Текст книги "Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина"
Автор книги: Олег Мороз
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 48 страниц)
В заявлении были намечены три главных направления, по которым следовало двигаться, − Союзный договор, экономическое соглашение, соглашение о коллективной безопасности, предусматривающее единые Вооруженные Силы. Вокруг этих вопросов и пойдут дальнейшие споры и борения. Уже тогда было видно, что легче всего, хотя бы «в принципе», будет наладить экономическое взаимодействие. Что касается Союзного договора, соглашения о коллективной безопасности на основе единых Вооруженных Сил, − тут все было покрыто мраком неизвестности.
Уже и в этот момент было видно, что намечающийся Союзный договор будет сильно отличаться от того проекта, который был подготовлен к моменту путча.
На рассмотрение депутатам был предложен и еще один документ, подписанный президентом страны и руководителями республик, документ, так сказать, процедурный. Съезду предлагалось, как говорится, не «разводить турусы на колесах», а закончить все дискуссии за три дня, в повестку же вместо девяти пунктов, которые предложил Верховный Совет, внести один-единственный главный вопрос − зачитанное Назарбаевым Совместное заявление «10+1».
После того, как были оглашены два этих заявления − все заняло несколько минут − все тот же Иван Лаптев сразу же объявил перерыв, − чтобы депутаты, дескать, смогли бы обсудить предложенное.
Депутаты были в недоумении: зачем, почему? Кто-то пытался протестовать. Долго не расходились из зала, обменивались мнениями, что бы такие новации могли означать. Самые сметливые догадались: это некий «упреждающий удар».
Заседание возобновилось лишь через четыре часа. Выступавшие в основном одобряли предложенные меры. Но были и резкие, протестующие речи.
Резко против Совместного заявления и против тяги республик к независимости выступил депутат Самарин. Депутат Оболенский − тот самый, который в свое время произвел шок, выдвинув самого себя в спикеры Верховного Совета СССР, в противовес Горбачеву, − вещал с трибуны о подлом вероломстве, предательстве, политической проституции авторов заявления и сочувствующих им:
− Группа руководителей беззастенчиво присвоила себе право определять, как нам жить дальше... Главы палат нас предали... Назарбаеву была отведена роль матроса Железняка... Хватит относиться к Конституции, как к публичной девке, приспосабливая ее к прихотям очередного царедворца...
Однако все республиканские депутатские группы голосованием внутри каждой группы, большинством голосов, высказались в поддержку Совместного заявления и тех радикальных мер, которые в нем предлагались.
Когда закончилось вечернее заседание первого дня, на Красной площади депутатов встретили тысячи людей, образовавших живую цепь от Спасских ворот до гостиниц «Москва» и «Россия», где жили депутаты. Обращаясь к ним, люди скандировали: «Са-мо-рос-пуск! Са-мо-рос-пуск!»
Ельцин обвиняет Центр и… Горбачева
Во второй день съезда на нем выступил Ельцин. Он говорил о кризисе власти, высшей точкой которого и стал недавний путч. Главной его мишенью стал союзный Центр.
− Августовский переворот не был случайным, − сказал Ельцин. − Он явился закономерным результатом той политики, которая проводилась в стране. Уже длительное время в Советском Союзе существует и все более углубляется кризис власти. Союзное руководство из месяца в месяц действовало фактически вслепую, не имело четкого политического курса. Провозглашая правильные лозунги, на практике всячески тормозило их осуществление… С прошлого года активную роль в стране стали играть республики. Союзные структуры, отвергающие все новое, заняли по отношению к ним резко конфронтационную позицию. Около года длилась фактически холодная война между Центром и республиками. В союзных структурах так и не смогли понять, что обретение республиками… суверенитетов − это не «происки демократов», а объективная тенденция нашего времени. Были надежды, что Съезд и Верховный Совет СССР смогут начать генеральную реконструкцию Центра… К сожалению, этого не произошло. В дни путча в стране не было высшей законодательной власти, не было парламента. Руки хунты были развязаны. Своим бездействием Верховный Совет обеспечил ей режим наибольшего благоприятствования. Если говорить в целом, до последнего времени союзный Центр по сути оставался неизменным. Он безнадежно отстал от страны, перестал понимать, какие процессы в ней идут. В нем решающую роль продолжала играть партократия, чья позиция по отношению к переменам хорошо известна. И когда стало ясно, что страна окончательно выходит из-под контроля высших партийно-государственных структур, решили использовать крайнее средство – насилие по отношению к миллионам граждан, по отношению к своей стране. Решили с помощью силы вернуть страну в прошлое.
Дошла речь и до Горбачева. Хотя вроде бы в предсъездовские дни они действовали согласованно, Ельцин охватил взглядом более длительный отрезок времени, предшествовавший путчу:
− Оценивая причины путча, не могу не сказать о роли президента страны. Его непоследовательность в проведении реформ, нерешительность, а порой и капитуляция перед агрессивным натиском ущемленной в правах партократии − все это создавало благоприятную почву для реванша тоталитарной системы. Не думаю, что Михаил Сергеевич не знал истинной цены Янаева, Крючкова, Пуго, Язова и других. Вспомним январь этого года, когда страна с тревогой ощутила: курс президента Горбачева делает резкий крен вправо. Позиции сдавались одна за другой, усиливалась репрессивная роль КГБ, узаконивалось участие армии в решении политических проблем, ужесточился контроль над средствами массовой информации.
Но Ельцин вовсе не собирается, подобно многим в то время, пригвождать Горбачева к позорному столбу, он верит, что путч стал для него уроком:
− Да, сегодня мы вправе предъявить претензии Горбачеву. Подчеркиваю − претензии, но не счет. После переворота страна, и в первую очередь Россия, стала иной. Иным стал и президент. Он нашел в себе силы многое переоценить. Это шаг, достойный доверия. Я, например, лично верю сегодня Горбачеву Михаилу Сергеевичу значительно больше, чем даже три недели назад, до путча.
Незадолго до путча, напомню, в дни, когда Горбачев собирался в отпуск в Крым, между ними, Горбачевым и Ельциным, действительно установилось редкое в их отношениях взаимное доверие.
Чем же должен, по мнению Ельцина, сейчас заниматься президент СССР и вообще союзные органы власти? По его словам, главное, чем они должны теперь, в новых условиях, делать, − не раздавать команды и директивы, а согласовывать и координировать действия республик. Путчисты сорвали подписание Союзного договора, но, как считает Ельцин, не смогли уничтожить стремление республик построить новый Союз. Стал необратимым развал тоталитарной империи, а новые добровольные, равноправные отношения между республиками выстояли. Именно это не допустило анархии и хаоса в стране, высшие государственные органы которой оказались деморализованы и парализованы. Именно республики сегодня − главный источник стабилизации. Стремление подмять их, заблокировать только подтолкнет страну к катастрофе.
Все это очень важные слова. У многих утвердилось мнение, что Ельцин люто ненавидел Горбачева, все делал для того, чтобы отстранить его от власти, ради этого готов был даже пойти на развал страны. В действительности, мы видим, после путча он как бы давал Горбачеву шанс нащупать правильную линию поведения, чтобы и страну сохранить, и самому остаться в политике. Другое дело, оставался ли в реальности такой шанс? Как на деле осуществить это ельцинское пожелание: президент СССР и союзные органы власти должны просто «согласовывать и координировать действия республик»? Вряд ли это дело президента, − скорее просто обыкновенного диспетчера.
Горбачев выпускает вожжи из рук
Итоги дискуссии второго дня съезда подвел Горбачев. Он признал, что допустил ряд промахов и ошибок, но при этом отверг хамские выпады в свой адрес и утверждения, будто на данном съезде произошел «конституционный переворот». Напротив, сказал Горбачев, если все предлагаемое в Совместном заявлении будет реализовано, мы предотвратим неконтролируемый распад страны.
В третий день съезда Горбачев на нем председательствовал. Заседание было разбито на две части. Две первые прошли довольно бестолково, однако третью часть президент повел вроде бы весьма решительно, заявив своим противникам, прежде всего из реакционной группы «Союз», опять-таки рванувшимся к микрофонам, что не даст утопить обсуждение важнейших для страны вопросов в потоке бессмысленных заклинаний. Однако осуществить эту свою решимость Горбачеву не удалось. Когда он предложил приступить к обсуждению итоговых документов съезда − «О Совместном заявлении» и «Об органах государственной власти в переходный период» − и поставил этот вопрос на голосование, большинство депутатов проголосовали «за», однако на табло почему-то высветилось «Решение не принято». То ли это был просто технический сбой, то ли чья-то умышленная провокация, но возникшего замешательства оказалось достаточно, чтобы Горбачев выпустил председательские вожжи из рук. От микрофонов и с трибуны вновь посыпались обвинения в адрес Горбачева, Ельцина и Ко, нацеленные против их предложений, подстрекавшие депутатов к бунту.
Третий день съезда также прошел безрезультатно, в режиме дискуссионного клуба.
День четвертый, завершающий
Во время четвертого, последнего дня съезда вновь председательствовал Горбачев. И на этот раз настроен он был еще более решительно и серьезно. Едва только один из депутатов попытался возобновить бесконечную дискуссию о судьбе Верховного Совета, − сохранить его или распустить, − как Горбачев распорядился отключить все микрофоны:
− Хватит. У нас было достаточно времени предложить свои поправки и редакционной комиссии, и другим формированиям съезда. К тому же вчера в течение нескольких часов заседали республиканские депутации, которые выработали общее мнение и общие подходы к принимаемым документам.
Началось поименное, постатейное голосование по проекту постановления «Об органах государственной власти и управления Союза ССР в переходный период».
Первый абзац первой статьи, содержащий общие слова о том, что высшим органом законодательной власти в переходный период будет двухпалатный Верховный Совет СССР, принимается. Двумя третями голосов. Но уже со вторым абзацем − прокол. Его переголосовывают трижды − нужного результата нет. Между тем абзац очень важный. В нем говорится о том, что Совет Республик − основная теперь палата Верховного Совета СССР − формируется по принципу: 20 депутатов от каждой республики из числа народных депутатов СССР и союзных республик, делегируемых высшими органами власти этих республик; России предоставляется здесь 52 места как федеративному государству, имеющему в своем составе бывшие автономные образования; чтобы все республики были равноправными при голосовании, каждая республика имеет один голос. Иными словами, реальная власть теперь будет − у республик, которые на месте СССР в дальнейшем собираются создать какое-то Содружество Суверенных Государств. Депутаты против этого.
Что делать в такой ситуации? «Российская газета»:
«Перед Горбачевым стояла дилемма: либо объявить перерыв и начать вновь бесконечные согласования и пересогласования, либо «власть употребить». Он остановился на последнем. Если, мол, не будет принят этот абзац, вся дальнейшая работа теряет смысл, а потому съезд будет попросту закрыт. Подействовало, еще как подействовало! Дальше принятие многократно проработанного и переработанного документа двигалось как по маслу. Будет у нас теперь и Совет Республик как главенствующий законодательный орган, и Государственный Совет из президента СССР и высших должностных лиц союзных республик − оперативный орган, способный реагировать на самые острые ситуация совсем не так, как среагировал в дни путча союзный, с позволения сказать, парламент. Упраздняется должность вице-президента. Создается Межреспубликанский экономический комитет, который в состоянии и управлять народным хозяйством, и согласованно проводить экономические реформы. А вот не будет, как небеспочвенно надеются сейчас очень многие люди, в том числе и прогрессивная часть народных депутатов СССР, аппаратных игр в парламенте, многомесячного пустословия и десятков никому не нужных, ни в одной точке не пересекающихся с жизнью законов, которые штамповало послушное политически настроенному идеологу путча (Лукьянову. − О.М.) «агрессивное большинство».
Этот пассаж газета завершала весьма пафосно:
«Да, победа демократии, достигнутая на баррикадах у Белого дома, развита в зале Кремлевского дворца съездов!»
Среди органов государственной власти Съезд народных депутатов СССР не упоминался, то есть фактически 5 сентября 1991 года он сам себя распустил.
Горбачев и Ельцин объясняются друг другу… в дружбе
В этот день, 5 сентября, американская телекомпания Эй-Би-Си организовала телемост, во время которого Горбачев и Ельцин отвечали на вопросы, задаваемые из США. Первым был вопрос, заданный американским телекомментатором Питером Дженингсом: каковы теперь, после путча, личные взаимоотношения Горбачева и Ельцина – ведь многие в мире по-прежнему считают этот вопрос ключевым для будущего СССР?
– Были моменты, – сказал Ельцин, – когда Михаил Сергеевич Горбачев считал, что я – политический труп (действительно были такие моменты; вспомнить хотя бы горбачевское, обращенное к Ельцину: «До политики я тебя больше не допущу». – О.М.) И я порою считал, что он не может больше быть президентом страны (в подтверждение этих слов можно напомнить хотя бы телеинтервью Ельцина 19 февраля 1991 года с требованием отставки Горбачева. – О.М.) Но после путча Президент Горбачев сильно изменился. Сейчас мы дружно ведем общую тяжелую работу.
– Последние события открывают возможности для того, чтобы это сотрудничество было надежным и прочным, – в свою очередь подтвердил Горбачев.
В одном из вопросов было высказано предположение, что Ельцин использует сложное положение, в котором после путча оказался Горбачев, для укрепления и расширения своей личной власти. И Горбачев, и Ельцин отрицали это. Впрочем, Горбачев признал: «Об этом идет много разговоров», – но объединение всех демократических сил страны все же важнее, чем личные отношения двух лидеров.
Это, конечно, прозвучало как пожелание, но не как констатация реального положения дел.
Был вопрос насчет советского ядерного оружия, волновавший в ту пору всех на Западе более всего: не выйдет ли оно из-под контроля в связи с нестабильностью политической ситуации в СССР? Горбачев здесь произнес те самые слова – твердо заверил, что контроль за ядерным оружием в Советском Союзе «более жесткий, чем в США». По его словам, даже в дни путча «ни малейшей угрозы произвольного использования этого оружия не существовало».
Здесь президент, конечно, был не искренен. Мы ведь видели: путчисты отняли у него «ядерную кнопку»; в чьих руках она находилась трое суток, ему было неизвестно – в трясущихся ли руках Янаева или в руках высокопоставленных генералов из Минобороны и Генштаба.
Ельцин же «без колебаний» заявил, что ядерное оружие, находящееся в данный момент на территории России, Украины, Белоруссии и Казахстана, вскоре начнут перемещать в РСФСР.
Это тоже было преждевременное заявление. Серьезных переговоров по поводу судьбы ядерного оружия в тот момент еще не было. Эта судьба решится лишь после заключения Беловежских и Алма-Атинских соглашений.
Горбачева спросили: вправе ли он на предстоящих президентских выборах претендовать на пост главы государства, учитывая, что практически все люди из его ближайшего окружения предали его во время недавнего путча. Горбачев честно ответил: он надеется, что люди будут оценивать его по его реальным делам, но не исключает и неблагоприятного для себя исхода выборов.
– Что ж, – сказал Горбачев, улыбнувшись, – такова уж доля политического деятеля.
ЕЛЬЦИН ВЫБИРАЕТ НАПРАВЛЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ
«Меморандум Бурбулиса»
После съезда Ельцин сразу удалился на отдых в Сочи. Уезжал он вроде бы на пару недель, но отдых затянулся, вызывая недовольство всех, кто после подавления путча ждал от российского президента дальнейших решительных и энергичных действий, − начала настоящих реформ в стране. Но такие провалы после периодов кризиса, когда Ельцин действовал на полную силу, были характерны для него.
Где-то в середине сентября к Ельцину, расслаблявшемуся на черноморском побережье, наведался государственный секретарь Геннадий Бурбулис. Он привез российскому президенту документ под названием «Стратегия России в переходный период», который, видимо, сыграл весьма важную роль в представлении Ельцина, куда именно следует грести в сложившейся обстановке. Горбачев даже считал, что эта роль была едва ли не решающей. А возможно она таковой и была. Позже документ получил неофициальное название «Меморандум Бурбулиса», или, по-другому, «Аналитическая записка Бурбулиса».
В «меморандуме» был анализ чрезвычайной ситуации, сложившейся в стране, и предложения, что следует без промедления делать. Они были подготовлены группой Егора Гайдара, в которую входили Владимир Мащиц, Андрей Нечаев, Алексей Головков, Константин Кагаловский, Андрей Вавилов, другие люди.
В документе говорилось, что следует различать политическую обстановку до путча и после него: до августа республики сообща боролись против Центра, после него между Россией и ее бывшими коллегами по Союзу обозначились противоречия. В значительной мере они были объективными, связанными с различным уровнем развития экономики, запасами природных ресурсов, но в какой-то степени и субъективными − не все республики одинаково представляли себе, в какую сторону, теперь, после очевидного развала Союза, им следует двигаться в своем историческом развитии. Эти противоречия и начинал использовать Центр.
«Объективно России не нужен стоящий над ней экономический Центр, занятый перераспределением ее ресурсов, − говорилось в «меморандуме». − Однако в таком Центре заинтересованы многие другие республики. Установив контроль над собственностью на своей территории, они стремятся через союзные органы перераспределять в свою пользу собственность и ресурсы России. Так как такой Центр может существовать лишь при поддержке республик, он объективно, вне зависимости от своего кадрового состава, будет проводить политику, противоречащую интересам России».
Отсюда делался вывод, что России следует взять курс на экономическую независимость при «мягком», «временном» политическом союзе с другими республиками, то есть создавать не декларируемое, а подлинно независимое российское государство с собственной валютой, собственным бюджетом, национальным банком, собственной налоговой системой, таможенной и пограничной службами… Создавать государство, которое начало бы наконец серьезные экономические реформы − прежде всего на своей территории.
Сильный лидер плюс команда профессионалов
Заключительная часть «меморандума» была посвящена тому, какова должна быть РОЛЬ ПРЕЗИДЕНТА в преодолении хозяйственного кризиса и восстановлении экономического роста, то есть в решении той задачи, которая стала ЦЕНТРАЛЬНОЙ для России после победы над коммунистическим тоталитаризмом. Для ее решения, по мнению авторов, требуется, во-первых, высокое общественное доверие к политическому лидеру и, во-вторых, высокий профессионализм исполнителей.
Эта проблема, говорилось в «меморандуме», не представляет собой что-то уникальное, встретившееся лишь в России. С ней сталкиваются повсюду в мире, в любой стране, пытающейся выкарабкаться из кризиса, добиться экономической стабилизации. Провал таких попыток происходит либо из-за того, что слабой оказывается политическая власть, либо по причине, что сильные политические фигуры пренебрегают советами экономистов-профессионалов.
Первый вариант провала продемонстрировали Бразилия с 1950-го по 1964 год и начиная с середины восьмидесятых, после ухода от власти военных, Аргентина в период с 1955-го по 1967-й и с 1983-го по 1991-й, Чили − с 1951-го по 1973-й, Польша − с 1982-го по 1990-й, Югославия − с 1989-го по 1991-й.
Второй вариант, когда сильные политические лидеры, пользующиеся широкой народной поддержкой, действовали вопреки советам профессионалов, показали миру Аслан Гарсиа в Перу с 1985-го по 1990-й, Лопес Портильо в Мексике с 1976-го по 1982-й, Сальвадор Альенде в Чили с 1970-го по 1973-й, Сукарно в Индонезии в начале шестидесятых…
Путь к успеху открывался лишь при взаимодействии сильных, популярных лидеров и экономистов-профессионалов. Примеры: Маргарет Тэтчер в Великобритании в 1979 − 1983 годы, Филипе Гонсалес в Испании в восьмидесятые, Мексика в конце восьмидесятых… В качестве положительного примера авторы «меморандума» приводят даже Ленина в 1921 − 1923 годы, то есть в годы нэпа…
Когда популярным демократическим лидерам, пренебрегающим советами профессионалов, не удается решить задачи стабилизации, их решают лидеры непопулярные, но опирающиеся на аппарат принуждения. Таковыми были Аугусто Пиночет в Чили в 1973 − 1989 годы, бразильские военные в 1964-м − 1973-м, аргентинские военные в 1967-м − 1971-м, южнокорейские военные с начала шестидесятых, тайваньский авторитарный режим с середины пятидесятых, индонезийские военные с середины шестидесятых… Еще одна возможная опора в такой ситуации − оккупационные войска. Здесь самые известные примеры,: Германия и Япония в конце сороковых.
Ситуация, сложившаяся в России, не представляет собой чего-то совсем исключительного. В общих чертах профессионалам известно, что и в какой последовательности надо делать в подобных ситуациях: постараться ликвидировать или хотя бы сократить бюджетный дефицит, остановить неконтролируемый рост денежной массы, провести либерализацию цен, восстановить конвертируемость валюты, открыть экономику и провести структурные реформы.
Что уникально в случае России − то, что переживаемый ею инфляционный кризис наложился на политический развал тоталитарной империи, на спад производства, неразвитость предпринимательства, на отсутствие «цивилизованной рыночной среды».
Далее в «меморандуме» следует как бы прямой призыв к Ельцину (вся надежда на него):
«Сейчас в стране есть только один политик − президент России, авторитет (харизма) которого пока достаточен для проведения стабилизационной политики. Если этот авторитет будет растрачен, само развитие ситуации подтолкнет к усилению консервативной оппозиции, которая, используя растущую социальную апатию населения и снижение жизненного уровня, блокирует проведение прогрессивных экономических и политических преобразований».
И довольно грозное предупреждение, − что будет, если президент упустит время, не использует свой авторитет для проведения решительных, хотя и тяжелых реформ:
«Сейчас особенно важно осознавать, что политический лидер, пришедший к власти демократическим путем на волне популярности, но побоявшийся идти на непопулярные меры, с течением времени становится непопулярным, превращаясь в глазах народа в очередного социального демагога. Для харизматического лидера лучше быть непопулярным в начале трудного пути реформ, чем популистские заигрывания без реального продвижения к намеченным целям… Время, отведенное для энергичных и профессионально подготовленных действий, сжимается подобно «шагреневой коже».
В этих словах, как видим, в значительной степени содержится предсказание и того, как сложится будущее самого Ельцина, и каким окажется будущее российских реформ. К сожалению, популярность Ельцина упала раньше, чем удалось довести до конца реформы.
Шила в мешке не утаишь
«Меморандум» имел гриф «Сугубо конфиденциально». Причина конфиденциальности была, в общем-то, понятна: будь он открытым, он, с одной стороны, несомненно, вызвал бы раздражение Центра, а с другой − союзных республик.
Однако, несмотря на свою конфиденциальность, текст довольно скоро стал известен Горбачеву: по его собственному признанию, этот документ ему передал Руцкой. Да, наверное, и республиканские лидеры не остались в неведении относительно его содержания (шила в мешке не утаишь). Лидеры, надо полагать, «напряглись», хотя открыто и не высказывались по этому поводу. Что касается Горбачева, тот не думал скрывать свой гнев. Он цитирует «меморандум» до сих пор, особенно напирая на те места, где Россия противопоставляется другим республикам и где речь идет об антироссийских, какими их видели авторы, устремлениях Центра.
Да, собственно говоря, весь «меморандум» − это в основном программа для России, без оглядки на Центр и на другие республики.
Кроме того, в тексте немало положений, в которых можно усмотреть «коварные замыслы» авторов. Вот лишь некоторые примеры из перечня мер, которые авторы рекомендуют президенту и будущему «правительству реформ»:
«6. Скрытое инициирование работы по созданию экономического сообщества без участия властных структур Центра, в котором Россия, в силу своего геополитического положения, производственного и сырьевого потенциала займет место неформального лидера. Учитывая опасения республик, особенно малых, перед возможным гегемонизмом России, использование на первых порах тактики «теневого лидерства». Укрепление особого статуса России в экономическом и геополитическом пространстве через политику «круглого стола»…
7. Декларирование отказа от претензии на роль нового Центра при одновременном вымывании властных полномочий союзного Центра и создании институтов Сообщества, во многих из которых Россия фактически доминирует (военно-политический блок, банковская и финансовая система «зоны рубля», топливно-энергетический и транспортный комплекс, научно-технический потенциал)».
То, что Россия, вытеснив союзный Центр, может сама занять его место, − это действительно то, чего, как огня, боялись другие республики. Подозрения в таких намерениях России и вообще-то никогда не покидали республиканских лидеров, а тут вот они эти намерения − прописаны на бумаге черным по белому. Хотя и конфиденциально. Что, впрочем, еще опаснее.
Или еще такая рекомендация:
« − провести конфиденциальные переговоры с руководством Вооруженных Сил о том, что единственный способ сохранить армию − постепенно сделать ее российской».
Превратить советскую армию в российскую не удалось. Украина, например, быстро «приватизировала» армейские части, расположенные на ее территории. Возможно, − как раз прознав о намерениях российских «братьев». Или просто заподозрив их в таких намерениях. Что было нетрудно.
Разумеется, не всем рекомендациям авторов «меморандума» Ельцин в дальнейшем следовал, однако само наличие такого документа и таких рекомендаций вынуждало республиканских лидеров «держать ухо востро».
Ельцин выбирает Гайдара
«Меморандум», привезенный Бурбулисом, они с Ельциным обсуждали целую неделю. Обсуждали подробно − каждый тезис, каждый пункт. В интервью, опубликованном в книге «История новой России», Бурбулис вспоминает:
− Ему (Ельцину. − О.М.) нужно было решить для себя: еще подождать, когда кто-то принесет более удобный план и не потребуется идти на столь кардинальные меры, или согласиться, что каждый день промедления – это потеря реальной перспективы с непредсказуемыми последствиями. Эта тяжелейшая внутренняя работа потребовала от Ельцина мужества, мудрости и интуиции… Он и все мы понимали, что на нем лежала личная ответственность за этот выбор.
Когда Ельцин согласился с основными идеями, встал вопрос: кто их реализует? Бурбулис предложил, чтобы это делали те, кто и подготовил концепцию экономической реформы. Договорились, что российский президент познакомится с Егором Гайдаром по возвращении в Москву. Встреча, по словам Бурбулиса, состоялась в начале октября.
В разговоре со мной (мы беседовали в апреле 2009 года) Егор Тимурович назвал несколько иной промежуток времени:
− Когда Борис Николаевич вернулся из Сочи, он пригласил меня для разговора об экономических проблемах России, − это было где-то 15 − 20 октября.
Думаю, это различие в называемых сроках несущественно.
Бурбулис:
− Ельцин удивился молодости Гайдара, но не менее удивился его способности четко, ясно и наглядно объяснять задачи и идеи. Причем фундаментально новые задачи и принципиально новые идеи. Это импонировало Борису Николаевичу, мышление которого было ориентировано на предельную ясность… Он убедился, что у Гайдара есть не только идеи, но и четкое представление, как их воплощать, увидел спокойную уверенность человека, который готов это делать.
Кандидатура Гайдара на роль «главного реформатора» была утверждена.
Ельцин разговаривает с Горбачевым… через посредников
Между тем отношения Ельцина с Горбачевым, пережившие максимальный подъем накануне, во время и сразу после путча, снова начали ухудшаться. Ельцин все чаще выказывает пренебрежительное отношение к Горбачеву: демонстративно опаздывает на совещания, вовсе их игнорирует. Да и сам факт затяжного пребывания российского президента в Сочи, когда страна, после путча, «стоит на ушах», о многом говорит. Непосредственные контакты между двумя президентами фактически прерваны.
20 сентября совещание у Горбачева по проблемам Союзного договора. Горбачев поговорил на эту тему с руководителями республик и теперь хотел бы побеседовать с российским руководством. Однако Ельцина на совещании нет. Он все еще в Сочи. Есть Руцкой, есть российский премьер Силаев, есть его зам Сабуров… Между тем существует потребность уточнить позицию России по этому вопросу. Просят Явлинского (он тоже здесь находится) позвонить российскому президенту. Явлинский звонит, выслушивает мнение Ельцина, спрашивает, может ли он сказать вслух то, что услышал от своего телефонного собеседника, и «озвучивает» его слова: Ельцин считает, что сначала надо заключить экономическое соглашение между республиками, а уж потом, на этой основе, подписать Союзный договор. Трубку хватает Горбачев и начинает упрекать Ельцина, что тот изменил свою позицию. Борис Николаевич действительно не утруждает себя тем, чтобы твердо держаться одной линии, за что и получает от Горбачева постоянные упреки.
− Я участвовать в похоронах Союза не буду! – горячо восклицает Горбачев. – Не решен главный вопрос, – каким быть государству. Будет это сделано, подтянется и экономика.
Споры эти в ту пору были обычными. Но здесь интересно, как именно ведется спор. Через посредников, по телефону. А вопрос-то важный – быть или не быть Союзу.
Горбачев: «Нам надо честь беречь»
Конец сентября. Горбачев все еще надеется, что Союзный договор будет подписан в ближайшее время. Его помощник Шахназаров сомневается в этом. Он считает, что подписание случится не раньше декабря.