Текст книги "На одной далёкой планете"

Автор книги: Олег Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

…Профессор открыл глаза. А впрочем, он и не закрывал их. Смутно, как в воде, перед ним прошла расплывчатая тень. Слышались глухие удары, какая-то музыка.

В нос ударил запах уксуса и табачного дыма. Муть рассеялась, и он обнаружил, что сидит в зале ресторана, в двухместной полукабине, стены которой обиты красным пластиком. На столе перед ним тарелка с его любимым блюдом – пельменями. В руке у самого рта – ложка с дымящимся бульоном. За окном ночь кипит блестками огней.

Профессор медленно опустил ложку, цепенея от ужаса. Что с ним стряслось? Почему он здесь и почему ночь, если только что было утро? В кабину вошел вчерашний актер с бутылкой лимонада в руках.

– Надеюсь, все в порядке, Анатолий Николаевич? – весело сказал он, наполняя бокал. – Выпейте-ка немного воды и постарайтесь взять себя в руки.

Профессор поставил бокал перед собой и спросил бесцветным голосом: Что было со мной? Это новый вид наркоза?

– Ни в коем случае. Гораздо безвреднее. Просто теперь я на некоторое время воспользовался вашим мозгом. Мне нужно было побеседовать с актером, кое-что ему объяснить. Надо сказать, что он оказался на редкость восприимчивым и чутким человеком, не в укор вам будет замечено. У нас с ним вышел очень содержательный разговор. А сюда мы забрели случайно, решили поужинать. Теперь все понятно?

– Понятно, понятно, – механически повторил профессор, отхлебывая лимонаду. – Логика есть, продумано все хорошо… Значит, вас целая бригада и намерения, как видно, весьма серьезные, коль так основательно взялись за меня.

– Да, намерения серьезные, только бригады никакой нет. Кроме нескольких эпизодических персонажей, есть лишь два человека, играющих поочередно одну и ту же роль: вы и… он.

Актер с улыбкой постучал себя в грудь большим пальцем.

– Можно добавить к этому, что если с одним мы быстро и легко нашли общий язык, то другой упорно меня отрицает, несмотря, кажется, на весьма убедительные доказательства.

– К сожалению, ваши… доказательства можно объяснить и не прибегая к эффектным гипотезам, – возразил профессор.

– Безусловно. В качестве научных фактов они не годятся, но я и не собирался оставлять объективные факты. Мне хотелось убедить только вас.

Профессор молча пожал плечами. Актер засмеялся, зашевелился в кресле, складывая на груди руки.

– Значит, и ваш вечно занятый трудяга-директор, и не умеющий лгать Володя, и случайный генерал – всего лишь талантливые лицедеи? Ну, хотите что-нибудь еще? Хотите, сейчас все сидящие в этом зале одновременно поднимут правую руку? Впрочем, это вас тоже не убедит: я ведь с ними заранее договорился.

– Да, это меня не убедит, – сказал профессор, понемногу обретая уверенность в себе.

– Интересно бы знать почему?

Профессор пожал плечами.

– Потому что речь идет о деле, действительно из ряда вон выходящем, как вы сами вчера справедливо заметили, и здесь нужна предельная строгость и точность… В науке существует золотое правило, которого я считаю нужным придерживаться: не придумывать новых, а тем более фантастических объяснений явлениям, которые принципиально могут быть объяснены в рамках известного.

– Бритва Оккама?

– Она самая, – кивнул профессор. – Прекрасный инструмент, нечто вроде компаса. Без него наука давно бы заблудилась в густом лесу вымыслов.

– Инструмент действительно полезный, – согласился актер. – Но стоит ли абсолютизировать его возможности? Не приведет ли такая жесткая ориентированность к атрофии фантазии, а следовательно, интуиции, губительной для настоящего ученого? Ведь с помощью логического аппарата можно опровергнуть все, что угодно, рационализовать любую тайну. Неужели интуиция не подсказывает вам, что в данном случае вы действительно имеете дело с чем-то необычным, выходящим за рамки известного? Существует, наконец, внутреннее чутье, сердечное чувство, которое позволяет иногда безошибочно отличить честного человека от фальсификатора, истину от вымысла.

Анатолий Николаевич усмехнулся.

– А вот это, простите, красивые слова. Сами по себе они, конечно, хороши, но к системе научного мышления никакого отношения не имеют. Вы, я заметил, все время нажимаете на эмоции – обычный прием, когда не хватает доказательств. Видимо, это неизбежно для той задачи, которую вы перед собой ставите. Ведь вы хотите убедить меня в вещи поистине фантастической. Что где-то в невообразимых далях Вселенной разум достиг столь колоссального уровня развития, что может вступать в контакт на расстоянии, используя мозг человека в качестве своеобразного приемника. Не слишком ли? Отвлекаясь от ваших блестящих трюков, разгадка которых хотя и непроста, но все же вопрос времени и сил, давайте оценим саму посылку. Если даже такой разум и существует, то какое ему, спрашивается, дело до нас, людей? У него своя, неизмеримо более обширная, чем наша, сфера познания в бесконечном мире, свои потребности и цели. Что нового для себя он узнает, вступив с нами в контакт? Пытаться общаться с человеком для него, вероятно, такая же нелепость, как для меня, скажем, разговаривать с ребенком о теории относительности. Вы и ваши помощники, безусловно, неглупые люди, даже талантливые и, конечно, превосходные актеры. Но вы всего лишь люди. Вас выдает ваша человеческая логика, человеческая психология и, как следствие, сама манера выражать свои мысли.

– Прошу прощения! А как же прикажете их выражать, чтобы быть понятным? Как вы сами разговариваете с детьми, с вашим собственным внучонком. Он ведь и не подозревает, какая уйма мозгов у его доброго дедушки, и принимает вас за равного.

– Но в таком случае вам все-таки придется объяснить, какие причины могут заставить могущественный разум снизойти до примитивного Гомо сапиенс? Я, например, обдумывая вчера этот вариант, так и не смог найти убедительной причины.

– Так и не смогли?

– Так и не смог.

– И по-прежнему убеждены, что являетесь жертвой мистификации?

– Не знаю, жертвой чего я стал: мистификации, эксперимента или чего-нибудь еще. Знаю только одно – есть принципы, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах, иначе можно залезть в болото, из которого потом не выберешься…

В разговоре наступила продолжительная пауза.

– Ну, хорошо, – сказал актер, как будто даже довольный упорством профессора. – Мы еще доберемся до причины, а пока ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Как вы оцениваете вчерашний трюк с папкой?

– О, блестящий трюк! – оживился профессор. Ему было приятно похвалить наконец оппонента. – Нечто подобное я в свое время видел в Индии на выступлении одного знаменитого йога. Я в общих чертах сразу догадался, на что вы намекаете. Теперь вы сами подтвердили мою догадку. Вы хотели показать, что владеете более чем тремя измерениями и мы – трехмерные примитивы – все равно что картинка, нарисованная на бумаге. Я поднимаю соринку и переношу ее в другое место плоскости. Как будто просто? Но только для меня. А нарисованный человечек потрясен до глубины души. Как же так? Исчезает в никуда и появляется ниоткуда! Аналогичный намек заложен и в манипуляциях с мозгами. Все это, несомненно, действует на воображение, и я, пожалуй, готов признать, что вы – гений, но в качестве аргумента в таком серьезном разговоре, как наш, простите, не годится. Грош мне была бы цена как исследователю, если бы каждый раз, сталкиваясь с неизвестным, я бы искал ему фантастическое объяснение, игнорируя голос рассудка. Можете считать меня упрямым ослом, но я не могу думать иначе…

Профессор замолчал, вполне как будто удовлетворенный своей позицией. Он, если бы даже сам захотел, не мог бы заставить себя думать иначе. Действительно, есть принципы, которые нельзя нарушать безнаказанно, и тут Анатолий Николаевич был непоколебим.

Глава 5

– Надо, однако, что-то делать, а? – стронул актер с места зашедший в тупик спор. – Как-то довести дело до конца. Либо да, либо нет. Может быть, у вас есть какие-нибудь идеи?

И опять, как в начале вчерашнего разговора, в его тоне профессору почудился намек, подсказка (Анатолий Николаевич усилием воли подавил неприятное чувство), и вслед за тем из глубин сознания с пугающей неожиданностью выплыла простая и ясная мысль, как можно точно и наверняка разоблачить этого гениального мистификатора. Разоблачить сейчас же, не прибегая к сложным тестам, экспериментам, помощи свидетелей и прочим громоздким приемам. Он же сам отрезал себе путь, назвавшись сверхразумным существом!

Анатолий Николаевич выдернул из пластмассового стаканчика салфетный треугольник, взял услужливо предложенную актером ручку и сделал аккуратный рисунок: колодец и две перекрещенные жерди, идущие от углов дна к стенкам.

– Вот. Определите диаметр колодца, если длина жердей – тридцать один и пятьдесят с половиной, а высота их точки пересечения над дном колодца девятнадцать.

– Задача египетских жрецов, – с неприятно задевшим профессора удовлетворением сказал актер, принимая салфетку, – сводится к алгебраическому уравнению четвертой степени.

Он положил листок перед собой, взял у профессора ручку и принялся записывать.

Профессор с недоверием и одновременно с некоторым беспокойством следил за тридцатикопеечной ручкой, уверенно двигавшейся по бумаге. Что он делает? Не пытается же в самом деле решать? Да тут во всем ресторане салфеток не хватит!

– Сорок знаков достаточно? – спокойно спросил актер.

У профессора язык не повернулся сказать «да»: так дико прозвучал теперь этот вполне обычный в иной ситуации вопрос. Он взял протянутый лоскут и увидел длинный ряд цифр, написанных под рисунком мелким каллиграфическим почерком.

– Очень хорошо, – сказал он после короткой паузы. – Очень хорошо. Теперь посидите немного, мне нужно сходить позвонить.

Он хотел было встать, но актер жестом остановил его.

– Не стоит затрудняться, Анатолий Николаевич. Звонить можно отсюда.

В ту же секунду на столе перед профессором появился черный телефонный аппарат. Профессор вздрогнул от неожиданности, но сразу же взял себя в руки. Спокойно! Пора бы уже привыкнуть. Только покосился по сторонам – не видел ли кто.

– Звоните, не смущайтесь, – подбодрил его актер. – Можете куда угодно – хоть в Белый дом.

Анатолий Николаевич криво усмехнулся и снял трубку, лишенную провода…

– Машенька, это я, – сказал он, услышав в трубке голос жены. – Да, да… все в порядке… я тут с одним товарищем немного задержался. Будь добра, Машенька, открой нижний ящик моего стола и достань оттуда папку с надписью «Алгоритмы»…

…Месяц назад в плане последней работы Анатолий Николаевич составил алгоритм и программу для решения на ЭВМ задачи египетских жрецов. Составить-то составил, а опробовать не успел – отвлекли более срочные дела. Теперь представлялась возможность проверить «пришельца». Задача редкая, знают о ней только узкие специалисты, и цифры он назвал первые, какие пришли в голову. Эксперимент – чище не придумаешь!

Анатолий Николаевич записал программу, продиктованную по телефону женой, положил трубку и сразу же набрал второй номер – вычислительного центра. Он немного волновался, диктуя программу дежурному оператору. Попросил для проверки повторить цифры. Тот пообещал минут через двадцать выдать решение – не до сорока знаков, разумеется: столько машина не потянет, не хватит шкалы, а сколько сумеет.

Все эти двадцать минут оба просидели молча. Актер, сложив на груди руки, с отрешенным видом смотрел в зал. Профессор разглядывал странный телефон. «Ничего особенного, успокаивал он себя, – радиотехнический фокус, и только». Тем не менее на душе у него было тревожно.

…Сердце у него гулко и тяжело стучало в груди, когда он вторично набирал номер вычислительного центра.

– Все в порядке, Анатолий Николаевич, записывайте, – услышал он сквозь гул работающих машин голос оператора.

Профессор положил перед собой салфетку с решением и приготовился писать.

– Значит, так, пишите…

Первые же цифры, словно капли раскаленного свинца, прожгли мозг профессора. Точно! Ничего не видя вокруг и ничего не слыша, кроме монотонного голоса оператора, профессор записывал, нет, попросту переписывал решение актера. После тридцать пятого знака оператор сказал: «Все» – и умолк.

Профессор медленно положил трубку. Снова и снова просматривал он длинный ряд цифр, сравнивая его с решением. Ни единой ошибки! Сорок знаков! С ума сойти… нет, немыслимо, невозможно! Человеческий мозг не в состоянии… Ну, извлечь корень из седьмой степени, возвести в степень это могут люди-счетчики. Но найти алгебраическое решение, сделать подстановку и получить числовой ответ с такой сатанинской точностью. Нет. Нет!

Значит…

Послышался негромкий булькающий звук. Это ОН, потянувшись через стол, наполнял бокал профессора лимонадом. Анатолий Николаевич сделал глоток, медленно поднялся и подошел к открытому окну.

Многоэтажные каменные истуканы полыхали в ночи желтыми кроссвордами окон, а между ними рвалась в ослепляющее созвездие огней тусклая лента шоссе. Далеко в сером месиве туч вспыхнул маленький белый куст молнии. Ветер донес приглушенный расстоянием раскат грома.

Профессор стоял с закинутыми за спину руками и смотрел в ночной город. Какие-то совсем лишние, тысячу раз кем-то повторенные фразы бестолковой канителью вились в его опустевшем мозгу.

Вот оно! Состоялось! Сбылась мечта сумасшедших умов… И конечно, не так, как ждали. Все не так. Ждали из космоса. Радиосигналов, ракет, тарелок. Ждали чего и кого угодно, но непременно с парадного входа, с громом, эффектами – вот, мол, мы явились, давайте знакомиться. А вышло так – тихо и обыденно. Пришел самый обыкновенный человек и сказал: вот я…

Глава 6

Среди многочисленных качеств, составлявших духовный комплекс Анатолия Николаевича, имелось одно, важное, без которого он никогда не достиг бы успехов в науке, а именно: умение смотреть фактам в лицо и под их давлением отказываться даже от самых стойких и привычных убеждений.

Остыв немного на влажном предгрозовом ветерке, он вернулся на место. От прежней его позиции не осталось и следа. Теперь это был ученый, принявший факт и желавший извлечь из него максимум пользы.

Понимая свою ответственность за результаты контакта, он теперь настроился на то, чтобы все как следует понять и запомнить, не упустив ни одной мелочи.

«Актер» сидел за столом в прежней позе – скрестив на груди руки – и спокойно ждал. Интересное дело: в глазах этого человека, посредника или как там еще, не виделось, в общем-то, того огромного интеллекта, который сейчас двигал им. Человек как человек, красивый, и только. А между тем перед тобой сидит представитель загадочного космического разума колоссальной мощи, и у него к тебе (именно к тебе из всех людей на Земле) какое-то, очевидно, важное дело. Профессор весь внутренне собрался, готовясь выслушать самое невероятное, самое неожиданное сообщение.

– Анатолий Николаевич, – очень обыденным тоном начал «актер», облокачиваясь о стол. – А что, если я скажу сейчас, что вы были правы, что все происшедшее лишь тонко организованная мистификация, эксперимент?

– Простите, не поверю, – не дрогнув, ответил профессор. – Уравнения четвертой степени в уме не решаются.

– А если я сейчас исчезну и больше не появлюсь?

– Это было бы бессмысленно с вашей стороны. Зачем же вы вступали в контакт?

– А в самом деле, зачем?

Сказал, как прибил к месту. Анатолий Николаевич с недоверием глянул в спокойное лицо могущественного собеседника.

– Вероятно… для того, чтобы сообщить какую-то важную информацию?

– Какую?

– Не могу себе представить. Очевидно, что-нибудь очень важное.

– Например, открыть тайну мироздания или научить расщеплять атомы легких элементов?

– Ну нет, такое знание было бы сейчас равносильно катастрофе.

– Тогда, может быть, рог изобилия? Есть отличная конструкция. В один конец загружается вещество в любом виде, хоть морской песок, а из другого выходит любой продукт, какой только может измыслить самое прихотливое воображение.

Профессор подумал и с сомнением покачал головой.

– Не знаю… Боюсь, что это тоже некоторая крайность.

– Тогда что же?

Этот простой вопрос окончательно загнал Анатолия Николаевича в тупик. А в самом деле, что? Вот когда он пожалел, что не проработал вчера хотя бы вчерне версию о контакте. Такая оплошность!

– Вы могли бы оказать какую-нибудь конкретную помощь, – сказал он не совсем уверенно. – Человечество двадцатого века задыхается от всякого рода проблем, да они вам, очевидно, хорошо известны.

– А какой в этом смысл? – тут же откликнулся «актер», словно знал (да уж точно, знал), что предложит земной ученый. – Ну, решу я вам десяток проблем, а взамен появятся еще двадцать. Так все время за руку и тащить?

Анатолий Николаевич не нашелся что ответить.

– Разве что попробовать устранить самую причину всех проблем? – как бы размышляя вслух, продолжал «актер» и вопросительно посмотрел на профессора.

– Но ведь не может быть какой-то одной причины, – чувствуя подвох, осторожно высказался тот.

– Ну почему же? Если подумать как следует, то, может быть, только одна причина и есть – противостояние добра и зла, порождающее бесконечную борьбу. Но смысл всякой борьбы в полной победе над противником, иначе зачем бороться? Вот если бы добру удалось раз и навсегда взять верх… Что вы на этот счет думаете?

– Полностью уничтожить зло? – Анатолий Николаевич погрузился в раздумье. – Коварный вопрос… Но возможно ли это в принципе?

– А если я предоставлю вам такую возможность?

Профессор не успел вникнуть в смысл сказанного: его внимание привлекло странное явление. На дне пустого бокала, из которого он только что пил, клубился, сливаясь в тонкий жгутик, алый, вихрящийся дымок. Розовые кольца удивительной красоты, расширяясь, поднимались вверх и таяли в воздухе над краем бокала. Эти светящиеся кольца, очевидно, обладали каким-то действием на психику, потому что при одном взгляде на них в памяти профессора ожило и забурлило восторженное, счастливое ощущение жизни из далекого детства. Инстинктивно улыбаясь, он протянул руку, к бокалу.

– Стоп! – раздался предостерегающий голос.

Профессор отдернул руку, и радостное чувство исчезло. «Актер» спокойно и доброжелательно смотрел на него, словно бы раздумывая.

– Итак, последнее предложение, раз уж мы завели разговор на такую тему. В вашем бокале – эликсир бессмертия. Если вы вдохнете несколько раз этот дым, то станете бессмертным.

Анатолий Николаевич смотрел на него, не понимая.

При всем, что он уже видел и слышал за прошедшие два дня, он не мог сразу поверить, что ТАКОЕ может быть сказано серьезно, и потому совершенно непроизвольно обронил стереотипную фразу:

– Вы, наверное, шутите…

– Да нет, нисколько. Пять—шесть глубоких вдохов, и вы бессмертны. Клетки организма начнут работать в режиме самовосстановления, живите хоть миллион лет.

– И зачем же… – у профессора голова шла кругом. – За какие заслуги?

– Затем, как и говорилось, чтобы одним ходом устранить все проблемы.

«Актер» выдержал паузу, достаточную для того, чтобы профессор окончательно понял, что он не шутит.

– Одновременно с бессмертием я наделю вас способностью подчинять своей воле волю других людей, и не просто отдельных людей, а огромных масс. Слово ваше станет законом на этой планете, но в отличие от многих человеческих законов будет исполняться всеми с радостью… Вы получите возможность рациональнейшим образом распорядиться абсолютной властью, ведь вы же ученый, человек морально уравновешенный. Ваши действия не могут причинить людям зла. Вы убедите богатых поделиться с бедными, усмирите дикие страсти, заставите людей полюбить друг друга, и люди наконец станут счастливы.

Профессор сидел совершенно оглушенный. Розовый с кроваво-красными прожилками дымок клубился в бокале, суля грандиозные перспективы. Черт возьми, как все это внезапно, нарочно внезапно, чтобы не дать времени подумать! От великого до смешного…

Он потер пальцами виски, хотел что-то спросить, но забыл что и решительно замотал головой:

– Нет… нет… это несерьезно. Вот так, сразу, взять на себя такую ответственность: распоряжаться волей, судьбами миллиардов людей! Да это просто немыслимо!

– Но как же другие берут? Кто-то ведь должен управлять людьми.

Профессор со вздохом отвернулся от розового сияния.

– Пусть они берут. Я не могу.

Ох, как он ругал себя за ограниченность, косность и прочие смертные грехи, из-за которых во вчерашних своих рассуждениях не допустил даже мысли, что посетитель – действительно тот, за кого себя выдает, и в результате совершенно не подготовился к контакту. Будь на его месте любой толковый студент, он бы хоть дал нолю фантазии, посоветовался бы с кем-нибудь и оказался бы теперь полезнее его, известного ученого.

– Ну что ж, подведем итоги, – сказал «актер» с ноткой явного удовлетворения (бокал снова стал пуст). – Высокие научные знания вы считаете опасными, от рога изобилия отказались, власть над людьми вас отталкивает. Только огорчаетесь вы напрасно, Анатолий Николаевич: вы поступили совершенно правильно, отказавшись от моей помощи.

Профессор с удивлением и недоверием посмотрел на собеседника.