придавал мне силы, делал день лучше и ярче. Сегодня я смогла наконец-то оставить Надюшку с няней и, воспользовавшись тем, что малышка уснула, отправилась на пробежку.
Несмотря на то, что сейчас только восемь утра – солнце уже прилично греет. Тело покрывается неприятным потом, который просачивается сквозь одежду. Волосы липнут к лицу, меня одолевает сильная жажда и я решаю свернуть домой. На сегодня с меня хватит.
Я поворачиваю в сторону дома, который арендовал для нас Рустам. Сбавляю темп, облизываю пересохшие губы. Тахиров вообще сделал для нас слишком многое… Однажды в клинике, в которой мы с дочерью проходим лечение, я увидела счет за двухмесячный курс. Цифра на этой несчастной бумажонке явно превышала сумму квартиры, которую я когда-то давно продала. И которую как мне казалось Рустам должен мне вернуть. Вернул, с лихвой. Теперь моя дочь ничем не отличается от обычного двухмесячного младенца – развивается отлично, растет, гулит и радует меня своей улыбкой. А ведь всё могло сложиться совсем не так, как есть.
Ещё один поворот, и я почти у цели. Если к сумме за реабилитацию прибавить аренду шикарного дома в Тель-Авив, услуги водителя, домработницы и няни, продукты, мою безлимитную банковскую карту, которую я стараюсь не трогать по пустякам, то, боюсь, что я до конца жизни не расквитаюсь с добрым меценатом Тахировым.
Усмехнувшись, оказываюсь через дорогу от дома. Тут же замечаю припаркованный чёрный автомобиль представительского класса с тонированными стёклами. В точности такой, на котором любит кататься Рустам. От неожиданной догадки сердце начинает биться чаще. Я моментально думаю о том, что если в автомобиле и правда сидит Тахиров, то мне будет стыдно показываться ему на глаза. Влажная одежда, всклоченные волосы, ни грамма косметики… Красоткой сейчас меня точно не назовёшь.
Но что странно – меня будто тянет к автомобилю, поэтому я не думая перебегаю дорогу в неположенном месте, несмотря на то, что вокруг меня сигналят машины. За те два месяца, что мы с Рустамом не виделись, я была более чем уверена в том, что не стану так эмоционально на него реагировать. Я была почти убеждена, что смогу контролировать свои чувства. Но ничего подобного не происходит – внутри меня как обычно творится полнейший хаос – мысли прыгают одна впереди другой и на чаше весов неустанно борются две противоположности. Одна из которых страстно хочет увидеть Рустама, другая больше всего на свете мечтает никогда с ним не встречаться.
По мере моего приближения к автомобилю дверца открывается и на улицу выходит он. В белоснежной рубашке с закатанными до локтя рукавами, в чёрных строгих брюках. Одет явно не по погоде. Вернее, по погоде, которая в Москве. В Тель-Авив сегодня плюс тридцать два.
– Здравствуй, Лера, – произносит негромко Рустам, сунув руки в карманы брюк.
Ох, за те шестьдесят дней, что мы не виделись мои эмоции к нему ничуть не изменились. Меня всё так же заметно потряхивает от волнения и близости с ним. Я смотрю в его лицо, как две капли воды похожее на лицо Тимура. Холодные глаза, без капли теплоты, хмурые брови и невозмутимый взгляд. Почему я не могу вести себя точно так же, как и он? Почему не умею цеплять на лицо подходящую маску?
Я опускаю глаза вниз, смотрю на свой спортивный костюм и впервые жалею о том, что вышла на пробежку. На контрасте с идеальным Тахировым я выгляжу отвратительно.
– Здравствуй, – киваю в ответ.
Мы несколько секунд молчим, не зная, что сказать друг другу и о чем поговорить. Мы не друзья, не близкие люди, мы друг другу – никто. Я знала и чувствовала, что скоро наши летние каникулы окончатся. Да и врачи в медицинском центре сообщили о хороших результатах. Мне кажется, что всё возможное для Надюши мы уже сделали. Рустам сделал, а я просто сопровождала свою дочь, ибо бедна словно церковная мышь и ничего за душой не имею.
– У нас самолёт сегодня вечером. Успеешь собрать вещи? – спрашивает Тахиров ненадолго задерживая свой взгляд на моих губах.
– Успею, – отвечаю не своим голосом и больше всего на свете мечтаю принять освежающий душ.
– Пригласишь в гости? – усмехнувшись спрашивает Рустам после моего короткого молчания.
– Проходи, конечно.
Мне хочется прибавить, что это в первую очередь его дом, поэтому он может входить в него без моего разрешения, но я, конечно же, молчу и едва переступаю порог – тут же убегаю в сторону душа наплевав на гостеприимность.
Холодная вода быстрыми змейками стекает по телу. Я стою так уже пятнадцать минут и боюсь сдвинуться с места. Должно быть пора выходить – Надя, возможно, проснулась и требует моего внимания, но я не могу… Кожа покрылась мурашками, а от одной только мысли, что мы с Тахировым будем вновь находиться близко, мне становится страшно. И как-то неправильно… Ненавидеть его больше не получается – это глупо, когда он столько для нас сделал. Вместо этого внутри меня зреет что-то такое, что до ужаса пугает меня. Со дня смерти моего мужа прошло около трех месяцев, а я уже думаю о его брате. Полноценно думаю, как о мужчине. Лучше бы я продолжила его ненавидеть, чем так.
Я укладываю непослушные волосы, нахожу в шкафу приличную одежду и облачившись в платье розового оттенка выхожу из комнаты. Услышав плач Надюшки направляюсь в сторону детской и… замираю на пороге, когда вижу, как бережно Рустам берёт мою дочку на руки. Забываю как дышать, когда Надя умолкает и внимательно рассматривает гостя своими темными глазками-пуговками. А он… смотрит на неё точно так, смотрю на неё только я.
Что-то мешает мне нормально вдохнуть. Кажется, что я вот-вот задохнусь от нереальных догадок, которые сейчас посещают меня. В этот самый момент Рустам поворачивает голову в мою сторону, и моё тело пробирает до мурашек от неожиданной для меня похожести этих двоих. Я замечаю в крошечном личике Надюшки черты лица Рустама. Те же чёрные брови, такие же темные волосы, одинаковой формы губки и глаза… Безумие какое-то. Я трясу головой и успокаиваю себя тем, что Тимур ведь выглядел точно так же, а Надя как ни крути – его дочь.
***
После завтрака домработница помогает мне упаковать вещи, пока няня Ольга Семеновна выходит на прогулку с дочерью. Рустам уехал в клинику, чтобы провести оплату и сказал, что мы встретимся уже в аэропорту. Думаю, что это к лучшему. Не одной мне сложно находиться с ним рядом.
Через три часа уже мы мчим по улицам старинного города в сторону аэропорта. Я полюбила тебя, Тель-Авив, всей душой. Спасибо, что согревал, когда мне было особенно плохо, спасибо, что радушно принимал, когда я в этом особенно нуждалась.
Во время полёта малышка часто капризничает. Я даю ей пустышку, прижимаю к себе и шепчу успокаивающие слова.
– Скоро мы будем дома, малыш. Слышишь меня? – Надюша умолкает, но хватает её ненадолго.
К особняку Тахирова мы приезжаем глубокой ночью всё в том же сопровождении, что и во время вылета в Тель-Авив. Нас выходит встречать Ирина и я радуюсь ей как родной.
– Зайдешь ко мне, – бросает мне в спину Рустам, когда я с дочкой поднимаюсь по лестнице.
По позвоночнику проходится знакомый холодок, язык прилипает к нёбу и единственное, что я могу сделать – просто кивнуть.
Я укладываю спящую дочку в кроватку, встречаю игривого Лойда и удивляюсь тому, как быстро он вымахал за те дни, что мы не виделись.
– Эй, привет. Мама вернулась домой, – глажу его пушистую шёрстку и направляюсь к большому зеркалу.
Не знаю почему, но я достаю из шкафа купленный когда-то давно комплект чёрного сексуального белья. Тело в нем выглядит красивым и стройным. Можно сказать, что я достаточно быстро привела себя в порядок после родов. Поверх белья надеваю чёрное платье с открытым декольте. Подвожу губы красной помадой, расчесываю волосы, распустив их по плечам.
Убедившись в том, что дочка спит, тихонько выхожу из комнаты. Остановившись у двери Рустама тихо стучу. Знаю, что он находится там, но всё равно вздрагиваю, когда слышу его строгое: «Войдите». Когда я переступаю порог его комнаты, то натыкаюсь на удивленный взгляд Тахирова. Его чёрные глаза сверкают порочным огнём, отчего мои ладошки моментально становятся влажными, а тело будто парализует.
Тахиров рассматривает на мои оголенные ноги, поднимает взгляд чуть выше и, кажется, сканирует моё тело сквозь одежду. А я позволяю ему на себя смотреть, расправив плечи и отодвигая на задний план совестные мысли. К моему стыду, я признаю, мне нравится, когда он так на меня смотрит.
