Текст книги "Воин. Возвращение"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава восемнадцатая

Выделенный мне в провожатые паренек, гордый оказанным ему доверием, а потому важный, как индюк, чинно шествовал впереди, героически сшибая гибким прутом фиолетовые головки с придорожных кустов татарского колючника. Примерно каждые пятнадцать-двадцать шагов пострел оглядывался и, увидев, что я нагоняю, убегал вперед. Выбор Титыча пал на мальчишку сразу по многим причинам. Во-первых, в деревне каждая пара рук была на счету, и никого из взрослых староста от работы отрывать не хотел, а во-вторых, Щек приходился Дорофею, старосте Приозерного, родным племянником. Что хоть и не придавало мисси солидности, но зато переводило ее в доверительную плоскость.

В моей прошлой жизни, в той стороне, куда так бойко вышагивал Щек, начинались обширные болотистые леса и только небольшой хуторок в пять хат с соответствующим названием Выспа, что по-польски значит Остров, доживал там последние дни. Словно древний форпост цивилизации. Наглядно подтверждая, что человек залезет куда угодно: в любые дебри и на любые кручи, но по-настоящему приживается только там, где ему вольготно.

Над головой серыми точками зависла пара жаворонков, весело и беззаботно оглашая окрестности перезвоном колокольчиков, сменив влюбленных и притомившихся соловьев в ежедневной оде солнцу. А оно, еще только едва выглянув из-за горизонта, уже ощутимо нагревало затылок, обещая еще один жаркий день.

До чего ж я люблю дорогу. Никаких забот, кроме самых насущных, потому как в точке 'А' тебя уже нет, а в точке 'Б' – еще нет. И значит, от тебя ровным счетом ничего не зависит. Идеальное время для раздумий или размышлений, прошу не путать одно с другим. Ибо думы – они обо всем мире и общем благе, а мысли – нечто более четко сформулированное, для личного пользования и пользы. Конечно, этому достойному занятию, гораздо удобнее предаваться, скажем, лежа на мягкой полке купейного вагона, чем передвигаясь на своих двоих, но и так неплохо. Нежарким летним утром, в сопровождении легкого попутного ветерка, семь километров – это не расстояние, а прогулка. Моцион. Даже с полной выкладкой. Но, тут уж ничего не поделать – издержки профессии. Да и насчет 'полной' я сильно преувеличил. Кольчугу сменил кожаный кафтан, на спине и груди усиленный двойным слоем. А без меча выходить из дому, что без мобильника, в прежние времена.

Вообще-то вполне можно было устроиться с комфортом и сейчас. Взять телегу, застелить ее мягким сеном и путешествовать, глядя в небо. Но лошадей в деревне отродясь не водилось, а запрягать пару волов, для транспортировки одной зад…, в смысле одного человека, на расстояние в пару километров, смешно. Тем более что при крейсерской скорости круторогой упряжки, я добрался бы в Приозерное, в лучшем случае, аккурат к полудню…

Кстати, о временах тех и этих. Пока колесо снова не завертелось, стоит прикинуть варианты и возможности. Реальные, а не надуманные. Героизм и прочие 'души прекрасные порывы' никто не отменяет, но надо и с будущим определяться. Пусть с самым ближайшим. Вряд ли роль Защитника пары деревень – предел мечтаний молодого и амбитного, выходца из третьего тысячелетия? Ясен пень, я не Конан, и империи себе в ожерелье нанизывать мечом не стану. Жизнь не книга. Тут призов чуть поменьше, а желающих, напялить корону или обруч, – гораздо больше. И самозванцев бьют не только подсвечниками. Но кое-какой, неправильно лежащий кусочек, с общего блюда, утащить не грех. А вполне даже закономерное и осуществимое желание. В пределах местного уголовного кодекса. Чтить который, нам завещал еще Остап Ибрагимович.

Вот уж действительно: знал бы прикуп – жил бы в Сочи…

Ведь, как я не хорохорился, для виду, на самом деле совсем не был уверен, что императорские дознаватели признают права крестьян. Не смотря на соблюдение законности и наличие тролля. Любому цивилизованному человеку прекрасно известна поговорка: 'Закон, что дышло…' Поднимут визг сторонники гоблинов, преподнесут информацию о наших действиях в своей интерпретации, и совсем не факт, что тот вступится за крестьян. Достаточно вспомнить ситуацию в последние предвоенные месяцы в Союзе. Когда, желая выиграть время на подготовку, власть закрывала глаза на все провокации, до последнего придерживалась буквы пакта и беспощадно, только б не спустить преждевременно крючок, пресекала все проявления, так называемого, 'паникерства'. Трудно принимать решения, не владея информацией. Вот если б знать наверняка, что Император уже перевел дыхание и созрел для продолжения…

Согласитесь, мир на позорных для себя условиях победитель может подписать с единственной целью, – избежать бессмысленных потерь. Чуть-чуть отступить, отдохнуть, перегруппировать силы. Излишними уступками, как бы продемонстрировать свою мнимую слабость, и тем самым усыпить бдительность противника. А потом, дождавшись подходящего случая, решительным, молниеносным ударом добить расслабившегося и ничего не подозревающего врага.

Эх, если б знать наверняка, что этот момент настал! Тогда наша партизанщина была бы Императору в масть. И нелюдь, в ответ на свое требование 'строго проучить бунтовщиков', получила бы не показательную порку крестьян, а полную и окончательную победу человечества над всеми иными видами 'прямоходящих'. Зато, если мы высунемся заблаговременно – Выселки не только сравняют с землей, но и пепелище солью засыплют. Те же 'леопарды', только настоящие, и подсуетятся…

Вот и думай, Влад Твердилыч, как между этим молотом и наковальней не только уцелеть, но и с наваром остаться. И слава Всевышнему, что Лупоглазые сами облегчили мне эту задачу. Совсем чуть-чуть, но все же… Ведь, теперь, если спросят, уже проходит ария 'Они первые начали'. В исполнении, естественно, Хозяина. Голос тролля не в пример громче для ушей императора прозвучит, чем хор крестьян, – если паче чаяния, события все-таки по второму сценарию покатятся…

А что до прибытка, то почему бы мне, под шумок, в землевладельцы не пролезть? И хоть я не силен в феодальных отношениях, но здраво рассуждая, если Выселки и Приозерное платят дань гоблинам, то вряд ли они занесены еще и в имперский кадастр. То есть поселения эти, как и земельные наделы – в данный момент, с точки зрения закона, ничьи. И на карте Империи не значатся. Такой вот расклад у меня получается с перспективой на самое ближайшее будущее.

Дело за малым… В течении одного дня организовать оборону Выселок. Создать из мужиков двух деревень мало-мальски боеспособное подразделение. Победить объединенные силы двух кланов гоблинов. А потом – убедить Хозяина подарить мне в вечное владение эти деревни. Что вопреки моим прежним расчетам, в виду возрастающих умственных способностей тролля, может стать самой сложной задачей, из всех перечисленных.

И, конечно же, утвердить свой лен в имперской канцелярии. Но с этим, как раз, можно не торопиться. Все будет зависеть – куда кости покатятся. Игральные…

'Эй, духи? Чего молчите? Правильно я рассуждаю, али как?'

'Извини, Владислав, – вроде тезка мой. – Но мы, как и уговаривались, в твои мысли не заглядываем, без особой надобности. Пока сам не позовешь. Поэтому, затрудняемся ответить. Разве что ты еще раз подумаешь, о том же самом?'

'Ну, а вообще: как вы оцениваете мои действия?'

'Оцениваем, оцениваем. Ты не волнуйся'.

Что ж – отсутствие негатива, тоже позитив. А посему, выше нос и хвост трубой. Тем более что вот уже и крайние дома Приозерного, показались. Правда, на противоположном берегу…

* * *

Теперь понятно, почему соседи не озаботились возведением хоть какого-то защитного сооружения. Потому как деревню с полным на то основанием стоило назвать Заозерной. Причем – со всех сторон. А часть суши, на которой выросло поселение, вполне можно было приписать к островам.

Не обращая внимания на уже видимый мост, Щек уверенно подвел меня к просвету в камышах.

– Тут завсегда 'долбанка' припрятана. Для своих… – объяснил парнишка, не дожидаясь расспросов. – О, а я что говорил… – прибавил оживленно, указывая пальцем на торчащий из очеретов нос какого-то плавсредства. Наверно, той самой 'долбанки'.

У меня с этим туго. То есть я знаю много разных слов, типа – байдарка, ялик, баркас, каноэ, плоскодонка и т. д. Но вот с визуальной классификацией все сводится к трем видам. То, что приводится в движении при помощи весел и мускульной силой – это лодки. Все имеющее мотор – катера, а с парусом – значит, яхта. Прочее – суда и корабли… Поэтому, не стал переспрашивать, как на мой вкус, чуть странноватое название лодки, а столкнул ее с отмели и, с неожиданной ловкостью, запрыгнул внутрь. Видимо, опять подключилась моторика покойного тезки. Да, память предков великая сила. Жаль, что человечество так до сих пор и не научилось использовать ее. Хоть ученые не первое столетие утверждают, что в мозгу человека заархивирован опыт всех предыдущих поколений.

Умно и удобно придумали с лодочной переправой-то. Если с вестью срочной спешишь, или просто налегке путешествуешь. На то, чтоб пересечь примерно сто метров озера у меня ушло около минуты. Берег левый, берег правый – встречайте гостя, дорогие хозяева… А двигаясь по суше, к тому месту, где в самой узкой части озера мост перебросили, я еще и трети расстояния не прошел бы.

– Дядька Дорофей! Дядька Дорофей! – заорал вдруг парнишка, усиленно размахивая руками. Хорошо, причалили уже, а то б кувыркнул меня в воду, чего доброго. Навыки Влада это здорово, но и челнок этот долбанный, вертляв больно. – Это я, Щек! – продолжал надрываться хлопец.

На его вопли оглянулось несколько баб, в огороде и на подворье тех хат, что были ближе. Мужик, ведущий пару волов, остановился, глянул из-под ладони, – солнце уже поднялось достаточно, чтоб пускать блики по воде. Но не заинтересовался и пошел дальше. Зато другой, стоящий на крыльце дома, повернулся лицом, – пригляделся и неторопливо направился в нашу сторону.

– Племяш? Ты чего тут? – пробасил, метров с десяти. Приозерный староста был справный физически, но годами, вопреки впечатлению от гулкого голоса, мог поспорить с самим пророком Мафусаилом, буде такой имелся в этом мире. Но, в то же время, держался прямо, расправив плечи, а волосы, усы и бороду стриг коротко, от чего казался немного моложе. – И кто это с тобой?

– Защитник наш, дядька Дорофей, – с гордостью произнес Щек. – Победу праздновать завтра будем, вот дядька Ярополк и велел…

Насчет празднования, это мы вместе со старостой придумали. Если гоблины присматривали за Выселками, что вполне вероятно, то могли насторожиться, заметив такую суету в деревне. А так – все нормально. Предпраздничное настроение у человеков. Заодно – не требовалось объяснять: зачем крестьяне так массово кур и свиней режут. Радуются люди, решили: гулять, так гулять.

– Защитник? Скажи, пожалуйста, – проворчал Приозерный староста, все еще не торопясь встретится со мной взглядом. – Значит, не зря Титыч в прошлом годе императорского мытаря почитай неделю медком поил. Ой, не зря!.. Если Выселкам удалось на Защитника денежку собрать. Молодец…

– Доброго здравия, староста, – я решил, что пора и мне из статиста в персонажи переходить и реплику вставить. – Как прикажешь величать тебя?

– А Дорофеем и величай, – старик таки соизволил поднять глаза. Умные, колючие. – Мне уже столько годков, что можно и без отчества, – моложе я от этого не стану. Самого-то как зовут?

– Владислав, сын Твердилы.

– А-а-а… – вроде как немного разочарованно протянул тот. – Тогда, понятно… Я думал: Титыч хитер, а он – всего лишь умен. Да и ума тут особенного не надо, чтоб уговорить бывшего легионера стать Защитником родной деревни. Чем еще ветерану заняться-то? Не за сохой же ходить. Поди, уж и запамятовал, как за чепиги* (*стар., рукоятки плуга) держаться? – и не дав мне ответить, продолжил без паузы. – Чего там малец сказал: победу празднуете?

– Да, – Щек был быстрее. – Наш Защитник вчера наемника Лупоглазых убил. Гхнола!

– Вот оно как… – старик с большим уважением и тактом взглянул мне в лицо. Но все еще пытливо. – Ты, племяш, ступай к тетке Виринее. Она нынче вареников с вишнями и сливами налепила. А мы с Владиславом Твердилычем, поговорим, немного… Тебе не интересно будет.

И хоть по глазам Щека видно было: что ему еще как интересно, – спорить парнишка не стал.

– Ну, с чем к нам пожаловал? – сразу взял меня в оборот Дорофей. Вот же цепкий. Папа Мюллер отдыхает. – Только не говори, что на пир пригласить. Для этого и одного хлопца хватило бы. Выкладывай: чего вы там с Ярополком учудить задумали?

– Учудить? – я пожал плечами. – Что ж, старик, можно это и так назвать. Если к освобождению людей от власти гоблинов столь пренебрежительно относится.

– Угу, – кивнул тот. – Именно так я и подумал. Впрочем, чего еще ждать от двух ветеранов. Тот, кто свою жизнь не привык щадить, разве о чужой станет печалиться? Гордость легионерская взыграла? Бунтовать решили? Всю деревню на плаху положить вздумали? И ни баб, ни детишек вам не жаль?

– Да ты, дед, погоди лаяться, – остановил я разошедшегося Дорофея. – С чего ты решил, что мы глупее тебя будем и об Императорском указе позабыли? В том и фокус, чтоб закон на свою пользу повернуть…

– Вот как? – староста остыл так же быстро, как вскипел. – В таком разе, можно и послушать. Извини, Влад, за неприветливые слова. Терпеть не могу глупцов, которые другим могилы роют.

– Можно и рассказать, вот только присядем что ли? Чего зря ноги томить?

– Так вот тут и садись… – указал рукой на землю Дорофей. – Лето, земля теплая. Роса с травы сошла уже. Чем не место для разговора?

Интересно, это я так здешнему старосте не приглянулся, или хлебосольство в Приозерном вообще не в чести?

– Не убедил ты меня еще ни в чем, – спокойно объяснил тот, усаживаясь. – Вот и не спешу в гости звать. Чтоб не выгонять потом… С позором…

Логично.

– Что ж, поговорим тут. Мне, собственно, без разницы, – я присел рядом. – Скажи, Дорофей, самим-то гоблины не надоели? – и, увидев, как насупились седые брови, поспешил добавить. – Ладно, не отвечай. Это я так спросил. А задумали мы с Титычем вот что…

* * *

– Складно сказываешь, Владислав Твердилыч. – Очень складно. И вот что я вижу: сладится у тебя дело или нет, а крови прольется много. Не боишься, что напрасно?

– Не боюсь, староста…

– Иного ответа от легионера я и не ожидал, – осуждающе проворчал тот.

– Да полно тебе, старый, – чуть повысил я голос. – Ты же не ребенок, должен понимать: всему есть своя цена. А свобода – особенной оплаты требует. Тут одним золотом да серебром не обойтись. И план наш с Титычем в том и состоит, чтоб как можно дешевле выкупиться. А если вы нам поможете, то тогда уж наверняка все сладится.

– И на какую же помощь вы рассчитываете?

– Коровами да козами… – не сдержался я. – Староста, не разочаровывай меня. Ты же битый, умный. Зачем глупости спрашиваешь? А боишься – так и скажи. Сам по избам пойду!

– Я тебе пойду, – сверкнул взглядом Дорофей. – Может, Титыч тебе и дал волю в Выселках, того не знаю, – но в моей деревне один староста. И никакой чужак тут распоряжаться не будет!

– Дед, ты меня на горло не бери, и в гляделки я тоже умею играть… – я поймал взгляд старосты и вперился в него со всей убедительностью. – Даже не сомневайся, если понадобится, я через дюжину таких как ты переступлю.

– Ишь, какой воевода… – похоже, староста проникся, но отступать не спешил. – Что ж со службы императорской ушел? Командовал бы себе дальше. Небось до десятника дослужился, судя по замашкам?

– Дослужился, – кивнул я. – Но ты мне зубы не заговаривай…

– Чего их заговаривать-то, беззубому? Где я тебе бойцов возьму? Ты, Влад, сам рассуди. В деревне мужиков всего ничего. А тех, которые ратное дело знают – и того меньше. Или думаешь, что мы из доброты душевной клану оброк платим? Да будь в Приозерном хоть пара таких умельцев, как ты – давно б Лупоглазых на поединок вызвали. Ан нет – терпим…

– Что, совсем? – опешил я от такого известия. Честно: не ожидал.

– Я не сказал: 'совсем', – вернулся к привычному, чуть ворчливому тону Дорофей. – Семеро мужиков, что в боях побывали, найдутся. И охотников более дюжины. Да токмо даже самый хороший охотник – еще не воин, верно?

– Верно, – согласился я.

Выйти с рогатиной на вепря или медведя – и выучка, и мужество надобно. Но это совсем не то, что бой с врагом двуногим. И уж тем более иная закалка нужна, чтоб не дрогнувшей рукой снять часового или хладнокровно прирезать спящего…

– И сильно вам это поможет? Может, лучше голубя с уведомлением послать?

Да думал я об этом, думал.

Наложив 'Тень ястреба' на Выселки, гоблины не озаботились, или силенок у шамана не хватило, – навести заклятие и на соседнюю деревню. Поэтому здешние птицы летали и дальше. Но призвать на помощь 'длинные ножи' не вполне укладывалось в мои планы покорения мира. Кто бы ни прислал помощь, он и в социальном плане и во всех иных категориях окажется гораздо могущественнее вымышленного десятника 'пантер'. И кто сможет поручиться: что ему не придут в голову мысли, схожие с моими замыслами? В том плане, что две бесхозные деревеньки никакому лендлорду лишними не станут. А к поединкам в той весовой категории я еще не готов. Совсем… Поэтому предпочитаю обходится собственными силами. Немного самоуверенно и рискованно, согласен, – но кто не блефует, тот не пьет шампанского. Тем более что риск, особенно для других, минимален. Не зря же я их всех в башню прячу…

– И что мы напишем полковнику? Что гоблины собираются разорить какую-то деревню? Думаешь, это его сильно впечатлит? Особенно, если Выселки, судя по твоим же словам, еще с прошлого года забывают платить в казну. Нет, Дорофей, придется нам самим вольную добывать. А возьму я всех, кого отпустишь. Охотников в башню посадим. Пусть отстреливаются, – этому их обучать не понадобится. Там от них толк будет. Кроме того, зеленые их не смогут посчитать и не узнают, что в Выселках народу прибавилось. Ну, а остальных инвалидов* (*стар., – ветеранов) надо смотреть. В деревню пойдем или сюда позовешь?

– Чего их звать-то, – хитро усмехнулся старик и указал рукой чуть вбок и мне за спину. – Вон они все семеро. Ждут, чем наш разговор окончится…

– Так ты все заранее знал? – возмутился я. – Зачем же голову морочил?

– Знать не знал, а догадывался. Давно живу, разное повидал. А понять, что гоблины от своего так просто не отступятся, хоть проиграй трижды три поединка к ряду, – особого ума не надо. Как и сообразить, что более некуда вам за помощью податься, как к нам. Вот только о Хозяине ты мне впервые поведал. А что погуторили немного, секрет прост – должен я был понять: что ты за человек? Как считаешь? Ведь именно от тебя почти вся затея зависит.

– И как, гожусь?

– За неимением лучшего… – пожал плечами старик. – Всем ты, десятник, хорош, но горяч больно. А значит, можешь по молодости лет и глупость сотворить. Потом пожалеешь, а уже не вернешь содеянного. Этого опасайся…

– Семь раз отмерь – один отрежь? Так что ли?

– Слова, как я погляжу, ты умные знаешь, – кивнул Дорофей. – Прибавь к ним умные поступки, и лучшего хозяина для здешних мест даже искать не придется. Первый под твою руку пойду.

– Хорошо, – я попытался не выдать удивление. – На том и порешим. А теперь – зови своих бойцов. Время не стоит на месте.

Староста поманил мужиков к нам, а я поднялся им навстречу. Это не из вежливости, – не люблю, когда на меня сверху смотрят. Задрав голову, трудно сохранять командирский тон. Особенно если на темени нет короны или лампасов на брюках…

'Великолепная семерка' состояла из четырех мужиков средних лет и комплекции, одного отчетливо прихрамывающего крепыша, и двух парней примерно моего возраста. Один носил повязку, закрывающую правый глаз.

– Вот, десятник, – громко, явно для рекрутов именуя меня по артикулу, промолвил Дорофей. – Принимай воинство.

– Здорово, командир, – прогудел крепыш. – Точно, что ли гоблинов бить пойдем?

– Здорово, воины. Не терпится?

– А то, – одноглазый парень непроизвольно, а может и демонстративно, коснулся рукой повязки. – Счет еще не уплачен…

– Понятно. И кто из вас, что умеет? Вот ты, к примеру… – ткнул пальцем в крепыша. – Имя, звание, должность!

– Васей. Подносчик. При катапульте состоял, господин десятник, – подтянулся тот.

– Почему хромаешь?

– Так это… когда маги эльфов орудие разрушили…, коромыслом мне колено и перебило, господин десятник.

– Понятно… Катапульты у меня нет. А из оружия, чем владеешь… помимо совни? – спасибо Владу, вовремя подсказал, что все обозники и 'артиллеристы' легиона пользовались именно этим, самым привычным для крестьянина видом оружия. Эдакая помесь рогатины и насаженной торчком косы.

– Кистенем помахать могу. Цепом…

Мог и не спрашивать.

– А ты? – перенес свое внимание на одного из четверых мужиков, держащихся рядом. Этот, с густой сединой в волосах, стоял чуть впереди группы.

– Обозники мы, господин десятник, – ответил он за всех сразу. – Служили вместе. Пятнадцатый легион. Уволены после подписания мира. Я – Устий, рядчик артели. Можем и совней помахать, но бичом – привычнее. А добить и ножом можно. Верно, мужики? – он оглянулся на своих подручных. Те одобрительно закивали.

М-да, вот только артели имени 'Смерть супостатам' мне для окончательной и сокрушительной победы над гоблинами и не хватало.

* * *

Парень с повязкой представился сам. Как только мой взгляд сместился в его сторону, парень шагнул вперед, словно из строя, и отрапортовал.

– Родь, господин десятник. Копейщик первой шеренги. Участвовал в одиннадцати боях. Комиссован по ранению после битвы у Гремящего ручья. Меч, щит, гаста, пилум, дротики.

Вот как? Я посмотрел на Дорофея. А говорил: некого супротив гоблинов выставить. Неужели отсутствие глаза так радикально повлияло на боевые качества принципа?

Судя по тому, как у старика дернулось веко, мой взгляд он истолковал правильно, но промолчал… Ладно, спросим позже еще раз.

– Как с амуницией, Родя? В порядке?

Одноглазый ветеран потупился.

– Только гасту сохранил… Я ж, когда увольнялся, не знал, что дело так обернется… Думал: калеке оружие без надобности, а в хозяйстве много чего другого надобно. Вот и распродал все.

Что тут скажешь? Парень кругом прав. Разве ж кто из моих бывших сослуживцев, уезжая домой, рассчитывал на то, что война не останется в горах, а переберется вместе с ними в их дома? Став еще беспощаднее и бессмысленнее, – окончательно озверев по пути от голода и жажды. А они, возвращаясь в мирную жизнь, беззаботно сдавали и оружие, и броню. Он и копье-то сохранил скорее по традиции, нежели из необходимости* (*процедура разжалования копейщика в велиты сопровождалась изъятием гасты).

Печально… И ветеранов жаль, и себя. С такой 'гвардией' много не навоюешь.

– А ты чем порадуешь, братец? – уже ни на что не надеясь, поинтересовался я у последнего из семерки.

– Даже и не знаю, десятник, как тебе угодить, – неожиданно усмехнулся тот. – Разве что мяукнуть? – и подмигнул. Сперва дважды левым глазом, а потом – двумя одновременно. Один раз.

'Отряд 'Рысь!', – подсуетилась справочная.

'Спецназ легиона, в основном работающий против гоблинов? Ну, тогда я уже совсем ничего не понимаю'.

А глаза мои тем временем, управляемые одним из духов, просемафорили в ответ. Что-то типа: 'перед тобой старший по званию и опыту'. Я так думаю. Потому что чуть нагловато державший себя парень (стандартное поведение бойца десантника или морпеха перед сухопутным сержантом) мгновенно подобрался.

– Виноват, командир.

– Пока не очень… – Неужели повезло. Два 'диких кота' в партизанском движении стоят больше полусотни линейных бойцов. – Доложись по форме.

– Свист. Особый отряд. Удостоен ношения 'двойной тетивы'. Списан вчистую…

– Причина? – спросил скорее по инерции. М-да… Что такое не везет и как с ним бороться? Вчистую, это во много раз хуже чем калека. Вчистую – это одна видимость человека. Применительно к технике означает: 'ремонту не подлежит, металлолом на переплавку'.

– Магическим ударом цепочку накрыло. 'Прахом'. Из всей группы только первый и последний выжили. Я шел замыкающим, – словно извиняясь объяснил тот.

Угу. Если принцип боевого построения тождествен известному мне, то Свист у нас 'замком' был.

– А что с 'комодом'?

– С кем?

Вот болван. Это я о себе. Если нет взводов и отделений, то и сленг другой.

– Впереди был командир группы?

– Нет. Следопыт…

Еще один прокол. Что-то теряю сноровку. Конечно же сапер…

'Подожди, Влад, – впервые за все время нашего общения в голосе vipа звучала требовательность. – Прикажи ему присесть раз десять…'

'Зачем?'

'Если по ним только 'прахом' ударили, то… Но я убедиться должен. И за руки его возьми…'

'Понял!'

– Ты как, Свист, совсем плох или раз десять присесть все-таки сумеешь?

Парень удивленно вскинул взгляд, задержал его на мгновение на моем, надеюсь, невозмутимом лице и, вроде, что-то понял для себя. Потому как побледнел неимоверно, и ответил чуть заикаясь.

– Смогу, н-наверно…

– Тогда, давай сюда лапы и начинай приседать.

Я шагнул ближе, взял в ладони, вздрогнувшие при соприкосновении, пальцы парня и повторил.

– Чего ждешь, боец?

Свист стал приседать. Первые два-три неуверенно, надсадно, с хрипом втягивая воздух, словно после десятикилометрового марш-броска. А потом – задышал ровнее. Обильно проступившие вначале на его лице крупные капли пота исчезли, уступив место здоровому румянцу. Зато плохеть стало мне.

'Эй, вы чего творите? – забеспокоился я такой сменой ощущений. – Хотите вместо одного здорового и одного калеки двух подранков сделать?'.

'Не волнуйся, Влад, – уверенно ответил Эммануил. – Все будет отлично. Это действительно только 'прах'. Вернее – его эхо. Тебе с часик придется помучаться, как с сильного похмелья, зато бойца себе в лучшем виде восстановишь. Настоящего 'боевого кота!' Еще чуть-чуть потерпи… Молочка парного попроси и меду… лучше гречневого. Но и липовый сойдет… Все. Отпускай!'

Команда была отдана так категорично, что я разжал пальцы раньше, чем осознал. И, не удержавшись, на подкосившихся ногах, тяжело рухнул на землю. Выздоровевший Свист едва успел меня подхватить.

– Это ж как? – он глядел на меня восторженно и влюбленно. – Это ж невозможно. Мне же говорили…

– Вот и ты говори, – вспомнил я не совсем кстати старый анекдот о восьмидесятилетнем старике, который просил сексопатолога вернуть ему эрекцию, на том основании, что его девяностолетний друг говорит: что у него до сих пор стоит. Ответ врача я как раз и повторил Свисту. – Молока бы мне… и меду…

– Сейчас, командир! Сейчас! – исцеленный боец с легкостью подхватил мои сто килограмм на руки и, провожаемый изумленным взглядом всех остальных, бегом помчался в деревню. – Сейчас… Все будет… И мед, и молоко, и все что хочешь… Родной ты мой…

По всей вероятности, столь нежные комплименты из уст мужчины, оказались для моего утомленного тела и сознания запредельной нагрузкой. А потому я благополучно скользнул в беспамятство.

Интермеццо

Мудрецы в шутку утверждают, что женщины счастливее мужчин, потому, что чаще видят звезды. Изречение скорее пошлое, чем умное, но рациональное зерно в нем содержится. Именно там – в сверкающей звездами, невообразимой дали – определяется судьба не только отдельных людей, но и всего человечества. И очень даже возможно, что милость богов могла быть гораздо щедрее, а – козни куда милосерднее, если б небожители постоянно ощущали на себе наш изучающий и пристальный взгляд.

Вот и сейчас, там – куда, как многие верят, отправляются праведные души, в месте – где нет ни зла, ни насилия, где не имеет физического измерения время и едино пространство… Одним словом, где-то в Обители Богов – происходят события, в результате которых, как надеются те же мудрецы, должна родиться истина. Хотя, скептически настроенные и отягощенные жизненным опытом предыдущих поколений, историки доказывают, что более вероятным итогом окажется – драка. А что? Боги созданы по нашему образу и подобию, а значит – ничто человеческое им не чуждо.

В комнате, до мелочей повторявшую своим видом традиционную горницу в типовом охотничьем домике (если не обращать внимания на то, что дальние стены и потолок исчезают в пространстве), в удобном мягком кресле, своими габаритами вплотную приближающемся к семейству диванов, придвинув ноги к решётке камина, сидел осанистый, крупный господин. Того расплывчатого возраста, когда с первого взгляда ясно, что мужчине уже далеко за пятьдесят, но, как не приглядывайся – определить насколько далеко, практически нереально. Слишком много противоречий вызывал его облик. Всё ещё пышная, но совершенно седая шевелюра указывала на вполне почтенный возраст, но – аккуратно подстриженные, густые рыжеватые усы и короткая борода сразу отнимали у этой цифры пяток-другой лет. Печальные и умные глаза говорили о большом жизненном опыте, зато рельефа упругих мышц, отчетливо бугрившихся под свободной рубахой, не постыдился бы и молодой атлет.

Из-под прикрытых век господин неотрывно глядел на весело играющий огонь в камине и внимательно слушал своего собеседника.

В отличие от него, второй мужчина выглядел молодо. Высокий, худощавый. Даже слишком… Но, это не была худоба человека, изможденного болезнью или телесной немощью, благоприобретенной с годами длительного освоения перечня проб и ошибок предков, именуемого наукой, а скорее – изящество танцовщика или легкоатлета. А длинные тёмные волосы придавали его бледному лицу черты благородного аскетизма.

– Извини, отец, но я не понимаю тебя, – горячился он. – Сколько тысячелетий прошло с тех пор, как им, буквально на пальцах, объяснили: что и как нужно делать, чтобы достичь необходимого результата – и каков итог? – Он красноречиво развел руками. – За это время люди научились летать в космос, опускаться на дно океана, убивать миллионами себе подобных, а в ожидаемом направлении не продвинулись даже на шаг. Больше того – сегодня человечество оказалось значительно дальше от, зафиксированной лично мною, исходной точки. Ты понимаешь, отец, что это значит? Развитие людей движется по отрицательному вектору! А вы с дедом спокойно созерцаете эту картину всеобщей деградации и морального разложения и ничего не предпринимаете. Извини, но я с вами не согласен… – молодой мужчина сделал быстрое движение рукой и вынул из воздуха полный фужер, к которому тотчас припал губами. – Еще раз прошу прощения, но такое бездействие преступно! Мы не вправе рисковать всем Мирозданием, потакая прихотям всего лишь одного из видов. Пусть и разумного…

– Наверно… – седой мужчина, именуемый отцом, отвечал медленно, будто каждое слово он сперва взвешивал, рассматривал со всех сторон, и только окончательно оценив, нехотя отпускал на волю. – Ты молод, а, следовательно – логичен, безапелляционен и… прав. Но, как всякое совершенство, Эммануил, твоя речь не имеет ничего общего с реальной жизнью. Знаешь в чем различие между умом и мудростью?