Текст книги "Копия моего мужа (СИ)"

Автор книги: Ольга Джокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

– У девочки была тяжелая степень гипоксии, – сообщает доктор-неонатолог, который теперь приходит ко мне каждый день и делает отчёты по здоровью малышки. – Такое часто бывает при патологиях пуповины, при фетоплацентарной недостаточности. Мы не можем точно сказать почему именно так произошло, но сделаем всё, что в наших силах, чтобы вытащить ребёнка. Она в сознании, что уже хорошо. Дышать пока сама не может, но уверяю – самое страшное осталось позади.

Врач – молодая женщина в очках с золотистой оправой почти не смотрит мне в глаза. Делает несколько пометок в своём ежедневнике и рассказывает о том, что у них в госпитале лучшее в стране оборудование и постоянное наблюдение за новорожденными.

– Как скоро я смогу её увидеть? – прерываю поток речи, который меня мало интересует.

Я догадываюсь, что в лучшей клинике столицы не может быть плохого оборудования. Уверена, что они и правда постарались, и раскошелились на аппаратуру, но больше всего в жизни я хочу увидеть её. Надю, Наденьку, Надежду. Это имя почему-то всё время вертелось у меня в голове. Быть может потому, что она всегда была моей надеждой на будущее. А без неё этого будущего мне и не нужно вовсе.

– В реанимацию вход воспрещен. Поймите, Валерия, так будет лучше, – произносит она с легким укором. – Скоро придет Ваш лечащий врач и всё Вам расскажет.

Я расстраиваюсь, но держу себя в руках. Ведь самое главное для меня, что она все-таки жива.

***

Женщина, которая принимала у меня роды ощупывает живот, пролистывает личную историю и говорит то, отчего моё тело прошибает сильный озноб:

– Лера, я думаю, что можно готовить тебя на выписку. Что думаешь насчёт сегодня? – несмотря на то, что её лицо в мелких морщинах выглядит доброжелательным, мне хочется вцепиться в него ногтями и прокричать: "Какого чёрта?".

– Нет, – отвечаю твёрдо. – Я не уйду отсюда одна. Мне нужна моя дочь.

– Лера, у меня нет никаких показаний для того, чтобы держать тебя здесь и дальше, – по-прежнему улыбается доктор. – И, к тому же, за тобой уже приехали и ждут внизу. Я оформлю выписку и принесу её тебе через полчаса.

Она бесшумно выходит из палаты, а я падаю на подушку и хочу вцепиться руками в прутья кровати и не отпускать, даже если меня будут вытаскивать отсюда силой. Моя девочка останется здесь одна – без мамы, без родных и близких. Сердце сжимается от тоски, но я не плачу. Просто решительно жду, когда вернется доктор и я устрою здесь самый настоящий скандал.

В дверь тихо стучат и несмело приоткрывают после моего разрешения войти.

– Привет. К тебе можно? – заглядывает в дверной проём Дашка.

Я поднимаюсь с постели и бросаюсь в её объятия. Крепко обвиваю её шею, вдыхаю родной запах клубничного шампуня, плачу, смеюсь, впервые за долгое время испытываю что-то кроме боли и невыносимой тоски.

– Дашка, я так рада, что ты здесь, со мной. Ты мне нужна…

Она немного отстраняется, с грустью в глазах убирает за уши мои светлые волосы.

– Это он попросил меня приехать за тобой.

Ну конечно же. Рустам просто знал, что я не соглашусь покинуть больничные стены добровольно, поэтому решил надавить на меня с помощью родного человека, которого я не ослушаюсь.

– Я не могу её здесь оставить, – признаюсь честно.

Подруга гладит меня по волосам, утешает и вселяет уверенность в то, что всё будет хорошо. Рано или поздно будет.

– Твоё присутствие в больнице ничем ей не поможет. И, к тому же, как только разрешат, ты всегда сможешь к ней приезжать, – сообщает Дашка.

Спустя полчаса я выхожу на сырую улицу. Противный холодный ветер пробирает до самых костей. Я поднимаю глаза на окна пятого этажа и грустно улыбаюсь. Никогда не думала, что моя выписка будет проходить так… печально. Я не мечтала о помпезностях, шарах и празднике, но хотелось бы уйти отсюда как минимум с плачущим свертком на руках, которому я дарила бы всю свою любовь и ласку.

Следом за нами выходит счастливая парочка новоиспеченных родителей – мама, папа и ребёнок на руках. Вокруг суетятся бабушки и дедушки, счастье читается на их радостных лицах. А мне… выть хочется от горя. Словно услышав моё внутреннее разбитое состояние Дашка берёт меня под локоть и ведёт к автомобилю.

За рулём сидит неизменный водитель Миша. Кивает, когда я забираюсь в машину и тут же заводит двигатель. Когда мы подъезжаем к особняку, я беру Дашку за руку и не хочу её отпускать.

– Зайдешь? – спрашиваю несмотря на то, что этот дом не мой.

Подруга отрицательно мотает головой и слегка улыбается.

– Было велено только лишь доставить тебя домой. Но ты не грусти, я обязательно буду звонить тебе.

Я выбираюсь из машины и долго наблюдаю за тем, как автомобиль с моей Дашкой скрывается из виду. Когда руки коченеют от холода, то прохожу в дом и снимаю с себя верхнюю одежду. Смотрюсь в зеркало и не верю своим глазам. За три дня в роддоме я сильно исхудала. Не ела, потому что молоко всё равно пропало. Смывала всё в унитаз, не оставляя за собой следов преступления. Правда, теперь я больше похожа на узника Освенцима, чем на рожавшую женщину. Щеки впали, скулы стали ещё выразительнее, глаза потускнели, а свитер на мне стал висеть, словно я донашиваю вещи за старшей сестрой.

В таком виде, разглядывая собственное изображение в зеркале, меня застает Рустам. Он осматривает меня с головы и до ног, выглядит холодным и чужим. Задерживает свой взгляд на моей фигуре.

– Здравствуй, Лера, – произносит низким голосом. – Как ты?

Я поворачиваюсь к нему лицом и подхожу ближе. С опаской и легким волнением. Застываю, когда мы оказывается достаточно близко, чтобы смотреть друг другу в глаза.

Лечащий врач дочери неоднократно твердил мне, что, если бы не финансы и помощь господина Тахирова, многое могло бы пойти не по тому сценарию.

– Спасибо тебе, Рустам, – произношу негромко, забывая, как дышать.

Мою Надюшку спасли, вытащили из того света. Пусть пока она и дышит с помощью аппарата искусственной вентиляции легких, но живет во многом благодаря ему и его деньгам. И я чётко помню сказанные мной слова, пусть они и были произнесены на эмоциях.

Я – взрослая, я – мать, и я умею нести ответственность за свои поступки.

И я душу готова продать стоящему передо мной Тахирову, взамен на жизнь и здоровье собственного ребенка.

Глава 18

– Ну здравствуй, Лойд, – прохожу в свою комнату и беру котёнка на руки.

Мне нужно куда-то девать свой проснувшийся материнский инстинкт, иначе… иначе я просто-напросто свихнусь. Гладкая шерстка котёнка и его особенный младенческий запах вызывают у меня острый прилив нежности. Я касаюсь кончиком носа его головы и бережно целую. Задаюсь вопросом, как пахнет моя Наденька? И смею мечтать, что скоро об этом узнаю.

– Я кормила Лойда точно так, как Вы просили, Лера, – произносит Ирина, когда заносит в мою комнату свежее белье.

– Спасибо за заботу, – благодарю помощницу и хочу, чтобы она поскорее ушла.

Она ни в чем не виновата, просто я не могу больше видеть в её глазах сожаление и грусть. Чувствую, что от её немой жалости тут же расплачусь и сорвусь, поэтому лучше бы ей уйти, чтобы этого не произошло. К счастью, Ира не настолько глупа, чтобы надолго оставаться. Она протягивает мне свежее белье и полотенца, а я уверяю её, что сама со всем справлюсь.

В постели грустно и одиноко. Едва я закрываю глаза как мне мерещится детский плач. Словно где-то в одной из комнат огромного особняка плачет крошечный ребёнок. Я порываюсь встать с кровати и начать поиски, но потом сон рассеивается, и я осознаю, что это просто разыгралось моё дурацкое воображение. Только бы с ума не сойти от таких игр разума.

Меня будит шум отъезжающего автомобиля под окном. Я поднимаюсь с постели, выглядываю в окно и понимаю, что Рустам уехал по делам. Стискиваю в руках мобильный и не расстаюсь с ним ни на секунду. Вздрагиваю, когда приходит смс-ка от оператора и с нетерпением жду, что мне вот-вот позвонят из роддома.

Приняв душ долго рассматриваю себя в зеркале обнаженной. Прошло почти четыре дня после родов, а тело как ни странно выглядит достаточно неплохо, если не считать две мелких растяжки внизу живота. Возможно так произошло потому что строение тела у меня худощавое, да и беременный живот был совсем небольшим. Грудь… грудь стала немного больше, жаль только, что молоко так и не пришло от сильного стресса.

Я невольно задумываюсь над тем – понравлюсь ли я Рустаму такой… неидеальной? Не сейчас, но чуть позже. Если он только захочет меня, сделает своей, я просто не посмею ему отказать, потому что сама это предложила. Укутавшись в полотенце выбрасываю эти глупости из головы и возвращаюсь в комнату, где звучит телефонный звонок.

Взглянув на экран чувствую, как тревожно барабанит сердце. Молюсь, чтобы ничего плохого не случилось, а известия были исключительно хорошими.

– Алло. Слушаю Вас, говорите! – нервы натянуты до предела, но как только звонящий начинает говорить я выдыхаю.

Это неонатолог из клиники, который воодушевленно сообщает мне, что малышка начала дышать самостоятельно, но ещё слишком слаба, чтобы покидать реанимацию.

– Спасибо Вам. Я ждала от Вас звонка в любое время суток, – произношу, сжимая трубку в руке. – Скажите, как скоро я смогу её увидеть?

На другом конце провода слышится напряженное молчание, которое, к счастью, длится всего несколько секунд.

– Приезжайте прямо сегодня. Да, сегодня. Как можно раньше.

Долго упрашивать меня не нужно. Я завязываю всё ещё влажные волосы в пучок, надеваю на себя джинсы и гольф под горло. Хватаю телефон и сумочку и выбегаю из комнаты. К моей радости мне удается быстро найти Михаила – он на чеку и всегда рад стараться, чтобы угодить мне. Амбал быстро заводит машину под крики Ирины о том, что я так и не позавтракала, и без проблем доставляет меня к родильному дому.

Когда я оказываюсь у входа в отделение реанимации то чувствую, как мои внутренности сильно сжимаются от волнения. Скоро я увижу тебя, кроха. Очень и очень скоро. Неонатолог узнает меня и, взяв под руку, ведёт по длинным коридорам вручив специальную маску, халат и бахилы. Я догадываюсь, что в реанимацию меня пускают только потому, что он попросил. Не думаю, что слезами матери можно растрогать здешний медперсонал.

– Только не плачьте – дети всё чувствуют, – предупреждает мужчина-неонатолог, открывая для меня дверь.

Свою дочку я узнаю сразу, едва переступаю порог палаты. По запаху, по внешности, по тому как отчётливо реагирует моё сердце на неё. Я уверена, без каких-либо анализов и документов, что она – моя. Такая, какой я всегда её себе представляла. Чёрные длинные волосики, крошечные пальчики, нахмуренные бровки и губки… Совершенно чудесные идеальные губки, которые она поджимает во сне. В нерешительности застываю рядом с её кювезом и ощущаю, как по телу разливается непривычное тепло. Ради тебя я всё смогу, Надюша.

– Она спит, но скоро должна проснуться, – предупреждает доктор, взглянув на часы.

Я не знаю, можно ли мне касаться её, трогать крошечные пальчики, поэтому стою в нерешимости и безотрывно смотрю. Моя девочка утыкана трубочками, но даже с ними кажется самой прелестной малышкой на всём белом свете.

– Недавно мы получили партию прекрасных медикаментов из Германии. Их прислал Ваш муж, – произносит доктор и я вздрагиваю.

Шутка ли, что наши с Рустамом фамилии являются одинаковыми. Поэтому вполне логично, что доктор принял Тахирова за моего мужа. Я молча киваю и внимаю его словам.

– Эти препараты помогут быстро восстановиться девочке. К сожалению, в России таких не продают и не изготавливают, – продолжает доктор. – А перевозка из Германии дело хлопотное – нужно, чтобы ампулы находились в специальных морозильных камерах. Но Вашему мужу это оказалось под силу. Вот что значит настоящая отцовская любвь.

В области грудной клетки разрастается новое для меня чувство по отношению к Рустаму – благодарность. Ненависть… она куда-то исчезла, испарилась. Плевать, что было до – главное, что он делает сейчас.

Малышка тут же просыпается. Открывает свои темные глазки и несколько раз подряд моргает, глядя прямо на меня.

– Можно… можно мне потрогать её?

– Естественно! Иначе я бы Вас не звал сюда. Она нуждается в Вашей любви и присутствии особенно сейчас, когда немного окрепла.

Её ладошка мягкая и теплая. Нежнее, кажется, просто не может быть. Я вожу пальцем по её гладенькой коже и верю в то, что она чувствует мою к ней любовь.

***

Домой я возвращаюсь, когда на улице стемнело. Задерживаюсь, потому что прошу Мишу покатать меня по городу. Молча, без музыки и лишнего шума. Я хочу слышать звук мотора, суету улицы, хочу куда-то ехать, а не стоять на месте. Не хочу возвращаться в комнату, где пустует дочкина кроватка, потому что за тот час, который я провела в реанимации уже привязалась к своей Наденьке.

Но Мише звонят. Судя по напряженному выражению лица амбала – звонит Рустам. Он коротко что-то отвечает боссу, а затем на ближайшем «красном» поворачивается в мою сторону с виноватым выражением лица.

– Я всё понимаю, Миш. Давай домой.

В особняке почти не горит свет. Я поднимаюсь на второй этаж и натыкаюсь на Ирину. Она сообщает мне, что Рустам Ильдарович ждёт меня в своём кабинете. Я никогда не бывала там ранее, поэтому подхожу к массивной дубовой двери и несмело стучу. После короткого: «Войдите» переступаю порог и замираю посреди комнаты. Здесь горит тусклый свет. Рустам вальяжно сидит в кресле с высокой спинкой и попивает виски. Выглядит почему-то уставшим и раздраженным. Рубашка расстегнута на две верхние пуговицы, на нем нет пиджака, а лицо покрывает заметная тёмная щетина.

Я впервые задумываюсь над тем, что совершенно не знаю, чем он живёт. Странно – мы постоянно находимся под одной крышей, но так друг от друга далеки. Мне почему-то хочется знать, есть ли у него постоянная любовница и какие у него увлечения. Тахиров пьёт ещё. Делает очередной глоток и не отводит от меня свой пристальный взгляд.

Я прохожу по кабинету неторопливыми шагами и останавливаюсь напротив него. Слова благодарности здесь лишние – одних моих: «Спасибо» будет недостаточно за то, что он делает для меня и моей дочери. Мне хочется, чтобы он понял всю серьезность сказанных мною слов. Я правда сделаю всё, что он только попросит, только бы Тахиров не останавливался и помогал нам.

Рустам молчит. На серьезном лице не дергается ни один мускул. Но мне достаточно его взгляда – будто в чёрных невозмутимых глазах мерцает огонёк. Он открыто рассматривает меня – цепляется взглядом за декольте, опускается чуть ниже и делает ещё один глоток янтарной жидкости. Когда я встаю перед ним на колени и тянусь рукой к пряжке его ремня, задевая внушительную выпуклость, то точно знаю, что всё делаю правильно.

Глава 19

Когда я встаю перед ним на колени и тянусь рукой к пряжке его ремня, задевая внушительную выпуклость, то точно знаю, что всё делаю правильно.

Мои действия неумелые и нервные, потому что в первый раз. Руки дрожат, когда я тяну змейку вниз и расстегиваю его ширинку. Слышу, как Рустам отставляет бокал с алкоголем в сторону, не прекращая на меня смотреть. Я чувствую его взгляд на себе. Самодовольный и дерзкий. Не знаю, что буду делать дальше, но отступать назад слишком поздно. Смотреть ему в глаза не могу. Особенно когда беру в ладонь его член. Большой, с крупными вздутыми венами и широким объемом. И мне впервые становится страшно.

Я слегка отшатываюсь в сторону и зажмуриваю глаза. Неторопливо приближаюсь к возбужденному органу Тахирова и чувствую, как его пальцы смыкаются на моём подбородке.

– А теперь посмотри на меня, Лера, – произносит он низким хрипловатым голосом.

Я открываю глаза и смотрю в его насмешливые глаза. Дьявольские, с недобрым огоньком.

– Ты правда этого хочешь? – спрашивает спокойным тоном, в то время как моё сердце готово выпрыгнуть из груди.

Его член всё ещё в моей руке. Твёрдый, горячий, пульсирующий. У меня пересыхает во рту, и я медленно облизываю сначала верхнюю губу, а затем нижнюю. Хочу ли я этого? Я правда не знаю ответ на простой, казалось бы, вопрос. Я запуталась, нахожусь в отчаянье. Хочу сделать всё возможное, чтобы его финансовая помощь для нас с Надей не заканчивалась никогда. До тех пор, пока дочка не восстановится. А так как я больше ничего не имею за душой – это единственное чем я могу ему отплатить.

В голове проносятся яркие воспоминания нашей с Тимуром жизни. Порой мне казалось, что с началом наших семейных отношений мы превратились в лучших друзей. Нам было хорошо вместе – просто чудесно и весело, но некоторые моменты доводили меня до слёз. Например, когда Тимур упорно отвергал мои ласки и касания. Но всё это смягчалось тем, как именно он выражал свою любовь и заботу обо мне. Берег как самое дорогое сокровище в мире, говорил слова любви и дарил подарки. Меня никто и никогда так раньше не любил, и потому я плыла от его заботы. Но втайне мечтала о том, что после родов Тимур вновь меня захочет. Захочет так сильно и пылко, как и до беременности.

Наверное, я слишком долго молчу. Тишина в комнате напрягает. Рустам тяжело дышит и усмехается ещё выразительнее, не отпуская пальцев от моего лица.

– Я так и думал, – произносит он. – Уходи, Лера. Ты не знаешь на что подписываешься.

Он отпускает пальцы от моих скул, предоставляя возможность уйти. Я поворачиваю голову назад, туда где находится дверь и на секунду мне кажется, что в тех местах, где он касался меня, кожа горит и пылает, словно после ожога.

– Я правда этого хочу, Рустам, – произношу твердым голосом, отвернувшись от двери.

Он улыбается дьявольской усмешкой. Откидывается на спинку стула и с упоением наблюдает за дальнейшими моими действиями.

– Подними кофту, – командует он.

Я приподнимаю свитер вверх, открывая дьявольскому взору белый хлопковый лиф с небольшим кружевом по краям. Опускаю вниз ткань, оголяю напряженные соски под его жадный и затуманенный взгляд. А затем вновь закрываю глаза и теперь уже правда касаюсь его плоти губами, задевая сосками ткань его брюк. Обхватываю головку, пробую его солоноватый вкус, привыкаю к объёму. Становлюсь смелее, потому что чувствую – он больше меня не прогонит. Не посмеет прогнать. Чувствую себя порочной, безнравственной. Но между ног почему-то горячо и полыхает.

С закрытыми глазами представляю, что на месте Рустама сейчас сидит Тимур. Что это он тяжело дышит, когда я опускаюсь ниже, что это его я ласкаю с чувством и любовью, до изнеможения. Пока не ощущаю его ладонь на своем затылке и грубое давление вниз. Из глаз катятся слёзы, я едва сдерживаю рвотный позыв. Останавливаюсь, смаргиваю слёзы, которые капают на его живот и начинаю помогать себе рукой. Спустя несколько секунд его член становится просто каменным, а в моём рту теперь ощущается терпкий привкус его семени.

Рустам молча протягивает мне салфетку и всё содержимое я выплевываю туда, не стесняясь. Встаю на подрагивающих коленях с пола, одергиваю вниз кофту и не смотрю на Тахирова. Просто не могу. Мы не говорим друг другу ничего больше. Я просто разворачиваюсь к выходу и ухожу беззвучно закрыв за собой дверь.

Возвращаюсь в свою комнату, снимаю одежду и бросаю её в корзину для грязного белья. Встаю под горячий душ, который бьёт по моей светлой коже до красноты. Тяну руку к зубной щётке. Пытаюсь вычистить его привкус из себя, яростно тру десна до болезненных ощущений в ротовой полости. Успокаиваюсь лишь тогда, когда начинает безжалостно жечь, а крови на щётке становится больше чем белой зубной пасты.

***

Утренний подъём дается мне легко – я поднимаюсь будто и не спала вовсе. Всё потому, что знаю ради чего живу и просыпаюсь. Умываюсь ледяной водой, переодеваюсь в бежевый пуловер и черную юбку до колен. Завязываю волосы в высокий хвост и наношу на лицо немного макияжа. Мне кажется, что в последнее время я себя слишком запустила, а моя дочь должна видеть маму самой красивой и ухоженной.

Спустившись на завтрак замечаю за столом как всегда невозмутимого Рустама. После вчерашней ночи мне стыдно смотреть ему в глаза, но бежать назад и прятаться как-то глупо.

– Доброе утро, – занимаю своё место возле него и благодарю Иру за приготовленную овощную запеканку, которую она ставит рядом со мной.

Она ароматно дымится, и я громко сглатываю слюну, приступая за свой завтрак. Тахиров листает что-то на телефоне. Улыбается одним уголком рта и увлеченно смотрит в экран. Никогда раньше не видела его таким… весёлым. Угрюмость и строгость куда-то исчезают и мне до чёртиков становится интересно кто ему пишет там, в телефоне. Или чьи фотографии он смотрит, испытывая не присущую для него радость.

Я наблюдаю за ним задумчиво и долго. Опускаю в рот небольшие кусочки запеканки и встречаюсь с ним взглядами. Чёрные зрачки тут же становятся чужими, ледяными. Он откладывает телефон в сторону.

– Вчера забыл сообщить тебе одну важную новость, – произносит Рустам негромким голосом.

Тут же краснею, потому что догадываюсь откуда взялась эта забывчивость. И мне отчего-то становится приятно, что именно я являюсь причиной этому.

– Я разговаривал с неонатологом. Спрашивал о перспективах и дальнейшем лечении. Мне посоветовали одну неплохую клинику в Израиле – медицинский центр Зив. Там как раз занимаются такими детьми, – он ненадолго замолкает, а я ощущаю, как сердце внутри меня трепыхается от радости. – Я оплатил месячный курс лечения. Если понадобиться – будем продлять пока девочка не выздоровеет полностью…

– … Надя, – произношу негромко.

Рустам вскидывает брови, будто не знал, что младенцам тоже дают имена.

– Её зовут Надя, – поясняю я.

Он несколько секунд молчит, его челюсти плотно сжаты – предугадать его эмоции просто невозможно.

– Хорошее имя, – наконец говорит он. – Надя. Надежда.

Я киваю и чувствую, как слёзы подбираются к глазам. Тянусь за салфеткой, складываю её в треугольник и промакиваю влагу в уголках глаз.

– Так вот. Осталось только дождаться разрешения врача. Как только он даст добро на вылет – вы с Надей отправляетесь в Израиль, – заканчивает Рустам.