Текст книги "Камень первый. Холодный обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Кан поднял глаза к потолку: он представлял себе жуткий рассвет, когда гигантское черное светило неспешно поднимается над морем, словно соленая вода обнажает пустую глазницу черепа, и сияет оно, черное-черное солнце, как дыра в мертвый, беззвездный космос… Кангасска пробрал холод, и он поспешно тряхнул головой, чтобы прогнать видение.

– Нэю повезло, что он не застал Серега, – вдруг весело заметил Орион. – Ибо Серег терпеть таких не может. Выгнал бы в шею, даже не выслушав. И лететь бы бедняге на трансволо до самого Хандела…

Посмеялись. Хотя и как-то грустно. В завершение разговора.

Орион вообще не умел злобно смеяться. И, как тогда, при разоблачении Немаана, перед Кангасском без всякого шума и блеска предстал настоящий мастер. Которому не нужно унижать других и не нужно выставлять свои знания напоказ; не нужно пытаться возвысить себя при помощи различных маневров и уловок – именно потому, что он мастер…

– Я очень рад, что ты есть, Кангасск, – сказал ему Орион, когда уже прощались и отправлялись по комнатам спать. – Ты из тех редких людей, вокруг которых все оживает и обретает легкость молодости. Я и сам ожил, едва увидел тебя, будто бы мне тоже всего двадцать лет, как и тебе, а на четырнадцать тысяч двести восемьдесят два. Это чувство новизны… оно как полет… То же ощутили и Влада, и Серег, и, конечно, все, кого ты встретил на пути. Рядом с тобой все меняется, Кангасск. И это особый дар…

Глава пятнадцатая. Уход

Владислава Воительница… И черный плащ за ее плечами – как сложенные крылья; и гигантский закат догорает в небе, затемняя ее силуэт; и беззвучный ветер шевелит вьющиеся волосы, спускающиеся до плеч.

– Привет, Кангасск, Ученик мой, – нараспев говорит она. – Как ты меня нашел? ведь я не успела научить тебя управлять движением снов.

– Думаю, это харуспекс, – зябко пожимает он плечами; ветер треплет расстегнутую рубашку, и ее шелк ласкает тело. – …Харуспекс… обсидиан… вулканическое стекло… он что-то делает со мной…

– Возможно… – бесшумными шагами Влада приближается, и багровый отблеск освещает ее лицо; глаза блестят, как обсидиан. – Скажи мне, зачем ты пришел?

– Просить тебя учить меня пути воина, сохраняющего жизнь…

– И это все?

– Нет… было еще что-то… Кажется, что-то тревожило меня, но я не могу вспомнить…

– Что ж… твои успехи удивительны, но до мастерства еще далеко: ты не сумел перенестись сюда полностью. Ты призрак, обрывок собственной памяти.

Они долго молчали, стоя рядом; почти одного роста, Учитель и Ученик, человек и миродержец… Невообразимо огромное, вызывающе чужое солнце опускалось за горизонт; океан пылал под ним…

– Что это за мир? – спросил Кангасск.

– Сигиллан, – ответила ему Владислава. – И он не хуже любого другого, чтобы изучать искусство Сохраняющих Жизнь.

Солнце ушло; сквозь черноту неба проступили четыре гигантские щербатые луны, напоив океан серебром. Здесь время шло иначе, и его хватало на все: на мечи и на слова…

«Катана – меч, заточенный только с одной стороны, она остра; ее лезвие рассечет падающее перышко и воина в полном вооружении – пополам. Каждый пятый человек в Омнисе идет путем острой стороны. Но есть другая сторона, та, что не заточена; к ней можно прикоснуться без страха и свободно водить по ней рукой – почувствуешь холод, ничего более. Эта сторона – для редкого воина, для Сохраняющего Жизнь. Они убирают с меча гарду, оставляя без защиты собственные руки, но получая возможность легко перевести ладонь на тупую сторону лезвия: часто это шанс спасти врага своего, но и не отступиться самому – нанеся удар не лезвием, но рукоятью…»

– Если я вместо того, чтобы снести человеку голову, отрублю ему руку, что держит меч, это ли путь Сохраняющего Жизнь?

– Это близко к истине, но не всегда, Ученик. Иногда ты можешь сделать для врага только это. Но иногда и больше: провести меч над его головой, так, чтобы он рассек только воздух, а потом уйти на один из приемов… я научу…

«Бросок на четыре стороны света»

«Возврат ладони»

…и еще один… с названием, кратким, как выдох, которое не запомнил Кангасск…

– Самое сложное на пути Сохраняющих Жизнь – уметь делать выбор. Иногда даже такой воин – убивает, калечит… Подумай об этом. И помни: свою жизнь ты тоже должен хранить… Но довольно пустых слов. Забудь все это, слушай мир вокруг тебя…

Жители Сигиллана незаметно окружили их. Наверное, уже очень долго они молчали и слушали разговор двух пришельцев, бледные дети огромного, но выдохшегося, старого солнца, не способного греть планету так, как раньше. Они были печально, трагически красивы, последние цветы престарелого мира.

Тихонько зазвенели в серебряной ночи их мелодичные голоса…

И у Кангасска сжалось сердце, когда он вслушался. Это была такая мука, что он прижал к груди ладони и скривился, не в силах даже плакать. Он понял, что уже никогда не суждено ему вернуться сюда, никогда не понять детей Сигиллана, никогда не узнать, что станется с ними… но, главное: никак не помочь…

Он упал лицом во влажный, холодный песок и зарыдал; ни одна слезинка не упала с его ресниц, чтобы хоть как-то облегчить боль…

«Сигиллан!..»

Так он проснулся.

Солнечный луч резал надвое полумрак комнаты; пылинки плясали в нем. На груди Кана тяжким камнем лежал Экспонат и увлеченно вылизывал шерсть на своем плече.

Сон стремительно удалялся, точно падающая в пропасть звезда.

…Сигиллан…

Кангасск согнал Экспоната, сел и обхватил голову руками. Понадобилось время, чтобы прийти в себя. Редко какой сон оставляет столь сильное впечатление. Редко…

Надо вставать, одеваться, идти завтракать, потом кормить тварей, терпеть Нэя Каргилла, тренироваться, читать… но все это, абсолютно все, отступало перед жестоким очарованием Сигиллана…

Легкие струи света наполняют зал для тренировок. Звук встречающихся деревянных мечей рассыпается дробным эхом, похожим на брошенную о стену пригоршню градин.

И вот – меч Ориона рассекает воздух, не встречая преграды, а секунду спустя сам Орион лежит на полу, а Кангасск держит в руках два меча: один свой, один чужой.

– Не ожидал, – улыбнулся Орион, поднимаясь, и принял свой меч из рук Кангасска. – Почерк знакомый…

– Тебе что-нибудь говорит слово «Сигиллан»? – сходу спросил Кангасск.

Орион на минуту задумался, перебирая в памяти все, что звучит похоже…

– Пожалуй, нет, – покачал он головой. – Это ведь не кристалл?

– Нет. Это мир. Я видел его во сне.

– О… – Орион закивал понимающе и отложил меч. – Говорят, во сне душа посещает иные миры… и если слишком резко разбудить человека, она может не успеть вернуться.

Сын звезд сел на тренировочный ковер, скрестив ноги; Кан сел рядом.

– Расскажи мне про Сигиллан…

И Кангасск рассказал. Так, как помнил этот пронзительно печальный мир.

– Думаю, тебе следует записать все это, пока ты не забыл, – посоветовал Орион. – Держать такие знания в себе – эгоистично, ты не находишь?..

Кан пожал плечами.

– Когда ты вернешься в свою комнату, я позабочусь о том, чтобы на столе у тебя лежал чистый журнал, карандаш и походное писало, залитое чернилами под завязку, – сказал сын звезд повелительным тоном и прибавил мягко: – Думаю, тебе всегда будет что поведать миру, Кан.

– Ну про Сигиллан я точно напишу, – заверил тот. – Если уж ему суждено погаснуть, пусть останется хотя бы память… Хм… ты говорил что-то о «знакомом почерке»… получается, Влада учила искусству Сохраняющих Жизнь и тебя тоже?..

– О, я прожил у нее всего десять лет, и это было очень давно… я был совсем мальчишкой, когда она передала меня Серегу, так что почти все, что я знаю, идет от него… но – да, я помню ее уроки. И помню смертных, шедших этим путем, воинов с мечами без гарды… – он загадочно помолчал, следя за пляской пылинок в бледном зимнем свете… – Знаешь, а ведь искусства снов я так и не постиг… Иногда мне кажется, я брожу совершенно в иных мирах, чем вы, люди… мои миры полны таких, как я, остроухих и бессмертных детей звезд… Миров, заселенных людьми, я никогда не видел во сне. Как будто… есть другая Вселенная, и я – оттуда.

Это было откровение, и Кангасск не знал, как правильно его принять; он опустил глаза.

– Ну ладно, малыш… – рассмеялся Орион. – Тренировка закончена на сегодня. Пойдем обедать…

…Насыщенные событиями, напряженные сны, каждый из которых неизменно оставляет отпечаток в душе… по утрам Кангасску казалось, что он не отдыхал. Нет, тело было бодрым и свежим и полным сил, но дух каждый раз оказывался перегружен и утомлен.

Через некоторое время и Орион, и Нэй Каргилл привыкли, что Ученик миродержцев неизменно перехватывает днем час-другой сна. Эти сны были спокойными, «сонными» и давали отдых душе. Зато каждая ночь добавляла текста в чистый журнал, и вместе со знаниями росла печаль, и непонятная тревога, похожая на предчувствие, возвращалась все чаще…

– Что гнетет тебя, Кангасск? – спросил однажды Орион.

Это было на занесенной снегом вершине Башни – гигантском искусственном плато, в сердцевину которого впивалась черная игла Обсерватории. Кан, в теплом плаще с подбоем из волчьего меха стоял на самом краю, скрестив руки на груди, и смотрел в даль. На Юго-Запад.

– Что-то не дает мне покоя, – тяжело произнес Кангасск. – Что-то там, далеко. Опасность, беда… то, что еще не случилось, но уже скоро…

– Там город – Юга. Столица Южной Земли, – нахмурился Орион.

– Мне надо быть там! – сжал кулаки Кангасск и обернулся. – Прости, Орион… но я ухожу, сегодня же.

– Я не брошу тебя одного. И навстречу беде тем более одного не отправлю, – спокойно остановил его Орион. – Я пойду с тобой… – он лучезарно улыбнулся: – Заодно навещу кое-кого.

– Но на кого тогда оставить Башню?

– На Каргилла.

– Что?!

– Даже самомнение и гордыня могут иногда послужить общему благу. Особенно если не знают об этом, – многозначительно развел руками сын звезд и заговорчески подмигнул. – Не переживай: комнаты, в которые старому ворчуну лазить не положено, я и так давно закрыл. Нет, ты только представь себе, как он будет рад и горд, что ему Одинокую Башню доверили! Ни за что не подведет, это я тебе говорю! Так что иди собирайся, а я пока сообщу Каргиллу новость.

– Лучше я… – виновато вступился Кангасск. – Боясь, тебя он не послушает…

– Не переживай! – весело успокоил его Орион. – Я напишу ему письмо от имени Серега и передам, как подобает «правильному слуге». Поверит и послушает… Еще одно письмо я оставлю самому Серегу. Чтобы он сразу по возвращении не выгнал бедолагу Нэя и знал, куда мы с тобой делись, и не был сильно зол за это. Ну что, по рукам?

– По рукам! – с радостью согласился Кангасск. У него только что с души свалился гигантский камень.

Орион идет с ним!.. До этого Кан и представить не мог, что будет делать, как совладает с неведомой бедой один, да хотя бы как доберется до нее через весь Омнис, а теперь… теперь нет ничего невозможного: ни непреодолимых расстояний, ни непобедимых врагов!..

Подпрыгивая на ходу, точно мальчишка, Кангасск побежал собираться…

Гордый своим назначением Каргилл и Башня, за полтора года ставшая Кангасску домом, остались позади. Погода стояла – «мороз и солнце»; а они шли мимо исчерченных лыжами склонов. Грусть тронула сердце, точно первый морозец – осеннюю землю. Хотя нет: сын звезд не выглядел особо расстроенным; у него сейчас был вид сбежавшего с уроков мальчишки и, щурясь своими огромными глазами на солнце, он бойко объяснял:

– Тебе следует знать, что зона в сорок километров вокруг Серой Башни Серега и Юги Влады мертва для трансволо. Это было сделано очень давно, из личных соображений миродержцев. Сами они этот запрет запросто нарушают когда нужно, а вот нам с тобой придется для начала выйти за эту вот невидимую границу.

– А потом куда? – беспокойно спросил Кангасск. – Нам надо успеть туда как можно скорее.

– Думаю, в портовый город Аджайен, – бесхитростно отозвался Орион. – Верь мне, нет короче пути на Юг, чем через море.

– Вот оно что… Я понял… – махнул рукой Кангасск. – Я об этом читал: сверхсрочные морские рейсы, когда сильный маг захватывает в трансволо целый корабль… это ты задумал?

– Это, Кан, – посерьезнел веселый Орион. – Мы выйдем из трансволо недалеко от Границы. Она расплывчатая. Особенно сейчас, сам понимаешь. Потому, думаю, дня три пути нашему кораблю придется проделать своим ходом, на всех парах пока не появится возможность снова прыгнуть в трансволо… – он остановился и посмотрел Кангасску в глаза. – За эти три дня многое может случиться, Кан. Пираты знают, что сверхсрочные рейсы обычно везут самый дорогой товар. Они наверняка будут начеку. Возможно, надо будет отбиваться. Без всякой магии. Ты готов к этому? Подумай. Возможно, тебе придется убивать и рисковать жизнью.

Кангасск опустил голову; увидел две мохнатые лапы Ориона, по щиколотку утонувшие в пушистом снегу: он не носил обуви…

– Я еще никогда не убивал человека… – тихонько сказал Кангасск. – Только маскаков… Но я готов. Если придется. Готов убить из самозащиты, готов попытаться сохранить жизнь. Я… просто чувствую, что нет иного пути, что медлить нельзя, иначе беда.

– Молодец, – невесело улыбнулся Орион. – Я просто хотел, чтобы ты знал, на что идешь. Все еще может обойтись, конечно же… – но в этом не было уверенности.

Если бы они шли пешком, то добрались бы до архангела и дьявола только к первым звездам. Лыжи здорово сберегли драгоценное время: над головами каменных исполинов только-только начало клониться к закату солнце. Здесь еще совсем светло; значит, в Мирумире сейчас ласковый южный вечер, когда Луна, как корка сыра, только проступает в ясном-ясном голубом небе.

Преодолев буйный рев зажатого в узкое каменное русло потока, Орион и Кангасск ушли в трансволо.

Трансволо сына звезд отличалось от того, что Кан видел у Серега и Влады: он мог бы поклясться, что у Ориона бесчисленные звезды слагают совершенно иной узор и сияют совсем не так. Откуда же ты, друг? и вправду из другой части Вселенной, где миры населены такими же, как ты?..

Чуждые миры замигали и померкли.

Шум Аджайена ворвался без предупреждения. Крики чаек; гудки кораблей; моряцкая ругань; только могучего дыхания волн слышно не хватало: морская гладь была спокойна, как озеро… Кангасск не ожидал увидеть великое море Чермасан таким… Вдоль тихих его берегов витали беспечные портовые песенки, острее и ехиднее мирумирских – и едкий дым многочисленных зигарелл царил над всем.

Со времен великого пирата Зиги-Зиги каждый моряк в глубине души предан древней романтике и, даже перевозя самые мирные и законные грузы, порой запоет какую-нибудь дикую песню тех времен, и уж точно не появится под ясным небом без зигареллы – тонкой длинной палочки с полостью для дыма внутри – в зубах, причем раскурит ее так, чтобы сизый дым ел глаза всем вокруг (ему самому – в первую очередь).

Средоточие многих путей и судеб, Аджайен посещало помимо самого разношерстного народу, еще и множество магов, причем часто достаточно сильных, чтобы владеть трансволо. Для появления прямо из чистого воздуха еще в незапамятные времена отвели небольшую мраморную площадку, чтобы из звездной дали не приходилось падать прямо в шумную толпу. Когда-то это здорово снизило количество конфликтов, возникавших из-за того, что какой-то подвыпивший моряк столкнулся с материализовавшимся прямо перед ним магом и тот обиделся.

Площадка белого мрамора, исчерченного благородными трещинами, поднималась над поющей и дымящей набережной на семь высоких ступенек. По ним и спускались теперь Орион и Кангасск, погружаясь в туманную пелену чадащих зигарелл и суету большого города…

Ей-богу, не будь Ориона, Кангасск просто опустил бы руки: пустынник, он не привык к большим скоплениям народа и сразу терялся, случись такое. Но сын звезд, не обращая внимания на то, что вокруг него люди начинают удивленно озираться и шушукаться, уже прямейшей дорогой шагал в таверну. Трехэтажная, с бутафорским морским чудищем над входом, она звалась «Приют морского волка».

Если кто не заметил, вслед за Кангасском и Орионом в «Приют» тянулась уже неимоверная толпа народу…

«Дларь» – в пустыне, «гостиница» – на Севере, «таверна» – на соленом берегу. Кажется, кто-то пояснял, что в Омнисе это одно и то же. Кто, Кан не помнил. Посему, ненадолго задумавшись над этим, просто пожал плечами…

Общий зал таверны плавал в сизом дыму и шумел на множество голосов. Орион сходу заказал жареной рыбы и доброго эля (моряк взял бы рома, это заметили) и потянул Кангасска за стол в темном и, в общем-то, неприглядном углу, идеальном для отстраненного наблюдения. Народ, увязавшийся в таверну за ними, с любопытством зыркая в их темный угол, расселся по другим столам.

Тем временем кто-то грохнул пустой кружкой по столу и под общие одобрительные возгласы и дружеские тычки начал пробираться к сцене, где, прислоненная к высокому стулу, стояла одинокая потрепанная гитара.

«Песню! Песню!» – кричали одни. «Про Зигу-Зигу!» – требовали другие.

Молодой моряк взял гитару, уселся на стул и лихо пробежал пальцами по струнам. Те жалобно запели под его грубой рукой, и народ притих, дожидаясь песни.

Просоленным голосом, комично хмурясь и зверски мучая струны, моряк запел:

 
Пират веселый Зига-Зига был!
Таких веселых никогда не зли!
И зигареллы знатно он курил —
Не по одной, а сразу целых три!
 
 
В зубах он их пред боем зажимал
И так погано ими он дымил,
Что враг его сознание терял
И даже о пощаде не просил!
 
 
Зига-Зига удалой!
Так и помер молодой!
Говорят, одна акула
Зигу мертвого куснула,
Ничего не поняла —
Брюхом кверху вдруг всплыла!..
 

Песню подхватили – и хулиганские куплеты про Зигу-Зигу, один другого злее и солёнее, посыпались, как град. Это была не просто полная ерунда – но и такой силы эмоциональный заряд, что Кангасск невольно заулыбался. Улыбался и Орион; впрочем, по нему было видно, что мысли его сейчас витают где-то далеко.

– Путешественник должен любить все эти длари, гостиницы и таверны, Кан, – сказал он. – Здесь можно услышать последние новости, найти нужных людей… – тем временем румяная девчонка принесла заказ. Сын звезд одной рукой, схватившись за самый краешек, принял у нее тяжелый поднос и сам поставил все тарелки на стол, добавив к сказанному: – И поесть, конечно!.. Спасибо, милая, держи денежку на сладости.

Девчонка, зардевшись, спрятала в карман дареную монетку (золотую!). Она не спешила уходить и все восхищенно смотрела на Ориона, живо напоминая Кангасску малышку Сильвию.

– А ты правда Орион, сын звезд? – спросила она шепотом.

– Правда, детка, – весело закивал Орион. – А кто тебе сказал?

– Ну… все говорят… – засмущалась девчонка. – Да я и сама вижу… – и указала на его чудесные меховые уши. Он рассмеялся.

Кто-то сурово окликнул маленькую служанку, и она убежала, бросив на сына звезд последний взгляд.

– Вот видишь, – невозмутимо произнес Орион, вновь повернувшись к Кангасску, – слухи быстро ходят.

Они принялись за еду. Рыба была изумительная, без единой косточки. Там, где у кулдаганской фонтанной рыбешки должен быть колючий хребет, у это рыбины располагался аппетитный хрустящий хрящ. А какое мясо!..

На сцене за время трапезы уже успел смениться певец – теперь песни о Зиге распевала бойкая юная морячка, умудряясь при этом не выпускать дымящую зигареллу изо рта. От девчонки так и веяло морем и приключениями… Дочь капитана, должно быть…

– Зига тут как всегда в почете, – заметил Орион с иронией, шумно прихлебнув эля из кружки. – Только вот ерунду о нем поют всякую, а самого главного никто не уловил… Не такой он был. Я знал его лучше, чем кто-либо; я был его другом…

– Давно? – осторожно поинтересовался Кан.

– Не очень… – сын звезд отхватил кусок рыбы; острые зубы сверкнули на мгновение. – Неординарная была личность, – тут он весело хмыкнул. – К слову сказать, все эти вонючие палки – они же зигареллы – его выдумка. Хотя по три штуки сразу он их не курил, конечно.

Уникальный был пират: бывало, днем разграбит торговый корабль и перебьет команду, а вечером напишет трогательную поэму. О любви и звездах. Вот так.

Думаю, амбассы с самого рождения у него было изрядно, под конец жизни и вовсе скопилось целое море… Так никто и не знает, как Зига закончил свои дни. Поют, что он утонул да дымом пропитан был так, что даже акулы не съели. Но неправда это. Он ушел. В последнее далекое плаванье на маленьком корабле со смешным названием «Джовибарба», вместе со своей любимой женой и маленькой дочерью.

Там – неизведанные земли и моря. Влада говорила тебе, наверно… И он оставил все награбленное, все богатство, все корабли. Ничто это никогда не было ему дорого, потому он и расстался со всем легко.

Ты помни об этом, Кан. Для того я тебе и рассказал, чтобы ты помнил. Поверь, такой человек заслуживает этого. Настоящей памяти, а не дурацких песенок…

Кангасск кивнул. «О любви и звездах»… Он задумался о чем-то. Казалось, давняя история, несомненно, большая и глубокая, которую Орион уместил в несколько простых фраз, ожила пред его мысленным взором, и где-то теплилось закатное солнце, и к горизонту уходил маленький корабль с тремя темными фигурками на борту…

Теперь каждая песенка с задымленной сцены звучала для Кана иначе: добавляя красок в тот далекий закат и грусти в тот далекий ветер.

– …Жестокий был человек… И одновременно – светлый, – с каким-то тихим восторгом в голосе произнес Орион. Видимо, и он сейчас грезил уходящим в закат кораблем. – Как такое может быть?.. – и тут же оборвал лирическую ноту: – А ты чего эль не пьешь, Кангасск?

– Да не умею я пить… – нервно кашлянул тот. – Это ведь привычку надо… а я… ну… вот так.

Орион поднял правую бровь. Вопросительно. И медленно и загадочно улыбнулся: вот-вот расхохочется. Кангасск срочно, с преувеличенным интересом, принялся озираться по сторонам.

– Тебя хорошо знают здесь, – заметил он, осторожно отодвинув в сторону кружку с элем. – По-моему, наше прибытие обсуждают за каждым столом…

– Будь у тебя мои уши, ты бы даже знал почему, – усмехнулся Орион. – Большая часть народу пришла за нами от площади трансволо. Им плевать на древние легенды, они видят лишь то, что установился безнадежный штиль (о чем я лично позаботился еще утром, пока ты собирал вещи), что от этого страдает их торговля, и оценивают, во сколько им обойдутся услуги мага, владеющего трансволо. Неплохие, но суетливые люди… Знаешь, с тобой я совсем от таких отвык… – сын звезд прочистил горло и многозначительно почесал за ухом. – Хотя есть и те, кто сейчас говорит о другом, кто помнит старые предания и поднимает тут ветра романтики… Да-а… – ностальгично протянул Орион, прислушавшись, – я оставил о себе долгую память…

– Давно ты был здесь?

– Тридцать веков назад. Я плавал тогда под флагом Зиги-Зиги.

– Ты был пиратом?! – аж привстал из-за стола Кангасск. Глаза у него так и вспыхнули. Как недавно у той девчонки…

– Был, – пожал плечами Орион. – Это странные, а местами, честно скажу, темные страницы моей жизни. Серег до сих пор при каждом случае мне это припоминает.

– Никогда бы не подумал, – мотнул головой Кан… Сейчас он криво улыбался краем рта. Сколько еще сюрпризов в запасе у Ориона?.. – А что тебя привело… к пиратству?

– Зига-Зига… Я был просто заворожен этим человеком, – ностальгично вздохнул сын звезд. – Я им восхищался и никак не мог его разгадать. Как жестокость и мудрость могут уживаться вместе, в одной душе?.. – он помолчал. Отхлебнул эля. Поморщился… и вдруг рассмеялся: – Да, Кан, ты меня по-другому представлял, наверно? Думал, раз я такой старый, я весь честный и правильный, так ведь?.. А я был неплохим пиратом, пил ром бочками и брал корабли на абордаж. Убивал и миловал, одних бросал акулам, других осыпал золотом. Я делал что хотел, что сердце подсказывало. Я был свободен… – бурная речь оборвалась неожиданно, точно навстречу поднявшемуся ветру вдруг захлопнули окно. Уже немного грустно, Орион добавил: – Странное было время…

– Должно быть, ты сильно изменился с тех пор, – сказал Кангасск. – Хоть убей, не представляю тебя пиратом!

– Кто угодно изменится за тридцать веков, – на свой манер возразил Орион. – Каким был бы сейчас Зига, даже я не берусь сказать… Людям всегда не хватает времени…

В такие моменты Кангасск Дэлэмэр с некоторым огорчением вспоминал, что он и сам человек. В обществе бессмертных легко об этом забыть…

Взгрустнув, Кангасск нерешительно двинул кружку обратно, поглядел на темную жидкость прищуренным глазом и все-таки хлебнул. Эль на вкус был неплох, и вскоре все печали куда-то улетучились, а кровь в висках стала стучать в такт зажигательным песням со сцены.

Незаметно для себя Кан прихлебывал еще и еще и как-то не уловил момента, когда комната вокруг поплыла перед глазами, а голова стала тяжелой и медленно опустилась на руки. Вскоре он уже спал.

Странный сон он видел. Слишком ясный для затуманенного крепким элем сознания…

…Он видел Ориона пиратом. С окровавленной саблей; с алой повязкой поверх висков. Дикая ухмылка искажала его лицо, и глаза сияли нехорошим светом – в предвкушении битвы…

А ведь слукавил ты, Кангасск, когда сказал, что пиратом его не представляешь: ведь все сходится, и ясно теперь, откуда идут суровая ирония да то и дело возникающий повелительный тон, который сын звезд потом ловко обращает в шутку… Время не заглаживает всех следов, никогда…

«На абордаж!!!» – кричит тот, на тридцать веков моложе. Тем же голосом, тем же тоном, только свободнее, даже не думая сдерживаться. И вот он уже рубит направо и налево – и люди падают, как трава.

Образ меняется. Видно, сражение давно утихло, команда Ориона празднует победу… и под общие крики пускает капитана захваченного корабля прогуляться по доске. И Орион, сын звезд, подталкивает не решающегося сделать шаг человека кончиком сабли. Хохот…

И – последний поворот сна. Тот же Орион, но притихший и посерьезневший, спасает девушку с затонувшего корабля. Он поднимает худенькое, безвольное тело одной рукой: она без сознания. В легкой ночной сорочке, кружева которой шевелит ветер.

Команда окружает своего капитана, жадно пялится на прекрасную пленницу, слышится довольное хихиканье, похожее на скрип старых палубных досок.

«Молчать! – сурово бросает им Орион. Он оборачивается – и взгляд его обещает смерти, как перед битвой. – Тот, кто тронет ее, или обидит, пусть даже словом, даже взглядом, пойдет на корм акулам. Я предупредил,» – говорит он с твердым, морозным спокойствием, от которого любого проберет жуть.

Низкорослый, широкоплечий, словно могучий вековой дуб, видавший многие ветра и бури. Нет, никто, никто не посмеет его ослушаться. Он обводит команду взглядом, и пираты опускают глаза…

Спящий Кангасск восхитился в тот момент. Как зло может быть прекрасно? Но Орион был прекрасен…

Что было дальше?.. Сны не идут так далеко…

…Мералли помнила небывалый шторм, жестокий и расчетливый, точно разумное существо, и спасительный обломок мачты, за который она уцепилась; и жажду, и палящее солнце следующего дня; и пронизывающий холод следующей ночи, но дальше этого… ничего… только собственное имя.

Она очнулась раньше, чем решилась открыть глаза. Ее разбудил липкий страх, чувство опасности и довольные смешки вокруг. Мералли боялась показать им, что проснулась. Боялась увидеть, где очутилась, и встретить то, что ее, несомненно, ждет… Но потом услышала голос, властно приказавший мерзкому смеху замолчать, – голос того, кто мягко и уверенно держал ее на руках… Когда она увидела Ориона, сына звезд, ее сердце вспыхнуло надеждой. «Ты прекрасен, – горячо прошептали пересохшие губы. – Прекрасен… хотя и не человек»…

…Не очень хорошо просыпаться после выпитого с непривычки эля. Так и чувствуешь, будто голову крепко набили мокрым песком и галькой, пока ты спал…

Кангасск сел на кровати, зажмурив глаза и усиленно массируя пальцами виски. Его тянуло спать; «песок» в голове противно перекатывался; а тяжелые веки ни в какую не поднимались. И еще: он не мог вспомнить, как оказался в этой комнате.

– На, выпей… – Орион сунул ему в руки глиняную кружку.

– Это что? – вяло спросил Кан.

– Кофе, с самого Юга, – отозвался сын звезд. – А головную боль я тебе сниму… – кажется, он беззвучно сотворил заклятье, потому что «песок» начал ощутимо таять, а сон – отступать прочь. – Пить тебе нельзя, Кангасск, так и знай!.. – укорил он. – Сходи на балкон, воздухом подыши, а я скоро вернусь…

Сквозь щелочки едва поднявшихся век Кан увидел только тяжелые моряцкие сапоги с отворотами, громко простучавшие к двери. Но кофе и заклятье сделали свое дело: не прошло и двух минут, как свежий и проснувшийся Кангасск стоял на балконе третьего этажа таверны, важно облокотившись на витые перила, и смотрел на корабли. Море все еще оставалось недвижимо; все белые, желтые, красные и узорчатые паруса печально повисли. Только отходил от причала перегруженный пассажирами убогий пароходик: ему отсутствие ветра нипочем… зато это еще вопрос, доберется ли он до Мирумира своим ходом…

Величественные димараны и тримараны, казалось, долгим взглядом провожали маленького наглеца. И соленая вода едва заметной рябью касалась их резиновых камер, крытых бронированными щитками, точно драконовой чешуей.

История появления многокамерных резиновых кораблей древна, как Омнис. Все началось с того, что одному из своих первых Учеников – то была южанка Леа Виварди – Хельга, Не Знающая Лжи, показала, как варить сок особых деревьев, так чтобы получалась резина, раскатывать ее в тугие листы и клеить из них камеры для лодки. Первая в истории человечества лодка была деревянной, но эта, вторая – резиновой, двухкамерной, и именно она положила начало эре кораблей. Было понятно, почему: чтобы затопить деревянное судно, достаточно одной пробоины, а чтобы отправить на дно резиновый корабль, придется выпустить воздух как минимум из трети камер, так что даже со вспоротым брюхом он дойдет до порта…

Росло число камер, но до некоторых пор корабли так и оставались огромными лодками. Чем больше, тем ненадежнее, неустойчивее. Пока другой Ученик Хельги – Иммер Нотимар – не построил первый димаран, просто положив дощатый пол между двумя нагруженными лодками…

Так корабли стали устойчивее, и теперь меньше камер требовалось, чтобы держать большое судно на плаву. Меж двумя маранами – «поплавками» из множества камер – строили палубу и трюм и ставили паруса.

Первые пираты появились чуть позже. Они облюбовали по свойствам подобный Горелой Области треугольник Ничейной Воды моря Чермасан, где отлично взрывается порох. Они поставили на свои корабли пушки и вооружились огнестрелками. И попадавшие под огонь димараны в одночасье показали свою слабость: стоило продырявить существенную часть камер одного «поплавка», как он становился слишком тяжел, тянул на дно, и судно переворачивалось. Корабли торговые и пассажирские обзавелись пушками, бензиновыми двигателями, которые работали только в этом треугольнике моря и порой помогали удрать от битвы, и навесили броневой щиток на каждую камеру, но даже все это вместе взятое не слишком помогало защититься от пиратов, которые быстро уравняли шансы.