Текст книги "Камень первый. Холодный обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Звавшийся Орионом кивнул и откинул капюшон…

Он не был человеком. Хотя почти человечьим выглядело его лицо, чистое, даже без намека на бороду или усы. ПОЧТИ человечьим: потому что большущие, золотисто-карие глаза с пушистыми ресницами занимали чуть ли не пол-лица. А так… удивительный, с горбинкой нос и правильно очерченный тонкий рот могли бы принадлежать потомку какой-нибудь северной аристократической династии. Волосы, аккуратно подстриженные и уложенные, черные, как смоль, были слишком пушисты для человеческих. Так мог бы выглядеть стриженый мягкий мех. Образ довершали роскошные острые уши: вроде как у человека (за правильные, хоть и большие, ушные раковины), а вроде как у большого черного кота (за тряпочные кончики и подвижность). Чудесные уши, покрытые особо теплой пуховой шерстью с блестящими в свете огня остевыми волосками.

– Здравствуй, Кангасск, – приветствовал его диковинный не-человек. Под верхней губой мелькнули перламутровые острые зубы. Нечеловечья его улыбка была, тем не менее, очень приятной… по какой-то неизвестной причине.

– Здравствуй, Орион, – Кан изо всех сил попытался перестать удивленно на него пялиться: опустил глаза… И уперся взглядом в две массивные меховые лапы, выглядывающие из-под плаща…

– Красного вина? И чего-нибудь горячего? – осведомился Орион у Влады.

Та кивнула, и он бесшумно скрылся за дверью.

Кангасск рухнул на диван и тут же утонул в мягких подушках. Не будь он так заинтригован, уснул бы, не дождавшись ужина. Но тут он разлепил сонные глаза и спросил:

– Учитель, кто это? Еще один Ученик?..

– Нет, – рассмеялась она. – Орион – смотритель Серой Башни. Поддерживает здесь порядок и принимает посетителей, когда Серег не в духе или умчался куда-нибудь по делам.

…судя по всему, в данный момент Серег был не в духе… Кана так и подмывало съязвить. Но он себя пересилил.

– А что он за существо, этот Орион? – спросил он с интересом.

– Орион – дитя звезд, – мелодично рассмеялась Влада. Серая Башня всегда навевала воспоминания… – В мире, откуда мы пришли, на небе было созвездие Ориона…

…Это давно было, еще на заре Омниса. Серег попросил у меня для своей Башни орка – были в нашем мире легенды о таких существах. Я приступила было творить, но тут отвлеклась: над Югой в тот вечер сияли необыкновенной красоты звезды. Небо было таким чистым, таким черным, что впору забыть, что стоишь за земле. Так и виделось, что глядишь в безграничную звездную карту, на целый архипелаг неисследованных миров, где в каждом свои законы и свои миродержцы.

И под этим небом я пыталась сотворить орка. Долго пыталась. Слушала, как дышит юный Омнис, слушала свои мысли. Ну не могу – и все. Как взгляну на звезды, так и вижу каким-то внутренним взором чудесные пушистые уши, вроде как у человека, а вроде как у большого черного кота, и эти глазищи, большие, умные, добрые… Так и сотворила его, как сердце подсказало, и назвала Орион: в этом созвездии над нашим миром звезды складывались в человечью фигуру, и три звезды в одну линию составляли ее пояс.

Орион был маленький, как человечье дитя, и заплакал, когда его коснулся ночной ветер… Он жил и учился у меня десять лет, прежде чем я привела его к Серегу. Я помню, как он обрадовался. Больше, чем обрадовался бы любому орку. И принял Ориона не слугой, а Учеником…

В годы ученичества Ориона они с Серегом всюду путешествовали вместе и часто бывали у меня на Юге. Старые книги всего Омниса до сих пор помнят о сыне звезд…

В этот момент сам Орион ступил за порог. Плаща на нем больше не было, и Кангасск увидел, что строение тела его почти человечье, разве что ноги напоминают меховые звериные лапищи. На теле под расстегнутой до середины рубашкой никакой шерсти и в помине не было. При каждом движении под гладкой кожей перекатывались внушительные мышцы.

Руки Ориона-мастера, державшие тяжелый бронзовый поднос с ужином, были на редкость красивы: сильные, с длинными тонкими пальцами, чем-то похожие на руки Серого Инквизитора, только, как видно, больше привыкшие держать кисть и краски, чем оружие. Он поднял поднос на одной руке, а другой ловко подогнал к дивану сначала столик, а потом и кресло… вместе с Владой, которая в нем сидела… и только затем поставил нагруженную яствами бронзу и объявил ужин…

– Угощайся, Кангасск, – радушно произнес Орион, заметив, что парень отчего-то задумался.

– Ага… – только и ответил тот.

Мастер Орион пожал плечами и по-хозяйски плюхнулся на диван рядом с Кангасском, забросил ногу на ногу и запустил острые зубы в тоненький кусочек сыра.

– Вы ведь надолго, правда? – с надеждой спросил он у Влады.

– Видимо, да, – задумчиво ответила она.

– Жаль, что тебя привела сюда беда, но я все равно рад. Воистину, нет худа без добра…

Разговор затянулся. Кангасск почти не слышал его, потому что сон после ужина решил взять свое. Все слова, которые, возможно, значили очень много, слились в монотонное бормотание, убаюкивающее, как журчание реки.

Кажется, потом он шел вслед за Орионом куда-то… потом снял ботинки… потом заставил себя раздеться и рухнул на кровать, уснув раньше, чем голова коснулась подушки.

Все. Этот день исчерпал себя.

Глава тринадцатая. Снег в открытые окна летит…

Проснуться от страшного сна, от луча солнца, коснувшегося век, от холода или голода – это понятно. Но от того, что затекли ноги?..

Кангасск потер глаза и сел с твердым намерением разобраться, что это такое теплое и тяжелое лежит поперек его ног. А это оказался кот. Крупный, упитанный серый, полосатой расцветки. Он, в свою очередь, поднял голову, прищурив сонные глаза от света, – явно с намерением разобраться, кто тревожит его сон. Но, едва встретившись взглядом с Кангасском, кот бодро мрыкнул, вскочил на лапы и грациозно подобрался поближе, требуя ласки и внимания.

Котов в Кулдагане очень уважали – за способность расправляться со змеями – и держали в каждом порядочном доме. Самого Кангасска, когда он был еще маленьким ползуном, чуть не укусила ядовитая змеюка; повезло, что кошка оказалась рядом, так что у него к этому племени отношение было совершенно особое. Кан потрепал кота по холеной плюшевой шубке.

– Какой ты славный, котик…

– Мррррум…

– Разговорчивый!

– Мррм-мрр-мрррау!

– Эге, а это что у тебя?..

Левая щека котяры была опалена. Усы свернулись в неказистые ломкие пружинки, а саму щеку покрывала паленая шерсть. Вид у кота стал донельзя виноватый, и он принялся ласкаться с удвоенной силой, лишь бы отвлечь внимание от своей опаленной морды.

Тем временем затекшие ноги начало противно покалывать…

– Да ты нашкодил, дружок… Или я не знаю кошек! – Кангасск повернул к себе упитанную кошачью морду и посмотрел зверю в глаза. Глаза забегали: ни один зверь не может долго выносить человечьего взгляда, а уж нашкодивший кот – и подавно.

Но это был кот Серого Инквизитора, и сам он был серый, точно носил цвета Охотничьей формы, а потому он таким обращением оскорбился; мрыкнул, спрыгнул с кровати и виртуозно прошмыгнул в чуть-чуть приоткрытую дверь. Только его и видели.

– Гордец! – оценил Кангасск и, будучи в веселом настроении, передразнил прощальное мрыканье. – …А вот где мой дракон, хотел бы я знать…

Кан уже не сомневался, кто опалил кошачью щеку. Одного он хотел: найти зажигалку живым и невредимым. Он все перерыл в комнате, даже принесенный сюда кем-то собственный рюкзак. Хотел позвать маленького огнедела… да вспомнил, что не дал ему имени. И от этого стало тоскливо…

«Вот уж не думал, что буду скучать по нему… – сам себе удивлялся Кангасск. – Надо бы найти Ориона… Если он смотритель башни, то маленькую, огнедышащую, портящую мебель тварь не мог не заметить…»

Он выудил из рюкзака новую рубашку, стал одеваться и нечаянно заметил единственный в этой комнате гобелен, который словно светился в рассветном полумраке. Не видно было самого фона и деталей: просто прямо над письменным столом раскинул крылья тонкий серебряный дракон. Он парил в каких-то своих небесах, такой грациозный, такой чудесный, совсем не похожий на тех зубастых наглецов, что каждый год разоряли мирный Арен-кастель.

Кангасск подошел к высокому окну и сдвинул мягкую тяжелую штору. Резкий северный свет смял нежное, серебристое, словно луна, сияние гобелена, и выхватил из сумрака город, над которым летел дракон… Одно можно было сказать: в Омнисе нет таких городов, и Кангасск даже не нашел, с чем сравнить стройные башни из стекла и переполненные дороги, простирающиеся в сторону горизонта…

А за окном поднималось в небо оранжевое солнце, окрашивая в свои цвета облака и снег. Здесь было высоко, и Кангасск в первый раз понял, что боится высоты. Да, высота страшила, но и завораживала тоже. А снег отсюда напоминал белые соляные дюны того, мертвого моря.

Когда от пристального созерцания рассвета заболели глаза, Кан отвернулся и пошел искать своего пропавшего дракона. Он долго спускался по лестнице со множеством дверей по обе стороны и пробовал каждую. Многие были закрыты, за многими скрывались пустые темные комнаты. И вот лестница уперлась в последнюю дверь, и за ней открылся высокий полукруглый зал. Едва Кангасск ступил в него, как дыхание превратилось в пар, мерно взлетающий над ноздрями: зал был пуст, словно предназначался для танцев, и все окна в нем были открыты настежь.«…Снег в открытые окна летит…» – вспомнил Кангасск, глядя, как полупрозрачные белые шторы треплет холодный ветер.

– Смотрите, кто пришел! – эхом разнесся по залу приветливый голос Ориона, сына звезд. В черной шерстяной рубахе, с пуховым шарфом, повязанным поверх поднятого воротничка, в мягких кожаных брюках, он шел навстречу, мягко ступая по полу невообразимо мохнатыми лапами. – Доброе утро, Кангасск!

– Доброе… – тот поежился, втянул голову в плечи и сложил ладони под мышки, чтобы сохранить хоть немного тепла.

– В одной рубашке… Ладно хоть штаны сообразил теплые… – покачал головой Орион, едва глянув на замерзшего Кана. – Так и носом захлюпать недолго. Держи…

Кангасск и не заметил, – видимо, все произошло, когда он моргнул, – как поверх его темно-зеленой, полинявшей на локтях рубашки, в которой он уже порядком замерз, появился толстый вязаный свитер с высоким горлом, как у рыбака. Такое ощущение, что перед этим свитер лежал где-то рядом с камином, такой он был теплый.

– Иногда Серегу приходит мысль, что он любит холод, – весело заметил сын звезд, – и тогда волшебным образом выстуживаются все большие залы в Башне и снег лежит на паркете.

– Спасибо… за свитер, – поблагодарил Кангасск, как-то недоверчиво. – Я тебя спросить пришел: ты не видел тут карманного дракона? Маленький такой, на ладони весь помещается…

– Ах да… пойдем… – сразу посерьезнел Орион; развернулся и направился к дальнему концу зала.

Там Кан увидел кристаллический терминал, как в беседках Столицы, только серьезнее: кристаллов на нем насчитывалось в десятки раз больше, сами они не превышали размера ногтя. Естественно, при таких размерах, картинок, изображающих место назначения, в них быть не могло: только значки, каждый словно росчерк тонкой кисточки.

– Нам в лабораторию. Если надо будет туда в следующий раз, ткни вот в этот символ: он похож на куриную лапку, – быстро пояснил Орион и нажал на нужный кристалл.

Их встретила тьма, но уже в следующий миг по высокому потолку лаборатории маленькими лампами побежал загораться белый электрический свет, освещая гигантские шкафы, набитые книгами, зловеще блестящий металлический стол и аккуратно разложенные рядом хирургические инструменты; стол, изъеденный кислотами и щелочами, изрытый, словно поле боя, где под тягой пестрели десятки загадочных баночек с разноцветными порошками и жидкостями; и множество, множество закрытых тумбочек, столиков и непонятных приборов… Нигде еще Кангасск не видел такой концентрации техники, как здесь.

– У твоего дракона вышла ссора с Экспонатом, – пояснил Орион.

– С кем?

– С котом Серега, – махнул он рукой. – Все время удивляюсь: зверюге без малого двести лет, а ума ни на грамм.

– Он же кот… – снисходительно улыбнулся Кангасск.

– Да даже кот должен был сообразить, что на огнедышащих тварей нельзя охотиться, – Орион был непреклонен. – В общем, кот его погрыз, за что и получил огоньку. Ему не страшно – только умнее будет, и усы новые отрастут, а вот дракону он шею перекусил…

– Он живой? – почти безнадежно спросил Кан.

– Да, – беззаботно отозвался Орион и зашагал через лабораторию к неприметному, задвинутому с стене деревянному столу, вроде письменного, накрытого белой простыней.

Карманный дракон спал на этой простыне, распластав крылья. Шея выглядела так, словно голову, несомненно, оторванную, пришили заново. Вполне возможно, так оно и было.

– Бедняга, – искренне пожалел Кангасск, – досталось же ему…

– …Рану я зашил, – сказал Орион. – Драконьей крови, правда, не нашел, пришлось залить кровезаменитель, но это не беда: численность кровяных телец скоро восстановится.

– Не нашел крови? – удивился Кан. – Не подумай, что я возмущаюсь, нет, спасибо тебе… Просто… мы же маг. Почему бы не сотворить ее из воздуха, как свитер?

– Нет, Кангасск, – задумчиво вздохнул Орион и поглядел Ученику в глаза. – Время творения прошло четырнадцать тысяч лет назад. Если бы я и умел творить, я бы не стал.

– Но почему?!

– Потому что, когда мир уже сложился, малейшее вмешательство подобного рода может непоправимо нарушить равновесие.

…Так значит. Вот так. Отпала еще часть любимых фантастических книжек: маги не творят вещи по мере надобности. И то какао, которое пили они с Учителем, где-то росло, и кто-то его собирал, и варил…

– А что… Кто-то пытался уже… творить, когда не положено? – спросил Кангасск, чутьем чуя, что касается запретной темы.

– Крамольные вопросы задаешь, Ученик, – с любопытством заметил Орион. – Да, пытался. Но об этом говорить можно долго. В другой раз.

Кан вновь глянул на дракона.

– Я дал ему снотворное, – вернулся Орион к прежней теме, ловко оставив позади «крамольный вопрос», – иначе он бы все швы растревожил. Вот смотри: я шею зашил и крыло, – он поднял за кончик безвольное, как тряпочка, драконье крыло и показал Кангасску аккуратный шов… (кажется, Кан начал смутно догадываться, кто вышивал тот гобелен в его комнате, ибо только рука хирурга могла осилить такую тонкую работу…)

– А летать он сможет? – спросил Кангасск с сомнением.

– Сможет, я думаю, – пожал плечами Орион. – Только вот на первое время крыло я ему привяжу: тварюшка шустрая; швы разойдутся… Ты чай пил уже с утра?

– Нет еще.

– Пойдем, угощу.

Они пили чай из фарфоровых стаканчиков, прямо посреди лаборатории, устроившись за одним из столов. На самую середину в фарфоровой же ступке Орион поставил печенье. Разговор пошел легче.

– …Помню, меня Охотники задержали, – уже вовсю рассказывал Кангасск. – Мне Серег лицензию на харуспекс дать не успел тогда, вот они ко мне и привязались. А я, дурень, им доказывал, что я не пустокор, да еще и аресту сопротивлялся… В общем, побили они меня здорово, так что обратно меня Серег тащил, как мешок. Дык Влада вылечила меня одним заклинанием. Час, говорит, прошел, как все синяки пропали, и сил прибавилось… Я вот подумал, ведь и дракона так можно было. Заклинанием.

– Можно было, – Орион кивнул и шумно прихлебнул чаю. – Но я не рискнул…

– Почему?

– Природный стабилизатор – штука тонкая. Нашей грубой магией его легко сломать, да так, что не починишь. Конечно, он бы вскочил и побежал бы тут же. Только вот огнем дышать больше бы не смог, скорее всего. Пойми, Кангасск, я не хотел делать из твоего питомца калеку.

Кан понимающе кивнул и припал к стакану с чаем.

– Как зовут дракона твоего? – полюбопытствовал Орион.

– Никак… – признался Кангасск. – Стыдно сказать, я не дал ему имени.

– Назови Игнис, – посоветовал смотритель. – Это значит «огонь» на одном из древних языков.

– Так и назову… – Кан на секунду замолчал, собираясь с мыслями. А их много нахлынуло… – Спасибо тебе за все… Похоже, я ошибся в тебе сперва…

– Я все понимаю, малыш. Это из-за Серега. Ты на него обижен, Влада мне рассказала. Но ты его тоже пойми, – мягко, без поучений говорил сын звезд. – Он так и не оправился от раны, которую нанес ему его собственный Ученик.

– Раны? – удивился Кангасск.

– Нет, я не имею в виду физических ран, – поспешно объяснил Орион. – Хотя мне довелось видеть и израненного, истекающего кровью Серега, когда он вернулся с великой битвы чуть жив… Три тысячи лет назад я выхаживал его и переживал его страдания, как свои собственные… Но эта рана – другого толка, Кангасск… Серег так и не перенес удара, когда против него пошел собственный Ученик. Он его очень любил, очень в него верил. А ты, по шутке судьбы, чем-то ему того Ученика напоминаешь. Серег не злой на самом деле, просто ему очень тяжело. Но это пройдет. Я с ним поговорю сегодня…

– Да нет, что ты… необязательно, – попытался отказаться Кангасск.

– Обязательно, – возразил Орион, как точку поставил…

Вначале Кангасск думал, что судьба подарила ему несколько спокойных дней перед очередным прыжком куда-нибудь, и ценил каждый, как последний (так учил его Осаро), пока не понял, что эти дни сыплются бесконечным золотым дождем, один за другим…

…Значок, похожий на куриную лапку, каждый день он нажимал в первую очередь, переносясь в царство электрического света. Сила науки влекла его неотвратимо, после того, как совершила чудо: Игнис поправился. Первый день он ковылял сонный, как муха, очнувшаяся средь зимы; с подвязанным крылом и зафиксированной шеей. Но ящеры восстанавливаются быстрее, чем, скажем, люди: прошло совсем немного времени – и Орион снял швы, а подросшая взамен выдранной свежая чешуя скрыла тонкие шрамы. Первый полет карманного дракона Кангасск встретил ликованием, Орион – скромной улыбкой врачевателя, а Экспонат, незаметно просочившийся в лабораторию, – угрюмым любопытством.

К имени дракон быстро привык; при слове «Игнис» подлетал и, довольный, выдувал из ноздрей тонкие сизые струйки дыма. Правда, хитрый ящер быстро сообразил, что он теперь на особом счету у хозяина, сразу стал капризен в еде и принялся своевольничать, что проявлялось в попытках кусаться в случае недовольства. Но главное что: что он не разучился дышать огнем. Для огнедела это была бы катастрофа.

…Конечно, Орион охотно учил Кангасска тому, что знал, но большой отдачи от своей учебы не требовал, говоря об этом: «Ты мог бы посвятить этому жизнь, перечитать кучу книжек, проделать сотни экспериментов, вскрыть и изучить каждую тварь, мастерства достичь… Но что-то мне подсказывает, что это не твой путь. Вот и думай: а надо оно тебе?» На что Кангасск обычно пожимал плечами.

Кстати, насчет тварей. К лаборатории примыкал внушительный виварий, который однажды показал Кану Орион. В тот день они облачились в белые халаты и открыли дальнюю дверь лаборатории.

В виварии, вопреки всем ожиданиям, витал только один стойкий «запах» – магии. Каждая клетка была окружена тройным щитом, и твари, сидевшие внутри, не решались его касаться. В первый день Кангасск узнал среди них только сильфов и предположил, что вот эти, похожие на плосколобых людей, – феи. Но Орион провел краткий ликбез, и когда Кан взялся ему помогать кормить обитателей вивария, то он уже не путал, что едят сильфы, что земные духи, а что прочие магические существа…

Единственный раз, когда Кангасск Дэлэмэр решился-таки на чтение научной литературы, закончился печально для него как для человека с воображением…

Он дожидался Ориона, которого зачем-то вызвал к себе Серег, и бесцельно бродил меж книжных шкафов, проводя время. Вздумав что-нибудь почитать, Кангасск пробежал глазами по корешкам здоровенных научных трудов, смутился их толщиной – и вытащил тоненькую, страниц двадцать, книжечку, зажатую меж двух собраний сочинений по кристаллологии: Хельги (читай, Влады), с одной стороны, и Серега – с другой…

«Введение

В настоящее время для студентов факультета общей магии крайне необходимо знать не только теоретические основы магического влияния на объективную реальность, но и основы защиты от аналогичного воздействия в условиях магического боя. Данное пособие предназначено специально для изучения анатомии, морфологии и физиологии феи мягкокрылой (Fea majalis), как одного из самых опасных представителей семейства Настоящие Эльфы (Elvinidae), лишенного развитого головного мозга, но способного к эффективной магии. Целью практикума является выработка у Охотников достаточных знаний и умений для защиты от бессознательных, но сильных магических атак.

Коллектив кафедры магической защиты

Раздел 1. „Двигательный аппарат феи“

Практическое занятие N1. Изучение внутреннего строения феи мягкокрылой. Изучение мышечных сокращений под действием различных факторов.

Инструменты: Эксикатор с подморенными феями, питательный раствор для хладнокровных животных, крючок из северной смолы, пинцет, большие ножницы, малые ножницы, анатомическая игла, ванночка с пальмовым воском, иглы, тампоны, свеча.

Цель работы: Ознакомиться с внутренним строением феи.

Ход работы: Рассмотреть внешнее строение и крылья подморенной феи, отметить особенности, выявить по определителю отличия от других видов фей. Отметить внешнее сходство тела феи с человеческим телом.

Далее объект наркотизируется ватным тампоном, смоченным усыпляющей жидкостью Кайяра-Феста (0,03 %). После обездвиживания, в затылочную часть выше хрящевого выступа (в сочленовную ямку) вводится анатомическая игла до характерного хруста, с целью разрушить спинной мозг. Объект кладется в ванночку на спину, крылья и конечности расправляются и закрепляются иглами. Большими ножницами от полового отверстия до шеи делается надрез кожных покровов и мышц по схеме N1, после чего кожные и мышечные лоскуты…»

Далее следовала схема, иллюстрирующая все это, в цвете…

…Остаток дня Кангасск провел в тренировочном зале, размахивая деревянным мечом и размышляя о том, на чем строятся чудеса науки…

Тренировок он и так не пропускал. Поначалу он тренировался один (как ученик оружейника, Кан привык к одиноким тренировкам, в окружении стеллажей с оружием и тишины); Орион же неизменно приходил посмотреть. Сидел на скамеечке у стены и изучал движения Кангасска, которому стоило огромного труда не отвлекаться на буравящий спину внимательный взгляд.

Потом пришла Влада… «Лентяй ты Орион, – сказала она. – Давай бери меч и занимайся»… С этого все и началось. Каким бы «лентяем» Орион ни был на самом деле, за четырнадцать с гаком тысяч лет у него было время, где уж Кангасску противопоставить такому опыту десяток лет одиноких тренировок да собранный по крохам год тренировок с мастером-оружейником, Осаро и другими Странниками да детьми заезжих торговцев…

Оставалось учиться и получать время от времени синяки, за каждый из которых Орион искренне извинялся и вечером врачевал побитого Кангасска холодящей мазью.

После особо настойчивых объяснений сына звезд в зале появился Серег. Кангасск не знал этого, забредя в зал холодным вечером, когда полная луна просвечивала сквозь все шторы и даже натянутое по самую макушку одеяло и не давало спать. Не знал. Просто решил, что так совпало, и уже собирался уйти.

…Серег сидел на тренировочном ковре, скрестив ноги и сложив руки на коленях. Плечи его были расслаблены, глаза закрыты. Вряд ли он даже слышал осторожные шаги Кангасска, пятящегося к двери. Но он сказал:

– Не уходи, Дэлэмэр… Иди сюда.

Вся фраза – как единый вздох. Усталый, измученный такой вздох, словно брешь в обороне. Может, потому Кан и не ушел. Приказу он бы воспротивился, несомненно, а когда просят…

Он подошел и сел напротив. Серег Серый Инквизитор внимательно смотрел на него. В полумраке зрачки его расширились, и глаза стали почти черными, словно два всевидящих харуспекса.

– Когда-нибудь держал в руках боевой посох? – спросил Серег.

Кангасск покачал головой.

– Я так и думал, – спокойно отозвался Серый Инквизитор. – Я принес тебе запасной. Возьми на краю ковра. Должен прийтись по руке…

На удивление, Серег был осторожен и не оставлял синяков. Каждый удар, шутя пробивавший оборону Кангасска, он останавливал вблизи цели, едва коснувшись, словно боялся разрушить едва наведенный хрупкий мостик взаимного доверия. В тот вечер он много показывал и объяснял. Больше между смертным и миродержцем не прозвучало ни слова: ни о случившемся конфликте, ни о двоедушнике, ни о похищении стабилизатора. Только о боевом посохе.

– Поздним вечером я всегда здесь, – сказал Серег на прощание. – Приходи, если Влада с Орионом не сильно загоняют тебя с утра. Ты должен владеть посохом. Когда умеешь, с ним и против меча выйти не страшно, хоть и дерево…

Вот над этой встречей Кангасск думал долго. Редко бывает, когда что-нибудь тронет сердце (и совесть) так! Прав он был, когда, после разоблачения Немаана клялся себе никогда, ни словом, ни делом не предавать Владу… и Серега.

…Над Одинокой Башней частенько устанавливалась многодневная серая мгла, когда ветра плакали за окном. В такие дни обитатели носа не казали наружу. Но стоило установиться сочетанию «мороз и солнце», как Башня казалась тюрьмой и душа рвалась в блистательный, белоснежный с изумрудными вкраплениями леса мир.

Орион сделал большое дело, сумев заставить Кангасска преодолеть страх высоты и скорости и поставив его на лыжи. Подтвердив еще раз свое звание мастера-золотые-руки, он сделал Кану солнцезащитные очки, стильные, черные и действительно защищающие глаза от слепящего солнца и летящего в лицо снега, не спадающие на самых крутых виражах. За такие очки любой кулдаганец отдаст годовой запас орешков и престижное место у фонтана. Даже Странник – и тот ни на что не поскупится.

Помнится, принимая такой подарок, Кангасск на радостях обнял Ориона, словно счастливый ребенок – щедрого батюшку.

В ответ сын звезд острозубо улыбнулся и сдвинул на глаза собственные очки. Учитывая размер глаз… да, шикарные тонированные стекла закрывали половину лица и эффектно сверкали на солнце…

Вот так… вскоре оказалось, что простой пустынник, в жизни не поднимавшийся выше городской стены и не передвигавшийся по земле быстрее, чем на чарге, может на жуткой скорости гонять по горным склонам и прыгать с естественных трамплинов (в первый раз он сломал руку и зверски ушибся ребрами, так что те ныли едва ли меньше, чем заживающая под заклинанием рука, но все это его не остановило).

…Вернувшись с зимней прогулки, можно было утонуть в мягких креслах гостиной, пить какао и вести околонаучные разговоры. Среди которых попадались и те, «с острыми краями»:

– …Давно хотел спросить, Кан, – начал Орион, и весь его вид в тот момент выдавал пик научного интереса. – Насколько я знаю, в Кулдагане имена дают по одному простому правилу: дабы человек жизнью своей возносил хвалу Прародителям, он должен нести часть их имени. Так, для жителей Арен-кастеля, в женском имени обязателен слог дэ, а в мужском – эм. Если не секрет, почему тебя назвали не по правилам?

Кангасск поморщился: он не любил касаться этой темы, но спрашивал ведь Орион, а не кто-нибудь…

– Мама говорила, отец просил назвать меня так, – ответил он сдержанно. – Она его очень любила.

– Это странно, – крепко задумался Орион. – Твое имя берет начало аж в легендах мира-первоисточника, Ученик…

– И кого там звали Кангасском? – весело полюбопытствовал Кан.

– Кхм… Одного лича. Очень могущественного, надо сказать.

– А лич – это кто?

– Разновидность нежити… – Орион замялся. – Да, скажем так, не вдаваясь в подробности…

– Ничего себе… – хмыкнул Кангасск. – В Арен-кастеле поговаривали, что мой отец был со странностями, но не до такой же степени…

– А кем он был, Кан? – мягко, осторожно спросил Орион.

– Никогда не знал и знать не хочу! – отмахнулся тот и демонстративно уткнулся в чашку с остывшим какао…

В ссору это не вылилось, разве что подбросило обоим пищи для размышлений; дни шли своим чередом: бесконечный золотой дождь.

Для смертного уму непостижимо было так медлить, когда, возможно, над Омнисом повис Меч Рока. Даже думать об этом было тревожно, и к концу года тревога возвращалась все чаще. Но золотой дождь не иссякал.

На какое-то время Кан заставил себя забыть об этом и положиться на мудрость и опыт миродержцев, и ему стало легче.

Влада, Серег, Орион… говорить с ними, учиться у них – вот задача на ближайшее время. Как говорится, не зови беду, она сама тебя найдет. И еще: свой черед приходит всему.

…Однажды утром, толкая впереди себя тележку, нагруженную сухими коробочками ведьминого псевдоплодника, предназначавшегося в пищу сильфам, сонный Кангасск зацепил ею шкаф, и не просто зацепил, а сердито дернул, ворча что-то о несмазанном правом переднем колесе…

Первым делом сверху посыпались склянки, облив Кангасска фенолфталеином, дифенилкарбазидом и прочими радостями, названия которых ему уже не узнать. Что-то прореагировало, окрасив плечо неуклюжего лаборанта в нежно-фиолетовый, что-то прожгло дыру в халате на спине… Но далее – посыпались увесистые научные труды, потянув весь шкаф за собой…

Все слишком быстро произошло. Вряд ли получилось бы убежать, даже не мешайся тут эта несуразная тележка…

Было очень больно: шкаф жестоко придавил ногу, в руку что-то впилось; упав, Кан, к тому же, здорово приложился головой об пол…

Стих грохот – и после нескольких секунд гробовой тишины Кангасск, постанывая, выбрался из-под книг и шкафа, заливая уникальные научные труды кровью из располосованной стеклом ладони, и заковылял к раковине – смывать реактивы, кровь и прочищать рану. Халат отправился прямиком в мусорное ведро.

Непонятно для чего великий маг, способный единой мыслью вылечить любую рану, поместил в лаборатории аптечку с тривиальными бинтами, спиртом и обезболивающими средствами (быть может, он сделал это, просто отдавая дань технике безопасности), но Кангасску аптечка пришлась как нельзя кстати.

Продезинфицировав и кое-как перебинтовав раненую правую руку, Кан вернулся к учиненному им беспорядку. В нерешительности над кучей книг, вдавленной шкафом в колотое стекло и разлитые по полу химикаты, он стоял долго, не зная, с чего начать. Наконец, решив, что глаза боятся, а руки делают, стал поднимать шкаф, держась за него здоровой рукой и налегая плечом. После долгих мучений удалось задвинуть его к стене.

Затем Кан стал поднимать книги, распластанные, помятые. С детства мама приучила его обращаться с книгами бережно, а потому больно было видеть, что он, пусть и ненарочно, с ними сделал.

У одних страницы залиты реактивами, другие впитали в себя кровь самого Кангасска, уже побуревшую и въевшуюся намертво. Это ж надо, в один миг испортить книги, у которых год издания стоит то 3000й от основания Омниса, а вот одна и вовсе со 150 м…