Текст книги "Воин. Возвращение"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Сын удивленно приподнял брови.

– А разве это не синонимы?

Отец слегка улыбнулся.

– Ум можно развивать и тренировать, опираясь на знания, позаимствованные у других, а мудрость приходит только с опытом. Заметь – лично приобретённым.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты умён, Эммануил. Возможно, даже умнее меня в твои годы, ибо изучил еще и мои ошибки. И всё же собираешься совершить ту же глупость, что и мы с дедом. Где же тут мудрость? Какой смысл еще и в третий раз делать то, что дважды не приносило ожидаемого результата. Разве не целесообразнее и умнее попытаться найти иной путь?

– Но ведь вы даже не ищете! Вы просто ждёте: чем всё закончиться?

– Вариант спонтанности, уже отличается от внесения корректировок. Но ты не прав – я думаю…

– Третье тысячелетие?!

– Для Мироздания, время не имеет значения. Важно найти просчет, понять – где засбоило… А исправить её – чего уж проще?

Рядом с первым креслом в воздухе свилось и загустело туманное облако, уютно укутывающее старенькое плетеное кресло-качалку и восседавшего на нем благообразного и совершенно прозрачного старика.

– Благословенны будьте, дети мои, – торжественно прогудел призрак, окутываясь при этом в дым, как в пелерину, благоухая традиционной лавандой. – Все бунтуешь, Эммануил?

– А ты, опять подслушиваем, дедуля? – Сын плюхнулся на ближайший стул. – Ни один разговор без тебя не обойдется!

– Очень надо, – фыркнул Святой Дух. – Не забывай, что боги, по определению, всеведущи и вездесущи. Поэтому, естественно, что я в курсе вашей дискуссии, и так же естественно – принимаю в ней непосредственное участие. Тем более, что первая ошибка, о которой упоминал твой отец, была совершена мной. В опровержение, так сказать, тезиса о непогрешимости…

При этом Дух столь неподдельно опечалился, что даже окутывающая его дымка уплотнилась и запахла хризантемами.

– Кто ж мог предположить, – промолвил Отец, – что люди, изгнанные из Рая, так обрадуются своей неограниченной свободе и столь интенсивно станут плодиться и осваивать новые блага, что совершенно забудут о своём главном предназначении.

– Никто не мог, – согласился с ним Святой Дух, разгоняя руками перед лицом дымок, от чего запах цветов сделался почти удушливым. – Потому что кроме меня никого больше не было. А я увлёкся. Сначала хотел просто попугать строптивую парочку, а потом пошёл на принцип…

– Не оправдывайся, – Отец потянулся к камину и протянул к огню руки. – Я тоже был хорош со своим Потопом. А вроде ж правильное казалось решение: убрать лишний балласт, оставив на воспроизведение наиболее удачную особь, и уже с её потомством строить царствие всеобщего счастья и благоденствия. И что? Наследники праведника выродились до уровня неуправляемости буквально за несколько поколений. Вот и выходит, что ни угрозой, ни лаской ничего от человечества добиться не удалось. Хаос только возрос.

– А как же мои деяния?! – Сын, протестуя, вскочил на ноги. – Разве подброшенная людям философия христианского всепрощения не улучшила показатели шестого тысячелетия?

– К сожалению, нет, – ответил Дух. – Всё, чего ты достиг, Эммануил – это частичная и кратковременная стабилизация морально-этического континуума. Последние стагнации регресс проходит с устрашающей скоростью. А во что учение о всеобщей любви превратилось со временем, даже упоминать омерзительно. Собственно, ты и сам всё прекрасно видишь, иначе не требовал бы от отца немедленного вмешательства. Но, только на этот раз спешить будем медленно. Потому, что если так и не поймём в чём концептуальная ошибка, проект 'Человечество' придётся свернуть, как не оправдавший вложений и бесперспективный. Причем, в самом ближайшем будущем…

– То есть, как это – свернуть? – переспросил Эммануил. – Коллапсом?

– Нет, землетрясениями и эпидемиями баловаться станем, – буркнул Святой Дух.

– Но это же!.. – Сын задохнулся. – Безнравственно…

– Скажи еще – негуманно, неполиткоректно и вообще, бесчеловечно, – хмыкнул Отец. – Понахватался жаргона… А что прикажешь? Тем более, они сами вскоре ввергнут себя в бездну небытия, а заодно увлекут в Хаос и остальные миры Порядка? При этом, заметь, разговор ты начал. И действовать требовал… А я всего лишь сидел и размышлял.

– Ну, вот, а кто-то считал, что жить вечно – уныло и скучно. – Эммануил даже прохаживаться перестал. – Имея таких родичей?.. Подожди, ты сказал – и остальные миры? Значит не везде так плохо?

– Не везде, – подтвердил Святой Дух. – Но, уловить хоть какую-то закономерность, причину – по которой одни миры развиваются более-менее стабильно, а другие начинают куролесить – пока так и не удалось.

– Сидя у камина? – насмешливо хмыкнул Эммануил. – Эдак вам еще не одно тысячелетие понадобится… Для того, чтоб понять душу человека, надо позволить ей раскрыться. Во всей красе… или – неприглядности.

– А вот это мысль, – Отец от удовольствия даже губами причмокнул. – Это надо попробовать. И ведь на поверхности лежало… Молодец, Эммануил!

– Думаешь? – Святой Дух тоже придавая себе задумчивое выражение. Он-то хорошо знал, что разговор затевается с единственной целью: подтолкнуть Сына к этой идее. – Вполне, вполне… Берем отдельного индивидуума, самых средних параметров, переносим его в экстремальные условия и…

– Эй-эй! – забеспокоился Эммануил, видя, что головы старших богов повернулись в его сторону. – В прошлый раз, когда вы корчили такие же умные лица, мне пришлось взойти на Голгофу. Надеюсь, не забыли?

– Не волнуйся, – успокоил его Святой Дух, – на этот раз обойдется, чтоб мне снова одному во тьме скитаться. Просто, посмотришь вблизи… Проконтролируешь. Ну, как?

Сын немного помолчал, размышляя. Потом кивнул:

– Хорошо. Почему бы и не попробовать? Несмотря ни на что, люди заслуживают на последний шанс.

– И всё-таки, Эммануил, ты излишне импульсивен, – неодобрительно проворчал Отец. – То ты, как Тень, предлагаешь рубить с плеча, то – ратуешь за милосердие и всепрощение. Мечешь молнии – и тут же готов на самопожертвование. Видимо, слишком много человеческого передалось тебе от матери.

– Кстати, – оживился Эммануил. – А что вещает мамина интуиция? С ней вы уже говорили? Или сочли вопрос слишком сложным для женского ума?

Святой Дух сразу стал более прозрачным, а Отец – поскучнел и притворно зевнул.

– Будто мы не знаем, что Мария скажет. Твоя мать давно обвинила нас во всем и потребовала оставить людей в покое. Кстати – это еще одна из причин, почему мы с дедом воздерживаемся от практики. Ну, так что? Ты готов?

– Как? – непроизвольно оглянулся Сын и шагнул назад. – Прямо сейчас?

– А чего тянуть? – заблагоухал черемухой Святой Дух. – Главное начать, а там покатится потихоньку… С божьей-то помощью…

* * *

Сумерки только ложились на землю, но для непривычного глаза даже этот полумрак казался чем-то неестественным и зловещим. Придорожная корчма, на две трети прячущаяся в густых зарослях, и при дневном свете не вызывала особого доверия и чувства беспечности, несмотря на то, что из окон, выходящих на проезжий тракт, лился достаточно яркий свет, а изнутри доносился женский смех и мужской хохот. Будь у Эммануила возможность выбирать, он с удовольствием прошел бы мимо, невзирая на сгущающуюся тьму. Но выбора не было. Он не имел ни малейшего понятия: куда попал в результате совместных усилий отца и деда. Точнее – он знал, куда те планировали его отправить, а вот насколько действительность соответствовала ожидаемому результату, еще предстояло выяснить.

Свет из окон явно не электрический, поэтому вполне возможно – средневековье. А, если это всего лишь временные затруднения или перебои в подаче энергии? Почему нет? Какой-нибудь, с недавних пор так полюбившийся людям, кризис? Хорошо, допустим, со временем боги угадали. А как насчет пространства? Где гарантии, что попал в одно из княжеств русинов? И какое именно? И даже если принять за должное, что мощенная булыжником дорога обязательно ведет к человеческому жилью, то в какую сторону ближе? И почему-то становилось все устойчивее ощущение, что попал в земли франков, или какого другого народа, близкого по развитию и культуре к латинянам. Уж в этом Эммануил разбирался больше иных экспериментаторов. Так что расхождение между желаемым и реальностью определенно просматривалось. Что было неприятно скорее морально, поскольку передвигаться из пункта 'А' в пункт 'Б', можно не только порталом, но и пеше-гужевым транспортом, собирая при этом в пути различную информацию. А вот если окажется, что промахнулись и во времени, то тогда не останется ничего иного, как ожидать, что наверху спохватятся и исправят ошибку.

Но в целом Эммануил был доволен и не жалел, что согласился на эксперимент. Ведь он отлично помнил и запах леса, и шелест ветвей над головой, и разнообразие человеческих голосов. Пока еще слишком невнятных, чтобы определиться с языком. Конечно, здесь не родная Палестина, и мокрая трава гораздо прохладнее нагретого солнцем песка, но как приятно ощущать всем телом эту сырость, вдыхать на полную грудь, пьянящий аромат прелых листьев…

Эммануил так задумался, что не обратил внимания, на двух здоровяков, которые вышли из корчмы освежиться или по какой-либо иной, не менее важной надобности, и уже какое-то время внимательно приглядывались одинокому путнику, что нерешительно остановился в двух шагах от 'Щербатой чаши'. Растерянность молодого, не по-здешнему одетого мужчины была столь очевидна и притягательна, что они забыли на время о своих делах, быстро переглянулись и двинулись в его сторону. Причем, более крепкий двигался прямо, а второй – обходил Эммануила сзади.

– Хм… – произнес здоровяк, подойдя вплотную, практически дыша перегаром от дешевой выпивки в лицо Эммануилу.

И только теперь тот опомнился.

– Мир вам, люди добрые, – произнес он мягко, пытаясь изобразить одну из своих самых добрых и искренних улыбок. Но в этот миг, резкая боль обожгла ему голову, и ночь стремительно упала на землю, окутывая все непроницаемым покрывалом.

– И ты покойся с миром… – произнес второй разбойник, подхватив обмякшее тело, насмешливо скаля длинные клыки. – Если орка от людя отличить не можешь…

* * *

– И как это понимать? – голос матери журчал тихо и ласково, словно ручейком, вытекающий из трещины в плотине. – Что на этот раз затеяли?

– Не волнуйся, Мария, все нормально… – Отец отвечал на удивление спокойно. – Слишком молод наш сын для вечности. Совсем измучился в Эмпиреях. Вот мы ему небольшое приключение и подстроили. Шутка ли – третье тысячелетие парень разменял, а ничего кроме христианства не видел.

– А весь этот балаган, зачем устроили? Нельзя было как-то по-другому? Объяснить, предупредить…

– Нет, эффект не тот, – Святой Дух попытался воспроизвести запах лужайки цветущих ландышей, но под негодующим взглядом Матери, сконфузился и выдал нечто напоминающее ароматы машинно-тракторного стана. – Эммануил не просто бог – он, прежде всего, Сын Человеческий. А людям, пока по лбу не треснешь, они и не почешутся. Заодно, может, и философию свою пересмотрит… Смешно сказать, но Эммануил до сих пор убежден, что добро в состоянии победить зло тупой покорностью и непротивлением насилию…

– Подожди, дай я, – взял Марию за руку Бог-Отец. – Понимаешь, только так можно дать Эммануилу еще один шанс и избежать Конца Света, который повсеместно повязан со вторым пришествием Спасителя. Зато теперь мы аккуратно подсадим частичку его души в тело реципиента, и пусть глядит на жизнь смертных их глазами. Так сказать – изнутри. Может и поймет нечто важное…

– Хорошо, – кивнула Мария. – Эммануилу и в самом деле не помешает сменить обстановку. А реципиента, зачем из одного мира в другой переносите? На Земле уже все так плохо, что и посмотреть не на что?

– Осталось еще… – заблагоухал сиренью Дух. – Тут другое. Эммануил на мир глазами человека смотреть будет. А для реципиента, все вокруг знакомо, привычно и… как бы правильно. И что в этой ситуации Сын нового увидит? Какие выводы сделает? Нет! Исключительно в ситуации повышенного риска, когда для выживания требуется напряжение всех сил и умений, окружающий мир воспринимается особенно ярко и четко!..

– Выживания?! – как и любая женщина, из всей патетической тирады Святого Духа, Мария услышала только самое главное для матери.

Отец сделал большие глаза и деликатно погладил ее по руке.

– Могу только повторить: причин для беспокойства нет. Носитель выбран достойный. Так что наш сын гарантированно получит множество впечатлений – всяких и разных, но до психологического срыва или травмы дело не дойдет.

'Очень на это надеюсь…'.

Последнюю фразу бог произнес мысленно, пользуясь тем, что кроме Создателя их никто не мог услышать. Ну, а Святой Дух и так все знал…

Глава девятнадцатая

Глаза открываться не хотели. Им так хорошо и покойно было находиться в прежнем состоянии, что попытка шевельнуть веками казалась почти кощунственной. Вот так бы и лежал до скончания времен. Кстати… Интересно: и долго я так валяюсь?

'Меньше полутора часа… Извини, не учел, что ты и сам недавно был ранен, а случай запущенный. Вот и зачерпнул энергии чуть больше. Но волноваться не стоит, пара минут и ты окончательно придешь в себя'.

'Ладно, я не в претензии. А весь этот сон зачем?'

'Не до бесконечности ж тебя в неведении держать. А случай вполне подходящий. Отец прав – когда человек в беспамятстве пребывает, с его сознанием гораздо проще работать. Словами-то гораздо дольше пришлось бы объяснять… Верно?'

'Но если так, то значит Ты и по воде, аки посуху… И проказу лечить, и мертвых воскрешать?..'

'Я – да. Но ты, Влад, не я… Даже с моим умением. Жизненной силы не хватит. Запомни это крепко и не пытайся кудесничать. Особенно, после того, как мы уйдем'.

'А вы уходите?'

'Не так быстро, – вроде как рассмеялся Эммануил. – С твоего позволения, конечно…'

'Да развлекайтесь, мне не жалко… Тем более – выгода обоюдная. А перемещение мое, только честно?'

'Ложь не нужна и неуместна, – посуровел vip. – В частности и вообще. Твое перемещение игра иных сущностей. Несмотря на то что церковь это отрицает, почему-то считая, что наличие других богов каким-то образом может преуменьшить влияние Самого, – они есть. И оказывают вполне заметное воздействие на структуру Мироздания. А поскольку, в отличие от Создателя, сами не являются совершенством, то и поступки их так же далеки от него. Я мог бы проследить: кто именно и с какой целью все это затеял, но тем самым произведу прямое и грубейшее вмешательство в твою судьбу. Что, в свою очередь, отразится на судьбе множества людей, так или иначе уже связанных с тобой'.

'А то что ты сидишь в моей голове или еще где, и мы запросто рассуждаем о законах Мироздания, – это не считается? Как и восстановление кондиций полуживого рейнджера?'

'Всенепременно… Но, не совсем. Поскольку ты, принял нас добровольно, значит это событие уже было предопределено. А что до выздоровления Свиста… Упрощенный пример, человек в лесу находит нож. То что после этого он станет срезать ветки, а не ломать их руками – логично. Правда? Находка случайна – дальнейшее использование закономерно. И совсем иная ситуация, если тот же человек, не имея должных знаний и навыков, изменит качество орудия, превратит его в зажигалку и разожжет костер'.

'Намекаешь, что я могу по глупости весь лес сжечь?'

'Скорее, по незнанию… Но, суть примера ты уловил…'

'Угу. Кстати, раз уж мы о богах заговорили, не объяснишь мне принципы здешней теологии? А то сам я ничего не пойму, а спросить неудобно. Как, кому и где они молятся?'

'Нигде и никому… – как бы сомневаясь стоит ли посвящать меня в такое кощунство, Эммануил замешкался с ответом. – Жители этого мира пришли к вполне логическому выводу из постулата о всемогуществе Господа. И решили, если Он все знает, и все видит – какой прок обсуждать все это еще раз? Ведь каждый поступок, каждое намерение Ему итак ведомо. Как и то – закоренел ты в грехе или искренне раскаялся и пытаешься искупить поступок. К чему лишние слова?.. Не делай, не замышляй чего не следует, не придется сожалеть. Как-то так… И остановимся на этом. Философские споры и изыскания, Влад, суть бесконечны, а тебя уже ждут'.

'Но…'

– Очнулся, наконец-то, – судя по голосу, кто-то, еще невидимый из-за закрытых глаз, был этому несказанно рад. И чтоб сделать человеку приятно, я с некоторым усилием разлепил веки.

Я лежал на кровати, с мокрым полотенцем на лбу, а рядом, заботливо подавшись ко мне, сидел староста Дорофей.

– Заставил ты нас поволноваться, Владислав Твердилыч… Уж и не знали, что думать-то?

– Да, не рассчитал чуток, – не стал я ничего выдумывать, использовав объяснения Эммануила.

– Зато, Свист до сих пор не угомониться… Никак поверить не может. То за водой бежит, то дрова колоть принимается. А то и вовсе – вприсядку пойдет. Я его во двор выставил, чтоб не беспокоил… Ведь ты его, можно сказать, почитай с того свету вернул, господин… ммм, десятник. Али – все-таки вашество?

'Ни одно хорошее дело не остается безнаказанным'. Не я придумал, не мне и оспаривать. Как и то, что чаще всего 'горе от ума'. Превысил полномочия и уже взлетел в глазах старосты в заоблачную высь.

– Да, десятник я, десятник… Не придумывай ничего лишнего, староста. – Я досадливо поморщился и сел, свесив ноги на пол. – Пользы от того никакой не будет, один лишь вред.

– Не извольте сомневаться, господин… десятник, – с готовностью кивнул тот, преданно заглядывая в глаза. – Неужто я без понятия. Могила. Все будет так, как вашество прикажете.

– Ну, что ты будешь делать. Пойми, старый. Нет у меня никого тайного медальона, да и не тот ты человек, чтоб предъявлять…

– Так 'нет', или 'не тот'? – хитро сощурил глазки Дорофей.

– М-да, – я встал, на всякий случай придерживаясь за изголовье кровати. Но вопреки опасению, голова не кружилась. Силы вернулись полностью. – Эдак мы с тобой, весь день проканителим. Хочешь – верь, не хочешь – не верь, а я самый обыкновенный десятник, коих в Легионе тыща и более.

– Конечно, конечно… – старик вцепился в рукав словно утопающий за соломинку. – Я все понимаю, но надеяться можно?

– Нужно, Дорофей! Как же можно жить без надежды-то?

– Слава Императору! – староста произнес здравницу шепотом, но глаза его при этом блестели от восторга. – Спасибо, что не оставили… Я знал, я верил…

– Отставить сопли! – суровый окрик самое лучшее средство супротив истерики. – Где отобранные мною люди? Надеюсь, отряд охотников уже направлен в Выселки?

– Собираются… Им же незаметно пробраться надо? Вот и не торопятся. Но как стемнеет, все до одного в башне будут.

Староста, шельма, понятное дело и не почесался, пока не прояснил для себя все то, в чем имел сомнения, но поди, проверь. Зато теперь, можно не сомневаться – к вечеру охотники выступят.

– А что остальным прикажете, ваше… господин десятник?

– Мне, Дорофей, нужны только двое, Родя и Свист. Остальными, староста, распоряжайся по своему усмотрению. Вас не должно зацепить, но, мало ли? Вдруг все же сунутся какие-то недобитки. Лодки с того берега перегоните, на дамбе завал соорудите… А главное – громко кричите, что деревня принадлежит троллю по имени Хозяин, и что он велел вам чужаков к себе не пускать. Дюжину-другую такие меры остановят, а большим числом я им собраться не дам.

– Может, все-таки послать голубя, ваше… господин десятник? На всякий случай.

– Никакого случая не будет, – посуровел я лицом и взглядом. – Ты же умный старик, зачем дурачком прикидываешься? Неужто не соображаешь, что Севаст* (*титул Императора, то же что и 'августейший') благосклонно отнесется к победителю, снисходительно окажет покровительство людям, пострадавшим в распре между гоблинами и троллями, но ни за что не окажет поддержки бунтовщикам? За свободу бороться надо. Или хочешь, чтоб другие все за тебя сделали, а сам собираешься на печи отсидеться?

– Ты на меня голос не повышай, десятник! – сверкнув глазами, вскинулся Дорофей. – У меня два сына с войны не вернулись. И зять…

– Вот таким ты мне больше нравишься, староста, – начальственно и одобрительно похлопал я его по плечу. – Извини, что рану разбередил, но потерями потом считаться будем. Война-то еще не окончена… – и без паузы, чтоб не дать старику затеять ненужный разговор по душам, попросил. – Молочка б мне испить? Совсем в горле пересохло.

* * *

Предоставив охотникам самим решать: как им незаметнее пробраться в Выселки, я избрал кратчайший путь для возвращения. Стоя на берегу, над водой звуки далеко разносятся, может и достигнут нужной пары… зеленых ушей, – я громко попрощался со старостой Дорофеем и условился: что мы, всей деревней, ждем их завтра, опять-таки всей деревней, к себе на праздник. Ровно в полдень…

Потом мы с Родей и Свистом погрузились в лодку и почти сразу уронили в озеро перевозчика. Ненароком. А пытаясь помочь ему выбраться – заодно и сами перевернулись. Хохот поднялся такой, что даже живность всполошилась. Куры обеспокоенно кудахтали, овцы блеяли, свиньи насмешливо хрюкали… В общем, проводы удались на славу, и если кто-то еще сомневался: что человеки уже начали веселиться, смог убедиться в своих предположениях на все сто.

Выбравшись на берег, мы кое-как отряхнулись и, поддерживая друг дружку, побрели на восток. Хохоча и горланя при этом что-то бравурно-походное и не совсем пристойное. Я бы даже сказал: совершенно непристойное. Кстати, вопреки расхожему мнению: 'мол, куда бы ты не шел, это всегда в гору, против ветра, а солнце слепит глаза', – двигались мы едва холмистой равниной, ветра не было вообще, а клонящееся к закату светило опять грело в затылок.

– Не перестарались? – Родя ни к кому конкретно не обращался, но отвечать взялся Свист.

– В сам раз, боец… Ты их просто не знаешь так хорошо, как мы с командиром. Мы же для гоблинов человеки, быдло. Хоть и разумное. А значит – и вести себя должны соответственно. Кстати, чтоб ты знал, зеленые никогда меньше двух суток кряду не гуляют. Поэтому и от нас ожидают того же. Верно, командир?

– Верно. Тем более повод какой…Шутка ли – в поединке победили… Так что все натурально, – ответил я полушепотом, а потом заорал во все горло. – Эх, во поле береза стояла! Во поле кудрявая стояла!

– А не зря мы все это затеяли? Может и не следит никто за нами? И не видит ничего…

М-да, линейный боец тяжелой пехоты, это не рейнджер. Не те навыки… Ему б, сомкнув щиты и выставив копье или гладиус, шагать в ногу с боевыми товарищами. Чувствуя их локоть и плечо.

– Не боись, Род, – Свист явно метил на место моего пресс-секретаря. Надо пресечь, пока он в pr-менеджеры не выбился и избирательной компанией не увлекся. Потом ведь за уши не оттащишь, как во вкус войдет… – Я уже пятерых зелененьких насчитал… Нет – шестерых.

А вот это сюрприз. Не зря говорят, помолчи – за умного сойдешь. Глазастенький 'рысеныш'. Я, к примеру, за все время только двоих соглядатаев заприметить смог. Да и то – почти случайно. Сперва обратил внимание, что камыши против ветра клонятся…

– Да не вертись ты, – шикнул на товарища Свист. – Всю затею испортишь. Знал бы, что ты такой пуганый, промолчал бы.

– И ничего я не пуганый, – проворчал в ответ Род. – Не ожидал просто. И что теперь делать, господин десятник?

– Вон до той лощинки дойдем и свалимся в нее… Эх, братцы! Хорошо-то как! Там где клен шумел, над речной волной…

– А если нападут? Вы же нам даже оружия с собой взять не разрешили?

– Потому и велел… Чтоб наверняка напали. Кумекаешь?

– Нет.

– Свист, пой громче… Пока я объяснять стану.

– Как два лебедя лебе-едушку провожали!.. – старательно затянул местный фольклор рейнджер.

– Понимаешь, Родя, гоблины ведь не зря ко мне такую компанию приставили. Значит, интересуются: чем я заниматься стану? Не помешает ли это их планам? Вот ты, что на месте их старшего стал бы делать?

– Я!.. Вместо старшего?!.

Так, с тобой парень вся ясно. Служи воин. Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона.

– Это шутка такая… Не бери в голову. Все бойцы, приготовились. Сейчас будем дружно падать.

– Как?

– Примерно так… – я развернулся спиной к небольшому овражку и ухватил обоих парней за грудки. – Кто сказал на дядьку рашпиль? А?! – потом пятясь, потащил их за собой. Шаг, другой – земля ушла из-под ног, и мы втроем громко матерясь (кто понарошку, а кто и всерьез), покатились под откос.

– Замри, матерь вашу! – мой свистящий шепот перекрыл все звуки. – Лежать… Кто не понял, объясняю. Вряд ли следить отправили кого-то шибко умного. Задача ведь простенькая. Время от времени отправлять с гонцом известие вождю: где я и что делаю. Да и опытному че… воину тут делать нечего. Значит, возвышенный на час сопляк, захочет упрочить свое положение в клане. А для этого – проявит инициативу и попытается перевыполнить план…

Судя по расширяющимся глазам теперь обоих бойцов, я чуток сбился с общечеловеческого языка. Наверно так удивились бы рабочие, если б прораб произнес в рабочее время фразу: 'Прошу прощения, милостивые судари, не были бы вы так любезны, чтоб…' М-да, самому жутковато стало.

– Чего вылупились? Взять он нас захочет. Пьяненьких и беспамятных? Смекаете?

– А мы, значит, его самого? – проявил чудеса сообразительности Родя, от чего его единственный глаз мрачно полыхнул чернотой ненависти.

– Именно. И тебе – Род, я поручаю самое важное и опасное задание. Схватить своего противника и не выпускать, пока мы со Свистом (каламбурчик, однако!) не уделаем остальных. Защищаться всерьез разрешаю, только если они на тебя вдвоем навалятся и совсем туго станет. Но, лучше зови на помощь. Нам очень нужен живой гоблин, Род. Очень! Я на тебя надеюсь…

– Не сомневайся, командир. Двоих удержать не обещаю, а одного получишь. Чтоб мне больше ни одной дивчины не обнять.

* * *

Я его правильно просчитал.

Примерно минут через двадцать, над краем овражка показалась оливковая морда. Молодой гоблин старательно соблюдал осторожность, но у всех потомков приматов есть одна неприятная для диверсантов и разведчиков особенность – часть черепа, находящаяся выше глаз. В простонародье – лоб. И каким бы узким он не был, все равно высовывается раньше органов зрения.

Хотя лично меня больше удивило не появление гоблина, а тот факт, что я начал различать нелюдей. Раньше-то они мне все на одно лицо были, как китайцы. А тут – боковым зрением, из-под прищуренных век – такие подробности.

Разведчик оценил обстановку, в виде троих живописно дрыхнущих тел, – Свист даже похрапывал для пущей правдоподобности, – и, по-видимому, остался доволен результатом. Потому что встал и достаточно громко произнес.

– Идите все сюда. Спят, пьяные свиньи.

К нему подошли еще четверо.

Отлично. Что и требовалось доказать. Прежде чем сунуться к нам, старшой группы наблюдения услал шестого бойца с донесением вождю. И ближайшие пару часов Гырдрым будет уверен, что Выселки остались без Защитника. А кроме того – и наблюдателей никто не хватится. Те же пару часов. Да и после… Сильно сомневаюсь, что в клане Лупоглазых дисциплина поддерживается на уровне семьи дона Карлеоне.

– А может не надо, Рырыг? – проявил осмотрительность кто-то из гоблинов. – Нам этого не велели.

– Не сюсяй в муку, не делай пыли! – насмешливо оборвал его старшой. – Вы трое хватайте Защитника. Ты, Жздым – убей того, что справа. А я прирежу одноглазого. Вперед, парни! Сегодня мы будем сидеть за одним костром с вождем!..

Улюлюкая и визжа гоблины дружно посыпались вниз.

Трое кривоногих недомерков поспешили в мою сторону, четвертый, по-видимому, тот самый Жздым – к Свисту, а старшой неторопливо заковылял к Роду. Как по заказу. Хорошо, тот ближе всех разлегся. Может, потому командир его и выбрал, чтоб далеко не бегать?

Пора и мне оживать.

В тот самый миг, когда гоблины, бросив наземь дротики, уже намерились прижать меня к земле, я откатился в сторону, разрывая дистанцию. Совсем чуть-чуть. Но выигрывая то самое мгновение, которое решает исход поединка и сражения.

Дальнейшее происходило почти одновременно. Как только Рырыг нагнулся над Родом, тот ухватил его за руки и дернул на себя.

– Есть! Держу!

Тот зеленый, что уже замахнулся тесаком на Свиста, непроизвольно оглянулся на крик и поплатился за это жизнью. Рейнджер не вставая, сперва полоснул его кинжалом по ноге, а потом, когда Жздым потянулся рукой к ране, воткнул лезвие гоблину прямо в глазницу.

Самого шустрого из троих, ухватившего меня за щиколотки, – я сперва подтянул ближе, сгибая ноги в коленях, а потом резким толчком отбросил в сторону Свиста. 'Рысь' не возражал против такого паса, и уверенно принял, взвизгнувшего от неожиданности, гоблина на клинок меча.

Оставшаяся в живых парочка проявила завидную сообразительность и бросилась наутек. Увы, у тех, кто выше ростом и ноги длиннее… Но в данном случае, никто в догонялки с Лупоглазыми играть не собирался.

– Твой левый… – сообщил я Свисту, который одновременно со мной нагнулся к дротикам, оставленным гоблинами.

'Негры по-прежнему удерживают мировое первенство в беге, а белые – в стрельбе!..' – мигнула в уме глупая шутка. А мгновением позже, два дротика уменьшили поголовье Лупоглазых еще на две штуки.

Вся стычка заняла по времени не больше минуты. Так что и барахтающийся в объятиях Рода командир Рырыг, да и сам Род сильно удивились, услышав над собой мой голос.

– Ну, будя, будя обниматься… Родя, отпусти дружка. Он нам тоже нужен… Для разговору… Мужского.

* * *

– Жить хочешь? – стандартная ситуация, стандартный вопрос.

– Жить хорошо… – чуть более философски чем в данный момент требовалось, ответил Рырыг.

'А хорошо жить, еще лучше!' Я чуть не расхохотался. Тоже мне – Никулин выискался. Но улыбки не сдержал.

От чего, лежащий на боку и надежно связанный гоблин, опасливо отодвинулся. Вернее – сделал такую попытку. Но Свист был начеку и тут же придавил пленника к земле ногой.

– Не дергайся, головастик.

– Я не из жабоядов, я – из семьи Лупоглазых, – обидчиво заметил гоблин. – И я вам ничего не скажу.

– А говоришь: жить хочешь. Будешь молчать – убью!

– Убить ты меня сможешь, Защитник человеков, – ухмыльнулся Рырыг. – Но жизни лишить – не в твоей власти.

Ясное дело, гоблин изъяснялся куда проще, но мой синхронный переводчик почему-то выбрал именно такой витиеватый стиль.

– Ну-ка, ну-ка? – заинтересовался Свист. – Это ж как? Сколько гоблинов перебил, а такую песню впервые слышу. Неужели клан Лупоглазых умеет что-то, иным кланам и народам неведомое? Не верю… – рейнджер незаметно для пленника подмигнул нам с Родом. – Ты всего лишь обычный хвастунишка…

– Я… Я… – задергался Рырыг. – Так знай же, глупый ты человек, что ни одному воину Лупоглазых, а с вчерашнего вечера и семьи Ушастых, больше не страшна смерть. Мы сдали свои души на хранение шаману. И каждого погибшего Великий Уруш-хаш вернет к жизни, поместив его дух в тело новорожденного.