Текст книги "Заслужить смерть"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Когда Триен выехал на площадь перед таверной и домом старосты, Фейольд держал магические заслоны, защищая себя и спутников, пытался прижаться к стене. Вокруг собралось уже под три десятка деревенских. Все орали, кто-то вытирал разбитую губу, кто-то просто ругался, кто-то потрясал обломком стула.

С появлением Триена криков стало больше, а пришлые живей перебрались к стене. У барьеров, возведенных магом, изменился окрас – к защите от простого оружия добавилось блокирование заклятий. Молчаливо отметив это, шаман спешился, в сторону чужаков лишний раз не смотрел. К Триену подошел староста, довольный тем, как пуповчане отстаивали доброе имя своего шамана.

– Смутьяны какие выискались, гляди ж ты! – коренастый и еще не старый мужчина, сердито махнул рукой в сторону пришлых. – И бумагу им вынь да подай, и людей им выдели. Уши уже про какую-то девку-каганатку прожужжали. Все убеждали, что ты, тунтье, ее укрываешь.

– Они приходили ко мне с утра, – кивнул Триен. – Вот только солгали и вам всем, и мне. Не стражники они, а девушка, которую ищут, не убийца.

– Что ж делать с ними, тунтье? – бросив озадаченный взгляд на чужаков, спросил староста, не усомнившийся в словах Триена и на мгновение.

– А что ты делаешь со всякими залетными разбойниками? – пожал плечами шаман. – Эти ничем не отличаются. С другими ты послал бы за стражами в Наскос. Стражи бы спасибо тебе сказали, наверняка награду бы выплатили за то, что в Пупе поймали бандитов из Вольных орлов. Эти ребята кипиньярского командора убить хотели, но не выгорело у них.

– Но у них маг… – с явным сомнением протянул староста. – Как бы не зашиб никого.

– До сих пор он этого не сделал. Ты ж помнишь, что маги шаманам не чета. То шаман может и полечить, и защитить, и заклятием насмерть убить. Маги слабей. Его защита выпьет силы быстро, тогда и скрутить можно будет. Главное, руки потом за спиной связать, маг тогда колдовать не сможет, – Триен передал поводья зятю старосты и добавил: – Он же не шаман.

– И то верно, – кивнул собеседник.

– Я могу его щиты снять, – предложил шаман. – Но вы дальше сами разбирайтесь. Мне силы на другое нужны. Заклинания нужно у дочери твоей обновить, чтоб ничего не случилось дурного.

– Это да, тунтье, это да, – воодушевленно подхватил староста. – Это поважней будет. Ты на этих проходимцев не отвлекайся, мы сами с ними справимся.

– Как скажешь, – покладисто согласился Триен и посоветовал. – Пошвыряйте камнями или палками в щиты, они скорей рухнут.

По ощущениям, заслоны Фейольда могли выдержать ещё около получаса. Маг растратил силу на поиск девушки, на задействование метки. На ауре человека сохранились следы примененных за последние сутки атакующих заклинаний, и Триен знал, что одно из них попало в Алиму. Чтобы подлечить беглянку пришлось пить зелья для восстановления резерва, из-за него противно болела голова, и шаман только порадовался возможности не вмешиваться в драку с пришлыми. Силы хотелось поберечь, расходовать только на действительно нужные дела.

Роженица и ребенок чувствовали себя прекрасно, поддерживающие заклинания отлично работали. Всматриваясь в плетения, укрепляя места связок магических нитей, Триен ясно понимал, что справился чудом. Οно стало возможным лишь потому, что за десять лет Триен научился использовать знания и развившийся за семь жизней дар Санхи. Не в полной мере. Не так, как Санхи пользовалась бы им, его силой. Она бы поглотила его целиком и, как объяснил Зеленоглазый, лишила бы самого Триена настоящей смерти и посмертия.

Почему ритуал пошел не так, как Санхи рассчитывала, знал лишь Зеленоглазый. Однако он не спешил что-либо объяснять Триену, хотя тот не раз пытался выспросить. «Учись работать с даром. Пригодится», – вот и все, что Зеленоглазый отвечал из раза в раз.

Триен учился, наверстывал, набирал знания, которыми Санхи и не думала с ним делиться. Первые годы были особенно трудными, но постепенно приходили и навык, и понимание, и умение вовремя черпать силу и знания шаманки. Εе предательство надолго отравило для Триена магию настолько, что он считал собственный дар в большей степени проклятием, чем благословением.

Εдинственной отрадой и отдушиной стало общение с братом. Триен был всем сердцем благодарен Симорту за поддержку и за любопытное, хотя, скорей всего, неверное предположение. Брат допустил, что принадлежавшая Санхи сила устала от того, что ею распоряжался злой человек, и выбрала себе другого хозяина. Триен считал такое объяснение не слишком правдоподобным, но иного не находил, а Зеленоглазый молчал.

Когда Триен вышел на улицу, мага и его подельников уже скрутили. Видимо, даже осознав, что силы неравны, а деваться некуда, бандиты сопротивлялись. Холеному и явно себялюбивому Фейольду расшибли в кровь скулу, всех троих основательно вываляли в грязи и связали. Триен в это дело вмешиваться не хотел. Чутье подсказывало, что от Фейольда нужно держаться подальше.

– Господин Триен! – связанный маг окликнул шамана, когда тот уже сел в седло. – Вы покрываете убийцу! Передайте твари, что из вашего дома у нее только один путь – в могилу!

– Вы удивительный человек, – хмыкнул Триен. – Вы знаете, что ваша ложь раскрылась, но продолжаете упорствовать. Такие бы силы да на мирное дело.

Он понукнул коня, но слова мага все не шли у шамана из головы. Пусть Φейольд лжец и бандит, но он был совершенно уверен, что Алима виновна в чьей-то смерти. Расспрашивать об этом саму девушку Триен не собирался. Во-первых, не хотел вынуждать ее врать. Во-вторых, он знал другие способы найти ответ, не тревожа Алиму понапрасну расспросами и недоверием.

Семья старосты наполнила притороченные к седлу сумки всякой снедью. Свежий, ещё теплый хлеб, большой горшок со сметаной, пирог с творогом и ягодами, квашеная капуста, жареная на вертеле курица радовали глаз и дразнили обоняние. Подумав, что все это весьма кстати, Триен разбудил девушку.

Алима спросонок испугалась, прижалась к стене, стискивая в руке одеяло. Такую запуганность невозможно сыиграть! Почему же Фейольд уверенно называет бывшую рабыню убийцей?

Беседа за ужином не ладилась. Триен понимал, что гостья, девушка с такой историей, никак не может за несколько часов общения проникнуться доверием к незнакомцу, а потому особенно не донимал, но рассказал о драке в Пупе.

– Это очень плохо, – покачала головой Алима. – Фейольд теперь будет тебе мстить. Его унизили, ударили. Он такое не прощает и постарается напакостить, причинить боль. Но так не оставит. Это точно.

– А ты чем ему досадила? – осторожно поинтересовался шаман.

– Заклинанием, разорвавшим ему всю одежду, – вздохнула девушка. – Вольные орлы напали на наш дом. Я пыталась выиграть время. Он из-за заклятия голый оказался перед всей шайкой. За это я получила улучшенную метку, наложенную прямо на кость.

– Да уж, справедливость – его первое и второе имя, – хмыкнул Триен.

Алима кивнула и отвела взгляд. На том серьезные разговоры и закончились. Беглянка к беседам по душам и более подробным рассказам явно ещё не была готова.

ГЛАВА 9

Кошмар о Санхи был в этот раз особенно мерзким. Двукратное полное вычерпывание резерва не прошло даром и аукнулось даже не сном, а полноценным бредом. Триену чудилось, что он стоит на кухне, рядом Санхи смешивает и разминает в ступке составляющие, пахнет мятой и паленой шерстью.

– Из-за нее ты в неприятности вляпался. Мы, знамо дело, магам всяким не чета, но поговорку вспомни. Ворон ворону глаз не выклюет, а маг с магом вражду не начинает. А ты земляку дорогу перешел, игрушку не отдаешь. Ну не дурень ли? – снисходительно ухмыльнулась шаманка, будто речь шла о чем-то досадном, но несущественном, вроде поставленного на новую рубаху пятна.

– Ей нужны помощь и защита, – собственный голос показался Триену чуть слышным, слабым. И ощущение было противным, словно он и в самом деле поступил глупо, опрометчиво, а теперь его справедливо упрекали за беспечность.

– Она игрушка, чужая игрушка. У нее нет своей судьбы. О такой и тревожиться смешно, – Санхи покачала головой, отложила пестик.

Она подняла ступку, вдохнула запах полной грудью, повернулась к Триену, глаза ее потемнели, а голос стал сиплым и грубым, каким бывал в ритуалах:

– Она будет привязана к тому магу до самой смерти. Он снова придет за ней. Отдай, не наживай врага. Не твоя она. Эта мэдлэгч тебя погубит.

Триен покачал головой, отступил на шаг.

– Не веришь? – усмешка Санхи стала издевательской. – Я покажу.

Она высыпала смесь из ступки в плоскую медную миску.

В следующий миг Триен очутился у могильного черного камня. В изножии из светлых круглых камней был выложен круг, внутри горел костер. Санхи, прижимая левой рукой к животу миску, трижды обошла Триена, могилу и костер противосолонь. Шаманка пела заклятие, помогающее увидеть грядущее, потряхивала костяной трещоткой.

Сухой звук полых костей, запах дыма хвойных деревьев, паленой шерсти и мяты полностью затопили сознание Триена. Мелодия пронизывала все естество, отзывалась в сердце, порабощала мысли, вводила в транс. Триен знал это заклятие, даже подпевал, хотя и против воли.

Вновь возникло знакомое по годам ученичества ощущение – Санхи использовала Триена в своих целях. Когда не хотела растрачивать магию на зачарование ингредиентов, она черпала дар ученика, тратила его силу. Долго, очень долго он позволял себя дурачить, верил, что так и должно быть, что именно так шаманы и учат. Осознание хищнических мотивов Санхи причиняло душевную боль тогда и открыло рану снова. Из навязанного транса хотелось вырваться, обрубить связь, вынырнуть из кошмара, но яркий, осязаемый и исключительно правдоподобный бред не отпускал.

Трещотка замолкла, Санхи села рядом с костром, поставила в пламя миску. Казалось, медь сама стала огнем, узор на ней полыхал красным и черным. Триен стоял напротив, ступни погрузились в мягкий мох, и на несколько мгновений шаману показалось, он уподобился дереву. Его магия тянулась к тем, что лежали в могиле. Он знал, его судьба связана с ними, их сила подпитает и поддержит, поможет найти правильный ответ.

– Откройся мне, яви себя! – воскликнула Санхи и полоснула по левой ладони кинжалом.

Всплеск боли – Триен посмотрел на свою руку. По левой ладони из свежего пореза текла кровь.

Санхи сжала руку в кулак, ее кровь капала в плоскую чашу. Травы и паленые перья в ней загорелись, будто не кровь попадала на них, а сгустки пламени. Триен сел к костру, протянул руку, и его кровь шипела на раскаленной меди.

– Смотри! – Санхи широким жестом смахнула дым. – Так будет!

Над травами собрался новый дым, тягучий и густой. Игра теней и света оживила его, струи и петли складывались в узоры.

Триен отчетливо увидел каменистое ущелье, себя и девушку. Он увидел там и Фейольда, и того самого разбойника, которого ударила защита дома. Маг и его подельник ждали в засаде, а когда дымный Триен и девушка подошли достаточно близко, разбойник выстрелил. Болт угодил шаману в грудь. Триен упал, Алима бросилась к нему, но Фейольд поймал ее заклинанием. Ухватив за ошейник, с жуткой силой ударил о каменную стену. Девушка, будто тряпичная кукла, упала безвольно и замерла без движения. Маг вальяжно, с нарочитой ленцой подошел к Триену. Тот пробовал даже не отползти, а хотя бы дышать. Маг, мстительно наступив на болт, вогнал его глубже в грудь шамана.

Триен бесстрастно смотрел, как одна сотканная из дыма фигура убивает другую, как маг из далекого будущего презрительно сплевывает и бьет Алиму ногой по лицу. Видение пропало, в завитках поднимающегося над медной миской дыма иссякла сила.

Транс всегда притуплял эмоции, и в этот раз место осталось лишь пустоте и горечи. Триен знал, что грядущее таково,и старался оценивать его как данность, непреложный факт. У всякой жизни должен быть конец. Жаль, конечно, что Триен найдет свой так рано.

– Это правда, – раздался голос, сплетенный из нескольких.

Шаман поднял голову и встретился взглядом с Зеленоглазым, сидевшим там, где только что была Санхи.

– Я не сомневался.

– И ты не спросишь, как этого избежать? – красивое лицо северянина отражало лишь любопытство. Что примечательно, никакого сочувствия.

– Можно подумать, ты расщедришься на ответ, – хмыкнул Триен. – Но попытка не пытка. Можно ли избежать?

Зеленоглазый испытующе смотрел на собеседника:

– Можно. Для этого ты должен всего лишь выгнать свою гостью как можно скорей.

– Мне не нравится слово «выгнать». Я предпочитаю «снарядить в дорогу и снабдить всем необходимым», но, если поразмыслить, Фейольд взаперти. А если меня не будет рядом, то не наступит и это будущее, – Триен указал на дым в медной миске. – В таком случае она доберется до дома, до родных?

Смерть покачал головой:

– Нет, ее убьют. Даже если ты уговоришь ее задержаться у тебя на некоторое время. Она сможет вернуться домой только, если ты будешь сопровождать ее и убедишь идти не короткой дорогой через ущелье, а длинным путем в обход. Я подскажу нужный путь, если о нашем разговоре никто не узнает. Но какую бы дорогу ты ни выбрал, тебя ждет вот это, – Зеленоглазый кивнул на миску.

Шаман снова посмотрел на вьющийся спиралями дым, протянул руку, будто хотел погладить завитки.

– Определенность тоже можно посчитать счастьем, – вздохнул Триен и посмотрел в глаза Смерти. – Я Алиму не выгоню, не отпущу одну. Не обреку на гибель.

– Даже зная, чем это закончится? – уточнил собеседник, удивленно вскинув бровь.

Шаман кивнул.

– У тебя ещё есть неделька на раздумья, – успокаивающе заверил Смерть. – Ρешение должно быть взвешенным. Ты ведь не спросил, что случится с тобой после.

– По-моему, все довольно просто, – пожал плечами Триен. – Я умру. Болт в сердце несовместим с жизнью.

– Тело твое умрет, это и в самом деле так, – заверил Зеленоглазый. – Но ты не обретешь посмертие.

– Потому что мое решение идти навстречу такой судьбе ты посчитаешь самоубийством? – настороженно нахмурился шаман.

– Нет, не поэтому. Ты ведь не хочешь умирать и, хоть и не спрашиваешь, надеешься, что какое-нибудь заклинание или кольчуга спасут тебя, – горько усмехнулся северянин. – Не спасут. Ты ничего не сможешь сделать. В этом случае ты бессилен.

– И все же для тебя это не самоубийство, – уточнил Триен.

Смерть снова отрицательно покачал головой:

– Нет-нет, тут сложно. Ты ведь хочешь спасти ее, дать ей шанс на счастливую жизнь. Так что это не самоубийство. Посмертия ты не увидишь по другой причине, и имя ей Санхи.

– Ты умеешь заинтриговать, – вздохнул Триен.

– Ты должен был стать восьмым телом ее души и дара. Те шестеро, что были до тебя, превратились в ее подпитку и память, как теперь сама Санхи стала твоими знаниями. Ты научился обращаться к ним, пользоваться даром. Своим и ее. Если бы ты этим не овладел, она через сны управляла бы тобой. И постепенно ты сошел бы с ума.

– А раньше предупредить ты не мог? Не посчитал нужным? – хмыкнул Триен.

– Разве в этом предупреждении был смысл? – искренне удивился Зеленоглазый. – Я не мог тебя обучить, никто не мог помочь тебе совладать с даром и особым наследием. Ты уверен, что тогда, десять лет назад, ты хотел бы знать, что будет, если ты не обуздаешь магию и не подавишь душу Санхи? Она ведь подпитана шестью жизнями. Она была сильней тебя, намного сильней.

– Я уже спрашивал у тебя, как же так вышло, что она не смогла подмять меня. Может, ты теперь ответишь, почему у нее не получилось сделать со мной то же, что и с другими?

– Тебя защитил брат.

– Симорт? – Триен удивленно распахнул глаза. – Но он не маг. Εго даже не было рядом! Как он мог на что-то повлиять?

Смерть улыбнулся.

– Вы ведь не просто братья, вы близнецы. Ты ведь чувствуешь, если у него какие-то сложности или радость, а он, хоть и не маг, чувствует тебя. Так ведь?

Триен молча кивнул.

– Не только вы заметили эту связь. Она есть у всех близнецов, – подчеркнул Зеленоглазый. – Много лет назад даже считалось, что у близнецов одна душа на двоих. Это глупости, душ две, уж мне можешь поверить, – хмыкнул он, – но они очень похожи и действительно связаны. Именно эта связь и удержала тебя, усилила в тот момент, когда Санхи не ждала. Честно говоря, я опасался, она вспомнит поверье об одной душе у близнецов и не выберет тебя. Последствия другого выбора могли быть ужасными для Итсена.

Триен поспешно поднял ладони в останавливающем жесте:

– Погодь, я сейчас не могу думать о государствах.

– Это очень по-человечески, – хмыкнул Смерть, но замолчал.

Триен чувствовал на себе его взгляд, сосредоточенно разглядывал наполненную дымом миску. Роль связи с Симортом ошеломляла и радовала. На сердце становилось легче, горечь и пустота отступали. Приятное подтверждение тому, что братская любовь столь сильна и даже обладает собственной магией, грело душу и затмевало мысль о неотвратимой гибели.

– Ты сказал, что тело умрет, но не я сам, – уточнил Триен.

– Потому что ты не сам, – прозвучало так веско, что в дальнейших объяснениях уже не было нужды, но Зеленоглазый продолжал: – В этой телесной оболочке, заключено восемь душ, восемь магических даров. Слишком много силы, чтобы просто завершить существование. Так что после телесной гибели последует существование в качестве призрака. Очень длительное существование.

– «Οчень» – это сколько? – хмуро уточнил Триен.

– Века два, – оценка Заплечного прозвучала хуже смертного приговора. – Все зависит от того, будешь ли ты достаточно силен после гибели тела. Ведь с некоторой вероятностью это даже будет не призрак Триена Вельмса, шамана восточной части Аваина, а призрак Санхи. Она постарается найти себе новое тело и тем самым превратить существование души в полноценную жизнь.

– Это ужасно. Это нельзя допустить, – мрачно отрезал Триен.

– Я рад, что твоя первая реакция такова, – на серьезном лице Смерти безошибочно читалось уважение. – Очень многие увидели бы в моем объяснении возможность продлить жизнь. Возможно, обрести бессмертие.

Триен покачал головой, невесело усмехнулся:

– Ты же знаешь, что я отпустил хранителей. Они обрели посмертие, освободились, а я чувствовал их облегчение. Они были счастливы.

Он заглянул в глаза Смерти.

– Прошу, подскажи, что сделать. Как и мне заслужить полноценную смерть и посмертие?

Зеленоглазый вздохнул.

– Это и сложно, и просто. Ты только должен понимать, что это решение принимаю не я. Не я буду оценивать твои дела, Триен. Твои поступки во всей совокупности.

– А кто? Боги? – мысль об этом отозвалась благоговейным трепетом.

– Не только, – уклончиво ответил Зеленоглазый. – Но я не хочу навредить подсказками, четкими указаниями, что и когда делать. Этим я тебе точно не помогу.

– Меня вообще удивляет твое участие, – признался Триен и невольно сравнил себя с Алимой, вспомнив, с каким недоверием девушка спросила, почему он ей помогает.

– Ты подарил хранителям посмертие, – серьезно ответил Заплечный. – Сам нашел, как это сделать, и не ждал ни награды, ни благодарности. Для меня этот поступок много значит, ведь я сам не мог вмешаться в судьбы хранителей. Магические законы мира таковы, – он пожал плечами. – Мне хочется отблагодарить тебя, поэтому я помогу. Подскажу, какой выбрать путь, если ты все же решишься сопровождать мэдлэгч.

– Ρешусь, – кивнул шаман, бросив короткий взгляд на клубящийся и резко пахнущий дым.

– Ты не обязан это делать. Она тебе никто, – строго подчеркнул собеседник. – Ты можешь остаться здесь, дожить до старости, завести семью, как твой брат. Никто не заставляет тебя зарабатывать посмертие прямо сейчас. Напротив, к старости полноценную смерть будет проще заслужить. За десятки лет ты с легкостью наберешь достаточное число добрых дел, и я говорю не об обычных сказочных голодных старушках.

– Я догадался, – усмехнулся Триен.

– Подумай. Время у тебя есть, решение должно быть взвешенным, – серьезно глядя в глаза шаману, сказал на прощание Смерть.

Он пропал. В тот же миг погас костер, потускнела, будто подернулась пеплом, сияющая медь. Триен остался один на могиле своих предшественников. Порезанная ладонь болела, холод пробирал до костей. Шаман встал, поднял расшитый когтями животных плащ и завернулся в него. Мех пах полынью, которую часто использовала Санхи. Триен недолюбливал эту траву, придававшую сил духу шаманки, и брал ее только в случае крайней необходимости. Когда нужно было задействовать знания и умения предыдущих воплощений Санхи, когда своего опыта не хватало.

ГЛАВА 10

Кто бы мог подумать, что я просплю почти до полудня! Надо же, как меня вымотали последние недели. Хотя куда больше удивляло другое. Я спала в доме человека, доверять которому не могла. В доме шамана, способного в любой момент превратить мэдлэгч в ингредиент! И спала прекрасно, отдохнула и чувствовала себя вполне неплохо. Интри назвал бы меня беспечной, отец – глупой, но я просто радовалась возможности восстановиться.

Умывшись прохладной водой из белого кувшина, стоящего на подоконнике, расчесала и заплела волосы. В сложившихся условиях это оказалось неожиданно сложно, но именно неспособность левой руки справиться даже с таким простым заданием убедила меня остаться в этом доме. Шаман мог помочь, в этом я не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что у его помощи будет цена. Нужно надеяться, я скоро пойму, какая именно, и успею вовремя сбежать.

В ларе нашлась длинная синяя юбка с белой вышивкой. Растительный узор вился по подолу, ткань легла аккуратными складками под широким матерчатым поясом, а черный жилет скрадывал то, насколько мешковатой выглядела светлая блуза. Получился костюм северянки, наверняка выглядевший на мне нелепо.

Когда я тихонько открыла дверь в большую комнату, застала шамана за готовкой. Молодой мужчина что-то перемешивал в круглом горшке, вкусно пахло мясом, печеной тыквой и специями. От голода свело желудок, и я, погладив криво заплетенную косу и проверив, не выбились ли пряди, поздоровалась.

– День добрый, Алима, – ответил шаман с поразительно спокойной, дружелюбной улыбкой. – Я не будил, подумал, тебе нужно набраться сил. Выспалась?

– Да, спасибо, – коротко ответила я, не упомянув, что давно не чувствовала себя такой отдохнувшей.

– Это замечательно. У нас сегодня поздний завтрак, – он указал на стол, и я заметила свежую повязку на его левой руке. – Проходи, садись. Чаю?

– Да, с удовольствием. Может, помочь? – предложила я, надеясь, он поручит мне что-нибудь. Тогда будет вероятность, что я смогу расплатиться за еду и кров, выполняя разную работу по дому.

– Нет-нет, не надо. Я уже почти закончил, – легко отмахнулся шаман.

Кажется, домработница ему не нужна. Жаль, хорошая была мысль.

Я села на то же место, что и вчера, поджала ноги и поймала себя на стремлении занимать поменьше места. Чувствовала себя ужасно неловко, и благожелательность этого человека ничуть не улучшала положение.

– Мясо будем на ужин есть, а сладкая каша уже почти готова, – жизнерадостно возвестил шаман и, открыв навесной шкаф, достал оттуда две чашки. – Ты против меда не возражаешь?

Я отрицательно покачала головой. Он довольно кивнул и достал из другого шкафа пузатый горшочек. Вскоре передо мной стояла большая чашка ароматного дорогого чая, а с медовой ложки в него тонкой струйкой стекал янтарный мед.

– Как рука? – размешивая мед, спросил шаман. – Болит? Кончики пальцев чувствуешь? Покалывание? Онемение?

Я рассказывала, отвечала на уточняющие вопросы и послушно протянула руку, когда было велено. То, что и его левая рука оказалась перевязана, долгое время вызывало лишь смутное беспокойство. Я была уверена, что повязка у шамана появилась не на ровном месте, что это как-то связано со мной. Память подсказала ответ, когда мужчина отошел к печи и, к счастью, не мог видеть выражения моего лица.

Учителя говорили, что некоторые шаманы, молодые, неопытные, тратят не только магическую, но и жизненную энергию, излечивая недуги. Εсли этот колдун из таких, то домашней работой я точно не отделаюсь, а сбежать отсюда будет еще посложней, чем из подвалов Старума!

Сердце тревожно забилось, ладони противно вспотели.

– А ты давно шаман? – прозвучало робко, вопрос наверняка показался хозяину если не глупым, то неуместным, но другая формулировка не придумывалась.

– Давно, – умостив одну глубокую белую тарелку в сгибе локтя, шаман взял вторую здоровой рукой. – Учился долго, восемь лет без малого, и уже десять лет работаю сам.

Он поставил передо мной тыквенную кашу:

– Если ты о своей руке переживаешь, то не стоит. Я знаю, что делаю.

Я кивнула, изобразила улыбку и поскорей опустила глаза в тарелку. Вот теперь стало по – настоящему страшно. Εсли опытный шаман заплатил за мое исцеление жизненной силой, то он не выпустит из когтей мэдлэгч! Не выпустит!

Ела медленно. Горячая каша помогала мне держать себя в руках и не стучать зубами о ложку от страха. Не могло же мне так не повезти! Он не кажется злым. Пусть магия заблокирована, пусть я не чувствую, что движет им, но… Οн ведь добр ко мне, вежлив. Это, конечно, может быть искусной игрой, влиянием на эмоции, но… Может, я надумала лишнее?

– Не могла не заметить твою повязку, – тихо, боясь лишний раз поднять глаза на шамана, сказала я.

– Порезался, – спокойный ответ, будто подобное было в порядке вещей. – Ничего страшного.

– Я могу помочь перевязать. Одной рукой это неудобно делать, – глядя, как он размешивает озерцо расплавившегося масла, пробормотала я.

– Это будет очень кстати. Спасибо за предложение, Алима.

Мужской голос прозвучал мягко, особенно подкупало то, что шаман часто называл меня по имени. Смешно сказать, но теперь это казалось удивительно важным. Оттого еще сильней хотелось поддаться чарам голоса, его красоте. Я всем сердцем надеялась, что не увижу порез на ладони шамана. Такие остаются после ритуалов, а без ритуала невозможно пролить кровь и отдать жизненную силу заклинанию.

– Я не могу сейчас залечить порез магией. Резерв почти пуст, я много чаровал в последние дни, – прежним доброжелательным тоном продолжал шаман, ошеломивший меня таким признанием.

Он сказал чужачке, о которой ничего не знает, что ослаблен. Зачем? Вряд ли это правда, скорей, выдумка. Проверить я не могу – моя магия заблокирована. Он хочет посмотреть, что я стану делать? Попробую ли сбежать?

– Я прилягу на часок, нужно восстановиться.

Точно проверка. Но чего он добивается?

Шаман забрал пустые тарелки, отнес их в уже знакомую бадью с водой.

– Давай сделаем тебе свежую примочку, – он взял бутылку с лекарством и, проверив, плотно ли сидит пробка, потряс. – Ах да, чуть не забыл. Микстуру тебе тоже нужно выпить.

Стоя рядом с кухонным столом, я следила за шаманом, обертывающим мою руку полотенцами. Сладкая микстура от простуды затмила вкус тыквенной каши, примочка интересно пахла, прохлада приносила облегчение. Я старалась думать только об этом, иначе не смогла бы сохранить видимость спокойствия.

Порез, подтверждая опасения, был у шамана на ладони. Ровный, никаких рваных краев, никаких следов того, что шаман примерялся, сомневался. Одно уверенное движение ритуальным кинжалом. Росчерк, привязавший меня к этому человеку. Росчерк, захлопнувший капкан.

Шаман, наигранно улыбчивый и мнимо доброжелательный, ушел в дальнюю комнату и почти сразу вернулся.

– Думаю, ты выспалась, а ходить по дому не станешь, чтобы не шуметь. У меня есть книги на каганатском. Может, тебе они помогут отдохнуть, – он протянул мне красиво оформленный том пьес Чэнья, автора, прославившегося своими трогательными историями о любви.

Боже, умоляю, пусть все пугающие наблюдения окажутся глупостями! Как же хочется, что бы этот милый обходительный молодой мужчина в самом деле был хорошим человеком. Плохих в моей жизни достаточно, пусть он станет исключением! Пожалуйста, Боже, пусть будет так!

Запрятавшись в выделенной мне комнате, ласково гладила переплет, дышала ароматом страниц. Эти пьесы я знала очень хорошо. Многие из них ставили в школьном театре, в каждой из постановок я участвовала и до сих пор могла на память продекламировать свои роли. Поэтому так и не открыла том. Книга об историях влюбленных, как и поведение шамана вообще, натолкнула на другие, невеселые размышления.

Если шаман действительно был таким хорошим человеком, которым хотел казаться, то почему он при всей своей внешней привлекательности и высоком общественном положении одинок? Шаман, как и мэдлэгч, завидный жених. Почему же у взрослого мужчины, которому на вид без малого тридцать, ни жены, ни детей? Что так отвратило от него девушек? Какие деяния и дурная слава оказались сильней мечты о безбедной жизни в почете?

Вывод напрашивался сам собой: шаман вводил меня в заблуждение, усыплял бдительность, влиял на эмоции, вызывая расположение к себе. Вся эта доброта и благожелательность – вывеска, созданная только для обмана. Ничего не подозревающую мэдлэгч можно подлечить, подкормить. Она привяжется к спасителю, которому такую наивную дурочку будет проще использовать.

Не для того я от Старума и Фейольда убегала, что бы стать ингредиентом шаманского зелья!

Нужно поскорей отсюда выбираться. Пока шаман не понял, что, как бы он ни старался, о доверии с моей стороны не может быть и речи. Пока Фейольд, если это, конечно, правда, заперт вместе с подельниками.

О том, что маг оставит меня в покое, не приходилось и мечтать. Непонятно откуда взявшиеся обвинения в том, что именно я виновата в смерти его сестры, и угрозы Фейольда подкреплялись его знаменитой мстительностью. Такой не отступится, будет добиваться своего. Метка, плата мне за унижение, хоть и перестала болеть, подсказывала, что маг где-то близко, не дальше Пупа.

Чем больше я думала о преследователях, тем меньше верила в рассказанную мне вчера байку. Фейольд наверняка влиял на эмоции селян, расположил к себе. У людей нет оснований сомневаться в словах человека со значком стражника, так что вряд ли Вольных орлов повязали. Кроме того, это в своих владениях шаман защищен, но уже в Пупе он не в безопасности. Бандиты вполне могли подловить шамана за границами его земель и либо подкупить, либо угрозами склонить на свою сторону.

Выдавать меня Фейольду лично и брать на себя грех соучастия в моем убийстве шаман, видимо, не хотел. Вот и разыграл усталость, подчеркнул слабость магии, подталкивая к побегу. Даже книга должна была направить меня на нужные мысли! В одной из пьес пленник, которого вынудили служить тюремщику, сбежал именно в такой момент!

Книга выпала из рук, из-за превращения в лису закружилась голова. Уже в который раз отметила, как тяжело теперь давалась смена ипостаси. Эта магия, естественная, словно сердцебиение, последние дни отнимала столько сил, что становилось трудно дышать.

У внезапного перекидывания была и хорошая сторона: звериный облик всегда обострял чутье. А оно подсказывало, что я сама себя дурю и старательно множу страхи. Чутье было совершенно уверено в том, что приютивший меня человек не может оказаться убийцей-потрошителем. Значит, он в любом случае лучше Фейольда и его подручных. Нужно быть признательной Ему за посланного помощника и постараться отблагодарить шамана за лечение и кров. Оставалось надеяться, что плату он потребует посильную. А это, по сути, любая, кроме частей тела…