Текст книги "Камень первый. Холодный обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава одиннадцатая. Охота на морского змея

На этот раз Кангасск принял предложение на время поселиться в доме Брианов. Он передал госпоже Рейне грустного, но вполне здорового Флавуса и чуть ли не сбежал от ее исполненного жалости взгляда. Она была так расстроена, что не могла этого скрыть, и, хотя она ни слова не сказала ему, но у Кангасска ком подступил к горлу.

Через минуту он уже выскользнул из дома и направился к своей палатке, за вещами. Шагая по дороге, Кан немного успокоился, но мысли его все равно посещали тяжелые. Особенно одна: о том, какую тень на его судьбу отбросит поступок Серега… Бесспорно, Кангасск нарвался сам, но Серег был тем, кто решил. И что-то подсказывало, что Владислава Воительница не одобрила бы этого. И вновь стихотворный напев, услышанный в полудреме, зазвучал в душе…

А ведь он был очень прав, Кангасск. У миродержцев состоялся неприятный разговор, еще до того, как он проснулся…

– …Зачем ты толкнул его на это? – холодно спросила Влада и осудила: – Не имел ты права выбирать за него.

– У меня были причины, – мрачно отозвался Серег. Он отвернулся от ее черных в гневе глаз и смотрел теперь на северо-запад, и не поросшие колючим кустарником руины Города Еретиков вставали перед его мысленным взором, а живой, шумный, величественный Эрхабен. Ветер трепал его длинный серый плащ и заставлял щурить глаза. – Второго Малконемершгхана я не допущу! – сказал он, будто поклялся.

– Тогда просто иди и убивай всякого, у кого магический потенциал выше среднего!!! – закричала на него Влада. – Верши судьбы мира… Инквизитор! – она бросила ему в лицо это последнее слово, и миг спустя уже шла прочь через травяное море…

Серег Серый Инквизитор не обернулся ей вслед; только еще сильнее надвинул капюшон на глаза. Никто не видел, что он скривился и зажмурился, как от жестокой боли, а глаза его влажны от слез – и вот уже соленые капли чертят дорожки на сером плаще…

…Ключ от счастья… Боже, как давно он потерян!..

Кангасск откинул полог своей палатки, оглядел творящийся в ней кавардак, вздохнул и ступил внутрь. Испуганный голодный дракончик со всех лап бросился к нему и забрался по штанине, как ящерица: маленький огнедел так ослаб от голода, что летать уже не мог. Он ластился к хозяину, лизал ему руки, жалобно пищал. У Кана что-то в душе дрогнуло при виде этого несчастного существа, и он ласково погладил зажигалку, даже напел что-то успокаивающее.

В рюкзаке нашлись сушеные фрукты, так что дракончик скоро наелся и уснул. Пару фиников прихватил и Кангасск. Некоторое время он задумчиво жевал их и размышлял, за чем, собственно, пришел.

Что взять? Вещи все, которые нужны, – на нем… Меч? В дом друга с мечом тащиться?.. Хотя, пожалуй, поймут и даже одобрят: воины ведь.

Дракона взять, конечно. Один он тут с голоду погибнет. И с тоски… И еще он темноты боится, когда нет рядом теплого уютного кармана, где можно укрыться…

…Тут взгляд Кангасска пал на серый фолиант «Размышлений о природе магии»…

…И шел он обратно к дому Брианов с мечом за поясом, драконом-зажигалкой на плече и легендарной книгой под мышкой. Некоторые Охотники оборачивались и долго провожали его взглядом…

– …Ух ты! – в изумлении всплеснул руками Флавус. – Это она? Она, настоящая?.. – он осторожно открыл фолиант и перевернул несколько страниц. – Да, это полный том, – сказал он с уверенностью. – Всю жизнь мечтал на него взглянуть. Простым Охотникам дают читать только избранные страницы, а самое главное остается в секрете… Как ты думаешь, Серег не будет против, если я почитаю… – усомнился Флавус. – Нет, пожалуй, будет, – и с сожалением закрыл серую книгу.

– Я ему не скажу, – заверил Кангасск. – А за книгу мы с тобой засядем до вечера. Надо найти двоедушника.

– Нам? – Флавус удивленно поднял бровь. – Ты думаешь, мы можем что-то сделать?

– Меня мучает смутное предчувствие, что это не простой двоедушник, – Кан в раздумьи трепал харуспекс, но предчувствие ускользало, точно живая рыба, и не было никакой возможности поймать ее за хвост. – Скажи, Ивен ведь проверяли, верно?

– В первую очередь. Охотники ночью ходили по домам и искали тех, кого нельзя разбудить. В Ивене таких не обнаружено. Значит, двоедушника остается искать где-то рядом… возможно, даже в Косселе или Девалле… или…

– Не торопись… – остановил Кангасск разошедшегося Охотника. – Давай сядем почитаем…

Они действительно до вечера засели за серый фолиант. Флавус норовил перелистать его весь, но Кангасск настаивал на том, чтобы сосредоточить все внимание на записях о двоедушниках. Сам он понимал в них не так много, как хотелось бы, потому просил Охотника объяснять каждую главу «человечьим языком».

…О демонах-витряниках известно было крайне мало. Какие-то крохи наблюдений и догадок. Но инструкция по обнаружению и обезвреживанию, написанная мелким почерком Серега, гласила четко:

1. оцепить все подозрительные районы

2. отметить на карте места нападений и локализовать центр

3. провести в центре масштабную проверку населения. Главный признак – невозможность разбудить человека ночью. Особое внимание обращать на пожилых людей…

– Хм, а почему на пожилых людей? – спросил у Флавуса Кангасск.

– Если человек, будь он даже с небольшим магическим потенциалом, всю жизнь не тратил свою магию, то к концу жизни даже у него появится амбасса. В общем, витряник предпочтет тех, кто старше.

– Понял… – кивнул Кангасск. – Влада говорила, в Дэнке устроили самосуд… Старика убили, который крепко спал по ночам.

– Бедолага погиб зря… – вздохнул Флавус. – Дикари…

…4. обнаруженного носителя гуманно уничтожить. Уничтожение проводить при свете дня в присутствии боевой единицы элитных Охотников, при задействованном магическом щите…

Затем они отвлеклись на ужин. Тем временем на Ивен потихоньку спустился вечер. В предчувствии очередного нападения, никакие умные мысли в голову не шли, хотя друзья и пытались о чем-то рассуждать, сидя у камина. Но, видимо, чувства всех жителей деревни передавались и им: душу трепала тревога, и какая-то безнадега камнем лежала на сердце. В преддверии ночи даже слово «витряник» замирало на устах. Обоим вдруг остро вспомнился ветер, не колышущий ни травинки…

Хмуро пожелав друг другу спокойной ночи, Кангасск и Флавус разбрелись по разным комнатам. Дом-крепость затих, огни погасли. Отчетливо стали слышны звуки улицы. То и дело под окном проходили патрули Охотников, и отсветы поднятых над головами Лихтов играли на витражных стеклах окна.

Всеми забытым, одиноким и несчастным почувствовал себя Кан-Гасси. Он лежал на боку, смотрел в переливающееся лунным светом месяца и охотничьих Лихтов окно и страстно желал деться куда-нибудь или совершить уже что-нибудь, что положило бы конец происходящему.

Сон к нему не шел. Предчувствие мучило. Мысли не давали спокойно сомкнуть веки.

Кто ты такой, Кангасск, и каково твое место в Омнисе? – вдруг подумал он о себе. И не нашелся с ответом.

Устав ворочаться и гнать тревогу прочь, Кан вспомнил старика Осаро. Тот учил его…

…Малая Площадь сонного дневного Арен-кастеля. Высокий, иссушенный ветрами Странник по имени Осаро и тринадцатилетний паренек – юный Кангасск стоят друг напротив друга в боевой стойке, подняв деревянные мечи. Странник спокоен. Гасси, запыхавшийся, мокрый, хватает ртом горячий пыльный воздух. Волосы его серы от пыли. На скуле расплылся свежий синяк.

Взгляды Странника и его случайного ученика встречаются…

– Какая же дребедень у тебя в голове! – укоризненно говорит Осаро. – Стыд за то, кто ты есть. Беспокойство, что не успеешь отразить следующую атаку. Влюбленность в надменную жестокую девчонку по имени Дэллина. Обида на нее и на себя… Сколько всего намешано… Гнев. Страх. Неуверенность. Фантазии… Ты не здесь. Не со мной на площади: ты весь в себе, в своих мыслях…

Гасси тяжело вздыхает и опускает меч. Ему плохо, дневная жара душит его, пот заливает глаза. Слова учителя заставляют опустить руки. Он уже не боец…

– Опустоши свой ум, ученик мой, – говорит Странник, и парнишка, изумленный глубиной и силой его голоса, поднимает глаза и расправляет плечи. – Не думай ни о чем.

– …Я не могу… – отвечает ему через некоторое время Гасси. – Мысли лезут, как бы я их ни гнал…

– А ты не гони их. Пусть текут сквозь тебя, как поток, но не увлекают тебя за собой…

Тишина. Ученик молчит, смотрит не на учителя, а куда-то мимо. Дыхание его восстанавливается, и вот он уже не хватает ртом воздух, а спокойно дышит носом. Только синяк расплылся на всю щеку… адреналин после боя уже отошел, и он теперь сильно болит…

И вдруг глаза паренька загораются восторгом, и Гасси улыбается сквозь боль: «Я понял…»

И вновь, как тогда, в детстве, Кангасск поднялся над бешеным потоком собственных мыслей и наконец-то успокоился и вздохнул с облегчением. Этот покой сродни тому, который почувствуешь, летя над миром, занятым своими тревогами и заботами, глядя на него с высоты, а с высоты он прекрасен…

Удивительно ли то, что озарение приходит именно в такие минуты?..

…Флавус не спал. Засветив Лихт, он, с давешнего разрешения Кангасска с упоением, замешанным на беспокойстве, читал то, что молодому Охотнику, едва закончившему первый курс, читать вовсе не положено. И не мог оторваться от секретных листов, хотя уже не раз и не два убеждал себя сделать это.

Он всецело погрузился в неузнаваемо новую для него историю первых амбасиатов, когда раздался стук в дверь…

Охотник побледнел, сердце у него упало. Первой мыслью было спрятать серый том, хотя бы под одеяло или за шкаф, но Флавус быстро осознал, что, если за ним пришли элитные Охотники, то прятать от них что-либо – себе дороже. В конце концов, с разрешения Ученика миродержцев он все это читал. И не крал он серой книги. Так что, как ни крути, он не виновен.

Флавус положил фолиант на ночной столик и пошел открывать, спокойный и ко всему готовый. Но за дверью оказался всего лишь Кангасск, с Лихтом в руке и драконом-зажикалкой на сгибе локтя: тот стал неожиданно верной зверюгой и оставаться один в комнате не пожелал.

– Прости, что разбудил, – извинился Кангасск.

– Я не спал, – сказал Флавус, пропуская его в комнату и закрывая дверь.

– Я тоже… – Кангасск замялся. Подтянул стул, присел. – Поговорить надо…

Флавус без лишних слов подтянул второй стул и сел напротив. Теперь их разделял только ночной столик с лежащим на нем серым фолиантом. Кангасск положил свой Лихт рядом с ним, и буквы на обложке засияли лунным серебром. Дракона он к книге на всякий случай не подпустил.

– Ты говорил, – начал Кангасск, – что у пожилых в любом случае скапливается амбасса. Значит, это и есть то, что нужно двоедушнику?

– Да, – кивнул Флавус. – Но это моя чисто амбасиатская точка зрения. Как иначе объяснить все эти туманные записи о «неподвижных слоях магии» и «особой магической сфере»?.. Это амбасса – несомненно. Перерожденная магия, и свойства у нее иные. Она не движется.

– Я так и понял, – Кан кивнул и продолжил: – Скажи, из всего Ивена, если окрестные деревни не брать в расчет, предпочел бы двоедушник вашу семью?

– Да, но нас уже проверяли… среди нас нет…

– Всех? – перебил его Ученик миродержцев, и в его голосе Флавусу почудились суровые нотки Серега.

– Н-нет… – замотал головой Охотник. – Детей… детей не проверяют… считается, что они не успевают накопить амбассу… – и только сказав это он понял, к чему клонит Кангасск… И понял, что своими словами приговорил Сильвию к смерти… – Да будь ты хоть сам миродержец, я тебе не позволю! – грозно сказал Флавус. – Ты не скажешь им! – и поднялся, сжав кулаки.

Он бы бросился на того, кого еще минуту назад считал другом, если бы тот сейчас сделал хоть одно движение. Но Кангасск сидел спокойно, сложив руки на колени, и честно смотрел ему в глаза; он все еще находился над потоком, и взирал на все свои мысли и чувства, словно с неба. И гнев Флавуса постепенно улегся: все-таки Охотничья выучка начала вступать в силу… Он тяжело опустился на стул и закрыл ладонями лицо.

– Я пойду проверю… – сказал он в последней надежде. – Это невыносимо… Пойду попробую ее разбудить…

Кангасску показалось, что Флавус отсутствовал очень долго. Тем временем за окном прозвучала тревога, забегали Охотники в серых капюшонах, и огни в соседних окнах стали загораться один за другим. Страшно было подумать, что бы случилось, если б кто-нибудь из этих людей узнал, что здесь, в двух шагах от них, кроется причина всех бед… самосуд, как над стариком в Дэнке… или хуже, потому что могло случиться так, что за Сильвию обнажили бы мечи брат, мать и отец, и сам дом-крепость сыграл бы свою жуткую роль… Конечно, мог еще вернуться Флавус, сказать, что все в порядке, но в это не верилось. И действительно…

– Она не просыпается… – сказал он… и заплакал…

Страшно было смотреть, как плачет парень. А Флавус плакал так горько… Его всего трясло.

Кангасск поднялся, встал рядом и просто молча обнял друга одной рукой за плечи. Он хотел бы его успокоить, да не знал, как. Потому взял на себя тяжесть подумать, что же делать дальше. Не хотелось ему верить, что все потеряно.

Флавус справился, довольно быстро он взял себя в руки. А вскоре восстановил дыхание и нашел в себе силы говорить:

– Тебе харуспекс подсказал это? – спросил он с горечью.

– Не знаю, – виновато пожал плечами Кангасск. – Наверное, нет. Просто все встало на свои места. Я все ломал голову, почему витряник пощадил тебя. И вдруг подумал: а что если человечья душа нашла в себе силы побороться с ним? Хоть на единый миг. И решил: верно, это человек, который очень тебя любит…

При этих словах Флавус чуть на расплакался снова, но только сжал кулаки и глубоко вздохнул.

– Думаю, Сильвия давно боролась с ним, каждую ночь, сама не понимая того, – продолжал Кангасск. – Быть может, этим и объясняется ее странная болезнь, которую не вылечить ничем… Но я не догадался бы, не знай я об амбасиатах…

– Знаешь, Кангасск… – вдруг решительно, вскинув голову, сказал Флавус. – Прости, что я разозлился на тебя. Это было глупо. Я спасибо тебе должен сказать, что ты пришел ко мне, а не к миродержцам с этой новостью. Хотя… – сник он, – какая разница… все едино: «обнаруженного носителя гуманно уничтожить»…

– Нет, – упрямо возразил Кангасск. – Этого я не позволю. Мы что-нибудь придумаем, Флавус. Только думать надо быстро, пока на вашу семью не вышла инквизиция. Первый раз они это прошляпили, но во второй раз так не будет. Я уже догадался, так не ровен час, кто-нибудь из них тоже догадается. У нас на счету каждый день.

– Никто в Ивене не знает, что мы амбасиаты, – заверил его Флавус. – Никто, кроме тебя.

– Вы здесь на виду, как белые вороны. Если вы такие же амбасиаты, как мой отец, то ваша тайна выдает сама себя…

Над Ивеном висел магический щит. Из сотен окон люди с тревогой следили за периметром. А Флавус с Кангасском держали военный совет. По сути дела, теперь они шли против воли миродержцев, ставили под угрозу человеческие жизни, откладывая обнаружение двоедушника, но как они могли поступить иначе?..

– Я знаю простенькие заклинания по изгнанию демонов, но это же смешно… – возражал Флавус. – Даже когда против двоедушника стояли оба миродержца и долбили по нему самой суровой боевой магией, он и там успел посмеяться над ними напоследок: носитель-то умер…

– Всего двоедушников было пять, – рассуждал Кангасск, – но, как рассказывала мне Влада, изгонять демона пытались лишь дважды. Значит, перепробовали явно не все. И нам теми же путями идти не стоит, надо придумать что-нибудь другое, чего не было раньше.

– Можно научить ее использовать магию… тогда… – Флавус не договорил. – Нет, у нее амбассы такое море, что, даже приведи мы часть в движение, витряник просто нырнет глубже…

– Да и времени это займет…

– Да уж…

Тишина. Идеи кончились…

– Мы с тобой, как легендарные охотники на морского змея, – горько усмехнулся Кангасск. – Они ловили его по всему морю Кармасан, а он только смеялся над ними. А когда надоело смеяться, подстерег и погубил… В море змей был свободен, а глупые люди только скользили на корабле по поверхности…

– Да, я помню эту сказку… – вторил Кану Флавус. – Змей был убит на суше. Там люди были свободны, а он…

– Флавус… – прервал его Кангасск. – Кажется, я понял… Какой же я дурак… Надо вылить море, опустошить его, лишить демона среды жизни. Если бы Сильвия стала пуста так же, как я был вчера пуст… Как называется заклинание… Серег применил на мне что-то, когда ставил донором.

– Дрэйн, – ответил Флавус. Восторгов Кангасска он явно не разделял и сильно сомневался. – Оно простое, но осуществляется только с согласия донора…

– Научи меня! – потребовал Кан. – И я выгоню этого змея на сушу!

– Он не сдастся так просто, – покачал головой Флавус. – Он поднимет ветра днем, вот что он сделает. И убьет носителя. Погибнет Сильвия, и мы с тобой, и не готовые к атаке Охотники, и Ивен… Нет, Кангасск… Спасибо, что пытался помочь. Но, похоже, здесь уже ничего не сделаешь. Я хочу спасти сестру. Всем сердцем этого желаю… но только не так: не ценой жизни стольких людей…

– Я предупрежу Охотников, чтобы были готовы поднять щит, – не сдавался Кан. – Передам приказ от имени Влады или Серега. Они должны мне поверить. А до нас и Сильвии мы ему добраться не дадим… Ты умеешь ставить магический щит?..

– Да…

– Вот: прямо по инструкции Серега получается… хотя и будет наша боевая единица всего из трех человек. Я направляю на Сильвию Дрэйн и стою передатчиком магии к тебе, а ты держишь щит. Если кто и погибнет, то это я. Потому что я буду агрессор, и меня витряник попытается устранить.

– …Зачем тебе идти на это, Кангасск? – после долгих раздумий спросил Флавус. – Ты рискуешь жизнью…

– Я знаю, – с улыбкой отвечал кулдаганец. Глаза его светились, как от счастья. – Но, веришь ли, у меня никогда в жизни не было друзей; я уже думал, что никогда и не будет… И теперь, когда они у меня появились, я никому не позволю причинить им зло… Не будем терять времени. Покажи мне Дрэйн…

Заклинание было до идиотизма простым, и если бы не ограничение: искреннее согласие донора, в энергетического вампира превратился бы каждый второй житель Омниса. За вечер Кангасск, окрыленный новым, неведомым ему чувством, похожим на полет, довел свой Дрэйн до автоматизма.

На том был закончен военный совет. И друзья разошлись по комнатам – спать. Перед такой битвой, которая ожидала их двоих, просто необходимо было выспаться…

…Рассвет! Какой алый рассвет… Кангасск стоял на пороге дома-крепости и провожал Флавуса и Сильвию. Они оделись как для прогулки, чтобы без проблем пройти через оцепление, и, похоже, даже слишком легко они оделись: то ли холодное утро, то ли страх перед грядущей битвой заставляли брата и сестру дрожать мелкой дрожью. Сильвия была по-взрослому серьезна, она уже все знала.

– Вот, возьми… – сказал Флавус и протянул Кангасску свой серый плащ. – Так будешь выглядеть солиднее, когда пойдешь уговаривать Охотников. Да и я буду как бы с тобой…

Кан молча кивнул, и плащ принял с поклоном, как надлежит принимать меч.

– Я ошибся в тебе, – горячо произнес Флавус. Когда не знаешь, будет ли у тебя завтрашний день, спешишь не оставить недомолвок. – Ты показался мне неуверенным в себе и… прости… слабым. Но я был не прав… Да, ты часто грустил без причины и клял себя, когда все было не так плохо. Но когда пришла настоящая опасность, и когда надо было сделать выбор, ты… ты просто поразил меня. Когда я, такой весь из себя уверенный и ученый, руки опустил, ты встряхнул меня за шкирку и заставил бороться. Спасибо тебе…

– Спасибо тебе, мастер Кангасск, – вторила брату Сильвия. – Я в тебе никогда не сомневалась. Честное слово…

…Они ушли. Одетая в яркое платьице, Сильвия несла корзинку для ягод, а Флавус, облачившийся в простые штаны и белую рубаху, держал ее за руку. Оба сохраняли такой беззаботный вид, что даже сам Кангасск поверил: рады свежему утру, идут собирать ягоды… Они будут ждать его, у звонкой речушки, ледяной по утру, – того самого безымянного притока Гиледы…

«Вот и посвятили тебя в Охотники, Кангасск,» – сказал он себе, застегивая у горла серый плащ. Плащ согрел его, продрогшего поутру, но все равно его трясло. От слов Флавуса и Сильвии. От того, что ему сейчас предстоит сделать… Вчерашняя уверенность в себе была слепой, на деле же он не знал, как убедит Охотников. Одно было ясно: лучше и не пытаться обмануть серую элиту.

…Рамуне-Охотница присела на плоский коричневый валун, весь блестящий от росы. Плащ грел и не давал камню тянуть из тела тепло, так что сидеть можно было еще долго. Сидеть и размышлять.

Волосы ее давно поседели, как пшеница под снегом, и, перевитая желтыми и белыми прядями коса, схваченная кожаным ремешком, лежала поверх серой охотничьей формы. Серые глаза смотрели в небо. Оно низко нависло над землей и то и дело норовило заплакать холодным дождем. Такой вот выдался конец лета на Севере…

Черные ботинки с подошвами для мягкого шага опускались с камня в мокрую траву, и лежал рядом боевой посох, совсем как у Серого Инквизитора, только короче и тоньше – сделанный по женской руке.

Рамуне находилась в таком настроении, когда грусть вот-вот готова вылиться в стихи или песню, которые надо немедленно записать, а потом можно все так же бегать по следовательским делам или держать над Ивеном щит – все равно. Главное не пропустить этот момент.

Охотница и не заметила, когда на фоне преддождевого неба появился невысокий смуглый парень. Подошел он неслышно, благодаря тому, что ботинки его были оснащены такой же подошвой для мягкого шага, какие обычно предпочитают Охотники. Поверх гражданской одежды он носил форменный серый плащ; на груди – харуспекс. Капюшон парень откинул, открыв взору Охотницы взъерошенные черные волосы и смуглое лицо с удивительно яркими зелеными глазами. Он стоял и смотрел на Рамуне, Ученик миродержцев.

– Чего тебе, Кангасск? – Рамуне назвала его по имени, найдя это лучшим, чем обращаться к нему восхищенно «Ученик» или снисходительно «мальчик», коим он, безусый, и являлся.

– Будьте готовы поднять щит днем, – произнес Кан ровным неживым голосом.

– Такого приказа нам не поступало, – ответила Рамуне буднично и, подперев кулаком щеку, внимательно посмотрела в глаза Ученика. Тот смешался и отвел взгляд.

– Я знаю, – сказал он. – Это не приказ. Но… просто поверь мне: демон поднимет ветра днем.

– Откуда тебе знать? – укорила его Охотница. Ей уже наскучил этот разговор и хотелось вернуться к стихам.

– Я… – парень запнулся. – Я… гадальщик… Я знаю, – и вновь поднял глаза. Теперь в них стояла мольба. – Просто скажи всем: пусть Охотники будут готовы поднять ветра днем. Это нужно передать и в Коссель, и в Деваллу, и в Дэнку. И… жителей нужно вернуть в дома. Иначе все погибнут.

С этими словами парень развернулся и побежал. Пары секунд не прошло, как он скрылся за домами, оставив Рамуне-Охотницу в недоумении… Настроение давало себя знать, и ей вдруг захотелось, чтобы этот малец стоил песни, или обернулся бы в стих…

Ни на то, чтобы сложить стих, ни на то, чтобы решиться на что-нибудь, не хватило бы времени: уже через десять минут Рагвард-Охотник созвал совет. Это не было похоже на общий сбор, нет: большинство Охотников продолжали, ни о чем не подозревая, отдыхать в палатках после долгой ночи, да несколько патрулей обходили периметр. Собрались лишь пятеро, пятеро ответственных за пять сегментов ивенского периметра, в том числе и Рамуне. Все сели в кружок под куполом командирского шатра, и Рагвард начал разговор:

– Этот Ученик миродержцев вас всех всполошил, не только меня, верно? – сказал он. Остальные четверо закивали. – Я пытался связаться с Серегом, но он не отвечает. С Владиславой Воительницей связи у нас, понятное дело, нет. Значит, придется думать самим. Что скажете?

– …Кажется, маленький гадальщик действительно видел что-то в своем харуспексе, – сказала Рамуне. – Мы не можем игнорировать такое предупреждение.

– Тогда сам он где? – вступил Харальд, командир третьего сегмента. – Заварил кашу и сбежал? Хотел бы я знать, зачем.

– Он не имеет права приказывать нам, будь он хоть трижды Ученик миродержцев! – ударила кулаком о ладонь вспыльчивая Солеф, командующая сегментом вторым.

– А теперь помолчите и представьте, – мрачно сказал последний – Вестрен-Охотник, подняв сухую старческую руку. – Представьте: что, если он прав… – более молодые Охотники притихли, словно дети, слушая его неторопливые слова. – Судя по всему, я последний, кто говорил с этим юношей. Он воззвал ко мне как к последней надежде, сказал, что вы все не захотели слушать его. И, знаете, по-моему, не время сейчас взывать к нашей гордости… так, Солеф?.. – бросил он взгляд на Охотницу. – И не время выжидать, когда миродержцы обратят на нас внимание… так, Рагвард?.. – встретился он глазами и с ним. – И не время пытаться призвать к ответу несчастного мальчика… верно, Харальд?..

Старик встал и выпрямился во весь рост.

– Никогда я еще не пользовался Правом Старшего, – сказал он. – Но сейчас, по этому Праву, я беру на себя чрезвычайные полномочия и отстраняю тебя, Рагвард-Охотник, от командования периметром. Если малыш Кангасск не прав, теперь я и только я отвечаю за все перед Серегом Серым Инквизитором. И я приказываю вам: поднять всех своих Охотников на защиту периметра и передать такие же приказы по кристаллам в Дэнку, Коссель, Деваллу. И пусть патрули вернут каждого жителя в его дом. Выполняйте. Но: не посылайте патрулей к безымянной речушке. Это приказ…

Все разошлись – поднимать усталых Охотников, измученных магов и доноров, выставлять патрули, загонять жителей обратно в дома… Вестрен был готов ко всему. Даже к гневу Серега и позору. Он остался в шатре один и некоторое время стоял, опустив голову.

В шатер заглянула Рамуне.

– Мастер Вестрен, я с тобой, – сказала она шепотом, взяв руки старика в свои и заглянув ему в глаза.

– Как всегда, девочка моя, – улыбнулся старик. – Да только знаешь ли ты, что он задумал?

– Нет, он не сказал мне… – удивленно произнесла Рамуне.

– Он задумал изгнать витряника. Да так, чтобы сохранить жизнь человеку. Он рискует собой, чтобы просто попробовать… Он рассказал мне все, в отчаянье доверился мне. И как я после этого мог обмануть его? Его план безумен, но я не решился его остановить.

– Значит, я не ошиблась, мастер Вестрен, – просияла Рамуне, став в этот миг похожей на ту девочку, которую старый Охотник учил когда-то, – он, этот мальчик, стоит песни! Только бы у него все получилось…

– Песню о нем сложить следует в любом случае, гибель его ждет или слава… – Вестрен ласково погладил ученицу по седой голове. – Наше дело не допустить беды. Так что идем. Не знаю, сколько времени у нас есть…

Сильвия сидела на руках у брата, он обнял ее, чтобы согреть. Они устроились под зеленым холмом, чтобы их не так трепал влажный утренний ветер, и ждали Кангасска. Вот наконец он появился, выскочил, красный и запыхавшийся, из-за груды валунов.

– Ну как? – выпалил Флавус.

– Кажется, получилось, – ответил ему Кангасск. – Периметр пришел в движение в любом случае. Надеюсь, меня поняли правильно и не бросятся сейчас нас искать…

– Ты что, рассказал им?!.

– Только одному. Я пытался наврать предыдущим четверым, но ничего не подействовало. Тогда я решился сказать правду. И, похоже, старый Охотник проникся и поверил, – Кангасск выглянул из-за верхнего на груде камня… – Да! Они гонят людей с полей обратно в Ивен.

Флавус отпустил Сильвию и присоединился к Кангасску за камнем. Они долго смотрели на суматоху вдали.

– Получилось, Кан! – с восторгом констатировал он. – Но ты прошел по лезвию бритвы… – Флавус пристально посмотрел на друга. – Хотя… доверие… ты ведь и мое сердце этим завоевал… и Сильвии…

Кангасск обернулся и посмотрел на девочку: та дрожала, но улыбалась ему. Кан расстегнул плащ и отдал его ей, чтобы не мерзла: ждать-то еще нужно было долго…

Время шло неспешно. Сквозь хмурое небо болезненной светлой кляксой проглядывало солнце. Ивен готовился к обороне: старый Охотник сдержал слово – и вывесил огромный Лихт над командирским шатром в знак того, что все теперь под контролем.

– Ну, теперь наш ход, – сказал Кангасск. – Флавус, Сильвия… вы мои лучшие друзья на этом свете. Я просто хочу сказать, что очень люблю вас обоих…

– Не прощайся, Кан, – прервал его Флавус. – Мы переживем этот день. И умрем все только в древней-древней старости.

– Да, так и будет, – кивнул Кангасск. – Я начинаю…

Кангасск… Он уже умел творить Дрэйн без слов… Сильвия не поняла, что с ней произошло, как не понял когда-то сам Кангасск… Он видел, как девочка схватилась за сердце, как боль и страдание исказили ее лицо… и подивился тому, что ему ее совсем не жаль. Как в бою: ты так собран, что никаких эмоций нет, только потом у тебя будут трястись руки, потекут слезы, и ты будешь рыдать над мертвыми лицами соплеменников… Кулдаган… разбойники… да, там все так и было.

Флавус… Когда Кан передал ему магию сестры, душа его содрогнулась до самых глубин. Амбасса, чистейшая амбасса текла в пустую чашу. То, чего он добровольно лишил себя, возвращалось, стремительно, лавинообразно. Он уже забыл, каково это, быть амбасиатом, – и мир стал наполняться для него тончайшими звуками и ощущениями, с которыми он распрощался чуть более года назад. На какой-то миг Флавуса охватил такой восторг, что он забыл, зачем он здесь. К счастью, опомнился он вовремя, – и над крохотной боевой единицей раскрыл объятья невиданной силы щит. Флавусу нечего было жалеть, потому на этом щите красовались все протекторные грани, которые он только знал, и амбасса рвалась наружу, рассеиваясь в эфире.

Ни один витряник, особенно ослабленный днем, не проник бы сквозь такой щит. Ветра поднялись снаружи и ринулись во все стороны, ища хоть кого-нибудь, кого можно было бы разорвать, чтобы восполнить катастрофическую потерю амбассы, в которой демон жил и дышал. Но везде, куда он мог дотянуться, его встречали защищенным периметром. И тогда… он свернул ветра. И обернулся к человеку, пробившему дно у его моря. Изнутри, там мог он достать его. И это был его последний шанс… Перед лицом смерти страшна даже загнанная в угол крыса… а уж демон…

…У Кангасска потемнело в глазах… Казалось, сейчас зажгутся вокруг далекие миры, как при трансволо. Но его окружала лишь кромешная тьма.

Воображение человека не терпит тьмы и воплощает все в картинки, обращает эфир в привычное, и чудные миры в такие моменты видит перед собой человек.

Кангасск увидел пустыню. Там в дюны ложилась белая морская соль, и, как скалы, вздымались вверх берега мертвого моря. Он понял, что стоит на дне своей пустой чаши.

Ветер клубил соль перед ним, но, что странно, она не ела глаз, а сложилась в серую тень, а та, пройдя через призму воображения, обернулась драконом. Немудрено: других чудовищ Кангасск в своей жизни и не видел. Потому витряник смотрел на него теперь глазами кулдаганского дракона. Та же невероятно наглая, глядящая развязным любопытством морда, когтистые лапы, беспокойный сплющенный с боков хвост. Мощные крылья за спиной…