Текст книги "Заслужить смерть"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Насколько я понимаю, никакого больного нет и за мной никто не посылал, – больше утвердительно, чем вопросительно сказал он, не сводя с меня глаз.

– Ты правильно понимаешь, – кивнула я.

– Спасибо, – он повернулся к матери. – Спасибо, мама. Это было очень своевременно.

– Что ж ты раньше не говорил? – пожурила она, подойдя к сыну и погладив его по голове. – Мы ж и не знали, что из тебя силу тянут. Ты теперь голодный поди? Нам тут столько всего нанесли… пирог с капустой хочешь? Горячий еще.

– Звучит заманчиво, – улыбнулся Триен. – Не откажусь.

Его мама ушла в дебри съестных завалов искать пирог, а Триен поманил меня. Встал, молча обнял. Как жаль, что не существовало способа поделиться силой. Моя магия все равно простаивала заблокированная, а он явно нуждался в подпитке.

– Алима! Тебе пирога отрезать? Проголодалась? – раздался громкий окрик с кухни.

Объятия распались, мы с Триеном отпрянули друг от друга. Додумались тоже, обниматься в доме его родителей. Что они подумают о нем, обо мне, о нас? Неловко как!

– Да, отрежьте, пожалуйста. Спасибо! – ответила я, глядя в сторону кухни, в дверях которой, к счастью, никто не стоял.

Триен коснулся моего плеча, улыбнулся и весело, задорно подмигнул. В самом деле, какая разница, что подумает кто-то? В сотни раз важней то, что думаем мы.

Пирог шаману принесли отменный, хороший чай с подаренным сегодня медом приятно дополнял вкус, мама Триена рассказывала, что еще принесли горожане, и прикидывала, что можно положить нам с собой в дорогу, а чем лучше поделиться с Симортом, пока не пропало. Деньги Триен наотрез отказался брать.

– У нас на все хватит и с большим запасом. Так что не выдумывай. К тому же, если путешествовать с позвякивающими золотом кошельками, то никакие амулеты от разбойников не спасут, – хмыкнул он. – Каттиш скоро рожать. Им понадобятся деньги.

– Может, хоть подскажешь, кого ждать-то через месяц? Внука или внучку? – добавив сыну чай, спросила женщина.

– Внука, – уверенно ответил Триен. – Мне было видение, я знаю, что роды пройдут без сложностей. Я посмотрю еще перед отъездом и тогда поговорю с Симортом. Εму ведь тоже любопытно.

– Кроватку он уже смастерил, очень справную, но Каттиш ещё не показывал. Будет подарок, – она улыбалась и явно предвкушала, как будет нянчить внука.

К сожалению, толком отдохнуть Триену не дали, а ужин у Симорта, начался только в полночь. В дом к шаману притащили раненого, которого правильней было назвать умирающим.

Молодой кровельщик сорвался с крыши четвертого этажа и ещё упал очень неудачно на груду строительного мусора. Живот ему разорвало обломком какой-то балки, нога была сломана в двух местах, из руки, на которую он упал, торчала кость. Много часов спустя я понимала, что без Триена этот человек был обречен, что Триен совершил настоящее ввжгвда чудо. Без преувеличений!

Свечи вокруг раненого, жгуты сушеных трав, перья, руны, начертанные прямо на полу большой комнаты, немного успокоили боль умирающего. А потом Триен услал из дома всех. И родных, и родственников кровельщика, и тех людей, которые притащили его. Всех, кроме меня.

– Алима, я не взял с собой ритуальный головной убор. И бубна у меня тоже нет, – глядя мне в глаза, объяснял он. – Моя сила не будет достаточно устойчива, и только поэтому я прошу тебя об одолжении. Позволь вплести тебя в ритуал. В тебе есть магия, я не стану брать ее, если только можно будет обойтись без этого, но мне нужно стабилизировать потоки.

– Конечно, я понимаю. Делай, что нужно. И, пожалуйста, – взяв его за руки, попросила я, – возьми мою магию, если сможешь. И до того, как сам будешь уже на грани. Пообещай мне это!

– Обещаю, – коротко выдохнул он и обнял меня.

Шаманский ритуал изнутри не походил ни капли на известные мне чары. Да, природа магии точно была схожа. Этому я получила новое и неоспоримое подтверждение. Но все остальное разнилось так, как я и представить не могла. Совсем иная работа с потоками, другой способ укрепить и подпитать чары за счет трав. Триен не прикасался к раненому простой рукой, как я привыкла. Между ладонью шамана и кожей больного неизменно оказывался либо жгут, либо слой зелья.

Плетения заклинаний покоряли выверенностью, стройностью, чем-то похожей на расчетливые чары северян и снежинки. Каганатская магия иная: гибкая, подобно растениям, мягкая, будто мех животных. В магии мэдлэгч чувствуется музыка, отголоски мелодии гуцинь. Даже у мужчин, если они колдуют. В ритуале Триена слышалось биение бубна, ритмичное, направляющее, ощущались мелодии, переплетающиеся с теми, что в действительности пел Триен.

Слова, которых я не понимала, десятки самых разных запахов, дым, щекочущий и густой, будто послушная нить в руках мастера, транс, в который все глубже затягивал меня голос Триена и звуки несуществующего бубна. На моих глазах грязь, камушки и щепки уходили из ран. Разорванные края внутренностей склеивались прочно, и я знала, что самая опасная рана в итоге заживет почти бесследно. Брюшная пленка, мышцы, кожа – все очищалось и соединялось. На рану слой за слоем ложились заклинания. Чтобы не было воспаления, кровотечения, повторного разрыва. Чары, уменьшающие боль и отек, легли последними и остались на коже тонкой сияющей золотом сеточкой.

Когда Триен начал возвращать на место торчащую из руки кость, я почувствовала, как из меня тонкой струйкой потянулась магия. Мысленно поблагодарив Триена за то, что держал слово, проследила за тем, как нить моего волшебства вплетается в общее полотно заклятий.

Восхитительное ощущение причастности к чему-то настолько прекрасному, сияло у меня в груди. Думаю, Триен понимал, насколько я признательна ему за то, что вплел меня в ритуал. Ведь для меня это была первая за год возможность чувствовать волшебство по-настоящему.

Он работал сосредоточенно, очень аккуратно и бережно. Силы его чар не хватало, чтобы за считанные часы срастить кости, но я не знала и мэдлэгч, которому удалось бы подобное. И все же наживо соединенные обломки уже не распались бы, даже если по местам перелома ударили.

Свечи таяли, до последней травинки истлели жгуты, моя сила уходила ровно, расходовалась щадяще, а я мысленно упрашивала Триена брать больше. Теперь было совершенно очевидно, что у него самого не осталось почти ни капли резерва.

Ρитуал закончился. Незримый бубен смолк, разом погасли свечи, будто их задуло ветром. Рядом стоял на коленях Триен, и только тогда я почувствовала, как ужасно затекли ноги за часы, проведенные в такой же позе без движения. Он повернулся ко мне, хорошо различимый в свете фонаря, который зажгли во дворе. Спокойная улыбка человека, справившегося с очень трудным делом, благодарность во взгляде.

– У меня не получилось бы без тебя. Спасибо за помощь, – голос был хриплым от усталости, а я знала, что Триен едва держится.

– У тебя прекрасная магия, – прошептала я.

Он ласково, даже любовно погладил мою щеку тыльной стороной пальцев, от долгожданного и такого нежного прикосновения стуком зашлось сердце. Триен обнял меня, я обхватила его обеими руками и, прижимаясь к груди, жалела, что он не поцеловал меня.

– Я умер? – чужой сиплый голос нарушил объятия.

Триен повернулся к раненому.

– Нет, хотя был близок к тому.

– А вы не ангелы Триединой? Вы светитесь, – на лице мужчины ясно читалось благоговение, в глазах блестели слезы.

Триен замялся на мгновение, покачал головой:

– Это остаточное сияние целебных плетений. Но с божьей помощью ты поживешь ещё на этом свете. Лежи, не двигайся. Тебе сейчас нужен полный покой.

Он встал, подал мне руки.

– Попробуй. Я понимаю, что ноги затекли. Я удержу, если пошатнешься, – пообещал Триен.

И я знала, что это так. Что всегда могу положиться на него, довериться, что он убережет и от падения на пол, и от падения духом.

– Ты очень помогла сегодня, – снова обняв меня, сказал он. – И та магия, твой дар, который я почувствовал, прекрасен.

– Ты творил удивительное волшебство. И я очень рада, что стала его частью, – я нежно прижималась к Триену, и было совершенно все равно, смотрит человек или нет.

Мы долго так простояли, приходили в себя, ноги мерзко кололо, колени подгибались, но выпустить Триена из рук было выше моих сил. Казалось, и ему мысль разрушить объятия претила.

Во дворе собралось несколько десятков людей. К тем, кто принес раненого, пришли их родственники, принесли еду и воду. Подтянулись соседи, ведь происходило что-то необычное. Женщина, которая чуть не стала вдовой, бросилась к крыльцу, рухнула на колени и, сложив руки в молитвенном жесте, смотрела на Триена так, будто видела не человека, а Εго пророка-небожителя. В некоторой степени так и было, и не имело значения, какие именно боги и силы помогали Триену в ритуале.

– Он будет жить, – окончательный, веский вердикт, казалось, слышали и на дальнем конце улицы. И в тот же миг напряженная тишина хрупнула, взорвалась возгласами ликования.

Жена раненого упала Триену в ноги, разрыдалась. Он бережно поднял ее, приговаривая, что все самое страшное уже позади. Отец Триена поспешил сыну на помощь, по его просьбе вошел в дом, зажег свет.

– Нужны носилки и добровольцы, которые отнесут больного домой, – обведя взглядом толпу, сказал Триен. Тут же к крыльцу подошли трое мужчин, четвертый остался у калитки, показывая на припасенные носилки.

Меня поманила вниз мама Триена, накинула мне на плечи шерстяной плед:

– Он всегда после ритуалов мерзнет, – сказала она, обняв меня. – А ты ему помогала, поди, тоже продрогла.

Да, продрогла. И это особенно стало заметно сейчас, когда Триен занимался другими делами. Я поблагодарила, плотней закуталась в плед.

– Он объяснил, что ты от усталости можешь перекинуться ненароком, – понизив голос, сказала госпожа Льинна. – А тут народу полно. Им о таком знать не след. Давай-ка мы с тобой пойдем к Симорту и Каттиш, что скажешь, лисонька?

Неуловимо сказочное обращение и ярко выраженная забота согрели лучше всяких пледов. В который раз отметив, что Триен очень похож на мать, я кивнула, улыбаясь.

– Триен туда же придет, – заверила она. – Нас же ждут.

Боже, сколько душевного тепла и любви в этой простой фразе! «Нас ждут», – и уже не нужно пояснять ничего.

Симорт и его жена жили недалеко, знали о раненом и обрадовались, увидев меня. Через каких-то четверть часа пришли и Триен с отцом, часы на далекой церкви как раз отзвонили полночь. Вкуса еды я не чувствовала, запахов не ощущала и думала с трудом. Мысли омрачала близость превращения, я знала, что оно может вот-вот произойти, и не хотела этого.

Позже, когда Каттиш забрала у меня тарелку из-под рагу и поставила другую со сладким пирогом, я сообразила, что ем левой рукой, а правой держусь за Триена. Его пальцы, переплетенные с моими, вообще были единственным, что я в ту ночь действительно чувствовала.

Очень смутно помнила, как мы вернулись в дом его родителей. Тело будто двигалось само, а разум уже спал. Хоть и не я вела ритуал, но расход магии был большим, очень большим. От такого истощения я за год плена отвыкла, потому чувство, что внутри, в сердце и легких, все выжжено до пепла, причиняло боль и навевало глупые и печальные мысли. Я знала, что нужно выспаться, восстановиться, что днем вкусная еда поможет, а короткие, но оттого лишь более драгоценные прикосновения Триена излечат.

Но я лежала без сна в огороженном занавесями закутке, безуспешно пыталась расслабиться и раскрепостить мышцы, почувствовать приятную тяжесть в руках и ногах. В этом доме мне стало неожиданно душно, муторно, в сердце крепло неясное подозрение и мерзкое до дрожи ощущение, что меня просто использовали. Да, конечно, в какой-то степени так и было, но я сама согласилась, сама! Я знала, зачем это нужно! Видела раненого и тоже хотела ему помочь, но от противного ощущения избавиться не получалось.

Все чаще приходили на ум слова тети. Она ведь предупреждала, что у меня будет возможность посмотреть, как Триен исцеляет. Он не уступал в этом мастерстве мэдлэгч. Он не уступал в этом даже моей бабушке, считавшейся одной из лучших целительниц!

Неужели разгадка действительно в том, что Триен сильно выкладывался на ритуалы и верил в другой, менее затратный способ? Но это наивные представления, он же не мог этого не понимать! Мэдлэгч тоже выкладываются на исцеление порой полностью, досуха и пьют восстанавливающие зелья, лишь бы продолжать. Считать, что кому-то чудеса обходятся меньшей кровью, наивно, даже глупо. Не об этом ли говорил Симорт? Не потому ли сказал, что затея Триена дурная?

Слабость постепенно заволакивала и эти мысли, меня затягивало в сон, такой же странно осязаемый, как видение о тете. Алые искры светлячков, запахи сухих трав, на глазах скручивающихся в жгуты, отголоски смутно тревожных переборов гуцинь.

– Он впервые использовал тебя по – настоящему. Черпнул твою силу, понял, на что ты на самом деле способна без ошейника, – голос тети звучал мрачно и напряженно.

– Он сделал это с моего разрешения. Я даже просила его использовать мою магию, – подчеркнула я.

– Ты просто добросердечная, Алима, – она неодобрительно покачала головой. – Давать шаману власть над собой было безрассудно. Ты не знаешь, сможет ли он остановиться. Ведь искушение черпать твою магию, схожую по природе, сильно. Использовать тебя безопасней для него, чем пить зелья.

– Он нуждался в помощи. И тот человек тоже! – настаивала я.

– Шаманы всегда ищут способ увеличить свое могущество, – не обращая на мои слова внимания, продолжала тетя. – Ты же поняла сегодня, что в науке мэдлэгч он не нуждается. Многим было бы полезно поучиться у него. Так что ему нужно? Чего он хочет от тебя на самом деле, Алима?

– Он хочет учиться, – упрямо повторила я, голос сорвался, в глазах собирались слезы отчаяния. Мне нечего было противопоставить обвинениям, и тетя это знала.

– Никогда не думала, что тебе, ледяной лисе, чувства будут так застить глаза, – хмыкнула она. – Он тебе в лучшем случае недоговаривает. Но в любом случае он тебя использует.

Далекий гуцинь смолк, образ тети рассыпался алыми искрами, а я, очнувшись на постели за занавесями, утирала слезы и долго пыталась успокоиться.

* * *

– Ты редкостный упрямец, – свитый из нескольких голос Смерти проник в забытье без всякого вступления. Но Триен искренне считал, что ввалившийся без приглашения в сны Зеленоглазый куда лучше вынужденного общения с Санхи или Льинной.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулся шаман. – Учитывая то, со сколькими ты можешь сравнить меня, это очень лестная похвала.

– Ты всегда умел видеть что-то хорошее в любой ситуации, – усмехнулся Смерть, появившийся из совершенной темноты. – Надеюсь, и после гибели тела это не изменится.

– Мне казалось, ты должен лучше других понимать, что я не обреку Алиму на смерть и не оставлю без помощи, – вздохнул шаман. – Ты давно меня знаешь.

– Да, давно, но это не мешает мне надеяться на твое благоразумие. Я объяснил тебе, что сейчас бросаться в омут нет нужды, ты с большей вероятностью заслужишь посмертие к старости. Но ты обрек себя на гибель, еще не зная девушку. Ты настолько не ценишь свою собственную жизнь?

– Ценю, очень ценю. И здесь, с семьей, ценю ее еще больше, – в голосе против воли сквозила обреченность, и Триен умолк.

– Но ты все равно пойдешь в Каганат? – удивленно вскинул бровь светловолосый собеседник.

Триен кивнул.

– Без моей помощи она погибнет. Даже не будь Фейольда, она очень уязвима из-за ошейника и внезапных превращений. Любой может воспользоваться ее бедственным положением, ее слабостью. Но с нее хватит горя. Хватит!

– О том, чтобы оставить ее у себя ты не думал? – уточнил Смерть.

– Прозвучало так, будто она вещь, и я могу за нее решать, – хмыкнул Триен. – Я очень далек от мысли, что это так. Да, было время, когда я хотел предложить ей остаться у меня. Но ошейник ее убивает. Медленно, но верно. Фейольд что-то намудрил с формулами, и, боюсь, они скоро потеряют стабильность. Эту вещь нужно снять как можно быстрей. Так ведь?

– Да, так, – подтвердил Зеленоглазый.

– Я считал разными путями, но одному не мне справиться. Верно?

– Да, верно. Тебе одному это не по силам.

– Вот видишь? Предложи я ей остаться, она погибла бы у меня на глазах, а я бы всегда знал, что обрек ее на это. И в дороге ей без меня не выжить, – он пожал плечами и напомнил: – Ты обещал показать мне тот путь, который нужно избрать, чтобы она добралась до родных. Я никогда не скажу ей о наших с тобой делах.

– Почему не расскажешь? – в изумрудных глазах отразилось спокойное любопытство.

– Это знание не сделает ее счастливой.

Смерть кивнул:

– Я помню об обещании и покажу тебе нужный путь. Более того, я помогу тебе убедить ее не идти короткой дорогой.

– Как? – мысль о том, что не придется настаивать и, возможно, разговаривать на повышенных тонах с девушкой, Триену нравилась.

– Проведи вместе с ней небольшой ритуал-предсказание послезавтра, вечером перед отъездом. Ты узнаешь что-то жизненно важное о судьбе племянника, ведь магия мэдлэгч лучше твоей подходит для заглядывания в будущее. Я направлю так, что ты увидишь нужный путь, его же увидит и девушка. Она не станет спорить с тобой, хоть разница между правильной и короткой дорогой – пять дней.

– Ты умеешь заинтриговать, – усмехнулся Триен. – Я попрошу ее участвовать. Но прошу и тебя сдержать слово и показать правильную дорогу, даже если в ритуале я буду один.

– Она не откажет, – заверил Смерть и пропал, оставив по себе лишь алые сполохи.

ГЛАВА 19

Утром родители Триена сами, без моего вмешательства догадались посетителей спровадить, но пришлось пообещать, что после полудня тунтье обязательно со всеми поговорит. Думаю, без этих слов дом просто взяли бы в осаду.

Поздний завтрак, вкусный чай, сонный Триен, не восстановившийся за ночь. Единственным человеком, с которым он не отказался поговорить до полудня, стала жена вчерашнего кровельщика. Он подробно рассказал ей, как теперь нужно ухаживать за мужем, когда разрешить вставать, когда приготовить ему что-то посущественней супов на крепком бульоне и разваренных каш. Женщина внимала и клялась исполнить все в точности.

Она принесла с собой деньги и, заботясь о здоровье мужа, заплатила сверх назначенной цены. Триен, конечно же, знал, что так будет, поэтому запросил относительно немного. В Каганате за меньшее просили раза в три больше.

– Они бедные люди, – тихо объяснил Триен, когда посетительница ушла. – Ее муж теперь по крайней мере шесть недель не сможет работать. Им нужно на что-то жить.

– У меня создалось впечатление, что ты вообще не хотел просить плату, – заметила я, налив ему стакан компота из свежей вишни.

– Ты права, – он кивнул и положил свободную ладонь мне на запястье, ласково погладил большим пальцем. – Знакомство с тобой многому научило меня. Благодаря тебе я иначе увидел ситуацию.

Вряд ли он знал, как польстили его слова. Я смутилась и не стала уточнять. Триен пояснил сам:

– Не назначь я цену, она стала бы моей должницей. Отплатить мне напрямую нельзя, я ведь здесь бываю редко. Зато можно попытаться рассчитаться через моих родных. Она носила бы деньги или съестное, и это никогда не закончилось бы. Не зная цены, она всегда считала бы, что сделала еще недостаточно, – он вздохнул, посмотрел мне в глаза: – Слишком малая плата тоже сделала бы ее моей должницей. Она бы догадалась, что я пожалел ее и нарочно попросил немного. Названная цена дала ей уверенность, уплаченные деньги – покой. Мы квиты с ней. Но я понял это только благодаря тебе.

В его взгляде я видела нежность, оттого колотилось сердце, и безумно хотелось, чтобы он поцеловал меня. Χотя бы обнял! Но нас разделял стол, а в дверях кухни появилась госпожа Льинна, и момент был безнадежно упущен.

– А я на стол собираю, – она принесла на доске горячую серую ковригу и, поставив на середину стола, прикрыла ее вышитым полотенцем. – Отец зайдет пообедать, полдень скоро.

Я предложила помощь, но женщина только отмахнулась:

– Ты ж тоже силу вчера отдала. Вижу же, что сонные оба.

На столе стопкой встали коричневые тарелки, появился большой светлый горшок с супом. Ничем другим это быть не могло, но он был совсем холодным, даже горшок запотел.

– Свекольник? – с надеждой спросил Триен.

– Я знаю, что ты его любишь, – ее мягкая улыбка в который раз подчеркнула, как похожи сын и мать. – Будешь, когда отец придет?

– Конечно! Когда я от твоего супа отказывался?

Ждать пришлось недолго. Хозяин дома вернулся вовремя, к столу подошел уже переодетым. И было что-то волшебное в том, как все его ждали, как этот простой, но любящий свою семью коренастый мужчина омыл руки и лицо, молчаливо помолился и лишь потом, стоя у стола, прижимая ковригу к груди, отрезал хлеб и давал каждому его ломоть в руки.

Странно, но именно в тот момент, когда господин Тоно вручил мне хлеб, я почувствовала, что Триен не ошибся. Я знала, что не чужая ему, как и он мне. Но никак не ожидала, что за такой короткий срок перестану быть посторонней этим людям. Светлое, очень теплое ощущение причастности угнездилось в душе и сохранялось весь день, согревало ночью, из-за него утром на лице сияла улыбка. Прелестное чувство!

Οно потускнело на следующий день, когда последний проситель ушел, а уставший, не восстановившийся Триен заговорил со мной об одолжении. Он хотел провести ритуал, не длительный и совсем не такой сложный, как исцеление. Но Триен надеялся, я разрешу ему вновь использовать свою магию, ведь его целью была попытка разглядеть будущее ещё нерожденного племянника, а дары мэлдэгч четче видят грядущее.

Я согласилась, не могла не согласиться, как не могла не думать о словах тети. Шаманы жаждут могущества, ищут пути его преумножения. Об этом говорили в школе, это с младых ногтей знали все мэдлэгч. Я боялась думать, что тетя права, что стану хитрым артефактом, накопителем магии, безвредной и во всем послушной подпиткой. Боялась, что Триен-шаман пристрастится к возможности черпать мою силу и использовать особенности дара.

Умом и сердцем я понимала, что тетя зря наговаривала на Триена. Я верила и знала, что он из-за усталости и только из-за нее просит о помощи. Но мерзкое предчувствие, что он не последний раз вовлечет меня в ритуал, крепло с каждым часом. Как и понимание того, что Триен не озвучил истинную причину, по которой решил отвести меня в Каганат.

Человек, к которому я так удивительно быстро и сильно привязалась, который за очень короткое время стал мне чрезвычайно дорог, не был со мной откровенен.

* * *

Свеча горела ровно, мягкие отсветы ласкали лицо сидящей напротив девушки, подчеркивали разрез глаз и длину черных опущенных ресниц, усиливали необычную рыжину волос. Алима ждала начала ритуала, дышала глубоко и ровно, чтобы не помешать чарам. Полные губы лишились чудесной, ставшей такой привычной за последние дни улыбки, но из-за этого соблазн поцеловать их стал только больше. Сосредоточиться на волшебстве не получалось, на язык просились совсем другие слова, адресованные не магическим потокам, а Алиме.

– Я… – неловко начал Триен.

Девушка посмотрела на него, в карих глазах отразилось пламя свечи. Оранжевое, почти красное, как искры, сопровождающие Смерть.

– Спасибо. Я благодарен тебе. За все, – прозвучало веско, торжественно. Душу кольнуло холодом предчувствие, что это едва ли не последняя возможность показать Алиме, как много она стала для него значить.

– Мне тоже любопытно увидеть твоего племянника, – улыбнулась она. – И что скрывать, магию тоже хочется почувствовать.

– Тогда сейчас начнем, – Триен кивнул и, взяв девушку за руки, произнес первые слова заклинания.

Имя Каттиш сплеталось с именем Симорта, имена их родителей появились сами, стали слышны в биении несуществующего бубна. Напев подчинял магические потоки и, казалось, остановил время, настолько вязкой, густой стала действительность. Язычок пламени стал шире, в середине рядом с фитилем появились образы. Уставшая Каттиш любуется ребенком, Симорт обнимает жену, а одну ладонь положил сыну на голову. Триен одновременно и порадовался вызванной ритуалом безэмоциональности, и сожалел о ней. Он не мог ощутить радость брата и радость за него, но и горечь оттого, что самому Триену такая судьба не уготована, не отравила сердце.

– Ты все ещё можешь изменить, – раздался слева свитый из многих голос. – Предоставь мэдлэгч ее судьбе, отступись.

– Нет, – глядя поверх огонька на недвижимую, застывшую в замершем времени девушку, ответил Триен.

– Ты упрямец, но так даже интересней, – усмехнулся Смерть.

Образы в пламени изменились, и Триен увидел светловолосого мальчика лет десяти. Левая рука ребенка была перевязана, повязка, явно свежая, успела пропитаться кровью, и Триен не мог отделаться от ощущения, что под бинтами не просто царапины, а следы когтей. Очень похожий на своего отца мальчик был ночью в магазине Симорта и смотрел в зеркало. Он не разглядывал свое отражение, нет. Казалось, ребенок вообще не понимал, ни где находится, ни что делает. Он медленно поднял руку и протянул ее к сияющей бирюзой поверхности зеркала.

– Нет! Стой! – крикнул Триен.

Пальцы мальчика коснулись зеркала. Вспышка. Ребенок упал. Триен знал, что он мертв.

– Что случилось? Почему? – Триен резко повернулся к Смерти.

– Он одаренный и станет некромантом, – спокойно пояснил тот. – Зеркала всегда будут манить его. После пробуждения магии и до тех пор, пока он не научится ими пользоваться, они станут для него опасны. Симорту придется очень хорошо следить за сыном, ведь зов зеркал сильней любых объяснений. Следить придется долго, учителей мало. Ты мог бы учить племянника, мог бы, но сейчас попросишь меня сдержать данное слово, так?

Зеленоглазый улыбнулся, склонив голову к плечу и разглядывая шамана. Триен тщетно пытался собраться с мыслями. Некромантия – очень опасный дар. Без поддержки и наставника Бартоломью не справится. Триен знал, что Смерть бывает жестоким, догадывался, что и давнего знакомого Зеленоглазый щадить не станет. Но легче от этого не было. Несмотря на вызванную трансом безэмоциональность, сердце сковало льдом и страхом за ребенка. Но Жнецу не след это знать, как не стоит догадываться, какой ужас вызывают мысли о том, что Алима может погибнуть.

– Да, попрошу, – твердо ответил Триен.

– Ладно. Она не увидит всего, только то, что ей нужно знать. Тебе я покажу больше, потому что ты мне нравишься, – вздохнул Заплечный.

Пламя свечи качнулось, появились новые образы. Карта, дороги и селения на которой постепенно становились объемными, будто вылепленными из глины. Цепочка алых огоньков отмечала нужный путь в обход ущелья, и откуда-то пришло осознание, что в ущелье ждет обвал. Будто подтверждая эту догадку, появился смутный образ убитых лошадей и раненной Алимы.

Триен чувствовал ее отклик, страх, естественный и яркий, и отметил, как девушка потускнела. Она хотела идти короткой дорогой через ущелье, очень рассчитывала на нее. В трансе это стало совершенно очевидно, как и то, что без серьезной размолвки Алима не согласилась бы идти длинным путем. Триен кивком поблагодарил Смерть, тот жестом предложил смотреть в пламя дальше.

– Вас все равно настигнут. Даже если ты разрушишь метку. Убийца твоего тела упрям не меньше тебя, – подчеркнул Зеленоглазый. – Если в день встречи, а это случится вот здесь, – на объемной карте запылал алым огонек, – девушка будет с тобой, убьют и ее. Если ты передумаешь умирать и решишь вернуться к семье, то сможешь уйти вот тут. Вдоль реки на север и в лес. Тогда убьют только ее.

– Дай уточню. Если я буду там один. Без нее. Она доберется до родственников и будет жить? – Триен пытливо смотрел в изумрудные глаза, опасаясь услышать дополнительные условия.

– Да. Так и будет, – подтвердил Смерть.

Шаман глубоко вдохнул, запах горячего воска и зелья с вербеной ласкал обоняние и укреплял решимость, тепло рук Алимы не давало забыть, ради кого Триен шел на все это.

– Благодарю за помощь.

– Не понимаю, почему ты уверен, что она этого стоит…

Зеленоглазый не ждал ответа и растворился в воздухе. Остался лишь шлейф алых искр. Образы в свече погасли, времени вернулся былой ход, Алима, замершая по желанию Смерти на середине вдоха, встретилась взглядом с Триеном.

– Было меньше образов, чем я думала, – недоуменно нахмурилась она. – Пара обрывков и почему-то не только о твоем племяннике.

– Наверное, это потому что твоя магия участвовала в моем ритуале, – он пожал плечами, задул свечу и в струящемся от фитиля дымке увидел, как Фейольд надавливал на торчащий в груди шамана болт.

– А ты тоже видел дорогу? Подсвеченную алыми искорками? Я о таком раньше и не слышала! Жаль, не могу понять, какие формулы ты использовал.

– Это не тайна, – Триен нехотя выпустил руки девушки и стал складывать в мешочек камушки с рунами. – Я напишу нужные слова. Уверен, ты прекрасно справишься с этими заклинаниями, когда освободишься от ошейника.

Мешочек наполнялся, камушки стукались друг о друга. Главное, не проговориться, формулировать фразы так, чтобы Алима ничего не заподозрила. Беречь местоимения, не строить планов, не вплетать ненароком свой образ в ее будущее. Чтобы у нее остались воспоминания, но не гнетущее ощущение утраты.

Она достаточно видела зла и горя, не для того он рисковал собой и посмертием, чтобы множить печали.

– Ты чем-то огорчен? – Алима подалась вперед, заглянула ему в глаза.

А ведь он был уверен, что удержал улыбку и привычный тон.

– Так заметно?

Она кивнула:

– Мне – да, хоть ты стараешься не показывать.

– Ты сцену с зеркалом видела? – уточнил он. Девушка отрицательно покачала головой. – У племянника будет магический дар. Потустороннее может ребенка убить, если не соблюдать осторожность.

– Но ты сможешь научить его, помочь совладать с магией, – Алима хотела подбодрить, не догадываясь даже, как ранит этими естественными словами.

– Конечно, – заверил Триен. – Но я не увидел, когда именно проснется дар. Меня может не оказаться рядом вовремя. Нужно поговорить с Симортом.

* * *

Ρитуал в этот раз был странным, и я никак не могла понять, почему. Волшебство одновременно казалось и плавным, текучим, и каким-то обрывчатым, будто в какой-то миг сердце неожиданно пропускало удар. И как так вышло, что Триен увидел в ритуале на одну сцену больше, чем я? Магия была моя, сила использовалась моя, дар мэлдэгч лучше видит будущее, чем дар шаманов. Вряд ли Триен нарочно хотел что-то скрыть, да и не слышала я раньше, что в совместных ритуалах вообще можно спрятать от кого-то часть происходящего, но странность общего волшебства не давала мне покоя очень долго.

Усталость и внезапное превращение в лису не позволили провести последний вечер в семье Триена в человеческом облике. Хорошо, что успела поесть и не обременяла никого неожиданной необходимостью готовить мне отдельно. Свернувшись калачиком на постели за занавесями, вспоминала сегодняшний ритуал, пророческие образы и слушала, как Триен серьезно разговаривает с братом.