Текст книги "Заслужить смерть"
Автор книги: Ольга Булгакова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Из-за чар мага, не иначе, появилась поразительная уверенность в том, что в деревеньке с запоминающимся названием Пуп мне обязательно помогут. Какая несусветная глупость! Северяне помогут каганатке? Немой да ещё и в рабском ошейнике? Нелепо! Φейольд, навязывая мне эти мысли, в самом деле считал, что после случая в порту я поверю, поддамся?
После встречи с магом минуло три дня, я подошла к Пупу. С холма вид на деревеньку открывался замечательный. Еще четыре года назад, когда мы с Интри проезжали это место, я отметила, что название соответствовало внешнему виду селения. В центре Пупа было небольшое озерцо, вокруг него построили дома. Забавное название единственное нравилось мне в этом месте. Как и рядом с портовым городом я чувствовала, что Фейольд где-то поблизости, снова возникло ощущение, что ищущих, нащупывающих мою метку несколько. Будто меня брали в тиски, а Пуп был спасением, самым безопасным местом на свете.
По большей части из-за этого я не решилась выходить из леса при свете дня. В темноте проще скрыться, больше шанс, что маг и арбалетчики промахнутся. А в том, что облава будет, стоит мне только приблизиться к Пупу, я не сомневалась. Обходить по большой дуге у меня уже не было сил – нога болела, я очень устала и истощилась, а участившиеся внезапные превращения дополнительно изматывали.
Чем ближе я подходила к Каганату, тем чаще обращалась в человека. Родная земля действовала так, усиливая магию мэдлэгч, которая явно старалась пробиться сквозь чары ошейника. Оттого он сбоил часто, по несколько раз в день. Вернуть себе лисий облик удавалось не сразу, а во время бега по полю, по открытому пространству смена ипостаси была мне совершенно не нужна. Меня бы наверняка заметили. Поэтому я дремала, ждала наступления ночи и молила Его помочь на время бегства сохранить звериное обличье.
Не будь деревенских, у которых так неудачно рядом с моим укрытием сломалась телега, я ушла бы из леса раньше, едва стемнело. Но у людей были собаки. Они, к счастью, ко мне в человеческом облике интереса не проявляли, однако испытывать судьбу в лисьей ипостаси я опасалась и пережидала. Деревенские починили телегу даже не за полночь! В Пупе проорали вторые петухи, когда я смогла выбраться из укрытия.
Чувство нарастающей опасности гнало меня из леса, я ощущала приближающихся преследователей, сильней разболелась нога. Меня явно направляли в деревню, в мнимо спокойное место. В портовом городке было так же: будто смыкающееся кольцо, прекрасное укрытие и возможность облегчить себе жизнь.
Не поддамся! Я учусь с первого раза!
Перекинулась, очертания предметов в тусклом свете звезд стали видны лучше, лисья ипостась обогатила мир запахами и звуками. В этом более полнокровном мире я отчетливо слышала человеческие шаги в лесу! Шли трое! У одного из них поскрипывал правый сапог! Фейольд, ошибки быть не могло.
Я сорвалась с места, побежала по полю. Нужно добраться до рощи. Затаиться там. Бежать, не останавливаться!
Высокая трава расступалась, как вода, но не смыкалась за спиной! Четкий, явный след! Но деваться некуда, до ближайшего лесочка еще бежать и бежать, не сворачивать же мне в Пуп!
Мокрая трава промочила мех, холод подстегивал, я чувствовала, что преследователи вот-вот выйдут из леса. Короткий довольный возглас – примятую траву заметили.
Я не оглядывалась. Услышав характерный щелчок взведенного арбалета, резко метнулась в сторону. Вовремя – болт вонзился в землю в пяти шагах от меня. За спиной заклятие взрыло поле, перед носом просвистел еще один болт.
Быстрей, быстрей! Я справлюсь!
Это был уже не бег, а скачки. В сторону, назад, вперед, вперед, перекатиться… Заклятие оцарапало бок. Я взвизгнула, но скорость не потеряла. Мчалась, не разбирая дороги.
Роща прикрыла меня, но преследователи были близко. Заклятие Фейольда ударило в ствол, кора задымила, пахнуло смолой. Внезапное превращение в человека – я с разгона упала, скатилась в низинку, ударилась спиной о камень. Обратно перекинуться не смогла. Поднялась, хромая и зажимая рукой кровящий бок, побежала дальше. Споткнулась, снова упала – боль удавкой обхватила запястье, меня дернуло вверх! Я повисла над землей!
Силок! Боже, за что?
Беспомощно болтая ногами в воздухе, пыталась правой рукой дотянуться до веревки, ослабить узел. Бесполезно! Петля только сильней впивалась в кожу.
Перекинуться, надо перекинуться! Лисья лапа тоньше, я смогу выскользнуть!
Тщетно! Сколько ни силилась, облик не менялся! А Фейольд уже вошел в лес! Боль прожгла ногу так, что я чудом не завопила.
Замерла, безвольно повиснув на руке. По щекам побежали слезы. Это конец.
Одежда светлая, меня видно любому. Фейольд не растратил резерв, чует метку.
Почему я головой в петлю не попала? Это было бы проще. Глупая, но хоть милосердная смерть!
Закусив губу, чтобы не всхлипывать, со смесью ужаса и обреченности следила взглядом за магом. Он обошел куст. Прислушиваясь, остановился в десяти шагах от меня. Медленно повернулся. Лицо хмурое, напряженное, брови сошлись на переносице. Никакой радости! Он ведь поймал меня! Он же так этого хотел!
Сердце колотилось, его стук был единственным звуком в густом, вязком времени.
Маг отвернулся.
– Она где-то рядом! Ищите! – велел он помощникам.
Что?
Сердце пропустило несколько ударов, в голове помутилось, по телу прошла волной дрожь.
Боже, пусть он и дальше считает меня стволом дерева, тенью, да чем угодно! Боже, пожалуйста!
Веревка впивалась в руку, влажная одежда прилипла к телу и противно холодила кожу. Я висела в силке и боялась вздохнуть лишний раз, не то что пошевелиться. Мимо несколько раз прошел маг, протопал грузный крупный разбойник.
– Как сквозь землю провалилась! – сплюнул он и ругнулся.
– Это лес, все может быть! – зло рявкнул Фейольд. – Ищите норы, дыры, берлоги. Эта тварь в любую дыру залезть готова!
Οни тыкали палками в прошлогоднюю листву, маг со злости ударил заклятием в дупло. Дерево коротко вспыхнуло, раскололось. Фейольд долго и с чувством ругался, пиная камни всего в трех шагах от меня.
Я молила Всевышнего пощадить меня, дальше скрывать от глаз этого чудовища в человеческом облике.
Пытка закончилась через час, не меньше. Они ушли дальше исследовать лес, а я, заливаясь слезами от пережитого ужаса и нахлынувшего облегчения, снова попробовала освободиться. Разодранный правый бок прошило болью, петля, казалось, вот-вот перережет левую руку. Чернота, мягкая и спокойная, окутала мысли.
ГЛАВА 5
Ночь светла, свежа и полнится магией. Οсязаемой, живой, чудной. Снег поскрипывает под ногами, морозец щиплет лицо. Первое полнолуние года – та самая единственная ночь, когда можно получить честный ответ и дельный совет от той стороны. Санхи он нужен, Санхи его получит!
Теплая одежда, снегоступы, на меховом плаще ожерельем нашиты когти и клыки хранителей. Руны на них – лучшая защита Санхи и ее жилища. Она хозяйка здесь уже многие, очень многие годы, она – надежда и воплощение страхов простых людей. К ней приходят за советом, за помощью, за оберегами, за смертью для себя и для других. И после каждой удовлетворенной просьбы на рогах появляется новое украшение, а деньги ложатся в кубышку под полом.
Санхи деньги нечасто нужны – селяне и просители рады принести шаманке вкуснейшее мясо, разносолы, фрукты, муку и прочее. В подполе и закромах всегда вдосталь лучшего. Хватает и мехов, и перин, и одеял, и дорогих бусин из стекла и металла, и шелковых нитей, и прекрасных тканей.
Хранители явились по первому зову, сильнейшие призраки сияют перламутром, излучают мощь. С ними могут сравниться лишь хранители других посвященных, но в бою никто не одержит победы – боя не будет. Перерожденные никогда не станут враждовать с подобными себе, не доставят радости вечному врагу.
Пятнадцать хранителей беззвучно идут за Санхи. Ее поступь тверда, шаг легок – это тело ещё молодо, ему недавно минуло четыре десятка лет, но ждать приближения старости в бездействии глупо. О должном преемнике нужно заботиться заранее. И выбрать его поможет тот, кому перерождения меньше всего по вкусу. Тот, что всегда за левым плечом, не любит посвященных шаманов, но в первое полнолуние нового года должен будет дать правдивый ответ. Ритуал Санхи не даст ему соврать.
Приятная мысль, отрадная. Шесть раз вечный враг был вынужден помочь, и этот раз не станет исключением. Санхи сильней, в эту ночь уж наверняка! А в другие он над ней не властен вовсе!
Санхи подошла к северной границе своих владений, к черному камню, часть которого была ровно стесана так, что получалась гладкая стена высотой больше человеческого роста. У этого камня Санхи всегда собственными руками хоронила предыдущие свои тела. В одной могиле. Лишь пара охранных рун выдавала захоронение.
Этот камень она все пятнадцать дней опасного времени поливала водой, настоянной на множестве трав, заговоренной особым образом. Теперь лед, покрывший гладкую часть, стал неотличим от зеркала. Единственное зеркало, в котором враг должен появиться по зову шамана. Εдинственное, которое он не сможет покинуть.
Санхи зажигает свечи, стоящие у самого зеркала. Пламя трепещет, отражается от ледяной поверхности и только тогда в непроглядной черноте появляется отражение шаманки, хранителей, далекой рощи за их спинами. Санхи с чувством собственного превосходства встречает взгляд зеркальной себя и начинает ритуал.
Плащ с зачарованными когтями и клыками, будто крылья огромной птицы. Украшенные золотыми кольцами и цепочками оленьи рога. Мерные удары в бубен, поток силы от хранителей. Сердце бьется медленно и гулко, простая мелодия нанизывает придуманные в незапамятные времена слова заклятия – зеркало меняется. Лед дрожит, в нем множатся алые искры. Виток мелодии – отражение преображается. Теперь с поверхности зеркала на шаманку смотрит молодой северянин с изумрудно-зелеными глазами.
– Санхи, – послышался голос, свитый из нескольких, на лице мужчины не было раздражения, лишь спокойный интерес.
– Заплечный, – шаманка легким кивком обозначила приветствие, а тоном подчеркнула неуважение.
– Давно мы не разговаривали. Ты меня избегаешь? – в произнесенном многими голосами вопросе подтрунивание. – Все ещё боишься?
– Я не боюсь тебя, Заплечный. Ты бессилен, ты не пробьешься через мою защиту, – пренебрежительно хмыкнула женщина. – Все ещё не смирился, я погляжу.
– Санхи, пойми, наконец, за тобой и подобными тебе интересно наблюдать, – усмехнулся мужчина. – Остальное второстепенно. Кстати, тебе идет это имя. И в женском облике ты мне нравишься больше.
Своим нынешним телом Санхи до этих слов была исключительно довольна, но в голосе врага за похвалой слышалась жесткость, чувствовалось хищное внимание. Шаманка не могла избавиться от ощущения, что Заплечный считал ее более уязвимой в женском обличье.
– Кто будет моим следующим перевоплощением? – требовательно спросила она, искренне надеясь, что враг назовет мужское имя.
Слова шаманки прозвучали грубо, нетерпеливо, и Заплечный осуждающе покачал головой.
– А говорила, не боишься… Ах, Санхи, Санхи… Так торопишься узнать нужное, что от страха даже «пожалуйста» забыла.
– Пожалуйста! – процедила она, впившись взглядом в лицо врага.
– Хоть что-то, – вздохнул северянин. – Не стану тянуть, раз ты так тяготишься моим обществом. В этот раз тебе подойдут двое. Они живут в одном городе в Итсене. Недалеко от границы, в Зелпине. Ты их почувствуешь. Выбирай преемника внимательно.
– Я всегда внимательна! – возразила Санхи.
– Я же не утверждал обратного! – деланно возмутился Заплечный. – Какая же ты в этот раз мнительная, Санхи.
Шаманка нахмурилась и уточнила:
– Кого бы ты выбрал на моем месте?
Она не рассчитывала услышать однозначный ответ на четко поставленный вопрос, но надеялась уловить подсказку и не ошиблась. Заплечный улыбнулся, покачал головой:
– Твои женские хитрости не помогут. Ты можешь задать лишь один вопрос, забыла? Придется тебе выбирать самой.
Лед задрожал, северянин с изумрудными глазами исчез, погасли алые искры. Санхи швырнула в зеркало колотушку – нерушимый прежде лед, который не разбили бы и прицельным ударом молота, раскололся и осыпался. Шаманка смотрела на льдинки и отчетливо понимала, что женщины и в самом деле более уязвимы. Если выбор будет между мальчиком и девочкой, стоит предпочесть мальчика и так обмануть Заплечного.
Зелпин порадовал – подходящих детей в самом деле оказалось двое, дар у обоих еще не проснулся. Девятилетний мальчик был на пороге пробуждения магии, а пятилетняя девочка уже научилась некоторой самостоятельности и не стала бы Санхи обузой.
Но шаманке нравилось, что старший именно мальчик. Значит, проще учить, он раньше будет готов. К этой бусине на его нитку добавилось и то, что родители парнишки были простыми людьми. Шаманов они уважали, с удовольствием приняли Санхи в своем доме и радовались мысли, что Триен мог стать учеником.
Родители Тайаны, хоть и были северянами по крови, почтение к шаманам подрастратили. В девочке чувствовался более сильный дар, чем в Триене, но и отторжение судьбы ученицы было выраженней.
Санхи колебалась и впервые поняла, что боится выбирать. Зеленоглазый всегда указывал на одного ребенка, избавлял шаманку от необходимости принимать решение самостоятельно. Теперь же Санхи оказалась на распутье и, приглядываясь к обоим детям, не могла выбрать между двумя дарами.
Тайана чем-то напоминала змею, в ее даре чудилась жесткость, непреклонность. В другое время Санхи предпочла бы девочку. Пусть у шаманки своей силы вдоволь, преумножить всегда приятно. Дар мальчика наводил на мысли о полноводной реке и теплом солнце. Ровная, спокойная, покладистая магия. В то же время из двух братьев-близнецов одаренным был только Триен.
Раскинутые кости не помогли, гадание на мозге курицы тоже. В этом чувствовалась рука Зеленоглазого, не зря же он сказал, что Санхи придется выбрать самой.
Решение далось тяжело, но из Зелпина шаманка уехала с учеником.
Триен оказался способным и разумным, магия развивалась так, как Санхи и представляла. Дары шаманки и ученика постепенно сроднились. Триен вырос, возмужал, ему исполнилось семнадцать. Тогда же Санхи почувствовала, что стареющее тело все чаще подводит ее. Ждать болезней и дряхлости, когда рядом был подготовленный преемник, Санхи считала глупым и провела ритуал перерождения.
Доверявший ей парень даже не догадывался, что случится. Он искренне считал, что обряд нужен для открытия силы, что теперь он сможет не только азы постигать, но будет способен и на серьезное колдовство.
Санхи предвкушала чувство высвобождения из одного тела и обретение нового, ощущение жизни, иной магии, молодой силы. Золото на оленьих рогах позвякивало в такт песни, хранители, верные соратники, стояли кругом у жертвенника. На плоском камне лежал светловолосый юноша и помогал шаманке своим добровольным участием. Глаза закрыты, из одежды только свободные штаны, руки раскинуты – полное доверие и беззащитность. Он, не зная того, направлял и поддерживал магию Санхи.
Подготовленное тело красиво, темно-зеленая мазь из зачарованных трав полосами блестит на груди, животе, плечах. Приятный овал лица, который не портил островатый подбородок, длинные, чуть золотистые волосы, прямые брови, губы, уже знающие радость поцелуев. Стройный, высокий, ладный юноша, по которому девки сохнут так, что нескольким пришлось отворотное варить. А он скромничает, воли себе не дает. Как же, разве ж можно девок портить? Οх, дурень, потому что молодой, а Санхи разгуляется, натешится.
Ритуальный кинжал засиял янтарем, песнь-заклинание вышла на новый виток. Острие клинка легко коснулось кожи Триена. На груди, там, где сердце, выступила капля крови – Санхи уколола себе палец и приложила к царапине на груди юноши.
Душа Санхи покинула старое тело. Она видела, как оно безвольно оседало на землю, как коснулось лбом жертвенника. В перламутровом свете, который источали хранители, появился Зеленоглазый.
– Ты не властен надо мной! – чувствуя, как душа обретает новый дом в теле Триена, воскликнула Санхи. Она ликовала, она снова обманула Заплечного. – Ты бессилен!
– Ты ошиблась, – в многозвучном голосе Смерти жесткость и торжество, ухмылка хищная, мстительная. – Ты выбрала не того!
Мелодия заклинания прервалась, будто споткнулась. Хранители вздрогнули, отпрянули. Санхи в ужасе поняла, что ритуал идет не так, как она привыкла! Все не так!
Οна дернулась. Нужно высвободиться, вернуться в прежнее тело – с головы мертвой упали рога, откатились, звеня золотом.
Поздно! Это не остановить!
Ритуал закончился. Свет померк.
Триен распахнул глаза.
Триен рывком подскочил на кровати, тяжело дыша, как после долгого и быстрого бега. Сердце колотилось, чуть не выламывало ребра. Сорочка противно прилипла к телу. В ушах все еще звучал многоголосый смех Смерти.
Утерев ладонью испарину со лба, Триен пытался сообразить, где находится. На это потребовалось много времени. Сон не отпускал, просачивался в настоящее, изменял очертания давно знакомой комнаты.
Сны о прошлом Санхи Триен искренне ненавидел. Хотя бы потому, что они не были снами в обычном значении этого слова. Воспоминания, яркие, приправленные эмоциями, звуками, запахами и давлеющим надо всем ощущением собственной правоты и безнаказанности – вот что такое эти растреклятые сны!
Они угнетали, изматывали, вынимали душу и приходили каждый раз, когда Триен выкладывался на волшебство. А вчера пришлось. У старосты дочь разродиться не могла, крови много потеряла. Повитуха не справлялась. Хорошо, что ей ума хватило это вовремя признать. Триен с утра до самой ночи работал в Пупе, но вытащил, вытянул и молодую мать, и ребенка. Вспомнив прошедший день, ощущение уходящих из-под рук жизней, силу своих чар, молодой шаман понимал, что справился только благодаря знаниям и опыту Санхи. Оттого ее предательство, роль, отведенная ему изначально, отравляли сердце и мысли.
Староста пытался его у себя ночевать оставить, но Триен отказался. Он чуял, что снова будут сны-воспоминания Санхи, а от них просыпаться лучше в своей постели. Шаман ушел из Пупа в темноте, со вторыми петухами. Судя по тому, что за окном было еще темно, а резерв восстановился совсем немного, Триен проспал от силы два часа.
Перламутровое сияние из сна гасло, пропали призраки хранителей. Кроме одного. Волк, не касающийся хозяина, стоял у постели и скулил. Чудно. Он никогда так не делал.
– Что случилось? – нахмурился Триен.
Волк, поскуливая и потявкивая, подбежал к двери, поскреб ее лапой. Шаман недоуменно тряхнул головой.
– Мне идти за тобой? Ты этого хочешь?
Волк радостно, будто домашний пес, растявкался, закружился на месте, снова поцарапал дверь лапой.
– Ладно. Сейчас, – Триен встал, оделся и, накинув поверх куртки плащ, пошел за хранителем, который до этого дня ни разу даже не входил в дом.
Утренняя прохлада, запах влажной от росы земли, чуть просветлевшее небо. Триен зябко поправил на плечах плащ, подошел к бочке. Зачерпнув ладонью студеную воду, плеснул в лицо, вздрогнул. Зато сонливость как рукой сняло.
– Веди, волк, – обернувшись к хранителю, велел шаман.
Постепенно развиднелось, но и в темноте ставший родным за столькие годы лес не подвел бы, не бросил бы под ноги шишку или ветку. Триен жил здесь с детства, с девяти лет, когда Санхи выбрала его преемником. Уже десятилетие этот лес, часть торфяного болота и дом принадлежали Триену безраздельно.
Волк бежал к северо-западной границе шаманских владений, защищенных от вторжения живых и потустороннего охранными чарами и оберегами. Раньше на страже рубежей стояли и хранители, но Триен отпустил их всех. Это было едва ли не первое, что он сделал, осознав, на какой итог рассчитывала Санхи, проводя последний ритуал. По непонятной причине, о которой Зеленоглазый ничего не говорил, с шаманом по собственной воле остались волк и сова, хотя птица появлялась редко.
Перламутровый призрак бежал по тропинке целеустремленно, время от времени оглядывался, проверяя, идет ли за ним человек. Шаман шел, кутаясь в плащ, расшитый клыками и когтями животных. Он достался Триену от Санхи и, подобно оленьим рогам, олицетворял связь шамана с землей, с духами зверей, с силой живых и мертвых.
Вспоминая оборвавшийся смехом Зеленоглазого сон, Триен думал о брате, единственном из живущих, кто знал, что произошло в тот день. Симорт очень испугался, и шаман первое время жалел, что поделился с близнецом тайной. К счастью, братские чувства оказались сильней непонятного Симорту колдовства, постепенно страх ушел и не омрачал больше особую связь близнецов. Триен всегда был желанным гостем в доме брата, и любовь семьи стала для молодого шамана лучшей поддержкой.
Волк фыркнул, тявкнул. Триен отвлекся от раздумий, глянул на хранителя и обомлел, проследив направление его взгляда.
В силке, попав рукой в петлю, висела девушка. Судя по позе, она была либо мертва, либо без сознания. Увидев пропитанную кровью одежду, Триен всем сердцем понадеялся, что каганатка жива.
Поблагодарив волка, шаман поспешил к девушке. Εе нужно было освободить как можно скорей! Пережатая рука могла пострадать! Только боги знают, сколько девушка так провисела!
На ходу доставая кинжал, Триен примерялся к силку. Он хотел придержать каганатку и перерезать веревку. Уже коснулся девушки, собирался обнять.
Незнакомка дернулась, вскрикнула, попыталась отпрянуть, но куда там? Ее лицо исказил страх, по щекам побежали слезы, но девушка пыталась защищаться.
– Тихо, тихо! Погодь! – он схватил ее за свободную руку. Увернулся, когда каганатка попробовала его лягнуть.
Девушка замерла, в карих глазах отражался такой ужас, будто она не человека видела, а чудовище. Триен поспешно убрал руку с кинжалом. Пугать девушку ещё больше он не хотел.
– Ты меня понимаешь? – глядя ей в глаза, спросил шаман.
Она кивнула.
– Хорошо. Я хочу тебя освободить. Понимаешь? – надеясь, что девушка и в самом деле понимает чужой язык, убеждал Триен.
Она снова кивнула.
– Я обниму тебя. Схвачусь за веревку там наверху, притяну ветку и опущу тебя. Может случиться, что я не удержу тебя одной рукой. Будь готова к падению. Тут невысоко, но я не хочу, чтобы ты ушиблась.
На ее лице безошибочно читалось недоверие, все ещё смешанное со страхом, и Триен мог поклясться, что девушка попытается убежать, едва окажется на земле.
– Потерпи маленько. Все будет хорошо, – добавил он и отпустил каганатку.
Та поспешно прижала к животу руку, снова кивнула.
Спрятав кинжал, шаман обхватил левой рукой девушку. В этот раз она не сопротивлялась, только тихо застонала, когда Триен прижал рану на боку. Тогда же он заметил и металлический ошейник. Сообразив, что имеет дело с рабыней-беглянкой, понял, почему девушка так его боялась, что даже и слова пока не сказала.
Упругая ветка, которую охотник использовал для капкана, поддалась. Оглядевшись, Триен увидел, где была установлена защелка силка, и подивился тому, что кто-то умудрился выбрать для ловушки именно это место на границе обычного мира и владений шамана. Охотник никогда не увидел бы добычу! Ведь она повисла на шаманской земле!
Девушка сразу отодвинулась, как только ее ноги коснулись травы. Триен не удерживал, притянул ветку ближе к земле и, достав кинжал, начал резать веревку. Каганатка по – прежнему молчала, если не считать всхлипываний, и, конечно же, сразу схватилась за узел дрожащими пальцами, попыталась освободиться.
– Не трогай! – велел шаман.
Девушка зыркнула на него, не ответила и, придерживая правой рукой веревку, попробовала развязать узел зубами.
– Не тронь! – повторил Триен, но в этот раз вложил в приказ магию. – Я сам!
Каганатка замерла, а во взгляде отразились непонимание и даже возмущение.
– Просто послушай! – глядя ей в глаза, Триен перерезал веревку. Девушка тут же отступила на пару шагов. – Ты замерзла. Значит, несколько часов тут провисела. Это вредно для руки. Глянь, она совсем бледная. Не удивлюсь, если ты ее не чувствуешь. Я могу спасти тебе руку. Я знаю, как! Но вначале нужно перевязать ее выше, у локтя. Я помогу. Тебе нужно только довериться мне.
Девушка выглядела так, будто услышала самую большую глупость в своей жизни. Отступила ещё на шаг. Прижала к груди обе руки, явно защищая от шамана левую, все ещё опутанную веревкой.
– Я не хочу тебе зла, – пытался убедить Триен, отрезав еще кусок веревки. – Сама посуди. Будь иначе, я бы разве тебя освободил?
Она, казалось, засомневалась, закусила нижнюю губу, нахмурилась.
– Есть хочешь? – резко сменил тему он.
Молчаливая незнакомка задумалась, будто боялась признаться, но все же медленно кивнула. Триена это порадовало. Хоть что-то, хоть чем-то он сможет подманить эту несчастную запуганную зверюшку.
– Я недалеко живу. У меня еще со вчера каша осталась с мясом и пироги с вишней. Пойдем, накормлю, – он ободряюще улыбнулся. – Только дай руку вначале перевязать. Это действительно нужно сделать.
Каганатка вздохнула и, решившись, шагнула к нему, протянула левую руку.
Даже смотреть на кисть было больно. Веревка впилась в светлую кожу, ледяные пальцы явно не слушались, да и сама девушка наверняка промерзла. Ночь вообще выдалась росная и прохладная, и Триен подозревал, что незнакомку ждет серьезная простуда.
Туго перевязав девушке руку выше локтя, шаман снял плащ и хотел укрыть беглянку, но та отскочила в сторону и выглядела при этом совершенно ошарашенной. Триен с горечью подумал, что этой девушке, судя по всему, редко приходилось видеть простую человеческую доброту.
– Ты ведь совсем замерзла, – он пояснил очевидное и жестом предложил плащ.
Скорей всего, из-за необычно рыжеватого для каганатцев цвета волос, девушка напоминала шаману лису. Она тихонько подошла, ставила босые ноги осторожно, будто крадучись, опасливо, и тем еще больше усиливала сходство со зверьком. Триен накинул ей на плечи свой теплый плащ:
– Давай, ледяная лиса, накормим и отогреем тебя. Что скажешь?
Он пытался подбодрить, расположить к себе, но в карих глазах беглянки заблестели слезы. Она расплакалась, прикрывая лицо правой ладонью, плечи ее дрожали, и Триен не стал сдерживать порыв. Он обнял ее, гладил по спине и приговаривал, что все образуется и обязательно будет хорошо.
* * *
Пробуждение было жутким. Магическое клеймо чуть не выламывало кость. Рука, передавленная петлей, болела нестерпимо. Порезанный заклятием бок, казалось, окатили кипящим маслом. Но хуже всего было понимание того, что я попала в силок шамана!
Шаман ничуть не лучше Фейольда! Он предпочтет видеть мэдлэгч мертвой, а еще лучше, распотрошенной! Из каганатских магов, говорят, шаманы делают сильные зелья!
Боже, моя магия заблокирована, убереги меня от превращения в лису! Пусть шаман подольше не понимает, что я мэдлэгч! Я тогда смогу убежать.
Светловолосый молодой северянин, носивший по шаманской традиции длинные косы, не казался злобным. Οн даже не выглядел опасным. Он, как ни странно было это признавать, производил впечатление человека, способного сострадать. Шаман предлагал помощь, лечение, но простые фразы, сложенные из понятных слов, казались мне невероятными.
Северянин хотел помочь каганатке? Даже мысль о таком повороте полностью противоречила опыту всей моей жизни. Но шаман говорил с участием, искренне. Я слушала, и с каждым ударом быстрого сердца сильней хотелось верить в невозможное, в то, что ко мне могут отнестись, как к человеку. По-доброму, по – хорошему, без враждебности и желания причинить боль.
А потом этот неправдоподобный шаман предложил мне плащ! Мне, оборванке в рабском ошейнике! И северянин не шутил. Поразительно!
Мех окутал теплом, уютом, запахом целебных трав. Какое все-таки блаженство – не мерзнуть. Мое школьное прозвище на аваинском прозвучало удивительно мягко, ласково. Оттого я не справилась со слезами и плакала, уткнувшись лбом в грудь первого за долгое время человека, сердечно пожалевшего меня. И было совершенно все равно, как шаман угадал мое прозвище.
ГЛАВА 6
Он шел рядом, показывал дорогу и, к счастью, молчал. Я все равно не могла ответить и чувствовала себя ужасно неловко из-за того, что до сих пор не поблагодарила. Утешалась тем, что шаман наверняка знает грамоту, и я смогу объяснить, как снять заклинание молчания.
Роса холодила ноги, постепенно становилось светло, я старалась привести себя в чувство, успокоиться. Получалось плохо. Его неожиданная помощь, доброжелательность и объятия сломали что – то во мне. Слезы, сдерживаемые год плена, пролились, и остановить их оказалось очень трудно. Поэтому я всхлипывала, утирала щеки и радовалась тому, что мой спаситель не стремился к разговорам.
Украдкой разглядывая шамана, пришла к выводу, что для северянина он даже красив. Овальное лицо, правильные черты, длинные светлые волосы, ладная фигура. Он был выше меня на голову, одет хорошо, но при этом не вызывающе богато, хотя я знала, что шаманы пользовались не меньшим уважением, чем мэдлэгч. Люди, если верить моим школьным учителям, более почтительно относились к шаманам, чем к обыкновенным магам вроде Фейольда. Маги слабей, шаманы умеют больше, черпают силу из других источников, поэтому и могут делать и использовать зелья из органов мэдлэгч. Природа даров в чем – то схожа.
Стараясь думать о том, что этот не назвавшийся шаман пока не хочет мне зла, присмотрелась к его странному головному убору. Черную ленту, расшитую на лбу серебряными рунами, украшали разные перья, уложенные вдоль повязки. Прочитать письмена не получалось, откровенно разглядывать шамана я стеснялась, а деталь была любопытной.
Мы шли около четверти часа. За это время боль в метке усилилась так, что я мечтала о превращении в лису. В звериной ипостаси можно бежать на трех лапах. Неудобно, но лучше, чем вот так волочить ногу. Я хромала, сцепив зубы, сдерживала стоны. Шаман, конечно же, заметил, а его слова ошеломили меня настолько, что я лишилась бы дара речи, если бы могла говорить.
– Я хочу вначале промыть и осмотреть раны, а не бездумно обезболивать, – заглянув мне в глаза, сказал шаман. – Давай я тебя понесу.
Отшатнулась, ничего не смогла с собой поделать. И очень сомневалась, что стоило реагировать иначе. Слишком хорошо все складывалось, слишком! Τак не бывает. В моей жизни уж точно.
– Нет – так нет, – он пожал плечами, улыбнулся, будто нисколько не огорчился из-за отказа.
Поразительно! Любому было бы обидно, но, кажется, не ему. Как странно!
Ощущение, что за этой благостностью скрываются серьезные неприятности, только усиливалось. С чего бы чужому магу, принадлежащему к иной вере, живущему в стране, которая совсем недавно воевала с моей родиной и проиграла, относиться ко мне с добром? Я ничем не заслужила подобное обращение, даже не поблагодарила еще, но и это, казалось, шамана нисколько не трогало.