Текст книги "Нефертити. Роковая ошибка жены фараона"
Автор книги: Олег Капустин
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Вечером, когда её муж забылся в хмельном сне в новой роскошной спальне, Тии, легко пробежав по длинному тёмному коридору, выскочила в сад. Как привидение в белом полупрозрачном платье, она бесшумно заскользила по дорожкам, залитым лунным светом, прячась в тени высоких и развесистых сикоморов, смокв и кустистых дум-пальм. Скоро Тии оказалась в самом дальнем конце сада. Здесь стояла небольшая беседка, укрытая со всех сторон густыми кустами тамариска, акации и олеандра. Царевна присела на мраморную скамейку. Дул прохладный ветерок. Пахло влажной землёй, обильно политой рабами. По всему саду росли и благоухали цветы, привезённые со всех концов света. Высоко над головой шелестели длинные листья пальм. Где-то неподалёку звенела цикада. Молодая женщина зябко повела плечами, словно ей стало холодно. Она крепко сжала задрожавшие пальцы. На одном из них мерцал в скудном ночном свете огромный изумруд в перстне царя Митанни. Вдруг послышались тяжёлые быстрые шаги. Перед входом в беседку выросла массивная чёрная фигура Джабу.
– Привёл? – выдохнула Тии.
– Привести-то привёл, – проворчал гигант, укоризненно качая лохматой кудрявой головой, – но я тебе скажу прямо, сестрёнка, хоть ты и знатной госпожой заделалась. Не дело ты затеяла, ох не дело!
– Ты поменьше болтай, Джабу. Лучше иди да присматривай, чтобы никто к нам незаметно не подкрался, – проговорила Тии, нетерпеливо взмахнув рукой, на которой в лучах ночного светила ярко сверкнули многочисленные кольца и браслеты.
Джабу вздохнул и отступил в сторону. Тии охнула. Перед ней появилась мягко обволакиваемая лунным светом, высокая стройная фигура в одной короткой набедренной повязке. Это был Эйе. Несколько мгновений прошло в тяжком молчании. Наконец Тии всплеснула руками и проронила взволнованно:
– Ну, иди же ко мне!
Молодой человек вздрогнул и шагнул вперёд.
– Да тише ты, – томно прошептала царевна, – ты мне платье порвёшь.
– Пропади оно пропадом, твоё платье, – нетерпеливо бросил Эйе, срывая с Тии роскошные одеяния, – надо же намотать на себя столько тряпок!
В ответ женщина тихо рассмеялась. Услышав этот довольный смешок, сидящий неподалёку в кустах Джабу поморщился и пробормотал себе под нос:
– Ох уж это бабье племя! Не могут без того, чтобы со стороны кусок не урвать! Кошки ненасытные!
Чёрный красавец великан знал не понаслышке, о чём говорил. Но в беседке недолго раздавались страстные вздохи. Вскоре Тии, отдышавшись, заговорила:
– Вот теперь ты похож на прежнего Эйе.
– Прежнего Эйе нет и никогда уже не будет!
– И прежней Тии тоже! Но если мы хотим выжить здесь среди этих столичных гадюк и скорпионов, то должны измениться. Иначе нас сотрут в порошок.
– Если меня чутьё не обманывает, то я тебе понадобился не только для любовных утех. – Эйе пристально взглянул в лицо царевны.
– Ты всегда был умным, – улыбнулась Тии. – Да, я хочу призвать тебя в свои союзники. Если мы выиграем предстоящий бой, то ты вознесёшься на небывалую высоту. Конечно же, с моей помощью.
– Говори, что я должен сделать.
– Отравить Яхмоса.
Эйе вздрогнул. Он посмотрел на сидящую рядом любовницу. Её глаза лихорадочно блестели в лунном свете. Лицо же было спокойно.
– Намереваешься в будущем посадить своего дурака-муженька на трон и самой править империей?
– Вместе с тобой, милый, – проворковала Тии, прижавшись к любовнику. – Ты будешь у меня верховным визирем обеих земель.
– Да, – молодой человек присвистнул, – я тебя раньше и не знал толком. Ты, оказывается, похлеще столичных гадюк!
– Спасибо за комплимент, ненаглядный. Так берёшься?
– Согласен. Или всё, или ничего! – рубанул рукой по воздуху Эйе.
Вскоре он уже покинул беседку, скользя как тень по тёмным дорожкам сада. На безымянном пальце его правой руки мерцал зелёным светом перстень царя Митанни.
Луна ярко освещала довольное, обдуваемое прохладным ночным ветерком лицо Тии, когда она не спеша шла по дорожкам сада, возвращаясь во дворец. Песок чуть слышно поскрипывал под её сандалиями. Молодая женщина с наслаждением вдыхала густые ароматы роскошных цветов. То ли от них, то ли от недавних страстных объятий любовника, то ли от злодейских замыслов, на которые она всё же решилась, у царевны слегка кружилась голова.
– Ишь улыбается. Сейчас облизываться будет, точно кошка, слопавшая жирного мышонка, – ворчал с вызовом себе под нос громко топающий позади нубиец.
– Не топочи ножищами как слон, братец Джабу, – усмехаясь, проговорила царевна, – и прекрати осуждающе сопеть. Тоже мне, нашёлся блюститель нравственности. Сам, как кот, шастаешь по ночам, Сетх знает, где, с кем только не путаешься, а мне, значит, со своим бывшим женихом встретиться нельзя?
– Ты женщина, причём замужняя. Ты себя блюсти обязана, тем более вон куда попала: во дворец к царевичу! Должна вроде и сама это всё понимать. – Нубиец старался говорить как можно тише, что у него плохо получалось.
– Значит, тебе можно, а мне нельзя?
– Тьфу, ну что у нас за разговор, – махнул могучей ручищей Джабу. – Можно-то всем, если уж так чешется, что невтерпёж, но только есть одно правило.
– Какое?
– Не попадаться! А ты, сестрёнка, по лезвию ножа ходишь. Ведь здесь, во дворце, прислуги видимо-невидимо! И все друг за дружкой подглядывают. А что, если кто подсмотрит за тобой и откроет глаза муженьку? Что тогда делать будешь? Стоит ли минутное удовольствие такого риска? Вон, кстати, какая-то тень мелькнула! – Нубиец схватился за кинжал, висевший у него на шее.
– Да нет там никого, – беззаботно бросила Тии. – Дурачок, дело не только в том, что чешется, как ты выражаешься. Всё обстоит значительно серьёзней, но тебе, мой большой чёрный братец, пока этого лучше не знать, хотя только в тебе я уверена полностью. Один ты меня никогда не предашь!
– Ни тебя, ни твоего отца, моего господина, которого я чту, как родного, – кивнул головой Джабу.
Тии и не подозревала, что её обогнала по боковым дорожкам молодая служанка Амра, ревниво следившая за царевной. Она пылала ненавистью к своей новоиспечённой госпоже. Ведь всего несколько месяцев назад она была любовницей царевича и даже намеревалась стать его женой, пусть и не главной. Но после появления Тии ей пришлось распроститься со всеми своими радужными мечтами о счастливом будущем. Теперь Амра готова была отомстить. Она видела, как в беседку вошёл Эйе, хотя и не слышала разговор любовников, боясь подползти поближе.
Когда Амра ворвалась в спальню, Хеви спал мёртвым сном. Раздавался мощный храп, пахло винным перегаром.
– Проснись, Хеви, да проснись же! – начала его тормошить служанка.
– Тебе чего надо, Амра? – уставился на неё царевич красными глазами. – Я же сказал, что между нами всё кончено. А ну убирайся, не то Тии может застать нас вместе. Что я ей тогда скажу?
– Ты бы лучше подумал, что ты ей скажешь, когда узнаешь, что она развлекается с любовником в беседке в саду, – ядовито улыбаясь, выпалила Амра.
– Что ты несёшь?! – Хеви вскочил с мягкого ложа. – Да я тебя разорву на части за те гнусности, которые ты говоришь о моей жене!
– Я говорю тебе, Хеви, правду, – простонала Амра. – Только что я видела, как к ней в беседку в саду входил её бывший жених Эйе, помощник главного архитектора Аменхотепа. Чем они там занимались полчаса? Просто беседовали, что ли?
– Ах ты дрянь! Да ты просто хочешь отомстить мне, наговаривая на Тии! – прорычал царевич, сжимая руки на горле служанки.
– Клянусь Амоном, что это правда! – прохрипела Амра из последних сил. – Убей меня, но я видела её с Эйе.
Хеви приподнял девицу, бьющуюся в конвульсиях, и швырнул на мраморный пол.
– Будь ты проклята! – прокричал он, шатаясь и хватая себя за горло. Ему казалось, что его сердце, бешено бьющееся в груди, разорвётся на кусочки. – Не может этого быть, нет, не может!
– Что ты так кричишь, Хеви? – громко спросила Тии, входя в спальню.
– А, это ты? – всхлипнул царевич, глядя безумными от ревнивого бешенства глазами на молодую жену. – Вот что я с тобой сделаю, изменница! – Он схватил стоящую рядом драгоценную финикийскую вазу, украшенную золотом и драгоценными камнями, и бросил с размаху себе под ноги. Многочисленные осколки со звоном разлетелись по полу.
Тии увидела отползающую в сторонку Амру, ещё не до конца пришедшую в себя, и всё поняла.
– Джабу, тащи эту змею в мою комнату и жди меня там, – приказала она коротко.
Когда быстрые шаги нубийца затихли за её спиной, Тии обратилась к мужу:
– Я вижу, ты, Хеви, поверил этой мерзавке?
Царевич после первого приступа ревнивого помешательства начал понемногу приходить в себя.
– Так ты встречалась с Эйе?
– Да, встречалась! – Тии подошла вплотную к Хеви, у которого от этих слов подкосились ноги. Он плюхнулся на ложе. – Я встречалась с ним, чтобы уговорить отравить Яхмоса, – негромко, но очень отчётливо проговорила она, наклонившись к мужу.
У царевича дёрнулась голова, и глаза начали вылезать из орбит.
– Да вы что, бабы, решили меня сегодня совсем доконать? – жалобно простонал он. – Одна утверждает, что моя супруга изменяет мне в беседке с помощником главного архитектора. Сама же жёнушка уверяет, что она всего лишь договаривалась со своим прежним любовником отравить моего старшего брата и наследника отца!
– А зачем, ты думаешь, я тайно приняла в саду ночью своего бывшего жениха? – быстро зашептала Тии. – Он постоянно встречается с Яхмосом по делам строительства. Ему подсыпать яд – раз плюнуть! Через час, как яд начнёт действовать, в вине его уже не будет. А если и падут подозрения, то только на Эйе. Мы с тобой здесь ни при чём.
– Ты с ума сошла, – произнёс царевич, хватаясь за голову. – Ведь он же мой брат.
– Или он, или мы! – вперила неумолимый взгляд холодных голубых глаз Тии в лицо мужа, по которому текли капли пота и слёз. – Не убьём его мы, он убьёт нас. Выбора нет! Оставим теперь всё на милость богов, я уверена, они не дадут нам безвинно погибнуть от руки тупого солдата.
– Будьте вы все прокляты! Почему я не родился в семье простого писца? Быть сыном фараона – страшная участь!
Царевич, шатаясь, подошёл к столику, на котором стояли серебряный графин с вином и ваза с фруктами, и стал пить финикийское прямо из узкого горлышка. Он осушил весь графин, отбросил его в сторону, вернулся, спотыкаясь, к постели и рухнул на неё. Вскоре раздался громкий храп. Тии с презрением посмотрела на толстое голое тело своего мужа, повернулась и решительной походкой направилась в соседнюю комнату.
Там её ждал Джабу. В его могучих руках извивалась служанка. Она, как дикая кошка, шипела, царапалась и кусалась. Всклокоченные чёрные волосы висели в разные стороны, платье разорвалось, сквозь прорехи торчали острые, как у козы, груди.
– Ну, слава Амону, ты пришла, – пробасил нубиец, увидев царевну. – Ещё немного, и эта пантера порвёт меня на части. Посмотри, во что она превратила мои руки!
Тии подошла вплотную к Амре. Та затихла и с вызовом посмотрела на соперницу.
– Где ты пряталась, гадина?
– Неподалёку от беседки, – с вызовом тряхнув головой, ответила Амра. – Я всё видела. Как к тебе приходил твой любовничек. Я рассказала Хеви. Он проспится и вышвырнет тебя вон. Я его отлично знаю, он страшный ревнивец. Так что тебе конец, простолюдинка ты, стерва. Убирайся в свой паршивый городишко, где тебя подобрал царевич.
Тии в ответ зловеще улыбнулась.
– Значит, ты видела, как ко мне приходил Эйе. А ты слышала, о чём мы говорили? – спросила она вкрадчиво.
Этот мягкий тон и ледяной взгляд испугали служанку больше, чем если бы на неё набросились с кулаками. У неё задрожали губы.
– Значит, ты ничего не слышала, – удовлетворённо проговорила Тии. – Тем лучше. Но живой тебя оставлять всё равно нельзя.
Царевна посмотрела на Джабу. У нубийца, как у маленького ребёнка, дрогнуло лицо, казалось, великан сейчас заплачет. Тии вздохнула и решительно вынула спрятанный на поясе кинжал. Амра увидела блеск лезвия и тут же почувствовала, как острая бронза вонзилась в её сердце. Тело служанки несколько раз конвульсивно дёрнулось и застыло в руках чёрного великана. Он вздрогнул, с отвращением и болью посмотрел на царевну и опустил тёплое, агонизирующее тело на мраморный пол. Тии деловито вытерла лезвие кинжала о платье убитой и встретилась взглядом с попятившимся нубийцем.
– Джабу, миленький, – проговорила Тии нежно, – не смотри так на меня. Ты пойми, если мы не будем защищаться, то нас здесь сожрут. Её нельзя было оставлять живой, слишком опасно. Ты ещё не представляешь, какие страшные события нас впереди ожидают.
– Я готов драться один хоть против сотни воинов. Но резать женщин, как бессловесных овец?! – брезгливо передёрнул плечами нубиец.
– Я хорошо понимаю тебя, братец, – погладила по чёрному плечу Тии. – А сейчас заверни её во что-нибудь и незаметно брось в реку. И готовься. Ближайшие день-два для нас будут решающие: мы или погибнем, или станем хозяевами положения. Тогда уж никто не посмеет угрожать нам.
Джабу, превозмогая отвращение, завернул труп служанки в ковёр и бесшумно вышел из комнаты.
А Тии упала в кресло из чёрного дерева с высокой инкрустированной слоновой костью спинкой.
– Или всё, или ничего! – повторила она тихо слова Эйе, произнесённые им полчаса назад в саду.
По её бледному лицу текли ручейки холодного пота. Теперь она тоже жалела, что породнилась с самим фараоном, но отступать было поздно. Из недалёкой пустыни ветер принёс тоскливые завывания шакалов. Словно это Анубис[11]11
Словно это Анубис... – Анубис – главный бог в царстве мёртвых согласно Текстам пирамид. Впоследствии эта роль перешла к Осирису, однако за Анубисом остались важные функции покровителя бальзамирования и некрополей. Изображался он в виде чёрного шакала, или собаки, или человека с головой шакала. Поэтому центр его культа греки назвали «Кинополь» («Собакоград» – столица 17-го верхнеегипетского нома).
[Закрыть], бог умерших, изображавшийся всегда с головой этих ночных хищников, встречал только что зарезанную Амру.
– По скольким трупам мне ещё придётся пройти, чтобы стать царицей Египта? – спросила себя Тии. – Ничего, сяду на престол, а там уж отмолю все грехи.
Она ещё не знала, что вступила на путь, идущий по замкнутому кругу: ведь для того, чтобы отстоять власть, требуется значительно больше трупов, чем для её достижения. И этому нет конца! Но сейчас Тии молила богов только об одном: она хотела заснуть, хоть ненадолго, но забыться! Иначе голова лопнет от того напряжения, в которое её загнали события злополучного дня. Под утро, когда в окна под потолком было видно посеревшее небо без звёзд, боги смилостивились: Тии заснула. Она лежала на ложе, свернувшись калачиком, стонала во сне, дёргала головой и морщилась, словно от сильной боли.
Глава 5
1Ранним утром следующего дня по кривым, подметённым и обрызганным прислугой из больших кувшинов водой, жёлто-серым улочкам Фив, на которые стены невысоких домов, глинобитные ограды и высокие пальмы отбрасывали длинные синевато-прохладные тени, шагало множество переговаривавшихся горожан. Все они были нарядно одеты. Мужчины чувствовали себя вполне респектабельно в пёстрых коротких набедренных повязках и чёрных париках, заменяющих головные уборы. Почерневшие от загара спины лоснились, щедро натёртые растительным маслом. Иначе никакая кожа не выдержала бы горячего африканского солнца, которое даже сейчас, в этот ранний час, изрядно припекало. Женщины нарядились в свои лучшие платья. Египтянки в отличие от азиаток не любили пестроты, и поэтому их одеяния были однотонны. Преобладал белый цвет, но много было зелёных, алых, пурпурных платьев. У тех, кто побогаче, края платьев были отделаны ручной вышивкой. И на женщинах, и на мужчинах блестело, сияло и переливалось в утренних лучах множество украшений{59}. Без них египтяне на улицу не выходили. Все спешили на центральную площадь, где должен был состояться смотр войск столичного корпуса, а затем схватки борцов и гонки на колесницах. Фиванцы обожали подобные развлечения.
Среди шумной толпы прокладывал свой путь и Эйе. Он ехал на колеснице, запряжённой двумя чистокровными вороными конями. Впереди бежали трое нубийцев в коротких красных набедренных повязках, с задорно торчащими разноцветными перьями в курчавых волосах. Они палками разгоняли неповоротливых прохожих, не желающих посторониться. Эйе стоял в полный рост на колеснице, с надменным видом посматривая по сторонам. Он буквально искрился от обилия украшений из золота с драгоценными камнями. Ведь он фактически руководил возведением заупокойного храма правящего фараона – главной стройкой всей империи. Его приёмный отец, архитектор Аменхотеп, занимался только творческой стороной дела. А огромные деньги, идущие на осуществление грандиозных работ, текли через руки его первого заместителя и приёмного сына. К тому же вельможи столицы просто завалили Эйе подарками, стремясь установить хорошие отношения с новой звездой придворного мира, так стремительно взошедшей на небосклон могущественнейшего на земле царства. Естественно, никто не обращал внимания на то, что у известного всему городу фаворита судьбы появился на пальце новый перстень с великолепным изумрудом. Но сам молодой человек изредка смотрел на свою левую руку, и холодок пробегал у него между лопаток, когда он видел, как горит зловещим темно-зеленым светом крупный камень. Тогда Эйе вскидывал голову и холодно посматривал на простой люд, копошащийся у него под ногами. Новоиспечённый вельможа задумчиво вдыхал утренний воздух, пахнувший горьковато-кислым запахом горящего кизяка вперемежку с ветками акаций, только что испечённым хлебом и влажной пылью, по которой мягко скользила его колесница. Ведь не прошло и года с тех пор, как недавно усыновлённый сирота в драном паричке и ветхой набедренной повязке босиком бегал по улочкам провинциального городка. А теперь он в роскошном одеянии стоит на колеснице гордый и неприступный, как оживший памятник, и лелеет в своей голове, украшенной великолепным париком, зловещие планы уничтожения самого наследника престола. Громкие крики мальчишек, дравшихся за лучшие места на крышах домов, выходивших фасадами на площадь, вывели Эйе из сладкого забытья. Возница, стоявший рядом, нагнувшись, широко расставив локти и потряхивая вожжами, пронзительно закричал на толпу, которую беспощадно теснили нубийцы. Он лихо подкатил к роскошным колесницам, стоявшим у помоста, расположенного у храма. На нём возвышался пустой позолоченный трон, сверкающий на утреннем солнце. Фараон ещё не вышел, но его уже ждали.
Вскоре владыка страны появился. Он стоял на роскошно украшенной слоновой костью и золотыми пластинами колеснице и милостиво приветствовал собравшихся на площади и вокруг неё фиванцев. Высокая фигура так сияла на солнце, покрытая украшениями из драгоценных металлов и камней, что трудно было смотреть на неё, не щурясь и не отводя глаза в сторону. Словно сам бог солнца Амон-Ра спустился прямо с небес на улицы Фив. За его колесницей ехал наследник, такой же высокий и нарядный. Отец и сын начали объезжать строй войск столичного гарнизона. Бравые воины, ветераны многих кампаний, хорошо отдохнувшие за прошедшие полгода после возвращения из Финикии и Сирии, или страны Ретену, как её называли египтяне, дружно приветствовали живого бога и одновременно главнокомандующего. Фараон был доволен, но Яхмосу угодить было трудно.
– Почему бойцы без доспехов и только с копьями без секир? И где заплечные мешки? – набросился он на командующего корпусом Рамери, старого солдата, воевавшего много лет под предводительством не только здравствующего фараона, но и его отца.
– Но ведь это же не боевой поход, а столичный смотр, – ответил ветеран.
– Войска должны быть готовы всегда к походу! – заорал наследник грубым голосом. – Как вернулись домой, так сразу же стало наплевать на дисциплину и воинские порядки! Учишь вас, учишь, и всё никакого толку!
– Меня учить не надо, я сам кого хочешь выучу, как нести службу! Надо было предупредить, что экипировка войск должна быть походной! – рявкнул в ответ Рамери. Большой шрам на его левой щеке побагровел.
– Ты на кого огрызаешься, раб? – взвизгнул Яхмос. – Палок ему, прямо сейчас!
Тутмос поморщился.
– Прекрати, Яхмос, – оборвал он сына. – Рамери уважаемый человек. Он воевал под командованием моего отца и сейчас безупречно продолжает нести службу. Воины его корпуса отлично обучены, сыты и довольны. Хоть сейчас иди с ними в новый поход. Если мы прикажем, я уверен, что они очень быстро соберутся по-походному. Так что не надо без толку придираться, сынок, к нашим доблестным воинам. Служи верно, Рамери, и я тебя в обиду не дам! – властно закончил фараон и ткнул возничего в бок золочёным посохом, чтобы тот трогал.
Колесницы Тутмоса и его наследника покатили дальше. А когда правитель Египта усаживался на трон, то бросил стоявшему по правую руку Яхмосу:
– Ты что, с ума сошёл, недотёпа?! Разве можно так обращаться с лучшими военачальниками? Ты ни за что ни про что оскорбил командующего «храбрецами царя», отборным войском! И уже успел нажить себе врагов среди половины столичной знати. Разве так ведёт себя мудрый правитель? А что ты будешь делать, если завтра тебе понадобятся наши ударные части для подавления заговора или бунта в столице? На кого ты в конечном итоге сможешь опереться?
– У тебя есть сведения о заговоре? – недоверчиво спросил наследник, наклонившись к уху отца.
– Да пожалуй, в столице не найдётся ни одного уважаемого дома, где бы тебя не порицали за грубое, просто хамское поведение по отношению к своим подданным. Ты не различаешь ни врагов, ни друзей. Мне уже известно о разговорах среди высших чиновников и родовитейшей знати Фив, тебя костерят и в хвост, и в гриву! И почти все сходятся на том, что вместо тебя лучше наследником иметь Аменхотепа.
– Я сверну шею этому придворному франту! – прорычал Яхмос, не сдержавшись.
– Как бы шею не свернули тебе, тупой ты носорог! – выругался Тутмос. – Я уже вижу, что поспешил, назначив тебя своим преемником и соправителем. Но, к сожалению, выбирать мне не из чего: один сын – злой дурак, бросающийся на всех подряд, как бешеный пёс, другой – ленивый кутила, которым вертит как хочет очередная любовница, а теперь жена-простолюдинка. О боги, за что вы меня так наказали?! – вздохнул фараон и дал знак рукой к началу парада.
Стройными рядами мимо трона зашагали «храбрецы царя», железная гвардия фараона. За ними покатили колесницы. На лице монарха разгладились морщины. У него было отличное войско! И он мог им гордиться. Сразу после парада начались состязания борцов, а потом всех ожидало главное зрелище дня – гонки на колесницах. В ней должны были участвовать не только воины колесничного войска{60}, но и юноши из самых знатных семейств. Золотая столичная молодёжь брала пример с царевича Аменхотепа и проводила время на охоте, носясь целыми днями за антилопами, жирафами и буйволами по ещё не везде высохшим степям, простиравшимся вокруг долины Нила. Каждый знатный юноша считал делом чести иметь отличную упряжку коней, что было довольно разорительно для отцов, но положение обязывало! К тому же сам фараон всячески поощрял это увлечение отпрысков богачей. Ведь из них можно было быстро пополнить колесничное войско во время длительных военных кампаний, которые вынужден был вести Тутмос Четвёртый, ожесточённо сражаясь с усилившимися противниками на северных границах своей грандиозной державы.
– Хоть от одного увлечения моего младшего непутёвого сыночка есть явная польза! – частенько повторял он.
Колесничные гонки в столице фараон устраивал столь часто, особенно перед большими походами, чтобы выявить лучших бойцов. Вот и теперь сразу же после окончания состязаний по борьбе, в которых участвовали в основном простолюдины, пополнение для пехоты, он приказал без промедления начать скачки на колесницах.
Эйе оказался в одном заезде с лучшими колесничными бойцами империи. В одном ряду с ним наследник престола Яхмос, царевич Аменхотеп и ещё несколько юношей из самых родовитейших аристократических семейств Фив. Вдруг кто-то стоявший на своей колеснице совсем рядом произнёс негромко с сильным иностранным акцентом:
– Какой чудесный перстень с изумрудом подарил вам царь Артатама!
Эйе вздрогнул и пристально всмотрелся в колоритного молодого человека, как бы между делом бросившего столь многозначительную фразу. Это был племянник царя хеттов Суппилулиума, невысокий крепыш с широкими плечами и очень длинными мощными руками. Из-под густых чёрных бровей на помощника главного архитектора глядели небольшие смышлёные глаза. Они как чёрные буравчики, казалось, насквозь просверливали собеседника и светились колючей насмешкой. Но одновременно в них было что-то угрожающее. Хотя, может быть, всё дело было в переломанном носе и шраме через всю широкую физиономию племянника хеттского царя, которые придавали ему совершенно зверский вид? Тем более что на его голове не было столь привычного для глаз египтянина парика. Его заменяла чёрная густая курчавая шевелюра, перевязанная красной лентой. На груди в широком вырезе пурпурно-фиолетовой туники были видны жёсткие волосы, напоминающие медвежью шерсть. Да и сам Суппилулиума был похож больше на медведя, вставшего на задние лапы, чем на человека, жителя долины реки Хапи.
«Для такого грубого зверюги у него слишком умные глаза», – подумал, с неприязнью вглядываясь в хетта, Эйе.
– Вы ошиблись, ваше высочество, царь Артатама мне ничего не дарил, – проговорил небрежно молодой человек. – Наверно, вас ввёл в заблуждение изумруд. Эти камни все одинаковые, если, конечно, одного размера.
– Ну что ж, вам посчастливилось. Царя Артатаму лучше не знать вовсе, а уж его подарков тем более. Такая у него слава в наших краях, – проговорил Суппилулиума и уверенным движением длинных волосатых рук вынул лук из колчана, прикреплённого к борту колесницы.
Раздался удар гонга. Кони резко рванули с места. Шесть колесниц первого заезда понеслись по вытянутому эллипсу площади. Им предстояло промчаться десять кругов. Через каждые сто шагов на столбах висели круглые разноцветные мишени с поясным изображением вражеских воинов. Надо было с определённого расстояния, отмеряемого красными шестами на обочинах, поразить их с ходу. Засвистели стрелы. Только одна пролетела мимо первой цели. Промахнулся Эйе, который никак не мог успокоиться после зловещих слов племянника хеттского царя. Зрители заволновались, их крики слились в один мощный рёв. Из десяти колесниц вперёд вырвались три. Это был наследник престола, младший царевич и племянник хеттского царя. Они всё дальше уходили от преследователей, поражая пока все мишени. Но вскоре колесница Яхмоса задела как бы случайно колесо своего соперника, младшего брата. Затрещали ломающиеся на ходу спицы, и Аменхотеп вынужден был, бросив лук, ухватиться за борт, чтобы не вылететь на полном ходу на землю со своей вихляющейся колесницы. На одного опасного соперника стало меньше. Сторонники наследника радостно взревели, те же, кто болел за младшего царевича, начали возмущённо размахивать руками и проклинать во всеуслышание коварного Яхмоса, прибегающего к таким подлым приёмам борьбы.
Теперь внимание всей площади сосредоточилось на двух колесницах, мчащихся впереди. Наследник фараона и племянник хеттского царя поражали все мишени, их кони шли голова в голову, изнемогая от чудовищного напряжения. Возница Яхмоса приблизил свою колесницу впритирку к борту соперника. Опять повторялся опасный манёвр. Но Суппилулиума нагнулся и длинной рукой оттолкнул борт колесницы соперника, избегнув опасной близости. Это мог сделать только человек чудовищно сильный. Зрители испустили одновременно вздох восхищенного удивления. Тогда возница Яхмоса повернул и начал хлестать плетью возницу хетта.
Племянник хеттского царя опять перегнулся через борт, схватил мощной ручищей вожжи буйволиной кожи и рванул. Возница наследника чуть не остался без правой руки, продетой в петлю, на которой крепилась плеть. Теперь уже колесницу Яхмоса стало кидать из стороны в сторону. Оставшиеся без должного управления кони замедлили ход. Колесница хетта уверенно вышла вперёд под задорные вопли почти всей площади. Так толпа выразила своё отношение к жестокому хамству наследника престола. Фараон осуждающе покачал головой.
Вскоре взбешённый своим проигрышем Яхмос подкатил к помосту, где сидел его отец.
– Эту хеттскую свинью надо просто повесить! – зарычал царевич своим грубым басом. – Как он смел толкать мою колесницу и тем более калечить моего возничего?!
– Замолчи! – возмутился фараон. – Тебе мало, что ты в дурном свете выставил себя перед всеми Фивами? Ты ещё и настраиваешь против нас северных соседей! Разве тебе, мой младший глупый соправитель, неизвестно, что царь хеттов скоро умрёт и за его трон начнётся битва? В ней вполне может победить этот молодой хетт, который так лихо тебя отделал на виду у всех Фив. Я с ним несколько раз беседовал. Он намного умнее, чем кажется на первый взгляд. А то, что он отважный, сильный и решительный воин, он нам сейчас показал. В наших интересах с ним подружиться, а ты всё делаешь наоборот.
– Да что возиться с этим вонючим азиатским дикарём? Отравить его, и дело с концом! Одним опасным противником будет меньше, – потупясь, проворчал наследник.
– Нет, ты более дик, чем племянник хеттского царя, – покачал головой Тутмос. – Какая слава о нас пойдёт по всем соседним царствам, если мы будем так со всеми расправляться. Врагов, вступивших с нами в открытый бой, надо беспощадно уничтожать, тем самым устрашая всех, кто лелеет тайную мечту нас предать. Но нельзя весь окружающий мир превращать в своих врагов. Мы не в силах завоевать целый мир. Это просто невозможно. Поэтому у правителя кроме острых копий и мечей должны быть всегда наготове улыбка и ласковое слово, а также золото и серебро для щедрых подарков. Когда же ты поймёшь, что фараон должен быть не только воином? Позовите ко мне этого хетта, – приказал Тутмос.
Когда перед ним предстал племянник хеттского царя, фараон ласково произнёс:
– Встань с колен, Суппилулиума, и подойди ко мне. Я хочу поздравить тебя с победой и подарить вот этот перстень с изображением величайшего из полководцев, моего деда Тутмоса. Он доказал всему миру непобедимость египетского оружия. Носи его всё время и помни мой совет: «С властителем страны Кемет[12]12
...страны Кемет... – Сами древние египтяне называли свою родину «Кемет» – «Чёрная», отличая, таким образом, чёрную плодородную землю, орошаемую Нилом, где они жили, от «красной», непригодной для обитания пустыни.
[Закрыть] лучше дружить, чем враждовать, ибо враждебный путь ведёт к гибели!» Помни мой совет всю свою жизнь. Из тебя выйдет великий воин, я это ясно вижу. Верь в свою звезду.
Когда фараон сел в свои разукрашенные золотом носилки, он подозвал Яхмоса:
– Вот что такое политика! Я оказал великую милость хетту и одновременно предупредил его, чтобы он не избрал неверного пути. Посещение нашей страны, знакомство с мощью нашей армии и перстень с изображением нашего деда всю жизнь будут его предупреждать: с нами лучше дружить, а не враждовать. Учись, сынок, смиряй свой дикий нрав, иначе он доведёт и тебя и всю нашу страну до беды.