Текст книги "Нефертити. Роковая ошибка жены фараона"

Автор книги: Олег Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

3

На следующий день царица Тии сидела в небольшом зале у окна, выходившего в просторный сад. Хотя было раннее утро, но даже здесь, в тени, уже чувствовалась жара. Царица расположилась в невысоком кресле в одной простой белой тунике без рукавов. На голове был надет короткий парик, открывающий шею. На лбу среди чёрных волос матово поблескивал в полумраке зала тонкий золотой урей. Больше украшений на Тии не было, только несколько колец сверкало на тщательно ухоженных пальцах рук. Она со скучной гримасой на суховатом лице слушала бормотание писца, который зачитывал послания, пришедшие из Азии от подчинённых Египту властителей.

   – «Величайшему царю из царей, моему господину, богу и солнцу...» – бубнил без всякого выражения писец с полным лицом и красными от постоянного недосыпания глазами.

Царица небрежно откинулась на спинку кресла. Её рука с веером лениво опустилась вниз по подлокотнику. Веер задел за ухо маленькую остроносую собачку, сидящую у её ног. Собачка это восприняла как приглашение к игре и с удовольствием вцепилась зубами в произведение ювелирного искусства. Тии улыбнулась и продолжала вертеть веером перед носом своего любимца. Писец тем временем бубнил:

   – «...Семь и семь раз к ногам моего владыки я припадаю. Я прах под сандалиями моего владыки-царя Египта...»

Двое чёрных слуг беззвучно размахивали опахалами из страусовых перьев над головой царицы. Сидящий рядом Эйе, визирь Верхней страны, с осуждением посмотрел на свою бывшую невесту и многолетнюю любовницу, развлекающуюся с собачкой во время важных государственных дел, заметив, как по её стройной и всё ещё красивой шее скользнула капелька пота.

«Как была прекрасна Тии двадцать пять лет назад, когда мы только приехали в этот проклятый город, – подумал Эйе, вспоминая былое. – И вот теперь передо мной суховатая пожилая женщина с пронзительным голосом и грубоватыми манерами своей покойной мамаши, которая никому не давала спуску».

Царица украдкой краем больших, сильно подведённых малахитом голубых глаз{68} тоже в свою очередь наблюдала за Эйе, но делала это по-женски значительно незаметнее. «О, боги! Что суматошная жизнь сделала с ним в этом безжалостном столичном мирке! Вечные тревоги, интриги, борьба придворной сутолоки...» – с горечью думала она.

А Эйе и вправду очень изменился. Из высокого красивого юноши с мрачно-страстными глазами он превратился в сухую длинную жердь с насаженной на её верхушку лысой продолговатой головой жёлто-серого цвета. Было жарко, и он с разрешения царицы снял парик. Глаза его сузились и приобрели с годами бесстрастное выражение. Только сейчас, когда он вспомнил о счастливых годах юности, в них засветилось что-то человеческое. Тии встретилась с ним взглядом и догадалась, о чём он думал. Ей стало приятно, но грустно.

   – «...Я слушаю слово своего господина, ибо кто, будучи собакой, не слушается?» – гнусавил писец, чуть покачиваясь вперёд и назад.

   – Хватит тратить наше драгоценное время на этих мелких азиатских собак, – повысила голос царица. – Прочитай мне лучше письмо от царя Митанни, Тушратты.

   – Ваше величество, – заметил Эйе вкрадчивым голосом, одновременно кланяясь своей повелительнице, – дела в стране Ретену идут всё хуже и хуже. Войска хеттов и орды хапиру[17]17
  ...орды хапиру... – племена западных семитов в эту эпоху, обрушившиеся на Сирию, Финикию и Палестину. Некоторые учёные считают их предками современных иудеев.


[Закрыть] нагло пересекают наши северные границы, многие из местных владетелей переметнулись на их сторону и фактически воюют против нас. Вот поэтому и умоляют о помощи ещё оставшиеся верные нам подданные.

   – Но что же делать! – воскликнула царица. – Разве мы не посылали в прошлом году дополнительные войска из отборных воинов в гарнизоны на северную границу? Почему они не накажут этих хеттов и хапиру? Давно пора это сделать и восстановить там мир и спокойствие.

   – Дело в том, что наши гарнизоны разбросаны по всей стране. Чтобы разгромить врага, нужно объединить их под единым командованием и смело действовать против обнаглевшего хеттского царя Суппилулимы. Он в противоположность нам собрал все свои силы в единый кулак и бьёт им по нашим землям почём зря!

   – Так что мешает нам сделать то же самое? Почему раньше египтяне были способны дать отпор любому врагу, а сейчас они сидят по крепостям и просят помощи из столицы?

   – В прежние времена прадед нынешнего фараона, Тутмос Третий, сам возглавлял наши войска в Азии и яростно разбивал в пух и прах любого врага. Кто может сейчас встать на место этого великого полководца? Нынешний фараон болен, наследник престола военными делами не занимается, – тихо, чтобы это слышала только царица, проговорил визирь. – Кого мы можем послать в Азию во главе всего нашего войска?

   – Ну какого-нибудь военачальника, – махнула рукой царица. – Что, у нас уже нет хороших военных, способных дать отпор хеттам?

   – В прошлом году мы послали на север опытного командира корпуса, Небоамона. Но местные главы нашей администрации ему почти не подчинялись, всячески нарушая его приказы. Привыкли, жирные коты, сибаритствовать вдалеке от столицы и бдительного ока фараона. Собрать большое войско Небоамон не смог, не оголять же всю границу. В результате полгода назад он попал в засаду, устроенную ему хеттами вместе с предателями из местных князьков, и был убит. Остатки его немногочисленного корпуса разбежались по гарнизонам, стоящим в крепостях по всему краю, – объяснил с невозмутимым выражением лица Эйе.

   – Ты мне голову не морочь! – возмутилась выведенная из себя царица. – Мне самой, что ли, возглавлять войско и идти громить этих вонючих азиатов в войлочных колпаках? Послать ещё одного военачальника на север, дать ему грамоты с подтверждением его широчайших полномочий! Пусть попробует хоть один чиновник ему не подчиниться! Собрать как можно больше войск со всей страны, из казны выдать золота. Вот тогда он сможет справиться с этим наглым Суппилулимой!

   – А что, если он возьмёт и направит это войско потом против нас в Фивы? – уже совсем тихо проговорил Эйе. – Ведь ты же знаешь, Тии, как нас любит местная знать. Сговорится бравый воин с фиванскими аристократишками и нагрянет под стены столицы, чтобы усесться на твой трон. Что мы тогда будем делать?

   – Я об этом как-то не подумала, – пробормотала царица и шлёпнула рукой расшалившуюся собачку. – В конце концов одной азиатской провинцией больше или меньше, какая разница? – протянула она после короткого молчания. – Пускай там на севере выпутываются сами с теми силами, что у них есть! Читай письмо от Тушратты, – буркнула она писцу.

   – «Царю египетскому, моему брату. Привет тебе от Тушратты, царя Митанни, привет главной царице Тии, привет моей сестре Гилухипе, привет всему твоему дому, твоим жёнам, твоим сыновьям, твоим вельможам, твоим коням, твоим колесницам и всей твоей стране большой привет...» – опять забубнил без всякого выражения писец, слегка раскачиваясь, словно в трансе.

   – У меня от его приветов голова заболела, – нетерпеливо бросила царица. – Давай по существу. Что он хочет?

Опытный чиновник, даже глазом не моргнув, спокойно продолжал:

   – Он хвалится, что разбил войско хеттов, которое подступило к стенам его столицы, и посылает нашему величеству фараону и вам, ваше величество, в подарок из хеттской добычи «шесть боевых колесниц с упряжью, двух коней, мальчика и девочку, а сестре своей Гилухипе пару золотых серёжек, пару золотых ожерелий, каменный сосуд с благовонным маслом...».

   – Ну, вот! – воскликнула живо Тии. – Значит, этих грязных хеттов можно бить. Даже хвастун Тушратта их разбил и захватил столько добычи.

   – Это была небольшая вылазка, – заметил Эйе, снисходительно улыбаясь. – Наши шпионы доносят, что царь Суппилулима усиленно готовится к большой войне, и тогда уж царю Митанни не поздоровится!

   – Всё равно об этой победе наших союзников над хеттами нужно широко оповестить всю страну. Пускай мои подданные знают, что диких горцев сложно успешно бить в чистом поле, а не прятаться от них в крепостях, – решила царица.

   – Ещё царь Митанни просит у вашего величества золота, – продолжил писец, вновь берясь за послание. – «Пусть брат мой пришлёт мне золота в весьма большом количестве, которого нельзя было бы исчислить, ведь в земле моего брата золота столько же, сколько и песка. Боги да устроят так, чтобы его больше было ещё в десять раз!»

   – Опять речь о золоте, – с недовольной гримасой вздохнула царица. – Можно подумать, они там, в Азии, больше ни о чём не думают, кроме как только о золоте. Вавилонский царь просит золота, ассирийский – тоже, я не говорю о правителях помельче. Всем подавай золота. Но ничего не поделаешь, союзнику, который успешно воюет с нашими главными врагами, мы просто обязаны подкинуть золотишка. Поскреби, Эйе, в кладовых и доложи мне, сколько мы сможем послать Тушратте.

   – Царь Митанни в заключение своего письма сообщает, что посылает вашему величеству образ великой богини Иштар, вырезанный из камня. «Да сохранит Иштар, владычица небесная, моего брата и меня на сто тысяч лет, и да подаст она нам обоим великую радость. Да избавит Иштар от всех болезней великого царя египетского. А когда она сделает это, то не забудь, о брат мой, вернуть мне Иштар в целости и сохранности, ведь она для меня богиня, а для моего великого брата она не его божество».

   – Да вернём мы ему богиню, как только она избавит моего муженька от пьянства – засмеялась царица, – вот ведь жадный азиат. Про таких моя мамаша говаривала, что они с говном своим и то не расстанутся! Ну, всё на сегодня? – спросила она Эйе.

   – Ещё есть важное послание от вавилонского царя.

   – Ну давай читай, – кивнула Тии писцу и лениво зевнула.

   – «Царю египетскому, Ниб-маат-Ра, моему брату, Кадашман-Харбе, царь Кардуниаша, твой брат...» – забубнил писец скороговоркой, опять раскачиваясь, словно физически наслаждаясь всеми этими длиннющими протокольными фразами, как чудесными стихами.

Царица рассеянно глянула на руки визиря и вдруг вздрогнула. На безымянном пальце правой руки Эйе блестел огромный изумруд. Это был перстень царя Митанни. Тии вспомнила так отчётливо, как будто это произошло совсем недавно, сцену в саду царицы Мутемуйа, матери ныне здравствующего фараона, когда царь Митанни коварный Артатама передал ей перстень с изумрудом, за которым была спрятана порция сильнейшего яда. Царица сделала знак Эйе приблизиться вплотную. Тот шагнул поближе, привычно низко кланяясь.

Тии показала ему веером на маленький резной стульчик из красного дерева у своих ног. Голос писца стих.

   – Продолжай, – приказала царица.

   – «Привет твоему дому, твоим жёнам, всей твоей стране, твоим колесницам, твоим коням, твоим вельможам, большой привет...» – раздался опять монотонный голос писца.

   – Ты что, меня отравить захотел? Надел этот проклятый перстень? – прошептала царица, прикрывая губы и всю нижнюю часть лица веером.

   – А зачем пропадать такому великолепному изумруду? – усмехнулся Эйе. – Я сегодня утром нашёл его в одной из старых шкатулок и решил надеть. Заодно вспомнил старые времена.

   – Отдай его мне, – решительно приказала Тии и опустила веер на руку, лежащую на подлокотнике кресла.

Визирь незаметно снял перстень и положил его в похолодевшую от волнения ладонь царицы. Она вздрогнула, когда коснулась злосчастного камня рукой. Писец продолжал читать послание царя из Вавилона, но Тии ничего не слышала. Она невольно залюбовалась зловеще-прекрасной игрой света на огромном изумруде.

«О боже, как давно это было, – думала царица, – и как нам, совсем ещё молоденьким и неопытным дурачкам, тогда повезло! Интересно, помогут ли нам боги сейчас? »

Тии хорошо знала, что приближался критический момент для всей её семьи. Её муж мог в любое время умереть. У него участились обмороки и всё время болело сердце. Нужно было делать наследника престола царевича Аменхотепа официальным соправителем фараона и как можно скорее. Без жрецов Амона, в храме которых будет происходить обряд помазания нового египетского фараона на царство, это было сделать невозможно. А как себя поведут подлые аристократы, собравшиеся под крылышко бога Амона, предсказать никто был не в силах. От них можно было ждать любой пакости. К тому же все хорошо знали, что царевич Аменхотеп охвачен какими-то странными идеями и просто на дух не переносит и жрецов Амона и, о ужас, самого главного бога Фив и всей империи – Амона-Ра.

В высокое окно зала внезапно залетела ласточка. Она стремительно пронеслась под потолком и вылетела в противоположное окно. Тень мелькнула по худому мрачному лицу царицы. Она вздрогнула, подняла голову и посмотрела в окно. Прямо перед ней раскачивались на лёгком ветерке ветки с продолговатыми листьями и крупными золотистыми персиками. А сквозь редкую зелень она увидела в глубине сада своего обожаемого сына царевича Аменхотепа, или Хеви-младшенького, как его называли домашние.

4

Высокий, непропорционально сложенный, с длинными худыми руками и ногами, царевич ходил по дорожкам сада и что-то бормотал. Его алая туника была видна издалека. За ним семенил писец, невысокий молодой человек с хитрыми глазками, широким лицом, и яркими красными губами. Он изредка присаживался на складной стульчик, который носил невозмутимый темнокожий раб. Писец клал папирус на закрытые длинной плиссированной белой набедренной повязкой колени, разворачивал его и быстро начинал кисточкой рисовать замысловатые иероглифы под диктовку царевича. Затем все снова шли, вернее, бежали за царственным отроком, ходившим широкими шагами по дорожкам сада. Рядом с сыном фараона двое слуг несли стульчик, опахало из страусовых перьев и розовый зонтик. Царевич отмахивался от них, но они упорно шли следом, стараясь прикрыть молодого дочерна загорелого человека от жарких лучей солнца. Хотя слугам порой и доставались от вспыльчивого наследника престола крепкие затрещины, но, вжав головы в плечи, они упорно выполняли приказ царицы: беречь великовозрастное чадо как зеницу ока.

   – Сынок, не ходи ты всё время под солнцем! Тебе же напечёт головку и снова кровь из носа пойдёт! – высунувшись из окна, крикнула царица сыну.

Тот, нетерпеливо махая руками, проворчал:

   – Вечно вы, мама, ко мне пристаёте, – и, смешно подпрыгивая на ходу, почти побежал вглубь сада к пруду. За ним ринулась вся его свита.

   – Ты знаешь, что он пишет? – улыбаясь, обратилась царица к визирю. – Гимн Солнцу[18]18
  Гимн Солнцу! – Этот гимн приписывается традицией самому Эхнатону. В нём говорится, что Атон – это животворящий бог, создавший как мир животных, так и людей и дающий им жизнь. И эта жизнь на земле продолжается только благодаря Атону. Создав людей, Атон вместе с тем наделил их разными языками, и разным обликом, и разным цветом кожи. Он создал и чужеземные страны – Сирию и Куш – и также обеспечивает их жизнь. Иначе говоря, Атон – это универсальный, благой бог для Египта и других стран, для египтян и иных народов.


[Закрыть]!

   – Гимн? – удивлённо поднял густые с сединой брови Эйе.

   – Да, гимн! И величает его не Амоном-Ра, а Атоном.

   – Наследник впал в ересь?

   – Это всё из-за дурного влияния твоего папочки, – вздохнула Тии. – Архитектор Аменхотеп, конечно же, великий учёный, мудрец и знаток всего на свете. Какие великолепные храмы он построил! Но зачем он забивает голову моему сыну этими сказками про Атона{69}?

   – Ну, они не совсем сказки, – пожал плечами Эйе.

   – Как это не совсем?

   – Дело в том, Тии, – начал негромко визирь, – что для такой огромной империи, в которую превратилось наше царство при последних властителях, необходим какой-то объединяющий всех, и не только египтян, высший символ. Мой приёмный отец считает, что им мог бы стать Атон, символизирующий животворящую силу солнца. Этот символ прост и всем понятен. Наши местные боги, к сожалению, очень малопонятны бывшим чужеземцам, ставшим подданными Египта.

   – И ты тоже разделяешь мнение моего сыночка, что надо запретить молиться всем богам кроме Атона?

   – Ни в коем случае! Да и отец мой так не считает. Атон – покровитель фараона как властителя огромной империи, и только. Нельзя его никому насильно навязывать, а тем более египтянам, чтящим своих местных богов чуть ли не в каждой деревне.

   – Так почему же вы не объяснили всё как следует моему сыну?

   – Он ничего слышать не хочет. Ты же знаешь его характер: Хеви-младшенький не может без крайностей.

   – Что мне-то делать?! – громко воскликнула царица. – Хеви скоро будет не просто наследник. Всё идёт к тому, что его объявят соправителем моего кутилы-муженька. Хороши же будут у нас в стране правители: один – бесшабашный пьяница, а другой – сочинитель гимнов солнцу, полный диких еретических идей.

   – Не переживай и не кричи на весь зал, – одёрнул её Эйе. – Твой сынок ещё мальчишка. Подсунем ему очередную смазливую красотку, устроим пир на весь мир, охоту какую-нибудь придумаем. И забудет твой тощий прыщавый отпрыск о всяких гимнах.

   – Плохо ты его знаешь. Если мой Хеви возьмёт себе чего-нибудь в голову, то это из него уже не выбьешь...

А царевич тем временем удалился в просторную беседку на берегу пруда, увитую виноградом. Здесь он стал ходить вперед-назад, выкрикивая отдельные фразы:

   – Ты установил ход всего вокруг... Нет! Лучше так: ты установил ход времени...

Хеви махнул худой рукой с уродливо удлинёнными пальцами{70}. Яркие лучи солнца, пробивающиеся сквозь виноградную листву, играли ослепительными зайчиками на его алой тунике. Многочисленные золотые и серебряные браслеты весело позвякивали на руках и ногах.

   – Ты установил ход времени, – продолжил диктовать царевич, расхаживая по беседке и сосредоточенно глядя вверх, – чтобы вновь и вновь появлялось всё живое на земле. Записал? – спросил он писца.

   – Всё записал, ваше высочество, что вы изволили мудро высказать, – угодливо поклонился писарь. – Как прекрасно всё, что извергают ваши уста.

   – Ну-ка, Туту, дай сюда, я посмотрю... – Царевич вырвал из рук писца папирус. Он быстро проглядел написанные строчки, пожевал полными губами и категорично заявил: – Нет, в конце плохо. Пиши. – И Хеви вновь забегал по беседке. Писец Туту с подобострастием следил за ним узкими хитрыми глазками. – Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворённое тобой... Вот так намного лучше.

Туту кисточкой быстро нарисовал нужные иероглифы, а затем с восхищением уставился на своего повелителя.

   – Как мудро, ваше высочество, то, что вы сейчас продиктовали, – проговорил он.

   – Правда? Тебе нравится? – Царевич остановился напротив писца и внимательно всмотрелся в его лицо. – У тебя смышлёный вид, – протянул он, – а ты знаешь, кого я имею в виду?

   – Конечно! Атона, великого бога, который стоит выше всех богов. Ведь именно он ваш, ваше высочество, небесный покровитель, а значит, и выше его никто не может быть, как выше вас скоро никто не посмеет встать. Ведь всем известно, что вы скоро будете соправителем своего божественного отца.

   – Молодец, Туту, не зря ты провёл со мной последние несколько недель. Кое-что ты усвоил правильно из тех высоких истин, которые Атон вкладывает в мои уста, – похвалил молодого человека царевич. – Но продолжим. – Хеви нервно забегал взад-вперёд. – Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём...

В волнении царевич сбросил с головы парик, который проворно подобрал слуга, стоящий неподалёку с зонтиком. По продолговатому, удлинённо-яйцеобразному бритому черепу Хеви текли капли пота, но он ничего не замечал. Туту едва успевал записывать слова, которые громко выкрикивал его повелитель.

Оба были так увлечены своим делом, что не заметили, как к берегу неподалёку от беседки пристала роскошно убранная цветами, позолоченная лодка. В ней на пуховых подушках сидели племянницы царицы Тии. Они с любопытством вслушивались в несвязные слова, которые бормотал их двоюродный брат.

   – У нашего братишки мозги на солнце совсем расплавились, – фыркнула, задыхаясь от смеха, Нези. – Неизвестно что говорит.

   – Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём, чтобы видеть всё, сотворённое тобой... – между тем выкрикивал, словно в трансе, Хеви. На его губах появилась бело-розовая пена.

   – Да смысл-то есть, – Нефи покачала красивой головкой, – но уж больно чудно он выражается про своего бога. И сколько чувств вкладывает в каждое слово.

   – Такое впечатление, что сейчас он начнёт биться в припадке, – заметила ехидно Нези. – Надо его охладить, а то и вправду с ума сойдёт. Кто тогда страной править будет в будущем?

Она зачерпнула воды из пруда в кубок, из которого недавно пила сок, подкралась к беседке и, раздвинув широкие виноградные листья, плеснула прямо в лицо царевичу. Тот подпрыгнул от неожиданности, потом всмотрелся в листву и увидел там кривляющуюся мордочку младшей двоюродной сестрёнки, показывающей язык и приговаривающей со смехом:

   – Ты создал, о Атон, и дурачка Хеви, чтобы потешаться над ним день и ночь!

Царевич, побагровев, заорал во всю глотку:

   – Ах ты, мартышка вредная! Я тебе покажу, как глумиться над словами Атона! – Он выскочил из беседки.

Но Нези уже, прыгнув в лодку, кричала слуге:

   – А ну, отчаливай быстрей! – И, повернувшись опять к царевичу, выкрикнула: – Хеви-младший подавился лапшой!

Царевич сорвал с гранатового дерева круглый зрелый плод и запустил его в весело смеющихся сестёр, но попал только в борт лодки. Спелый гранат разлетелся вдребезги, окрасив позолоту тёмно-красными брызгами.

   – Какие они ещё дети, – рассмеялась, глядя из окна на племянниц и сына, царица. – А мой дурачок и не замечает, какое сокровище растёт рядом с ним. Посмотри, как уже сейчас хороша Нефертити. А через пару лет она совсем расцветёт и превратится просто в красавицу. А какой у неё божественный голосок, начнёт петь – заслушаешься!

   – Царевичу нужна не просто красивая жена. У нас в стране красивых девок хоть отбавляй, – проворчал Эйе, – нужна умница, которая смогла бы направить его в верное русло, чтобы он не метался и не бурлил в разные стороны, как вода во время разлива, а помнил о главном – управлении страной.

   – Ты опять намекаешь на свою дочь? – улыбнулась Тии. – Я, мой дружок, не против, но решать-то в конце концов Хеви. А он уж больно своенравен. Ему трудно навязать вообще что-то, а уж нелюбимую жену и подавно!

   – Будущий фараон женится не по любви, а по мудрому государственному расчёту, – ответил Эйе, склонив бритую голову набок и блестя холодными глазами.

   – Боюсь, в случае с Хеви твоя мудрость, Эйе, напорется, как серп жнеца, на твёрдый камень. К сожалению, а может быть, и нет, но моим сыном нельзя вертеть просто так. – Вздохнув, царица покачала головой. – Когда он станет соправителем отца, нам с тобой, друг мой, придётся тяжело. Управлять он ещё не умеет, но уж больно норовист и упрям, чтобы нас беспрекословно слушаться.

   – Да, жаль, Тии, что у тебя нет другого сына, – усмехнулся визирь, – но тут уже ничего не поделаешь. Соправителем в ближайшее время должен стать Хеви. Нам будет ещё хуже, если вся эта аристократия почувствует, что у неё есть шанс оттеснить нас от власти и сделать соправителем кого-то другого. Ладно, давай заканчивать с перепиской, а то мы и так слишком отвлеклись.

Царица вслушалась в слова писца. Он тихо бубнил:

   – «Ты, брат мой, не захотел за меня выдать твою дочь и ответил: «Египетская царевна никогда никому не отдавалась». Почему так? Ведь ты же царь и можешь поступать по желанию сердца, и, если ты её выдашь, кто будет против? Когда мне был сообщён ответ, я написал: «В твоей стране есть много красивых дочерей, пришли мне одну из них, ведь кто скажет тогда: «Это не царевна»? Но ты не прислал, и я очень опечален...»

   – О чём толкует этот толстопузый вавилонский царёк, больше похожий на обезьяну из страны Пунт, чем на человека?! – воскликнула с гримасой удивления, смешанного с презрением, царица.

   – Он просит себе в жёны египетскую царевну, – ответил писец хриплым, севшим от долгого напряжения голосом, устало хлопая подкрашенными зелёным малахитом ресницами.

   – Но мы же ему ещё в прошлый раз, когда он только заикнулся об этом, объяснили, что замуж египетских царевен на сторону не отдаём.

   – Вавилонский царь тогда предложил такой выход из положения: пришлите любую египетскую девицу, а он сумеет представить её у себя в Вавилоне как египетскую царевну, – пояснил писец.

   – Да он что, совсем с ума сошёл? Чтобы мы пошли на подлог? – Тии посмотрела на Эйе. – Ведь если мы на такое согласимся, все наши аристократы завоют, как стая голодных псов, об унижении фараона и всей правящей вот уже триста лет династии.

   – Мы уже твёрдо решили, ваше величество, этот вопрос больше не обсуждать! – твёрдо заявил Эйе. – Надо послать вавилонскому попрошайке мебель, украшенную золотом и слоновой костью. Он как раз недавно построил новый дворец, так что, думаю, будет доволен.

   – Хорошо, этот вопрос решён. – Тии стала внимательно всматриваться в окно, вновь заметив в саду что-то интересное.

А тем временем по дорожке между сикаморами и пальмами шёл Джабу. Он за прошедшие четверть века изрядно поседел и потолстел, но шаг его был всё так же упруг, как и в молодости, а на физиономии расплывалась обычная самодовольная улыбка. Навстречу Джабу бежала молоденькая служанка в жёлтой короткой тунике. Чёрный гигант расставил свои длиннющие руки, и девушка оказалась в его объятиях.

   – Попалась, птичка, – довольно пробасил нубиец.

   – Ой, господин Джабу, – запищала девица, игриво улыбаясь, – пустите меня, я очень спешу, просто с ног сбиваюсь.

   – Куда же это летит моя красотка? – причмокнул толстыми губами нубиец.

   – Да на задний двор, на птичник. Царица заказала на обед перепёлок, а мне сказали на кухне, что их ещё не доставили. Разве можно так тянуть, ведь скоро уже обед!

   – Ах ты, моя птичка! – Джабу поглаживал своими огромными лапищами служанку. – К Сетху перепёлок, ты вкуснее всех на свете. Какая у тебя нежная кожа и как это от тебя славно пахнет, наверно, стащила духи у царицы?

   – Ну что вы, господин Джабу, я не такая! – ответила девица, тая, как воск, в руках опытного соблазнителя.

Тут царица высунулась из окна и закричала на весь сад:

   – А ну, Джабу, отпусти девчонку и иди сюда! Ты совсем сдурел на старости лет? На любую девку бросаешься? Подаёшь хороший пример для моих племянниц!

   – А где мои гусята? Опять за мной подсматривают? – Джабу, отпустив служанку, стал вертеть большой головой с чёрной шевелюрой, в которой обильно сверкали седые волосы.

Из ближайших кустов раздался девичий хохот. Вскоре племянницы были уже в объятиях чёрного гиганта, они громко смеялись и целовали нубийца в щёки, называя его дядя Чёрный Носорог. Нефертити склонилась к его уху и зашептала:

   – Джабу, попроси тётушку отпустить нас сегодня помолиться в храм бабушки и дедушки.

   – Хотите покататься по городу?

   – Ага, – радостно подтвердила Нези. – Нам служанка сказала, что в город приехал бродячий цирк. Там и акробаты, и вавилонский фокусник, и даже дрессированный крокодил, который умеет говорить.

   – Неужели? – удивился Джабу. – Это очень интересно. Я, пожалуй, вытащу в храм и сестрёнку, а потом мы чуть отстанем от свиты царицы и махнём к циркачам. Где они, кстати, остановились?

   – Говорят, на берегу, в торговом порту.

   – Ладно, идите, гусята. Готовьтесь к поездке в город, прихорашивайтесь, но только одевайтесь попроще, чтобы не привлекать к себе внимания, когда мы сбежим из свиты царицы и отправимся смотреть на акробатов и говорящего крокодила. – Джабу опустил на ступеньки дворца девушек и пошёл к царице.

Во дворце, несмотря на палящее солнце, было прохладно.

   – Что ж ты, сестрёнка, своих родителей забываешь? Ой как нехорошо! – обратился Джабу к Тии, бесцеремонно ввалившись в зал, где шло совещание по внешней политике.

   – Да я совсем недавно была в их храме. Приносила жертвы богам и молилась за них.

   – Недавно – это месяц назад! Ничего себе недавно, – сердито закачал большой кудрявой головой с седыми висками нубиец.

   – Ой, Джабу, если ты пристанешь, так от тебя не отцепишься! – заворчала царица в раздражении. – Хорошо, вот продиктую ответы царю Митанни и вавилонскому царю и поедем в родительский храм.

   – Да зачем же вам, ваше величество, самой диктовать эти послания, – мягко проговорил сидящий рядом Эйе. – Я знаю, о чём вы хотите их уведомить и что ответить на последние письма. Ведь мы с вами уже это обсуждали.

   – Правильно, – закивал головой Джабу. – Зачем, собственно, нужны все эти дармоеды-визири, да и прочие писцы, папирусомараки? (Нубиец произнёс это слово как папирусомараки). Сидят по целым дням на мягких подушках, морды и задницы наели огромные, а толку от них чуть! Скоро главной жене нашего фараона свои белые ручки придётся пачкать чернилами и переписку вести с царями разными. Вот до чего дожили! Да что говорить, при муженьке-лоботрясе, жене приходится всеми делами заниматься.

   – Ох и брюзгливым ты стал, Джабу. – Царица засмеялась и встала с кресла. – Ладно, на сегодня всё, – обратилась она к визирю, – лично все послания, Эйе, проверь и на досуге хорошенько подумай, что нам делать с обнаглевшими хеттами и зарвавшимся царьком Суппилулимой.

Тии удалилась. За ней вышел и великан-нубиец.

   – Негр проклятый, совсем обнаглел! – проворчал себе под нос Эйе, вставая с кресла. – Составь послания и вечером со всеми бумагами чтобы был у меня, – небрежно приказал он в свою очередь писцу, стоящему рядом.

Вскоре визирь Верхнего царства уже шёл из дворца царицы, постукивая по мраморным плитам позолоченным посохом. А толстый писец с красными от усталости глазами ворчал, оставшись в кабинете вместе со своим слугой и собирая многочисленные папирусы:

   – Опять не пообедаешь как следует, всё второпях да второпях. Это же надо, такую груду документов составить к заходу солнца, а оно уже вон склоняется к западному берегу реки. Эх, жизнь моя проклятая! А ну, пошевеливайся, лоботряс! – рявкнул писец охрипшим от многочасовой читки голосом и хлопнул в сердцах серебряным посохом по узкой спине молодого слугу, нёсшего веер и складной стульчик своего господина.