Текст книги "Беспокойное наследство"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава семнадцатая

Куница вскочил с лежанки, словно его что-то ужалило. Сна не было ни в одном глазу, а только еще больше усилилась притаившаяся на время жажда. Тарас бросился к столу, залпом допил из стоявшей на столе кружки остатки кваса, но, не рассчитав шибанувших в нос пузырьков, громко икнул.

– Чего колобродишь? – недовольно проворчал из своего рундука Степан. – Вскакиваешь ни свет, ни зоря… Людей тревожишь. Спи, горе луковое… До утра уж всего ничего осталось… Часа два, не больше. Гм… странно, а петухов я отчего-то не слышал. Видно, крепко спалось… Ну, да ладно… Дай хоть сон досмотреть.

– Сон! – воскликнул казак. – Именно сон!

– Неужто бабушка приснилась? – сообразил догадливый здоровяк.

– Нет, – помотал головой побратим. – Бабушка ко мне сама приходила… Отец приснился!

– Ого! – Степан поднялся и сладко потянулся, хрустя суставами. – М-да… Похоже, больше не уснуть. Ну, рассказывай, что на сей раз объявилось… Какие новые тайны сподобился разузнать?

Куница не обращая внимания на колкость, подсел к побратиму на рундук и уже собрался поведать обо всех новостях, но в этот миг дверь открылась и внутрь комнаты, совершенно бесцеремонно, словно его снаружи втолкнул кто-то невидимый, ввалился здешний староста. Он же – хозяин дома Петр Бобриков.

– Слышу, не спите уже, гости дорогие… – промолвил ворчливо хозяин, словно ранняя побудка была чем-то неприличным, решительным шагом подходя к столу. – Дай, думаю, загляну…

– В общем… да, не спим… – в тон ему ответил Степан. – Не так, чтоб совсем проснулись, но на данный момент – бодрствуем… Сам-то ты, чего бодрствуешь? Переел за ужином, или нечистая совесть грызет? А, может, зубами маешься? Так мы это мигом поправим…

Староста как-то неопределенно развел руками, словно извинялся и бухнул поспешной скороговоркой:

– Мне велено просить вас отдать то, что передано по недоразумению… Добром просить…

– Чего-чего? – переспросил Куница. Но поскольку в его голосе было больше угрозы, чем недоумения, староста Выселок быстро шагнул назад. Правда, тут же взял себя в руки и более уверенно повторил:

– Добром прошу: верните то, что не ваше!

– Да я тебя, сучий ты сын! – потянул из ножен саблю Тарас.

– Погоди, друг!.. – вмешался Степан. – И ты, уважаемый остынь… – обратился он к хозяину дома и всей деревни, – не бери на горло, а растолкуй, объяснись по-людски. А то мне совершенно не понятно: что и кому мы вернуть должны? Человек, я вижу, ты бывалый… Должен понимать, что у таких как мы может быть сразу несколько кредиторов. И, чтобы долг возвратить, надо ж узнать: кто именно его требует, верно? Если ты о позаимствованном нами скакуне спрашиваешь, это – один разговор… Хотя, конь во дворе привязан, могли бы и сами взять. А если, кому-то драгоценная сабля моего побратима понадобилась – тут у нас с тобой совершенно иной разговор пойдет. Поскольку мы ее не воровали. Взятая в бою добыча… Но, думаю, и тут столковаться можно. Небось оружие, чья-то семейная реликвия, дорогая память о дедах-отцах? Верно? Ну, так назови цену – авось договоримся… Или тебя отец обманутой намедни девицы подослал? Тогда – не обессудь… Сам понимаешь: взятого у нее, обратно не вернешь. И потом, клянусь спасение собственной души, что коли согрешили где, по молодости лет, то только по обоюдному согласию. И, неназванная пока тобой, девица свою невинность сама в обмен на сладость утехи предложила… Вот, чтоб мне до следующего разговения не дожить!

– Реликвия… – подрастерявший былой напор перед таким водопадом охального балагурства, староста все ж сумел вставить слово.

– Ага! – воскликнул обрадовано Степан. – Значит, все же сабля понадобилась?! Ну, слава Богу, а то я уж начал пытаться вспомнить: когда и с кем последний раз гречку примять довелось.

– Не сабля… Нет… – мотнул головой деревенский староста. – Хозяину нужна другая реликвия!

– Другая? – вполне искренне удивился белобрысый здоровяк, демонстративно почесывая бритый затылок. – Но у нас больше нет ничего…

– Да, что ты с ним турусы разводишь… – вновь вскипел Куница. – Срубить голову наглецу, и вся недолга! Не за то, что нас в воровстве обвинил, а – что законы гостеприимства нарушил. Тем, кого сам в дом пригласил – угрожать вздумал!

– В окошко сперва посмотри, мил человек… – вкрадчиво промолвил Петр, на всякий случай, делая еще один маленький шажок назад, к двери. – Прежде чем за оружие хвататься…

И была в его голосе такая уверенность в собственных силах, что молодой ведун послушно шагнул к окну и выглянул во двор. Лучше б оставался в неведение. Вокруг дома старосты, плечом к плечу в несколько рядов стояли жители Выселок. Все – от детей и до стариков. А их, освещенные пламенем факелов, лица больше напоминали посмертные глиняные маски.

– Сдюжишь всех положить-то, ведун? – чуть насмешливо поинтересовался Петр.

– Что там такое? – Степан тоже подошел к окну. – Матерь Божья, царица небесная и всеблагая заступница! Вот это вляпались! Они ж и не живые вовсе?! Или мне только чудиться?

– К чему тебе лишние знания, чародей? – еще раз удивил побратимов тутошний староста. – Мы никого не трогаем, если нас не задевают… Живем себе тихо, мирно… И вас бы поутру целыми и здоровыми за ворота выпроводили. Но ослушаться воли Хозяина мы не можем. Отдай реликвию, ведун? Сделай милость… Не заставляйте нас… Жизнь бесценна, зачем же ее попусту транжирить?

– Ну, нет у нас ее! Вот те крест! – истово перекрестился Куница, неожиданно для самого себя почувствовав искреннюю горечь в словах упыря. – Сами ищем! Так и передай своему… господину… Не-ту! А не веришь – можете нас обыскать, сопротивляться не станем. Что найдете – забирайте, черт с вами! – и прибавил виновато, обращаясь к Степану. – Извини, побратим. Мужиков мы с тобой, возможно, еще как-нибудь одолели бы… Но, как баб с ребятней рубить? Они хоть и не совсем люди, а все ж не с руки…

Белобрысый здоровяк ничего не ответил, но видно было по смятенному лицу крепыша, что в душе он согласен с Тарасом.

Некоторое время староста задумчиво молчал, теребя концы кушака, а потом степенно произнес:

– Хозяин услышал твои слова, ведун. От него нельзя скрыть правды, ибо всякая ложь в мире подвластна его воле. Ты был искренен. Он это чувствует. Нам велено не препятствовать вам больше. Извините за беспокойство. Можете спать дальше, можете – хоть сейчас отправиться в путь. Ваши переметные сумы наполнены провизией, прошу – не побрезгуйте. А в знак вашей доброй воли и в оплату за наше, гм… возможно, слишком назойливое, но все ж хлебосольное гостеприимство – очень прошу: забудьте о Выселках. Нету такой деревеньки, привиделось вам…

– Не беспокойся, Петр… – твердо пообещал Куница. – Ты, верно, заметил: жизнь бесценна. И коль нет за вами ничего худого – живите себе. Ну, а коли пакостить начнете – так вас и без нашей подсказки найдут. Люди зла не прощают…

– Вот потому вас и не пускают в Правь… – осуждающе покивал чудной староста. – Ваши священники в церквях, да и вы сами, наперебой, в своих молитвах ратуете за всепрощение и любовь, а живете в непрерывной ненависти и отмщении. Ну, да не мне вас осуждать. Найдется Судия и справедливее, и строже. Вот еще что, – остановился уже на пороге Петр. – Хозяин сказал, что лучше б вам ничего не искать… Хоть вы, по своему убеждению, за правое дело сражаетесь, – но нет в том, чтобы в делах Яви силы божественные использовать, ни чести, ни справедливости… Узлы на человеческом кружеве – только людскими руками распутать можно. Иначе затрещит плетение, а того гляди – совсем порвется.

Задумчиво поглядев на закрывшуюся дверь, Куница в некоторой растерянности повернулся к Степану.

– Ну, что делать будем, брат-чародей? Сразу собираемся вон из деревни, или дождемся рассвета? Не муторно будет спать в таком окружении?

– Не вижу смысла горячку пороть… – пожал широкими плечами тот. – Я хоть и не пресловутый Хозяин, но тоже ложь от искренних слов отличить умею. Староста не лгал – они против нас зла не затаили. Он и о необходимости драться с нами говорил, как о неприятной, но вполне обыденной крестьянской заботе. Такой, как прополка сорняков… Или вырубка леса. Так что, смело укладывайся обратно и спи сладко. Ничего больше с нами не случиться… Я имею ввиду – нынешней ночью и под этим кровом. А поутру – двинемся дальше.

– Наверное, ты прав… – кивнул сумрачно Тарас. – Попытаюсь заснуть. Может, еще что-нибудь важное присниться? Об…

– А вот о важном – лучше пока помолчать… – оборвал его на полуслове Степан. – Коль нам не известно насколько чуткое ухо у Хозяина здешнего, то и судьбу испытывать нечего… Так что, помолчим, друг-товарищ. И, как говориться: глядишь – здоровее будем.

* * *

Но, как не силились оба товарища, сколько не считали, прыгавших через плетень, барашков – сон в растревоженные умы упрямо не шел. Изрядно поворочавшись на неожиданно сбившихся в твердые комья, сенниках и нещадно обливаясь потом под ставшими вдруг невыносимо душными перинами, – у них едва хватило терпения дождаться первого рассвета. И как только за окном забрезжило утро, они с облегчением покинули Выселки. Даже не попрощавшись. Проводить их тоже никто не вышел.

– М-да, уж… – столь лаконичную и глубокомысленную фразу Степан произнес только после того, как место странного поселения за их спинами занял яркий диск восходящего солнца, и ночные страхи потеряли былую силу.

– А то… – не менее мудрено и рассудительно ответил Куница.

– Еще бы…

– Чудны твои дела, Господи…

– И не говори… – подытожил Степан.

После чего оба товарища крепко замолчали еще на добрый час, с очистительным упоением отдаваясь быстрой, немного похожей на поспешное бегство, скачке.

– Но, как же я их ауры не учуял? – запоздало удивился спустя этот час, недоученный чародей. – Ведь явный же морок… Но я-то, ладно, и в самом деле не светоч мудрости… Призрак почему не дал знать? Не предостерег?

– Он же честно нас давеча предупреждал, что более в земные дела вмешиваться не хочет. И если понадобиться что-то, чтоб сами спрашивали… – заступился за дух разбойного атамана Куница. – Мы ничего не заподозрили, не поинтересовались его мнением – вот он и промолчал…

– Верно, – нехотя согласился Степан. – Но все ж мог бы и подсуетится. Не зря ж его тебе в услужение дали. Погибнешь, тьфу-тьфу-тьфу, не приведи Господь из-за такой глупости – как отчитываться станет?

– А может, опасности никакой и не было? – припомнил Тарас. – Бабушка, тоже о нежитью упоминала, но прибавила при этом: что худого не чувствует…

– Чего? – Степан потянул за поводья, переводя лошадь на шаг. – Когда это она с тобой говорила? И почему ты мне ничего не сказал?

– Не успел… Я же только к тебе подсел, как тут Петр вошел… А потом стало не до разговоров.

– Ну, да, – припомнил неприятную ночь побратим. – Ты еще мне сказал, мол, приснился отец, а Аглая Лукинична сама приходила… В самом деле? Она что – тоже живая?

– К сожалению, нет… Вчера девять дней со дня смерти исполнилось. Вот ей и разрешили родных навестить. Попрощаться, значит…

– Слыхивать о подобном приходилось, – кивнул Степан. – А вот увидеть собственными глазами… М-да, учитель тоже любил говаривать, что слишком многое утеряно с тех пор, как под давлением христианства, люди отказались от древних знаний, и стали верить только в то, что проповедуют светочи новой церкви. А иной глупец в сутане, от чрезмерного воздержания, такое измыслит, что впоследствии сотне мудрецов не распутать… Верно?

Белобрысый здоровяк вопросительно взглянул на товарища, но поскольку на умные речи Тарас лишь пожал плечами, Степан сокрушенно вздохнул и сменил тему:

– Так что же тебе приснилось? Рассказывай скорее, пока нам опять – что-нибудь, или кто-нибудь не помешал…

Ну, прям как сглазил!

Не успев толком договорить до конца, Степан замолк на полуслове и ткнул пальцем немного левее…

– Дым? – произнес неуверенно.

Куница привстал в стременах, приложил ладонь козырьком ко лбу, но мог всего этого и не делать. Неуверенная белесая струйка дыма, которую случайно заметил Степан, уже превратилась в жирный смоляной столб, предупреждающим знаком воткнутый в линию горизонта.

– Никак казацкий дозор сигнальный огонь разжег?

– Басурмане?! – вопросительно воскликнул Степан, хотя и сам прекрасно понимал, что густой черный дым посреди степи просто так не появляется. А если кто озаботился зажечь – значит, беда близко.

– Кажись, от Тивильжанского броду идут… – прикинул направление Куница. – Как думаешь: их еще на переправе стража заметила, или уже на этот берег успели проскочить?

– Глупый вопрос, – пожал плечами Степан. – Если успели зажечь сигнальный огонь, значит увидели басурман заранее. Может, стоит самим взглянуть?

– А как же твоя родня? – для порядка спросил Тарас, хотя у него аж ладони зачесались. – Ты же их навестить хотел…

– Это теперь-то? Когда запорожцы тревогу подняли? Что ты, брат, и моргнуть не успеешь, как деревенский люд попрячется в лесах. Да так затаятся, что пока сами обратно из чащи не повылазят – бесполезно искать… – объяснил, почему изменил свое решение побратим. И неожиданно широко и задорно улыбнулся…

– Ты чего? – опешил Куница.

– А вот подумалось: ведь наши знакомцы, упыри из Выселок, в сущности – неплохие… гм, хотел сказать люди… существа. Может, подкормим их немного? Как считаешь? Православный люд они не трогают, а на одном зверье долго не протянешь… Оголодали, небось?

– Хочешь басурман к ним в гости заманить? – понимающе усмехнулся Тарас. – Отличная шутка получится может.

– А что? Неплохо придумано… – еще более напористо заговорил недоученный чародей. – Схарчат деревенские упыри ордынцев – уже хорошо. А положат друг дружку – еще лучше… И кого-то от басурманской напасти защитим, и богоугодное деяние совершим… Хоть и не своими руками, и не нарочно, а повыведем нечисть с землицы. Согласен?

– Голова, – одобрил Куница. – Так тому и быть. Рисковая затея, но славная, ни один низовой казак от подобного фортеля не откажется. Поворачиваем коней. И пусть нам поможет святой Юрий и Пречистая Матерь. Как говориться – дважды не умирать. На все воля Божья. Только, я вот о чем подумал… Ты, Степан, в девицу, часом, не пробовал оборачиваться?

– А в рыло не сунуть? – уставился на него с выражением незаслуженной обиды побратим и неожиданно густо покраснел.

– Да я не о том, – успокоил его Куница. – Сам пошевели мозгами: за двумя казаками, сколько басурман увяжется? Десяток, полтора – не больше. Значит, наше с тобой геройство никакого урона орде не нанесет и обернется пустым ребячеством.

– А что ты предлагаешь?

– Тут и мудровать особо нечего, – как можно убедительнее заговорил Тарас. – Сколько в Кафе за крепкого невольника дают? Две-три золотые монеты. Ну – десять… Да и то, если Султанат гребцов на военные галеры закупает. Тогда как за пригожую девицу, и простой мурза сотни драхм не пожалеет. А то и больше.

– Хочешь сказать, если ордынцы увидят девицу, то за такой добычей их большее число погонится? – одобрительно хмыкнул Степан.

– Будто сам иначе считаешь? – вопросом на вопрос ответил Куница. – Верхом, по степи, обычные селянки не ездят… Верно? Заметив подобную цацу, басурмане сразу смекнут, что наездница должна быть из знатной семьи. А такие невольницы, в их гаремах, стоят гораздо дороже обычных пленниц.

– В общем, ты прав… – неохотно согласился побратим. – Ладно, пострадаю для общества… – и тут же вполне серьезно пригрозил. – Но, если ты, хоть когда-нибудь проговоришься об этом – я тебя из-под земли достану! А потом обратно закопаю! И так заколдую, что вечность, прожитая в теле земляной жабы – сказкой покажется!

Куница понимающе покивал. Такую историю и в самом деле не стоит оглашать. Острые на язык запорожцы измучают насмешками да зубоскальством. Придется либо непрерывно морды бить, либо такой подвиг совершить, какой все на свете затмить бы смог.

– А знаешь что! – пришла ему в голову еще одна стоящая мысль. – Давай мы сами тебе такое прозвище придумаем, чтоб никому неповадно было. А любые шутки совершенно не смешные получались.

И глядя на насупившегося побратима, поспешно добавил:

– Это я так, к слову. Все равно, вступая в товарищество, тебе разрешат только имя, данное при крещении, оставить. И кто знает, какое хлопцы прозвище придумают… А я предлагаю… – Куница задумался на мгновение, а потом радостно изрек. – Небаба! – и поспешил объясниться, пока обидчивый здоровяк не подумал чего дурного. – Знаешь, как в народе говорят: "Вот – это настоящий казак, а не баба!". Звучит?! Да с таким прозвищем быть тебе атаманом, это как пить дать! Хоть об заклад побиться…

– Не-ба-ба… – медленно, словно пробуя на зуб новое прозвище, повторил недоученный чародей. – Гм, вполне… Степан Небаба! Годиться… Знаешь, а ты так меня теперь и зови. О! – вдруг запрокинул голову и, указывая на темное пятнышко высоко в небе, заметил. – Гляди, Тарас: это, случайно, не Василий нас высматривает? Что-то эта птичка уж слишком долго над нами висит. А ведь мы ни на сусликов, ни, тем более, на парочку полевок не похожи…

Куница вгляделся пристальнее и отрицательно помотал головой.

– Не-а… Опричник беркутом оборачивается, а то – канюк кружит…

– Тогда, тем более не нравиться мне такая прилипчивость, – проворчал Степан. – Боюсь, неспроста этот пожиратель падали над нами вьется.

– Эт, не обращай внимания… – отмахнулся Куница. – Не казацкое дело, в приметы верить. О том пусть бабы судачат. Все равно, чему быть – того не миновать! Ну, так что решил, побратим мой верный, новоиспеченный казак Небаба? Будешь красной девицей притворяться, или мне для этого отвернуться надо? Ты скажи, не стесняйся. Я ведь в чародейских делах не сведущ. Не знаю, как в таких случаях полагается…

Но ответа не потребовалось. Рядом с Куницей, в седле побратима возникла очаровательная и столь пышно разодетая красавица, что аж в глазах зарябило, от блеска платья, украшений и драгоценных побрякушек. Особо не выгадывая, Степан скопировал образ, который крепче иных запечатлелся в памяти. И новая спутница Куницы как две капли воды походила на невесту чародея, его же воображением облаченную в золоченую парчу и шелка. И все это одеяние так сверкало, что басурмане должны были все поголовно ослепнуть, чтоб не заметить ее ближе, чем за версту. Вот только у Аревик волосы были черные с синеватым отливом, а в воплощении Степана, она превратилась в пепельную блондинку… Здоровяк, как всегда, позабыл сменить окрас, в любом теле оставаясь верным белобрысому чубу.

* * *

– Ну, а теперь, когда мы все решили, быстро отвечай на вопросы… – непререкаемым тоном и густым басом Небабы произнесла изящная копия Аревик. – А то я, похоже, никогда и не узнаю: что поведала тебе при вашей последней встрече Аглая Лукинична?

– Ах, вот ты о чем, – невольно усмехнулся Куница. – В общем-то, я не слишком уверен, что правильно понял ее. Бабушка сказала, что у меня появился дар исполнения желаний…

– Это как понять?

– Ну, если я очень чего-то хочу, то оно непременно сбудется, – не слишком уверенно объяснил ведун. – Как-то так…

– Никогда о подобном слышать не доводилось, – покрутила головой "девушка". – Что же это… выходит, все в мире сообразуется с твоими пожеланиями? И вся эта кутерьма, которая сейчас с нами происходит – твориться по твоему собственному хотению? Извини, но это больше смахивает на горячечный бред, а не вещий сон… Наверное – жареного мяса переел?

– Не кипятись и не юродствуй, все не так просто, как говорится… – унял побратима Тарас.

Хоть это и невежливо, но во время разговора Куница упорно отворачивался от собеседницы, иначе вид прекрасной девушки, сбивал с мысли. Почему-то в облике пса или коня – Степан воспринимался самим собой, а превратившись в девицу – ну, никак не совмещал нежную внешность с грубоватым содержимым. Скорее всего, из-за того что и под шкурой свирепого сармата, и боевого коня – ученик чародея все равно воспринимался мужчиной, а сейчас – глядя на все эти рюшечки, бантики, да завитушечки, серьезного разговора с ним не получалось…

– Бабушка сказала, что мои пожелания сбудутся только в том случае, если они не во вред другим людям…

– Угу, уже легче… Что ж, проверить проще простого…

– А как? – заинтересовался Тарас. – Предлагаешь на тебе испытать?

– Упаси Боже! – в непритворном испуге вздел руки Небаба. – Послушай, мы все хотим пить, да и лошадей напоить бы неплохо…

– И что?

– Вот и попытайся пожелать. А я погляжу – что из этого получиться…

Куница честно закрыл глаза и во всех подробностях стал представлять себе, как они сейчас поднимаются на пригорок, а внизу противоположного склона стоит колодец. Да не простая криница, – низкий сруб в три венца, – а настоящий, с "журавлем"! Эту примету, Тарас нарочно придумал, чтоб наверняка узнать: по его желанию колодезь тут возник, или стоял себе и раньше, а они на него случайно наткнулись…

– Божья сила и все святые угодники! – воскликнул Степан. – "Журавль"! Посреди степи! Вот это здорово! Неужто и в самом деле твои желания сбываются? Уму непостижимо!

Куница открыл глаза и сам себе не поверил. Все было точь-в-точь, как он и хотел. И пригорок, и застывший у колодца на одной ноге деревянный "журавль", вытянувший над срубом длинную шею…

Нетерпеливая и чрезмерно любопытная, впрочем, как и все девушки, "Аревик" пришпорила коня и первой подскакала к "журавлю". Заглянула в колодец и… громко рассмеялась хриплым баском.

– Ха-ха-ха!.. О-хо-хо-хо!.. Ой, держите меня семеро, а то лопну со смеху!.. Ну, учудил!.. Ну, брат, отчубучил!

– Чего там такое? – удивился Куница.

– А ты сам взгляни, чародей… – не переставал смеяться Небаба. – О-хо-хо-хо…

Куница подъехал ближе, заглянул внутрь сруба и сам не удержался от нервного хохотка…

Внешне колодец совершенно ничем не отличался от множества своих сородичей, но внутри него – вместо привычного водяного зеркала, все пространство огражденное срубом, занимали ведерные сулейки, в оплетке из виноградной лозы. Точь-в-точь как те, в которых корчмарь Ицхак хранил дорогое сладкое греческое вино.

– Ты о чем думал, горе луковое, когда колодец воображал? – ехидно поинтересовалась "Аревик".

– Вообще-то я больше на наличие "журавля" упирал… – потупился казак. – А это… Когда я подумал о питье, то неожиданно вспомнил, у нас еще полные фляги воды, а вот вина мы не захватили ни капельки…

– Ага, кто о чем – а вшивый о бане… Лошадей ты тоже вином поить собираешься? Хотя, о чем это я?! – красавица "Аревик" так неожиданно хлопнула себя по лбу характерным для Степана жестом. – Тарас! Побратим, мой дорогой! Да ведь твоему дару цены нет! За это и в самом деле стоит выпить!

"Девушка" наклонилась над колодцем и легко, одной рукой выхватила оттуда полуведерную сулейку. Так же непринужденно, словно держала перед собой литровую крынку, она другой рукой вытащила плотную пробку и хорошенько тяпнула прямо из горлышка.

Все это настолько не увязывалось с ее хрупкостью, что с Куницы вмиг схлынуло наваждение, и за обличием красавицы, он наконец-то разглядел своего верного побратима. Здоровяка и балагура.

– Хорошо… – довольно отер губы Степан и протянул сосуд Тарасу. – На, хлебни чуток. Умеешь выбирать… Жаль, придется бросить… С собой не увезти. Твой тесть удавился бы, от такой бесхозяйственности.

– И в самом деле, неплохое… – согласился Куница, в свою очередь, сделав добрый глоток. – Странно, ведь я ни о каком конкретном вине не думал. Откуда ж выбор?

– Из памяти. Неужто вкус ничего конкретного не напоминает?

– Гм… В общем-то нет… – развел руками казак.

Побратим воспринял его жест, как возврат сулеи, и расторопно подхватил сосуд. Не преминув сразу же припасть к горлышку.

– Ну, значит, ты запамятовал, а душа помнит, – объяснил чуть погодя. – Эх, хорошо… Может, отдохнем чуток? Глянь, красота какая вокруг. Приволье…Чего нам к басурманам навстречу торопиться, если они и сами вскоре сюда пожалуют? Да и к Выселкам поближе будет…

Ответить Тарас не успел. Над их головами раздался такой яростный орлиный клекот, что оба мгновенно взглянули вверх. Как раз вовремя, чтобы заметить, как две огромные хищные птицы сцепились в смертельном поединке.

Кунице и раньше приходилось видеть, как степные орлы дерутся за охотничьи владения, но обычно это была скорее демонстрация силы, нежели по-настоящему беспощадный бой. И более сильная птица легко выдворяла незадачливого соперника. И совершенно иначе происходил этот поединок.

Орел-беркут и канюк, с лету сцепившись когтями, стали наносить мощными клювами такие яростные удары, что перья и пух полетели во все стороны. При этом обе птицы старались обездвижить врага, тяжестью собственного веса увлекая его вниз. Только почти у самой земли инстинкт самосохранения заставил хищников расправить крылья, и они, по-прежнему не разжимая когтей, плотной кучей грузно рухнули в траву.

"Да помогите же, черт вас бери! – неожиданно отозвался в головах у побратимов знакомый голос. – Чего вылупились?!"

Узнав Василия, Куница спрыгнул с коня и бросился к дерущимся птицам, на бегу вынимая саблю. Еще миг и он оказался рядом с яростно хрипящим, вздымающим пыль сильными крыльями, барахтающимся клубком из перьев. Которая птица брала верх – непонятно, но раз опричник позвал на помощь, приходилось ему несладко.

– А ты снизу или сверху?! – запоздало поинтересовался Степан, как раз в тот момент, когда Куница исхитрился просунуть между дерущихся острие сабли и ловко отчекрыжил лысую, пупырчатую голову канюка.

– Я тот, который в живых остался… – проворчал, тяжело дыша, Василий, отбрасывая от себя безголовую тушку и поднимаясь на ноги. Его мускулистую грудь и живот сплошной раной, покрывали глубокие и обильно кровоточащие бороздки, оставленные кривыми когтями канюка. – Это шутка у вас теперь такая, да? Или позабыли, что в отличие от некоторых чародеев, я только орлом умею оборачиваться?

Побратимы промолчали, глядя на огромного канюка – как раз меняющего очертания тела.

Превращением потрепанного беркута в их товарища, уже никого нельзя было удивить, но когда и безголовая тушка пожирателя падали стала приобретать вид человека, Куница изумленно воскликнул:

– А это еще что за чудище? Очередной иезуит? Где ты его нашел?

– Кого? – не остывший после сражения опричник не сразу сообразил, о чем Тарас его спрашивает. – А-а… этот… Прямо над вашими головами. Только он не из святого братства. Или не знали, что у басурман свои оборотни водятся? Разведчик ордынский… Я, когда заметил, что он над одним и тем же местом кружит, почему-то сразу о вас и подумал. Как видите – не ошибся.

– Понятно. А сам ты как здесь оказался? – поинтересовался Степан. – Мы же, вроде как, в Каменец-Подольском договорились встретиться?..

– Обстоятельства, други, изменились… – пожал плечами опричник, проводя рукой по кровоточащим ранам. Он, видимо остался доволен осмотром, потому что лишь вытер ладонь о траву и все… – Извини, Тарас, не хотелось бы тебя огорчать, но тот отряд инквизиторов, который вез Ребекку, – в городе так и не появился. Ума не приложу: куда брат Сигизмунд со всеми драгунами мог подеваться. Весь их путь пролетел дважды. Совершенно никаких следов. Как в воду канули!

– Спасибо, за заботу, но там – все и без нас хорошо закончилось… – поблагодарил товарища Куница и объяснил. – Ривка уже дома. Мы, в прошлую субботу даже в церкви огласить о венчании успели. А насчет воды – ты угадал. Ей тогда русалки помогли освободиться. Они же, наверно, и инквизитора твоего, вместе со всем войском в реке утопили…

– Слава Богу, ежели так… – с видимым облегчением вздохнул опричник. – А то я ищу вас, а сам думаю – как в глаза глядеть стану? – И тут же поинтересовался. – Кстати, а что с главными поисками? Есть какие-то новости? Судя по всему – вы тоже планы поменяли и в город не больно торопитесь? Совсем в другую сторону кони смотрят.

– Ничего существенного, но след проклюнулся…

– Говорите, говорите! – вскричал Василий. – Други, вы себе даже представить не можете, насколько это важно!

– Слушай, тайный слуга государев, – возмутился Степан, привлекая к себе внимание опричника… – Может, и ты нас посвятишь, наконец, в царские тайны?

– О, а это что за маскарад? – удивился Василий, наконец, придя в себя настолько, чтоб обратить внимание на внешний вид Степан. – Слушай, а ничего… тебе идет…

– Не увиливай от ответа! – гаркнул тот, бешено вращая глазами, что особенно дико смотрелось на кукольном личике юной армянки. – Либо мы вместе, либо проваливай, откуда прибился! И нечего тут выведывать! Тайна за тайну. Это мое последнее слово.

– Тихо, тихо… – поднял руку Куница. – Вы что, братцы, белены объелись? Успокойся, друг Небаба! За что на человека набросился?

– Терпеть не могу всяческих недомолвок… – проворчал тот уже не так запальчиво. – Ладно, Василий, не серчай. Только прекращай тень на плетень наводить. Говори прямо, все как есть. Раз уж нас судьба вместе свела…

– Да я не против, – чуть раздраженно дернул плечом тот, вовремя проглотив так и просившуюся на язык очередную колкость. – Просто, не успел еще ничего рассказать… А новость у меня пока, хоть и важная, да только одна – султан изменил первоначальные намерения и теперь вся басурманская орда идет к Хотину! Поэтому, я и не стал вас дожидаться в Каменец-Подольском, а полетел навстречу… Вот, собственно, и весь сказ… – опричник перевел дух и искренне улыбнулся.

– Рад вас снова видеть, живыми и здоровыми, други… Ага, вот еще что… Надо нам убираться отсюда поскорее. Думаю, басурманский наблюдатель не зря над вами вился. И если Степан менял свой облик прямо у него на глазах, сюда уже наверняка отряд ордынцев скачет.

– Неужто не справимся? Сколько их будет: дюжина, две? – пренебрежительно отмахнулся Тарас, в раздумье позабыв о прежних планах.

– Больше, други… Гораздо больше. Может, сотня, а может – и больше. Да не одни воины, а с шаманом… Попытаться поймать живьем чародея для них не только дело чести, но и большая удача. Да что я тебе, запорожец, подобное толкую. Сам ведь знаешь, что никакие чары не спасут, если шаман успеет наложить узы послушания. И то, что такое рабство самое страшное – поскольку нет от него избавления даже после смерти…

– Гм… Тарас, ты чего? – вмешался в разговор Степан. – Мы же с тобой как раз собирались приманить отряд побольше. Собственно, поэтому я и женский облик принял, – заодно объяснил свой вид Орлову.

– И впрямь, что-то я не о том, – потер ладонью лицо Куница. – Какая-то мысль забрезжила. Чувствую, что важная, а ухватить не могу.

– Бывает… – понимающе кивнул Василий. – Ничего, всплывет… – и прибавил, обращаясь к Степану. – А ты можешь обратно превращаться. Если оборотень-канюк передал увиденное связанному с ним шаману, то в маскараде нет больше надобности. Разве, самому понравилось? Шучу, шучу… – примирительно поднял руки. – Обнял бы тебя, да боюсь, неправильно поймешь. А если серьезно – басурмане все, что им надо, о тебе уже знают. Ну, а после гибели наблюдателя, не станут сомневаться и в чародейской мощи. Поэтому отряд стоит ждать большой. Да, кстати, а куда вы их приманивать собрались? Что-то я никакой засады вокруг не заприметил?