Текст книги "Пионер империи (СИ)"

Автор книги: Олег Мушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Пионер империи

Глава 1

Кондрат Горный стал попаданцем добровольно. В свои двадцать два года это был обычный студент. Днём он учился в Политехническом институте, вечером подрабатывал курьером в пиццерии и мечтал о том, как его скучная жизнь однажды круто переменится. Иногда мечты сбываются.

Однажды ночью он услышал голос. Он воззвал к Кондрату сквозь сон из пустоты:

– Кондрат! Ответь мне!

– Э-э… Вы кто? – осторожно спросил Кондрат. – Ктулху?

– Кто? – в свою очередь переспросил голос. – О, нет. Я с ним даже не знаком. Меня, как и вас, зовут Кондрат. Граф Кондрат Викторович Горный, к вашим услугам.

– О, и я тоже Горный, – ответил Кондрат. – Только я, увы, не граф.

– Я знаю, – произнес голос. – Поэтому я и связался с вами. Я, если можно так выразиться, ваш двойник из другого мира.

– Из параллельного?

Голос на секунду задумался.

– По правде говоря, Кондрат, я не настолько хорошо знаю механику этого дела, – признал он. – Я, конечно, учусь в магической академии, но у меня несколько иной профиль.

Слова «магическая академия» волшебным эхом отозвались в голове Кондрата-студента. Сколько он перечитал книг о них, даже сказать сложно. Без преувеличения сотни!

– Как я вам завидую, граф, – признал студент.

– И это очень хорошо, – тотчас отозвался голос. – Потому что у меня к вам будет интересное предложение. Я бы даже сказал: взаимовыгодное. Мы с вами на какое-то время поменяемся местами. Точнее говоря, поменяемся сознаниями. Вы станете мною, а я – вами.

Звучало заманчиво. Даже, пожалуй, слишком, хотя во сне чего только не привидится? А в тот момент Кондрат отчетливо осознавал, что он спал дома на старом диване.

– Хм… – мысленно произнес он.

Должно быть, граф воспринял это как выражение сомнения, поскольку тотчас пояснил:

– Видите ли, Кондрат, моё обучение подходит к концу и вскоре мне предстоит управлять множеством людей, а я совершенно не представляю себе жизни простолюдинов. Лакеи и девицы из эскорта – не в счет. Скрыться и пожить простой жизнью здесь, у себя, я не могу. Я же граф Российской империи. Тут через пять минут после моей пропажи полмира поставят на уши. Но как я смогу править теми, кого я не знаю и не понимаю?

– А, ну да, – всё еще не вполне уверенно согласился студент.

В его представлении для управления людьми было достаточно, чтобы те понимали управителя, но и своя логика в словах его собеседника всё же присутствовала.

– Вот тут на сцену и выходите вы, мой друг, – проникновенно продолжал голос. – Многого от вас не требуется. Единственное, о чём я вас попрошу: никогда не пропускать балы у графа Усоцкого. Уверяю, скучать вы не будете. По крайней мере, первое время. Хотя со временем доступные девицы приедаются, но от вас требуется только присутствие. В остальном же я, по правде говоря, обычный богатый бездельник. К тому же у вас будут мои воспоминания, так что каких-то серьезных проблем я не предвижу. Вы тут поваляете за меня дурака какое-то время, а я спокойно завершу свое образование, и тогда мы поменяемся обратно. Мой доверенный слуга Аристарх всё организует. Что скажете?

Кондрат-студент подумал, что о таких каникулах он мог бы только мечтать. Вряд ли они будут долгими. Кондрат мысленно отмерил графу две недели. Затем в их хрущовке по графику должны были отключить горячую воду и тут привыкший к комфорту граф наверняка запросился бы домой.

– Да я в общем не против, – сказал Кондрат. – Что от меня требуется?

– Только ваше согласие, – сказал голос в его голове. – Вы его только что высказали, так что не будем терять время попросту, – и далее глухо, как из бочки прозвучало: – Аристарх, он согласен. Запускай машину.

– Счастливого пути, ваше сиятельство, – отозвался другой голос.

Этот был какой-то надтреснутый, словно бы говорил не человек, а какое-то механическое устройство, причем разладившееся. В голове студента мелькнула мысль, что граф всё-таки как-то уж слишком торопился с их обменом, но оформиться в серьезное подозрение она так и не успела. Сверкающий вихрь подхватил сознание Кондрата и унёс его прочь. Перед ним проносились галактики и туманности, вспыхивали и гасли звезды, в единый миг развернулась и свернулась обратно вся вселенная. Сияние мириадов звезд слилось в единый луч света. Луч подобно мечу рассек непроглядную темноту космоса. По ту сторону открылась бездна, полная холодных мерцающих звезд, и Кондрат рухнул в нее с головой.

В следующее мгновение он вновь обрел тело. Тело полулежало на чем-то мягком. Сверху падал яркий свет. В воздухе витал странный аромат, напоминавший одновременно корицу и лаванду с резкой примесью бензиновых паров. Перед лицом маячил бородатый тип, весьма похожий на фэнтезийного гнома. Густая бородища скрывала половину лица. Из нее едва выступала механическая нижняя челюсть. Левый глаз глядел на Кондрата сквозь медный окуляр. Челюсть задвигалась.

– Кондрат, вы меня слышите? – спросил надтреснутый голос.

– Аристарх? – спросил в ответ Кондрат.

– Отлично, – сказал гном. – Отдыхайте. Адаптация займет четверть часа. Потом можно встать.

Он повернулся и пропал из поля зрения. Остался лишь мозаичный потолок. На нём было изображено звездное небо с четырьмя ангелами по углам. Ангелы трубили в золотые трубы. Слева послышался скрежет. Повернуть голову удалось не сразу. Гномоподобный Аристарх с трудом погрузил на тележку причудливую машину и укатил ее из поля зрения.

– Фантастика, – прошептал Кондрат.

Голос ему повиновался, но звучал как-то чуждо. Хотя и похоже на голос самого Кондрата. Некоторое время он осознавал произошедшее. Выглядело так, будто бы это уже не сон. Это всё по-настоящему! От накатившей эйфории хотелось подскочить до потолка и заорать: «ура!», однако всё, что смог Кондрат, это едва выдохнуть это самое «ура». Сам еле-еле расслышал.

Еще спустя минуту Кондрат смог поднять левую руку. Та была заметно крепче, чем рука студента. На безымянном пальце красовался золотой перстень с печаткой. Вначале Кондрат решил, что там изображен череп и кости, но, приглядевшись, рассмотрел, что вместо костей там перекрещенные ветви, над которыми плясало пламя. Рисунок обрамлял текст, но настолько мелкий, что его студент не разобрал.

– Э-э… – неуверенно произнес Кондрат. – Аристарх? Вы здесь?

В мозгу тотчас всплыло, что графу надлежало обращаться к слугам на «ты». Всплыло из мозга графа. Это словно прорвало плотину. Воспоминания хлынули лавиной, затапливая и путаясь с собственными воспоминаниями Кондрата. Дуэль на шпагах и школьная дискотека, сияние призрачных огней и новогодний салют, заснеженный берег реки и мертвое тело с выбитым левым глазом… Кондрат почему-то сразу понял, что он выбит пулей. Должно быть, граф в этом разбирался.

Кондрат тряхнул головой. Поток воспоминаний смешался и опал, оставив смутное ощущение тревоги. Руки нашарили подлокотники. Опираясь на них, Кондрат сел. Он сидел в кресле посреди комнаты, которую вполне можно было описать как приют алхимика.

По правую руку выстроились шкафы. На полках стояли книги в кожаных переплетах и флаконы с жидкостями самых разных цветов. Некоторые – то ли самые ценные, то ли самые опасные – были закрыты толстым стеклом. Угол справа занимал массивный стол. Наверное, рабочий. Там стояли целыми шеренгами склянки с разноцветными зельями, а над ними возвышался перегонный куб. Его часто изображали на обложках фэнтезийных книг и Кондрат его сразу узнал. По левую руку стояло трюмо с тремя зеркалами. Из них ошалело глядел мускулистый брюнет. Черты лица в целом походили на Кондратовы, да и в целом тип в зеркале мог бы быть Кондратом, если бы студент по вечерам активно занимался спортом, а не развозил пиццу на велосипеде. Хотя, езда на велосипеде – тоже в какой-то степени спорт. Но не в такой степени. Заметно не в такой.

– Ну так граф же, – проворчал Кондрат.

Прозвучало вполне похоже на его обычное бурчание. Впрочем, теперь-то он сам – граф. С этой мыслью Кондрат поднялся с кресла. Тело повиновалось ему всё лучше и лучше. Это тело было облачено в белую рубашку и синие брюки. На ногах – высокие сапоги, начищенные до зеркального блеска. У Кондрата-студента обувь вечно была замызганная. Впрочем, граф наверняка тоже сам сапоги не чистил.

Из-за приоткрытой двери донесся какой-то шум. Кондрат оглянулся. В проеме мелькнули тени, после чего на двери вдруг вспыхнули кроваво-красные призраки. Память графа услужливо подсказала, что паниковать еще рано. Это всего лишь тепловые отражения людей в коридоре. Глаза графа обладали способностью видеть в инфракрасном диапазоне, хотя это распространялось только на живых существ. Сейчас в коридоре перед дверью стояли семь человек.

Дверь широко распахнулась. Через порог шагнул мужчина в голубом мундире с серебряными эполетами и с золотым имперским орлом на груди. Память графа идентифицировала его как капитана жандармерии. За капитаном внутрь прошмыгнули остальные шестеро. Они тоже были в голубых мундирах, но с простыми погонами и с ружьями в руках. Ружья были короткие, а вот калибр внушал уважение. С таким оружием не то что на слона, на мамонта выходить было можно!

Быстро растянувшись по обеим сторонам от капитана, жандармы дружно взяли Кондрата на прицел. Память графа спокойно сообщила, что вот это уже повод для паники, однако настоящий граф всегда отличался выдержкой. Она и сейчас рефлекторно отработала.

– Что вам угодно? – холодно вопросил Кондрат, и, на всякий случай, уже с подачи себя-студента, уточнил: – Я – граф Горский.

Слово «граф» он слегка выделил голосом. Мол, вы не к какому-нибудь нищему социалисту ввалились. В памяти Кондрата-студента жандармы до революции ловили исключительно всяких социалистов, народовольцев и прочих смутьянов. После революции было наоборот, но здесь-то настоящий граф обещал Российскую империю.

– А я знаю, – спокойно ответил капитан.

И коротко, без замаха, врезал Кондрату в челюсть. Собственная память подсказала Кондрату, что когда графьев бьют по мордасам, дело обычно уже круто пахнет керосином. Графская память про керосин была не в курсе, но в целом согласилась со студентовой. Дело определенно было дрянь!

Должно быть, от удара Кондрат потерял сознание, поскольку последующее он помнил лишь урывками. Помнил, как его волокли под руки по длинному коридору. Затем перед глазами мелькали деревья и сугробы в рост человека. Он что, в Сибири? Пока нет, ответствовала память графа, в Санкт-Петербурге. Или, скорее, где-то в его окрестностях. В Петербурге на улицах снег убирали. Столица как-никак. А вот в окрестностях сугробы могли быть почище чем в Сибири.

Затем перед глазами снова проплыл коридор – на этот раз мрачный и серый, и окончательно осознал себя Кондрат лежащим на чем-то жестком. Было холодно. Челюсть еще побаливала. Зрение постепенно сфокусировалось. Лучше бы оно этого не делало. Каменная стена и стальная решетка на окне наводили на грустные мысли.

– Да во что же я вляпался? – прошептал Кондрат.

Память графа услужливо показала мертвое тело на берегу реки с выбитым пулей глазом. Кондрат-граф стоял над трупом, сжимая пистолет в руке. Вдали скакал как заяц по сугробам человечек в зеленой ливрее. Ее сочно-зеленый оттенок казался совершенно неуместным посреди снегов.

– Убили! – верещал человечек. – Убили!

Кондрат-граф подумал было пристрелить мерзавца, но пока колебался, тот успел ускакать за пределы видимости. Только красный тепловой след дергался вверх-вниз, постепенно уменьшаясь. Кондрат-граф сплюнул на лед. На другом берегу сиял красным еще один тепловой след. Второй свидетель.

Кондрат-студент чуть не взвыл, вдруг отчетливо, с кристальной ясностью осознав, почему так торопился с переносом настоящий граф. И что никакого обратного обмена не будет. Ведь мертвец на берегу был не какой-то там бродяга. Нет, там лежал полномочный посол королевства Рулитании в Российской империи граф Леербах.

Глава 2

Громко лязгнул засов.

– Сидите, граф? – раздался голос.

– Вообще-то лежу, – машинально отозвался Кондрат, одновременно принимая сидячее положение. – Теперь сижу.

Он сидел в камере с голыми каменными стенами и железной дверью. В дверях стоял высокий господин в темно-синем мундире без знаков различия. Его медно-рыжие волосы обрамляли уже явно наметившуюся лысину, образуя вокруг нее то ли нимб, то ли подобие рожек.

За спиной господина маячил жандарм в ярко-синем мундире. Этот был без оружия, однако выглядел достаточно крепким, чтобы свернуть Кондрата в бараний рог голыми руками. Или, в его случае, ручищами.

Господин уверенно прошел в камеру. Жандарм прикрыл за ним дверь с той стороны. Это немного успокаивало, но только немного, да и засов на этот раз не лязгнул.

– Мне нравится ваше самообладание, – сказал господин.

Скрестив руки на груди, он внимательно разглядывал арестанта. Скорее даже, буравил взглядом. Под этим взглядом Кондрат почувствовал себя крайне неуютно. От приступа паники спасало только вбитое до уровня рефлексов хладнокровие графа.

– Вы – мой адвокат? – спросил Кондрат.

Голос не дрогнул, спасибо рефлексам графа, но вообще прозвучало почти просительно.

– В какой-то мере, – ответил господин. – Я – граф Беллендорф, глава Жандармского корпуса. Тут, – он коротким жестом обвел камеру. – Я вам и адвокат, и прокурор, и судья.

Слово «судья» прозвучало особенно зловеще. Мол, если понадобится, палач уже ждет за дверью.

– Я не виновен, – тотчас вырвалось у Кондрата.

Беллендорф вздохнул.

– Знали бы вы, граф, сколь часто я слышал эти слова в этих стенах.

– Но это правда, – настаивал Кондрат.

В его памяти вновь всплыл берег реки, труп Леербаха и пистолет в руке. В его руке! То есть, конечно, в руке графа Горского, но сейчас им был Кондрат.

– И это я тоже слышал, – сказал Беллендорф. – Хоть бы кто порадовал меня чем-то оригинальным.

И шанс услышать более чем оригинальную историю у него был. Первым порывом Кондрата было выложить всё начистоту, а там, как говорится, органы разберутся. Собственно, он даже начал излагать:

– Видите ли, ваше сиятельство, всё не так, как вы, возможно, себе представляете…

Но дальше Кондрат задумался, как бы поубедительнее преподнести свой рассказ Беллендорфу, не сменив при этом неуютную камеру на столь же неуютный дурдом. По студенческим воспоминаниям дореволюционные психиатрические клиники были форменным филиалом фильмов ужасов про маньяков и садистов, где больных «лечили» голодом, электрошоком и средневековыми пытками. По крайней мере, он так читал в интернете, и не горел желанием проверить это на практике.

Графская память тотчас напомнила, что по закону благородного человека нельзя пытать. Даже жандармам, хотя они, по слухам, и позволяли себе время от времени лишнее. Да чего далеко за примерами ходить, Кондрат и сам не так давно получил от них по физиономии. Хотя те знали, что он – граф. Теперь осталось убедить этого Беллендорфа, что он на самом деле никакой не граф… И филиал фильма ужасов будет прямо здесь.

– В общем, всё сложно, – сказал Кондрат. – Но я даю вам честное слово, что я не убивал Леербаха.

Последнее у него прозвучало абсолютно искренне. В конце концов, он лишь недавно прибыл в этот мир, да и в своем не убивал никого крупнее комара. Всё-таки не отставной спецназовец.

– Боюсь, мне нужно нечто большее, – сказал Беллендорф.

Где-то в глубинах пока еще графского бессознательного зародилась волна гнева. Сомневаться в его слове?! Да за такое можно и на дуэль вызвать. Заодно наглядно доказав, что граф может быть вспыльчив и не прочь постреляться из-за ерунды. То есть не из-за ерунды, конечно, но в целом лучшего способа убедить этого Беллендорфа, что именно граф Горский грохнул Леербаха, и не сыщешь. А потому, как говорил незабвенный Карлсон: «спокойствие, только спокойствие».

– Ну-у-у… Я там был, – признал Кондрат, одновременно пытаясь выловить в памяти графа ускользающие фрагменты из сцены на берегу.

В памяти вновь всплыла та же картина: удирающий слуга в зеленой ливрее и пистолет в руке, будь он трижды неладен. И настоящий граф с ним заодно! Ведь думал же он тогда, что надо бы пристрелить свидетеля. Оружие было однозарядное, однако граф слыл хорошим стрелком и не промахнулся бы по этому зеленому зайцу.

– Но… – вслух произнес Кондрат.

– Что «но»? – спокойно уточнил Беллендорф.

Если однозарядный пистолет всё еще был заряжен, то он уж точно не стрелял. У Кондрата словно гора с плеч свалилась. Он не убийца! В смысле – граф. Осталось как-то убедить в этом Беллендорфа.

– Я даже не стрелял, – сказал Кондрат. – То есть, я всего лишь свидетель.

– И вы видели кто стрелял?

Кондрат напряг память графа и с сожалением помотал головой. Он даже момент выстрела проморгал. На берегу Горский с Леербахом демонстративно игнорировали друг друга.

– Тогда какой же вы свидетель? – спокойно произнес Беллендорф. – Вы самый что ни на есть подозреваемый. Вы публично повздорили с Леербахом на балу. Через час его убили в уединенном месте. Вас там видели с пистолетом в руках.

– Да, сбежавший слуга Леербаха, – признал Кондрат, но тотчас ввернул: – Но он же видел, что стрелял не я.

Беллендорф вновь внимательно взглянул на своего собеседника.

– А вот представьте себе, не видел, – сказал он. – По его словам, посол отправился на место встречи один, а он прибежал лишь когда услышал выстрел. И видел там он только вас. Что, учитывая место, не удивительно. Кстати, граф, а вас вообще за каким бесом туда понесло?

Кондрат мысленно переадресовал вопрос настоящему графу. В памяти всплыло письмо от баронессы фон Рут. Той самой, к слову сказать, из-за которой граф Горский и повздорил с Леербахом.

Посол высказался о даме не слишком дипломатично. Да, молодая баронесса весело крутила романы направо и налево, но комментировать это вслух не следовало. Граф Горский довел эту мысль до сведения посла. Тот достаточно резко ответил, что граф недостаточно в возрасте, чтобы делать ему замечания, но прежде чем граф успел придумать в ответ какую-нибудь колкость, вмешались окружающие и поспешили развести их в разные стороны. На этом, казалось, инцидент был исчерпан, однако вскоре какой-то лакей передал графу записку, где дама благодарила за проявленное рыцарство и предлагала встретиться, чтобы лично выразить ему свою благодарность. Записка не была подписана, но граф Горский не сомневался в том, что ее написала баронесса.

В памяти всплыл яркий образ брюнетки в алом платье. Невысокая, стройная, с обворожительной улыбкой, она легко кружила головы и граф Горский отнюдь не был исключением. Собственно, и Кондрат-студент при виде такого образа мысленно облизнулся. Было в ней что-то притягательное. Не удивительно, что граф тотчас пулей рванул на указанное место.

Беллендорф тоже не удивился, когда услышал эту историю.

– Вы сохранили записку? – только и спросил он.

Кондрат вновь помотал головой. Как приличный человек, он немедленно разорвал ее, чтобы та ненароком не скомпрометировала даму. Впрочем, тут Беллендорф, похоже, поверил ему на слово.

– Значит, вы сразу помчались на встречу, – сказал он. – Замечу, с оружием.

– Я всегда с оружием, – тотчас парировал Кондрат с подачи графовой памяти. – Я же офицер.

Точнее говоря, почти офицер. Как дворянин, он был зачислен на службу с рождения и даже получил воинское звание поручик, что относило его к категории обер-офицеров, причем не самого младшего звания. Самым младшим обер-офицером был подпоручик, но Кондрат как граф сразу проскочил этот ранг. Однако до поступления на действительную службу он всё же не считался полноценным офицером. Кондрата-графа это малость заедало, и он везде, где представлялось возможным, выступал при полном параде, а полный комплект здесь включал не только шпагу, но и пистолет.

Последний, правда, был скорее символический. Компактная модель, призванная больше демонстрировать наличие, чем служить полноценным оружием, однако в умелых руках она была вполне себе смертоносной штукой. Руки графа Горского, к сожалению для Кондрата, именно таковыми и считались.

Беллендорф не стал спорить о нюансах. Он лишь коротко кивнул, принимая довод Кондрата к сведению.

– Верхом там аккурат около часа, – сказал Беллендорф. – Тут всё сходится. Далее вы увидели в назначенном вам месте вместо дамы вашего соперника, вспылили и убили его. Выглядит логично.

Перед мысленным взором Кондрата улыбка баронессы из соблазнительной трансформировалась в коварную, внешне при этом ни на йоту не изменившись.

– Меня подставили! – сообразил он.

– Скорее всего, – спокойно согласился Беллендорф. – И, должен признать, весьма успешно. Все улики против вас. Даже если вы сумеете доказать, что там была честная дуэль, вам это мало поможет. Покойный-то был послом. Скажу больше, он был большим другом России, а Его Величество имеет стратегические виды на его королевство. В целом всё выглядит так, граф, что завтра вас повесят.

– Я же граф! – воскликнул Кондрат, вцепившись в титул как в спасительный круг.

– Предпочитаете благородный расстрел? – спокойно, с пониманием уточнил Беллендорф. – Понимаю. Но его еще надо заслужить.

Расстрел Кондрата тоже категорически не устраивал. Как и любая другая форма смертной казни, которую могли практиковать в здешней реальности.

– Может быть, ваше сиятельство, на первый раз мы ограничимся ссылкой? – предложил Кондрат.

– На первый раз? – переспросил Беллендорф; по его лицу скользнуло подобие усмешки. – Вы планируете не останавливаться на достигнутом?

– Ну что вы?!

– Что ж, – неспешно произнес Беллендорф, явно что-то обдумывая. – Тогда, граф, давайте так. Вы мне называете другого кандидата на казнь, и будет вам ссылка.

– Договорились, – тотчас ответил Кондрат.

Беллендорф внимательно смотрел на него, не говоря ни слова. Решительно выдохнув, как перед экзаменом, Кондрат с головой зарылся в воспоминания графа. Те давались неохотно. Что и говорить, воспоминания не из приятных, но чёрт побери! Восхождение на эшафот тоже вряд ли оставит приятные впечатления.

Итак, берег, мертвый Леербах, две цепочки следов на снегу. Одна – леербахова, другая проложена графом. Больше никого. Но оно и понятно, стреляли с расстояния, хотя, скорее всего, не слишком большого. Знатоком оружия Кондрат-студент не был, однако в его распоряжении были воспоминания графа. Они подсказывали, что даже с лучшим из здешних ружей да в руках отменного стрелка больше чем на триста метров оглядываться смысла нет.

К сожалению, сам момент выстрела граф прошляпил, поэтому откуда стреляли – подсказать не мог. Откуда-то слева. Слева была река. Замерзшая, правда. И ярко-красный тепловой след на фоне черно-белого зимнего леса. До ближайшего ряда деревьев на глаз было порядка двухсот пятидесяти метров. Для хорошего стрелка – нормальная дистанция. «Для отличного», – поправила графская память, но в целом в удачном выстреле через реку не было ничего сверхестественного.

– Там был человек на другом берегу, – сказал Кондрат. – Думаю, это он стрелял.

– Где конкретно?

Кондрат подробно описал, где он видел тепловой след.

– Вы его хорошо разглядели? – спросил Беллендорф.

Кондрат с сожалением признал, что нет. Он смог распознать только тепловой след, да и тот с учетом расстояния без деталей. Беллендорф на пару секунд задумался. Кондрату они показались вечностью.

– Что ж, – сказал Беллендорф. – Погода ясная, могли остаться следы. Проверим.

– Вы уж постарайтесь, пожалуйста, – попросил Кондрат.

Беллендорф снова наградил его пронизывающим насквозь взглядом.

– Мне нравится ваше самообладание, – повторил он.

И вышел за дверь. Лязгнул засов.