355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Капустин » Нефертити. Роковая ошибка жены фараона » Текст книги (страница 18)
Нефертити. Роковая ошибка жены фараона
  • Текст добавлен: 10 октября 2018, 07:00

Текст книги "Нефертити. Роковая ошибка жены фараона"


Автор книги: Олег Капустин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

2

В то время как князь Дамаска с любопытством взирал на открывшийся перед ним город, блистательную новую столицу Египта, там происходили следующие события. На одном из самых больших рынков появилась группа хорошо одетых людей. У многих из них при себе было оружие. Короткие копья, прямые мечи и боевые топоры, не считая кинжалов: последние в те времена висели у пояса почти каждого знатного человека.

По базару пронеслась, как смерч, новость, которая всполошила всех торговцев:

   – Визирь Туту со своими стервятниками нагрянул!

Все, кто слышал это, спешно собирали товар и, если его было немного, пытались сбежать вместе с ним. Были и такие, кто просто бросал всё и мчался со всех ног с базара. Те, кто имел свои лавочки, швыряли то, чем торговали, внутрь и побыстрее захлопывали двери и оконца. То же самое делали и многочисленные ремесленники у своих мастерских. Но, как оказалось, все выходы с базара уже были перекрыты свирепыми воинами, которые плетями из воловьей кожи или просто тупыми концами копий гнали, как скот, ремесленников и торговцев обратно на их рабочие места.

   – Назад, назад, торгаши поганые, зайцы трусливые! – кричали они и хлестали наотмашь всех подряд, кто попадался. – Сам великий Туту соизволил посетить вашу дыру, а вы белейте, как крысы с тонущего судна. А ну, назад, живо!

После таких убедительных доводов слуг власти простой народ, опустив покорно головы, возвращался и вновь раскладывал товар. А по рядам уже неторопливо шёл хозяин столицы, любимый слуга фараона – визирь Туту. За прошедшие десять лет он ещё больше располнел. Его круглая физиономия, обрамленная пышным чёрным париком, лоснилась от довольства. Опираясь на посох, он не спеша прохаживался по торговым рядам и посматривал на разложенные товары. Часто он останавливался и, причмокивая губами, спрашивал, откуда товар, кто его сделал. Потом небрежно показывал золочёным посохом на понравившиеся ему вещи и не оглядываясь шёл дальше, подрагивая толстыми, как желе, щеками. Слуги, семенившие следом, бесцеремонно совали товар в мешки, добавляя то, что понравилось им. Торговцы угрюмо молчали. Спорить было бесполезно и даже опасно. Если какой-нибудь новичок пытался урезонить слуг, он тут же оказывался животом на земле. Воины держали его за руки и за ноги, а здоровяк со зверской рожей лупил от души его по спине палкой. Чем громче орал несчастный, тем больше ему доставалось. Туту, слыша вопли за своей спиной, весело хохотал. Так проходила его утренняя прогулка. А гулять он любил каждое утро, правда, к радости торговцев и простого люда в городе был не один базар.

Визирь закончил прогулку по центральному рынку, но, решив продолжить свой обход, направился в порт, который находился всего лишь в паре кварталов отсюда. Там он надеялся поживиться ещё чем-нибудь. В порту всё повторилось, как и на базаре. Как только пронёсся слух, что идёт Туту, купцы бросились врассыпную. Некоторые из них даже вскочили на свои корабли, приказав команде рубить канаты и срочно отчаливать. Но и тут слуги и воины визиря оказались проворнее. От причала удалось спешно отвалить только парочке судов. Остальные были буквально взяты на абордаж.

   – Куда это тебя понесло так внезапно? – сладко улыбаясь, произнёс Туту, остановившись у сходней, по которым притащили и бросили к ногам вельможи хозяина не успевшего отчалить судна.

   – Пощади, о великий хозяин Верхней страны! Я и не думал убегать, просто мне срочно понадобилось отплыть, – припал к золочёным сандалиям купец из Мемфиса.

По его бритой голове и упитанным щекам градом катился пот. Полными губами он лобызал пыльные ноги визиря.

   – А что этот червяк в облике человека привёз в столицу Атона? – спросил небрежно Туту стоявшего рядом, проворного невысокого человечка в пышном чёрном парике. Это был секретарь визиря.

   – У него очень ценный груз – ароматические смолы из Аравии, слоновые бивни и красное и чёрное дерево из южных стран.

   – Вот как?! Значит, ты поэтому рванул отсюда, как угорелый, – заинтересовался Туту, смахивая пот с верхней губы тыльной стороной толстой ладони. – Жадность совсем тебя замучила?

   – Визирь, я приготовил для вас великолепные подарки. Вот только хотел всё выгрузить и сразу же направиться к вам во дворец.

   – А потом передумал и отчалил. А может, ты что-то скрывал от властей кроме своего богатого груза? А? – Туту подмигнул секретарю.

   – Вы, как всегда, правы, о мой господин, – глумливо осклабился секретарь, – вот что наши воины нашли на его судне. – И секретарь вытащил из-под складок своего хитона из тонкого хлопка статуэтку человека с головой барана.

   – О, что я вижу? – Театрально взмахнув руками, Туту отступил на шаг назад. – Здесь, оказывается, скрыто государственное преступление! Вот что они хотели скрыть! Эти негодяи молятся чужим богам, когда наш великий фараон, да будет он жив вечно, открыл всем нам глаза и все мы уже давно поняли, что нет иного бога кроме Атона, испускающего на нас свои благостные лучи света!

   – О, пощади, великий и всемогущий господин Верхней земли! – даже не закричал, а завизжал купец, обхватывая ноги визиря обеими руками. – Это ошибка, чудовищная ошибка! Мы не могли молиться этому богу с бараньей головой, поганому Хнуму. Ведь его почитают далеко в мелких городишках на юге, а всем известно, что у нас в Мемфисе главенствует бог Апис и он изображается в виде быка, а отнюдь не барана!

   – Да какая разница, – махнул рукой секретарь, скорчив презрительную улыбку, – баран или бык. Всё равно вы святотатцы и государственные преступники! А значит, по триста первому указу от десятого года правления нашего великого фараона, да живёт он вечно, весь ваш товар конфискуется в пользу казны, а сами вы направляетесь в тюрьму, чтобы предстать там перед самым справедливым в мире судом, который возглавляет наш безмерно почитаемый визирь.

Секретарь подобострастно поклонился своему жирному хозяину. На его загорелой рожице застыло выражение рабской преданности и глубокого почитания, правда, в глубине глаз пряталась та же глумливая насмешка.

   – Прикажете исполнять, господин?

   – Давай действуй, но чтобы всё было по закону! – строго наказал Туту и повернулся к паланкину, чтобы на руках чёрных рабов направиться во дворец.

Он был очень доволен: наконец-то в его сети сегодня утром попался богатый улов. Не зря он зашёл в порт, чутьё его не подвело! Однако купец вдруг вскочил и с криком:

   – Негодяй, грабитель, подлец! – кинулся на Туту с кулаками.

Тот испуганно шарахнулся в сторону. Но купец успел схватить визиря за шиворот его пурпурного одеяния и стал бить кулаком по затылку, приговаривая:

   – Шакал вонючий! Пользуешься тем, что наш фараон умом тронулся и отвернулся от наших исконных богов. Тебе бы только свою мошну набить потуже.

На помощь своему господину кинулись дюжие воины, поначалу опешившие от наглости мемфисца. Огромный ливиец в красной набедренной повязке и с чёрным пером в курчавых волосах ударил палицей по голове купца и, когда тот рухнул в чёрную пыль, уже занёс руку с бронзовым кинжалом, чтобы добить преступника. Но Туту остановил его. Он нагнулся к купцу, приказал перевернуть его на спину и всмотрелся в его круглое белое лицо, по которому текли струйки тёмной крови. Когда поверженный пришёл в сознание, Туту проговорил, чуть пришёптывая от злости:

   – Нет, ты сейчас не сдохнешь. Так легко ты у меня не отделаешься. Завтра ты будешь посажен, как опаснейший государственный преступник, на кол перед дворцом фараона и будешь подыхать целый день на жаре, а потом тебя, когда ты будешь ещё живой, бросят на съедение бездомным псам. И никакой тебе поганый божок в виде быка или там барана не поможет. Тащите его в тюрьму, там его научат уму-разуму, – приказал слугам визирь и сел в паланкин, ругаясь и поглаживая жирные складки на затылке, только что попробовавшем хороших тумаков.

Слух об этом случае в порту мгновенно распространился по городу. И многие горожане втихомолку хвалили отважного мемфисца. А князёк из далёкого города Дамаска долго покачивал головой, теребя длинную бородку. Он был случайным свидетелем этого эпизода. Хотя Амисеб и сказал князю, что просто поймали мелкого государственного преступника, но слуга Нури, знавший египетский язык, походил среди припортового люда и собрал подлинные сведения о происшедшем.

   – Да, с такими помощниками дела фараона плохи, – пробормотал, глубокомысленно цокая языком, князь, выслушав слугу. – Даже хетты не ведут себя так на захваченных землях. Каково же гордым египтянам здесь, у себя на родине, от собственных правителей такое выносить?! Нет, добром это не кончится...

И Нури с Амисебом поехал в загородный дворец, отведённый для прибывших из-за рубежа почётных гостей.

3

На следующий день князь Дамаска в сопровождении своих слуг, везущих на ослах подарки, и под охраной египетских воинов прошествовал во главе целого каравана почти через весь город к дворцу фараона. Здесь, на центральной площади, несмотря на раннее утро, царило оживление. Ржали лошади, впряжённые в богато украшенные колесницы, ревели ослы и мулы. С их спин снимали бесчисленные тюки, осторожно распаковывали, и на свет божий появлялись серебряные или позолоченные сосуды, отделанные драгоценными камнями украшения, стеклянные и фаянсовые вазы и кубки, роскошная мебель из красного и чёрного дерева. Пахло ароматами Аравии, искрились на солнце разноцветные ткани, расшитые нитями из драгоценных металлов. Лаяли огромные породистые охотничьи псы, кричали чёрные карлики, что-то делившие между собой, переминались с ноги на ногу страусы с пышными перьями. Всё это были подарки фараону, привезённые из подвластных ему стран.

Вскоре прибывших правителей, а также иностранных послов построили друг за другом в длинную цепочку, и они пошли, сопровождаемые своими слугами, нагруженными подарками, через многочисленные залы дворца. Громко гремели барабаны, дудели трубы, звенели цитры, пели флейты. Толпа, собравшаяся на площади, кричала, хлопала в ладоши, свистела. В мельтешении лиц и тел, шуме и гаме Нури поначалу совсем потерялся. Он таращил с ужасом глаза, тряс бородёнкой, как пёс хвостом, и послушно шёл за Амисебом, который упорно и бесцеремонно тащил его из одного зала в другой. Но вскоре князь пришёл в себя и смог реально оценивать то, что видел вокруг. Он быстро пришёл к выводу, что среди царей и князей, которые шли на поклон к фараону, не было крупных персон. Всё это были мелкие владетели, как и князь Дамаска, привезённые почти насильно египетскими чиновниками. Да и подарки были отнюдь не так роскошны, как полагалось бы дарить живому богу на земле. Пожалуй, у Нури с лёгкой и щедрой руки Суппилулиумы они были самые ценные.

Наконец князь предстал перед фараоном. Нури проворно кинулся в ноги владыке египетской империи, с чувством поцеловав пол у трона Аменхотепа. Мрамор был уже влажен от многочисленных предыдущих лобзаний. Князю Дамаска милостиво разрешили встать, и Нури смог разглядеть фараона. Его внешность неприятно поражала. На троне сидел очень прямо худой и бледный мужчина с измождённым лицом. Он смотрел перед собой почти слепыми глазами из-под золотого змея, свисающего с высокого головного убора, символизирующего единство Верхнего и Нижнего Египта. Внезапно прозвучал его резкий, какой-то гнусаво-писклявый голос.

   – Что князь Дамаска скажет о покорности воле фараона всей страны Ретену? – быстро перевёл Амисеб.

   – Все владетели страны Ретену и весь подвластный им народ покорны власти великого властителя страны Большого Хапи. – Театрально всплеснув руками, Нури вновь бросился на колени, чтобы показать, насколько жители его страны преклоняются перед египетской мощью. – Мы не только покорны вам, о великий из великих властителей всей вселенной, но мы любим, нет, мы страстно обожаем нашего величайшего повелителя!

   – И поэтому вы так часто встречаетесь с вождём хеттов Суппилулиумой? – раздался голос царицы Нефертити, сидевшей рядом с фараоном. Её слова неохотно перевёл Амисеб, тоже бухнувшийся на колени рядом с ошарашенным князем.

Нури внимательно взглянул на царицу, и его спина покрылась холодным потом. На него смотрели весёлые, властные и пронзительные глаза, князю показалось, что эта ослепительно красивая женщина видит его насквозь.

«Значит, в лагере хеттов есть египетские шпионы, точнее, шпионы царицы Нефертити», – пронеслось у князя в голове. – Что же мне делать?»

Нури испуганно затряс заросшей курчавыми чёрными волосами головой. Но тут его осенило.

   – Я, ваше величество, поехал в лагерь хеттов, чтобы узнать преступные намерения их вождя Суппилулиумы.

   – И что же ты узнал? – спросил фараон.

   – О, он трепещет перед вашей мудростью, ваше величество, и сгибает свою гордую шею перед мощью египетского оружия.

   – Поэтому он пришёл с войском в страну Ретену, предварительно захватив царство нашего деда Тушратты на великой реке, которая течёт наоборот? – спросила царица и зло поджала алые губы.

«Мне конец! – подумал князь Дамаска. – А если сейчас речь пойдёт о том, что их дед сидит в клетке у хеттов, то меня точно препроводят из дрорца в тюрьму прямо к здоровенному палачу с огромными волосатыми лапами. О, Иштар, моя любимейшая богиня, помоги мне!»

Нури подполз вплотную к ногам царицы и заверещал надтреснутым от ужаса голосом:

   – Хетты просто пасут коней в наших степях, о, великая повелительница всего мира! У них там в горах нет пастбищ, вот они и пригнали своих коней и овец к нам. Мы, конечно, недовольны этим, но у нас нет сил прогнать их назад. Пришлите своих воинов, и эти горные дикари разбегутся в разные стороны. А лучше напишите этому Суппилулиуме, чтобы он убирался обратно в свои горы. Он не посмеет ослушаться самых великих владык в нашей вселенной.

   – И ты берёшься передать это послание? – спросила холодно царица. – А заодно и наш приказ, чтобы этот гнусный дикарь отпустил нашего деда из клетки, в которой он держит его уже почти полгода?

   – Вас ввели в заблуждение, о ваше величество! – взвыл Нури, поднимая к собеседнице круглые от страха глаза. – Ваш дед, Тушратта, погиб в бою с хеттами. Его наследник готовит войско, чтобы вновь сразиться с хеттами и прогнать их с нашей земли.

   – Ну вот видишь, Нефи, – обернулся к жене фараон, сильно сощурив глаза, – и князь Дамаска подтверждает, что Тушратта погиб. А ты всё говоришь мне о клетке, где позорно томится наш дед.

   – Да лжёт он прямо нам в лицо! – вспыхнула Нефертити, и на её белом красивом лбу пролегли глубокие поперечные складки. – Тебе все лгут. Тот же Туту совсем заврался, а ты всё веришь ему. Давай прижжём раскалённым железом этого азиата или посадим его на кол, и ты сам увидишь, как он заговорит прямо противоположное. А заодно и с Туту надо так же.

   – Что она говорит? – толкнул локтем Нури Амисеба.

Тот краем губ прошептал:

   – Предлагает посадить тебя на кол.

   – О, не надо меня сажать на кол! – взмолился князь. Вдруг он вскочил, вырвал из рук ближайшего слуги большую серебряную вазу и подбежал с ней к фараону. – Вы только посмотрите, какие великолепные дары я вам привёз. От чистого сердца, поверьте. И меня за это сажать на кол?

Эхнатон сощурился и подался вперёд. Со стороны казалось, что он обнюхивает вазу. С интересом он осмотрел и другие подарки.

   – Я не только вам, ваше величество, и вашей царственной супруге привёз эти великолепные украшения, но и вашим верным слугам, – проговорил торопливо князь и красноречиво посмотрел в глаза визиря Туту, стоящего рядом с троном фараона.

   – Мы сегодня принесём богатые дары нашему богу Атону, ваше величество, – прошептал Туту на ухо своему повелителю, – а посадить на кол этого азиата мы всегда успеем, если выяснится, что он лжец.

   – Хорошо, князь, мы принимаем твои дары. А о том, что ты увидел и услышал в лагере хеттов, ты продиктуешь сопровождающему тебя писцу. Он всё запишет слово в слово и отдаст папирус визирю Туту, который сверит твои слова со сведениями, получаемыми им из других источников. И если выяснится, что ты нам солгал, то не жди пощады. Ты свободен, – махнул рукой фараон.

С трудом переводя дыхание, Нури, пятясь, засеменил к огромной двери и, только когда покинул дворец, вздохнул полной грудью. Но уйти совсем он не смог. Амисеб провёл его на почётную трибуну, только что сооружённую у стены дворца. Князь упал в кресло и спросил своего сопровождающего, что ещё предстоит увидеть.

   – Публичные казни государственных преступников, – ответил Амисеб и зевнул. Для него, как и для любого жителя Ахетатона, это было привычное и уже порядком надоевшее зрелище.

Нури опять затрясся всем телом, когда разглядел, что на площади воины вкапывают в землю колья и устанавливают деревянные плахи.

   – Завтра же мы пойдём к визирю Туту, – проговорил еле ворочающимся пересохшим языком князь. – Я приготовил для него великолепные подарки. Да и для вас, Амисеб, у меня кое-что есть.

   – Мудрое решение, – проговорил чиновник, снисходительно улыбаясь. – Эх, сейчас бы холодного пива выпить, да неприлично на почётной трибуне, – добавил он, потягиваясь.

Вскоре почти вся трибуна заполнилась гостями фараона. Казни вот-вот должны были начаться.

Как обычно, на кровавое зрелище собралось много зрителей из простонародья. Большинство пришедших тайком радовались, что на сей раз злая судьба прошла мимо и не они сейчас склонятся над плахой. А на этот раз многие пришли на центральную площадь и из любопытства. Им хотелось поглядеть на человека, отвесившего парочку крепких тумаков самому Туту, любимому слуге фараона, державшему со своими «стервятниками» в постоянном трепете всю столицу. Когда несчастный купец из Мемфиса появился на площади, толпа заволновалась и подалась вперёд. Тысячи глаз с напряжённым любопытством вперились в его невысокую, коренастую фигуру. Воины из столичного корпуса, окружавшие площадь, с трудом сдерживали напор толпы.

   – Это он, это он! – кричали люди, показывая пальцами.

Казнить должны были два десятка человек, весь улов «стервятников» Туту за неделю. Большинство осуждённых проходили по делам о государственных преступлениях. У них были найдены изображения старых богов, и нашлись свидетели, которые видели, как обвиняемые молились им. Почти всегда совпадало, что это были очень состоятельные люди. Их имущество переходило в казну, но все отлично знали, что богатство исчезало в широком кармане Туту. Преступников, или, вернее, жертв человеческой алчности и подлости, расставили против кольев и плах. Площадь застыла в ожидании выхода на большой балкон дворца царственной четы. Наконец фараон и царица вышли и уселись в кресла. Эхнатон махнул рукой. Под балконом встал писец и развернул папирус, чтобы зачитать приговор. Но тут внезапно раздался громкий голос мемфисского купца.

   – До каких же пор вы будете терпеть, жители столицы, тот произвол и те издевательства, которые творит эта жалкая душонка, визирь Туту?! – закричал он на всю площадь. – Нас обманывают, подбрасывают нам статуэтки не наших богов и обвиняют в святотатстве. И всё затем, чтобы отнять нашу собственность!

   – Правильно! – вдруг раздался чей-то голос из толпы.

   – В чём моё преступление? Если даже я и молился богам, то их почитали все мои предки! – продолжал купец. – Сумасшедший выродок на троне, потомок злодеев, отравивших настоящего фараона Тутмоса и его сына Яхмоса и захвативших власть в стране, измывается над всеми нами! Мы должны это терпеть? Доколе?!

На площади воцарилась гробовая тишина. Сказать такое публично, да ещё прямо в глаза фараону! У всех присутствующих перехватило дыхание. Несколько голосов из толпы опять прокричали:

   – Правильно!

   – Рубите ему голову! – завопил Туту, стоявший под балконом.

   – А как же приговор? – удивился испуганный писец.

   – Какой приговор, дурак?! Рубите быстрее! – кричал визирь. На его жирной шее вздулись жилы, а по лицу пошли красные пятна.

Двое «стервятников» схватили под руки отважного купца и повалили его на плаху, а третий взмахнул топором. Через мгновение голова жертвы покатилась по пыльной земле, а за ней устремился фонтан тёмно-красной крови, бьющий из перерубленной шеи и широко разливающийся вокруг. Толпа несколько секунд как зачарованная смотрела на голову, а потом над площадью раздался такой возмущённый, оглушающий рёв, что все птицы в городе с испугу одновременно взлетели. В Туту, его свиту, в воинов оцепления и охраны дворца полетели камни, палки, комья земли. Толпа неистовствовала. Она легко прорвала оцепление и кинулась спасать приговорённых на казнь. Те из «стервятников», кто не успел убежать, были мгновенно разорваны в клочья. Туту вместе со своей свитой примчался во дворец, и только массивные ворота из кедра, обитые бронзовыми полосами, спасли его от народной расправы.

Несколько камней залетели на балкон, где находился фараон. Охрана обступила его, прикрывая щитами.

   – Что происходит? Почему не начинается казнь?! – воскликнул недоумённо Эхнатон, который толком не понял, что творится на площади.

   – Происходит то, к чему и ты, Хевхх, и твой прихвостень Туту все эти годы толкали народ! – прокричала Нефертити в лицо мужу.

   – Это бунт?

   – Да, это бунт, и моли своего Атона, чтобы к нему не присоединились силы посерьёзней простого люда.

   – Я приказываю перевешать всех бунтовщиков, как собак! – закричал фараон, вскакивая с кресла. – Чтобы на каждом перекрёстке моей столицы стояло по десять виселиц и на них болтались посмевшие восстать против сына Атона!

   – Ты просто дурак, – не выдержала Нефертити, – ты хочешь взбаламутить весь город? – И уже обращаясь к начальнику полиции и командиру столичного корпуса, она приказала: – Отогнать толпу от дворца, но применять только палки. Никого не убивать и не преследовать. Как только это сделаете, то вместе со слугами нашего дворца разнесите по городу сосуды с пивом и вином, хлеб, пироги и сладости. Одновременно объявите во всех концах города, что фараон внял мольбам своих подданных и снял со всех должностей преступника Туту за те несправедливости, которые он причинил народу.

   – Как ты смеешь распоряжаться вместо меня? – возмутился Эхнатон. – Я что, уже не фараон? Я никогда не дам в обиду моего верного Туту.

   – Тогда висеть на виселицах завтра утром будет вся наша семья с тобой во главе! Ты что, не слышишь этот вой? – Царица показала на окно. – Там требуют уже твоей крови. Или мы собьём этот вал народного гнева и направим всю злобу толпы против ненавистного ей Туту и его «стервятников», или отвечать за всё, что ты творил за прошедшие семнадцать лет, нам придётся прямо сейчас. Если бунт в столице сегодня не утихнет, то он распространится по всей стране. А фиванская аристократия только и ждёт, чтобы поднять всех недовольных на берегах Большого Хапи. Ведь ты посягнул на богов, которым поклонялись люди с начала времён.

   – Нет никаких богов, кроме Атона! – истерично заверещал Эхнатон. – Тупые ублюдки никак не могут принять истинную веру. Что мне делать? Что делать?

Фараон заметался по балкону, натыкаясь на кресла и слуг.

   – Ладно, Нефи, на этот раз ты победила. Делай, как считаешь нужным, но казнить Туту я не дам. Тупые ублюдки! – прокричал он и побежал с балкона, сопровождаемый слугами, которые не давали полуслепому фараону ударяться о косяки дверей или о стены.

   – Делайте то, что я сказала, – приказала вельможам царица, – и докладывайте мне каждый час о состоянии дел в городе.

Нефертити уверенным шагом удалилась во внутренние покои. Лицо её ничего не выражало, кроме спокойной решимости, но внутренне она ликовала: наконец-то ей удалось одолеть Туту. Но царица хорошо понимала, что до окончательной победы ещё далеко.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю