Текст книги "Горошина для принцессы"

Автор книги: Олег Шушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Утром спокойненько доедут!.. А сейчас!..

И она посмотрела на Владимира таким взглядом, что он, осекшись на полуслове, перестал возражать, подхватил ее на руки и закружил, целуя…

Это была одна из самых лучших ночей в ее жизни!

Которую она никогда не забудет!

Потому, что больше в ее жизни таких ночей уже никогда не было…

Вскоре после их возвращения из Владивостока у Владимира начались неприятности по службе.

Он ей ничего не рассказывал. Но она сама видела по его нахмуренным бровям и потемневшему лицу, что дела идут не очень хорошо. Что они идут плохо. И день ото дня становятся все хуже и хуже…

Пришел октябрь. Теплый и ласковый.

Природа словно пыталась компенсировать собой ту тяжесть, которой наполнили Снежкину жизнь люди…

Но в сопки они больше не ходили.

Владимир находился словно под домашним арестом. Неофициальным, но от этого не менее жестким. Даже для поездок на беседы со следователем (слава Богу, пока еще только на беседы!) в находящийся всего в двух километрах от их военного городка Никольск-Уссурийский, за ним присылали машину из районного отделения НКВД.

Тем временем в бригаде начались аресты…

И поселился страх…

Люди не спали до самого рассвета, прислушиваясь, не заурчит ли во дворе длинный черный автомобиль, и гадая, к чьим дверям сегодня направятся уверенные шаги приезжих татей. А утром прятали друг от друга красные не выспавшиеся глаза, делая вид, что нисколько не удивлены исчезновением еще одного боевого товарища.

Песни из черных тарелок репродукторов звучали громче, строевые команды на плацу резче. А кумачовые транспаранты с лозунгами об усилении бдительности не просто лезли в глаза. От них уже некуда было деться…

Снежка тоже боялась. Очень боялась…

И провожая Владимира по утрам в штаб, никак не могла отделаться от мысли, что больше его не увидит.

Сначала она переживала, что всё это началось из-за неё. В смысле, из-за ее отца… Из-за того, что он был арестован… Но Владимир только покачал головой, обнял ее и сказал, что в этом случае его уже давно взяли бы. Нет, она тут ни при чем! И он в двух словах рассказал ей о глупой истории с бомбами.

Снежка немного успокоилась, а потом испугалась еще сильнее!

Если его так задергали не из-за нее, а по такой незначительной причине, то, что будет, когда следователь дознается о том, что он женат на дочери врага народа?!

И все же, вопреки всему, она верила, что ее Владимира, Героя, депутата и трижды орденоносца, представленного к четвертому ордену за Хасан, арестовать не посмеют…

Погода испортилась. Пошли дожди. С деревьев облетели последнее листья… А следствие всё длилось и длилось, выматывая жилы и у него, и у нее.

И Снежка уже не знала о чем молиться… Чтобы оно, наконец, окончилось, и наступила хоть какая-то ясность… Или, чтобы оно никогда не кончалось, потому что тогда Владимира заберут… Заберут у нее навсегда…

Его арестовали ночью семнадцатого октября.

Это был какой-то кошмарный сон! Который повторяется до тех пор, пока человек не сойдет с ума.

Полночный стук в двери… Синие фуражки с малиновыми околышами…

– Майор Иволгин?.. Вы арестованы!

– Нет! – крикнула Снежка, кинулась к Владимиру и прижалась изо всех сил.

– Уезжай! Куда угодно! Немедленно! – успел шепнуть он, прежде чем дюжие руки оторвали их друг от друга.

Снежка посмотрела на него и сквозь закипающие жгучие слезы прочитала по беззвучно шевелящимся губам: «У-ез-жай! Не-мед-лен-но!»…

Пошарившись в платяном шкафу и ничего, подлежащего немедленному изъятию, не обнаружив, чекисты ушли и увели Владимира. Они ничего не взяли, кроме его пистолета, документов и боевых наград, но квартира, еще недавно переполненная любовью, опустела…

Потому что у Снежки отняли самое главное. Потому что у нее отняли всё!

Она совершенно механически закрыла входную дверь, собрала разбросанные по полу тряпки, подняла и поставила обратно на полку книги…

А потом села на кровать и обхватила себя за плечи руками.

Что же делать, что же делать, что же делать, пульсировала в ее голове одна единственная мысль…

Разобранная постель еще хранила очертания тел, но уже успела остыть. Снежка провела рукой по подушке Владимира и слезы, наконец, покатились по ее щекам… Только теперь она до конца поняла, что для нее значила его любовь!

Такая сильная… Такая глубокая… Такая настоящая…

Он обязательно вернется! Он обязательно уцелеет и вернется! Потому что он везучий, потому что он самый везучий в мире, повторяла себе Снежка снова и снова. А она все сделает, как он сказал! Она…

Господи, ведь, он сказал, чтобы она немедленно уезжала, вдруг спохватилась Снежка! Она вскочила, вытащила из-под кровати чемодан и стала швырять в него вещи, собираясь в дорогу. А потом замерла и медленно опустилась на пол рядом с ним.

Разве она может уехать?! Не зная ничего о том, что с Володей… А вдруг это ошибка? А вдруг его подержат немного и отпустят?..

Хотя, она уже и не была такой наивной дурочкой, как полгода назад, в ее душе все еще теплилась надежда на справедливость…

Снежка решительно задвинула чемодан назад, под кровать. Она никуда не уедет, пока еще есть надежда, что Владимира освободят!

И она никуда не поехала.

Господи, ну почему она его не послушалась?!

Если бы она тогда уехала, все могло сложиться совсем иначе…

Первый раз ее вызвали для дачи показаний лишь через две недели.

К этому времени Снежка уже совершенно измучилась от неизвестности. Подруг в городке она себе так и не завела. А те штабные работники, которых она знала, и кто еще не был арестован, едва завидев Снежку, шарахались от нее, как от зачумленной…

Поэтому она даже обрадовалась, когда за ней приехали! Наконец-то, она хоть что-нибудь узнает о Володе!.. А, может, ей даже удастся убедить тех, от кого зависит его судьба, что он ни в чем не виноват!

Все ее надежды рассыпались в прах, едва она вошла в кабинет следователя…

– Здравствуйте, Снежана Георгиевна, – сказал он с удовлетворением удава, взирающего на свою беспомощную жертву. – Гора с горой не сходится, а человек с человеком обязательно сойдётся! Если таки очень этого захочет…

Господи! Ну, почему она не послушалась Владимира! Ведь, говорил же он ей, уезжай немедленно!

Это был тот самый незнакомец, который преследовал ее всю минувшую весну! Следователь по особо важным делам майор Государственной безопасности Златогорский. Снежка о нем уже давным-давно позабыла. А он о ней, оказывается, нет.

– Присаживайтесь, Снежана Георгиевна, – сказал Златогорский. – Полагаю, теперь вы более благосклонно меня выслушаете…

В форме он выглядел как-то иначе… Еще опаснее что ли.

Форма вообще сильно меняет человека. И внешне, и внутренне. Особенно ромбы на петлицах и широкие шевроны из золотого галуна. И нарукавный знак высшего начсостава Главного управления госбезопасности НКВД СССР…

Снежка села на стул, стоящий посреди кабинета, и инстинктивно одернула подол, заметив пристальный взгляд Златогорского… Он усмехнулся.

– За что… – спросила Снежка прерывающимся голосом. – За что вы арестовали моего мужа?..

– За то же, за что и остальных, – сказал Златогорский, лениво рассматривая сквозь пенсне свои ухоженные ногти. – Вредительство, диверсии и террор.

– Нет! – ужаснулась Снежка. – Этого не может быть!

– Мне очень жаль, Снежана Георгиевна, – Златогорский достал из ящика стола и положил перед собой пухлую папку. – Но, обвинения против вашего мужа выдвинуты очень серьезные. И свидетельские показания их подтверждают.

– Но, он ни в чем не виноват! – воскликнула Снежка.

– Следствие во всем разберется, не беспокойтесь, – поднял он на нее глаза.

Его взгляд жадно ощупывал ее фигуру… Плечи, грудь, бедра… Она почти физически ощущала это.

– Но как… Как долго это будет длиться? – с отчаянием спросила Снежка.

– Ваш муж пока еще не разоружился перед партией. И не признал ничего из того, что ему инкриминировано, – Златогорский откинулся на стуле. – Поэтому к нему применяются специальные методы убеждения.

У Снежки все похолодело внутри. Это прозвучало так зловеще…

– К-какие м-методы?

– Специальные, – повторил Златогорский, глядя на нее в упор. – В условиях враждебного империалистического окружения государство рабочих и крестьян имеет право на самозащиту, – он откинулся на стуле. – В целях предупреждения контрреволюционной деятельности, в отношении явных врагов народа разрешено и даже рекомендовано применение метода физического воздействия.

Он сказал это таким спокойным и безразличным тоном, что Снежка побледнела.

– Что делают с моим мужем? – с дрожью в голосе спросила она.

– Бьют,– следователь повертел в руках папиросу и, не торопясь, прикурил.

Снежка ахнула и прижала ладошку к губам.

– А что вы хотите? – сказал Златогорский и затянулся. – С врагами иначе нельзя.

– Но ведь он не враг! – прошептала Снежка.

– Следствие разберется, – дым попал Златогорскому в глаза, и он помахал рукой, разгоняя его перед собой. – А пока не разберется, его будут бить. Сначала ему разобьют лицо, сломают нос и выбьют зубы. Затем отобьют все внутренние органы…

– Перестаньте! – крикнула Снежка.

– Он или признает свою вину, или…

– Что? – прошептала, обессилев Снежка.

– Впрочем, это уже не важно, – Златогорский потушил папиросу. – К этому времени таки уже будет не важно, расстреляют его по приговору трибунала, или он сам умрет в тюремном лазарете.

Из глаз Снежки неудержимо потекли слезы. На нее навалилось бесконечное отчаяние… Володя… Любимый… Боже мой!..

Златогорский снял пенсне и положил его на стол. Он потер двумя пальцами переносицу, а потом встал, подошел к ней и присел рядом на корточки.

– Но вы можете ему помочь, Снежана… – прошептал он. – Пока еще не поздно…

– Как? – в заплаканных глазах Снежки мелькнула надежда.

– Я могу отменить применение физического воздействия, – наклонился он к ней.

– Отмените, пожалуйста! – взмолилась она. – Он ни в чем не виноват!..

– Я мог бы даже добиться его освобождения, – прошептал он еще тише. – И даже уничтожить его дело…

– О… – простонала Снежка.

– Но это очень рискованно… – Златогорский как бы невзначай положил руку ей на колено, но она даже не заметила, вся, превратившись в слух. – Я очень рискую, – приблизил он губы к ее уху. – Это не просто должностное преступление… Меня могут расстрелять… – провел он ладонью по ее бедру.

Снежка вздрогнула и отвела его руку.

– Помогите моему мужу, пожалуйста!.. Товарищ следователь!.. – глотая слезы, прошептала она. – Я вас очень прошу!..

– Зовите меня просто Генрих, – Златогорский снова положил ладонь на ее колено. – Я все для вас сделаю… Но я должен знать, за что рискую жизнью…

– Что, в-вы хотите?.. – с трудом выдавила из себя Снежка.

Рука Златогорского, скользнув по ее ноге, нырнула под юбку. Снежка ничего не успела сообразить, а ее рука уже хлестанула его по лицу наотмашь со всей силы!..

Златогорский не удержался на корточках, отлетел от нее и, падая, крепко приложился затылком об стену. Он помотал головой и с трудом поднялся…

Снежка вскочила со стула. Господи! Что она наделала!..

– Товарищ следователь, – сказала она. – Мне надо идти…

Златогорский одернул гимнастерку, поправляя заправку, и подошел к столу.

Он быстро пришел в себя. Это ничего! Ему даже понравилось, что она такая… Необъезженная… Это ничего, подумал он, никуда она от него не денется!

Снежка повернулась и хотела уйти.

– Стоять! – рявкнул он.

Она вздрогнула и замерла испуганно.

– Сядьте, Снежана Георгиевна, – тихо попросил Златогорский. – Пожалуйста.

Неожиданная мягкость его голоса напугала ее еще сильнее, чем окрик. Снежка медленно опустилась на стул…

– Впервые я увидел вас двадцать третьего февраля. На праздничном вечере в Доме Красной Армии. И полюбил с первого взгляда… – вдруг сказал Златогорский. – Меня поразила ваша юность и красота, Снежана! – он налил в стакан воды и выпил его большими глотками. – Я тогда еще ничего не знал о вас. Но очень скоро узнал всё! Потому что следил за вами, – Златогорский встал из-за стола и подошел к окну, а потом резко повернулся к ней. – Да, я следил за вами! Все свободное время! А у меня его немного, поверьте!.. Только не сердитесь, пожалуйста, – он взъерошил свои редкие волосы и близоруко прищурился, глядя на нее. – Я караулил вас у подъезда, как влюбленный юноша, который поджидает предмет своей страсти, а потом плетется в отдалении, не решаясь подойти и заговорить! Я следил за вами каждый день! Потому, что и дня не мог прожить без вашего звонкого смеха, без ваших прекрасных глаз, Снежана! И ничего не мог с собой поделать, – Златогорский вздохнул. – Мне уже почти пятьдесят… И я отлично знаю, что не красавец, – он отвернулся и глухо спросил. – Ответьте! Только честно! Был ли у меня хоть один шанс добиться вашей любви?

– Н-нет… – тихо прошептала, шокированная его неожиданным признанием Снежка.

– Вот, видите, – сказал Златогорский и повернулся к ней. – Что же мне было делать?.. Но я все-таки надеялся, что моя власть, мой авторитет помогут мне завоевать ваше уважение. Меня устроило бы даже это! Лишь бы вы были со мной, лишь бы вы были рядом!.. Если не ваша любовь, то хотя бы ваше уважение. А я любил бы за нас обоих. Но вы, – его голос пресекся. – Вы отвергли мою любовь…

– Это не любовь! – воскликнула она. – Вы преследовали меня! Вы напугали меня!

– Я не хотел вас пугать, Снежана, – вздохнул Златогорский. – Я только хотел продемонстрировать свои возможности, свою власть, свою силу. Но вы не поняли меня и отвергли… Я был в отчаянии и совершил ужасный поступок. Простите меня, Снежана! Я только хотел, чтобы вы пришли ко мне! Чтобы вы попросили меня о помощи! И я сделал бы для вас невозможное…

– Это вы оклеветали моего отца! – ахнула Снежка в ужасе.

– Я немедленно освободил бы его! – шагнул к ней Златогорский. – Если бы меня об этом умоляли вы!..

– Мой отец жив? – глухо спросила она.

– Его дело передали другому следователю, – поджал губы Златогорский. – Но он жив! И следствие еще не закончено! Ваш отец ни в чем не признался и с ним продолжают работать.

– Работать… Вы называете это работой… – прошептала Снежка. – К нему тоже применяют специальные методы?

Златогорский кивнул.

– Я только хотел, чтобы вы поняли, насколько я могущественен! Чтобы вы уважали меня! – сказал он, прижимая руки к груди.

– Чтобы я боялась вас и ненавидела еще сильнее?! А разве это возможно?! – крикнула Снежка.

– Ну, зачем вы так? – покачал головой Златогорский, отошел и прислонился к стене. – Если бы вы пришли ко мне… Если бы вы попросили меня о помощи, я сделал бы все, чтобы с вашего отца сняли обвинения! Но вы не пришли… Тогда я решил сам вызвать вас на допрос! Но вы бесследно исчезли… – он потер лицо ладонями. – Я немного не рассчитал, сразу сообщив в ректорат об аресте вашего отца. А они отреагировали немедленно… Ну, кто же мог подумать, что от вас сразу же отшатнутся все ваши подруги, друзья и знакомые! – всплеснул он руками. – Ведь, вы вообще были ни в чем не виноваты!.. Впрочем, как и ваш отец…

– Значит, это все сделали вы! – побледнела Снежка.

– Простите меня, Снежана!.. Я не хотел, чтобы все так вышло! – сказал Златогорский, подошел к своему столу и тяжело оперся на него обеими руками. – Но я ошибся и вы исчезли. И дело вашего отца у меня забрали. И теперь помочь ему будет очень и очень сложно… Я искал вас по всему Ленинграду, по всей Ленинградской области! Я разослал запросы по всем больницам и моргам! Я чуть не сошел с ума, думая, что по моей вине вы могли наложить на себя руки!

Снежка молчала, глядя в одну точку.

Этот человек был повинен во всех ее бедах. Именно он был виновен в аресте ее отца, в аресте ее мужа… Как смел он называть любовью это свое, вывернутое наизнанку, извращенное и мерзкое чувство!

– И все-таки мне повезло! – повернулся он. – В конце июня меня включили в состав комиссии наркомата внутренних дел и направили сюда, во Владивосток, для проведения чистки руководящего состава Дальневосточного фронта. Я даже предположить не мог, что встречу здесь вас!! – белесые свиные глазки Златогорского вспыхнули сумасшедшим пламенем. – Но мне повезло! Просто фантастически повезло!.. И я понял – это судьба!!.. Я увидел вас, когда вы прогуливались по набережной! И стал за вами следить… Вы вышли замуж, Снежана! – вдруг сорвался на визг его голос, а потом так же резко понизился до шепота. – Вы вышли замуж и спите с ним… Каждую ночь он касается вас… Раздевает вас… И делает с вами все, что захочет…

Его руки потянулись к Снежке, и она отшатнулась…

– Но знали бы вы, – прошептал Златогорский и вдруг снова завизжал. – За кого вы вышли замуж!.. Этот человек не достоин вас! – кричал он, брызгая слюной и неистово потрясая кулаками. – Это негодяй!

– Как вы смеете так говорить! – вспыхнула от возмущения Снежка.

Он подскочил к ней в бешенстве, склонился, вцепившись в спинку стула, и просипел:

– Смею…

Снежка зажмурилась, чтобы только не видеть его побелевшего лица…

Златогорский выпрямился, тяжело дыша. А потом подошел к столу и достал из папки какой-то листок.

– Вот письмо вашего мужа, Снежана Георгиевна… – сказал он уже совершенно спокойно. – Одного из задержанных на днях должны были освободить за отсутствием состава преступления, и ваш муж попросил его передать вам это письмо, – Златогорский криво усмехнулся. – Оно было обнаружено при досмотре. И бедняга был опять арестован… Знал бы этот несчастный, из-за чего рискнул своей свободой… Прочтите! – он протянул листок Снежке.

Она взяла его дрожащей рукой и попыталась сосредоточиться…

Неровно оторванный по краю тетрадный листок в клеточку был исписан химическим карандашом: «Привет, подруга! Как твои дела не спрашиваю, потому что они мне теперь поровну! Как и ты сама, в общем-то! Сказал бы тебе пару ласковых, да бумаги жалко! Потому что парюсь я тут, на киче, только из-за тебя! И сам себя костерю за то, что с тобой связался! Польстился на тебя, паскуду, как будто других девок вокруг не было! Вот и вляпался по самое никуда! Ты меня не жди! Я когда из этого дерьма вылезу, в которое ты меня втравила, все равно к тебе не вернусь! Порезвился бы с тобой в коечке еще немного, да понял теперь, что надо жить успевать! Пока молодой, хочу побольше девок в баб переделать! А ты можешь катиться на все четыре стороны, куда захочешь!»

– Нет! – прошептала Снежка. – Нет…

– Если хотите, я могу устроить вам очную ставку с этим человеком, – пожал плечами Златогорский. – Прямо сейчас…

Снежка только помотала головой. Нежданная беда навалилась на нее как неподъемная глыба…

Она не могла говорить. И никого не хотела видеть… В особенности его…

Письмо выскользнуло из ее пальцев и упало на пол.

Златогорский поднял отлетевший в сторону листок, и положил его в сумочку, лежащую у Снежки на коленях. Вернувшись к столу, он расписался в ее пропуске и чиркнул несколько слов на клочке бумаги.

– Вот ваш пропуск, Снежана Георгиевна, – он подошел к ней и протянул бланк. – А это адрес, по которому вы придете завтра вечером. Или я уже ни за что не ручаюсь…

Снежка сунула бумажки в сумочку, а потом с трудом поднялась со стула и, пошатываясь, пошла к двери…

Что же делать, Господи?!

А разве у нее есть выбор?!

Господи, за что ей все это?..

Глава третья

…Владимир сразу должен был догадаться, что дело тут нечисто!..

Но майор Государственной безопасности Златогорский очень ловко задурил ему голову расследованием этой истории с осколочно-химическими бомбами!..

Которая, если разобраться, яйца выеденного не стоила! Подумаешь, получили по ошибке не те бомбы! Никто же не пострадал! Даже самураи! Хотя они-то, как раз, ничего другого и не заслуживали за все свои злодеяния в Китае! Не говоря уже о том, что эти бомбы именно на них и запасали в свое время!..

Так или иначе, все необходимые меры по недопущению повторения подобного уже были приняты. Недостатки в организации службы устранены. Конкретные виновники происшедшего выявлены и получили дисциплинарные взыскания за халатность. И делать так больше не будут!

С себя ответственности он также не снимает и, как комбриг, готов понести соответствующее наказание. Но просил бы учесть некоторые смягчающие обстоятельства. Во-первых, отсутствие каких-либо последствий (вообще никаких последствий!), во-вторых, малый срок командования соединением (менее недели со дня вступления в должность!), и, в-третьих, предыдущую безупречную службу и всяческие боевые заслуги…

Следователь по особо важным делам Златогорский в своем деле был не новичок, имел знак «Почетный чекист», а осенью прошлого года за беззаветный труд на ниве борьбы с внутренним врагом в честь двадцатилетия создания органов ВЧК-ОГПУ-НКВД был награжден орденом «Знак Почета».

Златогорский продумал и учел все.

Поэтому Владимир был арестован в последнюю очередь. Только после того, как его подчиненные были взяты под стражу, должным образом допрошены и дали нужные следствию показания…

О том, что в шестьдесят девятой авиабригаде активно действовала тайная контрреволюционная организация, имевшая своей целью проведение террористических актов против руководителей партии и правительства путем сброса на них снаряженных отравляющим газом авиабомб во время воздушного парада на Красной площади…

Сначала Владимир просто опешил. И подумал, что это розыгрыш. Но следователь был вполне серьезен. И предъявил пачку признаний, собственноручно написанных его «соучастниками». Где черным по белому указывалось, что создателем и вдохновителем упомянутой контрреволюционной организации является майор Иволгин…

Его взяли в ночь с шестнадцатого на семнадцатое…

Это была их последняя ночь со Снежкой!

За окнами моросил холодный октябрьский дождь. Военный городок затих, погрузившись в зыбкую тьму. И в командирском доме одно за другим погасли окна. Дети и взрослые, наконец, угомонились и улеглись. И всё вокруг окутала глухая вязкая тишина. Лишь в соседней деревне лениво перелаивались дворовые псы…

Владимир лежал, отрешенно глядя в потолок, а Снежка спала рядом. Или делала вид, что спит… Чтобы ни о чем не говорить.

Со всеми этими неприятностями они так редко стали любиться друг с другом!

Однако на этот раз ей удалось раскочегарить его по полной программе! Он яростно и пылко, словно в последний раз, ласкал ее тело, а ей было все мало и мало! Позабыв обо всем на свете, Снежка билась и кричала в его объятиях! А когда он, совсем обессилев, откинулся на подушку, тут же принялась покрывать жаркими поцелуями его плечи, грудь, живот. Спускаясь все ниже и ниже. Целуя его все исступленнее и исступленнее… Она словно сошла с ума!..

До этого мгновения она еще никогда так не делала! Потому что Владимир еще ни разу не просил ее об этом! Даже не заикался! И не учил ничему такому! Она сама, интуитивно, поняла, что надо делать… И как…

Снежка ласкала Владимира страстно, самоотреченно, самозабвенно!.. И отталкивала его руки, пресекая все попытки ее отодвинуть. И не отпустила даже когда он застонал, содрогаясь от невообразимого наслаждения…

Когда Владимир накричался всласть, Снежка легла рядом. Он обнял ее, прижал к себе и тихонько поцеловал. Она что-то промурлыкала в ответ, и уснула…

Или сделала вид, что уснула.

Потому что ни о чем другом, кроме волны арестов, внезапно обрушившейся на его бригаду, они говорить уже не могли. А говорить об этом не хотелось…

Собаки в деревне залаяли громче, и вскоре послышалось низкое урчание автомобильного двигателя.

Владимир откинул одеяло и сел на кровати.

– Что ты… – сказала Снежка, приподнимаясь и обнимая его. – Это не к нам…

Возможно, она была права. А, может, и нет… Он поцеловал ее в нос и стал быстро одеваться. Застегнул бриджи, намотал портянки и сунул ноги в сапоги.

Судя по звуку, автомобиль был уже совсем близко от их дома.

Снежка сидела на кровати, обхватив руками коленки, и молча смотрела, как Владимир натягивает гимнастерку…

– Оденься! – сказал он, заметив, что она совсем голая.

Снежка вскочила, подбежала к нему и обняла. Он окунулся в душистое облако ее волос и замер, прислушиваясь к происходящему за окном.

Машина остановилась возле их подъезда, и водитель заглушил мотор. В ночной тишине гулко и неожиданно громко хлопнули автомобильные дверцы.

И зазвучали неторопливые шаги…

Снежка метнулась к своему белью, небрежно сброшенному ей на пол во время любовной прелюдии. Быстро надела трусики и лифчик, а потом закуталась в длинный фланелевый халат.

И вздрогнула, когда в их дверь постучали.

Владимир открыл. Один чекист решительно прошел в квартиру, а двое других прижали его к стене.

– Майор Иволгин?.. – спросил один из них.

Это был совершенно идиотский вопрос. Вошедшие отлично знали, кто он такой. Потому что вот уже почти три недели, через день, да каждый день, по очереди возили его на своем автомобиле в районное отделение НКВД и обратно.

– Вы арестованы!

– Нет! – крикнула Снежка, кинулась к Владимиру и прижалась изо всех сил.

– Уезжай! Куда угодно! Немедленно! – успел шепнуть он, прежде чем ее оттащили.

Первым делом чекисты забрали его пистолет и документы. Партийный билет, удостоверение личности, удостоверения Героя СССР и депутата Верховного Совета. Затем свинтили с френча ордена, медаль «ХХ лет РККА» и депутатский значок. Срезали знаки различия с надетой на нем гимнастерки и с шинели. А потом приступили к обыску. Который, к счастью, оказался недолгим. Потому что обжиться на новом месте они со Снежкой не успели. А тряпок и книг у них было совсем немного…

Когда всё это оказалось на полу, его увели. Даже не дав попрощаться с женой.

Владимир навсегда запомнил ее огромные льдисто-серые глаза, полные еще невыплаканных слез. Полные неизбывной боли. И невысказанной любви…

С тех пор Снежку он больше уже не видел…

Его привезли в отделение и отвели в камеру. Тесную, сырую и вонючую. В которой уже сидели два человека. Точнее, спали. Потому что до рассвета было еще далеко. Охранник снял с него наручники. Громыхнула, закрываясь, дверь, скрежетнул ключ в замке, и наступила тишина.

Владимир лег на свободную койку. Закрыл глаза. И внезапно отключился.

Огромное напряжение, под властью которого он находился все эти долгие недели, вдруг ушло. Словно кто-то повернул рубильник. И Владимир рухнул в черное забытьё…

Со своими товарищами по несчастью он познакомился поутру.

– Полковник Сидоров, – представился пожилой мужчина в грязной гимнастерке со споротыми петлицами. – Иван Петрович. Бывший начальник штаба дивизии. В Германскую имел неосторожность дослужиться до офицерского чина. Поэтому записан в члены контрреволюционного Российского Общевоинского Союза. И, само собой, в японо-маньчжурские шпионы и диверсанты…

– Интендант второго ранга Цесарский. Ефим Давидович, – назвался другой арестант, маленький и суетливый. – Троцкист. А также англо-немецко-французский шпион. Папа говорил мне в детстве: «Учи языки, Фима! Они таки всегда пригодятся!» Вот и пригодились! Выучил на свою голову! Следователь меня спрашивает: «Зачем тебе буржуазные языки, Цесарский? Чтобы Родину продать империалистам за ихние серебренники?!» А что я ему скажу? Что учить языки мне посоветовал папа? – развел руками интендант. – Хорошо, что папы уже нет! А то его тоже арестовали бы! За то, что он англо-немецко-французский шпион! А по совместительству еще и древнегреческо-латинский!

Такое откровенное ерничанье сокамерников слегка шокировало Владимира.

– Вы, товарищ майор, вероятно, думаете: «Сам-то я ни в чем не виноват, а попал в компанию преступников! Шпионов, диверсантов и троцкистов!» – покачал головой Цесарский, заметив его реакцию. – Если вы так думаете, то напрасно! Мы такие же, как вы. Просто раньше вас попали в эту мясорубку. Лучше расскажите нам, что делается на белом свете, а то мы давно уже от него оторваны и таки ничего не знаем.

Полковник Сидоров был арестован в середине июля, когда с подачи Фриновского и Мехлиса началась очередная чистка в рядах комначсостава бывшей ОКДВА. А Цесарского взяли в начале августа.

Владимир рассказал им о Мюнхенском кризисе и сговоре Гитлера с Чемберленом.

– Это Бенешу за Тухачевского прилетело, – прокомментировал оккупацию немцами Судетской области полковник, напомнив присутствующим о меморандуме президента Чехословакии, после которого все и началось в прошлом году.

Потом Владимир рассказал о дальнем беспосадочном перелете Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко и Марины Расковой на рекордном самолете ДБ-2 «Родина». О том, как они потерялись уже через пол суток после взлета. О том, как их искали по всему Дальнему Востоку десятки самолетов, пешие и конные отряды, охотники и рыбаки. И о том, как их нашли…

– Прямо над «Родиной» столкнулись два самолета. «Дуглас» с журналистами на борту и ТБ с парашютным десантом, – сказал Владимир. – Погибло пятнадцать человек, в том числе Герой Советского Союза Бряндинский…

– Бардак! – покачал головой Сидоров и возразить на это было нечего.

О расформировании фронта и снятии Блюхера сокамерники Владимира уже слыхали. От следователей.

– Фриновский постарался! Если бы Блюхер не валил все на пограничников, может, и обошлось бы! Хотя, вряд ли, – сказал интендант. – Когда в июне начальник НКВД края за кордон ушел, органы в такую лужу сели, что у них другого выхода не осталось! Чтобы отмыться! Только новый заговор раскрыть! С маршалом во главе! Не меньше!

И Цесарский, и Сидоров, уже смирились с неизбежностью и подписали все, что от них потребовали. Полковник – после побоев. А интендант сразу же после ареста.

Ефим Давидович придерживался какой-то странной теории. Чем больше посадят, утверждал Цесарский, тем лучше! Потому что там, говорил он, многозначительно тыкая пальцем в потолок, скорее поймут, что все это вреднейший для партии вздор! Потому что столько врагов просто не может быть!..

У полковника никаких теорий не было.

– Что скажут, то и подпишете, – вздыхал он. – Как говорится, битие определяет сознание. Как станут вас кулаками по ребрам да по физиономии охаживать, сразу все и подпишете!.. Вы, голубчик, не спешите зачислять нас в негодяи. Вот, схóдите на допрос, пройдёте через «конвейер», тогда и поговорим…

Однако Владимира на допрос почему-то не вызывали.

Он сидел на койке, стараясь не слушать болтовню Цесарского, которая день ото дня раздражала его все больше. Так же как и бесконечные вздохи Сидорова…

Обоих периодически вызывали по ночам к следователю. Вернувшись, они начинали со слезами исповедоваться, сколько еще соседей, товарищей по работе и просто знакомых им пришлось сегодня оговорить.

Сначала Владимиру было жалко этих несчастных. А потом его стала разбирать злость! Ведь, своими клеветническими показаниями они обрекали на страдания множество ни в чем не повинных людей!

И их семьи…

Страшнее всего для Владимира были ночные часы. Днем от ужасных мыслей о Снежкиной участи его отвлекали своим нытьем и жалобами полковник с интендантом. А ночью, когда их уводили на допрос, деваться от мыслей о Снежке было некуда…