Текст книги "Контуберналис Юлия Цезаря"

Автор книги: Олег Мазурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

   – Ты делишь шкуру неубитого медведя, Фаррел! Это я тебе уложу на песок и заставлю его жрать!

   – Ты сам его будешь жрать, славянский мерзавец! Клянусь Геркулесом!

   – Да пошел ты! Коз-з-зел! – не выдерживает Иван. – Я засуну твою голову тебе же в зад!

   – Что-о-о!.. – негодует трибун. – Я раздавлю тебя, гаденыш!

   – Кишка тонка, Фаррел!..

   Страсти накаляются. Противники говорят обидные слова друг другу и готовы уже сойтись в яростной драке. Но судья пока не дает сигнала к бою.

   Мамерк бесподобен в роли секунданта и тренера:

   – Мой мудрый Сальватор, будь осторожен: Фаррел превосходный борец. Если ты сблизишься с ним, то он тебя поломает или удушит. Держись от него на расстоянии и применяй свою борьбу, ту, которой ты учил меня. Может у тебя получиться одним хорошим и точным ударом ноги свалить Фаррела с ног. Он этого не ожидает. Только в этом твое спасение... и конечно твоя великая победа. А там уже и прекрасная Домиция.

   – Хорошо, Мамерк, я постараюсь держать дистанцию с Фаррелом и встречать его разящими и точными ударами. Буду работать на опережение.

   – Все правильно, опережай его, опережай. На мгновенье, на шаг, на удар. Не дай ему произвести захват, сбивай захват, освобождайся, уходи от него, как я тебя учил, иначе не выберешься из цепких рук трибуна.

   – Ладно, учту, учитель...

   И вот судьей дан сигнал к схватке. Болельщики к экстазе ревут, и Фаррел, злой и решительный, сразу устремляется на Ивана. Но Родин, памятую о словах Мамерка, держит трибуна на расстоянии. Борцы быстро кружат вокруг друг друга. Руки поединщиков выставлены вперед, пальцы то растопырены, то сжимаются в кулак. Борцы готовятся для захвата или удара. Едва Квинт пытается сблизиться с контуберналисом, как тот останавливает его ударом ноги либо в голень, либо на уровне живота или груди. Фаррел беситься, что не может достать соперника. Пытается ухватиться за ногу бьющего и провести прием, но Иван вовремя и отдергивает ногу и возвращается в исходную позицию.

   Наконец трибун не выдерживает и под одобрительные выкрики его болельщиков рвет дистанцию и идет на сближение с противником, но Иван встречает его быстрым и прямым ударом с правой руки прямо в голову. И тут же достает и с левой руки. Хорошая "двоечка!" Трибун отскакивает, слегка потрясенный контрударами. Но придя в себя, он снова идет в атаку и достает Родина парочкой хороших джебов. Иван дистанцируется от соперника, тоже приходит в себя и решает провести удар ногой под названием "low-kick".

   Родин делает ложный удар рукой, отвлекая внимание противника от нижней зоны поражения, и наносит натренированный и сильный удар по внешней стороне бедра Квинта, ближе к колену. Фаррел не готов к такому удару и падает, будто скошенный косой, на песок. Иван в пылу атаки хочет добить соперника, но Квинт лежа умудряется чувствительно лягнуть Ивана – Родин живенько отскакивает. Это уже ошибка контуберналиса: зря он полез на сближение с соперником. Ведь если трибун повалит Ивана на землю, то заломает Родина, как Геракл Немейского льва, в мраморном варианте греческого скульптора Лисиппа. Ведь Фаррел – король партера!

   Фаррел встает, дерзко и снисходительно ухмыляется. Он чуть прихрамывает.

   – Сальватор, твои удары как укус комара, они не приносят мне вреда. Я выиграю поединок.

   – Не говори "гоп", пока не перепрыгнешь, Фаррел!

   Трибун не понимает слово "гоп", но понимает смысл выражения и кричит в ответ:

   – А я привык говорить "гоп" перед тем, как прыгнуть, Сальватор! Сейчас я откручу тебе голову и брошу к ногам Домиции – пусть полюбуется!

   – Она будет любоваться твоей открученной башкой, самоуверенный трибун!

   – Посмотрим!..

   Непримиримые соперники обмениваются чувствительными боксерскими ударами и отскакивают друг от друга, чтобы передохнуть. У обоих значительные повреждения: у Фаррела рассечена бровь, а у Ивана разбита губа.

   Трибун снова кидается на Родина, но тот с места выпрыгивает и бьет нападающего пяткой в грудь. Фаррел летит кубарем. После нескольких вращений вокруг центра свое тяжести он остается лежать на спине.

   – Не подходи к нему, пропустишь прием! – громко подсказывает Ивану Мамерк. – Он, может, сейчас притворился и ждет, когда ты к нему подойдешь чтобы его добить! Не подходи, прошу! Встречай трибуна на расстоянии и готов решающий удар. Молодец, Сальватор! У тебя все получается! Придерживайся нашей стратегии!

   Иван согласно кивает.

   А Фаррел снова на ногах и в ярости: он пока ничего не может противопоставить Ивану. Глаза трибуна наливаются кровью от бешенства. Ему надо что-то придумать, чтобы войти в клинч с соперником. Ближний бой – вот конек Фаррела.

   Трибун пытается сделать "проход в ноги" сопернику, то есть захватить руками его подколенные сгибы и, выдернув на себя, уронить того на спину. А после этого добить противника кулаками или применить к нему удушающий прием. Но Иван, разгадав хитроумный план трибуна, локтем сверху сбивает Квинта вниз и наносит удар с правой ноги в голову Фаррелу и, снова, в пылу азарта, забыв об установках тренера, наносит другой удар ногой, но уже левой. А это фатальная ошибка! Фаррел умеет терпеть боль и, не смотря на чувствительные и убойные удары, держится стойко и мужественно. Он умудряется зацепить визави за ногу и роняет того на песок. Теперь Квинт оказывается верхом на сопернике. Он наносит сумасшедшие по быстроте удары кулаками в голову Родину, но тот прикрывается локтями и ладонями и пытается сковать бьющие руки противника. И даже контратакует редкими ударами: Фаррел не должен почувствовать в Иване легкую добычу. Иначе это придаст трибуну дополнительные силы, и он добьет Родина. Браво, все-таки пригодились уроки Мамерка по борьбе в партере. Но положение Ивана угрожающее!

   Трибун, не добившись моментального нокаута, резко вскакивает и резко атакует сверху лежачего противника. И снова своими сильными кулаками. Иван, как учил Мамерк, обхватывает ногами корпус Квинта, а это мешает Фаррелу полноценно лупить контуберналиса.

   Фаррел, видя неэффективность атаки навалом, решает сменить тактику. Он идет на борцовские ухищрения. Захватив руку Родина, трибун просовывает ее между ног, резко падает, почти перпендикулярно сопернику и попытается произвести болевой прием. Иван чудом уходит от коварного приема. Но трибун не дает Ивану встать. Он пытается провести то удушающий, то болевой прием, не забывая наносить по сопернику удары локтями и руками. Родин отчаянно сопротивляется. Зрители, те, что переживают за Фаррела, орут, как сумасшедшие и призывают "прикончить" Ивана.

   Мамерк в отчаянии хватается за голову. Он понимает, что Ивану уже, наверное, не выбраться из "убийственного" партера. Фаррел обязательно дожмет Ивана. Или добьет. Или удушит. Не тем приемом, так этим. И македонянин отчаянно молиться.

   "О, Зевс, о, Геракл, помогите бедному Ивану Сальватору! Не дайте ему пропасть!"

   Иван извивается как уж и защищается, как может, но борьба в партере – энергозатратный вид схватки и контуберналис постепенно начинает терять силы. Иван понимает, что скоро ему наступит конец. Но мысль о том, что он может потерять навсегда Домицию, придает ему дополнительные силы и злость. Он напрягается и чудом спасается от удушающего приема, затем, изловчившись, наносит противнику чувствительный удар в ухо локтем. Пока Фаррел приходит в себя, Иван вскакивает на ноги и возвращается в свою "родную стихию" – левостороннюю боковую стойку.

   Оба поединщика уже все в крови и царапинах. Кровью они щедро окропили и золотистый песок.

   "Ну, держись, Фаррел, сейчас я тебя уделаю!" – бушует от злости Родин.

   Фаррел снова бросается на него. Но Иван встречает его мощным толчком ноги в живот. Трибун падает. Родин демонстрирует коронный номер любимого его актера и специалиста по восточным единоборствам Стивена Сигала.

   – За Цезаря! За Домицию! – восклицает при ударе Иван.

   Фаррел в очередной раз поднимается на ноги. Но не так уже бодро, как в начале схватки. Все-таки усталость и чувствительные удары соперника в голову, ноги и корпус дают о себе знать.

   Родин прекрасно понимает, что ему нельзя затягивать поединок. Силы контуберналиса не беспредельны, и если Родин снова попадет в железные объятья Фаррела, то ему точно из них не вырваться. И тогда Иван может потерпеть поражение. А поражение – это катастрофа для него! Значит, надо как-то выигрывать у трибуна. Но как?! А вот как! Следует улучить момент и уложить противника одним хорошим и натренированным ударом. То есть Родину нужно применить какой-нибудь свой коронный прием. А каким ударом он чаще всего выигрывал кумите? Точно, он называется "уширо-маваши-гери". А по-простому: удар с разворота пяткой в голову сопернику. Есть еще убойный вариант этого удара: в прыжке. Но в тоже время это и наиболее рискованный вариант. Можно промазать мимо цели и упасть на песок, а там противник воспользуется твоим положением и забьет серией ударов. Нет, Родин не будет использовать прыжковый вариант уширо-маваше-гери, он прибегнет к классическому, коронному и не раз успешно испробованному удару.

   "Ну, держись, Фаррел! Тебе точно конец!" – кричит внутренне Иван.

   Бойцы снова кружат вокруг друг друга, приводят в норму дыхание, набираются сил и готовятся к решительной атаке.

   И вот Родин собирается с духом и концентрируется. Сейчас он вложит в свой удар всю силу и мощь. И невероятную быстроту...

   Он должен во что бы то ни стало победить!

   Иван делает быстрый подшаг вперед и следом ложный выпад руками вперед, как бы целясь пальцами в глаза трибуну. Тот невольно отшатывается. Этого Родину только и надо. Теперь можно и провести прием. Руки его резко и дружно уходят вправо для усиления вращения... Стремительный волчок – и пятка Ивана с убойной силой попадает по затылку трибуна. Удар настолько точен и мощен, что Квинт падает на песок без сознания. Это чистый нокаут! И очень глубокий: Фаррел в первые минуты после нокаута даже не двигается. Он словно мертвый. Великолепный удар! Любой судья дал бы спортсмену Ивану на соревнованиях по кумите оценку "иппон", что значит "чистая победа"!

   Зрители ликуют. Мамерк заключает победителя в теплые объятья и радостно кричит:

   – Иван Сальватор, ты великий! Ты превосходный борец! Ты победил самого Квинта Фаррела! Чемпиона всех чемпионов! Отныне Домиция твоя! Слава богам Олимпа и римскому Юпитеру! Молодец, хозяин!

   – Аве, Иван Сальватор!

   – Сальватор – ты лучший в Риме!

   – Слава победителю! – раздаются то тут, то там голоса болельщиков.

   Восхищенные неизвестной борьбой и самим мастером, они жмут Ивану руку и просят повторить на бис его коронный прием.

   Родин несколько повторяет уширо-маваши-гери, другие удары ногами и прыжки и под бурные аплодисменты довольных зрителей. Мамерк и Иван, идут мыться, а после водных процедур поспешно покидают баню.

   А декан-легионер, пришедший на поединок с Фаррелом, оттаскивает трибуна в тень под дерево и оказывает ему помощь. Декан окатывает холодной водой трибуна и тот открывает глаза. Слава Фортуне, Квинт живой!

   Фаррел долго приходит в себя. А когда приходит, то зло говорит:

   – Я все равно придушу этого варвара – Ивана Сальватора. Не видать ему Домиции клянусь Геркулесом, как своих ушей, или я не Квинт Фаррел!

   Огонь сильнейшей ярости бушует в груди трибуна: еще никто так не сильно унижал его как этот славянский мерзавец. Причем при стечении такого количества зрителей. Завтра весь Рим узнает, что спаситель Цезаря Иван Сальватор одолел в борцовской схватке бессменного победителя по панкратиону Квинта Фаррела. Это будет позором для трибуна. На него будут показывать пальцем люди и смеяться. Чемпион повержен. И кем? Юношей-варваром!

   Огонь ярости сжигает сердце Фаррела дотла, и ничто и никто не может потушить этот костер сгорающих амбиций. В этот миг трибун желает провалиться сквозь землю и попасть прямо в царство мертвых. Но у трибуна эта затея никак не получается, земля тверда как камень и никак не хочет разверзнуться под ногами Фаррела. Человеческий глубинный провал имеется на лицо, а вот земной – просто отсутствует! И от этого горче и больнее становиться побитому чемпиону по панкратиону Квинту Фаррелу. Его пальцы до хруста сжаты в кулак, брови в гневе сошлись у переносицы, зрачки блистают бешенством, зубы стиснуты до боли. Трибун мысленно посылает словесные проклятья своему счастливому сопернику – Ивану Сальватору! Баловню Цезаря и Фортуны!

   Но месть трибуна будет страшна!

   ГЛАВА 8

   МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ВРАГ

   Раньше Марк Антоний боготворил своего покровителя и наставника Юлия Цезаря. Ведь он сделал Марка одним из самых влиятельных и богатых людей Рима. И консул по праву считался, и так считали практически все римляне, наследником и продолжателем дела Цезаря. Но вот появился Октавиан, и его диктатор сделал своим прямым наследником, а Антония задвинул на второе место. Теперь верный товарищ диктатора – наследник не первой, а второй очереди. Антоний недоумевал: за что этому девятнадцатилетнему юноше такое императорское расположение и почет? То, что он внучатый племянник Цезаря? Но в битвах он не участвовал, воинской и политической славы он не добыл, народ его плохо знает. Он пока не сделал ничего такого для Рима, чтобы его можно было восхвалять и продвигать. Это Марк Антоний заслужил любовь римских граждан своими подвигами, как на военном, так и на политическом поприще. Консул так радел за Цезаря, а тут его так "прокатили" мимо диктаторского трона. Антоний был сильно оскорблен таким поступком Цезаря и в корне изменил свое отношение к императору. Теперь он уже не боготворил своего кумира и не был ему так беззаветно предан как раньше.

   Тут сказался еще один момент, после которого Антоний очень обиделся на императора и стал держать против него камень за пазухой. Причиной разлада между друзьями и соратниками стало одно событие. Однажды Цезарь отправился воевать в далекую страну, а Антония оставил вместо себя править Италией и городом Римом. Но Антония сильно опьянила верховная власть, он возгордился, взлетел выше храма Юпитера и вспомнил свою бурную молодость. Марк стал пьянствовать, развратничать, дебоширить, грубо попирать политических противников, ссориться с ними и грозить им скорой расправой. Цезарю доложили о неадекватном поведении Антония, и он пришел в неописуемую ярость. После возвращения в Рим верховный главнокомандующий освободил Антония от должности правителя Италии и начальника всей римской конницы. Цезарь на время охладел к Антонию и не брал его в военные походы. Ни в Иберию, ни в Африку. Но в том году старые друзья неожиданно помирились, и оба избирались консулами. Цезарь понимал, что старый друг лучше новых двух и такого как Антония талантливого полководца и воина, ему и не найти. А Марк не понимал как так, не разобравшись и не поговорив с ним, Цезарь отказаться от верного друга и соратника. Если доверяешь человеку в одном, то доверяй всецело и в другом. Тем более, Антоний сделал для Цезаря много полезного и не раз рисковал за него жизнью – а тут такое предвзятое отношение!

   Антоний знал о готовящемся заговоре, но предупреждать Цезаря не стал, хотя и с мятежниками он не захотел знаться. И вовсе не из-за того, что презирал врагов императора, а просто ради перестраховки. Если бы он был замаран тесными связями с мятежниками, то в случае неудачного покушения на главу Рима, Цезарь отрубил бы ему голову собственноручно.

   И еще была одна причина, по которой Антоний не стал предупреждать своего патрона о комплоте сенаторов. Она была проста как яйцо: консул уже давно сам мечтал порулить государством и уложить в свое любовное ложе давнишнюю страсть – Клеопатру! И еще, что не удивительно, первую красавицу Рима – Домицию Долабеллу. А также еще много-много других красавиц республики. Антоний даже не отказался бы переспать с Сервилией Цепионой и Кальпурнией Пизонис. Он был наследником Цезаря во всем: не только в политике или в военном деле, но и искусстве овладевать женщинами.

   Если бы Цезаря убили, то Антоний был на седьмом небе от счастья. Его мечта стать римским царем и властителем мира тогда бы осуществилась. Но пока она не сбылась и виной тому – славянский выкормыш Иван Сальватор. Есть еще, конечно, надежда на какого-нибудь ловкого и расторопного парфянского лучника. Его меткое попадание стрелой в жизненно важные органы диктатора отправит того в Тартар и кардинально исправить политическую ситуации в Риме. В пользу гениального и доблестного Марка Антония.

   А вот диктатор все еще верил в Антония. Цезарь наивно полагал, что консул до сих пор всецело за него. И то, что обида старого боевого друга на императора уже благополучно рассосалась. Тем более Антоний бился с сенаторами за жизнь императора. А разве это не лучшее доказательство тому, что Марк как и прежде верен Цезарю. Поэтому диктатор на время парфянского похода снова решил оставить на Антония управление всей Италией и Римом. Диктатор должен был отдать своему приближенному все важные государственные бумаги, печать, власть, войска и казну.

   Но Цезарь не знал, что отнюдь не любовь к императору заставила Антония сражаться против заговорщиков, а просто обыкновенный человеческий инстинкт самосохранения. Ведь когда на него замахнулся кинжалом Трибоний, консулу не было уже времени выбирать: защищаться ему или вступать с сенатором в переговоры на тему: "Не убивайте меня, я вам не буду препятствовать в покушении на Цезаря!" А тем более, когда толпа разъяренных и жаждущих крови сенаторов с кинжалами и мечами вылетела из курии Помпея навстречу Цезарю и Антонию, и последнему точно уже ничего оставалось, как отчаянно биться с мятежниками, но уже за свою жизнь.

   ...Антоний вышел из-за письменного стола. Мысли роились у него в голове как пчелы. Жужжали, жалили, тревожили.

   На пути к верховной власти у консула все три преграды: Цезарь, Сальватор и Октавиан. Лепид и другие влиятельные проконсулы и военачальники императора – ни в счет! Они ему не соперники!

   Первое препятствие – это Цезарь. Антонию кажется, что скоро диктатора не станет. Либо он погибнет в походе против парфян, либо от своей Геркулесовой болезни, она у него в последнее время резко обострилась и участилась. Но считать каждые дни и ждать последнего вздоха Цезаря – это посильнее мук Тантала. А что поделаешь, надо ждать.

   Второе препятствие – Иван Сальватор. Его Антоний устранит физически с помощью наемников и свалит вину на какого-нибудь патриция. И это будет в скором времени. Задача не такая уж трудная.

   А вот третье препятствие – Октавиан – проблема намного сложнее. Внучатый племянник Цезаря – вот кто его главный враг! Лепид всецело поддержит Октавиана, если конечно, начальник римской конницы вернется из похода. А также возможно внучатого племянника диктатора поддержит преданный Цезарю еще со времен Галльских войн проконсул Галлии – Луций Мунаций Планк. Против этого триумвирата Антонию и еще двух сторонников Цезаря – Пансы и Гирция – будет нелегко бороться, но он верит, что он победит в этой борьбе за титул царя всей римской державы.

   А пока Антоний начнет с контуберналиса.

   ***

   Начальник стражи у дома Сальватора Аппий Поллион прибыл к Антонию с докладом.

   – Мой Антоний, выслушай интересную весть, она ходит среди римского народа, – начал Поллион.

   – Говори, славный центурион, – разрешил Марк.

   – Иван Сальватор и Квинт Фаррел боролись в бане на Марсовом поле за сердце Домиции, – сообщил центурион консулу.

   Антоний слегка изумился.

   – Вот так известие... Естественно, в этой интересной схватке победил доблестный трибун? Ведь ему нет равных среди римлян по борьбе панкратион.

   – Ты будешь несказанно поражен, мой Антоний, но победу в этом непростом поединке одержал контуберналис божественного Цезаря – Иван Сальватор.

   Теперь удивлению Марка Антония не было предела.

   – Просто невероятно! Да он неуязвим этот Иван Сальватор. Не ожидал, что он переборет лучшего бойца панкратиона Фаррела. К тому же он обладает какой-то неизвестной борьбой, то ли славянской, то ли варварской. Я сам видел, когда мы с Цезарем бились против сенаторов, он так ловко орудовал ногами и попадал в жизненно важные точки заговорщиков. Может эта борьба и помогла сразить трибуна?

   – Отчего бы нет, великодушный Антоний. Ведь именно этой борьбой, по словам очевидцев, варвар и одолел Квинта Фаррела. Необычный удар ногой с вращением вокруг своей оси и вывел из схватки трибуна. Говорят, Квинт потом долго приходил в себя после такого приема.

   Консул на минуту задумался. Он пристально взглянул на Поллиона: центурион преданно смотрел на него во все глаза, готовый выполнить любое желание Антония.

   – Послушай, я знаю тебя как верного мне человека, славный Поллион...

   – Это точно, доблестный Антоний.

   – Ты не раз спасал мне жизнь в бою. Поэтому на майские иды ты как самый преданный мне человек пойдешь и убьешь Ивана Сальватора.

   – Как? Спасителя Цезаря?! – в страхе воскликнул центурион.

   – К черту этого Спасителя! – в бешенстве закричал Антоний. – Если бы не я, убивший сразу Трибония и еще пару сенаторов и не защищавший яростно Цезаря, то нашего императора уже не было в живых. Этот чужеземец лишь предупредил Цезаря о заговоре, а предупреждали нашего царя все: и предсказатели, и осведомители, и его жена и даже кони! А спас нашего императора не он, а я, Марк Антоний, и верные царю войска. Так что, какой к Харону он спаситель этот неизвестно откуда взявшийся славянин. И боги тут не причем! Он околдовал Цезаря каким-то чарами. И он вовсе не полубог, он смертный человек, я видел кровь на его теле. К тому же он мой злейший враг и значит враг Рима. Цезарь потом поймет, что пригрел на груди змею, но, возможно, это будет поздно. Так что, доблестный Поллион, убей славянина и ничего не бойся, я второе лицо в государстве и вскоре стану первым. А ты станешь начальником конницы за преданность и молчаливость...

   – О, благодарю за щедрость, мой славный Антоний!..

   – ...И получишь дом, угодья и много денег

   – О, благодарю, Антоний великодушный!..

   – Когда убьешь врага Рима, кинжал подбрось в дом к трибуну Квинту Фаррелу. И затем арестуй трибуна, а я его до прибытия Цезаря из похода казню. Так я устраню двух соперников за сердце Домиции и одного соперника за власть. Иди, Поллион и жди моего приказа.

   – Как скажите, доблестный Антоний, приду по первому зову, – центурион приложил кулак правой руки к левому плечу, слегка поклонился и вышел из кабинета патрона.

   ***

   Корнелий Долабелла в роскошной латиклаве из тончайшей афинской шерсти шел по улице в сопровождении секретаря и двух германских воинов из отряда Балдегунде и вдруг остановился... Возле одной из торговых лавок он увидел роскошный паланкин своей дочери и восемь рабов-носильщиков, стоявших в ожидании хозяйки.

   "Интересно, что там моя лапулечка покупает?" – подумал сенатор и зашел в лавку.

   Там продавались женские вещи, обувь, украшения, гребни, безделушки.

   А вот и его дочь Домиция. Она присматривалась к длинной палле ярко-красного цвета и тунику такого же цвета. Около госпожи крутилась ее доверенная рабыня Ида.

   "Никак готовиться к будущей свадьбе, моя лапулечка", – внутренне улыбнулся Долабелла. – "Ох, как она обожает этого любимчика Лысой Тыквы! Просто до безумия! Она никого в своей жизни не любила так, как этого Сальватора. Но вынужден огорчить тебя, дочь моя. После того как Цезарь уйдет в поход на Парфию, твой обожаемый Иван Сальватор умрет от мечей наемных убийц или от кинжала твоего бывшего жениха Фаррела. Придется тебе, милая Домиция, вновь возвращаться к своему доблестному трибуну. А слезы о славянском выкормыше высохнут и боль утраты стихнет. Ты забудешь о нем со временем. Время – лучший лекарь".

   – О, дочь моя! Домиция! – отвлек внимание дочери от паллы сенатор. – Роза моя цветущая, никак уже мечтаешь о свадьбе?

   Домиция встрепенулась и, увидев отца, радостно улыбнулась.

   – Да, мой отец, я выбираю красивую паллу и тунику на свадьбу с Иваном Сальватором. И еще мне нужны сандалии такого же цвета и золотые с гиацинтами застежки на паллу. А еще я присмотрела дорогие и изящные золотые серьги с рубинами в ювелирной лавке. Я не должна в такой светлый и волнующий момент выглядит плохо, а только красиво и роскошно. Весь цвет Рима будет взирать на меня в этот день. И сам великий Цезарь и все наши боги. И ты мой отец будешь гордиться мною.

   – Я и так горжусь тобой, моя несравненная Домиция – Долабелла тепло прижал к себе дочь и поцеловал в висок. – Ты лучшая из лучших. Ты первая красавица Рима... А ты слышала свежую весть, дочь моя, о Квинте Фарреле и Иване Сальваторе?..

   – Что с ним?! – воскликнула в испуге Домиция. – Его подло убил Фаррел?! Я же предупреждала его о трибуне!

   Казалось, еще немного и девушка потеряет сознание: она не сможет вынести ужасной правды о гибели Ивана, но отец успел поддержать ее словами:

   – Успокойся доченька. Все в порядке. Твой любимый Иван Сальватор жив...

   Девушка облегченно выдохнула.

   – Просто они сошлись в борцовской схватке в термах на Марсовом поле. Они бились за тебя.

   Домиция снова напряглась и заволновалась.

   – И кто стал победителем?..

   – Ты не поверишь, дочь моя, но это оказался твой Сальватор!

   Патрицианка снова облегчено выдохнула. Какое счастье, Иван побил Квинта Фаррела – непобедимого чемпиона по панкратиону. Он действительно герой и полубог, раз одержал верх в схватке с сильнейшим борцом Римской республики.

   – Весь Рим сегодня обсуждает это событие. Во всех подробностях и красках. На Форуме, в храмах, харчевнях, на постоялых дворах, на рынках. Даже в сенате! Меня даже поздравляли в курии Помпея с победой моего будущего зятя. Я так горд, как будто это я, а не Иван Сальватор одержал победу над трибуном. Говорят, это было невероятная схватка. Словно бился Геракл с Антеем. Или словно сражались великие олимпийские чемпионы.

   – Я же тебе говорила, отец! Иван Сальватор – моя партия! Он великий герой! И красивый и великодушный патриций! Он достоин меня, как и я – его! И я буду его женой! Клянусь Юноной, моей покровительницей!

   – Будешь, будешь, – успокоил девушку отец. – Не переживай. Вот как только наш правитель, божественный Цезарь, вернется из победоносного похода в Рим, мы тотчас же и сыграем свадьбу.

   – Надеюсь, война будет скоротечной и благополучной, и мы успеем подготовить торжества к двадцатому июню. Отец, я уже выбрала этот день для свадьбы.

   – Двадцатое июня? Что же, хорошая дата. Двадцатого, так двадцатого. Буду готовить тебе приданное.

   – Благодарю тебя, мой любимый и несравненный отец, о такой заботе.

   – Ты у меня одна, драгоценность великая, вот я о тебе и забочусь. Да хранят тебя боги! Хорошо, Домиция, я последую далее по своим государственным делам, а ты оставайся.

   – Хорошо. Вале, отец!

   – Вале, дочь моя! Встретимся вечером!..

   Долабелла ушел. Домиция, купив паллу и тунику, покинула лавку и вышла с рабыней на улицу. Хозяйка и служанка сели в паланкин, рабы дружно схватились за палки и подняли носилки.

   Когда знатную патрицианку несли по улицам Рима, она то и дело слышала обрывки фраз, разговоры, полемики и диспуты о вчерашнем поединке Квинта Фаррела и Ивана Сальватора. Возле одних споривших, бывшего легионера и бывшего морского пехотинца, Домиция приказала остановить паланкин. Ветераны так увлеченно спорили, что даже не заметили, как возле них появились роскошные носилки.

   – Послушай, Аквиний, его послал Юпитер на помощь Цезарю. Варвар полубог, посему он и уделал Квинта Фаррела, – говорил ветеран-моряк. – Простому смертному не одолеть в честном бою такого великого бойца и чемпиона как Квинт Фаррел. Я видел своим глазами, как в том году он в Цирке Тарквиния расправлялся со своими соперниками, словно те для него были беспомощные и слабосильные котята. Он швырял их, бросал, удушал, ломал им суставы, рвал сухожилия. Ему не было равных! А здесь какой-то юноша из славянского племени взял и расправился с лучшим борцом панкратиона. Так не бывает. Вот я и говорю, что он победил трибуна с божьей помощью. Его послал Юпитер.

   – Что за бред нумидийской кобылы! – не соглашался со своим оппонентом ветеран-легионер. – Даже лягушки Ахерона будут квакать и смеяться, услышав твои безумные речи, Луций. Доблестный Иван Сальватор просто владеет каким-то славянским единоборством. И эта борьба посильнее панкратиона. Там в ход идут в основном ноги и невероятные прыжки и тоже с применением ног. Вот почему славный Сальватор и одержал победу над трибуном. Говорят, Фаррел не мог к нему долго подступиться, Сальватор сдерживал его атаки этими ножными ударами. После трибуну удалось повалить Сальватора, но Фаррел не смог добить своего противника. Тот изловчился и вывернулся из знаменитого "Железного объятья Фаррела" и снова бросился в атаку. Его невероятный по красоте удар ногой со стремительным вращением и вывел, как ты говоришь, непобедимого чемпиона по панкратиону Квинта Фаррела из строя. Говорят, трибун после этого приема лежал минут пять как мертвый. Все думали, что он погиб. Но боги пощадили его и он очнулся. Иван Сальватор просто искусный чемпион по своей борьбе, вот и побеждает противников.

   – Никакой он не искусный чемпион! – продолжал упорствовать Луций. – Боги ему помогли в борьбе, а от Фаррела отвернулись. Иван Сальватор – любимчик Юпитера и Венеры, покровителей Цезаря. Вот почему они и прислали варвара на помощь императору. Ужели не вполне ясно, Аквиний?

   – Тебя послушать, Луций, то все неудачи человека можно списать на немилость богов, а все удачи – на их хорошее расположение.

   – А как же иначе!

   – Так выходит тебя Бахус заставляет лакать амфорами велитернское вино и падать от бесчувствия в придорожную канаву и мочиться под себя?

   – Он, точно он, кто же еще?!

   Аквиний с усмешкой покачал головой.

   – Да, да, так я тебе и поверил, Луций. Списывай свой порок на Бахуса, Юпитера, Нептуна или вообще на любого фата. А то, что Ивана Сальватора полюбила первая красавица Рима – Домиция Долабелла – это тоже прихоть богов?

   – А как же! И я тебе приведу весьма убедительное доказательство!

   – Какое такое доказательство?!

   – А такое! Домиция была помолвлена с Фаррелом, и у них в этом году должна была состояться свадьба. И тут вдруг с небес появляется славянский варвар Иван Сальватор – и сразу покоряет сердце лучшей женщины Рима! Заметь, сразу! Да ты знаешь, Аквиний, что за ее сердце бились лучшие патриции республики и правители заморских стран – и тут на тебе! Контуберналис Цезаря с первой атаки захватывает в плен сердце и душу Домиции. Здесь без вмешательства Юпитера и других богов вряд ли обошлось.