Текст книги "Беспокойное наследство"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава тринадцатая

Несмотря на то, что давно перевалило за полночь – в доме купцов Ованесянов никто еще и не ложился. Все домочадцы, от малого до старого, снедаемые тревогой, находили себе какое-то неотложное или самое пустячное дело, лишь бы не сидеть сиднем и не оставаться наедине с собственными страхами и переживаниями. Кому не ведомо, что ожидание изнуряет больше чем самая тяжелая работа? Поэтому, когда по мостовой зацокали конские копыта, а потом – заскрипела калитка, это услыхал каждый. И все – тут же ринулись во двор.

Но, выскочив на крыльцо, столпились, не понимая: веселиться им или рыдать?

Как-то слишком отстраненно и угрюмо белобрысый силач удерживал на руках обмякшую Аревик, заботливо укутанную в его кунтуш. При этом девушка казалась совершенно бездыханной. А пронзительная белизна ее кожи, видимая в тех местах, где тело проглядывало сквозь чужую одежду, скорее соответствовала покойнице, нежели живому человеку.

Растерянность постепенно сменилась страхом, но никто из Ованесянов так и не осмелился первым задать, тревожащий всех, вопрос.

К счастью, многоопытный Орлов быстро разобрался, из-за чего, вместо радостного гомона, подворье накрыла тревожная тишина.

– Не волнуйтесь, люди! Она всего лишь спит… Ничего непоправимого с Аревик не случилось. Мы успели вовремя.

Ваграм бережно перенял дочь из рук Степана и осипшим от волнения голосом произнес:

– Спаси вас Господь, друзья! От всей души благодарю! Век за вас молиться стану! Располагайте всеми нами и всем нашим имуществом. И хоть я уже произносил эти слова, повторю еще раз: наш дом – это ваш дом!

– Да, будет тебе, Ваграм-джан… – остановил благодарственную речь чересчур расчувствовавшегося отца Степан. – Неси дочь в дом. Надо ее поскорее в теплую постель уложить. Натерпелась, бедняжка… Ужас! И, к моему величайшему сожалению, ее беды еще не окончены…

Может обрадованный спасением дочери, армянин не расслышал последних слов парня (говорил тот не слишком внятно, как бы самому себе), а может, хватило ума не начинать расспросы прямо у порога, но Ваграм промолчал, и внес свою драгоценную ношу внутрь дома.

Женщины дружной и говорливой стайкой бросились следом за ним, а молодой Рубен, по распоряжению дедушки Аветиса, торжественно повел спасителей сестры в заранее подготовленную к торжественному пиршеству, трапезную.

Но и на этот раз судьба распорядилась по-своему.

Уже переступив порог купеческого дома, Василий вдруг охнул, схватился обеими руками за голову и, бледнея на глазах, стал оседать на пол. Если б Куница не подхватил его под локоть, то, скорее всего, опричник не устоял бы на ногах. С другой стороны товарища заботливо поддержал Степан.

– Что случилось? Тебе плохо? – спросил Тарас, вглядываясь в помутневшие глаза Орлова.

Опричник, сдавленно застонал, словно от едва сдерживаемой боли, мягко освободил руку и широко перекрестился. А на его худощавом лице отразилось огромное страдание.

– Стойте, други… – почти прошептал он, скрипнув зубами. – Надо бы словом перемолвиться… – и прибавил, уже обращаясь к хозяевам. – Уж не обессудьте…

– Извольте, коль надобность возникла… – не подал виду, что удивлен таким поворотом, мудрый старик. – Мы ждем вас в трапезной.

– Ты ранен? Заболел? – волновался Куница.

– Не я, братцы… – опричник уже приходил в себя, но был еще слаб и говорил отрывисто. – Это чужая боль. Орда опять сдвинулась с места… Огромное войско. Такое, какого здесь уже сотни лет не видели. Грядет страшная битва. Как бы нам времена огнедышащего Батыя не довелось узреть воочию…

– Да с чего ты взял? – недоверчиво промолвил Степан. – Сам же говорил, что пока все думают, что священная реликвия архистратига Михаила находиться у нас, басурмане побояться напасть на православные земли.

– Они и не нападут… – непонятно ответил опричник.

– Тогда, что ж ты нас так пугаешь? – возмутился Куница.

– Как будто не нападут, – прикрыв веки, устало объяснил Василий. – Трехсоттысячная орда этим летом двинется войной на латинян, но пройдет вашим краем. И главная битва тоже, где-то здесь будет. Ведь король двинется с войсками им навстречу… Степан не воин, но тебе, Куница, надеюсь нет надобности растолковывать: какой след оставляют после себя две армии, общей численностью до полумиллиона человек и еще десять раз по столько же – лошадей, вьючных животных и овец. Даже, если вражеские воины ни жечь, ни грабить не будут…

– Нет, не надо… – невольно вздрогнул запорожский новик, мысленно представив себе истоптанные в камень хлебные нивы и превращенные в липкую грязь заливные луга.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Степан. – Магия? Тогда, почему я ничего не почувствовал?

– И насколько верны эти вести? – уточнил Тарас.

– Вернее не бывает… – печально кивнул Василий. – Только что умер один из наших. Из тайной службы царя Иоанна. Умер лютой смертью… А когда понял, что по-другому предупредить уже не сможет, – он использовал все свои душевные силы, чтоб передать тайну ближайшему опричнику. Сами знаете: оборотня не так-то просто убить. И пока в его теле тлеет хоть маленькая искра, всегда остается возможность воротиться, даже из тонкого мира. Теперь у него нет этого шанса – неизвестный герой и воин ушел навсегда. Простите, други, но мне придется оставить вас на некоторое время. Возможно, что я единственный, кто услышал это послание. Необходимо передать дальше предупреждение… добытое такой ценой.

– А как же наши дела? Неужели поиск реликвии теперь не так важен? – в некоторой растерянности поинтересовался Куница, сам понимая, как глупо и по-детски звучат его слова.

– Наоборот, – успокоил товарища Василий. – Как раз сейчас нам нельзя терять ни единой минуты. Поэтому и придется разделиться. Ненадолго… Пока вы все, начатое нами, до ума доведете, я слетаю к своим, передам весть, – а потом буду ждать вас прямо в Каменец-Подольском. Заодно – за Ребеккой пригляжу: как бы чего худого с ней не приключилось. Даже, случайно. Надеюсь, други, вы не позабыли, что нам еще одно условие по очистке клада обязательно выполнить надо? Иначе его проклятие и дальше под ногами путаться станет. Что, по моему разумению, в конце концов, ни к чему хорошему не приведет!

– Звучит разумно, – согласился Степан. – По уму, так Тарасу в Михайловку самому возвращаться надо, но у меня, других дел нет, вот и составлю компанию.

– А вот тут, Степан, ты не прав, – возразил Василий. – Клад вы вместе нашли, значит – вместе его и очистить должны.

– Возможно, – кивнул здоровяк. – Об этом я как-то не подумал. Гм?.. А ведь верно – проклятие клада могло упасть на нас обоих. После у Призрака спрошу, ему лучше знать. Оно – ничего не меняет, а все ж.

– Вот и договорились, – опричник дружески ткнул товарищей в бока. – Тогда, други, пошли во двор. Увяжете хорошенько в тюк мою одежку. Возьму ее в когти. Чтоб потом времени не терять.

Но выйти они не успели. По лестнице затопотали поспешные тяжелые мужские шаги, и в сени буквально ворвался всклокоченный и взъерошенный Ваграм со Степановым кунтушом в руках.

– Твой? – он едва ли не с ненавистью ткнул одежду белобрысому здоровяку.

– Мой… – удивленно ответил тот, недоуменно оглядывая кунтуш. – А что с ним не так?

– Аревик не просыпается… – ничего не объясняя, заговорил об ином расстроенный армянин. – Мы не можем ее разбудить. Никак… И она – была полностью обнажена… Под твоей одеждой на ней не было даже исподней рубашки. Кто-нибудь из вас может мне объяснить: что все это значит?

– Конечно, Ваграм-джан, – попытался успокоить взволнованного отца Куница. – Мы расскажем вам все самым подробным образом. Вот только проводим нашего товарища. Ему срочно надо ехать. А потом – обязательно все расскажем и объясним. Но, заверяю вас – ничего непоправимого ни с душой девушки, ни ее телом чернокнижник сделать не успел…

– Достаточно и того, что моя дочь была обнажена перед чужими мужчинами. Наш род опозорен навек! Теперь Аревик никто не возьмет замуж. Уж лучше б она умерла!

– Опомнись!! Что ты городишь?! Ты же мужчина! – неожиданно для всех сердито рявкнул Степан на отца девушки, похоже, окончательно потерявшего разум от свалившихся бед и горестей. Беря Ваграма за грудки и основательно встряхивая. – Совсем сдурел, что ли?!

– Ты не понимаешь… – все так же полубезумно качал головой тот, даже не пытаясь освободится. – Сваты спросят у меня: сберегла ли невеста свою честь для жениха? И что я им отвечу? Что мою дочь видели голой не менее четырех мужчин? Кто захочет взять в жены такую бесстыдницу?

– А ты не говори никому, – бесхитростно посоветовал Степан. – Аревик была без памяти, о позоре своем ничего не знает. Мы с товарищами – не за тем с колдуном сражались, чтоб ее прелести рассматривать. Даже если б и захотели, – не до этого нам было! Кроме того – уедем завтра из города и никогда больше не вернемся. Чернокнижник – тоже ничего не расскажет. Ему б со своими проблемами справиться…

– Глупости говоришь, уважаемый. Нельзя семейную жизнь начинать с обмана, – назидательно произнес армянин. – Такой брак никогда не будет счастлив. Создатель – все видит. И либо самих новобрачных накажет, либо их детям – ни здоровья, ни хорошей доли не даст…

– Это как понимать, Степан? – воскликнул обеспокоено Куница, не обращая внимания на поучительные причитания Ваграма, но зато хорошо расслышав в словах побратима нечто более важное, нежели возможные проблемы будущего семейного счастья армянской семьи. – Разве мы с твоим учителем не навсегда покончили? Неужели можно было как-то уцелеть в обрушившемся на голову замке?

– Увы… – помотал чубом Степан. – Ты что и в самом деле думал, будто чародея можно так запросто убить? Какой тогда прок был бы в долголетнем изучении магии? Нет, он наверняка превратился в какую-то мышку, змею или крота, которым любая норка во спасение. Уверен – Чернобородый обязательно выкарабкается… Но, к нашему с вами счастью, далеко не сразу. Восстановить былое могущество и жизненные силы, отнятые у него потусторонним миром, быстро не удастся. Думаю, года три-четыре колдуну совершенно не до мести будет. А там – поглядим… Мы ведь, теперь, и сами не лыком шиты. Кстати, по этой же причине и Аревик очнуться не может. Душа девушки как раз меж двух миров находилась, в тот миг, когда связь с чародеем оборвалась. Вот она и потеряла связующую нить. Проще говоря: заблудилась и не может найти дороги обратно в Явь. Ума не приложу, как бедняжку обратно вытащить…

На слове "бедняжка" голос парня предательски дрогнул, причем настолько заметно, что оба его товарища с подозрением уставились на здоровяка.

– Не мое это дело… – начал Василий. – Но, ты, друг мой, похоже, к рекомой девице далеко не так равнодушен, как хочешь казаться… Влюбился? Знаешь, не обижайся, но я б не советовал. Больно судьба наша непредсказуема…

– Ты прав, совершенно не твое!.. – неожиданно озлился Степан. – Ты вроде как лететь куда-то собирался? Вот и маши крылышками, покуда перьев не лишился!

– Точно – влюбился… – присвистнул опричник. – И когда только успел? Хотя, дурное дело – не хитрое…

– То-то он ее с рук всю дорогу не выпускал, – припомнил Куница. – Я еще предлагал помочь, а он…

– Сказал: своя ноша не тянет… – закончил Василий.

– Да что вы на меня набросились?! – возмутился Степан. – Преступление, что ли? Красивая ж девушка. Как не…

– Стоп! – решительно остановил его словоизлияния опричник. – Отец рядом. Не брякни лишнего! У армян с этим строго. Кстати, – Василий поднял руку, требуя тишины. – Я сейчас не шучу! Знаешь, Степан, если ты и в самом деле чувствуешь к Аревик нечто большее, нежели обычное влечение, то это существенно увеличивает ее шансы на спасение. Чувства у влюбленных особенно обострены. Поэтому, когда ты ее позовешь, девушка будет легче услышать именно тебя, а не кого-то иного! Так что, уважаемый Ваграм-джан, – добавил Орлов специально для потерявшего нить разговора армянина, – думаю, вы зря беспокоитесь по поводу свадьбы вашей дочери. И врать вам никому не придется… Все свои.

– Еще одно лишнее слово! – угрожающе зарычал богатырь, который при слове "свадьба" опять разозлился. – И я за себя не ручаюсь!

– Засим, разрешите откланяться, – шагнул к дверям опричник. – Счастливо оставаться, други. Совет вам, да любовь… Кстати, обрати внимание Степанушка: Куница тоже такой дурной становиться, когда разговор о Ребекке заходит… Спасибо! Провожать не надо!

Последние слова насмешник выкрикнул уже с улицы, спешно шагнув за порог.

– А как же одежда? – кинулся следом Куница, но в ответ услышал только хлопанье крыльев огромной птицы. – Вот баламут… А еще тертым калачом себя считает…

– Ну и шут с ним, – проворчал Степан, поднимая с земли вещи опричника. – Думаю, в его родовом "гнезде" какая-то одежка найдется… А нет – так и поделом, охальнику. Нечего зубы скалить…

* * *

Почти силком втащив в трапезную и усадив Ваграма за стол рядом с остальными мужчинами, побратимы, как и обещали, со всеми возможными подробностями стали рассказывать, истомившимся от неведения и треволнений, родственникам спасенной девушки, о ее и своих приключениях в замке злодея.

И тут неожиданно проявился дар сказителя у обычно молчаливого Степана. Он так ловко повел рассказ, что даже Куница заслушался.

Нарисованный неуемным воображением его побратима, и без того достаточно угрюмый и неприветливый замок чернокнижника стал казаться еще более зловещим и ужасным.

Особую жуть на слушателей наводили невесть откуда возникшие сонмы летучих мышей, гроздьями облепившие стены и потолки здания. По мрачным развалинам сновали полчища голодных, облезлых крыс. А неосторожного гостя терпеливо поджидали затянувшие толстой паутиной каждый дверной и оконный проем, ядовитые пауки. Огромные бестии, в силу своей прожорливости, охотившиеся даже не на упитанных мух, а уже на все тех же летучих мышей и крыс!.. Падающие на голову (хорошо хоть не за шиворот!) с прогнивших потолочных балок клубки змей и прочих ползучих гадов.

Тарас даже непроизвольно вздрогнул, представив себе все это воочию, и порадовался, что у хозяина замка не столь богатая фантазия, как у вошедшего во вкус Степана. Иначе, чем черт не шутит, ему, и в самом деле, "посчастливилось" бы столкнуться с подобной гадостью. И еще неизвестно – как бы Куница повел себя в такой ситуации.

А тем временем, щедрый ученик чародея, продолжал заселять руины замка еще более ужасающими созданиями.

Из поросших мхами каминных зевов полезли наружу безголовые скелеты, обреченные вечно искать свои черепа – и за неимением таковых, жаждущие взамен открутить голову всякому живому существу.

Безлюдные коридоры, залы и лестничные пролеты заполонили полуистлевшие трупы, которые неугомонно сновали с этажа на этаж, при этом громко бряцая ржавыми доспехами и ожесточенно размахивая одно– и двуручными мечами, моргенштернами, а также прочей режущей и колющей сталью. Для пущего ужаса с изрядно зазубренными и покрытыми бурыми потеками лезвиями и шипами.

Куница изумленно охнул от такой откровенной глупости, перечащей всем канонам воинской выучки, и уже собрался, чуток осадить побратима, но увидев, что его повествование нашло благодарный отклик, в купеческих сердцах, не стал вмешиваться. Тем более, что Степан как раз начал рассказ о решительном поединке Тараса с колдуном, и перебивать стало неудобно.

Кроме того, судя по сдавленным женским охам и ахам, доносившимся из-за обоих неплотно прикрытых дверей ведущих в трапезную, усердие Степана не пропадало даром. Даже умудренный годами старик не подавал виду, что сомневается во всей этой неимоверной истории, столь страстно излагаемой излишне речистым гостем. Вряд ли дедушка Аветис и в самом деле верил бойкому рассказу, но, в отличие от молодого казака, глава рода понимал, что только так можно развеять, поселившийся в душах домочадцев, страх. И не мешал им наслаждаться историей о примерном наказании лиходея силами добра и справедливости…

А Степан не умолкал ни на мгновение. И с каждым, произнесенным им словом, Куница узнавал все больше неожиданных и невероятных подробностей.

Как оказалось, чернокнижник, подкрадывающийся к находившейся в беспамятстве девице, от мощного пинка, нанесенного Тарасом, кубарем покатился по полу, даже не успев распустить шнуровку штанов.

И вот тогда весь колдовской замок ополчился против друзей, встав на защиту своего хозяина.

Слушая о брыкающихся, словно одичавшие кони, столах и скамейках, о гоняющихся за людьми и лязгающих дверцами шкафах и буфетах, о плюющихся зажженными свечами шандалах и канделябрах, Куница вынужден был ухватить со стола чашу с медом и основательно к ней приложиться. Пока не унял рвущийся наружу смех…

А в замке колдуна, тем временем, стараясь зацепить и больно царапнуть незваных гостей, сами собой переворачивались вверх гвоздями половые доски, трескались и разлетались по комнатам жужжащими осколками зеркала и еще уцелевшие витражи.

Потом Тарас схватился на саблях с чернокнижником и даже успел того крепко поранить. И возможно, вскоре даже прикончил бы лиходея, если б, испугавшийся заслуженного возмездия, колдун не превратился в громадного ворона и не вылетел наружу, пытаясь удрать.

К счастью, оставленный снаружи, Василий тоже не дремал. Он давно уже поджидал злодея, приняв обличие беркута. И как только тот попытался взмыть в небеса, Орлов молнией упал на него сверху и поверг наземь!

Но и тут чернокнижник не сдался! Он превратился в хищного волка – и тогда пришел черед Степана. Острые клыки сармата задали колдовскому зверю столь основательную трепку, что тот змеей скользнул обратно в свое логово.

Понимая, что битва проиграна, и ему уже недолго осталось творить свои грязные дела, в приступе бессильной ярости и отчаяния, чернокнижник решил совершить последнее в жизни злодеяние и обрушил замок на голову своей беспомощной пленницы. Но ему и тут не повезло…

Пока верные товарищи сражались с чародеем в небесах и на земле, Куница тоже не терял зря времени.

В лабиринте смертельно опасных ловушек, разбросанных по всем комнатам огромного здания, он сумел отыскать заколдованную злодеем девушку, похитить ее у оставленных на страже упырей и вынести из замка. Он показался на ступенях внешней лестницы, неся Аревик на руках, как раз в тот миг, когда крыша замка рухнула внутрь, погребая под собой всю нечисть и нежить, расплодившуюся там, заодно с незадачливым хозяином…

А победители поспешили в город, чтобы вернуть девушку под отчий кров, а так же – подкрепить свои, подупавшие в изнурительной схватке с беспощадным врагом, силы.

И наглядно демонстрируя, насколько те истощились, Степан умолк и столь ожесточенно набросился на выставленное армянами угощение, словно уничтожение трапезы было непременным условием победы над упомянутым ранее врагом.

Его красноречие оказалось столь велико, а взгляд так искренен, что даже Ваграм на время позабыл о своих тревогах, и заслушался, облокотившись на стол и подперев щеку рукой.

– Истинно достойное былинных сказаний деяние, – похвально кивнул дедушка Аветис. – Я уверен, что со временем, когда можно будет раскрыть все тайны, люди сложат о нем и песни, и сказки. Но, одно мне не понятно: почему колдун избрал именно Аревик? – и, видя как поспешно открывает рот белобрысый здоровяк, недовольно уточнил. – Полагаю, вы понимаете, что я не спрашиваю: зачем мужчине, хоть и колдуну, понадобилась девица? Слава Богу, еще не совсем из ума выжил и кое-что в состоянии припомнить… Я хочу понять другое: почему колдун во всем городе выбрал именно мою внучку? Даже учитывая то ужасное и распутное время, в котором нам приходиться жить, очень сомневаюсь, что Аревик единственная девственница во всей Ужали. Или, что в целом городе нельзя было выискать девицу лицом и телом краше?

– Но, дедушка, – впервые за все время отозвался юный Рубен. – Разве это столь важно? Главное – моя сестра спасена!

– Помолчи, парень, когда старшие разговаривают! – прикрикнул на него старик. – Кроме всего прочего, как я понял, наш враг остался жив. Он не убит, а всего лишь обессилен на некоторое, пусть и очень длительное время. Тогда тем более, следует понять: чем вызвана такая ненависть к нашему роду, и принять надлежащие меры! Иначе – в следующий раз, когда колдун восстановит силы и вновь нападет, рядом может не оказаться тех, кто придет на помощь.

– Вы, безусловно правы, почтеннейший, – согласился Куница и продолжил тоном не вызывающим никаких сомнений в том, что он знает о чем говорит. – Да, Оху Чернобородому была нужна только Аревик. И причина вполне объяснимая. Кто-то из недоброжелателей или конкурентов щедро оплатил колдуну разорение всего рода Ованесянов. Вот он и напустил на ваш дом Злыдней. А чтоб довести порученное ему дело до конца, и не дать возможности поправить состояние семьи удачным замужеством красавицы дочери – колдун решил ее опозорить… Объяснение нелицеприятное, но самое житейское. Думаю, что во избежание подобных неприятностей в будущем, вам стоит припомнить всех, кого могли невольно или намеренно обидеть, и – попытаться как-то с ними помирится. Денег у вас достаточно… Можно и некоторый убыток стерпеть.

– Икону в церковь куплю… – решительно произнес Ваграм. – С серебряным окладом.

– Что ж, в сказанном есть смысл, – кивнул старик. – Хорошо… Если честно, я боялся, услышать в ответ, что-то гораздо более страшное и загадочное, дотянувшееся из прошлого. Ведь нам до сих пор неведомо, как именно погиб мой отец. Грешно плохо вспоминать о мертвых, но я думал, что месть колдуна пришла оттуда… И еще – простите мою старческую настырность, но наша девочка не очнулась, и мы совершенно не знаем: что делать дальше? Может, обратится к лекарю?

– Ваше беспокойство понятно, – ответил Степан. – Как я уже упоминал, душа Аревик сейчас заблудилась в тонком мире и надо очень постараться, чтобы вернуть ее обратно.

– И кто же это может сделать, уважаемый?

Одновременно с заданным вопросом дедушка Аветис скрытно подал сыну и внуку их семейный знак, означающий "не мешайте мне торговаться". Те недоуменно переглянулись, но послушно смолчали, ни на мгновение, не засомневавшись в праве главы рода самому принимать важное решение.

– Другой чародей. Священник. Тот, кого она очень-очень любит… – почему-то покраснел здоровяк.

– А ты, Степан-джан – сумел бы?

– Я? – растерянно переспросил тот, отводя взгляд. – Ну, наверно, я мог бы попытаться… Меня учили… Но, почему я?

– Понимаешь, сынок, – мягко и доверительно промолвил мудрый старец, – для того, чтоб позвать на помощь еще кого-то, нам придется этому человеку все подробно объяснить. Иначе как он поймет, от чего именно следует лечить девушку? А это значит – открыть постороннему позор Аревик. Сделать именно то, чего хотел достигнуть ее похищением черный колдун. Нет! Может, я излишне жесток, но в таком случае – пусть все остается по-прежнему. Мне очень жаль внучку, но ее жизнь пустяк в сравнении с благосостоянием и будущим всего нашего рода.

– Что вы такое говорите?! – возмутился Степан. – Неужели вы способны вот так просто обречь Аревик на смерть?!

– Мне жаль… Моя душа рыдает кровавыми слезами, но – увы, именно так и будет, – решительно подтвердил старик. – Вот если б ты попробовал ее спасти, тогда другое дело. От тебя у нас тайн нет…

– Я не уверен в успехе, но надо же хоть попытаться!

– Что ж, мы согласны… – кивнул старик. – Но и тут не все просто…

– А теперь, что вам мешает?! – не на шутку взбеленился здоровяк.

– Не горячись, парень… Я совсем не бесчувственный чурбан, как кажется. А ты еще слишком молод и многое не понимаешь. Но, будь у тебя свои дети и внуки – уверен, ты бы меня поддержал. Как молчаливо соглашается сейчас с моими словами отец бедняжки.

– Это всего лишь громкие слова, – отмахнулся Степан. – Что же я должен сделать, чтобы вы пропустили меня к Аревик? Принять вашу веру, или – напротив, магометанство?!

– Увы, это не только слова, – покивал старец, снисходительно прощая парню слишком дерзкое поведение. – Скажи: ты уверен, что сможешь вернуть ее с того света?

– Обещать не стану, – развел ручищами богатырь. – Связь с потусторонним миром была разорвана вопреки желанию колдуна и, боюсь, задача предстоит не из легких…

– Вот видишь, – глава рода поднял вверх указующий перст, словно уличил парня в чем-то плохом. – Отсюда проистекают и все мои опасения.

– Почтенный Аветис, – поспешил на помощь побратиму, заподозривший какой-то подвох, но еще не сообразивший какой именно, более сметливый Куница, сожалея, что так некстати улетел опричник. Уж тот сумел бы подобрать верные слова. – Вы и в самом деле объясните отчетливо: в чем тут закавыка? А то, из ваших полунамеков, совершенно ничего не понятно…

– Отец хочет сказать, – неожиданно ответил вместо старика Ваграм. – Что если сейчас на чести моей дочери лежит большое, но непредумышленное пятно, то после того, как она проведет, с нашего разрешения и в нашем доме, какое-то время наедине с посторонним мужчиной – ни нам, ни ей уже не оправдаться. И, в таком случае, бедняжке действительно лучше умереть, оставаясь в людской памяти чистой и непорочной, нежели жить опозоренной.

– Что же мне, жениться на ней, что ли?! – воскликнул раздраженно Степан. И видя, что никто из присутствующих его шутке не улыбнулся, продолжил уже не так уверенно. – С ума вы тут все посходили, право слово…

Потом подумал немного и добавил твердо:

– Что ж, если родные Аревик считают сватовство единственным приемлемым условием, то для спасения девушки – я согласен и под венец пойти. Но, с существенным уточнением…

– Мы тебя слушаем, – ободрил нежданного жениха дедушка Аветис. – Любой договор должен быть оговорен всесторонне.

– Плевать мне на ваши договоры, купеческие души! – уже не сдерживая чувств, раздраженно рявкнул здоровяк. – Я женюсь на Аревик только в том случае, если она захочет выйти за меня по собственной воле. Даже не пытайтесь влиять на ее решение! Мне далеко до учителя, но – клянусь, пожалеете, если хоть одним словом или жестом попытаетесь принудить Аревик к согласию… Я сказал!

– Это и не условие вовсе, – довольно улыбнулся, добившийся своего, мудрый старик. – Кто же станет принуждать девушку к браку? А теперь, не теряй зря времени, сынок. Иди к ней. И да прибудет Господь с вами обоими. Господь и наши молитвы…

* * *

Девушка лежала в кровати, укрытая до подбородка толстой пуховой периной. В комнате жарко дышала натопленная печь, но руки Аревик были холоднее льда. И такие же прозрачные. На мгновение Степану показалось, будто он прикоснулся не к живому телу, а искусно сделанной фаянсовой кукле.

Уже больше часа прошло после довольно сумбурного и неожиданного разговора с ее родственниками, а он все еще неподвижно сидел у изголовья вырванной из плена чернокнижника девушки. Ласково вглядывался в точеные черты ее лица, задумчиво гладил нежные пальчики и боялся начинать то, ради чего, собственно, согласился именовать себя ее женихом и, действительно, готов был пойти под венец. Степан не признался бы в этом даже самому себе, но он боялся. Боялся – что ему не хватит знаний, а из-за этого Аревик может не услышать зова. И еще, правда в меньшей мере, совсем чуть-чуть – того, о чем знал каждый, даже недоученный чародей.

Отправляясь за духом девушки без сторонней магической поддержки, Степан сильно рисковал не только не привести Аревик обратно, но и сам легко мог остаться по ту сторону жизни… Навсегда. По уму – ему следовало попросить побратима, поучаствовать в обряде. Чтобы было кому выдернуть его из тонкого мира, если что-то не сложится, – но такого надругательства над обычаями родня Аревик точно не одобрила б. Вот и сидел ученик чародея в раздумье, еще раз взвешивая свои возможности, и в который раз удивляясь тому, что эта девушка так пришлась ему посердцу. Настолько сильно, что ради нее он был готов пожертвовать даже собственной жизнью.

В общем-то, он никуда особенно не торопился. В тонком мире нет времени. Бессмертные души и духи не нуждаются в измерении того, что не имеет для них никакого смысла. Но и сидеть незнамо сколько, сложа руки, в надежде, что все само образуется – тоже глупо. Не за тем он вызвался в спасители…

Степан крепко сжал пальчики Аревик в ладонях, пытаясь собственным теплом хоть немного прогнать из ее тела леденящий холод и закрыл глаза.

Мгновенно возникший сумрак радостно распахнул перед ним свои объятия, и мир исчез в первозданной тьме, вместе со всеми ощущениями. Осталась только обжигающая стужа – словно кисти его рук окунули в кипяток, или он провалился по локти в прорубь. А в следующее мгновение в лицо дохнуло жгучим морозом… Так сквозь распахнутое настежь окно или дверь, в жарко натопленную избу врывается снежная вьюга, принося с собой стужу и смертельное дыхание зимы. Радушно приглашая на прогулку, на свежий воздух, под яркие звезды, в дивную зимнюю ночь. На ту самую прогулку, с которой больше не возвращаются.

Но приглашение было столь искренне, что Степан, позабыв об опасности, шагнул за порог, спеша оказаться по ту сторону проема. Но, некстати подвернувшаяся, дверная ручка зацепилась за рукав и дернула его обратно.

Чертыхнувшись и рывком отделавшись от досадной помехи, парень опять попытался выйти наружу, – но в этот раз ежевичным кустом, в широкую штанину шаровар впился невесть откуда взявшийся гвоздь. И опять удержал чародея по эту сторону двери…

Недовольно ворча и проклиная собственную неуклюжесть, Степан высвободил одежду из глупого плена, но к тому времени, вместе с занимающимся вдали рассветом, очарование лунной ночи постепенно развеялось, и он, привалившись плечом к дверному косяку, остался на месте. Очень вовремя вспомнив – где мог оказаться из-за собственной неопытности и неосторожности. В мир мертвых войти не сложно, воротится – труднее.

Впереди, куда не кинь оком, стелилась гладкая, ярко-зеленая весенняя степь, устланная еще не рванувшимися в рост травами. Бескрайняя равнина, беззащитная, доступная, трогательно усыпанная бледно-розовыми и белыми цветками пушистого клевера и нежных ромашек.

Степан догадывался, что воображение и мысли девушек должны существенно отличатся от того, что грезится парням, но, только попав в сон Аревик, он осознал – насколько огромна эта разница. И не слишком удивился, когда с небес к нему ярким облаком порхнула райская птица. Вообще-то она больше всего напоминала разукрашенного во все цвета радуги разъевшегося голубя, удерживающего в коготках ветку благоухающей сирени, но тут уж как говориться: "кто спит – тот и зрит…". Еще неизвестно, что усмотрел бы другой чародей, сумевший заглянуть в его собственные – Степановы сновидения.

Поэтому цветущую ветку из лапок птицы он вежливо принял и любезно поблагодарил. После чего, не менее учтиво поинтересовался: не видела ли та, случайно, где-то поблизости молодую девушку?