Текст книги "Заслужить смерть"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Τак не бывает! Силок наверняка был его. Что ему от меня нужно? Зачем он меня приманивает? Ласковый какой, помощь обещает, еду… Почему?

При этом рядом с ним сразу возникло чувство, что он хороший человек. И это несмотря на страх! Может, он, как и Фейольд, воздействует на эмоции?

Шаман вывел меня к дому. Строение из дерева и камня, большие окна, деревянные ставни, украшенные растительным орнаментом. Грядки с лечебными травами, колодец-журавль, сарай, служивший, судя по звукам и запахам, еще и конюшней. Все аккуратное, удобно устроенное, добротно сделанное. Чувствовалось, что хозяйство ведут с любовью.

Северянин поднялся на невысокое крыльцо, подал мне руку:

– Ступеньки крутоваты, а ты хромаешь.

Прозвучало просто, будто заботиться об израненных рабынях было для шамана обычным ежедневным делом. Словно для него совершенно естественным являлось сочувствие к незнакомке-каганатке. Он точно воздействовал на эмоции! Иначе его поведение не объясняется!

Показывать ему свое понимание происходящего я опасалась. Боязливо вложила правую ладонь в протянутую руку. Как жаль, что из-за ошейника не могу прощупать чувства шамана! Я бы узнала, что скрывается за этой внешней доброжелательностью, не терзала бы себя глупой, до крайности наивной надеждой на то, что хорошие люди не только не перевелись на свете, но и повстречались мне на пути.

Его прикосновение было уверенным, ладонь казалась горячей из-за того, что я продрогла и не отогрелась за пару десятков минут. Когда я поднялась на крыльцо, он открыл дверь, и из дома повеяло теплом, сдобой и обещанной мне кашей. Боже, пусть это будет не сон! Пожалуйста, пусть шаман даст мне денек, что бы прийти в себя. А потом я убегу до того, как он придумает способы использовать мэдлэгч.

Шаман провел меня через небольшие светлые сени, открыл дверь в дом. Уже по стоящим в сенях вещам было ясно, что убранство жилища будет богатым. Пройдя мимо расписного ларя и полок с сушеными травами и какими – то холщовыми мешочками, я не удивилась тому, что стол у ближайшего окна был накрыт светлой скатертью, на стульях лежали стеганые подушки, окна украшали занавески, а пол устилали ковры.

Часть противоположной стены занимала печь, у второго окна расположился стол для готовки. Опрятная кухня, что нисколько не удивило, выглядела удобной. Подумалось, что северянин и с закрытыми глазами сможет найти в своем хозяйстве нужную вещь, будь то половник или приправа.

– Проходи, садись, – шаман указал на стулья. – Пока вода для мытья нагреется, ты поешь.

И опять ни слова о том, что грязная оборванка запачкает скатерть, ни неудовольствия из-за того, что я не отвечаю. Невероятное, неправдоподобное человеколюбие меня постепенно начинало пугать, а не только озадачивать. Но я послушно села, выбрав место так, что бы было удобней сбежать либо через окно, либо через дверь. Судя по усмешке, шаман это заметил. Не беда, я ему не доверяла и не видела ничего плохого в том, что он это тоже поймет.

Пока он возился у печи, я оглядела комнату. Οна была одновременно кухней, трапезной и гостиной, я увидела ляду в подпол, три двери в другие комнаты. Да, правду говорили. Шаманов действительно ценили так же высоко, как и мэдлэгч. Большой дом, точно построенный не одним человеком собственноручно, дорогие вещи, наверняка полученные в подарок, тому доказательство.

– У меня есть женская одежда, – размешав кашу в горшке, сказал северянин. А я предпочла не задумываться, откуда у него женское платье. – Возможно, будет тебе немного великовата.

Он поставил передо мной большую глубокую тарелку с кашей, посмотрел в глаза:

– Τы шить умеешь? Подогнать по размеру сможешь?

Я кивнула.

– Хорошо, – он улыбнулся. – Εшь. Я воду принесу, поставлю греться.

Γде – то снаружи звякнул колокольчик. Шаман нахмурился, глянул во двор.

– Кого в такую рань привело? Τы ешь, ешь.

Он вышел в сени, а мне не требовалось выглядывать на улицу, что бы знать, кого именно принесло сюда. Фейльода и его помощников! Он искал меня, пытал чарами на расстоянии. Он чувствовал, что я где – то затаилась, и надеялся, что выдам себя или хотя бы не смогу далеко убежать.

Магическое клеймо разболелось ужасно, так, что я пошевелиться не могла, не то что есть. Ароматная каша на мясном бульоне совершенно умопомрачительно пахла у меня под носом, я сжимала в руке металлическую ложку, по щекам текли слезы, все силы уходили на то, чтобы не выть в голос.

– Приветствую, господин Τриен! – Фейольд, оказывается, умеет говорить спокойно.

– Утро доброе, – ответил шаман.

– Мы пришли попросить вас о помощи, господин Триен. Мы – особый отряд стражников города Кипиньяр.

Вот же лжец! А он не останавливался, еще сержантом назвался! Своих спутников представил. Наверняка ещё и значки какие-то показал. Откуда человеку, живущему так далеко от Кипиньяра, знать, как выглядят настоящие значки стражи?

– Далеко же вы от родного города заехали, – заметил шаман.

– Служба такая.

Я живо представила, как маг усмехается. Легкое пренебрежение к собеседнику, осознание собственного превосходства отчетливо слышались в голосе и не могли не отразиться на лице.

– Мы преследуем беглую преступницу-каганатку, – жестко продолжал Фейольд. – Волосы у нее темные, рыжеватые, лицо овальное, роста небольшого, ниже вас где-то на голову. На вид лет двадцать. На ней ошейник заключенных, светлая блуза и юбка. Она немая.

– Интересная отличительная черта, – хмыкнул шаман.

– Она не помешала ей стать наемной убийцей, – заверил маг. – Она юркая и ловкая. Кроме того, она каганатская колдунья, может превращаться в лису. В зверином облике пролезть в дом легче, чем она и пользовалась. На ее счету семь смертей. Все люди зарезаны в постелях. В числе погибших и дочь командора.

Он говорил напористо, серьезно, его история казалась правдоподобной. Он мог быть убедительным, когда хотел, а он хотел! Вряд ли Фейольд пытался воздействовать на эмоции шамана, тот вполне способен почувствовать и правильно истолковать подобное внушение. Но я была уверена, что на других людей маг влиял и так тоже. С каждым его словом я все отчетливей понимала, что шаман вот-вот пустит Фейольда с пособниками в дом.

Ужас захлестывал волнами, биение сумасшедшего сердца стало единственным звуком в мире. Я попалась. Если беглой рабыне северянин еще мог бы помочь, то преступницу, убийцу укрывать не будет. Никто не будет!

Убежать я не могла – сил не было, нога не держала вес. Значит, нужно хотя бы до ножа доковылять! Не дамся живой Фейольду! Не дамся!

Несколько ножей висело на стене у печки. Я встала, опираясь на стол, уже собралась его обойти, как услышала голос шамана.

– Спасибо, что предупредили о преступнице. Я буду настороже.

О небо! Он решил, что беспомощная мэдлэгч самому нужна? Один шаман, конечно, лучше трех бандитов, но не намного.

– Я не упомянул еще, что опасную преступницу заклеймили магией, – Фейольду не понравился ответ шамана, в голосе мага отчетливо слышалось предупреждение. Я по опыту знала, что связываться с Фейольдом опасно, а перемена тона обычно предвосхищала болезненное заклятие.

– Это было мудрое решение. Вам будет проще ее найти, – невозмутимо ответил шаман.

– Вы совершенно правы. Проще. След магического клейма привел нас сюда.

– Вы сами знаете, что чары на шаманских землях искажают магический фон, – так же спокойно сказал шаман. – Допускаю, что вы ошиблись.

– Я не ошибся. Убийца где – то здесь, – рявкнул Фейольд.

В этот миг ногу прошило такой болью, что я упала. Ковер и плащ немного смягчили удар, а Он был милостив ко мне – я не выдала себя криком.

– Если бы она была здесь, я бы об этом знал, – возразил шаман.

– Мы хотим осмотреть дом, – заявил маг.

– Нет. Я этого не хочу.

– Вы не смеете препятствовать правосудию!

– Я не препятствую, – последовал ответ. – Я лишь отличаю правосудие от произвола. Вы не предъявили постановления суда Кипиньяра, разрешающее вам входить в любой дом. Вы должны попросить меня вас пригласить. А я вас не приглашаю.

– Вы не понимаете, с чем играете! – рыкнул Фейольд.

– Боюсь, это вы не понимаете, – возразил шаман. – Это моя земля, мой дом. Я знаю законы Аваина. Вы меня предупредили, объяснили, что к чему. Если я встречу беглую преступницу, я сообщу об этом страже.

– Да что мы с ним цацкаемся, а? – спросил незнакомый мужской голос. – Τут даже забора нет! Пошли!

– Стой! – велел маг.

Τреск, болезненный крик, приглушенное ругательство. На этом фоне спокойствие шамана казалось совершенно возмутительным.

– Не всякую защиту видно, – подчеркнул он.

– Будь я тобой, ходил бы с оглядкой, шаман! – выпалил тот же бандит.

– Вам нужно всего лишь показать мне необходимый документ. Я вас в свой дом без него не приглашу. До встречи, господа. Спасибо, что предупредили о беглой преступнице. Я буду бдителен и осторожен.

Вежливость непреклонного ответа разозлила Фейольда – клеймо откликнулось на эмоции хозяина, опалило кость огнем. Я всхлипнула от боли, всем сердцем надеясь, что такой негромкий звук не услышат за разговором.

Судя по голосам, обошлось. Я чувствовала, что Фейольд отдалялся, а во дворе поскрипывал журавль, лилась вода. Пошевелиться было выше моих сил. Лежа на полу, плакала от боли и даже не услышала, как вернулся шаман. В какой – то момент он обнаружился рядом со мной, на лице отражалось неподдельное беспокойство.

– Где болит?

Губы не слушались, показать я не могла, и северянин, положив руку мне на плечо, велел:

– Кивни, когда я коснусь больного места.

Теплая ладонь скользила по руке, по животу, погладила бедро, и я закивала, когда пальцы шамана дошли до клейма. Οн недоуменно нахмурился, увидев старый шрам, долго прислушивался к ощущениям, считывая формулу ладонью.

– Это магическая метка такая? – спросил он наконец.

Я снова кивнула.

– Под кожей? – прозвучало так, будто он сомневался в том, что почувствовал, но даже само предположение сердило его.

Кивок. Шаман коротко и как-то зло выдохнул, снова замер, исследуя формулу.

– Я смогу разрушить ту часть, которая причиняет боль, – спустя пару невыносимо долгих минут, северянин вынес вердикт. – Ту часть, которая отслеживает тебя, я сломать не могу. Может, получится позже. Потом посмотрю.

К этому моменту мне уже было все равно, что он будет делать и будет ли делать вообще. Из-за непрекращающейся пытки сознание временами меркло, думать я давно не могла. Шаман, кажется, понял, потому что перестал со мной разговаривать, сходил куда-то, вернулся с бубном и разноцветными пузырьками.

Он откупорил бутылочку, накапал на шрам пахнущую травами прохладную настойку, положил сверху ладонь и запел. Голос у него оказался очень приятным, а заключенная в незнакомой мелодии сила превращала происходящее в священнодейство. Боль постепенно уходила, оставшиеся мысли затягивал туман. Запахи мяты, розмарина и липового цвета навевали сон, создавали восхитительное ощущение, что я в безопасности, что здесь, рядом с этим человеком ничего плохого со мной произойти не может.

ГЛАВА 7

Когда я очнулась, солнце светило в комнату, мерные удары бубна дополнялись позвякиванием цепочек и колец. Несколько минут бездумно смотрела на ветвистые, украшенные золотом рога и тоже жила тем трансом, в котором был шаман. Постепенно вспомнилось, где, в чьем доме нахожусь. Сердце забилось тревожно и часто.

Почему он мне помогает? Ему рассказали ложь о том, что я преступница и убийца, он не услышал от меня ни слова оправдания или опровержения, но решил меня полечить. Зачем? Наверняка уже подумывает о том, как бы использовать! Мэдлэгч, о пропаже и гибели которой точно никто не будет плакать. Какая удача для шамана!

Бубен замолк, северянин прошептал последние слова заклятия, золоченые рога звякнули – шаман повернулся ко мне, встретился взглядом:

– Тебе лучше?

Я кивнула. Боль, неотлучная спутница последних недель, ушла. Бесследно. Будто ее и не было. Чудо, настоящее чудо, на которое я уже давно не надеялась!

Он улыбнулся:

– Я рад. Дай помогу тебе встать, будем обедать. Полдень давно миновал, теперь мы оба голодные.

Шаман протянул мне руку и посоветовал:

– Τы только не торопись. Сядь, посиди, что бы голова не закружилась.

Я неуверенно кивнула, села с его помощью. Τогда же сообразила, что левая кисть не зря казалась мне прохладной. Шаман обмотал ее полотенцами, судя по множеству запахов, сделал лекарственную примочку. Заметив, как я настороженно принюхиваюсь, он весело и лукаво усмехнулся:

– Τам три десятка ингредиентов. Думаю, тебе придется лисой обернуться, чтобы все их распознать.

Упоминание моей родовой особенности совсем мне не понравилось. Мэдлэгч – ценный трофей, и больше всего я жалела даже не о том, что Фейольд представил меня убийцей, а что сказал шаману о моей магии. Я напряглась, подобралась, поджала босые ноги.

– Я ритуальные вещи унесу, кашу поедим, – будто не заметив ничего, спокойно продолжал северянин. – Потом вымоешься, вода нагрелась уже.

Он поднял с пола бубен, прихватил бутылочку с каким-то зельем и ушел в дальнюю комнату. Проводив его взглядом, с удивлением обнаружила, что шаман так и оставил меня на своем плаще, но подложил под голову подушку. Почему он обо мне заботится? Зачем я ему? Что кроется за этой подчеркнутой доброжелательностью?

Он вернулся быстро, головной убор с рогами сменила уже знакомая повязка с рунами и перьями. Шаман выглядел уставшим, но улыбался по – прежнему дружелюбно.

– Пока обедаем, примочка подействует, можно будет развернуть, что бы мыться не мешала, – он протянул мне руку, поддержал, помогая встать. Северянин жестом пригласил меня к столу, сам пошел к печи. – Но будь готова к тому, что рука некоторое время, возможно, несколько дней, будет болеть и не слушаться. Тело не любит сдавления, пережатия, долго потом отходит.

Он взял с приступочка печи уже знакомый горшок, размешал большой деревянной ложкой кашу, щедрой рукой положил ее в глубокие тарелки.

– Хлеб будешь? – шаман встретился со мной взглядом, улыбнулся, когда я кивнула.

Тарелка вкуснейшей каши, толстый ломоть светлого хлеба, стакан кисленького компота из шиповника и клюквы… Боже, спасибо за это, за избавление от боли, за то, что шаман не выдал меня Фейольду! Слезы по большей части удавалось сдерживать, но все равно я то и дело утирала щеки.

Северянин, наверное, меня разглядывал. Я глаз от тарелки не отрывала.

– Ешь спокойно, не торопись. Не отниму, – в его голосе слышалось сочувствие. И как бы оно меня ни удивляло, тут ошибки не было.

Οн сам ел размеренно, а когда моя тарелка опустела, снял со стоящего рядом блюда вышитое черными нитями полотно, жестом предложил лежащие там пироги. Я смутилась, потупилась.

– Бери, сколько хочешь. Ты ж наголодалась, – он налил мне снова полный стакан компота.

Ладно, раз кормит, надо пользоваться моментом. Когда еще выпадет возможность поесть человеческой еды досыта? А мне силы нужны. Возможно, придется не просто бежать, но и от шамана отбиваться.

Пирог с вишней, нежный и сладкий, таял во рту. Я и не заметила, как съела три штуки. В животе стало тепло, из-за забытого чувства сытости клонило в сон. Даже тревога из-за того, что северянин помогал мне, ушла. Видимо, в спячку.

– Ты слышала разговор с магом, так? – спросил шаман.

Спокойный тон, никакого намека на обвинение. Я кивнула.

– Ну и много в его рассказе было правды? Я об убийствах, – серьезный взгляд, ничего не выражающий голос. Казалось, северянин мог принять любой ответ.

Я отрицательно покачала головой.

– Τак я и думал, – шаман усмехнулся. – В то, что ты мэдлэгч, я поверил, хоть и не чувствую твой дар. Видимо, ошейник блокирует магию. Ну хоть теперь понятно, почему ты молчишь. Я не мог догадаться, что ты немая. Извини, если что.

Я помотала головой, взялась за ошейник. Собеседник нахмурился, лицо его стало напряженным, взгляд – колючим.

– Ты не немая, так? Ошейник виноват?

Кивнула, показала, что пишу.

– О, ты умеешь писать на аваинском? – удивился и обрадовался он. – Отлично! Сейчас принесу бумагу.

Шаман встал, забрал грязные тарелки, положил в бадью с водой и ушел в дальнюю комнату. Кажется, она у него жилая, а другие, получается, закрыты? Или здесь ещё кто – то живет?

Карандаш лег в пальцы непривычно, все же я год не писала. Поэтому и буквы выходили корявые, какие – то ученические. Хорошо, что записка была короткой: «Заклинание немоты снимается фразой-ключом. Нужно сказать: «Говори, тварь»». Он прочел, его серо-зеленые глаза потемнели, лицо помрачнело, линия рта стала жесткой.

– Сволочи! – с чувством, зло, бросил он, до глубины души поразив меня таким отношением к происходящему. Помолчав немного, уже спокойней продолжил: – Прости, мне не следовало ругаться. Тебе и так нелегко.

Он вздохнул:

– Мне очень жаль, что ключ-фраза такая. Говори, тварь.

– Спасибо тебе, – первые слова за много дней стали словами благодарности северянину. Никогда бы не подумала, что такое могло произойти со мной. – Меня зовут Алима. Они не стражники, а часть разбойничьей шайки Вольные орлы. Я сбежала от них, когда они пытались моими руками избавиться от командора стражи. У меня из-за ошейника магия заблокирована. Превращения в лису и обратно нестабильные. Я в любой момент могу случайно перекинуться.

– Ты самое главное одним духом выпалила, Алима, – шаман улыбнулся. – Рад знакомству. Меня зовут Триен. Я приглашаю тебя пока пожить у меня. И не волнуйся, меня это совершенно не стеснит, – упреждая мои возражения, подчеркнул северянин. – Как ты поняла, чужие сюда зайти не могут. Тут ты будешь в безопасности. Подлечим тебя, а там решим, что делать дальше. Ты ведь наверняка хочешь домой, не одна же ты на свете. Как тебе такое предложение?

– Хорошее, но… – я замялась, не решаясь задать терзавший меня вопрос. Боялась, что шаман обидится.

– Что? – он чуть склонил голову к плечу, улыбнулся ободряюще.

– Почему ты мне помогаешь? – выдохнула я, вглядываясь в его лицо.

Он удивился, словно ответ был совершенно очевидным. Брови приподнялись, в глазах ясно читалось сочувствие.

– Потому что тебе нужна помощь, а я могу ее оказать. Другой причины нет.

Мне очень хотелось в это верить, но жизненный опыт утверждал, что так не бывает. Спорить не стала, пусть думает, что убедил и успокоил меня.

– А Фейольду почему не поверил? Он складно рассказывал.

– Мага Фейольд зовут?

Я кивнула.

– Тут все просто, Алима. Ты не похожа на убийцу, а уже тем более на наемницу. Зато похожа на девушку, которая чудом сбежала от рабовладельцев, – он пожал плечами. – Так что его сказка звучала неправдоподобно.

Шаман налил мне ещё компота.

– Пей. Тебе сейчас нужно много пить. Я приготовлю воду в купальне и вернусь.

Он встал, достал из печи два больших ведра и вышел в сени.

Может же быть такое, что мне повезло? Буду надеяться, получится передохнуть пару дней, набраться сил до того, как подозрительно участливый шаман проявит себя во всей красе.

Купальня оказалась упрощенным подобием хамама. Мозаика на полу и стенах, сидения, большая бадья с приятно горячей водой, чан с черпаком, что бы окатиться после мытья. Никогда бы не подумала, что увижу на севере нечто подобное!

Шаман снял мне примочку и, велев по возможности не мочить больную руку, указал на висящие в небольшом предбаннике полотенца и халат.

– Я нарочно не топил здесь, левой руке сейчас нужны покой и прохлада. Мыло внутри есть. Ты справишься сама?

Я кивнула.

– Отлично. Тогда не буду тебя смущать. Сейчас поищу тебе домашнюю обувь, оставлю здесь.

С этими словами человек, не перестававший меня поражать, вышел во двор.

Вечность, бесконечно ужасную вечность я не чувствовала себя так хорошо! Чистая, сытая, под защитой, в безопасности, там, где Фейольд не мог до меня дотянуться! Боже, пусть это продлится подольше!

Шаман ждал меня в большой комнате, что – то взбалтывал в стеклянной бутылке. Судя по запахам, он сделал новую жидкость для примочки. Я втянула носом воздух и неожиданно перекинулась. Волной накатила слабость, а тяжелый халат не добавлял мне устойчивости.

– В этом облике ты очаровательна, – усмехнулся северянин. – Мех темней, чем у обычной лисы. Такой же, как твои волосы. Правда, я думал, мэдлэгч перевоплощаются в одежде.

Верно ты думал. Но только в нательной, тонкой, а я грязное рванье не надела после купания! Я даже не успела оглянуться в поисках подходящего места для обратного превращения – ипостась сменилась внезапно!

Шаман тут же отвернулся и закрыл глаза рукой. Я подскочила, подхватила халат, судорожно запахнулась, завязала пояс.

– Можно? – спросил северянин, когда я перестала шуршать.

Промолчала, потому что из-за превращения разрешение говорить перестало действовать. Заливаясь алой краской так, что горели не только щеки, но и уши, похлопала, привлекая внимание.

– Алима? Если разрешаешь повернуться, хлопни один раз, – молодой мужчина оказался благородным и чутким. Как же мне не хватает магии, способности с помощью одного лишь прикосновения определить чувства человека, искренен ли он!

Хлопнула. Он убрал руку от лица, повернулся.

– Прости за то, что не подумал, и за то, что скажу. Говори, тварь.

Я одновременно ненавидела и любила этот приказ.

Ненавидела за украденное право голоса. За очередное украденное у меня право. До сватовства Интри я наивно считала, что сама смогу решить, кому отдать себя, с кем делить жизнь. До плена не менее наивно полагала, что вольна распоряжаться собой. Пусть эта свобода ограничена брачными обязательствами, но это все же свобода выбора. В плену я поняла, насколько хрупка моя жизнь, сколь несущественны мои желания. Пусть это не хотелось признавать, но магия Фейольда, лишившая меня возможности говорить, все же сломала что-то во мне. Именно после этих чар я стала покладистей.

Из-за приказа в горле становилось теплей, появлялось чудесное чувство освобождения. Оно пьянило, радовало, вдохновляло. Жаль, что обычно его ненадолго хватало.

– Я же предупреждала, что магия превращения нестабильная, – румянец обжигал, встречаться взглядом с шаманом я стеснялась.

– Да, ты предупреждала. Но, честно говоря, и у твоего внезапного перекидывания есть хорошая сторона, – он явно хотел подбодрить меня, и в тот момент я была ему за эту попытку особенно благодарна. – Надо подумать, как закрепить примочку так, что бы она не соскользнула, если ты во сне случайно превратишься. Лекарство нужно, без него не обойтись.

– А долго нужно лечить?

– Дня три точно. Там посмотрим, насколько сильно пострадала рука, – он ещё потряс склянку, взял большую кружку. – Пойдем, покажу тебе твою комнату.

– Спасибо, – пролепетала я.

– Я рад, что могу помочь, – прозвучало серьезно и как-то особенно проникновенно. Я даже почти поверила.

Северянин подошел к средней двери, распахнул ее:

– Заходи, пожалуйста.

Неизменная вежливость в разговоре со мной, оборванкой, задолжавшей спасителю и кров, и пищу, и защиту, поражала, но при этом не казалась нарочитой, наигранной. Как трактовать происходящее, я не знала, смущалась ужасно и металась между желанием верить в бескорыстную доброту и пониманием того, что живая я, наверное, выгодней мертвой.

Выделенная мне комната была небольшой, светлой и довольно уютной. Ларь у стены, полки, ковер на полу и кровать. Настоящая человеческая кровать! С периной, подушкой, простыней… Я медленно подошла к этому чуду, погладила стеганое покрывало. Да только мечтать о том, как я заберусь под теплое одеяло, устроюсь на подушке, уже было счастьем!

– Кажется, ты давно не спала на постели, – тихо заметил шаман.

Я кивнула, ответила, не поворачиваясь к нему:

– Из-за родовой магии я почти все время была в лисьем облике. Превращалась на минуту-две и то не сама, а с помощью артефакта. Лисам кровати не нужны. Χватит и каменного пола подвала.

Он долго выдыхал. Глянув на него украдкой, с удивлением поняла, что шаман злился. Неужели несправедливость, бесчеловечное отношение так его раздражают?

– Ясно, – коротко ответил северянин. – Теперь будет по – другому.

Он изобразил улыбку, поменял тему:

– Алима, я приготовил тебе одежду. Есть сорочки, которые могут сойти за ночные. Посмотри в ларе, что тебе подойдет. Когда переоденешься и ляжешь, позови меня. Сделаем примочку, ты выпьешь лекарство. Мне бы хотелось, чтобы ты поспала до вечера. То заклинание, которое я использовал утром, конечно, немного восстановило тебе силы, но здоровый сон оно не заменяет.

Я кивнула, шаман поставил на столик у постели чашку и вышел. Первым делом я принюхалась к питью, чуть-чуть пригубила. В напитке отчетливо ощущались мед и солодка. Лекарство от простуды и кашля?

Одежда, чистая и приятно пахнущая хвоей, мне в самом деле была велика, но в любом случае лучше того рубища, в которое за год превратились мои вещи. А шаман прав. Великоватую одежду можно ушить. Главное, что бы левая рука действовала. Нужно надеяться, это скоро произойдет, потому что припухлость и непроходящее покалывание меня всерьез беспокоили. Как и то, что я плохо чувствовала пальцы.

Кроме светлой длинной сорочки с вышитыми по круглому вороту и манжетам красными цветами в ларе нашлись и такие важные вещи как гребень и ленты. Я, жмурясь от удовольствия, расчесала еще мокрые волосы – роскошь, недоступная мне последний год. Заплетать косу не стала, а подушку застелила сухим полотенцем, что бы не намочить.

Осторожно выглянув за дверь, увидела, что шаман моет посуду. Окликнуть не решилась, так и стояла на пороге, ждала, когда северянин обернется.

– Готова? – спросил он, вытирая руки.

Кивнула, в который раз отметив, каким благожелательным он выглядит. У него была очень светлая, теплая улыбка. Я так хотела верить, что он не причинит мне зла, что первое впечатление правдиво. Но времена моей наивности, доверчивости давно прошли, я одернула себя, напомнила об осторожности и бдительности.

Как он и велел, забралась под одеяло, а пока шаман заматывал мне руку полотенцами, пила лекарство.

– Ты промерзла сегодня ночью, – подчеркнул северянин. – При других обстоятельствах мы бы тебя хорошенько пропарили, но из-за руки нельзя. Эта микстура поможет от простуды. Отдыхай, постарайся поспать. Не пугайся, если проснешься вечером, а меня дома не будет. В Пупе вчера роды тяжелые были, нужно проверить, как чувствуют себя мать и дитя.

– Спасибо, – снова поблагодарила я, когда он запеленал мне руку.

– На здоровье, спи, – шаман улыбнулся, вышел и тихо притворил дверь.

Я слышала, как он готовил что-то, как глухо стучал о доску нож, как плескалась вода. Сытость, ощущение чистоты, теплая постель убаюкивали. Сознанием завладели спокойствие и чувство, что нахожусь в безопасности, что здесь мне никто не посмеет навредить. Устроившись на подушке, натянув на плечо невесомое пуховое одеяло, не заметила, как заснула.

ГЛАВА 8

Появление мага в Пупе не слишком беспокоило Триена. Чтобы взломать защиту шаманских владений, таких Фейольдов требовался десяток. И то они смогли бы пробить брешь и зайти в дом только недели через две беспрерывной работы и при условии, что сам шаман все это время благодушно бездействовал и никак не усиливал охранные чары.

Санхи, прославившаяся не столько лекарским даром, сколько мастерством проклинателя, очень высоко ценила безопасность. В воспоминаниях шаманки Триен видел не одно нападение на нее. Она часто проклинала на болезни, несчастные случаи и даже смерть, а заклинания такого рода оставляли достаточно выраженный след, по которому несложно отследить мага. Люди пытались мстить Санхи, но лишь раз смогли ранить шаманку. И то легко. В самом начале ее пути.

За многие-многие годы жизни она превратила свое жилище в неприступную крепость, в которую не могли проникнуть без разрешения ни живые, ни мертвые. Разработала множество амулетов, защищавших не только от магии, но и от обыкновенного оружия. Клинки раскалывались в руках нападавших, стрелы расщеплялись в полете, так и не долетев до цели. Действовали они на шаманской земле и в ближайших деревнях, но большего и не требовалось. Санхи покидала свои владения редко, только для того, что бы привести в дом нового ученика.

Триен не забывал раз в год зимой подпитывать заклинания, оберегавшие дом, и охранные амулеты, потому не боялся попыток пришлых напасть на него в Пупе.

Но эта защита была не единственной, созданной Санхи. Не меньше безопасности шаманка ценила людское преклонение перед собой. Оттого щедро распределила по округе, не только в деревне, особые артефакты. Благодаря им для местных жителей шаман, что бы ни творил, оставался единственным правым, лучше всех понимающим происходящее, непогрешимым идеалом.

В эпоху человеческих жертвоприношений такое воздействие на умы людей еще было как-то объяснимо, хоть Триен и считал это диким. Но последние четыре перерождения для Санхи существовал лишь один мотив: безнаказанность. Шаманка кичилась ею. Делала, что хотела и как хотела, наслаждалась тем, что ее превозносят окружающие, и думать забывала о том, что это подобострастное раболепие перед шаманкой не искреннее, а навязанное.

После ее смерти Триен, убежденный, что уважение нужно зарабатывать, а не внушать, почти полностью подавил артефакты в Пупе. Убрать их молодой шаман не мог – Санхи, болезненно жаждавшая почитания, зачаровала в свое время камни в кладке домов и колодцев, накладывала заклинания на молодые деревца.

Теперь же подспудная и нерушимая убежденность деревенских в том, что шаман всегда прав, Триену пригодилась. Чары артефактов должны были противодействовать внушению Фейольда, а в том, что пришлый маг попытается настроить жителей Пупа против шамана и его гостьи, сомнений не возникало. Слишком напорист был разбойник, издевавшийся над девушкой.

У Триена, вспомнившего формулу переделанного магического клейма, даже закралось подозрение, что Фейольд за что – то мстил Алиме. Больно уж извращенными были его чары. Хотя одновременно с этим Триен, осознавший благодаря снам истинную природу Санхи, понимал, что некоторые люди просто злы и жестоки. Особенно с теми, кто слабей их. И для жестокости нет особой причины.

Деревня встретила скандалом и дракой. Фейольду, заводиле, защищавшемуся магией, при этом досталось меньше, чем его подельникам. Οдин двух зубов лишился, другому плечо из сустава выбили. А все потому что пришлые додумались заявиться к старосте, когда тот с друзьями уже пил за здоровье Триена, и требовать от него выделить людей, чтобы обыскать шаманский дом.

Даже если бы накануне Триен не спас жизнь дочери и новорожденному внуку старосты, никаких бумаг и помощи чужаки бы не увидели. В этом шаман был совершенно уверен. Но артефакты Санхи усилили желание местных защитить Триена, а попытка Фейольда надавить на пуповчан магией вызвала жуткий всплеск ярости. Алкоголь смел все границы, и драка получилась знатная.