Текст книги "Камень первый. Холодный обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– …Убит! – с шутливым ликованием объявила Влада, приставив кончик деревянного меча к ученическому горлу.

– Так не честно! – возмущенно возразил Кангасск. – Я на Лихте поскользнулся.

Тут со всех сторон грянул взрыв хохота. Даже Серег улыбнулся.

– Все, хорош, урок закончен, – зевнула Влада и подала руку встающему с земли Кангасску. – Ты молодец, Ученик, – обняла она его и, отстранившись, обратилась к Охотникам: – Отдыхайте. Спокойной всем ночи…

Серые тени разошлись по палаткам, и скоро вдоль светящихся Лихтов, висящих в воздухе, ходили лишь ночные патрули.

Глава десятая. Донор

Кангасск проснулся резко, с ощущением, что только что падал с большой высоты, и понял: не получилось спокойной ночи; по всему периметру строятся боевые единицы Охотников… Тревогу он проспал…

Натянув штаны, Кангасск вытряхнул из лампы потускневший Лихт и выбежал на поляну. Босиком и с голым торсом, как вчера – Серег. Холод его не брал, взволнованного. Незащищенную кожу студил ветер, босые ноги касались мокрой травы, в которой скоро и штаны вымокли по колено… ничего этого он не замечал. Бежал сквозь море спешащих серых капюшонов, видел, как просыпается Ивен, и в окнах вспыхивают желтые лампы. Харуспекс в такт биению сердца подпрыгивал на груди…

А вдали, за периметром, выл тот самый ветер, то ли собирая силы для броска, то ли ища в обороне слабое место.

Магический щит был поднят: в каждой семерке неподвижно стояли, воздев руки, двое магов-защитников и беспомощно застыли пятеро магов-доноров.

Кан обвел из взглядом… Рослые, часто уже седые, элитные Охотники Серого Ордена, мужчины и женщины. Семеро в каждой боевой единице.

Миг, растянувшийся в вечность, Кангасск переводил одичавший взгляд с одной семерки на другую, словно чувствовал, что что-то с одной из них не так. И верно: вот она, группа, где среди седовласых Охотников седьмым стоит щуплый юноша… Он согнулся, будто от непомерной тяжести, зажмурился и губу закусил так, что струйка крови стекает по подбородку… Флавус…

– Дуй в палатку, – повелительный голос из-за спины. Неслышно, незримо приблизился в ночи Серый Инквизитор. – Не мешай…

Одетый по форме (на этот раз его не застали врасплох), Серег опирался на свой внушительный посох. Через секунду он же следил за периметром, забыв о Кангасске.

– Серег! – крикнул ему Кангасск. И потребовал, упрямо и горячо: – Поставь меня донором в эту семерку!

Миродержец медленно повернул голову и обратил к человечку суровое мраморно-белое лицо. Синеву глаз не могла скрыть даже тьма…

– Хочешь узнать, каково быть донором? – ухмыльнулся он краем рта. – Иди и узнай.

Подтолкнув Кангасска вперед, Серег взял его за плечо и поставил скраю группы. Кажется, он беззвучно сотворил что-то магическое, но что, понять Кангасск уже не успел. Он вдруг почувствовал себя насаженным на крючок, но боль не была физической, она была хуже… Душу, ее и только ее драли на части… Воистину, если ад существует, то нет в нем никаких физических страданий…

Кангасск сгорбился, припал на одно колено; левой рукой он коснулся земли, а правой невольно сжал Лихт, который так и не выбросил, и холод, заключенный в самой сердцевине маленького светового шарика, мертвой хваткой впился в незащищенные пальцы. Было больно. И он отвлекся на эту боль. И она помогла ему пережить эту ночь.

Когда все закончилось, невидимый крюк, продетый сквозь то место, слева от сердца, где обычно болит душа, куда-то исчез. Перед глазами кувырнулось усыпанное безмятежными звездами небо, и наступила тьма…

…Кангасск растянулся на траве. Широко распахнутые глаза так и не закрылись. Из обмороженной руки выпал Лихт…

Кажется, кто-то гладил его по голове, мягко ероша волосы. Было тепло, даже уютно, так что невыносимо сильно не хотелось просыпаться. И он не просыпался. Блуждал в туманной полудреме… все-таки, как это здорово, когда тебя ласково гладят по голове!..

Как давно это было… Вспомнилась мама, но голос, тихонько читавший нараспев грустные стихи, был совсем не ее…

 
…С давних лет, с давних пор
Эта башня за миром глядит.
С острых северных гор
Снег в открытые окна летит.
Завывают ветра,
Одинокие песни поют
И печальные вести
На крыльях холодных несут.
 
 
Эта башня не дремлет;
Пространства пред нею, как стол.
Вновь в далекие земли
Хозяин суровый ушел.
Ветер с Юга примчался
И скорую встречу сулил
С той, кого он когда-то,
Давно, очень сильно любил.
 
 
Так случается часто,
Что сводит их вместе беда.
Ключ потерян от счастья,
Его не найти никогда…
 

Голос умолк и не напевал ничего больше. Видимо, пришла пора открывать глаза…

…Утро. Большой шатер; раньше Кангасск видел его только издали, а теперь лежал на чем-то мягком, накрытый шерстяным одеялом, и смотрел в самую его вершину, туда, где сквозь маленькое случайное отверстие, точно звезда на небосклоне, лился внутрь веселый солнечный свет.

Рядом сидела Влада. Глаза ее были печальны, как бывали иногда у Серега, когда тот – в редкие моменты – не злился на кого-нибудь. И Кангасск подивился, сколько же веков этой их печали. И о чем могут веками грустить миродержцы?.. Стихотворение все еще звучало в душе Кангасска, но он решил ни о чем не спрашивать.

– Как ты, храбрый Ученик? – улыбнулась ему Влада.

– Я… вроде, все в порядке… – он хотел потереть заспанные глаза, поднял правую руку и обнаружил на ней толстую повязку. Рука не болела, а от бинта пахло аптекой.

– Ты обморозил руку, – объяснила Влада, – моя вина: надо было сказать тебе, что сильно сжимать Лихт нельзя.

– Нет, это ерунда, правда… я бы и не заметил еще долго… Знаешь, мне… – он положил забинтованную руку на сердце. – Мне так пусто внутри. Как будто я слишком сильно, слишком долго боялся, или ненавидел, или любил… и от этого что-то перегорело…

– Это пройдет, Кангасск, – Влада нежно коснулась тыльной стороной ладони его щеки, гладкой, как у мальчишки. – С непривычки ты отдал все сразу. Охотники долго учатся командной работе, чтобы не истощать себя так… Не переживай, все восстановится, дай только время…

– Время, – меланхолично протянул Кангасск. – Может быть, кто-то специально вызвал витряника, чтобы вы с Серегом не могли заниматься пропавшим стабилизатором?

– Может быть, – спокойно ответила ему Влада. – Но с этим пока ничего нельзя поделать, придется потратить немного времени.

– Но… – хотел возразить Кангасск.

– Ты не переживай так, Кан, – мягко остановила его Влада. – Конечно, стабилизаторов еще никогда не крали, но это событие – лишь всплеск на поверхности Реки Времени, таких всплесков было на нашей памяти очень много. На то и есть миродержцы, чтобы улаживать подобные дела…

Смертного человечка такое объяснение не утешило. Река Времени просто не умещалась в его воображении. Даже сейчас ему хотелось немедленно что-то со всем происходящим сделать. И, похоже, под сердцем было уже не так пусто, и первые капли магического запаса легли на дно отдохнувшей души.

– Я тебе одежду принесла, Кангасск, – Влада указала на стопочку у кровати. Сверху лежали чистые штаны, и веяло от них не мыльным духом, а магией. Ну да, в них он прошел пустыню, кучу Областей, а недалече как вчера стоял в траве на колене и упал потом на мокрую от росы землю… Когда до Кангасска дошло, что лежит он под одеялом гол как сокол, он покраснел. Благо, для него это означало лишь немного потемневший загар на лице… – Одевайся, отдыхай и хотя бы эту ночь не вставай больше донором. И Флавуса не пускай, понятно?

Кангасск кивнул.

– Чего бы ты хотел поесть? – древнее существо, еще недавно рассуждавшее о всплесках на Реке Времени, теперь отчаянно торопилось и только на часы не поглядывало…

– Поесть… – Кан задумчиво поднял глаза к потолку. – Горячего мяса, может быть?..

– Ешь, а я пойду, – Влада вручила ему глубокую тарелку с жареным цыпленком на дне, заваленным горячей картошкой.

«И откуда она его взяла? – пожал плечами Кангасск. – Не иначе, из воздуха»… Он сел и огляделся, держа теплую тарелку в руках: Влады уже нигде не было. Полог палатки даже не шелохнулся. Умчалась на трансволо, может быть? И никаких искр и звезд – просто исчезла… Впрочем, видимо, у нее были на то причины. Порой ему самому хотелось исчезнуть… если бы он умел…

В шатре, предназначенном для лечения, Кангасск лежал не один. Напротив него беспокойно дремал пожилой Охотник; выглядел он неважно, словно долго и тяжело болел. У противоположного края шатра стояла кровать Флавуса; тот спал замертво и на имя не отзывался.

Кангасск оделся и устроился к нему поближе – сел на краешек кровати, пристроив тарелку на колени. Он задумчиво и неторопливо грыз цыпленка, до последнего надеясь, что Флавус проснется и тоже попросит кусочек. Но нет. Флавус спал, даже ни разу не шевельнулся во сне…

Раз в палатку заглянул лекарь, проведать больных. Звали его Тредиус. Он был молод, и его не успевшая зачерстветь душа горела участием, хотя, как он сам сказал, беспокоиться нечего. Лекарь пощупал пульс у седого Охотника, который наконец перестал ворочаться и заснул; перебинтовал заново руку Кангасску.

– Руку сама Владислава Воительница лечила тебе, Ученик! – сказал он с восторгом. – Ты ее заморозил совсем. Если б не Владислава, ты бы просто без пальцев остался. А мое дело скромное: рука твоя наполовину новая, надо ей окрепнуть, тут только время, лечебные травы да моя нехитрая магия… – бормотал лекарь, накладывая повязку.

Кангасск невольно удивился, как порой меняется ощущение самого себя. Заговори с Владой – чувствуешь себя несмышленым ребенком, а с Сильвией или вот Тредиусом-лекарем – воин, суровый, могучий и бывалый…

Он расспросил Тредиуса о том, что произошло. Тот особо ничего не знал, кроме того, что седой Охотник перед самым нападением витряника схватил сердечный приступ, – все-таки он был очень и очень стар, вот сердце и подвело. Дальше Кангасск дополнил сам: в боевой единице без этого Охотника осталось только шестеро человек, и, чтобы не создавать в защитном периметре слабого места, седьмым за него встал Флавус. А потом и сам Кангасск. Оглядываясь назад, он понял, что это было довольно глупо: при миродержце одно слабое место в периметре погоды бы не сделало… Но вот Тредиус-лекарь чествовал их с Флавусом как героев.

Розовая, точно рассвет над Кулдаганом, правая рука Кангасска скрылась под тяжелым, пропитанным травами бинтом. Заклинание, наложенное затем, живо напомнило то, что он давно уже знал: ядро у магического напева Тредиуса было то же, что и у стишка для снятия головной боли, который сам Кангасск когда-то учил. Так что запомнить труда не составило. Еще одно заклинание в копилку…

…О Флавусе лекарь сказал только, что тот проспит еще пару часов, пока действие сон-травы не кончится. Мол, кулдаганцы к зелью из нее не так чувствительны, как жители Юга и Севера.

С тем он и ушел, повелев больному вернуться в постель и отдыхать.

Если не считать зияющей пустоты в душе, Кангасск чувствовал себя хорошо. Тело было здорово, мышцы немного затекли от долгого лежания. Ему бы побегать, а не возвращаться в постель… Он сделал пару коротких кувырков, насколько позволяло пространство шатра, и помахал руками, воображая, что держит меч. Тело радовалось движению, а душе стало еще тоскливее.

Тогда Кангасск вздохнул и присел на краешек кровати Флавуса. Он долго смотрел на того, кто за какой-то день успел стать ему другом. И мать, и мастер оружейник всегда корили его за излишнее доверие к едва знакомым людям. Но, как бы там ни было, в людях Кан, даже маленький, ни разу не ошибался, когда шел к ним с открытым сердцем. Правда, в Кулдагане друзей у него не было. Странники, вызвав доверие своего случайного ученика, уходили в дюны и возвращались редко. Торговцы – те появлялись изредка и привозили смешному мальчишке фантастические книги… А среди потомков Дэл и Эмэра Кан не встречал дружбы: только неприязнь, равнодушие или жалость, от которой всегда хотелось убежать на край света…

Вспоминая Кулдаган, Кангасск припомнил и слова Тредиуса о том, что кулдаганцы менее чувствительны к северным зельям. Жители Севера и Юга в этом представлении стояли рука об руку, а жители Кулдагана – поодаль… И ему стало странно: и те, и другие – люди… но, похоже, действительно из разных миров. Ведь, обустраивая мир, каждый творец создает его в единстве, создает так, чтобы каждая деталь подходила к другой, так, чтобы мир был единым живым организмом…

Совсем недавно Кангасск рассказывал Флавусу и Сильвии две легенды, а ведь он особо не задумывался над ними ни тогда, ни много раньше – стоя на площади Арен-кастеля, или сидя в оружейной. Получается, действительно был мир Ле'Рок. Но и вторая легенда может оказаться верной: а что если жителям Омниса обмен жилыми островами показался ужасной катастрофой, быть может, даже с жертвами? Исчез кусок зеленой равнины, кольцо острых гор поднялось из земли за одну ночь…

Тогда зачем вторая легенда спорит с первой, объявляет ее ложью, да еще доказывает, что кулдаганцы – жители Омниса, пришедшие в пустыню с Юга и Севера?

…И на них не действует сон-трава… да…

Глупость, Кангасск! Чем ты докажешь существование некоего мира Ле'Рок? Тем, что тебе сейчас бегать хочется, а не спать, а друг твой, Флавус, лежит тут и на имя не отзывается? Ммм?..

Откинув полог и ступив в полумрак шатра, Смарагд, отец Флавуса, долго смотрел на задумчивого смуглого парня, склонившегося над его спящим сыном. Всюду витал сонный аптечный запах, от которого слипались глаза и напрашивалась зевота, а тот все сидел, подперев забинтованной рукой подбородок, и на его лице не было и следа сонливости – только грусть, да еще лоб хмурился от неизвестных Омнису мыслей. Кангасск думал… нет, мечтал – о мире Ле'Рок…

– Ты и есть Кангасск? – услышал он голос свысока и удивленно поднял глаза на обладателя такого глубокого и мощного баса.

Этот человек был настоящим великаном, словно живое воплощение Мощи и Силы. Серег Серый Инквизитор показался бы рядом с ним невысоким и щуплым.

То, что это отец Флавуса, Кан понял сразу, и вряд ли ему это харуспекс подсказал. Нет, просто лица этих двоих выглядели так похоже, что не оставалось сомнений. Только отец был белоснежно седым, с черными бровями и ресницами. Отпусти он бороду – тоже была бы черной…

Смарагд внимательно смотрел прямо в широко распахнутые, удивленные глаза Кангасска и ждал ответа.

– Да, я, – запоздало ответил Кангасск, на удивление спокойно.

– Я Смарагд, отец Флавуса, – кивнул великан. Он опустился на колени рядом с кроватью и с удивительной для такой ручищи нежности провел по золотым волосам и по щеке спящего сына. Затем вновь поднял взгляд на Кангасска и заговорил тише: – Ты даже не знаешь, чем ты пожертвовал, парень, – произнес он печально. – Рейне с восхищением говорила о тебе, столько в тебе было скрытой силы, а теперь ты пуст, так же, как и мой сын. Но он хотя бы знал, что делает, еще когда пошел в Охотники. Это был его выбор. А ты даже не понял, что потерял. Жаль…

– А что… – заговорил Кангасск с сомнением, – что я потерял?

– Теперь это уже не важно, – ответил Смарагд. – Не думай об этом. Иди путем мага. Надеюсь, ты будешь счастлив на этом пути…

Кангасск так и понял, что больше этот удивительный человек ему ничего не скажет. Он даже не смотрел на Кана, обратив взор к сыну. Оставалось только гадать, что же все-таки произошло. Гадать и никогда не догадаться…

Смарагд легко, словно ребенка, поднял на руки своего взрослого сына вместе с тоненьким матрасом и одеялом. Безвольно повисла тонкая жилистая рука; голова спящего запрокинулась назад… Взглянув, задумаешься, почему же Флавус не унаследовал ни стать и силу отца, ни пугающую боевую ловкость матери. Быть может, просто пошел своим путем, а уж что это за путь, известно только ему самому.

– Нечего ему тут делать, сонной травой дышать только, – сказал Смарагд подбежавшему Тредиусу. – Я заберу его домой, там мать о нем позаботится… И ты иди со мной Кангасск Дэлэмэр. Думаю, он будет рад тебе, когда проснется…

И Кангасск пошел. Забрав у Тредиуса вещи Флавуса, он бегом догнал Смарагда и зашагал с ним к дому. Дом-крепость незаметно приблизился и навис над их головами. Сквозь витражные окна виден был класс: Рейне учила детей фехтованию; мерно поднимались и опускались маленькие мечи… Наверно, это замечательно, если каждый житель Ивена с детства приучен постоять за себя перед любым разбойником или дикой тварью как с мечом в руках, так и без него. Кангасск вспомнил боевое ополчение Арен-кастеля, выставленное против драконов. В первый раз из профессиональных воинов там были только двадцать три Стража Стен, остальным раздали копья и за неделю научили кое-как с ними обращаться. Во второй раз – добивать драконов на земле – побежали девятнадцать выживших с первого раза Стражей Стен и юный Кангасск, ученик оружейника, которому первый меч вручили в десять лет. А следом плелись обычные горожане с копьями, коих даже в таком бесчестном бою драконы все-таки покусали. Несомненно, Ивен, случись ему обороняться, выглядел бы куда достойнее.

Смарагд миновал парадную дверь, чтобы не тревожить класс, и зашел с черного хода. Он не стучал, не звал, но, словно угадав его мысли, у двери их с Кангасском встретила Сильвия. Щеки все так же горели нездоровым румянцем. На плече сидел и чистил мордочку пухляк.

– Папа! Мастер Кангасск! Братик…

– Мы его положим на первом этаже, дочка, – мягко сказал Смарагд, – сбегай открой комнату…

Комната была почти пустой, не считая скамейки под окном, кровати у стены и крохотного столика с лампой рядом. Над единственным окном не было штор – и свет падал свободно, ложась на пол множеством разноцветных квадратиков и треугольничков, составлявших замысловатый рисунок витража. Согласись Кангасск вчера ночевать под кровом Брианов, ему предложили бы именно эту комнату. Флавуса же отец положил здесь просто потому, что не хотел тревожить его, поднимая по узкой каменной лестнице на верхний этаж.

Смарагд устроил сына на кровати – даже заботливо подоткнул одеяло – и открыл окно, чтобы впустить свежий ветер. Сытый Кангасск отказался от завтрака и вызвался дождаться, пока проснется Флавус и проследить, чтобы с ним все было хорошо. Так он и остался в комнате наедине со спящим Охотником и собственными мыслями.

Он думал о скрытой силе, о которой говорил Смарагд, а еще раньше – Немаан. Да, почти забытый Немаан, непутевый маг, заработавший два запрещающих магию браслета, которые и сейчас висят на нем невидимой ношей… Может, Смарагд и не расскажет в чем тут дело, но Флавуса Кангасск теперь просто обязан был спросить!.. естественно, когда тот придет в себя…

Время тянулось незаметно. И, сидя на скамейке у окна, выходящего на пустую улицу, Кангасск заскучал. Тогда он решил, что беды не будет, выгляни он ненадолго из комнаты.

Дверь выходила в шестиугольный зал, заставленный книжными шкафами, такими высокими, что к каждому прилагалась лесенка. Кангасск в раздумье прошел мимо целой стены книг. Он любил читать, но тут просто разбегались глаза, и не было понятно, что же выбрать, а наугад хватать что-либо не хотелось. Так он и шагал вдоль книжных шкафов и читал надписи на корешках, дожидаясь, после какой вспыхнет желание схватить именно эту книгу.

…«Судьбы Их Учеников»…

О ней говорил Флавус! Не долго думая, Кан вытянул книгу с полки и вернулся в комнату. Флавус все еще спал, но, похоже, сон его был уже не таким крепким: пока Ученик миродержцев бродил среди книжных шкафов, он успел повернуться на бок, лицом к стене и теперь продолжал мирно посапывать. Кангасск с минуту смотрел на него, а потом пожал плечами и уселся подле кровати прямо на пол (благо пол был деревянный и не собирался тянуть из него тепло) и открыл книгу…

С первых страниц она поражала читателя – прежде всего, ослепительной глянцевой белизной бумаги. И необычным предисловием – в виде стихотворения:

 
За миродержцами вослед
Вдоль русла Времени Реки!..
Пятнадцать тысяч долгих лет
За ними шли Ученики.
 
 
Пусть только несколько шагов
Судьба им, смертным, отвела,
Но нам из глубины веков
Сияют славные дела.
 
 
Конца у нашей книги нет,
Есть только белые листы,
И, может быть, в один из дней
В Ученики пойдешь и ты.
 

Кангасск печально улыбнулся последней строчке и заглянул в конец книги: действительно, стопка белых листов. Он просмотрел их… глянцевые, чистые, но на первом из них уже красуется карандашный набросок улыбающейся мордахи самого Кангасска с подписью: «Кангасск Дэлэмэр, уроженец Арен-кастеля, пустыня Кулдаган. Оружейник. Воин. Маг».

Флавус рисовал, не иначе. Кан с легкой укоризной посмотрел на спящего Охотника и перелистнул книгу к оглавлению. Один вопрос интересовал его очень давно, правда, он не совсем понимал, зачем искать ответ на него здесь…

…Малконемершгхан…

«Малконемершгхан Сайдонатгарлын. Уроженец города Фираска, Юг. Поэт. Философ. Богослов,» – крупными буквами возле портрета худощавого старика, с большими добрыми карими глазами. Он улыбался безмятежной улыбкой ребенка… или влюбленного философа.

Неизвестно почему, у Кангасска при виде этого лица быстрее застучало сердце…

«…Был Учеником миродержца Серега Серого Инквизитора в течение 30 лет. Всенародно избранный правитель Эрхабена, погиб в 12000 году при Великом Пожаре вместе с городом. При жизни начал множество важных реформ, которые изменили бы весь уклад Севера коренным образом, не случись той ужасной катастрофы».

Вот и все. Скупо как-то. Кангасск надеялся узнать больше. Но теперь хотя бы известно, кем приходился Малконемершгхан Серегу. И, видимо, какая-то кошка пробежала в свое время между Учителем и Учеником, раз Серого Инквизитора передергивает от одного упоминания о Малконемершгхане.

И все же правильнее было бы написать не «он сгорел вместе с городом», а «город сожгли вместе с ним»… Понятное дело, о том, кто устроил Великий Пожар, официальные хроники не упоминают… И вряд ли самому Кангасску стоит об этом при ком-нибудь упоминать; о том, что он видел, лежа в бреду и цепляясь за харуспекс… Вот только Эрхабеном не называют больше люди эти руины. Теперь на всех землях, от Севера до Юга зовут его Городом Еретиков. Это слабая память, но ее не удалось стереть и за три тысячи лет… Память такая же стойкая, как легенда о мире Ле'Рок.

…Кангасск вспомнил безумные стишки, которыми несколько раз грезил и бредил… Почему? И что в них… Пожалуй, никакая книга не даст ответов на эти вопросы. Только Серег мог бы, если б захотел…

Кан закрыл книгу и, потянувшись, положил ее на столик, затем взглянул на Флавуса… Тот лежал на спине и смотрел в потолок.

– О, привет, Флавус! – оживился Кангасск. – Я не заметил, когда ты проснулся…

– Привет, – произнес тот отрешенно. Похоже, пустота в душе его мучила не меньше. – Я недавно… Вот лежал и вспоминал… – Флавус замолк.

– О чем?

– О том, как встретился с витряником в лесу… Я шел, пухлячьи гнезда высматривал, думал, я в полной безопасности так близко от периметра – и вдруг все затихло. А потом поднялся ветер. И ни одна травинка не шелохнулась. Я сразу понял, что это за ветер. Что не травы он прилетел колыхать. Что он на человека охотится. На меня…

Флавус зажмурился, даже поднял руки, чтобы закрыть лицо, но вновь собрался с силами и спокойно вздохнул.

– Он коснулся моего лица, я помню, – сказал он наконец. – А потом вдруг помчался мимо, едва задев меня. Видимо, тебя почуял. Но вот почему он меня не разорвал… не знаю… Не знаю… Будь я таким, как мои родители, как Сильвия, еще можно было бы объяснить, почему… хотя и с трудом.

– Твой отец говорил о каком-то пути, который ты выбрал, – решился спросить Кангасск. – Что ты знал, на что идешь, и пошел, а я выбрал тот же путь, только не знаю, что потерял. Я пытался спросить, но он не захотел объяснять…

– Ты?! – Флавус аж подскочил на кровати и с ужасом и изумлением взглянул на Кангасска. – Ты тоже встал донором?!

– Да, – твердо ответил Кангасск. – Чтобы поддержать тебя.

Взгляды встретились. Некоторое время оба мага молчали.

– Жаль… – опустил глаза Флавус. – Мама так восхищалась тобой… Мне правда жаль тебя, даже насчет себя я так не сожалел…

– Кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?! – Кангасск начал злиться. И тут же укорил себя: последнее это дело – злиться на больных и раненых… – Прости, я…

– Я объясню, – мягко прервал его Флавус. – Я все объясню… – он сел на кровати, накрыл плечи одеялом и приготовился к долгому рассказу… – У каждого человека есть магический потенциал. Это как чаша, большая или маленькая, в которую всю жизнь капает магия. Если природа задумала так, чтобы твоя чаша вмещала море, ты станешь или великим магом, или… амбасиатом – «человеком с миссией»… Да, я знаю, ты о них вряд ли слышал. Таких, как мои родители и сестра, очень мало на свете, тогда как магов – много. Это две разные веры: магия и амбасиатство. Моя семья хранила свою веру на протяжении сотен поколений, и каждый ребенок рождался с гигантским потенциалом. Так же как в некоторых династиях магов. Разница только в том, что, если ты амбасиат, ты не тратишь свою магию. Или тратишь очень мало – все равно что черпаешь ведром воду из моря. Ты сам был таким: Лихт и болеутоляющее заклинание – это ерунда, вреда тебе нанести они бы не смогли… Так вот… Когда магия накапливается и создается высокая ее концентрация в одном человеке, тогда количество переходит в качество – это перерожденная магия – амбасса. Человек меняется под действием этой силы и приобретает способности, о которых и не мечтал. Амбасса влияет и на судьбу, ты начинаешь идти по жизни интуитивно, видеть хитросплетения судьбы, читать чужие судьбы. С морем амбассы внутри тебя ты уже не совсем человек. Скажи, ты ведь заметил что-то странное в моем отце, в моей матери? в Сильвии? Заметил, как мою сестру слушаются дикие звери? Хотя бы и этот пухляк… мне он изгрыз всю руку и изгрызет еще раз – только дай, а у нее – тишайший зверь. Потому что она понимает его мысли. Слышит их!.. Я тоже был таким. Говорят, даже еще талантливее… Я на спор прыгал со стометрового обрыва и не разбивался, даже синяков не получал. Я пытался даже летать… Лет в пятнадцать я только задумался, почему же маги так любимы и уважаемы, а амбасиатов никто не знает. Да потому что амбасиаты – эгоисты, хранят свою магию для себя, питают ею свои собственные чудеса. А маги… они ведут магию в мир. Они вершат ею добро… или зло… Они меняют мир, тогда как амбасиаты только живут в нем. Я потому и пошел в Охотники, Кангасск. С таким потенциалом меня взяли в Университет даже без экзаменов… – тут Флавус грустно вздохнул. – А вот для моей семьи это была трагедия. Я и сам много раз жалел и сомневался, правильно ли поступил. Но, думаю, все же правильно. Когда в мире столько горя, грех это – держать целое море амбассы только для себя одного…

Так вот, Кангасск… я-то уже не способен оценивать магические потенциалы. С потерей своей амбассы я стал слеп к таким тонким ощущениям… Но мои родители и Сильвия, как ты заметил, восхищались тобой… Ночью ты встал донором, причем без всякой подготовки, и теперь, похоже, стоишь над пустой чашей – покрытым солью, высохшим, потрескавшимся дном когда-то безбрежного моря. Причем от неумелого использования большая часть твоей магии даже не пошла в дело, а рассеялась в эфире.

Обычная магия наберется быстро, ты сможешь творить заклинания какие хочешь, и еще станешь сильным магом, было бы желание. Но то, что тебе было дано от рождения, уже никогда не восполнить. Жизни не хватит, Кангасск… Будь ты миродержцем, хватило бы: два-три столетия затишья – и море наполнилось бы амбассой вновь. Но ты всего лишь человек… Так что путь амбасиата теперь закрыт для тебя. Иди путем мага, и будь на нем счастлив, если сможешь.

– Твой отец сказал то же самое… – устало улыбнулся Кангасск, видя безжизненный соляной провал в земле, на краю которого робко трепетал ручеек, размывая соль и утопая в ней.

– Наверное, лучше бы не рассказывать это тебе, – развел руками Флавус. – Жаль, я не так мудр, как мой отец. Знай он, что я тебе рассказал, разочаровался бы во мне еще раз…

– Твой отец любит тебя, – странно, дрогнувшим голосом произнес Кан. – И уважает твой выбор, хоть для него и тяжело видеть, чем ты пожертвовал… Хотел бы я знать, где мой отец сейчас. Хотя бы кто он, какой он…

– Несомненно, он был великий человек, – уверил его Флавус. – Человек магической или амбасиатской династии. Если, конечно, ты не унаследовал потенциал от матери…

– Нет… – покачал головой Кангасск. – Потомки Дэл и Эмэра слабы в магии. А про отца мне говорили только, что он был чудаком.

– Амбасиат… – утвердил Флавус. – Их сразу видно, где бы они ни прошли… Быть может, ты еще найдешь его.

– Быть может… – согласился Кангасск. Устав от тяжелой и печальной беседы, он поднял «Судьбы Их Учеников» и весело хмыкнул: – Это ты меня там нарисовал?

– Нет, – ответил Флавус серьезно. – Это Сильвия.

Кангасск подивился, как маленькая девочка могла так точно и уверенно нарисовать портрет, и вспомнил, что сам в таком возрасте рисовал какие-то каракули. Амбасса, – вспомнилось ему, – особые свойства…

– Оставайся сегодня, Кангасск, – попросил Флавус. – В доме спокойнее, чем в палатке рядом с периметром. А донором тебе все равно становиться первую неделю нельзя.

– Да, пожалуй, – согласился Кан-Гасси. – Эх, а я-то думал, стать донором магии – все равно, что поделиться кровью с больным или раненым!.. Помню, день потом плохо, а на следующий все уже восстанавливается, словно ничего не было…

– Кстати, что у тебя с рукой? – Флавус пригляделся очень внимательно и в раздумье поднял черную, как смоль, бровь.

– Отморозил. Лихт сжал… – сказал Кан, встретил непонимающий взгляд исподлобья и почувствовал себя маленьким, натворившим глупостей Гасси…