Текст книги "Нефертити. Роковая ошибка жены фараона"

Автор книги: Олег Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

4

Этот месяц был одним из самых счастливых в жизни Нефертити. Почти каждую ночь она встречалась с Тутмесом в полуразрушенном храме.

   – Ты, сестрёнка, как с цепи сорвалась, – однажды проворчала удивлённая Нези. – Надо же, целую тропу протоптала от дворца к шакальему ущелью, словно стадо антилоп, спускающихся на водопой. И чем он так тебя приворожил? Вроде бы обычный симпатичный парень...

   – Он очень даже необычный, – ответила, смеясь, Нефи.

   – В каком смысле? – уставилась на неё Нези.

   – Ну, самое главное – он талантливый.

   – В чём? – заинтересовалась младшая сестрёнка. – В любви, что ли? Но ты же его ни с кем сравнить не можешь. Как ты можешь это утверждать?

   – У тебя, Нези, одно в голове, – опять залилась смехом Нефи. – Тутмес талантливый художник, скульптор. Вот что я имела в виду.

   – О боги, ты совсем сдурела от любви. Вылепил паренёк пару глиняных игрушек, и ты уж готова провозгласить его великим скульптором. Это типичное любовное помешательство, – поставила уверенно диагноз Нези. – Конечно, пройдёт, но не сразу.

   – А я не хочу, чтобы это проходило. – Нефертити, широко распустив веер из зелёных перьев попугая, овевала им раскрасневшееся лицо, – Впрочем, то, что Тутмес талантливый художник, подтвердил наш главный архитектор Аменхотеп. Он посмотрел его работы и предложил сделать его своим учеником.

   – В общем, пристроила паренька, – хихикнула Нези. – Теперь можно на свидания и днём ходить. А чего? Иду, мол, на сеанс к скульптору, он мой портрет лепит. Пожалуй, Тутмес просто обречён всю жизнь только твой портрет и лепить. Если тебе, конечно, не надоест...

   – Мне не надоест. – Нефи надменно задрала красивый подбородок. – А ты, как я понимаю, уже решила дать от ворот поворот своему Харбе?

   – Угадала, – беззаботно кивнула Нези, схватила мухобойку и хлопнула ею по столику, на котором пчела ползала по груде жёлто-прозрачных фиников, – я и так сама себе удивляюсь: целый месяц потратила на какого-то акробатика.

Она подцепила за крылышко убитое насекомое и с гримаской отвращения отбросила его в сторону.

   – Вот так надо поступать с мужчинами, иначе они мнят о себе бог весть что! – прокомментировала свои действия Нези.

   – Надеюсь, ты не собираешься топить его в реке или расправляться так, как ты только что поступила с бедной пчёлкой? – спросила Нефи с гримаской отвращения.

   – Да что я, злодейка из сказки, что ли? – расхохоталась младшая сестрёнка. – Дам ему несколько дебенов золотишка, и прощай, милый, навсегда. Ну, и, конечно, строго предупрежу, что если он кому-нибудь откроет нашу тайну, то ему в тот же день перережут глотку в тёмном переулке. Правда, опыт мне подсказывает, что даже угроза такой зверской расправы не удержит язык молодого парня, когда он выпивает со своими приятелями. Не похвастаться, что спал с самой племянницей фараона, не может ни один парень, тем более красавец сердцеед. Да Сетх с ним, пускай болтает. Кто этому сейчас придаёт значение? В народе про нашу семейку такие истории ходят. Однако это не мешает простонародью любить нас, ведь мы же с ним одной крови. Вон как Джабу говорил: наша бабка пироги пекла, а дед коров пас.

   – Но это ещё не значит, что мы не должны помнить о чести семьи фараона, – многозначительно проговорила Нефи, играя веером и задумчиво глядя на сестрёнку. – Ладно, – вздохнула она, – призывать тебя вести иной образ жизни – это всё равно, что запретить нашим весёлым подданным по всей стране есть пироги и пить пиво.

   – Ишь как заговорила наша Нефи, – усмехнулась опять младшая сестрёнка, – прямо царица, да и только!

   – Да, кстати, ты мне напомнила о важном, – деловито проговорила Нефертити, – хватит бездельничать, пора подумать о будущем. Ты можешь мне достать «Гимн Солнцу», который сочинил Хеви-младшенький?

   – Конечно, могу, – закивала Нези, уставившись карими глазками на сестру. – Туту, секретарь наследника, продаст всё, что угодно, лишь бы ему хорошо заплатили. Особенно любит яркие украшения.

   – Ну, тогда бери вот это ожерелье. Его мне послы из Пунта подарили. Только дикарям и таким, как этот Туту, подобное носить. Но чтобы завтра же гимн был у меня.

   – Будет, будет, не беспокойся, сестричка! – воскликнула Нези, проворно убирая ожерелье в кожаный мешочек, висящий у её вышитого золотом пояска. – А зачем он тебе нужен? Ну, шепни хоть на ушко.

   – На днях всё сама узнаешь, – отмахнулась Нефертити и посмотрела на быстро темнеющее небо. – Пора нам посетить в последний раз ущелье шакалов. Всё хорошее, к сожалению, быстро кончается, – вздохнула она.

   – Да брось ты печалиться, Нефи, – вскочила с раздвижного стульчика младшая Сестра, – наша жизнь ведь только начинается.

   – Но такой беззаботной, как сейчас, она никогда уже не будет, – заключила со вздохом Нефертити.

Сёстры вышли из беседки и пошли по дорожке сада в свои покои, чтобы не спеша приготовиться к последнему свиданию в полуразвалившемся храме в ущелье шакалов. Обе девушки грустно молчали. Они словно чувствовали, что беззаботная юность уходит, а начинается полная тревог и опасностей взрослая жизнь.

Глава 3

1

Через несколько дней на рассвете царевич Аменхотеп вышел из своих покоев в сад. Он так неуклюже-косолапо переставлял свои длинные худые ноги, что спешившим сзади слугам казалось, что наследник престола сейчас неминуемо споткнётся и пропашет носом глубокую борозду в песчаной дорожке. Но из своего печального опыта они прекрасно знали, что сейчас лучше не соваться к мрачному юноше ни с зонтиком, ни с опахалом, ни со складным стульчиком, ни с советом. Небо на востоке багровело, но солнце ещё не показывалось над плоскими вершинами жёлто-пепельных пустынных гор. Птицы уже начали негромко, спросонья хрипловато попискивать. С реки дул прохладный ветерок. Царевич подошёл к берегу просторного пруда и замер в ожидании своего божества – Атона, лучезарного солнечного диска. Он стоял неподвижно в одной короткой набедренной повязке из белого льна и смотрел на восток, где заря уже окрасила небо лилово-алыми бликами встающего солнца. Аменхотеп затрепетал в молитвенном экстазе, как только кромка багрового диска показалась из-за гор, поднял к небу худые длинные руки и начал бормотать слова «Гимна Солнцу», который сочинил несколько дней назад. Но тут свершилось чудо! Прекрасный женский голос в сопровождении мягкого звона цитр запел этот гимн. Царевич вздрогнул и прислушался.

   – «Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворённое тобой, – пела незнакомка так проникновенно, что слёзы навернулись на глаза Хеви-младшего. – Ты создал далёкое небо, чтобы восходить на нём, чтобы видеть сотворённое тобой...»

   – О, великий Атон, ты наградил меня за мою преданность прекрасным созданием! Где она, божественная, я хочу распластаться перед её ногами, как горстка ничтожного праха. Я думал, что только я способен так беззаветно любить моё божество, но, оказывается, есть существо, которое его любит не меньше! Я ощущаю это в каждом пропетом ею слове. Где она? О, где? – неистово закричал царевич и бросился сломя голову на звуки прекрасного голоса, доносившегося откуда-то поблизости.

Он подбежал к беседке, увитой разросшимися лозами винограда. Голос слышался оттуда. Царевич буквально влетел в неё и замер поражённый.

Перед ним стояла его двоюродная сестра Нефертити и, подняв руки с цитрой, ритмично потрясая ею, пела божественно-дивным голосом. Царевич не верил своим глазам и ушам. Да, действительно, это была его сестрёнка Нефи, но как она была сейчас прекрасна! Алые лучи солнца освещали её величественную фигуру, поражающую гордой, царской осанкой. Лицо не просто блистало божественной красотой, но изумляло величественной властностью, сквозившей в каждой черте. Перед царевичем стояло само воплощение его солнечного бога в женской ипостаси. Хеви рухнул на колени, обнял ноги Нефертити и стал неистово целовать её алую тунику. В его клокотавшем, как раскалённая лава, мозгу внезапно смешались неистовая мужская страсть и священный трепет перед пленительной женщиной. С этого момента он и в дальнейшем не мог понять природу своего чувства к Нефертити: то ли он любил её как женщину, то ли поклонялся в её прекрасном и величественном облике своему единственному божеству?

   – Слава Атону! Я нашёл тебя! – воскликнул страстно Аменхотеп. – Ты будешь моей единственной женой, властительницей мира. Мы вместе преподнесём нашу страну великому Атону и будем служить ему вечно и здесь, и в загробном мире.

С этими словами, больше похожими на клятву жреца, произносимую в экстазе молитвы, или на крик сумасшедшего, наследник престола выбежал из беседки и стремительно понёсся по песчаным дорожкам сада к мраморным ступеням дворца. Нефертити же устало опустилась на скамейку. Цитра жалобно зазвенела в её опущенных руках. Она перевела дух и удовлетворённо улыбнулась.

   – Теперь ты точно будешь царицей! – вдруг послышался звонкий, насмешливый голос Нези.

   – Ты подглядывала?

   – Разве я могла упустить такое представление? – Младшая сестрёнка, раздвинув лозы винограда, прыгнула в беседку. – Ты очень ловко поймала его на крючок. Я, честно говоря, не ожидала от тебя таких действий, даже самая прожжённая кокетка не смогла бы всё так сыграть. Не зря я подкупила этого молодого мерзавца Туту и достала гимн. Ты точно будешь царицей, – с уверенностью и восхищением повторила Нези.

   – Да, я буду царицей, – гордо подняв подбородок, проговорила Нефертити, – это мой долг по отношению и ко всей нашей семье, и ко всему египетскому народу.

Девушка положила цитру на скамейку, встала, величественно оправила алую тунику и вышла из беседки. Лучи восходящего солнца с любовью и почтением омывали всю её стройную высокую фигуру. Нези вдруг неожиданно для себя захотелось склониться в поклоне перед будущей владычицей великой империи.

А царевич тем временем прибежал в покои матери. Она только что проснулась, позёвывая, сидела в постели, пила мелкими глоточками любимый гранатовый сок с мёдом и слушала вполуха, как особо приближенные дамы и служанки сообщали ей все придворные сплетни за прошедшие сутки. Её бритая продолговатая голова слегка блестела в лучах утреннего солнца, а темно-красные соски ещё крепких грудей подрагивали в такт её движениям.

   – Мама, Атон выбрал мне жену. Это Нефертити! – крикнул царевич, вбежав в спальню.

Тии поперхнулась соком от неожиданности.

   – Я рада, Хеви, что ты наконец разглядел красоту, благородство и ум Нефи.

   – Это Атон раскрыл мне глаза. – Царевич кинулся к матери и поцеловал её в щёку. – Она божественна! А как она поёт мой гимн Атону! У меня слёзы потекли, как только я её услышал. Я хочу, чтобы она стала моей женой немедленно.

   – Ну, мой маленький, не торопись, – проговорила царица, отдавая служанке бокал. – К свадьбе надо подготовиться, а это дело не одного дня. Ты ведь наследник престола, а скоро станешь и соправителем своего отца, фараона.

   – Я хочу вместе со своей женой, которую выбрал для меня сам великий бог, молиться ему на рассвете и на закате.

   – Молиться ты можешь, мой милый, и с невестой. Кто вам в этом может помешать, – улыбнулась царица. – А мы тем временем получше подготовимся к свадьбе и к твоему восхождению на престол рядом с твоим богоподобным отцом.

   – Когда это будет?

   – Недели через две, я думаю, ты уже будешь и женатым мужчиной и соправителем фараона.

   – Хорошо, я тем временем займусь проектом храма богу Атону. Я начну его строить тотчас, как взойду на престол, – бросил молодой человек, уже выбегая из комнаты.

   – Займись, милый, займись, – вздохнула царица, подставляя грудь служанке, испачканную липким сладким соком граната. – А Нефи-то молодец оказалась, открыла этому дурачку глаза на себя. И как я сама не догадалась ей это посоветовать. Конечно же, надо было спеть её божественным голоском стишки, посвящённые Атону, которые он сочинил. Да, эта умница станет достойной моей преемницей и, думаю, сможет удерживать от диких выходок моего неразумного сыночка. Но, – тут Тии с печальным выражением на стареющем лице покачала головой, – если честно сказать, ей не позавидуешь, она взвалила на себя тяжёлую ношу. По себе знаю, что значит управлять империей и одновременно держать в узде непутёвого муженька, который постоянно норовит влезть в твои дела и всё испортить. Да ещё и рожать, и за детьми присматривать. Эх, тяжела ты наша женская долюшка!

Царица лениво встала с постели и пошла в соседнюю комнату, где для неё была приготовлена ванна с настоями ароматных и целебных трав. А в соседних покоях её величество уже давно ожидали парикмахеры, массажисты, служанки. На кухне готовились любимые утренние блюда для всех членов царской семьи. Жизнь дворца шла своим чередом...

2

В то время как люди волновались, суетились и боролись друг с другом за власть и материальные блага, природа невозмутимо и неспешно жила согласно своим раз и навсегда установленным мудрым законам. Каждое утро солнце вставало на востоке и заходило вечером на западе. В середине каждого лета великая река, прозванная древними египтянами Большой Хапи, разливалась, и мутная вода, насыщенная плодородным илом, стояла на полях по всей стране до конца осени. На это время приходились основные народные праздники, когда можно было вволю повеселиться, благо свободного времени у сельского люда было хоть отбавляй. От простого народа не отставали и фиванские аристократы, хотя их жизнь и так была сплошным праздником.

На загородной вилле Небуненеса в это тёплое осеннее утро вся прислуга буквально сбилась с ног.

Днём сюда должен был приплыть на роскошных барках весь цвет фиванской знати. Пиры у Небуненеса, бывшего главного архитектора, а теперь управляющего торговлей с заграничными странами богатейшего во всей империи храма Амона, славились своей изысканностью и размахом.

   – Да вы что, с ума сошли? Разве можно в эти соусы столько масла коровьего лить? – кричал визгливым голосом хозяин виллы поварам, проверяя на вкус, что готовится в многочисленных горшках и горшочках. – А вот сюда побольше орешков добавьте и подсолите ещё, – тыкал он коротким пальцем в бочонок.

Вскоре толстяк уже плотоядно облизывался, наблюдая, как на вертеле зажаривают целого быка. Небуненес был в своей стихии. Его полные губы и жирные отвислые щёки сладострастно подрагивали. Он обожал смачные запахи кухни. Но тут его отвлёк от любимого занятия задорный девичий смех. Хозяин огляделся и увидел служанку, одетую в одну узенькую жёлтую набедренную повязочку. Она склонилась над большой деревянной доской, на которой лепила из теста сладкие плюшки. Полные руки были по локоть в муке. Рядом стоял молодой человек, очень похожий на Небуненеса, только не такой толстый, и что-то рассказывал ей на ухо, одновременно тиская повариху за её пышные формы.

   – А ты, парень, я смотрю, время зря не теряешь! – крикнул Небуненес, глядя на своего сына. – Но я тебе же ясно сказал, чтобы ноги твоей здесь не было к полудню. Давай поторапливайся, лодка с гребцами уже заждалась. Как приплывёшь к нашим родственникам в Абидос, так сразу же дай мне знать – пришли гонца с весточкой. И чтобы сидел там тише воды, ниже травы. А толстушек ещё на твой век хватит, да и у тётки в поместье их пруд пруди. Пошевеливайся, Камос, я тебе говорю!

Небуненес так активно выпроваживал сына погостить к своей сестре, потому что не хотел рисковать потомством. Ведь он был не только в курсе замыслов собиравшихся у него аристократов, но и сам являлся одним из инициаторов готовящегося заговора против главной жены фараона Тии и его сына Аменхотепа-младшего. Всё это было чрезвычайно опасно и для родственников заговорщиков.

Пока наследник престола занимался проектами нового храма для никому не известного божества, фиванская знать, обиженная и раздосадованная четвертьвековым правлением выходцев из простонародья, решила, что настало время для жестокого удара по наглым выскочкам, захватившим престол в самом сердце южных земель.

Вскоре после отъезда Камоса на виллу стали прибывать гости. Роскошные барки одна за другой причаливали к отделанной гранитом и мрамором набережной, специально спроектированной архитекторами так, чтобы во время разлива хозяин мог принимать гостей, приплывавших по воде, прямо у порога своего загородного дома. Вскоре большой зал приёмов, украшенный красочной росписью, был полон. Гости сидели у стен, справа – женщины, слева – мужчины. Многие уже начали прихлёбывать вино, заедая его лёгкими закусками, поданными прислугой на небольших круглых столиках. Посредине зала под звуки тягучей мелодии танцевали красивые девушки с цветами голубого лотоса в руках. Запахи курящихся ароматных смол, вина и цветов пропитывали всё вокруг.

Но главное происходило отнюдь не в общем зале. Заговорщики собрались в кабинете хозяина виллы. Здесь было прохладно и сумрачно. Одной из стен, граничащей с садом, по сути, не было: потолок поддерживали две массивные колонны, а между ними по деревянной решётке вился дикий виноград. Из сада доносилось пение птиц и шелест пальмовых ветвей на ветру. Ароматы экзотических цветов проникали сквозь увитую крупными зелёными листьями решётку, смешиваясь с тяжёлым запахом, курящихся аравийских смол на каменных блюдах, установленных по углам зала.

   – Мы собрались сюда с самыми серьёзными намерениями, – первым заговорил, поднимая сухой длинный палец, главный жрец бога Амона Дуафу, когда все расселись в низких креслах, расставленных по кабинету. – Клянусь главным богом империи Амоном, мы хотим укрепить власть ныне здравствующего фараона. А для этого необходимо оградить трон от дурного влияния провинциальных выскочек из простонародья. Согласитесь, что так больше продолжаться не может: простолюдинка вместе со своим любовником фактически вершит все дела в государстве вот уже больше двадцати лет подряд. А теперь на наши головы падает её сумасшедший сыночек, которого они хотят сделать во что бы то ни стало соправителем фараона. И к тому же этот юный выродок является открытым врагом нашего главного бога Амона. Он спит и видит, чтобы, добившись власти, осуществить свои идеи: поставить во главе всех богов Египта какого-то Атона и построить в центре столицы храмы своему божеству. Неужели мы допустим всё это? Мой долг, как главного хранителя истинной веры государства, призвать вас к сопротивлению преступному безумству.

   – Правильно! Нужно в порошок стереть этих выскочек и вернуть наконец-то власть нам, цвету земли фиванской! – прокричал Небуненес, вскакивая со своего кресла и резко жестикулируя.

   – Не надо никого стирать в порошок, – недовольно поморщился сидящий по правую руку от Дуафу Ментухотеп. – И мы не собираемся захватывать власть, как правильно заметил всеми нами глубокоуважаемый главный жрец Амона. Мы просто хотим укрепить авторитет нынешнего правителя страны и отсечь от него всех этих зарвавшихся простолюдинов, ставших уже опасными самым основам нашего общества и стремящихся поколебать главный его стержень – веру в главенство на небесах и на земле Амона.

Все присутствующие согласно закивали головами, одетыми в пышные парики. Собравшимся аристократам явно понравилась эта умеренная позиция, позволяющая им делать вид, что они вовсе не заговорщики, а, наоборот, борцы за укрепление законной власти. Хотя все отлично понимали, что ныне здравствующий фараон не способен к самостоятельному управлению страной и тот, кто отберёт власть у его главной жены, будет властвовать безраздельно во всей империи.

   – Однако, – заметил мрачно Ментухотеп, превратившийся от беспокойств последних месяцев в живую мумию, – если нам понадобится применить силу, чтобы образумить самозваных узурпаторов, то мы это сделаем. Благо, что на нашей стороне войска столичного корпуса. Панехси, заместитель командира элитного подразделения нашей армии, без промедления отдаст нужные приказы.

Собравшиеся опять обрадованно закивали. Приятно было знать, что за ними стоит вооружённая сила. Это успокаивало и придавало уверенность. Но тут один из присутствующих задал вопрос, взволновавший всех:

   – А кто будет соправителем фараона, если мы устраним царевича Аменхотепа-младшего? Ведь всем известно, что здоровье главы страны уже давно желает быть лучше и ему необходим хороший помощник, который со временем сменит его на троне.

Все замолкли. Наступил один из важных моментов, от которых зависела судьба заговора.

   – Я думаю, что помощником-соправителем и наследником фараона должен быть только тот, у кого в жилах течёт кровь нашей великой фиванской династии, – проговорил многозначительно Дуафу и оглядел тяжёлым взглядом сидящих перед ним людей. – Только прямой потомок по мужской линии величайшего устроителя нашей империи Тутмоса, завоевавшего страну Ретену и покорившего Нубию, может претендовать на такую судьбу.

Присутствующие начали переглядываться. Они пока не могли понять, куда гнёт хитроумный Дуафу. Наконец он договорил после продолжительного многозначительного молчания:

   – Я говорю о Пасере, сыне ныне здравствующего нашего властителя.

Наступила тишина. Все были ошарашены.

   – Этот клоун будет фараоном?! – воскликнул кто-то из гостей удивлённым голосом.

   – Не клоун, а человек с несчастной, трагической судьбой, который, зная о своём величии, должен был носить маску разудалого шутника, тогда как его сердце обливалось кровью и желчью, – проникновенно заговорил Дуафу, вскочив и широко раскрыв глаза. Он медленно склонялся к слушателям, которые, как трусливые мартышки перед огромным удавом, замерли, совершенно загипнотизированные красноречием и силой воли главного жреца Амона. – Но настал час, когда сын фараона, кстати, признанный своим отцом, сможет отомстить притеснителям за все несчастья и смерть своей матери, убитой этими простолюдинами, дорвавшимися до абсолютной власти. Что может быть прекраснее и величественнее справедливого возмездия, которое обрушится на головы преступников, узурпировавших власть фараона! Да свершится то, что одобрил наш великий Амон!

Дуафу протянул обе руки к сидящему неподалёку от него сыну фараона. Пасер, высокий и грузный, встал, слегка покачиваясь от волнения. Он чувствовал дрожь во всём теле, со лба у него ручьями тёк пот. Главный виночерпий открыл рот, чтобы произнести хоть что-то, но не смог. Тогда он сорвал с себя парик, утёрся им и отшвырнул в сторону, затем глотнул воздуха в свои могучие лёгкие, словно собирался нырять, и прохрипел:

   – Я отомщу за свою мать, кровь Амры не даёт мне покоя ни днём ни ночью. И будьте уверены, я буду защищать все старинные права лучших фиванских семей. Вернётся время величия для Фив и для нашего главного бога – Амона!

Пасер упал обратно в кресло и судорожно начал шарить перед собой толстой рукой. Небуненес щёлкнул пальцами, и проворный слуга поставил перед прямым потомком великих фараонов низкий круглый столик с графином вина и бокалом. Пасер отпихнул бокал, который упал на мраморный пол и со звоном разлетелся на мелкие зелёные кусочки, схватил волосатой ручищей графин за горлышко, зубами вытащил пробку, выплюнул её и стал глотать вино. Дорого ему дались те немногие фразы, которые он выжал из себя несколько мгновений назад.

У всех присутствующих пронеслась в головах одна и та же мысль: «Фараону-пьянице, пожалуй, именно такой соправитель и нужен! Пока эти две царственные глотки будут уничтожать винные запасы империи, умные люди смогут позаботиться сами о себе, захватив тёплые местечки в огромном государстве. И нам, и всем нашим многочисленным родственникам достанется, а если что не так, то отвечать будет этот выпивоха, а мы останемся в стороне».

Внезапно в полной тишине прозвучал голос, хозяин которого только что был обуреваем сомнениями:

   – Да здравствует наш будущий властитель, фараон Пасер Первый!

Главный виночерпий вздрогнул, ибо никак не ожидал услышать так скоро слов, круживших голову сильнее, чем любой самый хмельной напиток. Все гости встали и неистово захлопали. Ментухотеп тоже встал и, дотянувшись до уха Дуафу, выдохнул восхищённо:

   – Ты просто гений! – Затем он добавил уже громко, обращаясь ко всем присутствующим в зале: – Наш будущий властитель завтра же подаст на подпись своему отцу серию указов, которые свершат то, что мы наметили. Мы добьёмся своего, не откладывая этих дел в долгий ящик. Проекты указов уже готовы.

После долгих аплодисментов довольные заговорщики направились в главный зал, где уже начался пир. Пересохшие от волнения глотки нужно было немедленно промочить хорошим финикийским. Пока всё шло просто замечательно...