Текст книги "Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина"

Автор книги: Олег Мороз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 48 страниц)

Горбачев продолжает попытки «оттереть» Ельцина от политики

В Верховном Совете Ельцина избрали председателем Комитета по строительству и архитектуре. Как бы по специальности. Он просил Горбачева не рекомендовать его на этот пост, считая, во-первых, что вообще комитеты и комиссии парламента должны формироваться не по отраслевому принципу, а по проблемам, а во-вторых, сам он уже втянулся в политику, ее считал главным своим делом… Но Горбачев не посчитался с его просьбой. Ельцин был уверен, что план у председателя ВС простой – «утопить» его вместе с его комитетом «в ворохе бумаг, запросов, растерзать жалобами и т.д.», чтобы времени на политику у него уже не оставалось.

– Вот и пошли люди к нам со всей страны, – рассказывал Ельцин в том же интервью газете «Советская молодежь», – как будто мы не комитет Верховного Совета, а какая-то заштатная снабженческая контора. Дайте, просят, цемент, выделите башенный кран… Наверху как раз на это и рассчитывали. В жуткой текучке, в коловращении проблем, когда уж тут Ельцину заниматься политикой.

Но «оттереть» его от политики не удалось. Он для себя решил, что основная его работа, работа «народного парламентария», должна проходить на заседаниях Президиума ВС, членом которого он являлся как председатель одного из комитетов. А поскольку в Президиуме он был единственным представителем демократической фракции – Межрегиональной депутатской группы (он стал одним из ее сопредседателей), то ему и пришлось брать весь огонь на себя.

По его словам, схватки там шли очень жаркие. Ельцин не стеснялся по многу раз выходить на трибуну. На одном из заседаний выступил двенадцать (!) раз. Дело дошло до того, что Горбачев попытался его осадить: мол, вы, товарищ Ельцин, успокойтесь…

– Нет, это вы, товарищ Горбачев, успокойтесь, – не очень вежливо ответил ему Ельцин. – Или вам все позволительно?

Ельцин готов защищать Горбачева

Впрочем, критикуя Горбачева, Ельцин отдавал себе отчет: пока что Горбачеву как лидеру замены нет, и если «правые» попытаются его сместить, он, Ельцин, встанет на его защиту. А слухи о том, что такие попытки вполне возможны, возникали регулярно. Читаем в «Исповеди на заданную тему»:

«По Москве бродят слухи, что на ближайшем (сентябрьском 1989 года) Пленуме намечается переворот. Хотят снять Горбачева с поста Генерального секретаря ЦК КПСС и оставить ему руководство народными депутатами. Я не верю этим слухам, но уж если это действительно произойдет, я буду драться на Пленуме за Горбачева. Именно за него – своего вечного оппонента, любителя полушагов и полумер. Эта тактика его в конце концов и погубит, если, конечно, он не осознает своей главной ошибки сам. Но сейчас, по крайней мере, до ближайшего съезда, на котором, может быть, появятся новые лидеры, он единственный человек, который может удержать партию от окончательного развала».

Как видим, тут Ельцина еще беспокоит проблема, как бы не развалилась партия. Пройдет небольшой срок, и он сам примется таранить эту партию.

В январе 1990 года в интервью «Московским новостям» Ельцин вновь становится на защиту Горбачева, правда оговаривается, что тот должен стать «несколько другим». Однако на этот раз его беспокоит уже не судьба партии, а судьба перестройки, судьба страны. На вопрос, видит ли он сегодня у руководства страны какую бы то ни было другую фигуру, нежели Горбачев, Ельцин отвечает:

– В нынешней ситуации, при существующей системе нужен несколько другой Горбачев. Если он решится в выборе между народом и аппаратом опереться на народ и в позиции своей сдвинется влево, – тогда пока не вижу. И вообще наши позиции с Горбачевым расходятся далеко не во всем – последний Пленум еще одно тому свидетельство. Думаю, что мы едины в стремлении на деле осуществить конечные цели перестройки…

ЕЛЬЦИН ПОДДЕРЖИВАЕТ ПРИБАЛТИКУ

«Надо дать им независимость»

Одной из линий противостояния Ельцина и Горбачева была Прибалтика. Еще не занимая высокого поста в России, а только будучи народным депутатом СССР, председателем Комитета ВС по строительству и архитектуре, одним из лидеров Межрегиональной депутатской группы (она была создана 29 июля 1989 года), Ельцин взял курс на поддержку прибалтийских республик.

Это не осталось незамеченным, сразу же насторожило Горбачева. 8 сентября 1989 года на заседании Политбюро, обсуждавшем ситуацию в ряде регионов, Горбачев особо отметил, что Ельцин выступил за отделение Прибалтики. И дал установку:

– Надо бы на телевидении высказаться по этому поводу, чтобы люди знали, куда он толкает.

Через неделю, 15 сентября, в «Правде» было опубликовано интервью Ельцина американской телекомпании Ти-Би-Эс, где, среди прочего, он как раз призвал отпустить прибалтийские республики на волю:

– Надо дать им независимость, дать им экономический суверенитет и экономическую независимость, права, хозрасчет. А дальше они пусть решают сами, выходить из состава СССР или не выходить.

В ту пору такие речи в устах российского политического деятеля звучали в высшей степени крамольно. Еще и сами прибалтийские республики о своей независимости не объявляли.

Этой линии – на поддержку Прибалтики – Ельцин будет неизменно держаться и в дальнейшем, вызывая всё большее раздражение Горбачева.

13 мая 1990 года, в разгар экономической блокады Литвы, к которому прибег Горбачев, всемерного нажима Центра на две другие балтийские республики. Ельцин приехал в Таллин и встретился там с эстонским премьером Сависааром. Естественно, в ту пору он еще не мог оказать балтийским «мятежникам» какой-то существенной поддержки, однако как символический жест эта поездка и эта встреча не остались незамеченными.

Когда же Ельцин возглавил российскую законодательную власть, он обрел возможность не только для символических жестов, но и для реальной, практической помощи первым советским республикам, сделавшим решительные шаги к независимости. Уже 30 мая, на следующий день после своего избрания председателем Верховного Совета РСФСР, Ельцин заявил, что первый договор об экономическом сотрудничестве суверенная Россия «заключит именно с балтийскими республиками».

В мае же, в разгар антилитовской экономической блокады, Ельцин и президент Литовской республики Ландсбергис (Литва провозгласила независимость 11 марта 1990 года) встретились в Москве. Встретились, по словам Ландсбергиса, «вполне конспиративно» и провели «исчерпывающий разговор». По-видимому, на этой встрече Ельцин вновь пообещал оказать поддержку прибалтийским странам в их борьбе за независимость. Условились также двигаться к заключению договора между Россией и Литвой.

В конце июля в Юрмале под Ригой состоялась уже официальная встреча руководителей трех государств Прибалтики и России, на которой было решено приступить к подготовке «двусторонних государственных договоров» между Россией и балтийскими республиками.

«Это был наш ответный нажим на Горбачева», – пишет Ландсбергис.

Против чего и кого тут выступал Ельцин – против Центра или конкретно против Горбачева? Не думаю, что для него тут было большое различие. Давняя – с 1987 года – вражда с Горбачевым соединилась тут со стремлением максимально ослабить Центр, вместе с другими республиками выйти из-под его безграничной удушающей власти.

Да и не только во власти самой по себе было дело. Все чувствовали приближение экономической катастрофы, ее грозные, нарастающие подземные толчки и раскаты. У всех росло ощущение, что Горбачев не в силах будет с ней справиться. Вот он объявил экономическую блокаду Литве, а ведь несопоставимо более серьезные экономические проблемы стоят перед всей страной, их масштабы все разрастаются…

ПРЕЗИДЕНТОМ СОЮЗА СТАНОВИТСЯ «ТВЕРДЫЙ КОММУНИСТ» ГОРБАЧЕВ

Выбирать Съездом или всем народом?

С 12 по 15 марта 1990 года состоялся внеочередной III Съезд народных депутатов СССР. Среди прочих, был на нем весьма важный вопрос – о выборах президента страны. Развернулась дискуссия – выбирать ли его всенародным голосованием или непосредственно на съезде. Коммунисты, составлявшие большинство среди депутатов, естественно, не пожелали рисковать – выносить это дело на всенародное голосование…

В перерыве съезда собрался пленум ЦК, чтобы выдвинуть кандидата на президентскую должность. Само собой разумеется, таковым стал Горбачев, других вариантов у коммунистов не было. Впрочем, других претендентов на президентский пост не оказалось вообще.

Горбачев и был избран 15 марта, как писали, «подавляющим большинством голосов».

На освободившееся место председателя Верховного Совета СССР избрали Анатолия Лукьянова. Ему проиграл Анатолий Собчак, которого выдвигала Межрегиональная депутатская группа.

Ельцина на заседании не было. По болезни. Некоторые ставили эти слова – «по болезни» – в кавычки: возможно, просто не хотел, чтобы кто-то снова бесперспективно выдвигал его на место председателя ВС. Если бы он уступил Лукьянову, это было бы совсем уж неприлично. Все-таки Лукьянов – это не Горбачев.

К тому же в тот момент у Ельцина была совсем другая цель…

Шестая статья отменена

Выступая на съезде тогда же, 15 марта, уже в качестве президента СССР, Горбачев разъяснил, как он представляет себе роль президента:

– «быть гарантом необратимости перестройки, твердо и неукоснительно вести дело к формированию правовой государственности, самоуправляющегося социалистического общества»;

– «чувствовать себя и действовать как представитель не какого-то отдельного слоя и политического течения, но как доверенное лицо всего народа».

– Это, конечно, не означает, – сказал Горбачев, – что он (президент. – О.М.) должен отказаться от собственных политических убеждений, но означает готовность самым объективным и беспристрастным образом учитывать весь диапазон существующих в обществе взглядов и законных интересов. Действовать в соответствии с присягой, ставя превыше всего благо страны и народа… Убежден, что демократизм президентской власти предполагает диалог и сотрудничество с представителями различных направлений общественной мысли…

Поскольку на съезде была отменена пресловутая шестая статья Конституции, провозглашавшая партию коммунистов «руководящей и направляющей силой советского общества», Горбачев заверил, что «отныне КПСС действует наравне с другими политическими организациями, будет участвовать в выборах, добиваться демократическими методами права на формирование союзного и республиканского правительств, органов власти на местах».

Коснулся он также вопроса о совмещении постов президента и генсека ЦК КПСС, сказав, что он «разделяет точку зрения депутатов, считающих, что такое совмещение сегодня и на ближайшую перспективу диктуется интересами перестройки».

Горбачев остается коммунистом

Свою приверженность званию коммуниста и идеям социализма Горбачев подтвердил на послесъездовской пресс-конференции.

Корреспондент английской газеты «Гардиан» обратился к нему с развернутым вопросом:

– Господин президент, товарищ президент! Вы еще являетесь генсеком КПСС, но в последнее время отказались от ряда позиций, которые раньше встречались в теории и практике компартий – таких, как диктатура пролетариата, однопартийность и т.д. Можете ли объяснить, какие конкретные аспекты вашей политической философии отличают вас от социал-демократов и считаете ли вы себя уже более социал-демократом, чем коммунистом?

Ответ Горбачева:

– Я себя считаю не только членом Коммунистической партии, но и коммунистом. Это не уменьшает моего уважения к представителям других социалистических течений, к их поиску… Мы, РЕШИВ ПРИДАТЬ ЧЕРЕЗ ПЕРЕСТРОЙКУ НОВУЮ ДИНАМИКУ, РАСКРЫТЬ ПОТЕНЦИАЛ СОЦИАЛИЗМА (выделено мной. – О.М.), будем вместе с тем использовать и опыт других, но применительно к нашим условиям. Главное, мы должны избежать того, что нанесло большой ущерб реализации социалистической идеи, когда одну модель навязывали или пытались копировать. В связи с этим допущены такие деформации, которые дорого обошлись и в какой-то мере нанесли ущерб самой социалистической идее. Но даже пройдя через все это, испытав все удары судьбы, НАШ НАРОД СОХРАНИЛ ВЕРНОСТЬ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИДЕЕ (выделено мной. – О.М.)

Стоило ли так уж расписываться за весь народ?

Как видим, этот длинный и запутанный ответ (я его еще чуть-чуть подсократил) довольно двусмысленный. С одной стороны, Горбачев говорит, что он остается коммунистом – стало быть, не социал-демократом, с другой – что коммунизм, как он его понимает, относится к числу «других социалистических течений».

Конкретного ответа на конкретный вопрос журналиста – «какие конкретные аспекты вашей политической философии отличают вас от социал-демократов?» – Горбачев так и не дал.

Как мы знаем, в дальнейшем, уже не занимая высоких постов, пребывая на «политической пенсии», Горбачев основал-таки Социал-демократическую партию, позабыв, как он клялся в верности коммунизму. Впрочем, эта партия не имела какого-либо успеха в политической жизни послегорбачевской России.

ЕЛЬЦИН – ПРЕДСЕДАТЕЛЬ РОССИЙСКОГО ПАРЛАМЕНТА

Не пустить Ельцина во власть!

В конце января 1990 года на встречах с избирателями (началась кампания по выборам народных депутатов РСФСР) Ельцин обрушился на «консервативный Центр», который «блокирует принятие радикальных решений, в которых нуждается общество». Здесь же он, кажется впервые, публично раскрыл свой главный тактический замысел, определивший всю его дальнейшую политику по отношению к союзному Центру: подталкивать Центр «в нужном направлении» «с помощью российских структур». Сначала было стремление подталкивать, потом – стараться ослабить и наконец – вовсе разрушить. Под российскими структурами, которые должны служить тараном, прежде всего имелся в виду будущий Верховный Совет РСФСР, председателем которого Ельцин намеревался стать.

Естественно, подобные заявления не могли быть восприняты Горбачевым иначе как прямая угроза его собственному политическому существованию. В Ельцине ОН УЖЕ ВИДЕЛ СВОЕГО ГЛАВНОГО ПРОТИВНИКА, обретающего всё большее могущество. Не допустить его избрания народным депутатом России, а затем и председателем российского парламента в тот момент стало для него первейшей задачей.

Впрочем, воспрепятствовать депутатству Ельцина было не в силах Горбачева.На этот раз в качестве места, от которого он будет избираться, Ельцин выбрал родной Свердловск. Здесь у него была могучая, почти единодушная поддержка. Даже местный партаппарат, не желая «терять лицо», компрометировать себя в глазах земляков, не чинил Ельцину особых препятствий. «Антиельцинские» выступления в местной печати были вялыми и формальными – «для галочки», для отчета перед Москвой.

Единственно, что мог бы, пожалуй, в таких обстоятельствах сделать Горбачев, – провести в народные избранники каких-то достаточно авторитетных «своих» людей, которые в дальнейшем, при выборах председателя российского ВС, могли бы составить Ельцину серьезную конкуренцию. Хотя… Не знаю, были ли такие люди. Вадим Медведев считает, что были и что коммунистическое руководство (имея в виду и самого Горбачева) проявило тут недопустимое легкомыслие:

«Руководство ЦК КПСС не придало должного значения выборам российских народных депутатов, СОЗДАНИЮ В ДЕПУТАТСКОМ КОРПУСЕ ЯДРА КРУПНЫХ, АВТОРИТЕТНЫХ ПОЛИТИКОВ (выделено мной. – О.М.), способных повести за собой депутатский корпус…

Такой вопрос при подготовке выборов вставал. Вносилось предложение баллотироваться на выборах таким лицам, как Рыжков, Лукьянов, Бакатин и некоторые другие. Сами они отнеслись к этому негативно, а должной настойчивости проявлено не было. В результате кандидатур, которые могли бы на равных бороться с Ельциным за пост Председателя Верховного Совета РСФСР, не оказалось».

Ну да, на «крупных, авторитетных» политиков, которые не пожелали избираться в Верховный Совет, можно было бы и нажать, проявить «должную настойчивость», напомнить о той самой партийной дисциплине, но – не нажали. В этом, – по крайней мере, так можно предположить, – и заключается, по мнению Вадима Медведева, один из главных тогдашних промахов Горбачева.

У кого победа, у кого поражение?

4 марта 1990 года начались выборы народных депутатов РСФСР. В ряде округов их пришлось проводить в несколько туров: во-первых, нужно было, чтобы к урнам пришла более чем половина избирателей из зарегистрированного списка, во-вторых, – чтобы победитель набрал более половины голосов избирателей, принявших участие в голосовании. И то, и другое удавалось далеко не всегда. Однако к двадцатым числам марта все более или менее прояснилось. В Политбюро были не слишком довольны полученными результатами. Секретарь ЦК Иван Фролов на заседании высшего партийного органа 22 марта назвал их даже поражением партии. Однако не все с ним согласились. Воротников, который делал доклад на Политбюро, оценил итоги выборов более спокойно:

– Победу оппозиция не одержала. Она имеет примерно 30 процентов мандатов.

Правда, добавил при этом:

– Но настораживает то, что в Москве и Ленинграде она получила от 50 до 90 процентов. В основном это научные работники и журналисты. Но среди них есть и секретари райкомов, обкомов, председатели исполкомов.

Горбачев также не поддержал оценку выборов как поражение партии:

– Я не согласен с ним (с Фроловым. – О.М.), – что выборы – наше поражение. Партия вышла из шока, который она получила в ходе союзных выборов. Не поражение, но и не победа.

Для оппозиции полученные 30 процентов (если следовать информации члена Политбюро Воротникова) можно было бы считать достаточно успешными, но и для нее такой результат, естественно, не был победой.

По другим подсчетам, расклад сил среди российских народных депутатов был несколько иной. Правда, проводивший этот подсчет математик Александр Собянин пользовался несколько иными обозначениями групп избирателей, чем Воротников: не приверженцы Горбачева и оппозиция, а консерваторы, демократы и «болото». Так вот, согласно Собянину, консерваторов и демократов среди депутатов было примерно поровну – по сорок процентов, остальные двадцать составляли люди без определенной политической ориентации, это самое «болото». Чтобы привлечь их на свою сторону, в дальнейшем и пойдет ожесточенная борьба между консерваторами и демократами. В более отдаленной перспективе успешнее в этой борьбе окажутся консерваторы. Но пока что, кто перетянет канат, еще не очень ясно. Первый раунд такого перетягивания – предстоящие выборы председателя Верховного Совета.

Согласно тогдашнему, несколько странному, порядку, именно он избирался народными депутатами первым, а потом уж – весь Верховный Совет. От оппозиции, как уже говорилось, на этот пост намечалась кандидатура Ельцина. Он был выбран народным депутатом РСФСР в Свердловске сразу же, 4 марта, «без сучка и задоринки» – за него проголосовали более 85 процентов избирателей.

«Бориса – не пущать!»

Не сумев остановить Ельцина на этапе выборов (а это, повторяю, было делом безнадежным), его противники бросили все силы на то, чтобы не допустить его к руководству Верховным Советом и, соответственно, съездом. Фактически – к управлению всей российской государственной машиной. Лев Суханов вспоминает:

«…Консервативные «блоки» не зевали: объединившись под неусыпным оком Старой площади, стали срочно отрабатывать стратегию по нейтрализации Ельцина. Они, конечно, могли себе позволить допустить его в депутаты ВС СССР, могли не помешать избранию в парламент России, но не могли же они расслабиться до такой степени, чтобы отдать Ельцину всю Россию. Лучше всемирный потоп…, но только не Ельцин, которому доверилась почти вся Москва ...

И снова началась оголтелая травля Бориса Николаевича. Проводились «накачки» депутатов-консерваторов у Лукьянова, в ЦК КПСС, какие-то тайные «летучки», на которых рефреном билась «живая партийная мысль»: Ельцина не пущать, каждый коммунист умри, но Россию «от Бориса» сохрани. И пугали народ голодом, новым культом личности, развалом Союза, переворотом, гражданской войной, и пр . и пр.»

Активнейшее участие в попытках «затормозить» Ельцина принял и сам Горбачев. И в узком кругу товарищей по партии, и публично он не уставал давать своему главному противнику всевозможные нелестные характеристики. Так, на одном из заседаний партийной верхушки в начале апреля 1990 года он назвал Ельцина «разрушителем», спекулирующим на российской проблематике, толкающим Россию к изоляционизму.

– Если встанем на путь российского изоляционизма, – предупредил Горбачев, – погубим и Федерацию, и Союз.

Под федерацией, надо полагать, имелась в виду Российская Федерация.

Глагол «погубить» в эту пору вообще был наиболее часто употребляемым в речах Горбачева, когда он говорил о коварных замыслах, либо же просто о недомыслии своих оппонентов.

Сражаясь с Ельциным, Горбачев нередко – впрочем, не вполне публично, – нажимал на известную слабость Ельцина – на его любовь к выпивке. При этом искренне удивлялся, как такого «выпивоху» народ может поддерживать, считать своим. На заседании Политбюро 20 апреля 1990 года:

−…Странные вещи в народе происходят. Что творит Ельцин, – уму непостижимо. За границей, да и дома не просыхает. В каждый понедельник лицо увеличивается вдвое. Говорит косноязычно, несет порой черт знает что, как заигранная пластинка. А народ все твердит: «Наш человек!»… И все сходит ему с рук, все прощается.

К самому Горбачеву тот же народ прилепил прозвище «минеральный секретарь». Хотя на самом деле Михаил Сергеевич был не таким уж «минеральным», при случае тоже мог выпить. Любимым его напитком, по словам Ельцина, был коньяк «Юбилейный».

Народ, конечно, видел ельцинскую слабость, но покуда надеялся на него как на спасителя и избавителя, который при посредстве реформ БЫСТРО приведет его к лучшей жизни, смотрел на это сквозь пальцы: кто же на Руси не любит выпить?! Когда же надежда подтаяла, когда увиделось, что реформы непосильно тяжелы, снисходительное отношение иссякло. Более того, тяжесть реформ стали связывать как раз с пристрастием Бориса Николаевича к рюмке. «Пьяница! Алкоголик! Развалил Союз! Разорил Россию!»

В дальнейшем, при Путине, уже благодаря целенаправленной массированной телепропаганде (без конца крутят кадры, где Ельцин «под мухой», приплясывая, дирижирует оркестром берлинской военной полиции, где он покачивается и оступается, выходя из самолета, или вовсе из него не выходит в ирландском аэропорту), образ будто бы вечно нетрезвого российского президента вообще постарались прочно впечатать в сознание народных масс, дабы положительно оттенить имидж последующих «минеральных» правителей.

Надо сказать, что всякого рода пьяные выходки в разное время позволяли себе и другие советские и российские руководители, однако благодаря цензуре ничего такого народу показывать не дозволялось. Только сейчас, спустя годы, когда все уже превратилось в остывшую золу, кое-что, бывает, и покажут, чтобы позабавить почтенную публику. Недавно, например, по телевизору мелькнули кадры, на которых предстал Брежнев, совершавший визит в США. Во время одного из торжественных церемониальных проходов не вполне, видимо, трезвый Леонид Ильич, заметив в толпе какого-то двухметрового парня-баскетболиста, с которым, надо полагать, он где-то познакомился и как бы подружился, внезапно отклоняется от намеченной протоколом траектории, подбегает к парню и, обнимая, виснет у него на шее, при этом смешно болтает ногами над землей.

Попробовали бы ИМЕННО ТОГДА, когда все происходило, при пятизвездном генсеке, советские телевизионщики показать эту сцену, а пишущие журналисты описать ее… Самоубийц не нашлось.

Ельцин же не допускал тут никакой цензуры (хотя, не исключено, что-то пресс-секретари все же просили не показывать) и, можно сказать, в какой-то степени стал жертвой собственного цензурного либерализма.

«Потенциал Ельцина как политика невелик»

Довольно развернутую характеристику как политику Горбачев дал Ельцину на встрече с рабочими «Уралмаша» 25 апреля 1990 года. При этом оговорился, что подробно говорит о Ельцине лишь потому, что находится в Свердловске, родном для Ельцина городе. Собственно, к этому подталкивал сам вопрос, на который Горбачеву пришлось отвечать: почему у товарища Ельцина большой авторитет на Урале и на «Уралмаше», а у «правительства» он авторитета не имеет?

– По-моему, – сказал Горбачев, – он избрал не лучший путь, пошел по пути конфронтации. Что мы получаем от него? Разве что критику в полной дозе… Но мне кажется, что потенциал его как политического деятеля все же не очень велик. Программа и выступления его мне известны. Если их читать подряд, – это как старая заигранная пластинка. Набор тезисов: руководство доживает свой срок, оно исчерпало себя, оторвалось от народа и так далее, и тому подобное… Оставаясь принципиальным, критичным, требовательным, надо и самому нести ответственность. Борис Николаевич спекулирует на трудностях, на социально-экономической напряженности. Все это есть, но можно и нужно действовать для того, чтобы извлекать уроки, поворачивать дело, а не спекулировать на трудностях с демагогических позиций. Я думаю, Борис Николаевич увлекся и никак не может свернуть с этой деструктивной колеи… Нам сегодня нужно делать дела, а не заниматься лозунгами да обещаниями.

Ельцин пытался покончить с собой?

Итак, впереди выборы председателя Верховного Совета РСФСР, выборы властной фигуры, которая станет главной в России. Горбачев вновь и вновь предупреждает своих коллег о надвигающейся опасности – этой фигурой может стать Ельцин. Да коллеги и сами о такой опасности хорошо знают. Что делать? Фрагмент стенограммы заседания Политбюро от 3 мая 1990 года:

«Примаков. Надо вытащить Ельцина на теледебаты, задать ему «неудобные» вопросы – о Литве, о Курилах, чтобы он крутился, как уж на сковородке.

Крючков. Надо быть осторожным, он – популист, может легко вывернуться, а влияние на обывателя у него большое.

Примаков. Его спросили: собирается ли он привезти в СССР презервативы? Он ответил, что ему это уже не нужно. В любой стране каждый кандидат в президенты провалился бы моментально, признавшись в своей импотенции.

Горбачев. А у нас наберет лишних 10 процентов голосов. Он сейчас распускает слух, будто его дважды топили, набросив мешок на голову (почему дважды? – О.М.), пырнули ножом. Мы в свое время не сказали публично, что его застали с ножницами в крови – сам себя ковырнул.

…Немедленно сделать программу мер по России и разослать за подписью Власова. (Власову). Смелее. Когда в борьбу вступаешь, элементы демагогии не помешают, тем более что перед тобой подонок».

Такой вот разговор. Ельцин – «популист», «импотент», «подонок»…

Власов, которому Горбачев дает наставления, – председатель российского Совмина, один из будущих соперников Ельцина в борьбе за пост председателя Верховного Совета, поддерживаемый коммунистической верхушкой.

Что касается эпизода с ножницами, о котором вскользь упомянул Горбачев… В один из дней осени 1997 года, когда на полную катушку развернулась первая волна травли Ельцина, он действительно попытался то ли совершить самоубийство, то ли… Валентин Юмашев:

– Он навалился на ножницы, уперев их в стол и направив в сердце. И когда кто-то вбежал, – секретарша или кто-то еще, – там была кровь… Его сразу – в ЦКБ. К счастью, ножницы не вошли слишком глубоко, лишь кожу повредили. В больнице рану зашили. И у него на этом месте оставался шрам.

– То есть это все же была попытка самоубийства?

– Трудно сказать. Как вы понимаете, Борис Николаевич не любил об этом вспоминать. Но когда человек действительно хочет покончить с собой, он доводит дело до конца… Мне кажется, это все-таки был какой-то сигнал Горбачеву: вот до чего ты меня довел!

Мы видели: если это действительно был «сигнал Горбачеву», – генсек не воспринял его всерьез, счел каким-то шутовством, признаком психической неуравновешенности.

Мне же кажется: «попытка самоубийства» не была чем-то осознанным, обдуманным. Наверное, это был какой-то рефлекторный жест, жест отчаяния, еще одно свидетельство «тонкокожести», ранимости, свойственных Ельцину в ту пору, в тех обстоятельствах. Потом обстоятельства изменятся, и он обретет непоколебимую уверенность в себе. Примерно такое же мнение и у Татьяны Юмашевой:

– Понятия не имею, что имел ввиду Горбачев, говоря о двух покушениях на папу. Папа никогда не говорил и о том, что его пырнули ножом. Был только один случай с рекой, в Успенском. Что касается его попытки самоубийства или имитации, мы с мамой никогда с папой это не обсуждали, не задавали ему вопросов. Ни тогда, ни через много лет, когда он уже был на пенсии. Было понятно, что он пытался справиться с нечеловеческим стрессом. Возможно, хотел заглушить физической болью другую боль. Если бы он хотел покончить с жизнью, у него в сейфе был пистолет… Не могу и не хочу гадать. Лишь рада, что он вернулся тогда домой и еще прожил после этого почти двадцать лет.

«Полозков все же лучше…»

Но возвратимся к маю 1990-го, к выборам председателя Верховного Совета РСФСР. Кажется, в чем дело, – не допустить Ельцина на этот пост коммунистическому руководству вроде бы не так уж и трудно: как уже сказано, у него нет большинства среди депутатов. Но у горбачевцев в этот момент возникла еще одна проблема. Опять-таки на заседании Политбюро Горбачев сокрушается по поводу того, что многие люди поддерживают недавно сформировавшуюся внутри КПСС оголтело-консервативную группировку, руководимую демагогами типа Полозкова (вскоре она превратится в Компартию РСФСР). А эта неожиданно проклюнувшаяся группировка, как и Ельцин, выступает за самостоятельность России. То есть, с одной стороны, наступают «правые», фактически отколовшиеся от КПСС демагоги, с другой – «левые» оппозиционеры, возглавляемые Ельциным. Сейчас «мы» «много проигрываем демагогам», сокрушается Горбачев. «Если и дальше будем это делать, – потом будет поздно: люди поддержат Ельцина».

Ельцин для Горбачева, конечно, страшнее, чем Полозков, какие тут могут быть сомнения. Тот все-таки, как-никак, «свой», товарищ по партии, хоть и заблудший. А Ельцин все больше отдаляется от коммунистов и их «единственно верного» учения, хотя еще и носит партбилет в кармане.

Именно поэтому Горбачев и его коллеги на выборах председателя российского парламента, которые вскоре состоятся, склоняются к тому, чтобы поддержать именно Полозкова в надежде, что он не пропустит на этот пост Ельцина.

Впрочем, на Полозкове остановились не сразу. До последнего момента колебались, кого же все-таки выдвинуть в кандидаты. Сначала, перед самым открытием I Съезда народных депутатов России предпочтение было отдано уже упомянутому председателю российского правительства Власову. Однако тут вышла неожиданная осечка: депутаты-коммунисты не согласились с этой кандидатурой, предпочли того самого Полозкова, – как уже говорилось, наиболее реакционного в тот момент коммунистического деятеля, коммуниста-фундаменталиста.